Текст книги "Награды Великой Победы"

Убедившись, что я могу ходить, Ершов опять же поручил мне идти с отрядом на КНП командира и найти его живого или мёртвого. Как ни странно, на месте КНП оказались только связисты. Один из них был убит и один ранен. Я спросил о судьбе командира полка, и Оле-нич сказал, что оба майора ушли к соседям для поддержания связи и не вернулись. Связь снова была наведена, и я доложил Ершову и в штаб дивизии майору Петрову о том, что командир был жив и где-то у соседей. На его КНП двадцать солдат под командованием Медведева».

Так куда же делись командир полка и начальник артиллерии, попросив у комдива вызвать огонь на себя?

«После того как они всё же вернулись, командир дивизии наградил Кузминова пощёчиной и сказал: “А как же с вызовом артогня на себя? Смыть кровью!” Так что от штрафного батальона до звания Героя был один шаг».

«За умелое выполнение заданий Верховного Главнокомандования по руководству боевыми операциями большого масштаба, в результате которых достигнуты выдающиеся успехи в деле разгрома немецко-фашистских захватчиков, наградить орденом “Победа” Маршала Советского Союза Жукова Г. К.» – так было написано в указе Президиума Верховного Совета СССР от 12 апреля 1944 г. На первый взгляд, указ как указ. Но формулировка в нём какая-то странная. Дело в том, что орденом «Победа» в соответствии со статутом награждались лица высшего командного состава Советской Армии за успешное проведение таких боевых операций в масштабе нескольких или одного фронта, в результате которых в корне меняется обстановка в пользу Советской Армии. А значит, указ далеко не соответствует статуту.

Кстати, в замечательной трилогии о маршале Жукове В. Карпов очень точно прокомментировал текст этого документа: «…получается, что Жуков награждён “за выполнение приказов Верховного Главнокомандующего”, т. е. Сталина, а не за военное искусство, проявленное им лично в крупнейших операциях…»

Думаю, что мнение писателя соответствует действительности: «обоснование награждения, видимо, продиктовал сам Сталин». Налицо особенность сталинской наградной политики.

Мне не раз приходилось видеть копии документов сталинских текстов или его личных правок в них, подготовленных для него исполнителями.

8 сорок третьем году генерал Хрулёв отдал распоряжение приступить к разработке медали «За оборону Москвы». К работе над рисунком были привлечены Н. И. Москалёв, аспирант архитектурного института В. В. Федосеев и другие художники.

Уже в июле они представили первые эскизы, но так как окончательное решение об учреждении медали принято не было, работа продолжалась.

Зимой 1944 г. два художника, Москалёв и Романов, получили задание подготовить новые рисунки. 2 февраля, после рассмотрения очередных эскизов и образца медали, генералы Хрулёв и Щербаков – секретарь Московского комитета ВКП (б), начальник Главного политического управления Красной Армии, остановились на проекте Москалёва.

9 февраля, после некоторых доработок окончательный вариант показали Сталину, который одобрил эскиз, но при этом предложил уменьшить размеры купола на здании Совета Министров СССР и поместить над ними силуэты летящих самолётов.

Медаль «За оборону Москвы» учредили 1 мая 1944 г., которой было произведено более 1020 тысяч награждений.

В тот же день учредили и медаль «За оборону Кавказа» (автор художник Н. И. Москалёв), которой награждено 870 тысяч человек.

Идея создания медали участникам обороны Заполярья возникла в штабе Карельского фронта. Работники разведотдела по собственной инициативе сделали несколько рисунков и коллективно отобрали лучший – подполковника В. Алова. Предложение офицеров поддержал Военный совет фронта во главе с командующим генерал-полковником В. А. Фроловым. Сталин утвердил рисунок Алова, а художник А. И. Кузнецов только доработал незначительные детали. 5 декабря 1944 г. медаль «За оборону Советского Заполярья» была учреждена. Всего свыше 350 тысяч награждений.

«В первый год войны, как известно, отличившихся в боях награждали учреждёнными ещё в довоенную пору орденами Ленина, Красного Знамени и другими, – писал адмирал флота Н. Г. Кузнецов. – За особые заслуги присваивалось звание Героя Советского Союза. Весной 1942 года правительство учредило ордена Отечественной войны I и II степени, Суворова, Кутузова, Александра Невского, а в октябре 1943 года, в дни боёв на Украине, – орден Богдана Хмельницкого.

Вполне естественное желание иметь свои ордена появились и у моряков».

Поэтому в середине 1943 г., будучи наркомом ВМФ, он и завёл разговор о наградах имени великих флотоводцев во время очередного доклада И. Сталину. Тот внимательно выслушал адмирала и не отказал, но и не поддержал поднятый вопрос. И только во время одного из последующих докладов Н. Г. Кузнецов получил личное согласие Верховного.

Над созданием военно-морских наград работала специальная группа: капитан 3-го ранга Н. А. Волков, капитан 1-го ранга А. Ф. Юрьев, прикомандированный к Наркомату ВМФ архитектор М. А. Шепелевский и младший лейтенант А. Диодоров.

«В начале 1944 года Наркомат ВМФ внёс предложение в правительство учредить ордена и медали Ушакова и Нахимова. При рассмотрении проектов указов возникло некоторое сомнение: кого ставить выше – Ушакова или Нахимова? Вопрос этот был отнюдь не риторический. Когда я убеждал, что предпочтение следует отдать Ф. Ф. Ушакову, так как на его счету много знаменательных побед и ни одного поражения, что он провёл на флоте крупные организационные мероприятия и, по сути дела, являлся новатором в военно-морском искусстве своего времени, то был, конечно, далёк от мысли противопоставлять воинскую доблесть двух прославленных флотоводцев, вписавших яркие страницы в историю отечественного флота. Всё дело в том, что нам больше известен адмирал П. С. Нахимов. Его воинская доблесть связана Крымской войной. А адмирал Ушаков сражения выигрывал в конце XVIII века. В то время, в силу преклонения перед иностранным, не старались особенно упоминать заслуги Ушакова потому, что искусство русского флотоводца затмило бы славу его современника – английского адмирала Нельсона. Монарший двор, консервативные круги русской общественности отдавали предпочтение британскому морскому величию и адмиралу Нельсону. В программах военно-морских учебных заведений деятельности Ушакова отводилось гораздо меньше часов, чем Нахимова, да и литературы о нём сравнительно немного. Между тем с именем Ушакова связано возрождение русского флота, строительство его на Азовском и Чёрном морях, утверждение нашей мощи в южных морях. Высокое флотоводческое искусство Фёдора Фёдоровича проявилось в годы русско-турецкой войны 1787–1789 годов, когда он одерживал одну победу за другой над превосходящими силами противника. Его блистательные победы поражали мир. Но одна из них – сражение у мыса Калиакрия 31 июля 1791 года, в котором был наголову разбит турецкий флот, вошла в историю как сражение, закрепившее стратегический, политический и дипломатический престиж России в мире и утвердившее её и в южных морях. Ушакова стали называть “морским Суворовым”. И действительно, эти два великих человека – полководец и флотоводец – в ту пору одновременно прославляли Отчизну. Ушаков – на море, Суворов – на суше», – убеждал фактами адмирал флота Кузнецов.

28 февраля 1944 г. в 22.30, когда адмирал Кузнецов вошёл в кабинет Сталина, он был один… Вождь очень долго рассматривал награду и сочетание цветов. После чего орден Ушакова одобрил сразу.

– Хороший орден сделали, – заметил Сталин. – Но вы же моряки! А где же море? Попробуйте поместить изображение Ушакова на голубую эмаль.

Сталин передал рисунки ордена Ушакова наркому, а эскиз ордена Нахимова оставил на длинном столе заседаний и молча направился почти через весь кабинет к своему столу. “В чём дело?” – с тревогой подумал Кузнецов. Открыв средний ящик письменного стола, Верховный извлёк оттуда орден “Победа” и, приподняв его на уровень груди, показал адмиралу. В лучах пятиконечной звезды сверкнули бриллианты и алые грани рубинов.

– А что, если звезду на ордене Нахимова украсить рубинами? – спросил он. – Разумеется, настоящими. По-моему, очень к месту будут».

3 марта 1944 г. указом Президиума Верховного Совета СССР были учреждены орден Ушакова, орден Нахимова, медаль Ушакова и медаль Нахимова.

Орденом Ушакова (две степени) награждались офицеры Военно-морского флота за выдающиеся успехи в разработке, проведении и обеспечении морских активных операций, в результате чего в боях за Родину была достигнута победа над численно превосходящим врагом. Статут ордена для первой степени предусматривал четыре пункта различных вариантов успешного руководства операцией или боем. Для второй степени шесть пунктов различных вариантов отличного руководства и успешных действий…

Орденом Нахимова награждались офицеры Военно-морского флота за выдающиеся успехи в разработке, проведении и обеспечении морских операций, в результате которых была отражена наступательная операция противника или обеспечены активные операции флота, нанесён противнику значительный урон и сохранены основные силы.

Для первой степени статут ордена предусматривал шесть пунктов различных вариантов успешного и хорошего руководства операциями.

Для второй – также шесть пунктов различных вариантов умелых и смелых действий…

Медали Ушакова и Нахимова стали альтернативой медалям «За отвагу» и «За боевые заслуги» на флоте.

Медаль Ушакова

Медаль Нахимова

За годы войны орденом Ушакова I степени было награждено 25 человек (36 награждений) и 8 флотских соединений, II степени – 182 человека (194 награждения) и 12 соединений.

Первыми награждёнными орденом Ушакова I степени указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 г. стали командующий ВВС Черноморского флота генерал-лейтенант авиации В. В. Ермаченков и командир Бригады подводных лодок Черноморского флота контр-адмирал П. И. Болтунов.

Однако орден за № 1 вручили командующему Краснознамённым Балтийским флотом вице-адмиралу В. Ф. Трибуцу, награждённому указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 г.

Орденом Нахимова I степени награждено 75 человек (80 награждений), II степени – 458 человек (460 награждений). Орден I степени за № 1 был вручен контр-адмиралу Н. Э. Фельдману, хотя первым этим орденом наградили начальника береговой обороны Черноморского флота генерал-лейтенанта береговой службы П. А. Моргунова (указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 г.). Медалью Ушакова награждено около 15 тысяч человек и медалью Нахимова – более 13 тысяч.

В 1944 г. награждения составили – 4 300 тысяч при среднемесячной численности действующей армии – 6 550 тысяч человек и безвозвратных потерях – 1 412 335. Следовательно, число награждённых возросло с 1 % в 1941 г. до 65 % в 1944 г.

Цифры впечатляют, но это внешняя сторона Советской наградной системы заключительного периода Великой Отечественной войны. Летом 1944 г. Главным управлением кадров Народного Комиссариата обороны проводилась плановая проверка во второй гвардейской воздушно-десантной Проскуровской дивизии. В ходе проверки был выявлен целый ряд неправильных награждений и злоупотреблений. По этому поводу заместитель народного комиссара обороны Маршал Советского Союза СССР Василевский подписал соответствующий приказ за № 0197 от 7 июля: «Имели место неоднократные случаи награждений недостойных лиц, в то время как отличившиеся в боях бойцы и офицеры, в том числе раненые, оставались не отмеченными или награждение их затягивалось.

Факты:

1. Приказом командира дивизии № 022/Н от 16.10.43 г. награждён орденом Красной Звезды бывший начальник АХЧ Портянкин Д. П., ничем не проявивший себя на работе, кроме подхалимства, и в боях не участвовавший.

2. Помощник начальника штаба по учёту 5-го гвардейского воздушно-десантного полка старший лейтенант Кощанов А. А., пользуясь своим служебным положением и оказанным ему доверием, сам составил на себя наградные листы и по ним был дважды награждён орденом Красной Звезды. Этот же Кощанов в третий раз представлялся к ордену Красной Звезды, причём в реляции он вымышлено указал, что якобы спас боевое знамя полка, чего на самом деле не было.

3. Временно исполнявший должность начальника штаба дивизии майор Пономарчук, по прибытии нового командира дивизии полковника Чёрного, представил ему на утверждение наградной материал на старшину Соскова – недисциплинированного, грубого в обращении с офицерами и не имеющего вообще никаких заслуг. Сосков, узнав, что приказом командира дивизии он награждён не орденом, а медалью “За отвагу”, заявил начальнику отделения кадров дивизии: “Можете её взять себе, так как медаль мне не нужна”.

4. Бывший начальник 4-го отделения штаба дивизии майор административной службы Горовой безосновательно и без санкции командира дивизии возвращал в полки наградные листы на бойцов и офицеров, отличившихся в боях, этим самым оттягивая награждение достойных людей. Был возвращён наградной лист на гвардии лейтенанта Антипова И. Д., лично сбившего из винтовки самолёт противника. На листе была резолюция Горового: «Лучше изложить реляцию, осветить в ней ранее совершённые заслуги и подвиги».

Также был возвращён лист на гвардии сержанта Калинина И. М., который возглавил роту в момент ранения командира и пять раз водил роту в атаку. На этом листе Горовой написал: “А где были офицеры, что ротой командовал сержант?”

5. Правительственные награды работникам штаба обещались за отдельные услуги: за пошивку сапог, выдачу нового костюма, за выдачу горючего, за сожительство.

Помощник начальника штаба по учёту старший лейтенант Ко-щанов заявил сапожнику Садко, что если он пошьёт ему сапоги, то получит медаль “За боевые заслуги”.

Бывший начальник штаба дивизии полковник Павлищук после награждения начальника АХЧ Портянкина написал ему записку: “Я тебе обещал дать “Звёздочку” – и дал, а ты обещал две банки горючего – и не даёшь”. (…)

Приказываю:

1. Указать Военному Совету 18-й армии на недостаточное принятие мер по наведению порядка в деле награждения в этой дивизии.

2. За допущенные злоупотребления в деле представления к награждениям бывшего начальника штаба дивизии полковника Пав-лищука снизить в воинском звании до подполковника, а бывшего начальника 4-го отделения штаба дивизии майора административной службы Горового – до капитана административной службы.

3. Помощника начальника штаба по учёту 5-го гвардейского воздушно-десантного полка старшего лейтенанта Кощанова за использование служебного положения в личных целях от должности отстранить, снизить в звании до лейтенанта и назначить с понижением.

Предупреждаю командиров частей и соединений, что за допущение беззаконий в практике награждения виновных буду привлекать к судебной ответственности…»

На земле, в небесах и на море (награды и люди)

Известный белорусский писатель Василь Быков, немало хлебнувший на войне, вспоминал: «Люди в пехоте воюют недолго. Но мой друг Коля Перажный, с которым мы в училище были в одном взводе, погиб уже в первом бою. Когда в Онуфриевке, в штабе дивизии, нас распределяли, он всё обижался, что не дали пистолетов – табельного оружия командиров взводов. В ответ было сказано: получите в части. Но Коля так и не дождался своего ТТ – получил пулю в сердце. А мой другой училищный друг, Володя Левчук, дошёл до Буга, где на переправе его тяжело ранило. Из госпиталя на фронт он больше не вернулся – на всю жизнь остался инвалидом».

И ещё: «Через дня два полк построили на лугу. В честь победы. Перед этим уточнили, кто самый старый среди нас (не по возрасту, а по времени пребывания в полку) и кто самый заслуженный (имеет больше всего наград). Дольше всех прослужил начальник финансовой части, а больше всего орденов и медалей оказалось у командира моего орудия старшины Лукьянченко. Это пожилой крестьянский сын с Кубани честно заработал их. У командиров батарей наград было поменьше, а у взводных – совсем мало. Орден Красной Звезды – обычная наша награда за войну. Вместе с другими и я получил её. А вот Вальку Багтигозина так ничем и не наградили. Раньше всё говорили: молодой, успеем представить… А тут и война кончилась».

Спустя десятилетия, оценивая прошедшие бои, Василь Быков напишет о награждении, как всегда честно и без всякого пафоса: «Кому не известно, что жизнь бойца в пехоте была самой короткой? Неделю в наступлении, месяц в обороне – максимальный срок для солдата стрелкового батальона, за которым следовал “земотдел или здравотдел”, как невесело острили пехотинцы. Иной исход был крайне маловероятен. И если были и другие рода, которым также немало доставалось на войне (например, танковые и сапёрные войска, истребительная и штурмовая авиация), то их деятельность хотя бы достойно оценивалась. Главной, если не единственной такой оценкой со стороны государства было награждение. Иерархия наград, как и процедура награждений, определялась не столько в законодательном порядке, сколько негласно сложившейся традицией. Никто из подчинённых не мог быть награждён прежде командира; ни один начальник не стремился наградить подчинённого, если не был награждён сам. Ордена по обыкновению распределялись вовсе не по заслугам, как об этом принято думать, а в зависимости от должности. Ордена Красной Звезды обычно удостаивался командир взвода. Отечественной войны второй степени – командир роты; первую степень получал командир батальона, который к концу войны нередко заслуживал также орден Красного Знамени – самую, кстати, уважаемую из военных наград. Но в общем это был орден для командиров и политработников дивизионного звена и выше. Для генералитета существовали многие полководческие ордена.

Странная метаморфоза произошла с орденом Славы, учреждённым в середине войны для награждения исключительно солдат и сержантов действующей армии и ценившимся на войне никак не выше популярной медали “За отвагу”. В шестидесятых годах по инициативе Константина Симонова, снявшего документальный фильм о кавалерах этого ордена, последний странным образом оказался приравненным к Золотой Звезде Героя, и в данном статуте остаётся и поныне. В предперестроечные годы цена наград резко упала; пожалуй, не осталось взрослого гражданина, не награждённого хотя бы одним орденом – за ратный подвиг или труд. И не только каким-нибудь свежеучреждённым орденом “Трудовой славы”, но и вполне полководческим “орденом Ленина” – пожалуй, самой высокой из существующих наград. Старательная доярка в передовом колхозе имела этих орденов побольше, чем прославленный на войне маршал: маловразумительный статут этого ордена позволял награждать им всех – от кухарки до маршала и министра. Только солдату на фронте он был недоступен; его фронтовая цена оказалась столь высока, что у солдата не хватало никакой крови его заслужить. Вопреки распространённому мнению на войне вообще награждали не густо. Для многих из солдат, окончивших войну, победная медалька оказалась единственной ратной наградой, все последующие – юбилейного происхождения. В годы войны за каждый из орденов полагалась небольшая денежная выплата (на табачок!), которая, разумеется, “по ходатайству трудящихся” – вскоре после победы была отменена».

Например, на самый распространённый орден Красной Звезды, да и боевые медали («За отвагу», «За боевые заслуги») наградной лист был не особенно многословен. По типу: краткость – сестра таланта. Вот только, когда надо было приврать или соврать, уж тогда расписывали. Как, впрочем, и на другие, более высокие награды.

Передо мной наградной лист на гвардии рядового разведчика мотоциклиста разведывательной роты 1-й гвардейской танковой ордена Ленина бригады. В его кратком конкретном изложении личного боевого подвига или заслуг указано: «За время с 21 по 29.3.44 года тов. Костерёв действовал в составе РГ.

21.3.44 года во время прорыва обороны противника в районе Романовка Тернопольская область им уничтожено 5 солдат и офицеров противника, захвачено 2 военнопленных.

22.3.44 года в районе города Трембовля Тернопольская область им уничтожено 3 гитлеровцев, принимал активное участие в захвате 25 военнопленных.

Тов. Костерёв активно действовал во время форсирования реки Днестр. Первым десантом на танке форсировал реку. За период с 21 по 29.3.44 года им уничтожено 16 гитлеровцев, подбито 2 автомашины, захватил 10 военнопленных.

Тов. Костерёв достоин правительственной награды орден “Красная Звезда”».

Были на войне и весьма «уникальные» случаи, абсолютно не характерные для пехоты.

Например, Василий Васильевич Силантьев за годы войны был удостоен четырёх орденов Красной Звезды. Первый он получил в августе 1943 г. за отличие в Орловской операции, за то, что вытащил из подбитого Т-34 раненого танкиста, а позднее пригнал в расположение наших войск повреждённый немецкий танк Т-IV. Второй получил за участие в форсировании Днепра – 6 октября 1943 г. Третий – за отличия в Проскуровско-Жмеринской операции. И, наконец, четвёртый, в мае 1945 г. за участие во взятии Берлина и освобождении Праги.

Орден Красной Звезды великого русского писателя А. И. Солженицына на фронтовых дорогах догнал в середине июля 1944 г. В наградном листе говорится: «В боях с немецко-фашистскими захватчиками перед прорывом и во время прорыва глубокоэшело-нированной обороны немцев в р-не северней Рогачёва тов. Солженицын благодаря своей хорошей организации и руководству сумел обеспечить разведкой левый фланг наших наступающих частей.

24.06.44 две батареи противника вели фланговый огонь по переправе через реку Друть и нашей наступающей пехоте. Тов. Солженицын, несмотря на сплошной шум, сумел обнаружить эти две батареи и скорректировать по ним огонь наших трёх батарей, которые (батареи противника) были подавлены, тем самым обеспечил беспрепятственную переправу наших войск и продвижение вперёд. Тов. Солженицын достоин правительственной награды – ордена Красная Звезда. Майор Пшеченко, полковник Травкин, подполковник Кравец».

К слову, командир батареи звуковой разведки свой первый орден получил в 1943 г.: «Командир БЗР-2 лейтенант Солженицын получил в январе 1943 года необученных бойцов. К 17 марта 1943 г. батарея была обучена звуковой разведке и готова к выполнению боевой задачи. За период май – июнь БЗР-2 под умелым руководством л-та Солженицына выявила основную группировку артиллерии противника на участке Малиновец – Сетуха – Бол. Малиновец (орловское направление). 11.6.43 г. в период операции три вражеские батареи, засечённые БЗР-2, 44-я ПАБР (пушечно-артиллерийская бригада) подавила. В период наступления наших войск 12.7.43 г. вся группировка артиллерии противника, которая была выявлена БЗР-2, подавлена 44-й ПАБР, что дало возможность успешно и быстро прорвать сильно укреплённую линию обороны немецко-фашистских войск. За успешную и быструю подготовку личного состава, за умелое руководство по выявлению группировки артиллерии противника на участке Малиновец – Сетуха – Бол. Малиновец командира БЗР-2 представляю к награде – ордену Отечественной войны II степени Командир 794 ОАРАД капитан Пшеченко. 26 июля 1943 г…» Третий орден тоже мог бы сложиться, но вмешалась судьба: «За операцию у деревни Адлиг Швенкиттен командование бригады 1 февраля подало в штаб артиллерии армии наградной список – за спасение батареи и техники капитан Солженицын был представлен к ордену Красного Знамени. Однако к моменту, когда был подготовлен наградной лист, уже два дня как в недрах другой канцелярии лежала бумага, перечёркивающая всё то, что составляло довоенный и фронтовой путь капитана, включая и этот орден».

«Бумага» эта называлась не иначе как «Ордер на арест…» 4 мая 1945 г. Эрнста Неизвестного посмертно награждают орденом Красной Звезды приказом за № 088/Н по 86 Гвардейской стрелковой Николаевской Краснознамённой дивизии, а его матери отправляют похоронку. У младшего лейтенанта Неизвестного перебит позвоночник, не хватает несколько рёбер. Это произошло в Австрии в самый конец войны, когда под шквальным огнём противника он поднимал свой взвод в атаку. Но никто из его солдат не хотел умирать теперь, и они не встали… И тогда он один поднимается на вражеские окопы…

Неизвестный выжил вопреки всякой логике. Ведь ему на этом свете предстояло сделать ещё очень много. «Я до сих пор отношусь к войне, как к мистическому акту. Чтобы ни говорили пацифисты, я глубоко убеждён, что война, как состояние бездны, проявляет все дремлющие в человеке качества. Люди, воевавшие даже по разные стороны баррикад, внутреннее понимают друг друга гораздо лучше, чем те, кто не заглядывал в лицо смерти», – скажет он в одном из своих интервью.

Александр Захарович однажды рассказал мне историю про одно награждение. Если честно, то она меня буквально шокировала. Хотя, война – есть война!

«Кроме отсутствия зимнего обмундирования в зиму 1943–1944 года, – вспоминал он, – у нас появилась ещё одна проблема: отсутствие лопат. Местные жители их прятали, а солдаты свои армейские “теряли”, оставляя тем же жителям. Командиры подразделений лопат не могли найти, и, куда ни посылали своих гонцов, те возвращались с двумя-тремя, не более. При кухне комендантского взвода в качестве истопника помогал рядовой из бывших зэков. Он ужасно не любил подчинение лейтенантам, а тем более сержантам. У зэков были свои “паханы” и своя строгая субординация подчинения. Он долго был ординарцем у Кошелева, но за свои лагерные привычки по добыванию “из-под земли” не раз наказывался, пока комбат не откомандировал его в строй, в роту. Он не раз бывал в атаках, но только с одной целью: первым “пошуровать” в ранцах и карманах убитых и пленных немцев.

Меня он хорошо знал и просил взять его ординарцем, но таковой мне не был положен, да и каждый из посыльных готов был принести мне с кухни котелок по первой просьбе. И он тихо “прижился” при кухне, специализируясь на производстве самогонки. Прослышав о бедственном положении с лопатами, он попросил выделить ему санки и пару лошадей для поездки по окрестным сёлам. Я знал, что дезертировать он не сможет, и разрешил выделить ему коней. Через пару дней он вернулся с полными санями лопат. Командир полка настолько был поражён такой удаче, что приказал тут же оформить наградной лист к ордену Красной Звезды. Конечно, экспроприацию больших сапёрных лопат у местного населения я не мог вписать ему в заслугу, но я знал о его отличиях на Днепровском плацдарме и включил те его боевые отличия. Его наградили за лопаты, а меня не награждали и за бой. Командир дивизии в тот же день подписал приказ о награждении и выдал мне знак ордена для вручения зэку. На радостях вновь испечённый кавалер привернул его прямо на телогрейку, а вечером принёс флягу спирта и сваренную курицу, чтобы обмыть свою первую награду».

Ещё об одном награждении орденом Красной Звезды в своей книге «Гроза на Востоке» рассказал писатель В. Карпов. История поистине фантастическая. И потому я привожу её практически полностью, чтобы, не дай бог, что-то потерять в нравственном и великом подвиге простого священника – отца Феофана.

«Рассказал мне эту удивительную эпопею русского священника мой однополчанин по 39-й армии на Западном фронте Виктор Маньков…

В Порт-Артурской операции запомнилась встреча с удивительным человеком. Произошла она так. Однажды ко мне подошёл китаец, кланяясь и улыбаясь, называл меня капитаном, они всех офицеров называли “гаспадина капитана”, стал говорить о каком-то русском человеке.

Мы поняли из его торопливого рассказа, что он просит нас поехать с ним для знакомства с каким-то хорошим русским человеком. Ну, я сел на трофейный аэродромный пикап, взял с собой ординарца и двух автоматчиков, посадили между ними китайца и поехали…

Наконец мы подъехали к пологой сопке. На середине этого возвышения виднелся небольшой домик. А на склоне её открылось нам ухоженное кладбище. Ровными рядами стояли кресты и могилы, такие свежие, как будто только вчера или сегодня происходило здесь захоронение. Я подумал – откуда же так много могил, у нас вроде и потерь таких не было при захвате города… Навстречу вышел священник. Он был в длинной рясе из грубой шинельной ткани, на груди его большой тусклый крест на длинной цепи, на голове круглая шапочка из такой же ткани, как ряса.

Священник подошёл к нам. Он явно был очень взволнован. Глаза его просто лучились светлой радостью. Он смотрел на нас, как на ангелов, спустившихся с неба на это безвестное кладбище. Сначала он протянул к нам руки, видимо желая нас обнять. Потом остановился, перекрестил нас всех большим размашистым крестом. Поднял очи на такое же голубое, как его глаза, небо и сказал:

– Слава тебе, Господи, – посетил нас грешных!

Затем он подошёл ко мне первому, как офицеру, и всё же не удержался и обнял, прижался ко мне, и я почувствовал, что тело его стало вздрагивать – он плакал. Я, толком ещё не понимая, что происходит и что всё это значит, держал его вздрагивающее тело и чувствовал, что, несмотря на его седую бороду, силён и могуч этот старец. Позднее я узнал причину этой его прочности. Всё, что мы видели, – и маленькая часовенка, и домик, прильнувший к ней, и все эти могилы и кресты, и вся эта ухоженность кладбища, – всё сработано его руками. Священника звали отец Феофан. Он рассказал нам, что живёт здесь с 1905 года – 40 лет! Был он полковой священник, встречал новобранцев, когда они приходили в полк, помогал им укрепиться духом для несения нелёгкой солдатской повинности, служил молебны по праздникам, произносил проповеди, внушая, что каждый солдат может оказаться или спасителем родины, или виновником многих её бед и несчастий. Ибо самоотверженный поступок может увлечь многих и даже привести к победе целый полк, а дурной пример может навредить, как укол грязной булавки, заражающей одну каплю крови, а от этой капли может погибнуть всё тело. А началась война – благословлял солдат, уходящих в бой, говорил им напутственные слова, вдохновлял на подвиги, на защиту царя и отечества. В течение многодневной обороны Порт-Артура полёг в боях весь полк. Делом священника в те дни было не только упрочить солдатский дух перед боем, но и позаботиться о раненых и о погребении погибших.

– Все дни боёв я был со своими чадами, – рассказывал отец Феофан, – раненых перевязывал, причащал, исповедовал тех, чья душа отлетела к Богу. Подобрал, обиходил сиё место, где отпевал и совершал погребение усопших. Так день за днём весь полк полёг в боях. Ни один солдат, ни офицер не дрогнул и не смалодушничал, все выполнили моё напутствие, которое я давал им, осеняя их крестным знамением перед боями. И вот теперь все они здесь, в этой земле.