Текст книги "Трагедия 22 июня. Авторы и виновники"

«Полумеры» – это то, что описал Жуков: «Весной и в начале лета 1941 года была проведена частичная мобилизация приписного состава с целью доукомплектования войск приграничных военных округов». А надо было, по словам Жукова: «Для того, чтобы остановить всю гитлеровскую военную машину, нужно было заранее провести мобилизацию, дообучение войск, а затем их сосредоточение и <оперативно-стратегическое> развертывание». Правда, он же уточняет: «Вернее, развернуть всю систему управления вооруженными силами»…

Некоторые исследователи никак не могут понять одной вещи – мол, как же так: «Что, мобилизация в СССР начинается только после нападения агрессора? Планировалось объявить мобилизацию только после нападения? А воевать вы неотмобилизованными частями будете?»

Увы – все наши планы были привязаны к дню «М», а он наступал, по нашим планам, именно после нападения врага, после начала войны, а не до. И объявлять мобилизацию мы собирались именно и только после нападения врага. Если мы сами первыми не нападаем… А даже если и сами первыми хотим врезать, то, по воззрениям наших стратегов, это можно было сделать без всеобщей мобилизации. «Армиями вторжения», как проповедовал великий поручик Тухачевский!

Читайте «план от 15 мая» Жукова – мы формально мобилизации не объявляем, но ох как мы врежем первыми! Потому что проведем предварительно скрытую мобилизацию, частичную – только в западных округах, но не во всей стране и армии, под видом «учебных сборов» ежегодных. Что и делали в мае – июне под руководством Жукова в реальности. Правда, в виде уже частичной мобилизации – частичной в дивизиях.

Но ничего необычного, или странного, или преступного в таких планах нет, в данном случае. Наши планы предусматривали всегда – и тогда и потом тоже, вплоть до наших дней – такой сценарий: первыми встречают врага на границе приграничные дивизии, которые находятся в более высокой моб. и боеготовности, чем вся армия, и пока они геройски воюют – остальные и проведут свои мобилизации, уже полные и формальные. Но до нападения противника, в «угрожаемый период», по нашим же планам и воззрениям, естественно, необходимо было для приграничных войск провести некоторые подготовительные мероприятия. И именно про это Жуков и говорил, когда писал в черновики своих «Воспоминаний»:

«Для того чтобы остановить всю гитлеровскую военную машину, нужно было заранее провести мобилизацию, дообучение войск, а затем их сосредоточение и <оперативно-стратегическое> развертывание. Вернее, развернуть всю систему управления вооруженными силами».

То есть хорошо (и надо) было бы, конечно, заранее провести мобилизацию в т. н. угрожаемый период, что вполне допускалось как превентивная мера в «планах» НКО и ГШ! Но в первую очередь – надо было бы развернуть управление войсками – штабы и службы обеспечения. А это, кстати, и та же связь, способная и должная работать бесперебойно в случае войны! А пополненные части потом, после начала мобилизации, на эти службы и будут опираться. И приграничные дивизии, находящиеся в более высокой моб. и боеготовности, это время и должны будут предоставить остальным войскам.

Ведь Жуков с Тимошенко с их окружением были уверены, что «тех войск, которые были предназначены для прикрытия развертывания главных сил, будет достаточно, чтобы сдержать первые удары противника». И пока эти «первые оперативные эшелоны войск приграничных военных округов, опираясь на существующие укрепления, при поддержке основной массы боевой авиации, в течение 10–15 дней должны были вести боевые действия с тем, чтобы прикрыть мобилизацию, перевозки главных сил, их сосредоточение и развертывание», войска вторых эшелонов с резервами округов, а также армии Резерва ГК вполне смогут беспрепятственно закончить свое выдвижение и мобилизацию. Так считали наши стратеги, и Сталин им в этом не мешал! Увы…

Другое дело – что даже если бы и привели все войска без огрехов в боевую готовность, и они заняли бы по планам Жукова к 21 июня свои позиции, то отступлений, конечно же, не удалось бы избежать все равно. Хотя они и были бы меньше тех, что произошли в реальности. Ведь по планам Жукова (Тимошенко – Мерецкова) наши войска размещались не там, где ждали наступление основных сил немцев. Ведь, как верно отметил А. Исаев, нашими стратегами в ГШ готовилась война на «ассиметричных операционных направлениях», «они наступают – мы наступаем», но не оборона как таковая. И одна приграничная стрелковая дивизия, да еще и растянутая на десятки км по границе, да еще и имеющая благодаря Жукову же, но реально не более 10–12 тысяч л/с, ну никак не могла сдержать удар нескольких немецких дивизий по 17 тысяч, да с танками.

Так что – эти «полумеры» организовал как раз сам же начальник Генштаба РККА – генерал армии Жуков. Кинулся по своему новому мобплану разворачивать аж под 20 новых мехкорпусов, которые не мог обеспечить танками, но приграничные дивизии, которые и должны были дать время на отмобилизование в случае войны остальным войскам и этим мехкорпусам в том числе, не додумался довести сразу до штата военного времени. Но при этом додумался остановить создание противотанковых бригад, которые были нужны для того, чтобы остановить танковый блицкриг вермахта…

Жуков: «Могло ли высшее военное руководство в лице Тимошенко и Жукова заранее развернуть войска прикрытия в боевые порядки и создать на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германских войск, обеспечить мобилизацию, сосредоточение и развертывание главных группировок вооруженных сил?

Без разрешения Политбюро и лично Сталина этого сделать никто не мог. Как известно, все наши важные военные вопросы, а тем более оперативно-стратегического значения решались в Политбюро, да и теперь они решаются в Президиуме ЦК партии».

О том, как и кто запрещал военным проводить мобилизацию и развертывание войск до 22 июня, выше мы уже показали – вранье это военных и тех, кто «помогал» Жукову писать его «Воспоминания». По сути вранье. Но также Жуков фактически обвинил Сталина и в том, что это якобы по его вине наших войск не оказалось против ударных группировок вермахта!

Действительно, без разрешения Кремля военные не могли разворачивать армии – «заранее развернуть войска прикрытия в боевые порядки».

И действительно, формально «без разрешения Политбюро и лично Сталина этого сделать никто не мог» – «создать на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германских войск». Но тут и кроется ложь на все сто. Причем очень непорядочная! Ведь сами военные именно Жукова, не Сталина с Молотовым и пр. бериями, а именно Жукова и обвиняли потом в том размещении войск в западных округах, – по которому наши войска располагались не там, где немец наступать будет, а там, где Жукову самому наступать хотелось. Это именно ГШ – Жуков в своих планах не создавал «на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германских войск». Как предлагал тот же генерал армии Тюленев на совещании в декабре 1940-го…

И если тот же маршал М.В. Захаров обвинил в авантюрности предвоенного планирования Тимошенко – Мерецкова, то другие военные обвиняли в этом именно Жукова, который довел до конца эти авантюры. Но вешать на Сталина ответственность за то, что против немецких танковых кулаков на всех стратегических направлениях не было создано наших группировок войск, способных отразить массированные удары германских войск – не стоит! Этого в планах ГШ при Жукове и не было предусмотрено…

28 октября 1957 года состоялось заседание Пленума ЦК КПСС. Обсуждался вопрос о личности Г.К. Жукова, о его «антипартийности», «самовосхвалении» и т. п. В общем – снимал Жукова с поста министра обороны Н.С. Хрущев. Которому Жуков буквально «вчера» помог удержаться во главе страны.

И на этом пленуме тот же Еременко в пылу задора бичевания Жукова выдал то, чего, наверное, не стоило делать – показал о грехах маршала за лето 1941-го. За предвоенное планирование в бытность Жуковым начальником Генштаба. Но это был 1957 год, а не 1969-й. Когда уже ЦК КПСС установил версию начала войны и вины за это самое предвоенное планировании. И маршалы в 1957-м еще думали, что можно говорить правду о персональной степени вины конкретных маршалов за трагедию 22 июня.

Слова маршала Еременко уже показывались в исследованиях связанных с изучением трагедии 22 июня, но привести их надо, и именно так, как написано в стенограмме. Как «ответ» на слова Жукова с его обвинения в адрес Сталина, мол, это он виноват в том размещении войск, Сталин не дал Жуковым создать группировок войск, способных отразить массированные удары германских войск…

Вот что выдал Еременко (смотрим текст, правленный, похоже, им самим уже после выступления – живой текст, а не тот, что пошел в официальную стенограмму Пленума 1957-го, где снимали Жукова):

«ЕРЕМЕНКО. Товарищи, по-моему, надо не только это сказать. Товарищ Жуков – уважаемый товарищ, но вы знаете, как он оценивает войну. Недавно была научная конференция, и вот тов. Жуков выступил и дал тон в историю, почему вначале войну проиграли [для написания истории, почему в начале войны мы проиграли ряд сражений], и все свалил на Сталина. Сталин был виноват, безусловно, но ты же был начальником [Генерального] штаба, уже войска были сдвинуты под предлогом учебы, сосредоточены, но не там сосредоточены, а по пути продвижения тов. Жукова[почему же, и по твоему предложению, войска были под предлогом учебы сосредоточены задолго до начала войны, но не там, где нужно]. А как началась война, началась кутерьма. Разве это Сталина вина? [Это вина Генерального штаба и прежде всего Жукова, который оказался оперативно неграмотным. В результате этого с началом войны началась переброска войск из одного района в другой, с тем, чтобы исправить допущенную ошибку, что окончательно запутало действия наших войск.] А потом оружие где надо было сосредоточить? Какое же он дал толкование, зачем это? Тоже, учитывая, что тут наука, свои заслуги рассказывал[насчет оружия. Где надо было сосредоточить оружие, то там его не оказалось. Какое же он дал толкование этому периоду, учитывая, что дело идет о науке? Он выпятил свои заслуги и неправдиво показывал других]. Разве это правильно?

Потом было совещание[Несколько слов о совещании] в декабре 1940 года у Сталина[23–31 декабря 1940 г. в Москве состоялось совещание высшего командного и политического состава Красной Армии. На нем присутствовали руководители наркомата обороны и Генштаба, начальники Центрального управления, члены Военных советов и начальники штабов округов и армий, начальники всех военных академий. В совещании приняли участие члены Политбюро ЦК ВКП(б) – А.А. Жданов и Г.М. Маленков. На совещании обсуждались положение в Красной Армии, вопросы укрепления ее боеспособности, оперативного искусства и тактики, необходимость ликвидации недостатков, выявившихся в ходе «зимней войны» с Финляндией в 1939–1940 гг. С докладами на совещании выступили К.А. Мерецков («Итоги боевой подготовки Красной Армии»), Г.К. Жуков («Характер современной наступательной операции»), И.В. Тюленев («Характер современной оборонительной операции»), Д.Г. Павлов («Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод мехкорпуса в прорыв») и другие военачальники. Под руководством С.К. Тимошенко (уже в начале января 1941-го. – К.О.) была проведена оперативно-стратегическая игра. За «синюю» (западную) сторону успешно играл Жуков, за «красную» (восточную) – Павлов. Общий разбор игры состоялся в Кремле 12 января 1941 г. На нем кроме руководства наркомата обороны, Генерального штаба, командующих войсками и начальников штабов военных округов присутствовали И.В. Сталин и другие члены политбюро.].

Tyт[здесь] присутствуют многие товарищи, которые там были[на этом совещании]. Как мы[плохо] выглядели на этом совещании! [У нас даже не было мобплана.] Сталин дал указания, толковые указания; какими должны быть дивизии с точки зрения[их] подвижности, какое[должно быть] соотношение родов войск[и т. д.]. Целый ряд указаний был, но ничего не выполнил. Все присутствовали, знают, в истории эти указания записаны. Так что сейчас обелять себя неправильно[Был дан целый ряд других указаний, но ничего из этого не было выполнено. Все присутствовавшие знают это, в истории эти указания записаны. Так что нечего обелять себя Жукову, он повинен в том, что наша армия в начальный период войны понесла поражение].

Поэтому, товарищи, я делаю вывод, мало партийности в работе тов. Жукова. Это зарвавшийся человек, потерявший всякую скромность, это человек необузданного тщеславия. Он[своими действиями] не укрепляет ряды партии, а ослабляет. У него много наград и всего прочего, но никакие награды не помогут. А потом у него такой характер: если плохо – это ты, а если хорошо – это я. Так и в Сталинграде. Хорошо – так это он, если бы было плохо – так это не он. Так нельзя ставить[закрыть антипартийное лицо Жукова, притом у него такой странный характер и такая манера, что если плохо, – это ты, а если хорошо, – это он. Так Жуков формировал себе славу и шельмовал других, приписывая славу других себе].

Я думаю, что выражу мнение всех, если скажу, что мы будем укреплять наши Вооруженные Силы под руководством нашей партии и никому не позволим отрывать армию от партии. А если кто будет мешать[нам] то мы попросим убраться с дороги.[Я поддерживаю предложение тов. Брежнева о выводе Жукова из состава ЦК и Президиума ЦК] Вот, что я хотел сказать.

Войска Северокавказского военного округа одобрили это решение Центрального Комитета и заверяют, что[всегда] будут в полной боевой готовности. Если потребуется выступить по зову партии, мы всегда готовы» (Фонд А. Яковлева. Архив А. Яковлева. Георгий Жуков. Раздел V. Хрущевская опала. Документ № 19.2. «Пленум Центрального Комитета КПСС – октябрь 1957 года. Стенограмма. Заседание второе. Вечернее. 28 октября).

Вел заседание этого пленума Л.И. Брежнев. Тот самый Леонид Ильич, который провел 9 мая 1965 года первый Парад Победы после войны, после июня 1945 года, после снятия Хрущева в 1964-м. Который не позвал на мавзолей 9 мая 1965 года – на первое празднование Дня Победы советского народа в Великой Отечественной войне, с парадом, после 1945 года – маршала Победы Г.К. Жукова…

Думаю, особых комментариев на выступление Еременко не требуется – читатель и сам сможет оценить все, что сказал маршал, в чем тот обвинил Жукова как начальника Генштаба. Даже с учетом того, что налицо явная неприязнь Еременко к Жукову, он говорит о вещах, которые связаны не с оценкой «грубого» характера Жукова, а с его «ошибочными» планами на случай войны с Германией – по размещению наших войск не там, где ожидались главные удары немцев…

Еременко прямо обвинил Жукова как начальника ГШ в «оперативной безграмотности» – в том, что наши войска оказались «не там сосредоточены», где ожидались главные силы немцев, а «по пути продвижения тов. Жукова». То есть – там, где Жуков планировал проводить свои ответные, «асимметричные наступления», как их назвал уже историк А. Исаев. А сделал это великий стратег, бывший унтер, красиво – «задолго до начала войны» «войска были под предлогом учебы сосредоточены», «но не там, где нужно», «а по пути продвижения тов. Жукова».

То есть маршал Еременко прямо обвинил Жукова, что тот под предлогом учебы, отправляя войска туда, куда ему было надо, что было явно с его стороны подлогом и попыткой обмануть Сталина, весной 1941-го умудрился так перетасовать войска приграничных округов, чтоб они соответствовали его планам, а не тем планам, что утвердил Сталин на случай нападения Германии. Под свои планы то ли превентивных, то ли немедленных ответных ударов – с размещением наших главных сил не там, где будут наступать главные силы немцев…

А потом Жуков стал оправдываться, лукавя в мемуарах, что – «создать на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германских войск» «без разрешения Политбюро и лично Сталина этого сделать никто не мог»…

Также Еременко прямо обвинил Жукова в том, что тот проигнорировал указания и распоряжения Сталина, данные им военным после январских КШИ.

Наши военные настояли провести КШИ по их предложениям – выставляя наши главные силы не против главных сил немцев, как предлагал Шапошников, а как расписал Мерецков в октябре 1940-го – наши главные ставим против неосновных сил противника. Сталин дал добро провести эти КШИ так, как предлагают военные, эти КШИ показали однозначную ущербность такого варианта («Как мы плохо выглядели на этом совещании, у нас даже не было мобплана»), военные 12 января получили кучу замечаний и предложений от Сталина, но Жуков, став начальником Генштаба, положил на эти указания и замечания Сталина, и под предлогом «учебы» умудрился, став нач. ГШ, наши войска раскидать, так как ему мечталось для его наступления «на Люблин»?! Вот уж, правда, дурак с инициативой в армии – страшная сила… Жуков потом в мемуарах лукавил, что «без разрешения Политбюро и лично Сталина» «этого сделать» – «создать на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германских войск», «никто не мог». Но вообще-то, чтобы создать мощные группировки на каких-то направлениях, которые могли бы отразить массированные удары германских войск надо сначала все это заложить в сами планы Генштаба! Как идею! Но разве Сталин заставлял военных ставить наши мощные группировки против неосновных сил немцев – в ожидани нападения Германии на СССР?! Разве Сталин запрещал военным думать о построении серьезной обороны против танковых дивизий немцев и мечтать о наступательности их планов?!

Да, возможно, он повелся, согласился с Тимошенко, который раскритиковал предложение Шапошникова держать основные силы РККА – и округов и армий РГК – подальше от границы. Но на самой границе держать силы, способные реально удержать немцев при этом. Но разве Сталин заставил Тимошенко и его начальников ГШ так распределить войска в западных округах?!

Потом Жуков «спорил» с Василевским, который сожалел, что не успели больше войск к границе вывести, надо было больше войск на границе держать – для сдерживания такого удара немцев, а Жуков ему в ответ: в 1965-м, мол, если бы мы разместили на границе больше войск, то немцы быстрее угробили бы нашу армию. Но, похоже, Василевский говорил о том, что надо было более «плотнее» ставить приграничные дивизии в обороне на границе на направлениях главных ударов немцев, а не абстрактно – по всей границе. А Жуков, похоже, понимал на старости, что – чем больше выведешь в лагеря к границе войск, по его плану, тем больше их там и потеряешь…

Но забавно – спорили те, кто и поучаствовали больше всего в том размещении войск, по тем их планам. А вот комдивы – отвечая Покровскому, плевались на то, что – даже если они и выходили заранее к своим рубежам, вот только в тылах у них никого не было, некому было помочь им…

В общем, маршал Еременко еще в 1957 году подтвердил то, что писал все последние годы историк А.Б. Мартиросян… ну и я… немного, и опроверг рассказы Жукова – кто виновен в том размещении наших войск в приграничных округах. И Еременко прямо обвинил в этом лично начальника Генштаба – Жукова: «Нечего обелять себя Жукову, он повинен в том, что наша армия в начальный период войны понесла поражение»!

А спустя шесть лет уже и маршал Соколовский в книге «Военная стратегия», описывая предвоенные планы, при стандартном наборе мантр а-ля Хрущев, что во всем виноват Сталин, показал:

«Наиболее мощные группировки войск Западного и Киевского военных округов развертывались в белостокском и львовском выступах, которые глубоко охватывались противником и тем самым сразу были поставлены под его фланговые удары. В то же время направления, где были наиболее вероятны главные удары противника, прикрывались недостаточными силами. К тому же создание даже этих группировок к началу войны было далеко не законченным» (Соколовский В.Д. Военная стратегия. М., 1963. С. 91).

То есть в нашем ГШ однозначно, как и показывают те же «Уроки и выводы», или маршал Захаров, точно знали, что немцы главными силами попрут в одном месте – севернее Полесья, но эти направления Жуков умышленно оставил прикрывать незначительные силы. Ведь в обороне вполне же «можно иметь трехкратное занижение своих сил»…

Если быть точными, то, по Шапошникову, главные силы немцев ожидались «севернее устья реки Сан»: «Основным, наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, и наиболее вероятным является 1-й вариант ее действий, то есть с развертыванием главных сил немецкой армии к северу от устья р. Сан». Устье реки Сан – это место, где р. Сан впадает в р. Висла, и это около 200 км южнее Бреста и около 70 км южнее Люблина. Формально Полесье расположено по реке Припять, что течет южнее Бреста, но Шапошников, определяя главные силы немцы «севернее устья р. Сан», и это вроде как южнее Бреста, показывает, что главными направлениями ударов немцев будут Прибалтика и Белоруссия. То есть именно «севернее Полесья» и будут главные удары немцев – из Восточной Пруссии, а это именно «севернее Полесья», по Прибалтике, также – через Белосток и Брест, и третий – на юге – в тылы наших войск в Львовском выступе.

И Шапошников далее прямо и указал – где нам надо ставить свои главные силы:

«Считая, что основной удар немцев будет направлен к северу от устья р. Сан, необходимо и главные силы Красной Армии иметь развернутыми к северу от Полесья». То есть Шапошников четко определил Полесье как некую границу между главными и неосновными силами, как немцев, так и наших войск в западных округах…

А насчет «трехкратного» соотношения сил – если вы в наступление готовитесь, то вам надо иметь такое преимущество – минимум двукратное! А вот если вы в оборону уходите, то вам надо иметь не трех и даже не двукратное занижение своим войскам, чтобы устоять! Соотношение должно быть – никаким! Равными должны быть силы! Ведь это противнику надо иметь двукратный перевес, чтобы вас разгромить, а значит, чтобы вам устоять, вам нельзя иметь это двукратное занижение!

И как верно отмечают и «резуны», при таком размещении войск, что отчебучил Жуков, уже никакого особого значения не имеет (для отдельных участков границы, конечно же) – кто и как поднимал (или не поднимал вообще) эти войска в последние сутки перед 22 июня. Войска, дивизии на границе, которые противостояли ударным группировкам немцев, имевшие на этих участках чуть не восьмикратное превосходство над нашими дивизиями, были обречены на разгром. И чем жиже были наши части на километр границы-фронта, по вине Жукова, как уверяет Еременко, тем меньше времени они могли обороняться и тем быстрее немцы шли вперед – громить следующие наши части, не успевающие развернуться для боевых действий.

Некоторые историки и читатели могут сказать – Еременко, как известно, был лично предвзят к Жукову и поэтому оговорил его. Мол, в его обвинениях личная «предвзятость» аннулирует его слова по поводу размещения войск по планам нашего Генштаба перед войной – с идеей наших наступлений, по сути, наплевав на то, где немцы наступать будут. Но это ерунда. С одной стороны, действительно, у маршала были очень серьезные основания иметь эту личную неприязнь к Жукову, как и у многих сотен, и может, тысяч офицеров армии. Ведь это Жуков (и Тимошенко) лично запрещал офицерам приграничных округов отправлять свои семьи в тыл с начала июня даже из приграничных дивизий. Хотя уже точно знал, что нападение неизбежно. Видимо, чтобы «не спровоцировать немцев на нападение». И по вине лично Жукова (а на это вряд ли были какие-то указания тирана Сталина – иначе Жуков первым бы про это показал в мемуарах да на пленумах ЦК КПСС – обвинив в этом Сталина!) эти семьи погибали именно сотнями и тысячами – жены и дети командиров! Ведь немцы специально искали эти семьи и уничтожали! И у маршала Еременко также в июле 1941-го погибли жена и маленькая дочь, которые находились в Литве, где Еременко до конца 1940-го командовал 3-м мехкорпусом. Старшие сыновья были в пионерском лагере и их вывезли. А жена и маленькая дочь Еременко – погибли. Точно так же в летнем лагере, который немцы как раз уничтожили, чуть не погибла и дочь командующего 11-й армией ПрибОВО Морозова…

Но с другой стороны – Еременко просто показал то, какие планы были у Жукова на случай войны, и чем это кончилось, и в данном случае его «личная неприязнь» никоим образом не отменяет фактуру его утверждений и фактуру реальности.

Так что иметь личную неприязнь к «гению», который лично виновен был в гибели жен и детей командиров, и Еременко и остальные офицеры имели полное право. Которые выжили сами, но потеряли свои семьи летом 1941-го под бомбами, или их убили немцы позже – как убивали семьи офицеров Бреста, которые выжили утром 22 июня в Бресте… Но к словам Еременко на Пленуме это не имеет особого отношения!

Почему Жуков слал телеграммы с запретом отправки семей командиров в тыл, к тещам, в начале июня и тем более в буквально за несколько дней перед 22 июня, какая логика была у него в голове (может, такая – командиры, зная, что рядом с ним находятся их жены и дети, «не побегут»?!) – мы вряд ли уже когда узнаем. Но – Еременко в этом случае не более чем указал на вину Жукова за дурное планирование и размещение войск – по его вине. То есть в данном обвинении Еременко в адрес Жукова – о «размещении войск», не более чем констатация факта!

(Примечание. Имел ли Сталин отношение к тому, что Жуков и Тимошенко запрещали эвакуацию семей командиров из приграничных округов, и тем более и из приграничной полосы, в предвоенные дни? Нет!

Посмотрите на то, какую он наложил резолюцию на запрос об эвакуации семей руководящего состава армии и партии из того же Хабаровска…

«Шифртелеграмма Г.А. Боркова И.В. Сталину об эвакуации семей руководящего состава

24.07.1941

№ 1477 ш

…Я понимаю, что готовиться к эвакуации из прифронтовой зоны некоторых семей, и тем более детей и престарелых, необходимо. *Нужно уже сейчас иметь продуманные в узком кругу лиц планы эвакуации. Нам же предлагают уже сейчас от планов перейти к действию, предлагают начать эвакуацию. Не преждевременно ли это? Не забегаем ли мы здесь чересчур вперед?

Прошу, товарищ Сталин, Ваших указаний по этому вопросу*.

Секретарь Хабаровского крайкома ВКП(б) БОРКОВ».

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 59. Л. 17–18. Подлинник. Машинопись.

*—* Отчеркнуто на полях двумя чертами.

На первом листе имеется резолюция Сталина: «Хабаровск. Секретарю крайкома Боркову. Семьи пограничников и комсостава нужно эвакуировать из прифронтовой полосы. Отсутствие такого мероприятия привело к уничтожению членов семей комсостава при внезапном нападении немцев. То же самое может случиться при внезапном нападении японцев».

Не думаю, что Сталин в июне запрещал эвакуацию семей командиров на западной границе, а в июле ему стало стыдно и он милостиво разрешил убрать семьи командиров на восточной границе. Больше похоже, что Сталин этот вопрос – об эвакуации семей командиров в угрожаемый период в западных округах – оставил без внимания и отдал на откуп самим военным. Это они – военные и должны были продумать этот вопрос заранее! Не Сталин, а именно сами военные должны были башкой думать и уж тем более не запрещать эвакуацию семей, когда ее начали «самовольно» делать в округах или стали просить ее начать из округов ГШ. И это именно Тимошенко и особенно Жуков и начали вытворять это – запрещать эвакуацию по дурости своей! Что привело к гибели сотен и тысяч жен и детей – «привело к уничтожению членов семей комсостава при внезапном нападении немцев», что произошло без объявления войны заранее. Это Сталин всю войну требовал беречь людей, и уж точно он не стал бы давать Жукову указаний, запрещающих вывозить жен и детей командиров, если бы Жуков пришел к нему с этим.

Эту тему я уже разбирал в двухтомнике по полным ответам командиров на «вопросы Покровского» – «Тайна трагедии 22 июня…» (М., 2016), но, похоже, стоит тут это повторить.

В ПрибОВО, начавшем с 18 июня занятие рубежей на границе приграничными сд по Плану прикрытия, отдельные командиры не только ставили перед вышестоящим командованием вопрос о необходимости эвакуации семей начсостава из приграничных районов, но и пытались решать его самостоятельно. Так, в спецсообщении 3-го управления НКО от 8 июля 1941 года № 4/37155 указывалось, что командование 11-го стрелкового корпуса и 125-й стрелковой дивизии ПрибВО по собственной инициативе также попытались начать подготовку эвакуации семей 19 июня.

Прибывший 21 июня 1941 года в корпус член Военного совета ПрибВО корпусной комиссар П.А. Дибров тут же приказал «прекратить панику… прекратить подготовку к эвакуации семей начсостава. В тот же день член Военного совета 8-й армии дивизионный комиссар С.И. Шабалов телеграммой подтвердил приказание Диброва о прекращении подготовки к эвакуации. В результате этого в момент наступления противника семьи начсостава пришлось вывозить во время боя, при этом значительная часть семей погибла». Позже сам П.А. Дибров объяснял свои распоряжения тем, что «эвакуация семей комначсостава была запрещена наркомом обороны» (Мельтюхов М.И. Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня – 9 июля 1941 г.). Трагедия 1941-го. Причины катастрофы: Сборник. М., 2008. С. 30).

Дибров ссылался на приказ Тимошенко о запрете семей командиров, а тот же Жуков 20 июня прислал командиру 125-й сд Богайчуку и персональную телеграмму:

«Шифртелеграмма.

ВОЕННОМУ СОВЕТУ ПрибОВО.

Приказать командиру дивизии Богайчуку дать шифром личное объяснение Народному комиссару обороны на каком основании он произвел эвакуацию семей начальствующего состава дивизии.

Народный комиссар считает это актом трусости, способствующей распространению паники среди населения и провоцирующей на выводы крайне нежелательные для нас.

20.6.41 г. ЖУКОВ» (ЦАМО. Ф. 48. Оп. 3408. Д. 14. Л. 449).

То есть Тимошенко и Жуков не просто «упустили» сей момент – эвакуацию семей командиров из «прифронтовой» полосы перед 22 июня, и поэтому «отсутствие такого мероприятия привело к уничтожению членов семей комсостава при внезапном нападении немцев»! Нет! Они прямо запрещали ее проводить! Что привело к гибели тысяч жен и детей командиров РККА.

Обратите, кстати, внимание – тема уничтожения немцами семей командиров РККА, не комиссаров и евреев, а простых командиров, чьи жены и дети по милости Тимошенко и Жукова остались в западных округах на оккупированной территории, в принципе не поднималась все эти годы! С одной стороны, ведь нападение Германии было, ну конечно же, «неожиданным» на СССР, с другой стороны, цензоры в ЦК КПСС, что проверяли военную литературу и тем более мемуары, понимали, – эту тему лучше не трогать! Поднимешь, а кто-то задавать начнет ненужные вопросы, копать – а почему эти семьи остались у границы, почему и кто запрещал их эвакуацию в июне 1941-го?..)