Текст книги "Кольцо приключений. Книги 1, 2, 3, 4"

Глава 22

Время шло так быстро, что отдельными кадрами кинохроники промелькнуло избрание Первой Государственной Думы, которая просуществовала всего несколько месяцев и была распущена за свою революционность. Причем в решении самого главного для России вопроса – аграрного. И Петр Аркадьевич к роспуску Думы приложил свою руку.

В начале июля 1906 года я позвонил Столыпину домой. На дачу на Аптекарском острове. Не удивляйтесь. В то время можно было поговорить с любым телефонизированным чиновником империи, а с премьер-министром и столкнуться где-нибудь в Пассаже или увидеть его в ложе в театре, и при этом никто не обыскивает зрителей, не пропускает их через металлодетектор и не заглядывает в дамские сумочки.

Каламбурно, но правильно: чем народнее руководитель, тем он дальше от народа. Правда, у премьер-министра на даче сидел дежурный телефонист, который вежливо осведомлялся, кто звонит т по какому вопросу. Я представился коротко – конфидент по государственному вопросу.

– Я слушаю вас, – раздался в трубке приятный голос господина Столыпина.

– Здравствуйте, Петр Аркадьевич, это ваш вечерний собеседник, – сказал я.

В трубке воцарилось молчание.

– Вы живы? – спросил премьер.

– Жив и если вы не возражаете, то хотел бы с вами как-то увидеться. Вопрос уж очень безотлагательный, – сказал я.

– Хорошо. Запоминайте цифры – 18621906. Запомнили? Сегодня к вечеру на Центральном телеграфе получите письмо до востребования на этот номер с указанием времени и места, где мы встретимся, – сообщил мне Петр Аркадьевич.

Интересно, вроде бы и не революционер Столыпин, а навыки конспирации почище всякого революционера будут.

Получив письмо, я немного погулял по улице, чтобы посмотреть, не пущен ли мной «хвост». При желании, «хвост» выявляется за пятнадцать минут, читал я мемуары некоторых людей. Через пятнадцать минут, и я сказал себе: если они знают, что я должен получить письмо до востребования на телеграфе, то они, естественно, ознакомились с его содержанием и спокойно ждут меня «на хазе». И крутиться для выявления слежки будет только тот, кто всей литературе предпочитает детективы.

Конспиративная квартира находилась недалеко от нашей с Катериной квартиры. Я ничего не сделал и мне нечего бояться, поэтому в квартиру я вошел спокойно. Меня встретил человек в штатском, но с военной выправкой и провел меня в комнату, где за столом сидел Петр Столыпин.

Присмотревшись ко мне, он сказал:

– Вас совершенно не узнать, отец Петр, я и то узнаю вас по глазам да по жестикуляции. Присаживайтесь, мне всегда было интересно разговаривать с вами, а сейчас особенно. Хочется выслушать ваши мнения по поводу Государственной Думы, задать несколько вопросов и послушать, что за дело государственной важности вы имеете ко мне.

– Называйте меня Павел Петрович, Ваше превосходительство, – сказал я. – После покушения я постарался спрятаться, потому что убийцы на этом не остановятся.

– Вы удивитесь, Павел Петрович, но ваш однофамилец не имеет к этому никакого отношения. Наоборот он не верит в то, что вы убиты, и ищет встречи с вами, – сказал Столыпин. – Что ему нужно от вас, не понятно, но он очень нуждается в вас, несмотря на то, что вы внесли сумятицу во власть предержащих и в простых обывателей государства Российского.

– А как вы считаете, Петр Аркадьевич, стоит ли мне встречаться с Григорием Распутиным? – спросил я. – Не может ли это быть ловушкой, чтобы устранить меня окончательно?

– Не волнуйтесь Павел Петрович, я устрою вашу встречу в квартире, которую никто не найдет. Григория привезут к вам с завязанными глазами, а вы постарайтесь с неделю не бриться, чтобы быть похожим на того, кем вы были, – улыбнулся Столыпин. – А сейчас я бы хотел услышать ваше мнение по поводу Первой Думы.

– Что можно сказать нового по поводу разгона несчастной Думы? – с некоторой расстановкой слов сказал я. – Дума не настолько революционна, чем вторая, третья и последующие и ее разгон только показывает, что октябрьский манифест мера вынужденная, а государство не собирается исполнять взятые на себя обязательства. Думская трибуна – это отличный свисток, придуманный в странах западных демократий для того, чтобы выпускать пар, который скапливается в обществе. Только пар России начал выпускаться, как августейшая особа испугалась и приняла решении о роспуске Думы. Кто же предложил царю разогнать Госдуму, а, Петр Аркадьевич?

– Знаете, Павел Петрович, – сказал Столыпин, – я разрешаю вам говорить со мной так только потому, что вы человек особый и чувствуете или знаете что-то такое, что недоступно абсолютному большинству людей.

Вы что-то сделали с наследником и у него улучшились анализы крови. Сейчас анализы стали ухудшаться и, как мне кажется, Григорий Распутин начал дергаться только потому, что он ничего не может сделать без вас и теряет свое положение при дворе.

Цесаревича жалко, вы уж помогите, как сможете, а я переговорю с Его императорским величеством и обеспечу вашу охрану. Речь уже не о гоноре, а о престолонаследии. Наследник плачет, боли, опухают коленки, суставы на руках, жалко императрицу и императора, родители всегда больше всех переживают за своих детей.

А вот по поводу Госдумы позвольте мне с вами не согласиться. Правительство внесло для России закон об аграрной реформе. Россия – аграрная страна и от развития сельского хозяйства будет зависеть развитие других отраслей хозяйства страны. Что мы предложили депутатам? Создать слой зажиточных законопослушных крестьян-фермеров вместо общины и модернизировать сельское хозяйство в руках частных собственников. Для этого закон должен поощрять крестьян выходить из общины на отруба и хутора, и покупать земели и переселение бедноты в Сибирь при содействии Крестьянского банка. И ведь что они удумали? Посягнуть на дворянское землевладение. Да как они посмели прикасаться к землям, которые за верную службу дарованы государем-императором или земли, являющиеся вотчинами предков наших…

Петр Аркадьевич говорил, а сам сжимал кулаки, как будто хотел вдарить по физиономии первого попавшегося депутата Государственной Думы за то, что он смел покуситься на достояние рода Столыпиных. Да знают ли они, что бабушка великого русского поэта Михаила Лермонтова была из рода Столыпиных? Нет, Столыпина не перевернуть. Он будет делать так, как подсказывает его принадлежность к дворянству и как воспитали его в духе верноподданичества и сохранения всех устоев государства.

Единственное достижение – то, что на московских баррикадах не было сражений и все свелось к мародерству. Неизвестно, насколько это изменит ситуацию. Похоже, что не изменит совсем, потому что впереди Россию ждет участие в кровопролитной войне, которой воспользуются большевики, чтобы всеми силами добиваться поражения Россия в войне и превращения войны империалистической в войну гражданскую. В новой войне обученный и вооруженный пролетарий и крестьянство скинут любую власть, на которую ей укажут пальцем, выберут достойных представителей с горячим сердцем и холодной головой в расстрельные команды и сторожами на вышки в концлагерях.

Собственно говоря, свою миссию я могу считать законченной. История никому не даст повернуть себя круто в сторону. Любое препятствие она обойдет и пойдет дальше по проложенному для нее пути.

– Петр Аркадьевич, по имеющимся у меня данным, боевая группа эсеров-максималистов под видом офицеров фельдъегерской связи в середине августа попытается взорвать дачу на Аптекарском острове, где находится ваша семья, и где вы проводите свободное и выходное время, – сказал я, – примите, пожалуйста, повышенные меры безопасности.

– Ха-ха, – засмеялся Столыпин, – даже среди эсеров есть порядочные люди, и они никогда не посмеют взорвать частный дом, куда приходят и просители и где находятся моя семья. Что вы еще мне можете рассказать, Павел Петрович?

– Вы зря смеетесь и не верите мне. Если хотите, то я могу дать вам полный текст вашего первого выступления во второй Государственной Думе, – сказал я.

– И когда произойдет это мое первое выступление? – саркастически поинтересовался Столыпин.

– Шестого марта 1907 года, – ответил я.

Глава 23

– У меня есть все основания не верить вам, – сказал Столыпин, – но все, что вы говорите, сбывается. Хочу спросить еще вот о чем. Каково предназначение маленькой металлической коробочки, которая находится в вашем саквояже? После вашего исчезновения я приказал доставить к себе саквояж. Я думаю, что вы не обидитесь за то, что я открыл саквояж, но я должен был убедиться, что там нет динамита. Предполагаю, что это какой-то прибор.

И он поставил на стол мой саквояж, который остался на старой квартире.

Я заглянул в саквояж. Все на месте. Коробочка – это мой персональный карманный компьютер. Аккумуляторы разрядились. Все время были проблемы с их зарядкой. Частота тока 50 герц, напряжение 125 вольт, но розетки рассчитаны на вилки с тоненькими штырьками, а не на вилки евростандарта.

Вилки евростандарта были созданы специально для того, чтобы перекрыть доступ новой техники в Россию. Нормальные страны всегда думают о том, с кем они будут дружить, торговать и в соответствии с этим разрабатывают стандарты. Но только не Европа. История показывает, что Европу, куда ни целуй, всегда одно и то же. И я в 1905 году от Рождества Христова привязывал проволочки к вилке персонального компьютера, чтобы включить его в сеть при помощи зарядного устройства. Архаизм, а что поделаешь. Россия еще не доросла до того уровня, чтобы делать собственную компьютерную технику.

Тут все говорят, что компьютер изобрел один инженер из бывшей столицы Степного края, да что толку от этого. Опять уподобляемся китайцам, которые порох изобрели, а воспользоваться результатами изобретения не смогли. Кому нужен приоритет, если пользуемся всем заграничным? Что говорить, если все руководители страны и губерний предпочитают ездить на иностранных машинах, патриоты, твою медь.

– В этой коробочке, Петр Аркадьевич, – сказал я, – находятся тексты книг и другая информация, которая мне нужна. Я вам могу ее показать, но лучше бывает, если человек не будет заглядывать в свое будущее. А вот как технически оно работает, я вам с удовольствием покажу.

– Вряд ли я разберусь в этой технике, да и не пристало премьер-министру великой державы иметь навыки пишбарышни, – сказал Столыпин, – для этого у премьера есть штат служащих, которые все запишут и перепишут набело. Я хочу знать, сколько мне отпущено, чтобы иметь возможность реализовать то, что я задумал.

Насколько же закостенела Россия, если даже в XXI веке большинство высших руководителей все так же с ноткой презрения относится к новой коммуникационной технике и к компьютеризации. Что может достигнуть страна, если руководство этого не хочет? Можно выпрыгивать из штанов, доказывая, что нам нельзя допускать научного и технологического отставания, но, когда «кибернетика – продажная девка империализма», эта страна никогда не вырвется в число передовых. Левши никогда не определяли технический прогресс. Если на микрочип присобачить серебряные подковки от блохи и на каждом гвоздике подковы написать: «Привет героическим защитникам города-героя Севастополя», то микрочип работать не будет, хоть всего его подковами обколоти. Все программисты, в том числе и российские, работают на Западе, и ни одной русской программы нет, а компьютерной техники тем более.

– Петр Аркадьевич, человек счастлив потому, что он не знает своего будущего. Вы удовлетворите свое любопытство, а потом будете ждать черный день. Если бы вы что-то начали делать, чтобы отодвинуть этот день, то я это сделаю. Но я знаю, что все останется так, как оно есть, – сказал я.

– Павел Петрович, – сказал раздраженно Столыпин, – совершенно не понимаю, почему я вам разрешаю так со мной разговаривать. Стоит мне только пальцем шевельнуть…

– Шевельните, Петр Аркадьевич, – сказал я, – подьячего Крякутного кнутами запороли, а потом плакали от умиления, глядя на французские дымовые шары братьев Монгольфье. Пробился у нас изобретатель капитан Мосин. Приняли на вооружение его винтовку образца 1891 года, забыв об имени изобретателя. А сравните эту винтовку с винтовкой Ли-Энфильда? Весь мир знает этого изобретателя и качество этой винтовки лучше русской. Почему? Сами себя не уважаем. Вы думаете, если бы Иисус Христос объявился в России, то он бы остался цел? Ничуть. На кресте бы его не распяли, но оглоблями забили. Прославились бы на весь мир. Почему вы не боретесь с революциями? Крестьян порете? Это вас пороть надо, дворян, которые в отдельных комнатах жили и воспитывались у гувернеров, а потом пошли в народ поднимать его на лучшую жизнь. Вот где собака зарыта. Ваша дворянская солидарность приведет к тому, что одни дворяне будут уничтожать других дворян и бывшие крестьяне будут вам указывать, где в Москве ямы копать и каким образом разрушить храм Христа Спасителя.

– Да как вы смеете святотатствовать? Как вы говорите о русском дворянстве, покрывшем себя славою на полях сражений и в развитии наук разных. А сами-то вы дворянин? – закричал Столыпин.

– Дед мой из крестьян, отец из рабочих, – сказал я, – а сам я учитель истории, окончил университет и сейчас я пытаюсь помочь вам, но встречаю такое сопротивление от людей, обреченных на революционное уничтожение, что мне кажется, что вы все с революционерами заодно. Ретроградство губит не только науку и искусство, ретроградство губит государства.

– Хорошо, давайте говорить по-деловому, – предложил Столыпин. – Какова моя судьба?

– Незавидная, – ответил я, – царское равнодушие погубит вас, а затем царская семья погубит и себя, ввязавшись в ненужную России войну и приютив на своей спине Григория Распутина.

– Насколько оправдано ваше предположение о том, что на мою семью на Аптекарском острове будет произведено покушение, – спросил Столыпин.

– Я это знаю точно. Главное, не вспугнуть их. Тогда они изменят планы и это еще опаснее, – сказал я.

Хорошо, я приму меры, но мое предложение о том, чтобы вы были миом личным советником остается в силе, – сказал премьер, – а сейчас идите, вас ждет другой Распутин.

Глава 24

Встреча с Григорием Распутиным проходила в отдельном кабинете ресторана. Он всегда выбирал рестораны кафе-шантанного типа с кордебалетом или с цыганами.

– Эх, друг ты мой разлюбезный, садись вот сюда, самое лучшее место для тебя приготовил, – суетился Распутин, усаживая меня, – эй, человек, налей-ка гостю лучшего вина.

Половой, а по-современному, официант неслышно появился и взялся за блестящее горлышко бутылки шампанского, торчащей из серебряного ведра со льдом. Рукой я остановил его и показал пальцем на графинчик с водкой, которая тоже стояла на льду, потому что графинчик стоял запотевшим и «пускал слезу». Для закуски я положил себе в тарелочку грибки соленые, грузди с лучком и кусочек сочной буженины.

– Ну что, со свиданьицем Распутиных, – захохотал Григорий и поднял свой бокал с неизменной мадерой. – Дай Бог, чтобы не последняя была.

Мы выпили и принялись степенно закусывать, но Григорию не терпелось сразу приступить к делу:

– Отец Петр, помогай давай, мы с тобой и Богу служим, и императору с императрицей…

– Положим, служишь ты, – остановил я его, – а я тут сбоку припеку. Императрица готова довериться первому встречному, а человеку грамотному и с рекомендациями доверия нет.

– Дак ведь и я тоже не без рекомендаций царице был представлен и отрекомендован высокопоставленными лицами так, что в советники, почитай, главные, выхожу, – не удержался от хвастовства Григорий.

– Вот и советуй ей, а чего ты от меня хочешь? – спросил я.

– Так вот вы все грамотные, учитесь наукам вашим, а как кто неученый к вам за помощью обращается, так вы от тех и нос воротите, – обиделся Григорий.

– Ты вот грамотных в уважение не ставишь, а сам не знаешь, чего ты хочешь, – отпарировал я. – Если чего-то хочешь конкретно, то скажи сразу, а если сказать не можешь, то посиди и подумай, а я еще рюмочку анисовой под осетринку пропущу. И смотри ведь водка какая – ну чистая слеза, и горечь дает быстро проходящую, после того как хлебушка ржаного понюхаешь и как вкус рыбки оттеняет…

– Ладно, давай еще выпьем, – согласился Григорий, – трезвый язык как костяной, а по пьянке человек складно говорить начинает и все, что на душе есть, так и выскажет. А по мне так вино сладкое лучше. Водок-то всяких я свою бочку выпил, пора и меру знать.

Мы молча выпили и закусили. Потом еще налили и закусили. Григорий мужик крепкий, но хмель всегда приходит быстро, создавая эйфорию, а потом проходит, переводя эйфорию в состояние сверхкритичности, когда с человеком говорить совершенно невозможно.

– Ладно, скажу тебе прямо, – снова начал Григорий, – цесаревича лечить надо, а я не лекарь. От баб все пошло. Начали говорить, что в постели со мной они Бога видят и что сходит на них благодать Божья. А я, когда их пользую, ничего окромя тела ихнего не вижу. А раз им нравится, то я не дурак убеждать их в обратном. Ох, и доставалось мне за баб. И кольями били, и в воде топили. Выжил и даже сильнее стал. Доктора меня разные осматривали. Говорят, что мужик, который недалеко от обезьяны ушел, женскому полу нравится больше, чем красавцы всякие писаные. Хуаны Казановы тоже не красавцы были, а силу над женщинами имели немеряную. А почему? Да потому что охнуть им не давали, сразу за причинное место и в постель…

– Хватит врать, – сказал я, – Дон Хуан и Джакомо Казанова были грамотными людьми и владели наукой обольщения…

– А ты сам-то эту науку знаешь? – возразил мне Григорий. – Мне тут как-то студент, недоучившийся по медицине, науку преподавал. Эти, про кого ты говоришь, не такие уж красавцы были, обхождение имели, но знали, что женщину сразу нужно брать за мягкое или круглое место. Это Богом специально так создано, чтобы руки мужские к ним липли. К местам этим.

– Да ты понимаешь, темнота, что образованная дама и баба простая тебе по роже съездит, если ты сразу их лапать начинаешь, – засмеялся я.

– Правильно, – рассмеялся Распутин. – Думаешь, я по роже не получал? Получал. И Хуан с Казановой огребали по полной норме, но в большинстве случаев мы получали то, что хотели. Женщины они тоже люди живые, а если о тебе еще слава идет, плохая или хорошая, тут уж редкая устоять может. Так вот, баб-то я ублажать умею, руки накладывать тоже могу. Любого человека по голове или по телу погладь, молитву прочитай, да слова сочувственные скажи, и человеку сразу полегчает. Любому. А ведь у каждого в руках энергия разная. Стаканы я двигать не могу, вода от взгляда моего не кипит, но вот поглаживанием людей понемногу лечу. А тут пацаненок маленький. Ничего еще не соображает и не знает, кто я такой, и ведь не внушишь ему, пока он даже разговаривать не умеет. Вот на белые халаты реагирует и орет, изгибается весь. Я докторов отогнал, успокоился он, а анализы-то все хуже становятся. И на меня уже с подозрением начинают глядеть, того и гляди со двора погонят, а не хотелось бы от кормушки с икрой отрываться. Вот и помогай мне, а я уж тебя не обижу.

– Ну, ты, Григорий, и наглец, – остудил я его, – в благодетели ко мне напрашиваешься? А не думаешь ли ты, что мне это вообще не нужно? Ты хочешь все сделать шито-крыто, а меня за это могут в кандалы заковать и на Сахалин по этапу отправить. Вот ты и пойдешь сейчас к твоему папеньке царю и маменьке императрице и скажешь, что врачевать наследника мы будем вдвоем, и ты будешь охранять меня от всех любопытных и куда не надо нос свой совать, не будешь. Понял? На других условиях мы с тобой дружбу водить не будем.

– Ох, Петр, непростой ты монах, твердость у тебя кержацкая от старцев, – сказал Григорий, – и у меня такая же твердость была, всю пропил да про… Знаю, что авторитет свой подрывать буду, но перед царем и царицей в ноги повалюсь, скажу, что мы вдвоем сила большая. Поможешь?

– Ладно, помогу, – сказал я, – но смотри, если будешь в дела государственные вмешиваться, то снисхождения от меня не жди, не посмотрю, что ты царя с царицей папенькой и маменькой кличешь. И не вздумай козни против меня строить, потому что обо мне и о тебе судить будут одинаково и время это назовут – распутинщиной. От тебя тоже зависит, как это слово произносить будут, с гневом или с восхищением.

Глава 25

Приглашение во дворец добралось до меня лишь через две недели и то потому, что я позвонил по телефону Петру Аркадьевичу.

– Павел Петрович, ну где же вы скрываетесь? – зарокотал в трубке его веселый голос. – Вся полиция Российской империи ищет вас. Григорий места себе не находит. Императрица в истерике, а я хочу поблагодарить вас за предупреждение: задержали двух бомбистов в офицерской форме, под видом офицеров фельдсвязи. Сидели у меня в приемной. Взяты живыми и не успели привести в действие бомбу, вот бы трупов навалили. У меня в приемной и рядом с домом около сотни просителей разного полу и разного сословия стояло. С сегодняшнего дня борьба с социал-демократией будет вестись в комплексе – ни чины, ни звания не помогут смягчить участь ни одного убийцы. Только я Вас прошу быстрее объявиться и приехать в Царское Село, где сейчас отдыхает император с семьей. Билет на спецпоезд вас ожидает в кассе.

Все-таки не зря мое присутствие здесь. Спасена дочь Столыпина, спасены невинные люди. Пусть даже мои действия кто-то может расценить как шантаж, но это не шантаж, это вынуждение человека переступить через свои принципы в интересах государства.

Крепко поцеловав Катерину, я отправился в Царское Село. Как-то так повелось, что прощаясь с ней утром, я прощался с ней навсегда, не зная, как сложится день грядущий. Вероятно, подозревала это и Катерина, каждый раз целуя меня страстно и прижимаясь так, как будто это в последний раз.

Приехал я снова в рясе с документами, только бородка у меня короткая, постриженная по-современному клинышком. На вокзале меня никто не встречал. Не велика птица. На выходе из вокзала ко мне подошел неприметный филер наружной охраны. Кивнув головой в котелке и приложив по-военному ладонь к полям шляпы, шепнул:

– Батюшка, извозчик с номером 75 дожидается лично вас.

Спасибо хоть так. Подвезли к тому же флигелю, где я проживал. Знакомые люди провели в мою комнату, предложили покушать и сказали, что до завтра меня никто тревожить не будет. Похоже, что моего прибытия ждали с нетерпением.

На следующий день к флигелю подали пролетку, и я поехал к царскому дворцу. Скороход провел меня кабинет императора, где вместе с ним находились императрица и Григорий Распутин.

Приветствие ограничилось молчаливым кивком головы. Встала царица и сказала:

– Мы разрешаем вам помочь отцу Григорию в лечении наследника нашего.

Кивок головы показал, что аудиенция закончилась.

Кольцо замкнулось. Кольцо распутья. Династии была представлена на выбор из пары Распутиных: один праведник, другой – разбойник. Оба из Сибири. По большому счету, это не выбор Распутиных, это выбор пути России.

Понтий Пилат умыл руки и предоставил право выбора народу израилеву. В России нет Понтия Пилата, никто не умывал руки и без участия народа выбрал свой путь.

А если бы выбор Распутиных был представлен народу, кого бы он выбрал? Здесь совершенно нет никаких сомнений. Григорий Распутин. Он – судьба России, предвестник ее гибели и всех бед, которые последуют за этим.

Если бы Распутина не убили, то не изменилось бы ничего. Не убили в 1916 году, убили бы в 1918 году в Ипатьевском доме. И контрольный выстрел в голову, чтобы не дергался.

История мне еще раз преподала урок того, что историю делают личности, но делают ее те личности, у которых есть рычаги для того, чтобы повернуть историю. Даже если ты знаешь, что должно быть, то это не говорит о том, что ты можешь что-то сделать. Историю делают те, кто совершает революции, дворцовые перевороты или наследует трон и получает право объявлять войны и проводить реформы. Все остальное – крошки, упавшие с главного стола.

На своем практическом опыте опровергаю постулат фантастов о том, что если наступить на бабочку в каменном веке, то можно вызвать катастрофу в веке нынешнем.

Ничуть не бывало. Чихнешь, и мир погибнет от насморка? Не погибнет. Мир – самонастраивающаяся система. Либо найдет средство против насморка, либо уничтожит носителя инфекции.

Пришелец сготовил себе жаркое из куропаток и изменил историю? А рядом с ним абориген этих же куропаток потребляет не в таком изысканном виде и он историю не меняет. Чушь все это.

Человек одного времени переносится в другое без уменьшения или увеличения своего возраста. Он существует параллельно. Даже может подойти к себе в отроческом возрасте и дать шелобан себе, чтобы не занимался тем, чем не нужно. Изменения могут произойти в том, в параллельном мире, но не в моем. Если мне, к примеру, сорок лет, а я перенесся на сто лет, то меня вообще не может быть ни теоретически, ни практически. Но я есть. Я ем, пью, существую в том же возрасте, в каком я нахожусь в своем времени.

Получается, что в своем времени перемещаться нельзя. Если и можно, то только в пределах своего жизненного цикла. Такое перемещение можно сравнить с глотком яда. Если яд крепкий и свежий, то конец путешествиям. Если с просроченным сроком давности, то можно получить несварение желудка и мучиться в том времени, которые вы соизволили потревожить.

Получается, что и в параллельном мире история развивается так же, как и у нас. Теэмпэшник какой-то получается. Мы готовим документ в формате *.doc, а компьютер сохраняет дубликат этого документа в формате *.tmp. И файл *.tmp мы можем изменить и сохранить в нужном нам формате. Впрочем, как и файл *.doc. Одно главное условие – если вы не автор документа, то у вас нет доступа для изменения его. Ч.Т. Д. Что и требовалось доказать. И никакие хакерские уловки здесь не помогут.

Можно сказать, что моя миссия закончена. Начало получаться с премьером Столыпиным, который поверил в то, что я знаю будущее, но Столыпин, даже будучи премьером, не делает историю. Он попал в историю, но не как творец ее, а как орудие в руках царя.

Можно говорить что угодно, но если орудие не подчинится хозяину, то хозяин меняет орудие на то, которое удобнее держать в руках и которое выполняет работу так, как это нравится хозяину.

Распутинская Россия как была, так и останется Распутинской Россией. Эх, яблочко, куда котишься, в ГубЧеКа попадешь, не воротишься.

После процесса лечения наследника я буду находиться в самой большей опасности, чем если бы я даже не приближался к царской семье. На какое время я исчезну, не известно никому, даже мне. Вернуться в точно тоже время я не смогу по чисто техническим причинам. Кольцо – это не сложное электронное устройство с точной калибровкой. Никто не знает механизм действия кольца. И я кручу его по наитию, отмечая начальную точку по татуировке на внутренней стороне безымянного пальца.

Пока меня не будет, начнется паника. Причем панику поднимет сам Распутин, потому что он как бы поручился за меня, а я исчез. Несмотря на то, что Распутин, как утверждают некоторые люди, обладает даром предвидения, он совершенно не знает, что происходит. Если бы у него был этот дар предвидения, то он бы относился к моим действиям спокойно. А через час после моего исчезновения, он запаникует первым. Либо бросится в бега сам, либо будет возглавлять мои поиски. Экстрасенс хренов. Что-то гипнотическое в нем есть, но не больше. А мне нужно готовить пути отхода, потому что никакой Столыпин мне не сможет помочь. И еще неизвестно, как придется уходить, потому что по мне могут стрелять без предупреждения, как только я выпущу из своих рук наследника.