Текст книги "Управление акционерным обществом в условиях реформы корпоративного права"

В экспертных кругах порой высказывается мнение о том, что компетенция органа управления может быть «вариативной». До 1 сентября 2014 г. такой институциональный формат предлагался, естественно, только в части моделирования полномочий совета директоров и исполнительных органов. Получается, что такие предложения можно теперь распространить и на высший орган управления акционерной компании, коль скоро компетенция общего собрания акционеров НАО может считаться «открытой».

О чем конкретно идет речь? Положим, компания находится в особой стадии развития, например в стадии «разгона» (вторжение в рынок, наработка бизнес-технологий и партнерских связей, обретение «бескорыстной дружбы» с местными чиновниками и т. д.). Или, напротив, компания сталкивается с трудностями, типичными для зрелой фазы роста (критичная нехватка ресурсов развития, переход от фазы «кэш ин» к фазе активного распределения среди партнеров растущих доходов и т. п.). Или же компания сталкивается с теми или иными кризисными явлениями (предбанкротное состояние, масштабная потеря рынка, значимый конфликт совладельцев, отражение рейдерской атаки и т. п.). Такого рода экстренные обстоятельства развития в идеале требуют применения соответствующих моделей корпоративного управления, в том числе ее подсистемы, фиксирующей компетенцию и механизмы взаимодействия органов управления и контроля. Контрольный участник компании или топ-менеджеры, курирующие блок совершенствования корпоративного управления, стоят перед альтернативой: сделать устав компании максимально универсальным, пригодным как для особой стадии развития, так и для классической фазы бизнес-работы на соответствующем рынке – стадии «спокойного развития», либо же применять особые тексты уставов, и когда, к примеру, экстренные обстоятельства будут преодолены, написать новый текст устава. Практика убеждает: первый вариант контрпродуктивен, поскольку, как уже отмечалось, особенности руководства компанией применительно к специальным стадиям роста слишком существенны, желаемый универсализм не может быть достигнут в принципе. Второй вариант разрешает данную проблему, но он не слишком «удобен» в процедурном плане: для легализации нового текста устава, как известно, нужно провести общее собрание акционеров, на котором решение принимается квалифицированным большинством голосов акционеров, убедиться, что этот текст не затрагивает фрагменты, связанные с правами акционеров (в противном случае придется в соответствии со ст. 75 и 76 Закона об акционерных обществах начать сложную и весьма затратную для компании работу по организации выкупа акций акционеров, которые не согласятся с такими коррективами), верифицировать решения собрания по правилам обновленного ГК РФ (что, как известно, теперь осуществляет нотариус или регистратор), а затем направить учредительный документ на государственную регистрацию. В контексте этой дилеммы возникает вопрос: а нельзя ли сделать статьи устава, как минимум посвященные компетенции органов, «вариативными», т. е. указать, что одна «линейка» полномочий органов применяется при одних обстоятельствах, а вторая – при других?

Признам, что в принципиальном плане идея и в самом деле «изящная». Однако с иных экспертных позиций, том числе в формально-правовом аспекте, она вызывает серьезные сомнения. Дело в том, что корректно описать обстоятельства, при которых одна «линейка» вопросов компетенции органов НАО перестает применяться и начинает работать другая, весьма сложно. Даже при самом щепетильном подходе к этой теме остается поле для разночтений. Получается, некий орган или уполномоченные лица самой компании с неизбежностью принимают на себя бремя официальной квалификации такого рода ситуаций. Стало быть, при этом мы сталкивается с той же самой «эластичной» компетенцией органа управления (т. е. органа управления, который – в дополнение к уставу – сам себе или коллегам фиксирует полномочия), которую мы неоднократно критиковали и, как полагаем, обоснованно.

Новое в компетенции совета директоров

Новеллы ГК РФ в качестве генерального термина для обозначения органа корпоративно-контрольной (корпоративно-ревизионной) практики применяет не «совет директоров» (как, скажем, Закон об акционерных обществах), а «коллегиальный орган управления». Думается, ввиду следующего. Двухлетней разработке комментируемых нами коррективов в ГК РФ, по нашим наблюдениям, сопутствовала ожесточенная дискуссия о миссии совета директоров акционерного общества. Как мы понимаем, авторитетные бизнес-ассоциации ратовали тогда за сохранение за советом той его двуединой миссии, которая была закреплена за ним законодателем с середины 90-х гг. прошлого века: речь идет о разработке стратегии развития акционерного общества и мониторинга ее реализации путем контроля деятельности исполнительных органов, в то время как ведущие разработчики, в том числе представляющие научные круги, полагали, что настало время стратегию передать высшему форуму управления, оставив за советом контрольную составляющую. По этой причине последние предлагали закрепить за данным органом наименование «наблюдательный совет».

Похоже, разногласия преодолеть не удалось, и законодателю нужно было «определяться» (должно быть, сроки поджимали). Написанное в ГК РФ в его новой редакционной версии, вероятно, является своего рода компромиссом, на который пошел законодатель: совет не назван «наблюдательным», но и «старый» генеральный термин – «совет директоров» – не устоял, орган получил общий нормативный титул «коллегиальный орган управления» (КОУ), естественно, с правом компании в уставе конкретизировать это название.

В диспозитивно-компромиссном ключе решен и вопрос о миссии данного органа: в качестве ключевой функции названа контрольная, но авторы уставов корпораций получили привилегию ее «дополнить» иными подсистемами целевой функции органа – стратегической и даже операционной. Это закреплено и в ГК РФ (п. 4 ст. 65. 3):

«Наряду с исполнительными органами, указанными в пункте 3 настоящей статьи, в корпорации может быть образован в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, другим законом или уставом корпорации, коллегиальный орган управления (наблюдательный или иной совет), контролирующий деятельность исполнительных органов корпорации и выполняющий иные функции, возложенные на него законом или уставом корпорации. Лица, осуществляющие полномочия единоличных исполнительных органов корпораций, и члены их коллегиальных исполнительных органов не могут составлять более одной четверти состава коллегиальных органов управления корпораций и не могут являться их председателями».

Обращает на себя внимание и тот факт, что КОУ определен в Кодексе как орган управления. Глава VIII Закона об акционерных обществах («Совет директоров (наблюдательный совет) общества и исполнительный орган общества») не считала совет директором органом управления в отличие от исполнительных органов и общего собрания акционеров, что порождало массу доктринальных ощущений, которыми делились уважаемые авторы книг и статей, и правоприменительных казусов.

Нет ли своего рода противоречия в том, что, с одной стороны, КОУ, как уже отмечалось, – это управленческая структура, а с другой – ее основополагающей миссией признан контроль. Думается, нет. Ведь, к примеру, предварительное одобрение сделок является, с одной стороны, формой контроля совета директоров за деятельностью исполнительных органов, с другой – сугубо управленческой задачей, возлагающей на профессионализм членов совета серьезное бремя в виде необходимости капитальной подготовки к заседаниям и в дальнейшем возникновения серьезной персональной ответственности членов совета.

Еще одно замечание. В п. 4 ст. 65.3 ГК РФ применяется термин «функции» КОУ, а не «полномочия» и не «компетенция». Полагаем, сторонники мнения о равносильности этих понятий найдут в этом вдохновляющее их подтверждение своих суждений.

Положения подп. 1, 2 и 6 п. 3 ст. 66.3 ГК РФ открывают колоссальные возможности для креативного моделирования компетенции органов управления НАО:

«3. По решению участников (учредителей) непубличного общества, принятому единогласно, в устав общества могут быть включены следующие положения:

1) о передаче на рассмотрение коллегиального органа управления общества (пункт 4 статьи 65.3) или коллегиального исполнительного органа общества вопросов, отнесенных законом к компетенции общего собрания участников хозяйственного общества, за исключением вопросов:

внесения изменений в устав хозяйственного общества, утверждения устава в новой редакции;

реорганизации или ликвидации хозяйственного общества;

определения количественного состава коллегиального органа управления общества (пункт 4 статьи 65.3) и коллегиального исполнительного органа (если его формирование отнесено к компетенции общего собрания участников хозяйственного общества), избрания их членов и досрочного прекращения их полномочий;

определения количества, номинальной стоимости, категории (типа) объявленных акций и прав, предоставляемых этими акциями;

увеличения уставного капитала общества с ограниченной ответственностью непропорционально долям его участников или за счет принятия третьего лица в состав участников такого общества;

утверждения не являющихся учредительными документами внутреннего регламента или иных внутренних документов (пункт 5 статьи 52) хозяйственного общества;

2) о закреплении функций коллегиального исполнительного органа общества за коллегиальным органом управления общества (пункт 4 статьи 65.3) полностью или в части либо об отказе от создания коллегиального исполнительного органа, если его функции осуществляются указанным коллегиальным органом управления;

…

6) о требованиях, отличных от установленных законами и иными правовыми актами требований к количественному составу, порядку формирования и проведения заседаний коллегиального органа управления общества (пункт 4 статьи 65.3) или коллегиального исполнительного органа общества».

Что скрыто за общим декретированием регулятивных свобод, которые вышеприведенный подп. 1 дарует прежде всего совету директоров (коллегиальному органу управления)?

Получается, что в компетенции совета директоров НАО согласно ст. 65.3 ГК РФ могут оказаться такие вопросы, как утверждение годовых отчетов, определение правил «исключения из рядов» акционеров тех, кто игнорирует принципы добросовестности и разумности, принятие решений о сделках с участием в капитале иных компаний, а в соответствии со ст. 48 Закона об акционерных обществах – одобрение сделок с заинтересованностью и крупных сделок (первые – в любом ценовом объеме, вторые – по квалификационному критерию ст. 78 указанного Закона – менее 25 % БСА), а также сделок с акциями общества в части приобретения их в собственность («на баланс») НАО. Это подлинная институциональная революция, ведь до 1 сентября 2014 г. регулятивные вольности компаний с таким вектором перераспределения компетенции сдерживало положение п. 2 ст. 48 Закона об акционерных обществах, согласно которому «вопросы, отнесенные к компетенции общего собрания акционеров, не могут быть переданы на решение совету директоров (наблюдательному совету) общества, за исключением вопросов, предусмотренных настоящим Федеральным законом».

В каких корпоративных ситуациях такого рода делегирование вопросов компетенции общего собрания акционеров НАО окажется востребованным?

Случай первый. В НАО много акционеров. Например, ЗАО, претерпевшее в 1991 г. приватизацию через так называемое арендное предприятие. Как известно, в таких случаях правило «более 50 акционеров – следует вносить изменения в устав, связанные с изменением типа АО (из ЗАО в ОАО) не применяется: согласно п. 4 ст. 94 Закона об акционерных обществах «положения абзацев второго и третьего пункта 3 статьи 7 настоящего Федерального закона не применяются к закрытым обществам, созданным до введения в действие настоящего Федерального закона». В данной ситуации (известны компании, где даже не сотни, а тысячи акционеров) принятие профессионально выверенных решений лучше доверить именно совету директоров, общее же собрание акционеров (в отношении которого имеются опасения срабатывания «эффекта новгородского вече») логичнее ограничить минимальным объемом полномочий.

Случай второй. В НАО, напротив, всего несколько акционеров, но крупных, причем представленных физическими лицами. У них масса интересов, в том числе в сфере предпринимательской деятельности. Контрольный пакет акций не сформирован: имеет место «олигополия». Например, структура уставного капитала – 30 % × 30 % × 20 % × 20 %. При таких или аналогичных обстоятельствах крупным бенефициарам данного бизнеса проще принимать решения на заочных заседаниях совета директоров, учитывая, что не все решения общего собрания акционеров можно принимать в таком порядке.

Случай третий. В НАО есть контрольный участник. Доконтрольные же участия «распылены» среди нескольких десятков малых участников, например членов трудового коллектива. При принятии соответствующих решений на общем собрании акционеров присутствие последних практически неизбежно, а вот на заседаниях совета директоров, который избирается на основе кумулятивной системы и имеет небольшой количественный состав, их будет существенно меньше, что по понятным причинам в большей мере устраивает контролирующего акционера, пакет акций которого достаточен для внесения коррективов в учредительный документ.

Что касается передачи указанных компетенций общего собрания акционеров коллегиальному исполнительному органу (правлению), то этот случай, как представляется, идеально подойдет для управления основным обществом «дочкой» с применением схемы «через топ-менеджмент», которая, как известно из практики, подразумевает высокую меру личного доверия владельцев холдинга исполнительным директорам управляемой компании.

В приведенном выше подп. 1 п. 3 ст. 66.3 ГК РФ говорится о возможности передачи соответствующих вопросов, отнесенных законом к компетенции общего собрания участников, на рассмотрение коллегиального органа управления общества или коллегиального исполнительного органа общества (хозяйственного общества). Следует обратить внимание на институциональный тренд в пользу коллегиальности управления: единоличному исполнительному органу такие привилегии законом не даны.

Далее. Равносильно ли приведенное положение альтернативе: либо совету директоров, либо правлению? Полагаем, что по смыслу данной нормы – нет. Думается, допустима и комбинация: часть вопросов передается коллегиальному органу управления, часть – коллегиальному исполнительному органу.

Какие в практическом плане просматриваются варианты такого сочетания? Первый. Если по принятой концепции управления данной группой компаний советы директоров головного звена холдинга и ключевых операционных дочерних компаний призваны активно внедряться в операционную практику, логично отнести одобрение соответствующих сделок (в полном объеме) к компетенции данного органа, остальные вопросы – к компетенции правления. Второй. Еще один реалистичный вариант связан с отнесением вопросов об отнесении сделок с заинтересованностью как наиболее «конфликтоопасных» и деликатных в корпоративно-управленческом плане к компетенции совета директоров, других транзакций – к компетенции правления. Третий. В уставах дочерних компаний головного звена дифференцированного холдинга одобрение сделок с участием в интересах упрощения внутрихолдинговых транзакций с титулами признать компетенцией правления, остальные же сделки отнести к компетенции совета директоров.

Как мы полагаем, широкого применения норма части первой подп. 2 п. 3 ст. 66.3 ГК РФ, допускающая передачу полномочий коллегиального исполнительного органа совету директоров, в корпоративной практике не получит. Вообще говоря, проще отказаться от услуг правления и не предусматривать такой орган в уставе[58]58
  Аналогичное замечание будет справедливым и в отношении нормы подп. 3 п. 3 данной статьи ГК РФ, допускающей передачу единоличному исполнительному органу общества функций коллегиального исполнительного органа. И в этом случае, однако, гипотетически допустимы ситуативные оговорки в уставе, указывающие на эту возможность. К примеру, у коллегиального исполнительного органа в силу типового устава дочерней компании значительные полномочия. При этом в отдельных компаниях по решению контрольного участника пост единоличного исполнительного органа занимает некий высокопоставленный работник головного звена холдинга, совмещающий, таким образом, руководящие должности в нескольких компаниях (такая схема, несмотря на свою незатейливость, получила в последнее время распространение в некоторых крупных российских холдингах). Принято считать, что мера доверия головного звена к такому человеку весьма высока и «ему не надо мешать». В этом случае без исключения из устава упоминания о правлении и его компетенции по решению основного общества или совета директоров дочернего общества генеральный директор в соответствии с уставом «дочки» начинает исполнять функции правления. Второй пример. В ряде случаев, как убеждает новейшая корпоративная практика, для принятия особо важных и не терпящих отлагательств решений длительность подготовки, проведения и фиксации итогов заседаний правления оказывается серьезной помехой. Режим же «прямого управления», напротив, ситуативно оказывается обоснованным.


[Закрыть] (думается, это как раз имеет в виду часть вторая указанного пункта). Тогда соответствующие операционные, координационные и контрольные функции, которые обычно закрепляют за правлением, передаются в компетенцию совета директоров. Однако, если все-таки допустить возможность четкого определения в тексте учредительного документа ситуаций, при которых такое делегирование полномочий работает (что, как уже отмечалось ранее, в принципе весьма и весьма непросто и одновременно весьма рискованно в формально-правовом плане), к указанным случаям резонно отнести следующие ситуации: 1) срок полномочий большинства членов правления истек, новый орган не сформирован; 2) деятельность коллегиального исполнительного органа запрещена или приостановлена судебным актом, большинство членов правления дисквалифицированы в установленном порядке; 3) в отношении большинства членов правления идет корпоративная проверка; 4) большинство членов правления фактически не могут по тем или иным причинам исполнять свои функции (длительная командировка, болезнь и т. п.); 5) осуществляются конкретные инвестиционные проекты, одобренные решением совета директоров; 6) об этом ходатайствует само правление или единоличный исполнительный орган, а совет директоров поддерживает заявителя; 7) принято решение общего собрания акционеров. Думается, такие решения могут как быть универсальными, так и содержать различные оговорки, например, устанавливать сроки начала и завершения действия соответствующего акта компании.

Подпункт 2 п. 2 ст. 67.1 ГК РФ безоговорочно позитивно в институциональном плане открывает дорогу для отнесения к компетенции совета директоров «принятие решения о передаче полномочий единоличного исполнительного органа общества другому хозяйственному обществу (управляющей организации) или индивидуальному предпринимателю (управляющему), а также утверждение такой управляющей организации или такого управляющего и условий договора с такой управляющей организацией или с таким управляющим». Существовавшее до 2014 г. различие подходов отраслевых законов (Закон об обществах с ограниченной ответственностью разрешал авторам уставов указанные решения передавать в компетенцию совета директоров, а вот Закон об акционерных обществах – нет) было необоснованным. Теперь это регулятивное недоразумение исчерпано.

Последствия заключения сделок и принятия иных решений с нарушением компетенции органа НАО

Практикующим специалистам в области корпоративного права хорошо известно, что универсальным риском нарушения правил закона и устава о распределении компетенции органов акционерного общества в части одобрения и заключения сделок акционерного общества являются иски общества или его акционеров о признании недействительными таких сделок и применения правил двусторонней реституции. Полагаем, обновленный в 2013–2014 гг. ГК РФ в принципиальном плане поддерживает актуальность такого рода суждений, равно как и многих опорных положений актов высшей судебной инстанции по указанной тематике. В то же время некоторые новеллы Кодекса дают повод для рассуждений относительно ожидания определенных коррективов корпоративной и судебной практики в области акционерных правоотношений, в частности, относительно порядка применения ст. 168 и 174 ГК РФ.

Федеральным законом от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ с 1 сентября 2013 г. введена измененная редакция ст. 168 ГК РФ:

«Статья 168. Недействительность сделки, нарушающей требования закона или иного правового акта

1. За исключением случаев, предусмотренных пунктом 2 настоящей статьи или иным законом, сделка, нарушающая требования закона или иного правового акта, является оспоримой, если из закона не следует, что должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки.

2. Сделка, нарушающая требования закона или иного правового акта и при этом посягающая на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц, ничтожна, если из закона не следует, что такая сделка оспорима или должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки».

Эта статья в прежней редакции имела иное название и иной вид:

«Статья 168. Недействительность сделки, не соответствующей закону или иным правовым актам

Сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения».

Как видно, новые регулятивные подходы, если так можно сказать, более деликатны в сравнении с прежними. Так, хотя общий институциональный вектор сохранен, что, по-прежнему, требует от руководителей, специалистов и консультантов акционерных компаний, в том числе непубличных, чрезвычайного внимания к экономическим, управленческим и юридико-процедурным аспектам подготовки соответствующих сделок к одобрению и заключению компетентными органами общества, на наш взгляд, в указанном редакционном тренде просматривается приоритет института «оспоримости сделок».

Возьмем на себя смелость предположить, что данный тренд подкрепляется и новой ст. 173.1 ГК РФ, и новой редакцией ст. 174 Кодекса:

«Статья 173.1. Недействительность сделки, совершенной без необходимого в силу закона согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления

1. Сделка, совершенная без согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления, необходимость получения которого предусмотрена законом, является оспоримой, если из закона не следует, что она ничтожна или не влечет правовых последствий для лица, управомоченного давать согласие, при отсутствии такого согласия. Она может быть признана недействительной по иску такого лица или иных лиц, указанных в законе.

Законом или в предусмотренных им случаях соглашением с лицом, согласие которого необходимо на совершение сделки, могут быть установлены иные последствия отсутствия необходимого согласия на совершение сделки, чем ее недействительность.

2. Поскольку законом не установлено иное, оспоримая сделка, совершенная без необходимого в силу закона согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления, может быть признана недействительной, если доказано, что другая сторона сделки знала или должна была знать об отсутствии на момент совершения сделки необходимого согласия такого лица или такого органа.

3. Лицо, давшее необходимое в силу закона согласие на совершение оспоримой сделки, не вправе оспаривать ее по основанию, о котором это лицо знало или должно было знать в момент выражения согласия».

«Статья 174. Последствия нарушения представителем или органом юридического лица условий осуществления полномочий либо интересов представляемого или интересов юридического лица

1. Если полномочия лица на совершение сделки ограничены договором или положением о филиале или представительстве юридического лица либо полномочия действующего от имени юридического лица без доверенности органа юридического лица ограничены учредительными документами юридического лица или иными регулирующими его деятельность документами по сравнению с тем, как они определены в доверенности, в законе либо как они могут считаться очевидными из обстановки, в которой совершается сделка, и при ее совершении такое лицо или такой орган вышли за пределы этих ограничений, сделка может быть признана судом недействительной по иску лица, в интересах которого установлены ограничения, лишь в случаях, когда доказано, что другая сторона сделки знала или должна была знать об этих ограничениях.

2. Сделка, совершенная представителем или действующим от имени юридического лица без доверенности органом юридического лица в ущерб интересам представляемого или интересам юридического лица, может быть признана судом недействительной по иску представляемого или по иску юридического лица, а в случаях, предусмотренных законом, по иску, предъявленному в их интересах иным лицом или иным органом, если другая сторона сделки знала или должна была знать о явном ущербе для представляемого или для юридического лица либо имели место обстоятельства, которые свидетельствовали о сговоре либо об иных совместных действиях представителя или органа юридического лица и другой стороны сделки в ущерб интересам представляемого или интересам юридического лица».

Как представляется, ранее опубликованные и широко применявшиеся в судебно-арбитражной практике правовые позиции ВАС РФ в отношении применения ст. 168 и 174 ГК РФ в соответствующих случаях нарушения компаниями правил компетенции органов, будучи безоговорочно злободневными в общем институциональном плане, в свете упомянутых коррективов закона в плане юридическом потребуют определенных уточнений.

Так, опорное положение постановления Пленума ВАС РФ от 14 мая 1998 г. № 9 «О некоторых вопросах применения статьи 174 Гражданского кодекса Российской Федерации при реализации органами юридических лиц полномочий на совершение сделок» заинтересованным истцам едва ли можно будет применять без соответствующих нормативно-правовых оговорок. Напомним, о чем речь:

«Из содержания статьи 174 ГК РФ следует, что если полномочия органа юридического лица на совершение сделки ограничены учредительными документами по сравнению с тем, как они определены в законе, и при ее совершении указанный орган вышел за пределы этих ограничений, сделка может быть признана судом недействительной по иску лица, в интересах которого установлены ограничения, в случаях, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанных ограничениях.

В связи с этим следует иметь в виду, что статья 174 ГК РФ не применяется в случаях, когда орган юридического лица действовал с превышением полномочий, установленных законом. В указанных случаях надлежит руководствоваться статьей 168 ГК РФ».

Думается, после 1 сентября 2014 г. в указанных случаях при схожих обстоятельствах нужно будет применять уже не ст. 168 ГК РФ, а делающую ставку на упомянутый выше институт оспоримости ст. 173.1 Кодекса, в которой говорится о заключении сделок «без согласия органа юридического лица… необходимость получения которого предусмотрена законом». Можно предположить, что именно последняя статья станет в этой связи опорным основанием для формирования позиции желающих получить вердикт суда о признании недействительными соответствующих крупных сделок, сделок с заинтересованностью, эмиссионных проектов и сделок с участием в капитале иных компаний.

Далее. Постановлением Пленума ВАС РФ от 18 ноября 2003 г. № 19 «О некоторых вопросах применения Федерального закона «Об акционерных обществах»», как мы помним, было установлено, что, если уставом акционерной компании предусмотрены иные случаи, когда на совершаемые обществом сделки распространяется порядок одобрения крупных сделок, установленный законом, при рассмотрении споров о признании недействительными таких сделок судам следует руководствоваться ст. 174 ГК РФ. Представляется, что это положение в полной мере свою актуальность сохранило, так как в нем идет речь прежде всего о дополнительной (в терминологической версии КС РФ – «расширенной») компетенции совета директоров в части одобрения сделок с ценой менее 25 % балансовой стоимости активов. Ведь ключевой фрагмент диспозиции ст. 174 в новой редакции – «полномочия… ограничены учредительными документами юридического лица».

Пункт 4 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 мая 1998 г. № 9 устанавливает:

«В соответствии со статьями 166, 174 ГК РФ с иском о признании оспоримой сделки недействительной по основаниям, установленным статьей 174, может обратиться лицо, в интересах которого установлены ограничения.

В тех случаях, когда ограничения полномочий органа юридического лица установлены учредительными документами, таким лицом, по смыслу статьи 174 Кодекса, является само юридическое лицо, а также его участники. В случаях, прямо указанных в законе, данные иски вправе заявлять и иные лица».

На наш взгляд, нормы этого пункта также актуальны в части ссылки на ст. 174 в ее новой редакции.

Заметим, что надлежащим истцом по таким искам, как показывает анализ актуальной судебной правоприменительной практики и соответствующих новелл ГК РФ, может считаться не только само акционерное общество и ее акционеры. Так, абзацем вторым п. 4 ст. 65.3 ГК РФ установлено следующее:

«Члены коллегиального органа управления корпорации имеют право получать информацию о деятельности корпорации и знакомиться с ее бухгалтерской и иной документацией, требовать возмещения причиненных корпорации убытков (статья 53.1), оспаривать совершенные корпорацией сделки по основаниям, предусмотренным статьей 174 настоящего Кодекса или законами о корпорациях отдельных организационно-правовых форм, и требовать применения последствий их недействительности, а также требовать применения последствий недействительности ничтожных сделок корпорации в порядке, установленном пунктом 2 статьи 65.2 настоящего Кодекса».

Не стоит недооценивать и роль действующей в интересах государства прокуратуры в такого рода корпоративных спорах. Приведем показательный пример:

Фрагменты Постановления ФАС Дальневосточного округа от 17 июля 2014 г. № Ф03-3014/14 по делу № А73-14230/2013

«Отказывая в удовлетворении исковых требований, суд первой инстанции со ссылкой на статьи 166, 174 ГК РФ, разъяснения Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, содержащиеся в пунктах 3, 4 постановления от 14.05.1998 № 9 «О некоторых вопросах применения статьи 174 Гражданского кодекса Российской Федерации при реализации органами юридических лиц полномочий на совершение сделок» (далее – Постановление ВАС РФ № 9) исходил из того, что прокурор не является лицом, которому предоставлено право на оспаривание сделок по основаниям, предусмотренным статьей 174 ГК РФ. Согласно выводам суда, таким правом обладает только лицо, в интересах которого учредительными документами установлены ограничения, то есть ОАО «АСЗ».

Апелляционный суд, соглашаясь с выводами суда первой инстанции относительно отсутствия у прокурора полномочий на оспаривание сделок по статье 174 ГК РФ, дополнительно со ссылкой на разъяснения, содержащиеся в пунктах 37, 38 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 18.11.2003 № 19 «О некоторых вопросах применения Федерального закона «Об акционерных обществах» (далее – Постановление ВАС РФ № 19), указал на то, что с учетом исполнения сделок истцом не доказано, каким образом оспариваемые сделки нарушили права лиц, в интересах которых предъявлен иск, или самого завода, а также, каким образом признание сделок недействительными повлечет восстановление их прав.