Текст книги "Человек: 1. Теория большого надувательства"

3

Я записал весь разговор на матрицу, фактически запомнил виденное. Чтобы повторно просмотреть материал, нашёл подходящее место в салоне на сотом этаже, где никто бы мне не мешал. Зафиксировав тело в максимально устойчивом положении, я подключил свой «видик». В объективах пропала обстановка салона, пошли кадры из памяти…

За светлым полированным столом на высоком табурете сидел немолодой человек в защитной форме. Человек курил сигарету, периодически стряхивая пепел в пустой коробок из-под спичек. Редковатые волосы его были коротко подстрижены и расчёсаны на аккуратный пробор. Перед ним на столе лежало несколько книг с крупно выведенными названиями. Хорошо читались: «Адольф Гитлер» – на двух пухлых томах, «Моя борьба» – на толстенном фолианте, «Застольные разговоры Гитлера» – на брошюре в мягкой обложке. Остальные книги располагались таким образом, что их названия разобрать было невозможно. Кроме книг на столе красовался небольшой чёрно-белый портрет вождя немецкой национал-социалистической партии, обрамлённый золотистой рамкой.

Вопросы задавал Хай Фай. Он сидел за тем же столом, но с другого, с противоположного конца.

– Итак, вы утверждаете, что именно вы уничтожили цивилизацию, развязали третью мировую войну?

Я перевёл. Человек в военной форме взглянул на меня с сомнением, как бы спрашивая, «а точно ли ты, парень, переводишь?».

– Нет, вам дали искажённую информацию. Обратите внимание, ваши подчинённые докладывают вам ложные сведения. Накажите их. Я был бы настоящим героем, если бы действительно практически в одиночку стёр с лица земли тот бардак. Да, я принял не последнее участие в очищении планеты от грязи, но сказать, что это только моя заслуга будет несправедливо по отношению к другим. Вы что же, больше никого не нашли?

Хай Фай не ответил. Поглаживая остренькую бородку и придавая себе тем самым более человеческий вид, китаец спросил:

– Генерал, а почему, собственно, вы расцениваете атомную трагедию, как чей-то героический поступок – погибли миллиарды людей?

Генерал криво усмехнулся.

– Вы думаете, легко было решиться на войну? Я считаю это чрезвычайно ответственным шагом. Чтобы пойти на него, необходимо было не один раз взвесить все «за» и «против». Представьте, как мучился Адольф, какое гигантское бремя взваливал он на свои плечи, когда затевал мировую войну. А ведь Гитлер находился в более мягких условиях. Вторая мировая не могла привести к всеобщей смерти человечества, так как атомное оружие не применялось ещё тогда для ведения боевых действий при решении конфликтов между странами. Отважиться на ядерную войну – разве это не подвиг?

Помимо своей памяти Хай Фай записывал диалог на лазерный диск. В отдалении, на трёхногом штативе над столом возвышалась широкоугольная видеокамера с дистанционным управлением. Китаец сказал:

– Гитлер был параноиком, как и тот, кто нажал на кнопку в 2009 году.

– Ваше мнение ошибочно, потому что невозможно разумно управлять миллионными народными массами больному человеку. Рано или поздно данное обстоятельство вылезло бы наружу. Дело в том, что почва к моменту появления Гитлера была уже основательно подготовлена – взрыхлена и удобрена. Нация жаждала перемен, обвиняя в своих бедах стариков в правительстве и лавочников-евреев, а также выражая недовольство тем низменным положением, которое занимала тогдашняя Германия на европейской политической сцене. Гитлер явился долгожданным зерном, посаженным в эту почву, он стал выразителем идей, носящихся в воздухе в те годы. И если немцы и были с некоторыми отклонениями в психике, то причём здесь Адольф?

– Однако именно Гитлер отдавал распоряжения о поголовном уничтожении евреев, тотальном истреблении «низших» рас.

– Отдавать-то он их отдавал, я не спорю, но эти распоряжения, заметьте, беспрекословно исполнялись. Исполнялись огромным количеством народа, трезвомыслящими людьми, людьми, не имеющими никакого отношения к психиатрическим лечебницам. Господин Гитлер прекрасно знал, что все его приказы без исключения будут выполнены. Так кто же виноват больше: один человек, который приказывает, или миллионы, слепо делающие? Если бы их не устраивала его безумная политика, они могли бы сказать: «Идиот, у тебя что, не все дома?! Нам надоели твои бредовые желания! Давайте, ребята, упрячем его за решётку, как хищника, изолируем от общества, чтобы не смущал умы; пусть там, взаперти, рисует свои бездарные картиночки!» Очень просто. Согласитесь, я прав.

Генерал запустил руку в коричневую кожаную кобуру, висевшую сбоку на поясном ремне, вытащил на свет божий подозрительной свежести мятый носовой платок, шумно, с какими-то причмокиваниями высморкался в него, прокомментировал свои действия следующими словами:

– Простудился, когда летел на самолёте. Где-то просквозило. Удивительно, но, находясь в бункере, я почти не болел. И никто из моего окружения, кстати, тоже, даже женщины.

– Хорошо, ну, а лично вы сами, генерал, как относитесь к Адольфу Гитлеру?

Хай Фай в упор рассматривал собеседника, продолжая игру с бородой.

– Как я отношусь к Нацисту Номер Один? – генерал прикурил ещё одну сигарету от гаснущего окурка. – Я восхищаясь им! Он был гениальной личностью. Чрезвычайно работоспособной и идущей к намеченной цели, несмотря ни на какие препятствия. Всё, чего он добился, он добился прежде всего колоссальным трудом. Просто поражаешься его энергии. Что интересно, неудачи лишь прибавляли ему новые силы. Он до фанатизма верил в победу и свою миссию вождя, предначертанную ему свыше.

Путь его прихода к власти – пример величайшей целеустремлённости, несомненно, заслуживающий поклонения. Дальше хуже. Оказавшись на гребне волны, достигнув максимального успеха и популярности у сограждан, Адольф не смог не поддаться разлагающему влиянию славы, почёта, обожествления его приближёнными. Он возомнил себя человеком, который никогда не ошибается. К концу жизни на него трудно было смотреть без содрогания. Он превратился в жалкое существо, смутно напоминающее вчерашнего инициативного, уверенного в себе, всегда подтянутого диктатора. Постоянные просчёты, крах армии на фронтах, предательство генералов – вот, что читаешь в его глазах, когда смотришь кинохронику последних дней войны. Полубог стал обыкновенным стариком, чьё место в богадельне.

Невольно проникаешься уважением к завершающему поступку Гитлера, его самоубийству. В отличие от многих других лидеров национал-социалистического движения он остался до конца честен по отношению к себе, честен перед лицом великой идеи. Да, он проиграл, но проиграл достойно.

Его смелая попытка навести должный порядок в нарастающем хаосе мирового сожительства рас с помощью фашизма закончилась провалом. Однако заслуга Гитлера огромна. Он создал прецедент. Жаль, что человечество не воспользовалось этим бесценным опытом в своём развитии в дальнейшем. Как закономерный результат – атомная война и…

– Вы полагаете, если бы Госпожа История сменила демократию, то есть наилучшее достижение человеческого разума в социальном обустройстве общества на планете, на фашизм, то тогда никакого армагеддона не случилось бы? – перебил генерала Хай Фай.

– Безусловно! Конечно, нет. Те, кто начали атомную войну, прибегли к последнему, радикальному средству. Восторжествуй на земле фашистская идеология, очищение человечества от ублюдков прошло бы по более смягчённому варианту.

– Вы считаете, что необходимо было вернуться к концлагерям и газовым камерам, чтобы люди зажили счастливо?

– Необходимо было научиться выращивать человека, подобно тому, как человек выращивал растения или разную живность. Почему мы искусственным путём выводили наиболее сильные сорта, ну, например, злаков, морозоустойчивые и урожайные, разводили племенных коров, дающих тонны жирного питательного молока и превосходное мясо, а селекцию «породистого» человека мы относили к категории аморальных поступков, накладывая на евгенику табу? Порождая калек, мы вместо того, чтобы умертвить, спокойно наблюдали за их мучениями. Что же более морально? Обществу требовался суперчеловек, индивидуум, лишённый старых пороков. Оно устало от уродов, полудурков, подонков, бездельников, гомиков, алкоголиков, наркоманов, ничего кроме вреда обществу не приносящих. Оно болело СПИДом и сифилисом, терзалось от извращений, обрушиваемых на него средствами массовой информации и так называемой культуры, сходило с ума от бесцельности своего существования.

Даже религия не спасла его – казалось бы, единственное оставшееся средство, способное реально удержать людей в рамках. Религиозные деятели не смогли объединить различные вероисповедания в нечто целое. Наоборот, на почве разобщённости возникла небывалая непримиримая вражда.

Всем тем шабашом заправляли, естественно, жидомасоны, сионисты. Именно в их похотливых руках сосредоточилось семьдесят процентов мирового капитала. Они растлили человечество, относились к людям, как к скотам. Там, где затевались войны, революции, государственные перевороты, там всегда ощущалось их незримое присутствие, они наживались на горе других…

Я заметил какое-то пятнышко, на которое раньше не обратил внимание, на запястье у генерала, остановил запись, дал увеличение. Это был колючий паучок свастики, вытатуированный синей краской. Я подумал: «А ведь Гитлер превратил древнеиндийскую свастику, олицетворяющую Солнце и свет, в символ горя и тьмы». Картинка снова ожила.

– …Адольф наделал чересчур много ошибок. Он до смерти перепугал народы газовыми камерами, крематориями, массовыми казнями жителей оккупированных территорий. Методы у гитлеровцев были наигрубейшие. Поэтому-то у человечества развилось что-то вроде аллергии на фашизм, оно не разобралось, что фашизм – благо, только это учение гарантировало бы нормальное движение вперёд, спасение.

Работать же с человеческим материалом нужно было крайне осторожно, постепенно избавляясь от хлама, от сорняков. Скрупулёзно отбирать самое лучшее: самые крепкие, выносливые, здоровые, умные рода, отметая в сторону вялых, больных, недалёких. Мало-помалу выдавливать из человеческого разума прежние догмы. Смешать перспективные расы, чтобы никогда больше не иметь проблем с национальной рознью. Регулировкой рождаемости добиться как отсечения мёртвых ветвей, так и обеспечения живых побегов пищей и материальными ценностями, имеющимися в распоряжении. Упразднить границы, создать единое всепланетное государство. Религиозность потеряла бы свой смысл. Здоровый и умный человек находил бы наслаждение в физическом труде и постижении тайн природы. Покорение космоса и глубин океана – вот была бы высшая цель для могучих мужчин и женщин…

– Генерал, а разве фашизм предполагал смешение негритянской крови с кровью белого человека? Еврейской с арийской? – Хай Фай, казалось, сверлил собеседника своим немигающим взглядом.

– Тот фашизм, который проповедовал Гитлер, нет, а тот, который проповедую я, предполагает!

– Однако цена вашему усовершенствованному фашизму невелика, так как практических положительных результатов не существует, не правда ли? Сплошная теория, – возразил китаец.

Генерал пустил кольцо дыма прямо в пластиковую физиономию Великого Кормчего, на что тот совершенно не прореагировал.

– Да, в общем вы правы, после драки кулаками не машут. Но по моим агентурным сведениям, а также основываясь на собственных выводах, ваша колония создавалась как раз по фашистским законам, о которых я говорю. Конечно, вы пошли гораздо дальше по пути улучшения человеческого вида, соединив природу с машиной. И, согласитесь, такие вещи, как элитарность, избранность кандидатов, отказ от ложных общепринятых норм поведения в обществе, переоценка существующих ценностей в конце концов присутствуют в ваших поступках. Как видите, мои парни и я не теряли даром время, отсиживаясь здесь, в заключении, за стенами поражающего воображение небоскрёба, – гордо заявил он и прибавил. – Должен сказать, мы были крайне удивлены, когда наконец-таки расправились с этим вашим Рэмбо, или как там его звали? заглянули ему вовнутрь. Признаться, я до самой последней секунды думал, что он и вот вы, – генерал посмотрел на меня, – живые люди из плоти и крови. Если бы мы заранее знали, с кем имеем дело, то такого яростного сопротивления не оказывали бы. Между прочим, судя по раскраске самолёта, мы приняли вас за шведов. Там, в убежище под Свердловском, вы растолковали мне, кто есть кто.

Хай Фай пока почти не говорил, больше молчал, слушал мой перевод. Он подбросил генералу очередной вопрос:

– Чем вы объясняете своё чудесное спасение? Ведь шахты с межконтинентальными ракетами являлись главной мишенью как для американцев, так и для сил НАТО в Европе?

– Тот факт, что я не сгорел в огне термоядерного пожара, является результатом тщательной подготовки с моей стороны. Как говорится, бережёного бог сберёг. Я всегда знал, что рано или поздно война произойдёт. Поэтому оборудовал на законсервированном объекте надёжное укрытие, снабжённое всем необходимым на длительный срок автономного пребывания под землёй…

– Мы обнаружили даже теннисные корты, солярий и плавательный бассейн, – вставил слово Хай Фай.

– Да… Я рассчитал верно; поскольку на объекте уже давно не было никаких ракет, он и выпал из американского списка основных целей. Тут необходимо пояснить, что и Россия, и США в своё время отказались от стационарных ракетных комплексов наземного базирования, взяв на вооружение мобильные пусковые установки. В частности, мы располагали «ясенями», а янки – «непоседами». Именно передвижные комплексы стали объектами повышенного внимания разведок с обеих сторон… Я придумал замечательную штуку – на стационарной точке организовал командный пункт, из которого можно было без проблем управлять ракетами, установленными на тягачах за сотни километров от…

– Понимаю, – сказал китаец, теребя козлиную бородку, – в случае конфликта ракеты противника попадают в мобильные комплексы, а вы себе спокойно посиживаете в бункере и чаёк попиваете.

– Так точно… Однако в действительности, что поразительно, ракетные удары были произведены сразу по городам России, никакие военные объекты в первые минуты войны ядерной бомбардировке не подверглись. Для непосвящённого это, может быть, и не столь значимо, но данное обстоятельство полностью противоречило правилам ведения атомной кампании.

– Откуда прилетели ракеты? – Хай Фай задал, наверное, самый важный вопрос за всю предыдущую беседу.

– Вы ждёте, как мне кажется, что я отвечу «из Америки»…

Хай Фай лишь пожал плечами.

– …Должен вас разочаровать. Они летели откуда угодно, но только не из США. Поначалу. Потом, когда мы вступили в игру, и я отправил «гостинцы» на Нью-Йорк, этот рассадник заразы, ракеты посыпались и с территории Нового Света. Предполагаю, изначально залп был произведён с борта подводной лодки. Не исключено, что субмарин было несколько, и они находились в разных районах мирового океана.

– Генерал, вы противоречите сами себе. Вы только что сказали, что первый удар вам нужно было нанести по военным объектам противника.

– Если придерживаться инструкции. Но у меня была своя собственная инструкция. Когда в моих руках оказались номера кодов, я приступил к выполнению личного плана. Помимо Нью-Йорка я стёр с лица земли и Лондон… Подождите-ка, вы сбили меня с мысли… Ага… Существует ещё доказательство тому, что война затевалась из-за соображений глобальной чистки, а не произошла в силу каких-либо случайностей или для выяснения отношений между двумя сторонами. Оно состоит в последовательном уничтожении не только крупных населённых пунктов в России, но и в других странах. Ядерному нападению почти одновременно подверглись города Европы, в частности, Франции, Германии, Италии, а также Японии и Китая. Эти сведения я получил из штаба Московского военного округа, потом мы потеряли связь с кем бы то ни было вообще…

Вокруг коробка, доверху наполненного сигаретным пеплом, скопились бесчисленные окурки и обгорелые спички. Сизоватая пелена, словно туман, повисла над столом.

– Как у вас поднялась рука отправить на тот свет миллионы ни в чём не повинных людей? – казавшийся безразличным Хай Фай наконец-то перешёл в атаку. – Почему вы до сих пор не сошли с ума от ночных кошмаров? Какая мать вас породила? Вы – хладнокровный циничный убийца, генерал! Хотя и относите себя не иначе как к высокоинтеллектуальным особам. Вы – обыкновенный подонок, ничего общего не имеющий с нормальным человеком. Вы – фашист экстра-класса и изувер!

– Не больший изувер чем тот, кто не просто, подобно ничтожному червю, копается в говне, а имеет собственную позицию в жизни, служит высокому долгу и, когда пробивает час, воплощает свой замысел в реальный поступок. Я – человек действия. Канувшая в лету цивилизация делилась на две неравномерные части: огромную – пассивных людишек, не делающих ничего полезного, и малую часть – активных личностей, пытающихся тем или иным способом воздействовать на большинство. В свою очередь в этой малой части преобладали сионисты-жидомасоны, но были и истинные патриоты человечества, к которым я условно отношу и себя. Они-то и остановили пагубный ход истории, господин Шанхай… – сказал генерал жёстко.

– В какую красивую одежду ни наряжай демагогию демагогией она и останется. Такие фанатики, как вы, и погубили мир. Вам нет прощенья. Вы очень опасный тип, чтобы продолжать жить на земле, – Хай Фай вколачивал гвозди в генеральский гроб.

– Жаль… Вы абсолютно ничего не поняли. Вижу, я зря потратил своё красноречие и время. Я говорю, но вы не слышите. Думал, вы обрадуетесь ходу моих мыслей. Что ж, чую носом, пустите меня в расход, как инакомыслящего?

– Вероятно.

– Сделаете колоссальную ошибку! Ладно, может, дадите спокойно состариться? Эх… Отправьте меня на необитаемый остров, если я вам так противен. Я возьму с собой туда Волка. Это единственное существо, которое полностью понимает меня, которое будет всегда верным другом и никогда не подведёт. Надеюсь, он уже оклемался после вашего усыпляющего газа?…

Тут запись резко прервалась, потому что кто-то посторонний проник в мою память, в блок управления «видиком». Я снова увидел залитый солнцем салон сотого этажа небоскрёба. В дверях же стоял Майкл Саймон Третий, воплощение истинного добродушия, и широко улыбался мне своей керамической улыбкой.

4

Он не дотянул каких-нибудь пятьдесят километров до хранилища, помеченного одним из витиеватых значков на подробной карте, составленной парнями из Конуса. Табло наручных приборов высвечивало точные долготу и широту, свидетельствующие, что хранилище совсем рядом. Однако ни в основном, ни в резервном баках уже не было ни капли, а без горючего, как известно, летать невозможно. Поэтому, подчиняясь закону всемирного тяготения, он косо рухнул вниз на кроны деревьев, в изумрудное море буйной растительности. Пробив верхний, самый плотный слой листвы, обдирая при этом одежду и кожу о ветки, скатился, цепляясь за лианы, к мощным уродливым корням, приземлившись, к его чести, надо сказать, на ноги, несмотря на громоздкий летательный аппарат, прикреплённый к спине.

Он попал как бы в другой мир – непроходимые джунгли обступили его с четырёх сторон. Он вдруг отчётливо осознал, что оказался в настоящей западне, о существовании которой в принципе никогда не задумывался. Неуязвимость порой расслабляюще действовала на разум и вот сыграла с ним злую шутку. Джунгли вокруг были действительно труднопроходимы, настолько, что даже он увидел в них проблему. Он понял – до склада он доберётся нескоро. И всё-таки нужно было идти, а не стоять на месте.

Придерживаться выбранного направления удавалось плохо, мало того, он почти не продвинулся к хранилищу за двадцать четыре часа непрерывной борьбы с природой. Он рвал мясистые стебли руками, жалея, что на этот случай, увы! не запасся мачете, что было бы весьма кстати, или чем-либо подобным.

До цели он так и не дошёл, но не потому, что бросил эту затею и собирался уже звать через спутник помощь, а потому что на четвёртые сутки мытарств внезапно услышал впереди лязг металла, и спустя короткий промежуток времени прямо перед его носом, ломая всё на своём пути, появилась огромная туша танка. Гусеницы, подобно мясорубке, перемалывали растения, плюясь зелёно-коричневыми ошмётками. Это была именно та ситуация, которая называлась «приятная неожиданность». Многотонный «мышонок» чихнул выхлопными трубами и остановился. Танк был без дула. Раскрылся люк, и из чёрного четырёхугольника высунулось некрасивое лицо Реджа, что стало приятной неожиданностью вдвойне…

Назад они покатили по проторенной дорожке. Редж показал ему компьютерное устройство внутри танка, которое запомнило весь обратный путь и самостоятельно управляло двигателями, строго подчиняясь программе. Поэтому им не оставалось ничего другого, кроме как удобно расположиться на башне и под урчание моторов повести задушевную беседу.

– Пока мне не сказал Саймон, – произнёс Алекс, – что ты здесь, среди нас, я и представить себе не мог, что ты жив, ведь средства массовой информации сообщили о твоей смерти в результате авиакатастрофы личного самолёта в конце 2008 года; как сейчас помню, это было третьего ноября. Этот день для меня, как впрочем и для миллионов твоих поклонников, стал днём траура. Знаешь, незадолго до Войны я даже побывал на твоей могиле в Лондоне.

– А я действительно считаю, что умер в 2008-м. Разве то состояние, в котором я нахожусь теперь, можно назвать жизнью? Мой разум впихнули в мёртвый механизм. У меня нет никаких чувств – только мысли, и те не в голове, а где-то в районе пупка!

Хотя спасибо, что не ниже! – со свойственным ему юмором ответствовал Редж.

– И всё-таки ты согласился на Саймоновское предложение, не так ли?

– Да, по двум причинам. Ну, во-первых, после конфликтов в группе и её неофициального распада я очутился как бы в изоляции. Помнишь, «… в полной изоляции, в замке, здесь, за каменной стеной, жду, когда чернорубашечники явятся, жду, когда они придут за мной…»? Так вот, поначалу, выступая сольно с командой приглашённых со стороны музыкантов, я ещё пытался докричаться до людей своими новыми песнями, заставить их на минуту задуматься о том мире, где они живут. Я тогда думал, что причина, почему меня перестали слышать, кроется в самой группе «Fink Ploy», изменениях, произошедших с ней. Но потом я понял, что не одни мы изменились, а изменилось, главным образом, общество, те люди, с которыми мы раньше находили

контакт. Признаки же этой разобщённости возникли ещё до распада коллектива, когда мы ради сверхприбылей начали арендовать гигантские стадионы…

– Хорошо известен случай, когда ты не выдержал и плюнул со сцены в лицо поклоннику, стоящему в первом ряду, который вёл себя, как ненормальный, – вставил реплику Алекс.

– Точно… А во время моей сольной гастрольной деятельности я почувствовал буквально отчуждение. На меня ходили, как на основного виновника развала «Fink Ploy», забрасывали пустыми банками из-под пива, тыкали плакатами «Редж – никто!», они просто издевались надо мной. Я замкнулся, прекратил заниматься концертами, стал записывать только пластинки. Всю душу в них вкладывал, писал песни-предупреждения, песни-размышления. Однако мои диски не покупали. И однажды мне в голову пришла мысль: «А ведь они правы, я на самом деле никто. Я – песчинка, лежащая на дне океана, возомнившая себя спасителем рода человеческого. Зачем я повесил себе на шею его неисчислимые беды? Зачем я трачу нервы, кровь, здоровье на то, чтобы открыть этим слепцам глаза? Покруче меня пытались, и что в результате? Им ни к чему зеркала! У них иная логика: мы приходим в этот мир на мгновение и хотим лишь успеть получить удовольствия – побольше денег, женщин, наркотиков, деликатесов; и суметь к тому же нагадить на головы других, таких же жаждущих, потому что на всех наслаждений не хватает…» Я тогда решил – дальше продолжать бессмысленно. Я сделал всё, что было в моих силах, с музыкой покончено. Однако праздно жить я не смог, хоть ни в чём и не имел нужды. Я серьёзно задумался о самоубийстве, как о способе выхода из тупика. Помнишь, Джон Леннон как-то сказал: «Теперь я стал богатым и знаменитым, кем и хотел всегда быть. Но ничего не происходит»?

– И затем появился Саймон.

– Да. Потом меня посетил Блондин. То, что он предложил, совершенно ошарашило меня. Я сразу врубился, какие перспективы сулит его, так сказать, товар. Чуть ли не захлебнулся от восторга. Вторая причина, почему я согласился – поражающие воображение, практически неограниченные возможности человека-«сквиза», от которых буквально захватывало дух.

– Но ты разочарован.

– Теперь. А в 2008-м я так не считал.

– Как он объяснил, почему сделал предложение именно тебе?

– Сказал, что является большим любителем моих песен, особенно нравятся тексты, то есть моя философия. Сказал, что слышал о моих неудачах и провалах.

– Взял с тебя деньги?

– Нет, ни цента.

– Что ты думаешь о Саймоне?

– А что конкретно ты хочешь услышать?

– Не показалось ли тебе, что он каким-то образом связан с пришельцами? У меня вообще есть подозрение, что он – один из них.

– Ха! Безусловно, Блондин – личность во многом загадочная, но чтобы он был пришельцем, вряд ли. Видишь ли, конечно, ни в чём на сто процентов нельзя быть уверенным до конца, однако если бы пришельцы активно вмешивались в нашу жизнь, то они предотвратили бы атомную войну. Поскольку, опять же, при их желании и праве на вторжение с нами можно было бы покончить ещё во вторую мировую. Зачем им было тянуть?

– Но никто же не знает точно, когда они сюда прилетели, – заметил Алекс.

– Вероятно, скоро это и кое-что другое выяснится, если вернётся кто-нибудь из команды Блондина.

– Саймон уже здесь!

– Разве? Странно, Шварц о нём не упомянул.

– Ты поддерживаешь с Арчи контакт? Мне сообщили, что ты забрался так далеко от колонии, поскольку никого не хочешь видеть.

– А я и не вижу – только слышу, – усмехнулся Редж. – Это правда, с некоторых пор меня совершенно перестало волновать то, что в ней происходит. Хотя в последнее время появились веские причины, заставляющие изменить моё отношение к окружающей действительности. Тем не менее, и раньше я периодически позванивал своему хорошему приятелю Арчибальду Шварцеллеггеру, чтобы поболтать с ним о том, о сём.

– Как он там? Перед моим отлётом сюда он ещё был без тела.

– О! Он говорит, что заказал наисовременнейшую индивидуальную разработку, и сейчас уже получил поистине мощнейшее тело, не хуже тех, что были, по его словам, у атлантов, подпирающих небо. Арчи предупредил меня о твоём прибытии, а после указал координаты места, где ты сел – у них очень чётко отлажена система слежения. Кстати, он также сказал, что это я тебе обязан надёжной конструкцией моего скелета – ты якобы принимал самое активное участие в его изготовлении. Между прочим, Алекс, а ты-то сам как очутился внутри своего собственного детища?

– Длинная история, невероятная и абсолютно реальная одновременно… Если коротко – при помощи огромной разведывательной сети Саймон разыскал меня и повёл дело столь хитро, что очень скоро я пришёл к нему с целью выгодно продать своё изобретение, даже не предполагая о заранее спланированной операции. Ловушка захлопнулась, и я превратился в винтик прекрасно отлаженного механизма, который в максимально сжатые сроки осуществил на первый взгляд бредовую идею американского гражданина по имени Майкл Саймон Третий.

Чтобы быть до конца откровенным, нужно добавить, что, наверное, я бы никогда не решился влезть в оболочку робота, находясь на борту «Осаки», и нашёл бы другой вариант бегства с корабля, если бы ни какая-то сидящая во мне потребность, какая-то безуминка сделать то, что я сделал…

– Кое-что об этом легендарном крейсере мне поведал Китаец, – перебил его Редж.

– …Понимаешь, – продолжал Алекс, – прожив к тому моменту тридцать лет, я окончательно уяснил для себя простую вещь – пробиться в этом грёбаном мире наверх, не став подлецом, практически невозможно. Мир людей в целом – мир бездарей и пустых прожигателей жизни, обычных потребителей. На человека творческого, человека, придумавшего что-то новое, необычное, из ряда вон выходящее, то, чего никогда на свете не было, они смотрят, как на врага, они завидуют ему чёрной завистью, они стараются всячески его унизить, раздавить, отобрать у него то, что он создал. Они толкают его локтями, пинают ногами, потом выжимают его целиком без остатка и вышвыривают на свалку за ненадобностью. Ведь он отличается от них, он им чужой, он выделяется на фоне бесконечной вереницы рыл, морд, харь своим светлым лицом, на котором написано – люди, возьмите, пользуйтесь, я это сделал ради вас, чтобы было больше радости в мире… К тому времени я потерял какую бы то ни было веру в хорошее, надо мной нависла угроза, что меня не сегодня завтра убьют, и я решил стать свободным, стать независимым, и ни у кого ничего больше не просить.

К своему решению я шёл через детство, наполненное скандалами родителей; через смерть отца, которого я боготворил и ненавидел и которого мне так всегда не хватало; через непонимание матери, на старости лет ушедшей в религию; через болезни и ноющую боль в сердце, оставшуюся от первой неудачной любви; через никогда не нравящуюся работу, рутину, от которой я лишь раздражался и тупел; через единственную отдушину – хобби, которое я вынужден был скрывать от придурков и которое я не сумел спрятать; через предательство самых близких друзей, беспредельно пользующихся моей добротой и сразу же забывающих о благодарности; через вопросы, которые не давали мне покоя: зачем я появился на свет, кто я такой и для чего существую.

Знаешь, Редж, когда-то давно, ещё в детстве, я прочёл прелюбопытнейшую фантастическую книжку, где действовал персонаж по имени Шэдрик Рухарт. По ходу повествования ему предоставляется возможность найти Алмазный Куб, исполняющий любое заветное желание. Шэдрик катастрофически устал от цивилизации и её несправедливостей, её человеконенавистнических порядков, он жаждет изменить и свою жизнь, и жизнь всех людей, восстановить справедливость. Ценой чудовищных усилий ему удаётся в итоге добраться до Куба, но он в растерянности – представ перед выбором, он совершенно не уверен, чего же ему всё-таки конкретно нужно.

Именно таким Алмазным Кубом стал для меня «транссквизермен». Превратившись в механизм с человеческим мышлением, я обрёл вроде бы счастье – меня прекратили унижать, насиловать, я освободился от бремени зависимостей, от пут, получил безопасность, покой, почти бессмертие. Я сделался очень сильным. Правда, впоследствии появились абсолютно другие проблемы и непредвиденные сомнения…