Текст книги "Управление акционерным обществом в условиях реформы корпоративного права"

«Сделка, совершенная должником в течение одного года до принятия заявления о признании банкротом или после принятия указанного заявления, может быть признана арбитражным судом недействительной при неравноценном встречном исполнении обязательств другой стороной сделки, в том числе в случае, если цена этой сделки и (или) иные условия существенно в худшую для должника сторону отличаются от цены и (или) иных условий, при которых в сравнимых обстоятельствах совершаются аналогичные сделки (подозрительная сделка). Неравноценным встречным исполнением обязательств будет признаваться, в частности, любая передача имущества или иное исполнение обязательств, если рыночная стоимость переданного должником имущества или осуществленного им иного исполнения обязательств существенно превышает стоимость полученного встречного исполнения обязательств, определенную с учетом условий и обстоятельств такого встречного исполнения обязательств.

В случае, если продажа имущества, выполнение работы, оказание услуги осуществляются по государственным регулируемым ценам (тарифам), установленным в соответствии с законодательством Российской Федерации, в целях настоящей статьи при определении соответствующей цены применяются указанные цены (тарифы)» (ст. 61.2).

«Сделка, совершенная должником в отношении отдельного кредитора или иного лица, может быть признана арбитражным судом недействительной, если такая сделка влечет или может повлечь за собой оказание предпочтения одному из кредиторов перед другими кредиторами в отношении удовлетворения требований, в частности при наличии одного из следующих условий:

сделка направлена на обеспечение исполнения обязательства должника или третьего лица перед отдельным кредитором, возникшего до совершения оспариваемой сделки;

сделка привела или может привести к изменению очередности удовлетворения требований кредитора по обязательствам, возникшим до совершения оспариваемой сделки;

сделка привела или может привести к удовлетворению требований, срок исполнения которых к моменту совершения сделки не наступил, одних кредиторов при наличии не исполненных в установленный срок обязательств перед другими кредиторами;

сделка привела к тому, что отдельному кредитору оказано или может быть оказано большее предпочтение в отношении удовлетворения требований, существовавших до совершения оспариваемой сделки, чем было бы оказано в случае расчетов с кредиторами в порядке очередности в соответствии с законодательством Российской Федерации о несостоятельности (банкротстве)» (ст. 61.3).

«В ходе конкурсного производства требования к должнику об уплате обязательных платежей, включенные в реестр требований кредиторов, могут быть погашены учредителями (участниками) должника, собственником имущества должника – унитарного предприятия и (или) третьим лицом или третьими лицами в порядке, установленном настоящей статьей.

В случае погашения учредителями (участниками) должника, собственником имущества должника – унитарного предприятия и (или) третьим лицом или третьими лицами требований к должнику об уплате обязательных платежей подлежат погашению все включенные в реестр требований кредиторов требования к должнику об уплате обязательных платежей» (ст. 129.1).

«В ходе финансового оздоровления требования к должнику об уплате обязательных платежей, включенные в реестр требований кредиторов, могут быть погашены учредителями (участниками) должника, собственником имущества должника – унитарного предприятия и (или) третьим лицом в порядке, установленном настоящей статьей.

При погашении учредителями (участниками) должника, собственником имущества должника – унитарного предприятия и (или) третьим лицом требований к должнику об уплате обязательных платежей подлежат погашению все включенные в реестр требований кредиторов требования к должнику об уплате обязательных платежей» (ст. 85.1).

«Для целей настоящего Федерального закона под предприятием должника понимается имущественный комплекс, предназначенный для осуществления предпринимательской деятельности (далее также – предприятие).

Продажа предприятия может быть включена в план внешнего управления на основании решения органа управления должника, уполномоченного в соответствии с учредительными документами принимать решение о заключении соответствующих крупных сделок должника.

При продаже предприятия отчуждаются все виды имущества, предназначенного для осуществления предпринимательской деятельности, в том числе земельные участки, здания, строения, сооружения, оборудование, инвентарь, сырье, продукция, права требования, а также права на средства индивидуализации должника, его продукцию (работы, услуги) (коммерческое обозначение, товарные знаки, знаки обслуживания), другие принадлежащие должнику исключительные права, за исключением прав и обязанностей, которые не могут быть переданы другим лицам.

При продаже предприятия, осуществляемой в соответствии с настоящей статьей, денежные обязательства и обязательные платежи должника не включаются в состав предприятия, за исключением обязательств должника, которые возникли после принятия заявления о признании должника банкротом и могут быть переданы покупателю предприятия в порядке и на условиях, которые установлены настоящим Федеральным законом» (ст. 110).

Так или иначе, нанося удары по опорным сделкам компании или непосредственно «работая» с владельцами бизнеса и его партнерами (думается, это главное в данной схеме), – компании, находящиеся в той или иной стадии банкротства, через управляющего или напрямую профессионалы захвата, о появлении которых на карте боевых действий поначалу люди, близкие к бизнесу целевой компании, даже не догадываются (все знают, что компанию «банкротит банк»), достигают одной из двух взаимоисключающих целей: добиваются либо перехода титулов (прав на компанию) в структуры холдинга-заказчика, – тогда банкротство резко завершается самым благоприятным для должника образом – через лояльное мировое соглашение или признание восстановления платежеспособности, либо – приобретения фирмами – эмиссарами холдинга «чистого предприятия», применяя приведенную выше норму.

Еще одна «изящная схема», творчески перенесенная из 90-х гг. прошлого века и конъюнктурно переработанная нынешней агрессивной практикой, как представляется, может обрести кодовое название «работа с бенефициарами».

Целевым субъектом воздействия со стороны профессионалов в этом случае становятся исключительно конкретные физические лица, находящиеся «в конце тоннеля» владельческой схемы желаемой агрессорами (или их клиентами) компании, а равно их родные и близкие. Объектом информационного, финансового, юридического и психологического анализа и последующей отработки для решающего переговорного процесса, вообще говоря, может быть все что угодно: бизнесы этих людей, их место в политике, увлечения, пристрастия, вовлеченность в те или иные конфликты, личная жизнь и даже верования. В сущности поиски уязвимых мест в наше информационно насыщенное время – не такое уж и сложное занятие. Более тонкой материей, по-видимому, является выстраивание конфигурации сделки поглощения, в частности, оценка неизбежного вовлечения в нее третьих лиц (если аргументы уступки целевого бизнеса будут юридическими, прежде всего аргументы госчиновников), понятно, с соответствующими накладными расходами, а также моделирование сугубо экономической формулы «какой «прокол» чего стоит в бизнес-плане».

Резюме: выявленная аналитиками «проблема» упомянутых физических лиц купируется уступкой целевого бизнеса. Экзотика данной схемы заключается в том, что топ-менеджеры и миноритарии поглощаемой компании часто даже не знают о том, что переход корпоративного контроля состоялся на недружественной основе, а компания стала «разменной монетой» в урегулировании «частного спора».

Жесткие схемы сурового настоящего

Между тем подозрения в адрес большей части современных рейдеров в избыточном увлечении «изящно филигранным» лишены оснований. Погоду в их ремесле делают прямолинейные и тяжеловесные алгоритмы перехода контроля над бизнесом.

В этом отношении уместны рассуждения о подлинном и ярком ренессансе 90-х гг. прошлого века, в котором не находится места скромным по своим масштабам «элегантным» схемам тех же лет. Скажем больше. Бросаются в глаза не только «объемно-оборотные» различия, заметен и профессионально-содержательный контраст. Так, если в последнем случае («изящные схемы» настоящего) общим ситуативным рефреном в этом срезе может служить слоган «наши юристы ваших переиграли», в первом же случае (жесткие схемы настоящего), как и в приснопамятные 90-е, два основных: «спасибо за то, что вы вели дела сами, без юристов и аудиторов» и «юристы и аудиторы вам тут не помогут». При этом «творческие вариации» отмеченного парадокса возрождения 90-х в ключе «было так, стало сяк» касаются лишь двух в общем в содержательно-инвестиционном плане некритичных моментов.

Первый момент. В 90-е было больше реального насилия, нежели угрозы его применения, во втором десятилетии нынешнего столетия, наоборот: сегодняшние жертвы агрессии, как правило, сразу верят своим оппонентам на слово, а дальше избирают либо тактику экстренной, полной и сравнительно почетной капитуляции, либо отчаянно сражаются «из любви к искусству» – по принципиальным соображениям того или иного свойства, отчетливо понимая, что успех маловероятен, «но жизнь скорее всего сохранят».

Второй момент. Драйвером рейдерского процесса 90-х была частно-организованная преступность (пережившим те времена ее представители более известны как «братки»). Ныне механизмы профессионалов ремесла – разработчиков и контролеров исполнения рейдерских схем приводятся в действие государственной коррупцией.

Полагаем, наиболее востребованной схемой сегодня является рейдерский алгоритм, известный корпоративным правозащитникам как «контрольный пакет акций против папки с компроматом». Суть его довольно проста. По заданию заказчика профессиональные рейдерские группы проводят глубокую разведку деятельности целевой компании во всех ее аспектах – субъектно-владельческом, производственном, финансовом, налоговом, учетном, юридическом, кадровом и т. д. Судя по эмпирике, в этой области мобилизуются все возможные (доступные «агрессору») каналы сбора сведений – от Интернета до закрытых источников. Полученные данные обрабатываются специалистами, найденным нарушениям, по-видимому, с учетом сроков давности и сроков исковой давности, дается надлежащая юридико-отраслевая квалификация. После чего владельцу бизнеса вручается копия папки с собранным и обобщенным спецами компроматом и дается пресловутая «ночь – на подумать». Альтернатива поисков решения чрезвычайно ожидаема: либо бизнес «добровольно» продается владельцем сейчас «по реальной цене», либо в случае сопротивления о цене придется задуматься и все будет строго по-плохому.

Налицо, как нетрудно заметить, банальный шантаж. Правда, в отличие от бизнес-рэкета 90-х ныне он «интеллектуализированный, беловоротничковый». Имеются некоторые основания полагать, что схема работает эффективно. О причинах и предпосылках этого грустного тренда – чуть ниже. Сейчас же привлечем внимание к чрезвычайной латентности такого рода «диалогов на вторичном рынке титулов», что в общем-то понятно. В гласности не заинтересованы ни «агрессоры», ни «защитники» своего бизнеса. Последние находятся в особенно трагичной для их деловой репутации ситуации «сдачи бизнеса».

По указанной причине многие «белые» проекты поглощения, о которых узнает экспертная и деловая общественность, на самом деле являются «черными»: раз сделка закрыта, проще представить ее как дружественную. Что касается апелляции к общественному (экспертному, предпринимательскому и т. д.) мнению, то, находясь в противоречии с 90-ми, этот прием корпоративной защиты абсолютно бесполезен. Сейчас в бизнесе каждый строго сам за себя, за редким исключением. Правоохранители откровенно высмеивают «бригады адвокатов», пытающихся взывать к кому-то или к чему-то, поскольку знают, что делают. Видимо, «агрессоры» это учитывают. Поэтому о большинстве таких «проектов» никто никогда не узнает и в статистику M&A не включит.

Вторая тяжеловесная схема отъема бизнеса может быть воспринята как вариант первой. Дело вкуса, конечно, но мы полагаем, что данный алгоритм достоин специального упоминания и предлагаем дать ему кодовое наименование «за явным превосходством противника».

Существо данного алгоритма захвата чужого бизнеса еще более незатейливо. Владельцу (значимым совладельцам) целевой компании открыто, возможно, даже через солидных посредников говорят о том, что «компанию хотят». Кто? Дальше называются имена или фирменные наименования, которые, по идее, должны привести (и приводят!) несчастных бенефициаров регионального заводика в предобморочное состояние. При этом произносятся имена людей, которым, как принято считать, можно все и в смысле целей, и в смысле средств. Контрольный участник оказывается перед дилеммой: сразу согласиться на предлагаемую цену или попытаться проверить практически, не блефуют ли общие знакомые, принесшие дурную весть. На эмпирическом уровне можно констатировать незначительный процент тех, кто выбирает первое, однако и смелые также находятся. Вот тогда к делу подключаются профессионалы захвата. Знание ими «новейших технологий» в указанной области (а начинается все с обычного гринмейла) и безграничный административный ресурс бенефициаров проекта обычно не оставляют корпоративной защите никаких шансов.

Третья «динамитная» схема, также весьма и весьма популярная в наши дни, по сложившейся в России традиции получает кодовое наименование «внутренний рейдерский захват».

В паритетной компании (владельческая конфигурация 50 % на 50 %, 33 % × 33 % × 33 % и т. д.[11]11
  Возможны «неровные значения» этих долей участия в капитале, которые, что критично, совместно формируют корпоративный контроль над компанией.


[Закрыть]) рассорились ключевые владельцы. Они слишком хорошо информированы о фактической роли в данном бизнесе своего оппонента (экс-партнера). «Скелеты из корпоративных шкафов» становятся объектом экстренного юридического анализа, направленного на разработку тактики болезненных ударов по оппоненту, которые заставили бы его капитулировать. Поначалу довольствуются профессиональной поддержкой своих аудиторов и юристов. Как ни курьезно, но, как и при участии в капитале, здесь обнаруживается особый паритет – паритет силы: объем взаимного компромата и профессиональные возможности «универсальных специалистов» (при всем к ним уважении) оказываются примерно равными. Возникают патовые и даже клинчевые ситуации. Вот тогда одного из экс-партнеров посещает отчаянная мысль обратиться к узким специалистам – профессионалам захватов и гринмейла. Их вооружают соответствующей информацией о противнике-партнере (опять-таки при этом сгодится все: начиная от его фактической роли в контроле финансовых потоков до личной жизни). Информация обрабатывается и пускается в дело.

Насколько можно судить, наблюдая за ходом корпоративных войн из окопов стороны, которая, по-видимому, из общечеловеческой брезгливости не сочла возможным применить тот же ход и в порядке аутсорсинга мобилизовала корпоративных защитников, мотивы рейдерских группировок, получивших заказ от паритетного экс-партнера, различны: они могут работать строго «за гонорар», а могут заинтересоваться и самим бизнесом. Иногда настолько, что, «увлекшись», начинают работать на себя, чуть ли не забыв о заказчике.

С некоторым, почти неожиданным (учитывая все изложенное выше) удовлетворением признаем: в случае применения таких схем захвата чужого бизнеса далеко не всегда успех сопутствует профессионалам корпоративной агрессии. Все зависит от решительности и мудрости обороняющейся стороны в отношении определения момента, когда нужно обращаться за помощью к возможным союзникам («белым рыцарям» на отечественный лад) и профессионалам корпоративной обороны.

О причинах, предпосылках и прогнозах

Автор настоящих строк разделяет мнение коллег, полагающих, что рейдерство в нашей стране – это всерьез и надолго. Что бы там не говорили поклонники романтического взгляда на такого рода благоприятные прогнозы, о которых мы упомянули в преамбуле. Однако при этом рискуем решительно не согласиться с указаниями на «ключевые» причины данного гипертренда.

Так, обрела популярность следующая точка зрения, претендующая на универсальное причинное толкование интересующего нас феномена. Пока рейдерские захваты у нас будут так низкозатратны, как они на деле дешевы, будет существовать непреодолимый для конечных заказчиков рейдерских захватов «экономический соблазн» выгодно приобрети чужой бизнес, т. е. соблазн купить его дешевле, чем он объективно стоит. Полагаем, что данная позиция, несомненно, имеет право быть учтенной, однако решительно не исчерпывает всего богатства реальных причин и предпосылок востребованности «черных» вариантов M&A. Почему? Попытаемся объяснить.

Во-первых, потому, что, думается, далеко не все рейдерские захваты в принципе являются уделом тонкого экономического расчета. По нашим ощущениям, порожденным все той же эмпирикой, многие владельческие антагонизмы в этой области, в том числе и с теми сюжетными особенностями, которые мы попытались выше описать, находятся на высокой эмоциональной волне (полагаем, что особенно при активации схемы «внутреннего рейдерского захвата»). Эмоции, по большей части персонально окрашенные, и трезвый расчет редко совместимы. Время от времени мы наблюдаем баталии с привлечением наемников – рейдеров, ведущиеся по средневековому принципу «война до последнего солдата».

Во-вторых, потому, что определенная часть рейдерских захватов осуществляется по итогам вполне четкого экономического расчета, который, однако, при этом ориентируется не на актуальную рыночную стоимость целевой компании, а на ее перспективы в рамках конкретного холдинга, принадлежащего заказчику проекта поглощения. Даже объективные оценщики, допущенные к расчетам актуальной стоимости бизнеса целевой компании, ужаснутся, узнав, в какой мере заказчик рейдерского захвата готов «переплатить» за желаемый объект. А вот к оценкам даже среднесрочных перспектив интеграции поглощенной компании в соответствующую группу компаний «чужаков» едва ли допустят.

В-третьих, потому, что многие компании, хотя, естественно, и имеют объективную рыночную стоимость, попросту не продаются. Ни за какие деньги. Полагаем, и в этой ситуации «доктрина сравнительной рентабельности» также не работает. Для заказчика переход корпоративного контроля над бизнесом вопреки воле его легального владельца может превратиться в такой ситуации в объект мучительных вожделений первого: судя по практике, на то, чтобы «укротить» непокорного владельца, средств не жалеют.

В-четвертых, следует принять во внимание, что некоторая доля рейдерских захватов носит узко ситуативный характер, не оставляющий места для каких-либо расчетов вообще. К примеру, за «лакомый» завод сражаются два крупных холдинга. Завод не продается. Одному из конкурентов стало известно, что завод может стать объектом рейдерской атаки с применением его оппонентом коррупционно-чиновничьей схемы. Понимая, что по принципиальным, в том числе репутационным, соображениям уступить нельзя, бенефициар первого холдинга обращается к «обычным рейдерам». Вряд ли установка на рыночную стоимость будет для него в этом случае «критериальной».

В-пятых, втягиваясь в рейдерские проекты, ни «агрессоры», ни заказчик захвата, по всей видимости, не знают, какой отпор им окажет оппонент. Поглощение может занять три недели, а может и четыре года. Прецедентов хватает. Как с учетом данного обстоятельства заранее можно утверждать, что целевая компания обойдется бенефициарам проекта при «черном» поглощении существенно дешевле, нежели при «белом»?

Еще об одной популярной и, думается, столь же спорной теории устойчивости рейдерства в России: рейдеров некие наши коллеги воспринимают в качестве принудительных «диспетчеров» по передаче (перераспределении) бизнеса от неэффективных собственников эффективным. А поскольку первых в нашем народном хозяйстве предостаточно, талантам профессиональных рейдеров всегда найдется достойное применение. Однако это, разумеется, иллюзия. Корпоративные захватчики, как и гринмейлеры, не являются ни «санитарами леса», ни «робин-гудами», ни «седыми паромщиками» на «переправе» вторичного рынка контрольного участия в капитале. В их лице мы имеем банальных «теневых» предпринимателей, чаще всего тривиальных преступников, которых заботит только одна «социальная миссия» – личная выгода. Предположение, согласно которому они, сами о том не ведая, «нечаянно» способствует повышению микро– и макроэкономической эффективности страны, ошибочно хотя бы потому, что чаще всего объектом рейдерских атак становятся как раз весьма успешные бизнесы. При применении так называемых дилерских схем (рейдеры берут объект «на себя», с тем чтобы потом его перепродать отраслевому инвестору) это наблюдается в 100 случаях из 100. Тактика и стратегия управления такими компаниями «старинными владельцами», несомненно, имеют резервы, иногда значительные, но не до такой степени, чтобы объективно возникала потребность в «антикризисном управлении», тем более непрошенном и принудительном.

Полагаем, неизбывность рейдерской тематики в Российской Федерации сопряжена с более глубокими причинами, коренящимися в особенностях отечественной экономики как реальности в целом и корпоративного управления в частности. Попробуем разобраться, какие их специфические черты в одних случаях лишь облегчают решение рейдерских задач, а в других – едва ли не провоцируют корпоративные захваты.

Первая и, пожалуй, самая важная особенность. Ориентируясь на реальную практику предпринимательства, подозреваем, что едва ли не все отечественные бизнесы начиная со среднего, ориентированы на такую генеральную форму извлечения инвестиционного дохода (или «капитализации» высокого статусного уровня топ-менеджеров), как дискриминационный вывод активов.

Студентов в отечественных вузах, правда, пытаются приучить к хрестоматийному представлению о том, что доход инвестора может обрести только две формы: дивиденды и курсовая разница. Студентов искренне жаль: их вводят в заблуждение, избавление от которого на практике бывает подчас весьма болезненным.

Операционная компания в наших условиях не воспринимается адекватным инвестором, в том числе контролирующим, как центр образования прибыли, из фонда которой «отбиваются» его вложения. Таковым может быть все что угодно – авуары «обналовых» структур, фирмы-прослойки, волевым решением «владельца» интегрируемые в процесс снабжения и сбыта операционной компании, удерживающая недвижимость холдинга компания, обретающая неслыханные доходы от ее сдачи в аренду компаниям соответствующей группы (они-то и экспроприируются в том или ином виде бенефициаром), контролируемые или дружественные бенефициарам фирмы – контрагенты операционной компании (в том числе гарантированные победители соответствующих тендеров операционной компании), «откатывающие» напрямую бенефициарам, подставные члены совета директоров, получающие по решению ГОСА, обеспечиваемому контрольным пакетом «владельца» компании, заоблачные бонусы (понятно, кому они в конечном счете достаются), и многое другое, практикам хорошо известное, но только, повторимся, не сама операционная компания и ее фонд чистой прибыли. Это норма. Если угодно, – «опорный» обычай делового оборота. Допускаем, что имеются исключения из данного правила. Если так, то подобные поведенческие установки, как и любое системное проявление законопослушания в нашей стране, близки к институту социального протеста, новейшей форме «российского бунта». Однако в этом случае – бескровного и наивного.

Дискриминационный вывод активов, по нашим эмпирическим оценкам, на две трети явно противостоит закону, причем до такой степени, что специалисту не составит труда применить уголовно-правовую квалификацию, которая на треть является «околозаконной», т. е. которая попросту пока не попала в свод «черных схем» предпринимательской практики, отработанных налоговиками и следователями. Вполне очевидно, что здесь налицо идеальная культурная почва для культивирования рейдерства. Последнее, как мы ранее пытались показать, зиждется, как правило, на трех несущих конструкциях (алгоритмах): корпоративная разведка – шантаж – административный ресурс (как способ реализации находок первого алгоритма при неудавшемся втором). Присмотрись к любому бизнесу, инвестиционная компонента которого (или в крупных холдингах – реальная практика работы топ-менеджеров) основана на незаконном выводе активов, и начинай работать над технологиями захвата. Отбить такое желание может лишь одно обстоятельство: целевая компания контролируется настолько могучим субъектом, что связываться с ним даже при критическом уровне содержимого ожидаемой «папки с компроматом» абсолютно неразумно: если лакомый обоз, полученный по военной репарации, охраняется государевыми стрельцами, попытаться отбить его не рискнет даже крупная группировки разбойников.

Вторая особенность – определенная и при этом немалая часть умеренно крупных отечественных бизнесов (в этом случае, стремясь к беспристрастности и объективности, подчеркнем, что далеко не все бизнесы у нас таковы) была приобретена их нынешними владельцами с целым рядом юридических или значительных моральных прегрешений, например, компания куплена у государства в ходе приватизации путем применения разного рода популярных в прежнее время (не исключая, увы, настоящего) «действий в обход закона», отобрана у кого-то с помощью тех же рейдеров или «чистого административного ресурса», консолидирована путем неправомерного «вытеснения» миноритарных инвестпартнеров или акционеров – «членов трудового коллектива» (рабочих, колхозников и представителей трудовой интеллигенции), создана посредством внедрения в зону рыночной активности подавленного тем или иным нечестным путем конкурента, «раскручена» изначально на базе незаконного предпринимательства или явного и масштабного обмана клиентуры.

Некоторые пытливые корпоративные правозащитники заметили (мы считаем это наблюдение достоверным и резонным), что рейдеры редко нападают на честно, трудами праведными созданные бизнесы. Бывает, конечно, но нечасто. Какая тут логика? Возможно, основанная на понимании того, что кровное будет защищаться до последней капли этой самой субстанции. А неправедно обретенное жалко, понятно, но, если «вспомнить забытое», не так уж и несправедливо. Поэтому схватка бенефициаров таких бизнесов и рейдеров аккуратно укладывается в формат русской поговорки «вор у вора дубинку украл».

Третья особенность – неукротимая склонность отечественных бенефициаров к применению запутанных и нерациональных владельческих схем «построения» группы компаний в холдинге.

Блок-схемы российских дифференцированных холдингов обычно несут в себе историю их формирования. И не более того. По нашим сторонним наблюдениям, исключение составляют только особо крупные, «элитные» частные холдинги. Там все в целом нормально, в отдельных – даже почти безупречно. Что касается первых, формирующих упомянутое правило, то их периодическим аудированием и последующим «причесыванием», основанным на фундаментальных и конъюнктурных правилах теории и практики финансов, корпоративного управления и права, мало кто занимается. В лучшем случае затевается очередная кампания по «продаже непрофильных активов». Потом, правда, их приобретают снова. Полагаем, что и та, и другая акции выгодны конкретным топ-менеджерам, потому-то их систематическая реализация, в отличие от фундаментальной чистки блок-схемы, – на злобу дня крупного холдинга.

Реальная (в отличие от декларируемой, «публичной») блок-схема крупного холдинга составляет великую коммерческую тайну. Но – для всех, кроме рейдеров. Какие фрагменты этой структуры могут оказаться для них интересными? Думается, это в первую очередь следующие:

1) применение для «вуалирования» реальных бенефициаров подставных лиц, юридических и физических (как отмечалось выше, для активации схемы «перехвата управления» работа профессионалов с подставными лицами есть один из эффективных технологических приемов);

2) необоснованно «высокая»[12]12
  Принято считать, что холдинг, развиваясь, «прирастает корнями», поэтому можно считать, что есть и «низкая».


[Закрыть] с корпоративно-управленческой точки зрения «этажность» уровней холдинга (есть мнение – полагаем, обоснованное, – что с уровня «правнучки» головного звена холдинга данная группа компаний неконтролируема, что, понятно, на руку корпоративным захватчикам);

3) формирование нелогичных и легко «пробиваемых» центров образования прибыли;

4) выведение наиболее ликвидных активов на явные удерживающие структуры, которые плохо защищены в корпоративно-правовом плане;

5) присутствие среди соинвесторов тех или иных компаний, входящих в холдинг, не слишком преданных основному бенефициару миноритарных партнеров («агрессору» с ними можно договориться, спекулируя на старинных разногласиях с основным акционером).

Четвертая особенность – тотальное недоверие отечественного бизнеса к любым видам и форматам необязательного интеллектуального аутсорсинга.

Практика неоднократно и твердо убеждала: радикально противостоять рейдерству и гринмейлу может только ранняя, профессионально выверенная и системная профилактика. Таковая едва ли возможна без привлечения располагающих ресурсами обладания актуальной правоприменительной конъюнктурой корпоративных правозащитников – юристов, управленцев, финансистов, HR-щиков и т. д. Вроде бы все это очевидно. Но вот парадокс: популярность комплексного корпоративного аудита компаний и их групп, включающего антирейдерский аудит, насколько может судить автор этих строк, упала в последнее время ниже низшего. Почему?

Представляется, что эта специфика в целом и заявленный парадокс в частности представляют собой оборотную сторону трех первых особенностей. В реалии бизнеса «чужаков» стараются не пускать, как бы велик ни был их профессиональный авторитет и какими бы «страшными» соглашениями о неразглашении конфиденциальных сведений они ни страховались.

По этой причине в профессиональном плане спецы рейдеров «идут на два корпуса впереди» обороняющейся стороны, которая на первых стадиях корпоративной защиты опирается лишь на узкий круг консильери и «домашних» юристов бенефициара.

Пятая особенность – чрезвычайно высокая степень присутствия владельцев компаний в моделировании и осуществлении их операционного бизнеса.

В свое время некий классик, чьи идеи потом развивал автор упомянутого выше опуса про Льва Толстого, обосновал актуальность тренда «отделение капитала-функции от капитала-собственности». Спустя полтора века сию доктрину обновили, выдав за свою, некие «великие» западные экономисты – квазиавторы «теории революции управляющих». В российской экономике, похоже, эти закономерности не работают. Владелец (бенефициар, контрольный участник) компании, как и в 90-е г., когда это было отчасти простительно с учетом «юного возраста отечественной рыночной экономики», и ныне кряжисто «сидит на финансовых потоках».