Текст книги "Сплав'"

Ужин

Уставшие за день сплавщики с огромным энтузиазмом причалили к берегу. Катамараны наполовину вытащили из воды и привязали к воткнутым в землю колышкам.

Радик показал всем, как распаковывать и устанавливать трехместные палатки. Оказалось, достаточно просто: два телескопических прутика, согнутых в дугу и воткнутых в землю. Снизу под палатки подложили куски фанеры, а на них поместили поролоновые коврики. Десять минут, и всё готово.

– Нужно разбить палатки левее, чуть дальше от воды – посоветовала начальник отдела внутреннего аудита Кудряшкина.

– А уйди ты, «ауйдитор», – отпустил остроту Валера Сутягин в сторону Кудряшкиной, желая обратить на себя внимание неприступной женщины.

Вика Андреевна, расстегнув ремешки на рюкзаке, вынула алюминевую ложку и запустила ею в Сутягина.

Валера не успел увернуться, и столовый прибор зафинтилил ему точно в плечо.

– Ой, как больно! – запрыгал он на одной ноге.

– Будет еще больнее! – пообещала Кудряшкина.

Радик, ставший свидетелем мизансцены, удовлетворенно схватил свою гитарку и бренькнул аккорд:

– Молодец, здорово ты отшила его!

Кудряшкина улыбнулась. Ее взгляд ушел куда-то вдаль, по всей видимости, в далекую юность.

Сказать по правде, маэстро самому сильно приглянулась эта дама. Еще с поездки в автобусе, а поскольку он давно был в разводе, равно как и Вика Андреевна, то питал определенные надежды на счастливое возобновление семейной жизни с понравившимся ему человеком. Пусть даже, если этот человек был старше его лет на пятнадцать…

Сложнее было создать место для комфортной ночевки вице-президента.

Сначала Гурген, Симон, Бычков и Шура расчистили от травы и крупных камней поверхность на небольшой возвышенности. Затем в течение часа установили роскошный шатер, занимавший огромную площадь.

Сверху над шатром водрузили ярко-оранжевый флажок, символизирующий величие руководства.

Внутри шатер отвечал международным стандартам роскоши. Всё как полагается: спальня, гостиная, сауна. С кондиционером и холодильником. Спутниковой антенной и домашним кинотеатром. Безлимитным интернетом и кофемашиной. Имелся также камин, минибар и джакузи с водонагревателем. Питание осуществлялось от дизель-генератора. А при нехватке топлива – от мускульной энергии сотрудников.

Что же, стремление Мигеля Сабантуевича к комфорту было вполне объяснимым: ему, изнеженному пятизвездочными отелями Старого и Нового Света, приходилось в походе сложнее всех. К хорошему привыкаешь быстро, к плохому – никогда!..

Леопольд, Гурген и Бычков согласно инструкции должны были осуществлять круглосуточную охрану начальства. Но они, ничтоже сумняся, сделали проще: положили перед входом в шатер на ящики со спиртным и едой Леопольда…

Тем временем остальные туристы уже организовали свой ночлег, а повар Тимоха принялся греметь кухонной утварью и калькулировать продукты.

– Надо разжечь костер! – кинул он общий клич.

Валера Сутягин, желая помочь повару в организации ужина, подошел к «уставшим от сплава» провожатым.

Те лениво наблюдали за действиями туристов из своей палатки, располагавшейся на краю стоянки.

– Вице-президент велел вам идти собирать хворост для костра. Поддерживать огонь и ночью по очереди вместе с Тимохой дежурить у него! – зычно, нетерпящим возражение голосом, скомандовал финансист.

Провожатые недоуменно уставились на Валеру: не ожидали такой спеси от него.

– Кто сказал? Ах, этот?… Трижды лауреат «Гнобелевской» премии? – скривил губы Валериан, которому давеча сильно досталось от Голясова на орехи. – Главный гнобитель всех и вся!

Однако после длительных препираний Валериан, Питирим, а с ними Радик и Алик Фраерман всё-таки пошли в лес, вверх по склону горы выполнять распоряжение Мигеля Сабантуевича.

Через полчаса они вернулись с пустыми руками.

– Сами сходите, если нам не верите! В лесу всё выбрано до единой веточки. Туристов по кустам бродит как собак нерезанных! – пожал плечами Валериан.

– Их здесь больше, чем жителей во всем Пермском крае, – подтвердил слова товарища Питирим.

– Не боись, паря! – приободрил расстроенного до глубины души Валеру Сутягина повар Тимоха. – У нас дрова припасены загодя до старта путешествия «Уральским змееловом». Машину с поленьями выгрузили еще в самом начале на берегу. Так что при желании и на парную баньку хватит!

– Тогда, что мы стоим, давайте варить ужин! – обрадовался финансист. – У всех уже желудок от голода склеился!

Через пятнадцать минут на берегу пылал большой костер, а на костре варилось три котла: с супом, с кашей и картофелем.

В ожидании ужина Шура раз за разом поздравлял себя с мудрым решением: приобрести чебурек в Чусовом. Это притупило вечерний голод, и он чувствовал себя гораздо лучше остальных туристов.

Теперь, когда скоро поспеет ужин, палатки поставлены, вещи разобраны, а промокшая одежда высушена, можно было и расслабиться. Что-что, а «расслабиться» банковские работники умеют! И это понятно: есть жесткая потребность оторваться от рутины финансовых будней. Да и просто оторваться! Особенно, когда сидишь на чужих деньгах, вкусно пахнущих свежей типографской краской, держишь их в собственных наманикюренных пальчиках… и ап! не можешь потратить по своему усмотрению. Это стресс, ребята, скажу я вам!..

Гурген с Бычковым аккуратно сняли Леопольда Тушканчикова, мирно сопевшего на ящиках с горячительным разнообразного ассортимента, и забросили его в кусты. Вынесли к костру сразу по две бутылки элитного спиртного на каждого.

Услышав из зарослей шиповника звон бутылок, Леопольд моментально приоткрыл один глаз. Это означало, что для сохранения профессиональной бдительности ему требовалось минимум граммов пятьсот чего-нибудь крепенького.

После опустошения бутылки вискаря начохраны моментально вернулся в состояние перманентного «спящего режима».

Остальные туристы, не дожидаясь окончательной готовности блюд, принялись разливать напитки по кружкам.

Валера Сутягин, несмотря на всю свою стервозность, был весьма ранимым человеком, и поэтому решил поправить свой имидж в глазах провожатых, на которых давеча наорал: всё ж таки молодые неопытные пацаны и не заслуживают столь резкого обращения. Тем более у них уже явно сложилось превратное мнение о воспитанности жителей краевого центра (ведь Пермь – это «культурная столица России»!).

Глотнув стаканчика два «водяного», он направился к провожатым, которые суетились у костра.

– Как звать-величать? – спросил Сутягин, обращаясь к одному из местных хлопцев.

– Питирим.

– Петька, то есть! Ясно! А меня тогда…

– Как Петька, так сразу и Василий Иванович что ли? – обиделся провожатый.

– Смотрю ты такой же остряк, что и я! – восторгнулся финансист.

– Какой уродился – насупился паренек.

– Ладно, не грузись! – использовал молодежный сленг Валера. – Всё ништяк, школота!..

Жорик Бычков тем временем лениво переругивался с Гургеном: кому первому дежурить у шатра вице-президента.

– Ты че бычкуешь? – обратился Симон к Бычкову, услышав повышенную тональность Жорика.

Молодой охранник представил маленького бычка из консервы, который упер плавники в бока и вызывающе оттопырил губы.

«Надо менять фамилию, – сокрушенно подумал Жорик, – хотя бы на Быкова…»

Симон Вехотко достал из рюкзака достал баночку с яркой этикеткой. Мазь от комаров.

– «Not for Drug», – прочитал Кисельков в самом низу надпись мелким шрифтом.

– Не для друга, – уверенно перевел Шуран.

– Почти правильно, – согласилась Настя. – «Нельзя использовать в качестве лекарственного средства». Смысл тот же…

Выждав паузу, Радик незаметно подсел к Вике Андреевне. В свои пятьдесят она выглядела совершенно превосходно: отличная фигура, густые вьющиеся волосы без признаков седины, идеально гладкое лицо.

Аниматор, воспользовавшись лирическим настроением женщины, наслаждавшейся отдыхом, попытался приобнять главную аудиторшу. И тут же получил чувствительный удар локтем в бок, после чего, скуля, потянулся к валунам, чтобы там «зализать душевную рану».

– Гитарку оставь, ловелас! – дернул за штанину Радика Сутягин. – Нам Шуран щас классику хард-рока забубенит.

– Ты однажды заикался об этом в автобусе! – напомнил Киселькову финансист.

Гогуа Ревазович, выждав своей очереди, тоже подсел к Вике Андреевне, приподнеся ей букетик лесных фиалок. Он воспользовался тем, что его дочь Лана увлеченно разговаривала о чем-то с Бычковым.

– Жду ночью у себя, когда все будут спать, – жарко задышал он, поглядывая в сторону Ланы. И как бы невзначай, зная свою неотразимость, положил руку на пояс женщины. Однако Вика Андреевна больно стукнула своим миниатюрным кулачком профессора в ребро, отчего тот, согнувшись в три погибели, упал рядом с бревном, на котором сидела Кудряшкина, повторяя:

– Опять в то же самое место!

Что делать, Гогуа Ревазовичу регулярно перепадало от разъяренных мужей и соперников во время акций возмездия именно в данное ребро («ребро Гогуа»). Поэтому сие место было ахиллесовой пятой знойного красавичка.

Одним словом, Радик, Гогуа, Сутягин, все тянули грабли к Вике. Но и не только они. Как выяснится позже, и сам Мигель Сабантуевич.

Роксана присела рядом с Кисельковым.

– Ты, говорят, в университете учишься? – спросила она, узнав эту информацию от Марины Капудис.

– На третий курс перешел, – кивнул головой Шуран.

– А я вот два раза поступала на юридический, на бюджет, и всё никак.

– С такой внешностью тебе юридическое образование ни к чему, – встрял откуда ни возьмись появившийся Валериан. – Представляю: «судья Рокси IV»!

– Тебя тут не хватало! – недовольно надула губы операционистка.

– Вот как флагом махать, так этого демона днем с огнем не сыщешь, а как к нашим сотрудницам клеиться, так он первый! – схватил за ухо провожатого невесть откуда взявшийся Голясов и потащил того к лежащему на рюкзаках свернутому флагу. – А ну, расправляй! Видишь, мимо плывут какие-то варяги? Обозначь нашу команду приветствием. Не дави лодыря!

В самом деле, из-за поворота показались байдарки. Много байдарок. На передней из них развевался флаг с надписью «Чусовской текстильный лицей». Скоро суденышки приблизились к месторасположению туристов из Перми.

– Йолики-майолики! – взрыднул Кофейня. – Так там же одни дамы! А какие сочняжки и младые! – пришел в неописуемый восторг он…

Роксана подмигнула Киселькову и сказала:

– Мы тут с девчонками решили немного позагорать, подтягивайся к нам. Не пожалеешь!

Гузалия, переодевшись, также направилась к подругам, которые решили понежиться в лучах вечернего солнца.

По дороге к берегу операционистку перехватил Алик Фраерман.

– Смотри, Гузи, какие две экзотические скалы слева! Сфоткай меня на их фоне на свою мобилу! – попытался привлечь внимание красотки экономист.

Гузалия повернулась в сторону Алика. Последний давно добивался расположения девушки. Но, по всей видимости, безрезультатно.

– Считать сначала научись, – скривила губы уточкой она. – Их здесь три!

Алик нервно протер запотевшие от жаркого дыхания очки.

– Да у меня высшее экономическое! – воскликнул Фраерман.

– Видим, что до арифметики и в вузе дело не дошло, – усмехнулась операционистка.

Алик в растерянности отошел в сторонку. Осталась одна надежда – чусовские лицеистки. Если случится такая оказия.

Роксана, Гузалия и Алевтина томились на ковриках, расстеленных на мелкой гальке. Еще одна операционистка Алина пряталась под кроной деревца. Повар Тимоха подбежал и прилег рядом с операционистками. Вернее, между ними.

– А кто ужин будет готовить? – приоткрыла ресницы Роксана. – Вася Пупкин?

– Эт кто? Тоже кухарь? – засопел Тимоха. – Я тут пока еще не со всеми познакомился!

– Давай, дуй до котлов! – стукнула его по спине полотенцем Светлана Пупсаренко, решившая принять вместе с остальными воздушные ванны…

Кофейня, разомлев, предался воспоминаниям:

– Сколько лет служил верой-правдой царю-батюшке… Хорошие, скажу, были времена. А водка! Сейчас такую не сыщешь!.. Обычно после забоя идем с заводскими вдоль террикона. Ну, и горный мастер с нами…

– Игорный?! – заморгал глазами Кисельков.

– И горный, и горный, – продолжил мэтр сантехники. – С нами, само собой, Клаус… Заходим в трактир и штоф за штофом. Пока деньги не закончатся. Копейки! Потом бредем с гармонью по фабричному поселку и горланим «Боже, Царя храни» и другие шлягеры. Клаус, конечно, первым отрубался, как в пословице «что русскому квас, то немцу – финец». Донесем его бывало до фрау Зинкель и положим аккуратненько посреди кучи угля для камина.

– Ты, Кофейня, на мамонтов случаем не охотился? – так, на всякий случай, спросил Гурген.

Кофейня задумался. Видимо, вспоминал были ли в его богатой биографии случаи встреч с ископаемыми животными.

– Навскидку не помню! Память уже не та, – откровенно признался он…

Кисельков заметил, что старший бухгалтер Бодябина что-то увлеченно рисует, поглядывая на правый берег. Он подошел к мольберту, на котором красовался очередной незаконченный шедевр банковской художницы.

– Чем занимаетесь? – спросил Шура женщину.

– Я художник-любитель, – ответила Эльза Вадимовна. – Привезла с собой акварельные краски для рисования на пленэре. – Маслом не попишешь, не успеет высохнуть, а акварелью в самый раз, вода под боком, – пояснила она. – У меня тут уже и Лео-пьяный в отрубе, и Симон-красноносый, и Кофейня в доисторическом трико. Запечатлены для истории! Как-нибудь сподвигнусь, устрою персональную выставку… в Париже.

– А вы, молодой человек, чьих кровей будете? – задала женщина встречный вопрос, держа в одной руке кисточку, в другой кружку с мадерой.

– Студент классического университета, перешел на третий курс.

Эльза Вадимовна стряхнула с кисточки избыток краски и неожиданно перешла на «ты».

– Ты друг Бычкова?

– Одноклассник.

– Он за твое участие в туре ратовал, уверял, что десять лет за одной партой сидели!

– Преувеличил: всего год и то на географии.

– Знаешь, по секрету, у нас тут своя компашка. Посторонних нет. Почти, а те, кто есть – все по соответствующим рекомендациям сверху. Так что ты редкое исключение из общего правила.

– Можно еще слегка прояснить ситуацию?

– Валяй!

– А как в походе очутился вице-президент Голясов? Такая шишка?

– Что же ты не спросил об этом у своего кореша?

– Спрашивал. Уклоняется от ответа.

Эльза Вадимовна напряженно огляделась по сторонам. Обнаружив отсутствие чужих ушей шепнула:

– Хорошо, скажу: проштрафилось наше «солнышко» надысь. Направил деньги не в те офшоры. Главный послал комаров кормить. Хорошо хоть не рыб. Сильно тогда осерчал.

– А сам президент где?

– Улетел на Карибы с новой секретаршей. На симпозиум. Тема: «Предстоящий банковский кризис 2008-го года и с чем его едят».

– Полагаю, едят они неплохо! – сглотнул слюну Шура.

– Знамо дело!

Голясов, обустроившись с помощью охранников в шатре, и в ожидании ужина высунул голову наружу. Заметив проходившую мимо него Вику Андреевну, он ласково подмигнул ей, как бы приглашая присоединиться к обществу своей персоны.

Женщина сделала вид, что не заметила знаков внимания вице-президента.

…На сухих березовых дровах ужин был приготовлен достаточно быстро. И вовремя, потому что всем был нужен уж не столько ужин, сколько закусь.

Солнце стало садиться, и с пляжа вернулись операционистки.

– Ты почему к нам не присоединился, негодник? – шутливо жогнула травинкой Шуру Гузалия.

– Запрягли по хозяйству, – соврал Кисельков.

– Тебе кто нравится из современных музыкантов? – обратилась к студенту Алина.

– Многие, но предпочитаю старый добрый рок, – обозначил свое кредо Шура.

– А мне нравится Алькин брат, диджей. Мы постоянно ходим на него в ДК железнодорожников, – сказала Рокси IV.

– Согласна, за ним большое будущее, – поддержала подругу Алина.

– А Гогуа Ревазович каким боком здесь? – задал не относящийся к теме вопрос Кисельков.

– Как-то лечил Самого! Нашего президента. Тот решил отблагодарить: «Там девочек симпотных будет много, в твоем вкусе!» – усмехнулась Гузалия.

Замахнув по очередной кружечке напитков, общая масса туристов расположилась на нескольких больших бревнах рядом с костром.

После двух часов знакомств и разговоров за «бокалом бургундского» наступил черед песен у костра.

Затейник-экскурсовод Радик, который до этого что-то гундел себе под, нос понял, что пробил его час. Он шустренько пристроился на середине бревна и начал заводить толпу эстрадными шлягерами сезона.

– Добавь-ка драйва, маэстро! – крикнул Шура и без того раздухарившемуся гитаристу.

Слово «маэстро», придуманное ранее Бычковым, тут же понравилось всем туристам и закрепилось за аниматором на протяжении всего похода.

Вдоволь надрав горло на композициях Димы Билана, «Фабрики», Верки Сердючки, маэстро сильно приохрип. Затем сплавщики стали вспоминать студенческие, русские народные, туристические песни и песни из отечественных кинофильмов. И пели их уже без аккомпанемента. Несмотря на многие пропромилле в жилах, сплавщики, в целом, показали неплохие вокальные данные. Лучшей солисткой показала себя Вика Андреевна, начальник отдела внутреннего аудита.

– Вы что, учились в консерватории? – изумился Шура.

– Не довелось. Заканчивала физмат пединститута двадцать восемь лет назад. Просто была активной участницей художественной самодеятельности, выступала на «студенческих веснах».

– Физмата пединститута? – произошло внезапное внесезонное обострение слуха у Кофейни.

– Вы, поди, тоже его заканчивали? – подначила мэтра Алина Вудрайтис.

– Физмата пединститута? – еще раз громко переспросил Иван Поликарпович, не обращая внимания на встречный запрос.

– Да.

– А не с тобой ли, семиселка, учился приснопамятный Бодуненц?

– Савелий? Были в одной группе.

– Считай, что ты мой личный враг! Этого негодника я терпеть не могу!!

– Почему?

– Шибко умный, однако!

Шура Кисельков, который тоже по-соседски был знаком с геометром, прикусил язык: не хватало, чтобы Кофейня, с которым у него и так сложились не слишком радужные отношения, люто возненавидел его.

– Вообще-то Савелий был лучшим студентом. Его потом оставили в аспирантуре при кафедре аксиальной стереометрии, он защитил кандидатскую и, насколько я знаю, долго работал институтским преподавателем, возможно, стал доцентом или профессором, – выпалила Вика Андреевна.

– Вот за это я его и не люблю! В нашем лицее он преподает начерталку и снобит, снобит, снобит!

– А вы, друг ситный, что закончили? – встряла в разговор с ноткой небрежения Дарина Моисеевна, оторвавшись от прочтения фэнтези. – Поди, три класса церковно-приходской школы?

– «Мои университеты», как говаривал товарищ Горький – шахта да кайло. Вам ли этого не знать! Поэтому! – повысил голос Кофейня. – Поэтому я на дух не переношу нынешних бумажных выскочек! А в лицее я преподаю сантехнику! Юным дарованиям! И возглавляю методическую комиссию!

«Дремута! – подумали все. – И этот человеческий механизм до сих пор на плаву?…»

Вика Андреевна поведала, что ее фамилия до замужества была Кривцова. По окончании пединститута попала по распределению в деревню Дальние Гольцы Красновишерского района в качестве учителя начальных классов по арифметике. Там она вышла замуж за летчика малой авиации Сазона Кудряшкина, которого через некоторое время ввиду острой нехватки национальных кадров экстренно направили в Анголу военпредом под звучным псевдонимом Сазен Лу.

– Сколько же терпения надо было иметь, чтобы ежедневно надувать губы, чистить до зеркального блеска зубы, делать химзавивку, мазать лицо и тело сапожным кремом, дабы выглядеть как типичные африканки. Одно плохо: по местным обычаям людям высокого ранга, к которым принадлежал и мой муж, вменялось в обязанность содержать гарем из десяти жен. Поэтому, не выдержав конкуренции со стороны юных анголок, мне пришлось вернуться обратно в Пермь к маме, получить второе экономическое образование и посвятить оставшуюся жизнь аудиту, – вздохнула женщина.

– Вы обмолвились, что на вашем курсе учился один уникум, некто Бодуненц, которого Кофейня назвал «негодником». Что могли бы рассказать о нем?

– Савелий – это прирожденный гений! Это… Вряд ли я подберу подходящие слова. Достаточно того, что я ждала его всю жизнь…

– А Бодуненц? – с замиранием сердцем спросили операционистки. – Ваша главная любовь?

– Моя, но не его. Его страсть – математика, расчеты, алгоритмы! – он не обращал на меня никакого внимания. Сколько я не пыталась привлечь его к художественной самодеятельности, чтобы там в плотном контексте танца или в лирическом наркозе стихов найти обоюдность. Ни-че-го! Он отвечал интегралами, матрицами, нелинейными диффуравнениями. При том, что в меня был влюблен весь коллектив ВИА «Лептоны» во главе с самим руководителем Андреем Тринитиным, лауреатом олимпиады по немецкому языку среди технических специальностей, дипломантом студенческого научного общества, ветераном стройотрядов, почетным донором. А Женя Ленов, Павлик Макаров, Жора Харин, Игорь Старков, а Миха Жаров и Федя Меркурьев?! Участники ВИА. Все втрескались тогда в меня по уши!

– Вот это да! – восхищенно хором воскликнули Гузалия, Алина и Роксана.

– И что стало с Савелием? Как сложилась его дальнейшая судьба? – спросила Хельга Ивановна.

– Слышала от институтских подруг, что женился на дочери какого-то московского ученого, родили сына. И всё. Больше ничего.

– Печально.

– Знаете, Вика, вы и сейчас ого-го! Дадите фору любой молодухе своими безупречными формами! – позавидовала вслух Светлана Пупсаренко.

– «Сейчас» – это одна десятая того, что было! – повела плечиком Кудряшкина.

– А я знаю, почему Бодуненц не клюнул на вас, – сделала открытие Гузалия. – Просто он совершенно не употреблял спиртного и поэтому не участвовал, правда же, не участвовал? в ваших общежитских вечеринках!

– Что да, то да! – сокрушенно вздохнула Вика Андреевна. – Иногда коньяк – лучшее средство на пути к сердцу мужчины!

Задушевные разговоры продолжались в паузах между пением а капелла…

В это время к Киселькову с полной кружкой чего-то подскочила жена начохра.

– Элеонора, – представилась мадам. – Где учишься?

– На третьем курсе химфака в гунитете! – гордо отрапортовал Шура.

– Как романтично!

– Есть слегонца.

– У вас там мест свободных для прирожденного профессионала от машинописи нету?

– Не исключено.

– Замолви словечко перед начальством. Хочу поработать с молодежью.

– О'кей, сообщу ГенСеКу, авось, снизойдет.

– Кто такой? Лидер правящей партии «ЯдРо России»?

– Декан наш, Геннадий Семенович Клепиков. В сокращенной формуле «ГенСеК».

– Да и с мужем побеседуй, как мужчина с мужчиной. А то не отпустит. Ревнует. Сильно.

– Попытаюсь, когда будет в форме. И если будет.

Стоило Элеоноре отойти от Шуры, как к нему тут же приблизилась Настя с бокалом сухого винца.

– Выпьешь?

– Знаешь, кроме пива вообще ни-ни, – смутился Кисельков.

– Как тебе наши преподы? – игриво спросила Настя. – Со всеми нашел взаимопонимание? Ни с кем не конфликтуешь?

– Как тебе сказать? В принципе, со всеми ровно, хотя… Хотя есть у нас на фате один забойный крендель. Довелось мне с ним однажды схлестнуться, правильнее, столкнуться. Нос к носу. Перетаскивали столы из библиотеки, там ремонт шел, в вестибюль. Спускать приходилось вслепую, пятясь. По два стола за раз. Некоторых нерасторопных обитателей корпуса втирали в стенку. И вот размазали очередного разиню. То бишь Вивасова. Он щелк меня по тыкве спринцовкой. Типо «смотри, разгильдяй, мимо кого несешь». Чувствительно. Обидно. Тогда я бросил столы ему на ноги: пусть сам таскает, боров! Вивасов схватил меня за ухо и выкрутил его наизнанку. Больно! Ой-ой-ей! Я, конечно, в долгу не остался. Спустил его с лестницы. Колобком. Старшаки, руководившие транспортировкой, укоризненно покачали головами:

– Зря ты, паря, это сделал! Вивасов – факультетский преподаватель. Припомнит тебе на зачете или экзамене!

Но всё сложилось удачнее. Летящий доцент зацепил в полете поднимающегося в свою вотчину декана. И они оба растянулись на метлахской плитке. Декан…

– Геннадий Семенович? – уточнила Настя.

– Ага, он. Он зауросил: «Вечно ты, Могуляра, носишься как окаянный. Опять в столовую мчишься? Бездонное брюхо набить? На всех парах. А у самого методические указания по разделу „Наноколлоидные растворы“ до сих пор в методкомиссию не представлены!» Вероятно, тема растворов была болезненней, чем ушибленные коленки, потому что Вивасов вцепился клешнями в горло декана: «Ты, Геныч, достал уже своми подковырками! Сказал: „Сдам в конце семестра!“. Сколько можно третировать!» «Геныч» хотел, видимо, напинать доценту, но вовремя спохватился, узрев восхищенные и жаждующие реванша взгляды студентов (особенно, пострадавших на экзаменах у доцента).

– Здорово! – восхитилась Настя. – Надо будет запомнить фамилию этого доцика. На всякий.

В разговор молодых людей вмешалась снова появившаяся с полной кружкой мадеры старший бухгалтер Бодябина:

– На сегодня всё. Рука онемела. Глаза слезятся. Да и солнце на закате.

– Два года назад сплавлялись по Вишере – предалась воспоминаниям Эльза Вадимовна. – С нами тогда еще плавал наш юрист Додик Дулепистый…

– Додик? Так он брат-близнец одного мужичка из нашего дома! – воскликнул Шура. – Как тесен мир!

Кисельков вспомнил: однажды случайно ехал с Додиком в одном автобусе из поселка Юго-Камский (его брат-близнец Вадик жил в пятом подъезде Шуриного дома). Они сидели на первом сидении, а сзади веселилась заводская тусовка: ехали с удачно убранной морковки.

Тусовке не понравились усы Дулепистого (тогда он их носил для солидности), а Дулепистому, соответственно, крепкие возгласы в свой адрес.

В районе Большого Савино во время очередной внеплановой остановки, Додик, завидев пункт милиции, полным ходом туда, и всю тусовку задержали, а после медосвидетельствования вместе с водителем доставили в вытрезвитель. Вернулись заводчане на работу через пятнадцать суток. Директор негодовал: «Я вас на два дня отправил (суббота, воскресенье). А вы мне весь месячный план сорвали!»

Додику с Кисельковым пришлось потом ловить попутку, правда, из-за близости аэропорта там шныряло много всяких такси…

– Так вот, Додик тогда готовился к квалификационной переаттестации и взял в поход целый рюкзак юридической литературы, – продолжала Эльза Вадимовна. – Все дни и ночи напролет штудировал свои фолианты. Что-то конспектировал, что-то зубрил. Шпаргалки в рукава готовил. В один из дней мы попали под сильный ливень, попытались разжечь костер, но сухих дров не было. Промокли, продрогли до нитки. Как ни прискорбно и как ни сопротивлялся Додик, вынуждены были связать его и спалить его юридическую литературу. Жарко пылала, скажу я тебе. Особенно, тетради. Видимо, материал был горячий… Додик в тот раз получил «неуд». К чему я это рассказываю? К тому, что вон, у Дарины, целый чемодан всякой литературы – объект двойного назначения, случись что – не замерзнем! И раз ты не потребляешь, Шура, если что – приходи согреться.

– Не забывайте, миссис, у меня есть шкура мамонтенка, – напомнил студент.

– А ты разве не оставил ее в автобусе? – удивилась Настя.

– Шкуру? Никогда! Это трофей деда! Головой несу ответственность за ее сохранность!!

К Шуре, Насте и Эльзе Вадимовне подскочил Настин отец, Симон Вехотко. Было видно, что он уже клюкнул и весьма изрядно.

– Дамы, вы обождите чуток! Мне надо с Шурчиком перетолковать, – с этими словами водитель увлек Киселькова за собой.

Отойдя шагов двадцать, Симон почесал свой красный нос:

– Без Насти меня бы жена ни за что не отпустила на сплав, – поведал он. Как она говорит: «Ты либо за рулем, либо под шафе. „Шафёр“, одним словом».

– Что, всё так запущено?

– Не то слово!

Выждав паузу, Симон хлопнул студента по руке:

– Друже! Там у Мигеля французский коньячок припрятан в шатре, я знаю, как его незаметно экспроприировать, будь ласка, помоги, отвлеки его внимание, а я, тем временем, наведаюсь к нему в гости.

Кисельков подошел к вицику, который выбрался из своей «берлоги» в поисках Вики Андреевны.

Алик Фраерман, успевший достаточно принять на грудь и потому осмелевший, переместил очки на лоб и взял Голясова за грудки.

– Наш вицик – это величина! Это! О-о-о! Закончил Гарвард, – пояснил Алик, таская Мигеля Сабантуевича за апаши расписного атласного халата.

Шура взглянул на туповатое и достаточно злобное лицо Голясова, не отмеченное ни на одной поверхности печатью интеллекта, и задал уточняющий вопрос:

– Всё-таки Гарвард или Хогвартс?

Экономист сильно призадумался.

– А фиг его знает! – честно признался он.

…К Киселькову почти «на кривой козе» подъехал Кофейня. Что было полной неожиданностью, учитывая его ругань в автобусе и презрительное отношение на первой остановке у скалы.

– Смотри, Шурчик, все молоденькие газели вокруг вокруг тебя так и вьются, так и вьются! – пустил слюну Кофейня. – Жениться тебе пора. У меня вон, знаешь, сколько жен было. У-у-у! Не сосчитать! А любовниц?!

Кисельков покосился на старого мэтра: к чему бы он завел эту песню?

– Достал тебя Мигелько? – неожиданно сменил тему разговора мэтр. – Сам вижу, достал!

– В принципе.

– Так давай к нам переходи, смотри какие у нас девчонки клевые: Светланка, Янычка, Верунесса.

Кисельков подумал: «Светлана Пупсаренко, конечно, смазливая девица, а вот насчет остальных Кофейня явно погорячился, они уж, поди, внуков нянчат. Да и Настя – красавица. Ради нее можно и потерпеть закидоны Голясова».

Светлана, услышав что старец упомянул ее в приятном контексте, придвинулась вплотную к мэтру:

– А у меня мама в вашем лицее главбухом.

– «По голове обухом»?! – переспросил Кофейня и опасливо отсел в сторонку. Подальше от сальных угроз.

– Ты смотри малолетняя преступница какая! – тихонько запричитал он, уткнув подбородок в грудь и в ужасе скосив глаза.

– Что, не знаете ее? – задала вопрос девушка.

Старпреп молчал.

– Видно, дедуля перегрелся на солнце. Ведет себя неадекватно, – хмыкнула Светлана.

– Как считаешь? – обратилась она к Питириму.

– Есть маненько, – откликнулся провожатый. – Жбан напекло, к бабке не ходи!..

Лана Гугидзе, симпатичная брюнетка, с которой Шура познакомился еще в начале путешествия в автобусе, временно выйдя из состава «сводного хора», присела рядом на маленький раскладной стульчик.

Краем глаза она зорко наблюдала за своим отцом, Гогуа Ревазовичем, и была несказанно удовлетворена фактом отбривания его ухаживаний со стороны начальницы отдела внутреннего аудита.

– Бычков говорит, ты химией, Шурик, увлекаешься? – спросила Лана, изобразив на лице свою неотразимую улыбку. Она знала, что это выражение лица сшибало мужичков с ног и заставляло их покорно, на цирлах, следовать ее капризам.

– Так-то да. Но сейчас, перейдя на третий курс, пожалел, что не поступил на мехмат на программирование. У меня всегда по информатике и геометрии в школе пятерки были.