Текст книги "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия"

К западной окраине России у русских писателей‐державников не было такого трепетно‐романтического чувства, каким оно было по отношению к Кавказу, хотя они поддерживали национальную интеллигенцию и сочувствовали ее боли за свой народ (Пушкин и Гоголь). Но Н. В. Гоголь, в конце концов, оказался одиноким в своем желании воспеть героическое прошлое запорожского казачества и тем самым придать «взгляду из центра России» романтический, а не реалистический характер. Не была реализована и «славянская карта» А. С. Пушкина и славянофилов, когда была предпринята еще одна попытка утвердить романтическое видение западной окраины – посредством актуализации общественного внимания к «славянскому вопросу»524524
  Данилевский Н. Я. Указ. соч. С. 308–309.


[Закрыть]. Этот вопрос в самой Европе начал просматриваться с XVI в.525525
  Мыльников А. С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. Этногенетические легенды, догадки, протогипотезы XVI – начала XVIII века. СПб., 1996.


[Закрыть], когда эпоха Возрождения закончилась церковной революцией – отделением протестантизма от католичества. Тогда начались активные политические и экономические процессы создания национальных государств на месте княжеств, земель и герцогств, и одновременно началось движение в сторону образования будущих империй. Собственно, это был выход на путь цивилизационного строительства, так как искалось не только отличное, индивидуальное в анналах истории, преданиях и легендах, но и общее, причем разное «общее»: и европейскость как приобщенность к античной цивилизцации, и славянство для славян, а латинство для германоязычных народов.

Славянофильство в его русском варианте сущностно отличалось от других похожих европейских проектов, поскольку его нельзя сводить к панславизму. В этом идейном течении православие и народность были неотделимы друг от друга, в силу чего славянство рассматривалось как народный элемент, проникнутый духом православия. Славянофилы использовали для своей конструкции только «всечеловеческие» компоненты: внеэтничные славянство и православие. Ничего подобного не было в идеологии англичан, французов, немцев. Там по‐иному складывался народный компонент и другим был скрепляющий его духовный фактор. У всех перечисленных европейцев в основе «народа», после череды буржуазных революций, стало признаваться «национальное», т. е. гражданско‐правовое начало. Разница в каждой отдельной стране была локальной и не столь важной. Например, в Англии английский национальный тип был ориентирован на аристократию. «Английский джентльмен» – средний тип англичанина вообще, не просто воспитывался, а жестко формировался всеми возможными способами. «Средний француз» был ориентирован на светскость – безрелигиозность, полиэтничность, социальный индифферентизм. Национальный тип немца начал складываться позже всего, и здесь главным была ориентация на дохристианский германский элемент. Чем‐то похоже на славянофильство, но с существенной разницей: немцев интересовало древнее германское язычество, а русских славянофилов – православие.

Европейский «народ‐гражданин», единый на уровне культурного бытия, не терпел один другого на политическом уровне. Именно это последнее звено открывало простор национализму как в Европе, так и в других регионах. Иными словами, европейцы не были националистами в индивидуально‐личностном смысле. Каждый в отдельности был «культурным и образованным человеком» – европейцем, но как гражданин Франции он готов был ненавидеть Россию и русских, если «нация к тому призывает», и идти с ней и с ними воевать до их полного истребления или подчинения. Таким образом, область политики стала в Европе средством и местом манипуляции сознанием «народа». Политики лишь избирали, исходя из злобы дня, меру и степень национализма и шовинизма и представляли это как национальный интерес. Таким образом, национализм в Европе стал способом объединения гражданского электората в одно целое и, по сути, до сих пор является механизмом политического управления.

Причем среди европейских мыслителей существовало немало людей, открыто боровшихся с национализмом, и даже, как считают исследователи этого вопроса, общественное мнение было в целом на их стороне. «В немецкой общественной мысли и культуре эпохи Просвещения, начиная с Г. Лейбница, – как отмечает Мыльников, – утвердилась гуманистическая линия, противостоявшая высокомерно‐шовинистическому отношению к славянским и другим народам»526526
  Мыльников А. С. Народы Центральной Европы: формирование национального самосознания. XVIII–XIX вв. СПб., 1997. С. 167.


[Закрыть]. И действительно, на индивидуальном уровне проблема решалась довольно просто: европейский гуманитарный дискурс был большей частью антинационалистичным, антирасистским и антишовинистичным. А то, что делала страна как субъект международных отношений, было вне этих оценок.

Решив внутри себя проблему национального, европейцы со всей внимательностью и пристрастием смотрели на те страны, где народ еще не превратился в нацию, или же, как это было в России, стал нацией не по европейскому рецепту. Эти страны подвергались жесткой критике с позиций «позитивных европейских ценностей».

Русские славянофилы были в каком‐то смысле утопистами для своего времени, так как выражали наивный в своей простоте народный взгляд на славянский мир. Н. Я. Данилевский писал о «всеславянской федерации» под главенством России, новой, более высокой цивилизационной форме существования России, которая позволила бы не только славянам решать вопросы свободы и развития, но и тем народам, которые волею судеб оказались среди славянского мира527527
  Данилевский Н. Я. Указ. соч. С. 308.


[Закрыть]. Другие говорили о жертвенности, солидарности, единстве. Так думали И. С. Аксаков528528
  Аксаков И. С.Польский вопрос и русское дело в западном крае // Аксаков И. С. Наше знамя – русская народность. Избр. работы. М., 2008. С. 282–291.


[Закрыть], А. Ф. Гильфердинг529529
  Гильфердинг А. Ф. Статьи по современным вопросам славянским // Собр. соч. СПб., 1968. Т. 2.


[Закрыть], Ф. М. Достоевский530530
  Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 г. // Полн. собр. соч. М., 1989. Т. 23. С. 43.


[Закрыть]. Славянскую идею, в определенном смысле и на определенном этапе, поддерживала российская власть (войны с Турцией за свободу славянских народов на Балканах).

Но параллельно этому разворачивался другой процесс. В среде либерально‐демократической русской интеллигенции нарастало сочувствие к «угнетенным народам» на западном российском пограничье, сначала к украинцам и полякам, потом евреям, финнам, прибалтийским народам. «Славянский вопрос», и в том числе позиция славянофилов, подверглись дружной критике со стороны «либералов и значительной части политической элиты страны»531531
  Крючков И. В. Венгрия и славянский мир в интеллектуальном пространстве России в последней трети XIX – начале XX в. // Национальные образы прошлого. Этническая домината в историографии и философии истории. Третьи Санкт‐Петербургские чтения по теории, методологии и философии истории. 20–21 апреля 2007 г. СПб., 2008. С. 116.


[Закрыть]. Славянофилов по отдельным внутренним вопросам не поддерживало и Российское правительство. И романтизм славянофилов в конце концов был побежден прагматизмом их противников западников и действиями правительства.

Главным злом на месте существования западного цивилизационного узла, на наш взгляд, был сепаратизм, причем разного толка: политический, религиозный и даже этнический. Здесь было активнейшее польское противодействие не просто российскому, а именно русскому этническому присутствию532532
  Пашаева Н. М. Очерки истории русского движения в Галичине в XIX–XX вв. М., 2007.


[Закрыть]. На этнический характер польского сепаратизма обращают внимание многие русские историки и публицисты. На этом особо остановился Н. Ф. Дубровин в своем известном труде «Русская жизнь в начале XIX в.»533533
  Дубровин Н. Ф. Русская жизнь в начале XIX века. СПб., 2007. С. 394, 415, 444, 449.


[Закрыть] Опираясь на большой корпус редких источников, автор показал, как развивались события на русско‐польском этническом и политическом пограничье в драматичную эпоху наполеоновских войн. Дубровин отметил, что почвой для складывания высокомерного отношения поляков к русским была культура. Поляки гордились своей культурой и этнической чистотой и считали русских «испорченными славянами», как духовно («схизматики»), так и антропологически (смешанный тип с угро‐финнами и татарами)534534
  Филатова Н. М. Образ России в польской культуре 1815–1830 годов // Русская культура в польском сознании. М., 2009. С. 126, 129, 136, 138.


[Закрыть]. Русский язык они называли «холопьим»535535
  Там же. С. 406.


[Закрыть], а самих русских «варварами», «медведями», «рабами». Носителями этнических предубежденностей были мелкопоместная шляхта536536
  Там же. С. 415.


[Закрыть], духовенство и монахи537537
  Там же. С. 443.


[Закрыть]. Дружба с Россией в самом начале XIX столетия, когда император Александр I предоставил полякам все возможные свободы, в ущерб даже русскому населению, ненадолго сделала поляков лояльными подданными. Как только началось наполеоновское завоевание Европы, поляки отовсюду, в том числе и с российской территории, стали уходить и вливаться в число легионеров Наполеона. В австрийской и прусской части раздробленной Польши оставшиеся там поляки молились: «Отче наш, Наполеон, французский император, иже еси в Париже, да святится имя твое яко в немецкой, прусской, так и в нашей галицийской земле! Правление польское даждь нам днесь, а ты Франц (император Австрийский), остави нам долги наша, яко же и мы оставляем недостойным чиновникам твоим; не веди нас от скорого искушения, но избави нас от лукавого, дявольского немецкого народа»538538
  Там же. С. 457.


[Закрыть]. В том же духе были переделаны и богородичная молитва Радуйся Франция благодатная и «Верую»: Веруем в Наполеона. Когда Наполеон приблизился к границам России, российских поляков, как эпидемия, охватили сепаратизм и антирусские настроения. Более того, они хотели, чтобы украинские и белорусские земли опять принадлежали Польше, напрочь забыв, что до XVI в. это была исконно русская территория.

Митрополит Вениамин (Федченков), которому пришлось какое‐то время жить в Польше в 1920‐е годы, отмечал ярко выраженный этничный взгляд поляков на русских. Этот взгляд выражал «Польский катехизис» революционеров, который создавался при активном участии польских ксёндзов: «пункт 10‐й. “Помни, что Россия – первый твой враг, а православный есть раскольник (схизматик), и потому не совестись лицемерить и уверять, что русские – твои кровные братья, что ничего против них не имеешь, а только против правительства, но тайно старайся мстить каждому русскому”»539539
  Митрополит Вениамин (Федченков). Духовный лик Польши. Католики и католичество. М., 2003. С. 187.


[Закрыть]. Митрополит Вениамин с сочувствием относился к тому, что Польша не раз теряла свою государственность, но считал, что Польша страдала по своей вине, так как даже будучи свободной, все время пыталась навязывать свой сепаратизм, активно занимаясь прозелитизмом и ополячиванием русского православного населения на территории Белоруссии и Украины. Со стороны русских не было такого этнического предубеждения, каким были проникнуты поляки. Как показывает М. В. Лескинен, в российских этнографических описаниях преобладали позитивные черты поляка540540
  Лескинен М. В. Поляки и финны в Российской науке второй половины XIX.: «другой» сквозь призму идентичности. М.,2010. С. 208.


[Закрыть], в русской народной традиции отмечались как положительные, так и отрицательные черты, в русской беллетристике также звучали полярные мнения. В литературе 1830‐х годов сохраняются полярные оценки, а вот в 1860‐е годы литература разделяется на славянофильскую и западническую. Славянофилы говорят об отрицательных польских чертах, а западники – о положительных541541
  Там же. С. 209–210.


[Закрыть]. Автор замечает «негативные коннотации польского характера в русской культуре последнего столетия, связанные с пылким патриотизмом и благородными порывами, отчасти отражали не национальное, а эстетическое неприятие того идеального образа, который функционировал ранее и сложился под влиянием польского романтизма»542542
  Там же. С. 211.


[Закрыть]. Таким образом, даже негативный образ «поляка» не сводился у русских писателей к этническим чертам, не был оценочно жестким. Польский взгляд на русскую культуру, как считают современные исследователи, не был однозначным: в дореволюционную эпоху (до 1917 г.) положительно оценивалось все то в русской культуре и действительности, что было близко самим полякам, в число же наиболее отрицательных образов входили российская власть (и силы ее защищающие), идеология, вера543543
  Липатов А. В. Польша—Россия: цивилизационный аспект национального восприятия (В поисках подхода к аксиологическому осмыслению европеизма) // Русская культура в польском сознании. М., 2009. С. 143–156.


[Закрыть]. Но именно этот – про‐католически узкий – взгляд на культуру и определял специфику польского взгляда на Россию и русских. Культурой оправдывался лишь небольшой периметр русского мира. Сюда не попадало многое из того, что сами русские и сама Россия считали самым важным в себе. Вот почему актуальными были и остаются слова Н. Я. Данилевского, написавшего, что причина польского вопроса – в самих поляках544544
  Данилевский Н. Я. Указ. соч. С. 28–29.


[Закрыть].

Сегодня, когда текст становится продолжением исторического прошлого времени взаимодействия двух народов – русского и польского, – проблема жесткой этнической оценки русских со стороны поляков не исчезла (взять хотя бы проблему Катыни), а приобрела, может быть, дополнительный политический ресурс, когда Польша стала официальным союзником Запада по блоку НАТО и членству в Евросоюзе. В Польше подготовлено многотомное издание «Идеи в России», где делается попытка создать каталог «взаимных предубеждений» русских и поляков545545
  Idee w Rosji, Ideas in Russia: Lеcksykon rosyjiko‐polsko‐angielski, vol. 1–5 / A. de. Ed Lazari. Łódż:. Semper, 1999–2003.


[Закрыть]. Но что мы видим в качестве образца оппозиционной диалоговой пары этого «культурного контекста»? С польской стороны – «гонор»546546
  Такой вдумчивый исследователь польского характера, как митрополит Вениамин (Федченков), считал, что гонор вырос на почве католицизма. См.: Федченков Вениамин, митрополит. Польский характер и его источники // Духовный лик Польши. Католики и католичество. М., 2003. С. 194–222.


[Закрыть] (в узком смысле – честь, в широком смысле – безграничная свобода), с русской стороны – «душа»547547
  Поповский С. Польский гонор и русская душа // Новая Польша. 2003. № 3.


[Закрыть]. Поляки смотрят на русских с позиции гонора (нравственно‐оценочный критерий, вписывающийся в этническую оценку), а русские с позиции «души» (априори безоценочная позиция). Гонор в отношении русских всегда строился на предубеждении в их варварстве548548
  Нам известно, что «русский» в современном польском языке – понятие из низовой лексики, означает что‐то вроде «чурка», и поэтому для высокой лексики существует слово «россиянин».


[Закрыть], нецивилизованности, «звериной непредсказуемости» (основная тема польской публицистики XIX в.)549549
  Лазари Анджей де. Поляки и русские глазами друг друга (постановка проблемы на материалах политической карикатуры) //http: //src‐h.slav.hokudai.ac.jp/coe21/ publish/no17_ses/06ozari.pdf


[Закрыть]. Сегодня, отмечает польский исследователь, «быть в Польше антисемитом неловко, питать антинемецкие чувства неуместно, русофобия же вполне дозволена»550550
  Он же. С. 119.


[Закрыть]. Как ни странно, но именно «нетолерантная» и «варварски медвежья» Россия сегодня демократично позволяет полякам высказывать свой «гонор» и печатать в крупных научных российских издательствах нелестную для России польскую точку зрения на российскую историю и русских XIX–XX вв.551551
  Например, научный сборник: Столица и провинция в истории России и Польши /Сост. Б. В. Носов. М., Наука, 2008.


[Закрыть]

Поляки открещиваются от всего, что Россия строила и создавала на их территории, хотя признают некоторые неоспоримые факты. «Юзефу Пилсудскому принадлежит известное высказывание о том, что Польша напоминает бублик: съедобная и вкусная часть его – окраина, а в центре – пустота… Речь идет, прежде всего, о восточных «Кресах» – украинских, белорусских и литовских землях – бывших восточных окраинах Польши, которые дали польской культуре целые поколения писателей, художников, музыкантов, этнографов, фольклористов, ученых»552552
  Хорев В. А. Восточные «Кресы» в современной польской прозе // Столица и провинция… С.290.


[Закрыть]. Стоит вспомнить о том, что и великий польский поэт Адам Мицкевич тоже родился в восточных Кресах – в Белоруссии553553
  Лабынцев Ю. А., Щавинская Л. Л. Белорусское униатство и православие в жизни Адама Мицкевича // Традиции и современность. Научный православный журнал. 2007. № 6. С. 61–70.


[Закрыть]. Факты, сами по себе, многозначительные.

Образование в сельской местности Польши можно считать духовным подвигом русских педагогов, потому что им приходилось трудиться в условиях «резкого неприятия ко всему русскому»554554
  Цабан В. Русские учителя в Королевстве Польском в XIX – начале XX века (столица—провинция) // Столица и провинция… С. 206.


[Закрыть]. Тем не менее за XIX век «не менее 30 тыс. поляков получили образование в столичных вузах»555555
  Фалькович С. М. Санкт‐Петербург – центр деловой, научной, культурной и общественно‐политической активности поляков в XIX – начале XX века // Столица и провинция… С. 184.


[Закрыть], в России оставалось трудиться на разных поприщах – научном, педагогическом, художественном – большое число поляков. Именно они в большей степени смягчали волну антирусских предубеждений в Польше. В целом, польский вопрос крайне осложнял на западных рубежах миротворческую деятельность России, но всё же существовал определенный позитив в том, что Польша, как особая политическая территория, укреплялась, а не деградировала, росла и развивалась, несмотря на противодействие самих же поляков. Итогом такой сложной цивилизационной эволюции был позитивный для Польши результат: страна после обретения самостоятельности, после распада Российской империи сразу смогла встать на ноги как равноправное европейское государство, со своей экономикой, политической элитой, армией.

Сложнейшей проблемой для Российского правительства на западном пограничье был «еврейский вопрос», т. е. проблема включения еврейского населения с польских, белорусских и западноукраинских земель в цивилизационное пространство России после раздела Польши. Еврейский вопрос в этом регионе сложился внутри польского вопроса, и в этом была его особенность. В целом же трудность для правительства состояла в том, что оно столкнулось с крайней замкнутостью еврейских общин в силу их религиозной специфики. Черта оседлости, введенная для евреев, предусматривала временное ограничение продвижения в глубь России основной массы еврейского населения556556
  Черта оседлости была полностью отменена в 1917 г., после Февральской революции, но постепенная отмена ограничений происходила весь XIX и начало XX в.


[Закрыть]. Правительство смотрело на это временное ограничение с точки зрения цивилизационных задач, т. е. постепенного решения вопроса предоставления свободы передвижения по мере размыкания еврейского этнорелигиозного монолита на отдельные гражданские составляющие. Подобный подход был характерен не только в отношении евреев. В целом подобные монолитные структуры внутри империи рассматривались как дестабилизирующий фактор и к ним был особый подход. Чисто формально такое сообщество подходило, с точки зрения российской власти, под определение секты (духоборы, молокане, хлысты и др.) с их сугубой замкнутостью и особой подчиненностью религиозным лидерам.

Постепенное включение евреев в цивилизационное поле России позволило им перейти к развитию и движению вперед, от застывшего средневекового состояния, в котором они пребывали в Польше не один век. В течение XIX в. происходило непрерывное включение евреев, в том числе Западного края, в светскую жизнь России: экономическую, культурную, политическую. И это был значительный результат цивилизационной деятельности российского правительства.

Первые существенные результаты массовой инкорпорированности евреев в российскую жизнь стали заметны с 1870‐х годов в области художественной культуры557557
  Солженицын А. И. Двести лет вместе (1795–1995). М., 2001. Т. 1. С. 172.


[Закрыть], а к началу XX в. они проявились и в других сферах558558
  Там же. С. 174.


[Закрыть]. Пионерами в этом движении, как отмечает А. И. Солженицын, выступали русские евреи, т. е. обрусевшие, из других районов России, а не польские, поскольку последние дольше сохраняли оппозиционность к российскому правительству и неприязнь к русским559559
  Там же. С. 176.


[Закрыть]. Вообще, по нашему глубокому убеждению, проблема национализма, ксенофобии состоит не в плохом знании этносов и религий друг о друге, как это сейчас пытаются представить в рамках западного проекта560560
  В специальной статье мы показали, что западный проект утверждения толерантности имеет не светские, а религиозные корни – католические и протестантские. Это западная, декларируемая терпимость, не обеспеченная никакими духовными ресурсами, вот почему ее внедрение носит насильственный характер. Терпимость навязывается другим в удобной идеологической форме. См.: Кириченко О. В. Толерантность как религиозная и нравственная проблема современности // Традиции и современность. Научный православный журнал. 2006. № 5. С. 15–41.


[Закрыть] обучения учащихся толерантности, а в нарочитом обнажении этничности, освобождении ее от одежд культуры, подлинной религиозной духовности. Отделив церковь от государства, тогда же стали разрушать то единство государства, церкви, общества, за счет которого прежде обогащались и укреплялись каждая из этих структур. Терпимость – это проблема религиозная, а не культурная, и в большой степени даже аскетическая. Вера и аскетика в православной религиозной традиции активно формировали нравственность и облагораживали нравственные чувства, в том числе придавали чувству терпимости необходимую глубину и твердость. В свою очередь, в католической традиции эта задача решалась достаточно формально561561
  Там же. С. 15–16.


[Закрыть]. В рамках же православной цивилизационной деятельности проблема терпимости «к другим» решалась как проблема создания благоприятных условий для существования терпимости через духовно понимаемый миротворческий процесс.

Возвращаясь к проблемам западного цивилизационного рубежа, отметим, что идея «угнетения» фактически победила здесь в конце XIX в. романтическую идею «славянского братства»562562
  Славянофильские и панславистские идеи так и не оформились в реальный политический проект, из‐за чего славяне Западной Европы не были защищены цивилизационно. Поэтому, когда восторжествовала западная доктрина избранности, предшествовавшая идеологии фашизма, именно славяне стали первой ее жертвой. На это указывают события в Австрии в 1914 г., когда в концлагере Талергоф были уничтожены свыше 30 тыс. русских славян – жителей Галиции. См.: Пашаева Н. М. Очерки русского движения в Галичине XIX–XX вв. М., 2007. С. 110.


[Закрыть], и романтизм, а значит, и культурная доминанта, уступили место реализму. А реализм – это уже жесткие политико‐правовые отношения без романтики встречи двух культур. Несомненно, что романтическая парадигма позволила бы снять остроту политического языка, который навязывался тут России, несмотря на то, что она и при негативной раскладке сил сумела все же огромной ценой выстроить цивилизационную конструкцию, состоящую из узкой политической границы (чисто армии) и цивилизационного пояса (пограничного русского населения), длиной приблизительно в 500 км. Вот почему России пришлось проводить здесь культурную деятельность (и надо признать, весьма обширную и плодотворную563563
  Федосова Э. П. Прибалтика, Белоруссия и Литва // Русские в Евразии. XVII–XIX вв. М., 2008. С.123, 127, 133, 153–155, 165–168, 176–178.


[Закрыть]), но имевшую характер политической (имперской) деятельности. И потому принимаемой в штыки, несмотря на ее продуктивность. Выстроенные университеты, гимназии, театры, музеи, больницы, храмы и монастыри с их широчайшей благотворительностью и ориентацией на социальную помощь лишь в некоторой степени смягчали отношение к русским, националистические и революционные силы продолжали оказывать здесь сильнейшее влияние на народное самочувствие. Примеров бескорыстной культурной помощи со стороны России не перечислить. Например, в Эстонии в 1775 г. пожар практически уничтожил Дерпт, но город был заново отстроен «за счет казны» и получил «своеобразный и цельный облик в стиле классицизма»564564
  Там же. С. 155.


[Закрыть]. Варшава как современный «европейский» город была отстроена именно в «российский период». Возведенный в городе в начале XX в. великолепный собор во имя святого князя Александра Невского, где находились монументальные росписи самых известных русских художников того времени, в том числе В. Васнецова, однако, был взорван «демократической» властью свободной Польши в 1920‐е годы565565
  Лабынцев Ю. А., Щавинская Л. Л. В Варшаве 80 лет назад // Очаковская церковно‐приходская газета. М., 2006. № 21. С. 21–24.


[Закрыть]. Примеры замалчивания или негативного отношения к российскому прошлому в этом регионе можно только умножать. На взаимоотношения России и ее западных соседей (теперь живущих в отдельных государствах) продолжают и сегодня оказывать влияние мифы прошлого, как идеологические установки, связанные с современными прозападными их интересами.

Говоря о цивилизационном пограничье, мы сводим воедино два понятия – политическое («российское государство») и духовно‐культурное («русская православная цивилизация»). Для цивилизационного пограничья важна этничность. А поскольку этничность всегда подразумевает моноэтничность, то в качестве ведущей этничности, создавшей цивилизацию и давшей ей свое имя, мы называем русских. Все другие этносы России являлись в этом цивилизационном движении участниками долгосрочного исторического «мегапроекта», принявшими эту ношу – кто добровольно, а кто нет. Но и для последних речь шла лишь о выражении лояльности их по отношению к политической власти, а не о насильственном включении их в чуждый духовный мир. Цивилизационный проект не был строго продуманным идеологическим продуктом, поскольку он в первую очередь был общим детищем – народным, церковным и государственным. Государство на самом раннем этапе находилось рядом с народом и вносило свою необходимую весомую лепту в рационализацию этого движения. Как и Церковь, оно выполняло свою миссионерскую задачу. Тем не менее зазор между «народным», «государственным» и «церковным» факторами всегда существовал, а, значит, существовали и определенные небольшие несовпадения действий и интересов.

Российское пограничье выстраивалось при большой концентрации на пограничье этнически русских, православных в разных сословно‐социальных формах (казачества, крестьянства, администрации, представителей армии), но при этом здесь не было той структуры социума, которая характерна для «центра». Здесь важна была не «структура» как иерархия, а «сила», и потому на пограничье мы наблюдаем создание силового поля, а не иерархической структуры. Это обстоятельство и позволяет нам сделать вывод, что пограничье создавалось этничностью, именно она играет тут главную роль. А учитывая, что цивилизационное пограничье – это особое духовно‐культурное пространство, цель которого – миротворчество, мы вправе говорить о более широком поле действия этничности в этом пространстве. Этничность, как духовная сила, на цивилизационном пограничьи выстраивает не просто политическую границу, она направлена на культурные, представительские и другие мирные цели, и за счет этого она сама облагораживается высокими смыслами и по‐настоящему общечеловеческими задачами.

Те силы, которые действовали на пограничье (казачество, крестьянство, промышленники, чиновничество, армия), объединяли русскость и православие, поскольку этничность в русской традиции была самым теснейшим образом связана с религиозностью566566
  Буганов А. В. Русские и их враги, союзники, соседи // Громыко М. М., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М., 2000. С. 504.


[Закрыть]. Русские были основной – и численно, и качественно – силой цивилизационного движения. Они вовлекли в цивилизационный труд, в стихию продвижения вперед и укоренения на новом месте множество других народов. И в этом смысле русская православная цивилизация – это коллективное детище всех народов России. Не следует забывать, что здесь многое строилось на доверии, доброжелательности и даже жертвенности. Жертвенность была важна с обеих сторон. Русские отдавали свои силы на устроение мирного пространства для других народов. Но и другие отдавали им частицы (большие или меньшие) своей идентичности, переходя на русский язык, включаясь в область русской культуры. Жертвенность приносила благие плоды и тем, и другим. Многие из народов, не имеющих письменности и высокоразвитой культурной традиции, получали возможность развивать собственную традицию, привившись сразу к древу русской культуры. Мир под властью закона, защищающего «местные народы», позволял им развиваться в благоприятной обстановке. На всех полюсах цивилизации (восточном, северном, южном) за несколько столетий (и особенно в XIX в.) произошли колоссальные изменения. Этот факт нельзя не признать! Мы вправе говорить о том, что был создан тот самый культурный, цивилизационный пояс, который позволял существовать плодотворному миру – миру, обеспечивавшему развитие этих народов.

Существовали свои особенности, в том числе сходство и разница в представителях сил на пограничье. Явно, что пионерами на всех трех выше указанных направлениях были казаки. Важной нам представляется точка зрения краснодарского историка и этнографа О. В. Матвеева на саму роль казачества в период, как он называет, «имперостроительства», т. е. процесс, который мы именуем цивилизационной деятельностью. Изложим подробно его концепцию567567
  Матвеев О. В. Явление казачества в истории и культуре России… С. 10–24.


[Закрыть]. «С точки зрения имперострительной функции казаки как народ сложились именно в Империи, в героике ее построения, в походах за ее расширение, в подвигах ее защиты». Место крестьянства – идти за казаками. Также казаки являются связующим звеном с нерусскими народами. Важна мысль автора и о социальном составе гражданской колонизации Кавказа, тех, кто потом влился в казачество. Автор говорит об однодворцах как основной категории земледельцев‐переселенцев. В ментальности казачества как защитников рубежей христианской империи есть зерно того рыцарского духа, которое было и в Западной Европе как реакция на конкисту.

Итак, именно казачество, как особая группа в русском народе, было наиболее мобильно и контактно с другими этносами568568
  Нарожный Е. И. О «рязанской версии» И. Д. Попко в ранней истории казачества на Тереке (Некоторые историко‐археологические реалии) // Памяти Ивана Диомидовича Попки: Из истории прошлого и духовного наследия северокавказского казачества. Краснодар, 2003. С. 11.


[Закрыть] и даже государствами569569
  Яркий пример тому – Турция и Австрия.


[Закрыть]. В то же время казачество, если оно жило компактно, не отказывалось от своей православной веры и своей русскости570570
  Классическое «мы не русские, мы – казаки» нисколько не противоречит другим свидетельствам. По отношению к крестьянам – русским и украинским переселенцам на Кавказ – казаки считали себя казаками, а вот в другой ситуации не грешно было сказать, что «я – русак».


[Закрыть], было плацдармом для дальнейшего цивилизационного устроения. Вот почему его миссией в период складывания цивилизационных границ было не просто политическое или военное отстаивание границ, но установление контактов с другими народами.

Второй цивилизационной силой на пограничье была армия (и в лице ее – государство), поначалу служилые люди и стрельцы, а потом, в послепетровское время, – регулярные войска. Задачей армии являлось создание и удерживание (или перемещение) жесткой политической границы. В армейские части порой включали и казачество, но, как правило, последнее все же было иррегулярной составляющей российской армии. Когда отпадала необходимость в присутствии армии, на ее место ставили казачество, передавая ему частично регулярные армейские функции, как это было в Оренбуржье в начале XIX в.

Третья цивилизационная сила – сами переселенцы, большей частью состоявшие из крестьян и частично из промышленников. Сюда вливались те группы казаков, которые оседали на землю и переставали перемещаться вслед за армией. Переселенцев‐крестьян могли использовать и в других целях – перевести в казаки, что активно происходило на Северном Кавказе, или сделать рабочими на горнорудной фабрике, как это было на Урале и на Алтае.

Церковь и вера выступали духовной скрепой для всех указанных сил, поскольку именно вера служила необходимой идеальной мотивационной доминантой, а Церковь создавала условия для религиозного выживания и формировала ту необходимую цивилизационную почву, которая становилась пригодна для всех, независимо от вероисповедания. При этом с точки зрения цивилизационного процесса не было необходимости воцерковлять все народы, входящие в Россию. Если и бывали на этом поприще ошибочные решения действовать силой, то они были временными (единичными случаями или кратковременными), но в целом ни Русская Православная Церковь, ни Российское государство не ставили себе цели насильственного воцерковления народов, считая вопрос веры делом добровольным.

Важны выводы и касательно особенностей Востока, Юга и Запада. По сути, России пришлось создавать три разных модели на каждом из трех направлений, и это тоже указывает на уникальные ее цивилизационные возможности. Политическое государство на это не способно. На восточном направлении, для преодоления главной проблемы – «тотальной несвободы» местного населения, на первый план выходят две составляющие – хозяйственная (экономическая) и церковная, которые здесь определяют лицо русской цивилизации. На южном направлении, где стояла проблема ликвидации набеговой практики, на первый план выступала культурная составляющая. На западном направлении, преодолевая сепаратизм, российское правительство вынуждено было действовало сугубо политическими методами. При этом территориально самая большая цивилизационная граница сложилась на востоке, потом идет запад, и на третьем месте – юг. На наш взгляд, такое положение сложилось в силу существования разных соседей на каждом из этих направлений. На востоке Россия, по большому счету, граничила с другими цивилизациями – Китаем и Индией. Но большее политическое значение в этом цивилизационном противостоянии имел все же Китай. Цивилизационное соседство всегда создает прецедент стабильности и определенности во всем: это четкий политический регламент, дипломатические договоры, огромное межцивилизационное (буферное) пространство, которое не дает возможности двум соседям принимать скороспелые решения.

Ни с кем другим Россия больше не имела такого пограничья – ни на юге, ни на западе. На южном направлении мусульманский мир так и не сложился в цивилизацию. Тем не менее он обладал способностью интегрироваться в цивилизационную структуру, как показывает опыт российских мусульман. И в этом смысле у ислама, на наш взгляд, мировая перспектива состоит в интеграции в иные цивилизационные структуры или же, по примеру Европы и США, – в создании искусственной цивилизации.

На западе, как и на юге, у России не оказалось цивилизационного партнера, но было постоянное многовековое политическое и религиозное противостояние католическому и протестантскому Западу. Именно Запад навязывал России (несмотря на одну, казалось бы, формально общую религиозную идентичность) постоянное жесткое политическое противостояние и нередко военную агрессию. Со стороны России главной цивилизационной формой отношений с Западом стала политическая, т. е. язык армии и дипломатии. Вот почему и пограничье здесь выстраивалось больше политическими методами, в противостоянии и конфронтации с соседними государствами и народами.

Проведенное нами исследование позволяет выделить некоторые общие принципы, характеризующие русскую православную цивилизационную деятельность на пограничье:

1. Эта цивилизационная модель действует в онтологических рамках двух противоположных антиномичных понятий – «бытие/инобытие», а не «цивилизация (культура)/ варварство», как это принято в западно‐христианской традиции – у католиков и протестантов. Западный мир не сумел создать органичной цивилизации по той причине, что, исказив христианское учение, он отошел и от правильного понимания дела миротворчества571571
  Павлова Т. А. Протестантизм и миротворческая деятельность в XVI–XX веках // Материалы международной конференции «Христианство на пороге нового тысячелетия» (Москва, 20–22 июня 2000 г.) Ч. II. М.; Воронеж, 2000. С. 260–265.


[Закрыть]. Для Запада миротворчество всегда оставалось сугубо политическим, меркантильным процессом на внешней арене и правовым – на внутренней.