Текст книги "Варварские Строки"

Взгромоздившись на шевелящейся куче, отдалённо напоминавшей человека, усатый мужик в разорванной на спине рубашке, отвешивал тяжёлые удары лежачему. Тот пытался закрываться руками и орал что-то нечленораздельное. Сидевший на нём мужик тоже что-то кричал.

– Вот он! – завопила Старая Сука. – Этот усатый тебя послал!

Коля коротко замахнулся и врезал усачу по голове скалкой.

– Так! – удовлетворённо вскрикнула Старая Сука. – Мочи его, мочи!

Коля ударил ещё. Мужик медленно завалился на бок. Из уха его текла кровь.

– Добивай! Добивай! – вопила старуха.

Коля остановился. Ему показалось вдруг, что человек мёртв. Почему-то стало страшно.

– Добивай, нюня! – заметила в нём перемену Старая Сука. – Думаешь, он тебя пожалел бы?!

Мужчина был живой. Он шевелил губами и веками. Лежавший под ним человек с лицом, представлявшим собой кровавое месиво, не переставая, продолжал кричать.

Коля, чувствуя в себе какой-то болезненный раздрай, постоял над ними некоторое время и повернулся на выход.

– Э-э, трус! – презрительно смотрела на него, старуха. – Ничего ты в жизни не добьёшься.

– Чего там? – встретили его девушки.

– Драка, – коротко отозвался он.

– Ты им надавал? – спросила Марина.

– Да, – кивнул Коля.

Скалка была испачкана в крови – Коля заметил это сейчас.

– Я к соседям вниз бегала, – сообщила Ольга. – Они, оказывается, милицию уже вызвали. Сейчас приедут. Надо закрыться.

Она закрыла дверь и прильнула к дверному глазку. Коля додумался смыть со скалки кровь.

– Ты дверь им сломал? – спрашивала Ольга.

– Да.

– Как бы не взяли тебя.

– Да мне-то что, – бодрился Коля. – Скажу, довели.

– Ничего говорить не надо. Не ты, и всё. И понятия не имеем, кто это сделал. А хозяева не вспомнят ничего.

Милиция вскоре приехала. После получаса разбирательств и криков всех обитателей злополучной квартиры увезли.

– Ты храбрый, – гладила Марина Колю по лицу.

– Нет, – мотал он головой.

– Ты сильный, – обнимала его Ольга.

– Нет, – отвечал он.

– Встал, пошёл, разобрался. Не все так смогут.

– Во мне кипела такая злость – я хотел их убить.

– Так со всеми бывает.

– Я боюсь этой злости.

– Не бойся.

– Меня толкают на что-то страшное. Каждый час, каждое мгновение – я с трудом понимаю, где реальность, где истина. Сила ведёт, я пытаюсь освободиться, но ничего не получается.

Старая Сука была серьёзна. Смотрела пристально.

– Я словно на ниточках. Управляемый, послушный. За неподчинение меня наказывают. Коридоров множество, но мне предоставляют лишь один, и я не в силах отказаться от сделанного за меня выбора.

– Я люблю тебя, – целовала его Ольга.

– А я больше люблю, – целовала Марина.

– Я больше! – спорила Ольга.

– Нет, я!

Они толкали друг друга. Потом плотнее прижимались к Коле.

– Я тоже люблю тебя, – говорила ему старуха. – Гораздо сильнее, чем эти дуры.

– Ты многого не понимаешь, – продолжала она, – я кажусь тебе ужасной и деспотичной, но это не так. Я очень нежная, просто ты не хочешь верить в это.

– Да и не во мне дело, – трясла она головой. – Надо мной стоит гораздо более могущественная сила. Мы все в её власти. Разве можно победить силу воображения, толкающую создателя на воплощение своих потаённых замыслов?

^{Шестая глава}

– Вот так: сила воображения, представляешь?! Толкающая создателя! Я всегда хотел написать произведение, в котором незримо бы присутствовал сам.

– Писатель и так незримо присутствует в каждом своём произведении, – ответила жена.

– Это не то, – возразил Александр Львович. – Манера письма, образ мыслей – всё это, конечно, отражает индивидуальность автора, но это опосредованные моменты. А я хочу находиться в ткани произведения именно как образ, как неотъемлемая часть фабулы.

– Ну так и впиши себя. Вот выходит твой герой на улицу и видит: какой-то бомж собирает окурки. Знакомится с ним. Как тебя зовут, спрашивает. Бомж отвечает: Александр Низовцев. Садятся на скамейку, выпивают. Разговаривают о жизни, об искусстве. Можешь даже между ними сцену секса ввести.

– Всё это не то, – махнул рукой Низовцев. – Такой ерундой многие занимались. Это смотрится вычурно и неестественно. Глупое любование собой. Я хочу находиться в романе не в материальном обличии, а незримым духом. Повелителем людей и судеб.

– Другими словами, ты хочешь находиться там в виде бога.

Александр Львович помолчал, раздумывая.

– Так оно и есть, – ответил, отбрасывая застенчивость. – Потому что по сути это и есть единственный способ моего присутствия там. Для моих героев я и есть бог. Они не знают другого. Вводить религиозного бога абсурдно. Они не могут почитать ни христианского, ни мусульманского, ни иудейского богов, потому что не он создал их. Их создал я! Они могут почитать только меня, молиться только мне! Другое дело, что они об этом не догадываются.

– Твоё новаторство заключается в том, что они об этом догадаются?

– Нет, так прямолинейно поступать нельзя. Они не догадаются, но увидят некие знаки, скрытые послания. Та же старуха, к примеру. Она их видит. Хотя старуха действительно может догадываться и даже знать. Она мистический персонаж. Её связь со мной не только на уровне текста. А вот Коля – он лишь почувствует дуновения.

– Твоего божественного дыхания…

– Да, радость моя.

– А вдруг он всё же догадается и поймёт?

– Без моего ведома сделать это он не сможет.

– А вдруг?

– Меня радует сюрреалистический сдвиг, который ты предлагаешь. Не столько сам сдвиг, сколько факт твоего упоминания о нём. «А вдруг» – это хорошо. Ты пишешь роман, там происходят некие события, причем часть из них как бы «а вдруг», как бы без твоего ведома. Вроде бы ты и не хотел, и не придумывал… Мне нравится, это вдохновляет. Чувствовать себя способным на неподвластные самому себе действия, прекрасно понимая, что это не так, – сильный творческий момент.

– Но, видишь ли, богов часто свергают.

– Что-то не помню таких случаев.

– Ну как же! Греческие, римские, египетские боги – кто о них помнит теперь? Кто им поклоняется? Даже боги современных религий очень неуютно себя чувствуют в своих обителях.

– Так-то оно так, но говоря о боге в моём случае, мы имеем дело всё же не с религией. Это творческий момент, акт сознания.

– Разве в творческих моментах не бывает крушений?

– Мне импонируют твои рассуждения. Ты чувствуешь пространство, которое я возделываю. Но творческие моменты и реальность – всё же разные вещи. Можно придумать моё низвержение и его восшествие на мифический престол. Но это будет происходить лишь в чьём-то сознании. Моём, твоём.

– Ещё чьём-то?

– Возможно. Но в реальности этого произойти не может.

– Не может, – молвила Елена Васильевна после паузы, – если твоё сознание действительно отражает реальность.

– А что же оно может отражать?

– Отражения других сознаний.

Дорога в аэропорт пролегала через поля с вкраплениями лесных посадок. Елена вела машину. Оба супруга курили, выпуская дым в раскрытые окна.

– Непонятно, – высказалась Елена, когда они собирались в дорогу, – зачем в такую погоду на юг ехать. И здесь можно загореть как следует.

Александр Львович возразил:

– Со дня на день дожди начнутся. Я слушал прогноз погоды – широкий фронт циклона движется из Атлантики. Так что скоро тут будет невесело. Да и какой загар в Московской области?

Они долго выбирали куда поехать этим летом. Позапрошлогодняя поездка в Испанию и прошлогодняя на Кипр большого впечатления на них не произвели. Получились они какими-то скомканными, невыразительными и настоящего удовольствия ни Елене Васильевне, ни Александру Львовичу не доставили. Ко всему прочему на Кипре их обокрали. Так что, обдумывая маршрут нынешнего вояжа, решили ограничиться пределами России. Старые добрые Сочи – именно этот город был, не мудрствуя лукаво, выбран в качестве места отдыха. Тем более что у Низовцева обитал там старый знакомый, сдававший целый дом за очень умеренную плату. Елена конечно пофыркала – «как так, на работе спросят где была, а я отвечу – в Сочах каких-то» – но согласилась с доводами мужа.

– Вот не приедет сейчас Эдик, – предположил Александр Львович, – и где мы машину оставим?

– Приедет, – ответила жена. – Я звонила ему. Он сказал: я на пути в аэропорт. Буду там раньше вас.

Эдик – двадцатилетний сын Елены от предыдущего брака. Учился он в Московском университете, жил в собственной квартире, с матерью встречался не часто. Раз в месяц они перезванивались, как-то на день рождения Елены он приезжал к ним в гости, но особой тяги друг к другу мать с сыном не испытывали. Именно ему на время отпуска Александр Львович с женой решили отдать машину.

Аэропорт «Домодедово» обозначился в поле зрения. Через пять минут Елена въехала на парковочную территорию, остановилась и приветливо помахала рукой сыну, который действительно ожидал их, причём не один, а с другом.

– Виталик, – представил Эдик своего спутника. – Мой однокурсник. Он тоже творчеством занимается. Пишет стихи и сценарии.

– Похвально, – улыбнулся Александр Львович.

– Ты не мог бы, – продолжал Эдик, – почитать у него что-нибудь. Может, с публикацией поможешь.

Низовцев пожал плечами.

– Не моя это специализация, – ответил он. – Стихи ещё куда ни шло, можно ознакомиться, а вот сценарии…

– У тебя же есть знакомые режиссёры.

– Есть.

– Можно им предложить.

– Можно. Но кино – это такая сфера… Даже если эти сценарии очень хороши, ещё не факт, что найдутся желающие их экранизировать. Там не качество главный фактор.

– Я это понимаю, – подал голос Виталик. – Мне бы просто послушать мнение компетентных людей.

– Возьмёшь? – спросил Эдик.

– Возьму, – ответил Низовцев. – Разве тебе откажешь. Но не сейчас, как вернёмся.

– Договорились. Про сценарии я и сам понимаю, а вот книгу стихов по-моему вполне реально выпустить.

– Ну посмотрим, посмотрим… А на мнение компетентных людей, – сказал Александр Львович Виталику, – не особо полагайтесь. Все компетентные люди – идиоты. Компетенция их гроша ломанного не стоит. Если б я слушал всё, что мне говорили о моих произведениях, я бы уже сдох в нищете.

– Подожди, ещё не вечер, – вмешалась Елена.

Все засмеялись.

– Вот, – торжественно протянула она сыну ключи от автомобиля. – Владей. Только, Эдик, я тебя прошу, будь осторожнее. У тебя опыта мало, случиться может всякое…

– Ладно, ладно, – поспешил успокоить Эдик мать. – Буду осторожен.

– Одна царапина, – предупредил Александр Львович, – и тебе каюк.

Прошли в зал. Сумок на этот раз взяли немного, всего две. На сокращении багажа особо настаивал муж: натаскавшись в предыдущих поездках Лениного барахла, он провёл тщательную ревизию всего, что она собиралась взять. Половина была отброшена за ненадобностью. Елена недовольно хмурилась, но всё же согласилась.

До вылета оставался час. Елена Васильевна заметно волновалась – воздушные перелёты представляли для неё серьёзное испытание.

– На поезде надо было, – бормотала она.

– Двое суток на поезде, что ты! – возражал ей Низовцев.

Елена достала из сумки упаковку таблеток, проглотила пару штук.

– Если к нам домой поедите, – давала она сыну последние наставления, – будьте, пожалуйста, бережливы и аккуратны! Газ у нас не очень хорошо работает, запросто может быть взрыв, там очень осторожно надо пользоваться. Я вот этому говорю, – кивнула она на мужа, – сделай что-нибудь, вызови кого надо – он только отмахивается. Так что очень-очень внимательно за огнём следи, а то вы сожжёте нам всё.

– Ладно, – отвечал Эдик. – Всё я понял.

– Ну, сынок, – обняла она его на прощание, – счастливо оставаться. Не забывай, что я тебе сказала.

Виталика она тоже обняла. Александр Львович попрощался с парнями рукопожатием.

Места оказались в самом конце самолёта, на предпоследнем ряду.

– У-у, какие места дрянные, – морщилась Елена Васильевна. – В первую очередь у самолётов хвосты отваливаются.

У иллюминатора уселся Александр Львович. Елена не захотела – у неё кружилась голова. Самолёт набирал скорость и вскоре оторвался от тверди. Удалявшаяся земля делалась всё крохотнее и забавнее.

– Сюжет – это всё же схема, – говорил Низовцев. – Все мои сюжеты можно изобразить на листе бумаги в виде диаграммы.

– Именно поэтому они у тебя такие плоские, – отвечала жена.

– На первый взгляд моя концепция может показаться спорной. Но в ней присутствует немалая доля здравого смысла. Я всегда выступал за строгость и выдержанность. Разухабистые, аляповатые произведения не по мне. Чёткость, сбалансированность во всех элементах, математическая выверенность – вот киты, на которых держится моё творчество.

– И какая схема у твоего нового романа?

– Чрезвычайно простая. Возможно, самая простая из всех, когда-либо написанных мной. Это восходящая вверх линия. Она чем-то похожа на те графики, что вы чертите у себя в институте, когда пытаетесь похвастаться достижениями.

– Никакими достижениями мы не хвастаемся. Все графики у нас идут вниз.

– Вот, а у меня вверх. Допустим, берёшь ты на шкале А точку номер 1. Она символизирует город Владивосток. На шкале В точка с тем же номером 1 символизирует время действия: лето такого-то года. Соответственно, точка их пересечения – местонахождение героя. Для заполнения территории сюжета я решил воспользоваться всем пространством России. Владивосток – это низшая точка, это упадок. По мере того, как герой будет проходить через изменения в социальном статусе и психологическом состоянии, он будет перемещаться из города в город на восток.

– Словно за солнцем?

– Именно! Вот видишь, ты всё понимаешь.

– Какой будет следующая точка?

– Точкой номер 2 на шкале А станет какой-нибудь сибирский город. Тюмень, скажем. Там нефть добывают, туда можно его на работу устроить. А точкой номер 2 на шкале В будет скорее всего осень следующего года.

– Значит, роман закончится в Калининграде?

– Очень вероятно. Хотя Калининград тоже сродни Владивостоку – крайность какая-то. Возможно, правильнее будет закончить повествование в Москве или Петербурге. Всё-таки они символизируют успех.

Елене всё же стало плохо в полёте. Её стошнило.

Дом, в котором они поселились, оказался очень небольшим. Просто-таки крохотным. Находился он в пяти километрах от Сочи на территории одного из санаториев и являл собой комнатку с кроватью и закуток, служивший кухней. Удобства находились во дворе и звались коротко и броско – «отхожей ямой». Сходив каждый раз по нужде, надо было присыпать испражнения землёй, для чего имелся ободранный и погнутый совок. По тому, как был перерыт участок, становилось ясно, что он весь состоял из таких вот постепенно засыпанных ям. Единственное преимущество этого туалета состояло в том, что он, как и весь дом, не был виден с дороги.

Ознакомившись с условиями, ещё не отошедшая от перелёта Елена впала в шок.

– Ужас! – вскидывала она руки. – Кошмар! Ка-ра-у-у-ул!

– Прекрати! – осаживал её недовольный таким кривлянием Александр Львович.

– Что прекрати?! Что прекрати?! – нападала она на него. – Ты думаешь, я буду здесь жить?!

– Да, думаю.

– Ошибаешься! Или ищи мне уютное, комфортабельное жильё, или я отсюда уезжаю.

– Никуда ты не уедешь. И перестань, пожалуйста, вопить. Уши закладывает от твоих криков.

– Я не знала, что ты такой простофиля.

– Я тоже о тебе много чего не знал.

– Согласиться на эту сральню, когда можно было поселиться в санатории, в гостинице – где угодно!

– Нигде ты сейчас не поселишься. Тут за несколько месяцев места бронировать надо. А эта сральня, как ты изволила выразиться, по местным меркам – просто шикарные апартаменты.

– Мне не нужны твои местные мерки. Дай мне нормальные общепринятые стандарты – я по ним хочу измерять свою жизнь, а не по твоему идиотизму.

– Я тебе ещё раз повторяю: этот дом – очень хорошее место.

– Ага, конечно! Вот спросит кто: где живёте? А я радостно отвечу: в свинарнике.

– Да ё-пэ-рэ-сэ-тэ!.. – разводил руками Низовцев. – Никто тебя ни о чём не будет спрашивать, потому что все отдыхающие здесь так живут. Все, понимаешь! У нас лучше, чем у многих. Да и кому придёт в голову спрашивать такую дуру, как ты.

– Ещё какие слова знаешь? – закусывала губу Елена Васильевна.

Она была беспредельно расстроенной, в глазах её блестели слёзы.

К вечеру ей стало лучше. Эмоции улеглись, и дом не казался уже настолько отвратительным, как поначалу. Александр Львович повёл её на прогулку.

Они оделись по курортному: шорты, сандалии, бейсболки. Спустились через посадку какого-то густого южного кустарника к морю и по набережной направились в сторону Сочи.

– Каждый раз будем пешком ходить? – выплёскивала Елена Васильевна остатки раздражения.

– Хочешь – такси бери, – отозвался Низовцев. – Что плохого в пешей прогулке? Воздухом подышим, местность осмотрим.

Набережная была забита людьми. Полуголые соблазнительные женщины, атлетичные и не очень мужчины, улыбки и смех – что ни говори, а атмосфера южного курорта расслабляет.

– Что ты куксишься? – обнял Александр Львович жену. – Посмотри, как здорово вокруг! Люди радуются, а ты грустить собралась.

Елена Васильевна слабо улыбнулась – шаг к сближению, предпринятый мужем, её тронул. Она не обняла его в ответ, но лишь для того, чтобы выдержать положенную для смены гнева на милость паузу.

– А давай искупаемся! – остановился вдруг Низовцев. – Чего нам в Сочи за водой тащится – вот оно, море!

Море, в лучах устремлявшегося к горизонту жаркого и тяжёлого солнца было спокойно. Лишь лёгкая рябь преломляла потоки света в бесчисленные блики. Елена не возражала – купальный костюм был на ней.

Они спустились на пляж, разделись и вошли в воду. Она оказалась ужасно тёплой. Елена предпочла поплескаться у берега, Низовцев же заплыл далеко. В раннем-раннем детстве он пару месяцев ходил в плавательную секцию и потому время от времени козырял усвоенными там стилями брас и баттерфляй. Рассекающий могучими движениями воду и громко фыркающий муж выглядел привлекательно. Елена Васильевна наблюдала за ним с добродушным прищуром. Купание смыло с неё последние остатки плохого настроения – она повеселела.

– Сколько раз на море, – сказала она выходящему на берег мужу, – и никак не могу к этой солёной воде привыкнуть.

– Да, – согласился Александр Львович. – Первый раз после перерыва непривычно.

Он уселся рядом.

Шумная молодёжь на ближайшем волнорезе играла в карты. Несколько яхт колыхалось на горизонте.

– Надо накинуть что-нибудь, – поднялась Елена Васильевна. – Солнце вон какое злое.

Проигравшая в карты девушка под аплодисменты друзей снимала с себя купальник. Раздевшись догола, нырнула с волнореза в воду, эффектно блеснув соблазнительной попкой.

– Мне нельзя долго на солнце, – говорила Елена. – У меня склонность к раку.

– С каких это пор?

– Вот видишь, ты даже не интересуешься здоровьем жены. Несколько лет назад врач меня предупреждал. Хотя я и так знала – у папиных родственников кто-то раком болел. Брр! Как представлю себя больной раком, передёргивает всю.

Второй проигравший, парень, получил более бурную порцию аплодисментов, так как скинув плавки и подвигав бёдрами, заставил свои гениталии подрыгаться из стороны в сторону.

– Будем одеваться? – спросила Елена.

– Давай, – согласился Александр. – Ты есть хочешь?

– Хочу.

– А я просто умираю от голода.

Кафешки на прибрежной полосе исчислялись десятками, но свободных мест нигде не наблюдалось. Им пришлось прошагать не меньше километра, прежде чем попалось заведение, где за одним из столиков они увидели пару свободных мест.

– Не занято? – спросил Александр Львович у сидевших за столиком парня и девушки.

– Нет, пожалуйста, – отозвались они.

– Уф, наконец-то! – присела Елена Васильевна. – Думала, не найдём уже.

– Да, с этим сложно, – согласилась девушка. – По вечерам здесь всё занято.

Официанты в кафе не предполагались. Александр Львович отправился к стойке делать заказ. Взял шашлык, салаты, жареный картофель и бутылку вина.

– Так значит вы – писатель? – встретила его девушка удивлённо-восторженным взглядом.

Было ей лет тридцать, она носила очки, а средней длины чёрные волосы просто, но красиво обрамляли овал лица.

– О-о-о! – воскликнул Александр, с упрёком глядя на жену. – Информагентство в действии.

Он расставил тарелки на столе и уселся.

– Вы знаете, – продолжала девушка, – мне кажется, я у вас что-то читала. По крайней мере, Низовцев – очень знакомая фамилия.

– Света, Миша, – представила жена двух новых знакомых.

– Очень приятно, Александр, – кивнул Александр Львович.

Миша выглядел лет на тридцать пять. Они со Светой ели чипсы и запивали их соком. Кольца на пальцах не значились.

– Ты не читал такого писателя? – спросила Света кавалера.

– Нет, – отозвался тот. – Я, к сожалению, читаю очень редко.

– А вот у меня вертится в голове, – морщась, пыталась вспомнить девушка. – Подождите, подождите… «Время…» чего-то там – это не ваша книга?

– Его, – ответила за Низовцева жена. – «Время мохнатых спин».

– Да, да!

– Вы читали? – спросил он девушку.

– Начинала. Но как-то сложно. И очень мрачно.

– Это вы точно заметили, – сказала Елена. – Мракобесия у него хватает.

– Мне её давали на время, – объяснила Света. – У нас учитель физики очень литературой интересуется. Он давал. Молодой, недавно институт окончил, второй год у нас работает. Очень умный.

– Вы в школе работаете? – спросил Александр Львович.

– Да, я учительница географии.

– Вот! – вскинула глаза Елена. – Спроси у девушки, какой сибирский город выбрать.

– Я уже выбрал Тюмень, – ответил он. – На уровне сибирских городов я географию хорошо знаю.

– А вы откуда, разрешите поинтересоваться? – спросила Елена.

– Мы из Нижнего Новгорода, – ответил Миша.

– Да что вы! – всплеснула руками Елена. – У меня папа там долгое время жил. Он на одном из оборонных заводов работал.

– А вы где работаете? – спросила её Света.

– В Институте Стали и Сплавов.

– Ого!

– Да что ого! – поморщилась Елена. – Это звучит только громко. А зарплата у нас так себе.

– А Миша – предприниматель, – представила специализацию своего спутника Света.

Миша, казалось, был не очень рад этому представлению.

– Все работают, все трудятся, – ковыряла вилкой в мясе Елена Васильевна. – Один писатель баклуши бьёт.

Все улыбнулись шутке, Света даже хохотнула. Елена Васильевна вдохновилась вниманием слушателей.

– А вы замужем, женаты? – спросила она новых знакомых.

– Нет, – отозвался Миша. – Но собираемся.