Текст книги "Награды Великой Победы"

Памятник А. И. Маринеско в Калининграде

«Неординарность характера и непостижимая дерзость ума порой уводили Александра Ивановича (по мнению некоторых руководителей) от прямолинейного следования указаниям на берегу, а в море – к нелогичным, на первый взгляд, тактическим решениям, ставящих иных начальников в тупик», – пишет автор книги про А. И. Маринеско В. Геманов. За Маринеско числилось немало нарушений воинской дисциплины. Но ведь давно известно, что на войне подвиги совершали не обязательно люди с высокими морально-политическими качествами. Например, в 1944 г. Маринеско и его товарищ с плавбазы «Смольный» загуляли в иностранном порту Турку (Финляндия). О том, в каком ресторане и в какой гостинице они находятся, узнало командование. И это при том, что они самовольно сошли на берег в то время, когда действовали законы военного времени.

Маринеско по требованию приглянувшейся хозяйки гостиницы прогнал посыльного и демонстративно остался с нечаянной избранницей до утра. Как итог: товарища Маринеско отправили на передовую, а Маринеско в очередной поход с пожеланием «не возвращаться без победы». Он оказался незаменимым!

Вернувшись из шестого и последнего своего похода 13 мая 1945 г., он ушёл в настоящий загул. Известно, что причины для этого были. Во-первых, его лодка не стала Гвардейской, а экипаж был лишён заслуженных наград.

31 мая капитан 1-го ранга А. Орёл докладывал в рапорте командиру бригады: «Командир подводной лодки “С-13” капитан 3-го ранга Маринеско… своими служебными обязанностями не занимается, пьёт на корабле, на других базах, в городе и т. д., за что я просил бы Вас отстранить его от представления к награждению…

Дальнейшее пребывание его в должности командира недопустимо. Его необходимо с корабля убрать, зачислить в распоряжение Военного совета КБФ, положить в госпиталь, лечить от алкоголизма или уволить в запас…»

Война закончилась, и в командире подводной лодки надобность отпала. Поэтому приказом наркома ВМФ № 01979 от 14.09.1945 г. ему подчеркнули его ненужность: «За халатное отношение к служебным обязанностям, систематическое пьянство и бытовую распущенность командира Краснознамённой подводной лодки “С-13” капитана 3-го ранга Маринеско А. И. отстранить от занимаемой должности, понизить в воинском звании до старшего лейтенанта и зачислить в распоряжение Военного совета этого же флота».

Дальше было увольнение в запас и исковерканная судьба…

До 1960 г. о боевых заслугах Александра Ивановича не знал никто, пока в газете не выступил А. Крон. А потом последовало обращение в ЦК КПСС от двух сотен офицеров (в т. ч. 20 адмиралов и генералов, 6 Героев Советского Союза, 45 командиров и комиссаров подводных лодок) с просьбой назначить Маринеско персональную пенсию за исключительные заслуги перед Родиной. Только теперь его восстановили в звании капитана 3-го ранга запаса и назначили установленную пенсию по выслуге лет.

Но только через 27 лет после смерти, в 1990 г. указом Президиума Верховного Совета СССР капитану 3-го ранга Маринеско А. И. посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Когда-то, теперь уже очень давно, будучи слушателем Военно-воздушной академии, я поспорил с одним военным журналистом о том, кому больше всех досталось на войне. В то время по каким-то, видимо, чисто профессиональным причинам я считал, что лётчикам, и прежде всего истребителям. Но прошли годы, и я глубоко раскаиваюсь в своём заблуждении. Для этого мне понадобилось в течение почти двадцати лет поработать с документами в Центральном архиве Министерства обороны, десятки часов пообщаться с непосредственными участниками войны, а также множество раз посетить места былых сражений…

Если мы откроем статистику потерь личного состава Красной Армии по родам войск (за 1943–1944 гг.), то чётко увидим: из общего количества потерь, определяемого в 16 859 042 (за этот период), потери стрелковых войск составили – 14 602 583 или 86,62 %!

Где ещё могли быть такие потери?

Один орден

НА ВСЕХ…

Их было три брата. Василий Васильевич старший – 1900 г. рождения, Александр Васильевич средний – 1901 г. рождения – и Пантелеймон Васильевич младший – 1904 г. рождения. Так уж получилось, что сначала на фронт ушёл старший, хотя должно было быть всё наоборот. Но, видимо, у других была бронь.

Итак, Василий Васильевич был призван 8 августа 1941 г. Буквально сразу же его и других мобилизованных направили в район станции Кубинка на формирование 46-й танковой бригады, где распределили в моторизовано-стрелковый пулемётный батальон.

К слову, предшественницей этой бригады была целая танковая дивизия точно с такой же нумерацией. Боевые действия она начала в районе г. Двинск 25 июня 1941 г., а уже 4 сентября, согласно директивы Военного совета Московского округа от 4 сентября, было принято решение сформировать бригаду.

В общем, обмундировали, накормили, на скорую руку обучили и выдали денежное содержание (красноармейцам по 10 рублей). А в ночь с 22 на 23 сентября в 24.00 бригада в составе 6 эшелонов выехала на фронт в район действий 7-й отдельной армии.

Три дня она находилась в пути и к 26 сентября сосредоточилась в районе Барково – ст. Оять Ленинградской области. А 27-го в 15 часов двумя колоннами выступила в район боевых действий, выполнив стрельбы из всех видов оружия.

30 сентября её 1-й танковый батальон во взаимодействии с частями 21-й стрелковой дивизии вступил в бой, 9 октября два взвода мспб направляются для ведения разведки, а 12-го она перебрасывается в новый район, где занимает сильно укреплённые узлы сопротивления.

25 октября бригада ведёт боевые действия в районе Сюрьга – Комбаково.

Тем временем противник, сосредоточив на тихвинском направлении около пяти дивизий, из них две танковые, 7 ноября занял Тихвин. Словно «пожарная команда» 46-я бригада перебрасывается в район Тихвина и 10 ноября, сосредоточившись в районе Сарожа, войдя в подчинение командующего группой войск 4-й армии, снова вступает в бой.

12 ноября бригада получает приказ сосредоточиться в районе Бродище, Плавун, Вехтуй. Уже в ночь на 13-е переходит в этот район, где продолжает вести бой.

13 ноября моторизовано-стрелковый пулемётный батальон при поддержке трёх танков Т-34 и шести Т-26 в 8.00 переходит в атаку в направлении отм. 47.0 свх. (совхоз) «СМЫЧКА». Сбив боевое охранение противника на рубеже 47.0, он овладел группой безымянных высот и вышел 100–150 метров восточнее дороги Береховик – Тихвин.

Взрывом мины были повреждены два Т-34 и один Т-26 был подбит. Два других Т-34 начали эвакуацию повреждённых танков, но один из них подорвался на мине, и эвакуацию продолжал один Т-34, прикрываясь огнём повреждённых танков.

В ходе боя было уничтожено 2 противотанковых орудия, до 35 солдат и офицеров, подавлены 2 пулемётные точки и подбит один танк. Батальон стрелков и пулемётчиков в ходе боя вышел 100 метров севернее – восточнее дороги Березовик – Тихвин, уничтожив до 70 солдат и офицеров противника и одну автомашину. Свои потери составили: убитыми 10 и ранеными 31 человек.

14 ноября части батальона вели бой с противником, укрепившимся в районе совхоза «Смычка». Противник предпринимал три атаки, но все они были отбиты с большими для него потерями. Доходило до того, что немцы высылали группы автоматчиков в тыл батальона, пытаясь создать видимость окружения. Однако их выбили быстро.

Новая атака отряда танков подполковника Василенко и батальона на совхоз Смычка была предпринята в 18.00. К сожалению, из-за сильного миномётного и ружейно-пулемётного огня противника она не увенчалась успехом. Батальон потерял 18 человек ранеными и 8 убитыми. Среди последних оказался Пылов Василий Васильевич, старший брат моего деда…

На следующий день в 7.00 на совхоз «Смычка» была предпринята вторая атака, которая также не увенчалась успехом. В ходе неё погибли командир батальона и начальник штаба, после чего бригаду вывели в тыл.

Только за 5 дней боёв батальон потерял убитыми и ранеными 234 человека. Всего же из 620 бойцов и командиров на 15 ноября 1941 г. в строю осталось 155 человек.

Александр Васильевич был призван 29 августа 1941 г., а уже 3 октября он попал в плен под Дорогобужем Смоленской области.

Передо мной копия карточки военнопленного. В ней указано, что он умер в плену 15 декабря 1941 г. в шталаге VI-С. Место захоронения – Алексисдорф.

К слову, в конце сентября – начале октября 1941 г. началась Московская битва, когда, потерпев неудачу в попытке прорваться к столице с ходу, немецкое командование разработало новую операцию по её овладению под кодовым названием «Тайфун». При этом нашим войскам западного направления задача о переходе к обороне была поставлена 27 сентября, когда они не имели даже двух суток для её подготовки. А ведь на организацию обороны требовалось никак не меньше одного месяца! Но это, так сказать, детали. По крайней мере, 30 сентября противник начал проведение задуманной операции.

А уже 7 октября четыре армии (19, 20, 24 и 32-я) Резервного фронта оказались окружены западнее Вязьмы. Армии же Брянского фронта были расчленены, а их тыловые коммуникации перехвачены. Из официальных данных мы можем узнать, что под Вязьмой в окружение попали 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк РГК и 4 полевых управления армий. В Брянском котле оказались 27 дивизий, 2 танковые бригады, 19 артиллерийских полков РГК и три полевых управления армий (50, 3 и 13-я).

Например, только под Вязьмой во вражеском окружении оказалось около 600 000 человек, в том числе 10 дивизий добровольцев-ополченцев из Москвы в возрасте от 16 до 60 лет. Из 15 000 ополченцев из 7-й Бауманской дивизии народного ополчения около 14 000 остались там лежать навсегда. Всего же в октябре 1941 г. под Вязьмой погибло около 400 000 советских граждан. В ходе прорыва из окружения вышли 85 тысяч, а 688 000 советских бойцов и командиров попали в плен.

Командир Вяземского объединения поисковых отрядов «Долг» И. Г. Михайлов, побывавший в Подольском архиве, утверждает: «В Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации (далее ЦАМО) практически нет списков персональных потерь, кто погиб и пропал без вести в ходе боёв 2–13 октября 1941 г. на московском направлении, нет документальных источников о действиях многих дивизий, бригад и даже армий, входивших в состав Западного и Резервного фронтов. Например, в ЦАМО весь фонд 32 Армии 1 формирования состоит из трёх дел. Два дела – подшивка ежедневной газеты “Боевой путь” за период с 26 августа по 30 сентября 1941 года, и третье – Книга учёта начальствующего состава Полевого управления Армии. В фонде 20 Армии 1 формирования к делам, относящимся к периоду Вяземской оборонительной операции, относятся только два: первое – “Приказы войскам Армии о назначении и перемещении и присвоении воинских званий комначсоставу” и второе – “Штатно-должностная книга командно-начальствующего состава Полевого управления Армии”. Из 72 дивизий и бригад, входивших в состав Западного и Резервного фронтов на 1 октября 1941 года, 58 (80,6 %) либо не имеют в своих фондах информации о боях в период с 2 по 13 октября 1941 года, либо имеют обрывочные и крайне скудные сведения о них. Такие страшные цифры можно объяснить только одним: погибавшие в окружении полевые управления армий, штабы дивизий и полков вынуждены были уничтожать свои документы или надёжно прятать их, чтобы они не достались врагу.

Безусловно, если в научный оборот когда-нибудь будут введены документы ЦАМО, относящиеся к Вяземской операции, имеющие гриф “секретно”, а главное, исследователям будет дана возможность изучать докладные записки офицеров, вышедших из окружения, и немецкие оперативные документы периода октября 1941 г., тогда можно будет говорить о всестороннем и глубоком изучении такого крупного события, как Вяземская оборонительная операция».

Например, в разведсводке Можайского сектора НКВД по охране Московской зоны от 2 ноября 1941 г. говорилось: «…По данным лиц, вышедших из тыла противника, в Дорогобуже находится крупный лагерь военнопленных – до 38 тыс. человек.

Военнопленных немцы держат под открытым небом и почти ничем не кормят.

9.10.41 г. под Вязьмой 20 автоматчиков противника взяли в плен до 400 красноармейцев. Некоторые командиры, находясь в окружении, оставляют свои подразделения без карт и компасов, в результате чего красноармейцы, не умея ориентироваться (на местности), сдаются в плен. Пленных немцы заставляют рыть окопы и строить дороги. В Вязьме слабых и больных пленных немцы зарывали в землю живыми…»

Итак, Александр Васильевич Пылов попал в Дорогобужский лагерь. При каких обстоятельствах это произошло, мне, к сожалению, неизвестно. Но о том, как это могло произойти, и о самом лагере достаточно подробно можно узнать из письма А. Я. Скоро-богатова в редакцию газеты «Рабочий путь» 12 сентября 1980 г.: «…Приблизительно в середине октября наша часть, отступая от Ярцева, попала в окружение в районе Дорогобужа. Связь с другими войсковыми частями была утрачена, ни патронов, ни гранат у нас уже не осталось. И вот вблизи молодой берёзовой рощицы нас внезапно стали обстреливать из миномётов и автоматов. Что осталось делать? Бросились в рощицу. Я увидел густую ёлку, разбил о её ствол бесполезную винтовку и затаился. А по роще с разных сторон уже слышались выстрелы, крики фашистов, прочёсывающих рощу. Прямо на меня пёр с автоматом низкорослый рыжий немец. Увидел меня и весело крикнул: “Встань, зольдат!” Потом знаком приказал идти вперёд. Через пять минут я вышел на луг. Там уже стояло много моих товарищей. Нас построили в одну шеренгу, и двое солдат стали нас обыскивать и отбирать всё, что им нравилось. У меня из вещевого мешка вытащили мыло, расчёску, фотографию дочки и письмо от матери. Забрали и махорку. Офицер что-то скомандовал, и нас погнали. Уже в сумерках мы подошли к территории, обтянутой колючей проволокой. Судя по тому, что за проволокой кое-где стояли цистерны, здесь прежде была нефтебаза.

Незадолго до этого прошёл дождь, и на земле блестели в низких местах лужи.

Возле широких ворот была будка, возле неё стоял немец с автоматом. Он открыл ворота, и нас с громкими криками стали загонять за проволоку. На территории лагеря были кое-где возвышенные сухие места, и пленные ринулись к ним: никому не улыбалось провести ночь в лужах. Но тут с нескольких вышек раздались пулемётные очереди, и над нашими головами засвистели пули. Нас загоняли в лужи. Немцы яростно орали и показывали руками, где мы должны разместиться. Пришлось подчиниться. С разных сторон раздались возмущённые крики пленных, но тут снова загремели выстрелы. Стреляли поверх голов для устрашения. Необычайную картину представлял сейчас лагерь пленных Люди устали, хотелось прилечь, а нельзя: кругом вода. Лужи хоть и мелкие, а не сядешь. И вот вся эта масса пленных присела на корточки. Немцы гоготали, глядя на нас, а мы в бессильной ярости глядели на них и думали: “Эх, пулемётов бы на вас, сволочей!” Командование лагеря смилостивилось, и нам разрешили развести костры. Вдоль колючей изгороди валялось много досок, тёсу, жердей, и вскоре там и сям запылали небольшие костры, стало немножко веселее и теплее. Как мы провели эту ночь, рассказывать не буду. Трудная была ночь. Дым от множества костров не поднимался вверх, а стлался по земле, от дыму щипало глаза и першило в горле.

К утру подморозило, лужи затянуло ледком, потом стал падать снежок. Часов в девять из будки ворот вышел какой-то человек в штатском, поднял руку и громко крикнул по-русски: “Внимание! Внимание!” Все ринулись в его сторону, желая услышать, что он скажет.

– Вопросы есть? – спросил он. – Я жду.

Со всех сторон раздались гневные возгласы:

– Кормить людей надо! Под крышу поместить людей надо! Мы не животные, а люди!

Человек в штатском вновь поднял руку, призывая к молчанию. Потом спокойно и сурово заявил:

– По поводу еды поговорю с командованием сегодня же. А насчёт крыши над головой не обессудьте. Некоторое время проживёте и здесь, на свежем воздухе. Гостиниц для вас не построили.

Он скрылся в будке. Спустя несколько минут к лагерю подъехали конные немцы с автоматами за плечами, раскрылись ворота, и колонну пленных под конвоем погнали по улице. Мы решили, что нас перегоняют на другое место. Миновали улицу, вот уж и город остался позади, а мы всё шли и шли, не ведая куда. Впрочем, мы не шли, а еле брели. Голод, усталость и сильная резь в глазах от ночных костров измотали людей.

Рядом со мной передвигался солдат-татарин. Шёл и поминутно спотыкался. Внезапно он что-то закричал и упал. К нему подбежали товарищи, хотели его поднять. Но в этот момент раздалась команда: цурюк! Это подскакал один из конвоиров. Люди отшатнулись в стороны. Немец, не слезая с коня, снял с плеча карабин и выстрелил в татарина. Потом злобно крикнул на нас, приказывая идти дальше.

– Вот она, германская культура, – вполголоса произнёс кто-то рядом.

А к вечеру, по другой дороге, но нас опять пригнали в тот же лагерь. Обессиленные люди в изнеможении попадали на землю. Есть нам не давали. На следующее утро в лагерь привезли на трёх фурах свеклу. Она, видимо, была только что выкопана и покрыта грязью. Что тут началось! Обезумевшие люди бросились к фурам, началась давка, а вслед за этим раздались выстрелы. Несколько человек упали, чтобы больше не подняться. Так “накормили” нас в это утро гитлеровские вояки. К вечеру в лагере появились первые жертвы: несколько человек умерло. Трупы немцы куда-то увезли на телегах.

Я пробыл в этом лагере 11 дней, и каждый день пленных утром выгоняли из лагеря, а вечером пригоняли. За все эти 11 дней только три раза привозили сырую свеклу и картошку для пленных. Стоит ли удивляться большой смертности в лагере. Как стало ясно позже, немцы заставляли пленных совершать ежедневные “прогулки” с утра до темна с дьявольской целью. Измученные голодом и холодом люди быстро теряли силы и умирали, а это и нужно было фашистским извергам. Они не травили пленных газом, не расстреливали их – они просто позволяли им умирать своей смертью».

Потом был Шталаг-VI-С. Известно, что осенью 1939 г. этот лагерь (находился в Батхорне, в Нижней Саксонии) был оборудован, как ветвь лагерей для военнопленных рядового состава с другими лагерями-филиалами (4 отделения, находившиеся на расстоянии не более 2 км друг от друга) – Гросс, Хесепе, Далум и Алексис-дорф. Рассчитаны они были на 5500 арестантов, однако только на 1 сентября 1941 г. там содержались: 27 313 военнопленных, в т. ч.

II 441 француз и 13 973 русских.

У Нины Ивановны Игнатьевны в этом лагере 18 октября 1942 г. погиб отец. Ей уже дважды удалось побывать там, на двух кладбищах. На одном из них, в Далуме, похоронено от 8 до 16 000 человек, оба чистые и ухоженные.

«А ещё, – рассказывает Нина Ивановна, – когда стояла на кладбище, в воздухе кружили журавли – я тогда сказала, что “это души наших отцов не могут обрести покой и кружат тут”, а переводчица, которая была рядом, мне ответила: “Да… они тут круглый год кружат…”» А ведь Шталаг VI-С был «лагерем для умирающих»…

Пантелеймон Васильевич на войну ушёл 2 сентября 1941 г. Защищал Москву, потом был Сталинград и Курская битва. Первый раз был ранен летом 43-го, когда младшим сержантом, заместителем командира отделения пулемётной роты 3-го мотострелкового батальона в составе 1-й гвардейской мотострелковой бригады сражался за никому не известный хутор Желябуг.

12 июля 1943-го с утра и до самого вечера лил дождь. Все дороги размыло, и движение автотранспорта было затруднено. Но так как погода для пехоты не помеха, бригада получает сигнал и в 17.10 начинает движение по маршруту. На пути стояла Грачёвка, где 13 июля разведкой было установлено, что этот населённый пункт обороняет до роты пехоты противника, хорошо окопавшейся и имеющей миномётную батарею.

В два часа 3-й мотострелковый батальон при поддержке подошедших артиллерийского дивизиона и миномётной батареи атаковал Грачёвку и уже в 4.30 овладел ею, а заодно и населённым пунктом Ясная Поляна, уничтожив при этом до сотни солдат противника.

К 6.30 в Грачёвку подошёл 34-й гвардейский танковый полк, и через полчаса (в 7.00) 3-й мотострелковый батальон во взаимодействии с танкистами атаковали совхоз Ржавец и к 8.00 освободили его, уничтожив при этом до 50 фашистов, захватив 8 пушек и 21 мотоцикл.

Закрепившись на достигнутом рубеже, 14 июля в 7.00 3-й мотострелковый батальон совместно с подразделениями 1362-го стрелкового полка 380-й стрелковой дивизии атаковал населённый пункт Кочеты и овладел им, уничтожив до двух взводов немецкой пехоты.

3-й мотострелковый батальон входил тогда в передовой отряд, который, по воспоминаниям начальника штаба бригады, был достаточно сильным. Двадцать один тяжёлый танк «Черчилль», артиллерийский дивизион, вооружённый 12-ю 76-миллиметровыми дивизионными пушками ЗИС-3. Но и это ещё не всё. В составе 3-го батальона, кроме пехоты и автоматчиков, было 4 противотанковых орудия, 6 миномётов калибра 82 мм, 27 противотанковых ружей, 9 станковых и 30 ручных пулемётов. В общем, силища! «Такой состав передового отряда мог обеспечить ввод бригады в прорыв и её продвижение в глубину обороны противника, – пишет генерал Петров. – Однако нужно учитывать, что на этом направлении противник обороняется с весны 1942 г. Его подготовленная оборона была глубокой. Успех ввода бригады в прорыв зависел также от того, насколько глубоко сумеют прорвать главную полосу обороны противника стрелковые соединения. (…)

Начальник штаба бригады следовал в колонне передового отряда, а командир со штабом бригады – в голове колонны главных сил. Была получена информация о прорыве пехотной первой позиции обороны немцев и о её продвижении на глубину двух, а кое-где и трёх километров. И бригада ускорила движение. Передовой отряд переправился по мосту через реку Зуша и сразу же попал под сильный удар авиации противника. Танковый полк, двигающийся в голове колонны, а за ним и мотострелковый батальон стали быстро развёртываться и рассредоточиваться, медленно продвигаясь вперёд. К командиру передового отряда и начальнику штаба подъехал командир бригады, который приказал ускорить движение вперёд. Передовой отряд, продвинувшись на 2 километра, был встречен сильным противотанковым огнём и огнём из оружия всех видов. Английские танки “Черчилль” показали свои невысокие защитные качества: они быстро загорались и горели как костры. Быстрому возгоранию способствовали бензиновые моторы. Атака с ходу успеха не имела. Развернувшиеся на флангах передового отряда 1-й и 2-й батальоны также встретили организованную, хорошо подготовленную в инженерном отношении оборону немцев. Пехота стрелковых соединений прорвала только первую позицию главной полосы обороны противника на глубину до двух километров. Таким образом, для ввода танкового корпуса в прорыв не было создано необходимых условий и он вынужден был самостоятельно завершать прорыв главной полосы обороны противника – вводить, так сказать, сам себя.

1-я гвардейская отдельная мотострелковая бригада встретила организованное, упорное сопротивление фашистов на второй позиции главной оборонительной полосы и с ходу прорвать её не смогла. По существу, ввода в прорыв не получилось… Наступила ночь. Передовой отряд и батальоны вели активную разведку. И 3-й батальон нашёл слабое место в обороне противника – один мотострелковый взвод проник в тыл врага, за ним рота, а потом и весь передовой отряд, включая и танки. Об этом пошёл доклад в штаб корпуса и выше. Этот доклад и явился причиной того, что ввод танкового корпуса не был отменён. К рассвету 14 июля 3-й мотострелковый батальон, продвинувшись на глубину 7–8 километров, преодолел главную полосу обороны и вышел в её тыл. С утра он продолжал наступление в направлении совхоза “Ржавец”. Наступление шло медленно из-за частых контратак противника и массированных налётов авиации».

И всё-таки к 17 часам части бригады достигли рубежа (юго-западнее опушки рощи, южнее Жабинский, Красная Нива) и развернулись для боя против противника, обороняющегося на рубеже хутора Желябуг силами до двух батальонов с танками (6 Т – IV) и самоходными пушками.

«Атака 1 батальона совместно с 17 гв. Тбр на Желябуг с востока и юга не дала результатов, причём танки понесли большие потери, – говорится в донесении бригады. – Командир бригады решил вывести бригаду по лощине Зап. Колбаевка, верховье лощины на хутор Желябуг с задачей овладеть им и атаковать населённый пункт Царёвка. 1 мсб был ввязан в бой за Желябуг, остальные части к 24.00 были выведены в верховье оврага южнее Желябуг. Потери за период 12–14–7.43 г.: убитых 83, ранено 302, сожжено и разбито автомашин 29, из них 20 безвозвратных потерь».

15 июля бой разгорелся с новой силой: «Перед рассветом бригада вышла в верховье оврага, что южн. хут. Желябуг, где попала под сильный миномётный огонь, со стороны хут. Желябуг, Ниж. Пониковец, Желябугские выс. Бригада была взята в кольцо миномётного огня. Танки 34-го т(анкового) п(олка) застряли в заболоченной лощине во время марша и участие в бою за хут. Желябуг и Царёвка не принимали. Миномётный полк, не успев развернуться, потерял несколько машин и в дальнейшем действовал только частью сил. Остальные машины и расчёты при попытке действовать останавливались на месте.

Выдвинуты вперёд бригадные роты в составе: разведроты, роты автоматчиков, роты птр, инж. Роты с трёх сторон пытались атаковать хут. Желябуг, но, понеся потери, были отбиты противником.

Перед рассветом передовые части 3 мсб до 80 чел. вторично атаковали с юго-востока и юго-зап. хут. Желябуг, но, встретив превосходные силы противника (до 15 танков, две роты пехоты), с боем отошли, уничтожив до 40 гитлеровцев и два танка (в т. ч. один тигр).

В 8.00 15.7.43 части бригады (без 2 мсб и одной роты мсб) совместно с танками 17 гв. Тбр при поддержке батареи иптаб …начали третью атаку на хут. Желябуг. Танки, атаковав хут. Желябуг, прошли на Царёвку и овладели Царёвкой. В то же время в хут. Желябуг бой продолжался пять часов, так, противник оставил в хут. Желябуг три танка и до 100 автоматчиков, которые поддерживались огнём самоходных пушек, танков “Тигр” и миномётов из района Царёв-ка – Подмаслово. Направленные на помощь пехоте в хут. Желябуг 4 бронемашины и два орудия артдива, прямыми попаданиями имели потери 2 бронемашины и одно орудие. Подошедшими 2 мсб с ротой 1 мсб в 13.00 хут. Желябуг был взят». При взятии хутора Желябуг был ранен и Пылов Пантелеймон Васильевич. 18 июля его отправили в медсанбат, а 3 августа в эвакогоспиталь № 2658 в Ногинск.

К слову, за этот период боёв бригада потеряла до 800 человек. И если на 10 июля 1943 г. в бригаде числилось 3244 человека, то с 12 по 22 июля 1943 г. она потеряла 1720 человек убитыми, умершими, ранеными, контуженными и пропавшими без вести.

А значит, деду повезло!

После госпиталя Пантелеймон Васильевич был направлен в 206-й запасной стрелковый полк, который тогда находился в Калуге. А 27 ноября в 20-й запасной стрелковый полк 10-й гвардейской армии. Уже оттуда, в составе 150-ти младших командиров и красноармейцев, он попадёт по разнарядке в 96-й гвардейский полк 30-й гвардейской дивизии (10-й гвардейской армии 2-го Прибалтийского фронта). Гвардии старшего сержанта Пылова назначат на должность командира расчёта первой пулемётной роты 1-го мотострелкового батальона. 6 декабря дед прибыл с маршевой командой в часть, а 7 января 1944 г. их путь лежал на фронт…

После совершения ночного марша подразделения полка в 10.30 13 января сосредоточились в лесу южнее 300 м населённого пункта Борки. Идёт подготовка к танковому десанту, а параллельно даётся время и на отдых. Ближе к ночи военный механизм начинает закручиваться. Пора вступать в бой.

В течение ночи с 14 на 15 января 1944 г. 1-й мотострелковый батальон наступал по труднопроходимой местности и к 4.00 вышел к большаку севернее Скураты, где противник оказал упорное огневое сопротивление. На линии большака били пулемёты и миномёты противника, а вскоре немцы контратаковали боевые порядки батальона под прикрытием бронемашин и самоходных орудий.

В 5.00 командир полка вводит в бой второй батальон с задачей: развёртываясь из-за левого фланга, 15-го овладеть Скураты и перерезать большак.

В 7.30 двумя батальонами полк овладел населённым пунктом Скураты. Противник дрогнул и начал беспорядочное отступление. Преследуя его, батальоны вышли к рубежу 300 метров восточнее населённого пункта Лужки, где были встречены пушечным огнём…

«Противник, выбитый из леса из Скураты, бросая технику, в беспорядке вышел в д. Лужки, где в это время было выброшено подкрепление на 4-х автомашинах (…)

3. Потери – убиты 62 чел. Ранено 36 чел», – говорится в донесении штаба.

В этот день восточнее деревни Лужки был тяжело ранен и мой дед, получив слепое осколочное ранение правой голени с повреждением кости. Тогда он потерял 30 % крови и чудом выжил, случайно и вовремя подобранный санитарами. Его вывезли на специально обученных собаках… И снова медсанбат, и снова эвакогоспитали. Последний был в Осташкове, откуда дед выписался 19 июня 1944 г. – инвалидом на костылях.

В свидетельстве о болезни № 404 «С», выданном мне Ногинским военкоматом, написано: «Ранен в бою при защите СССР».

На этот раз война для него закончилась. Правда, до самой смерти в 1968 г. не давала покоя не только дикими болями, но ещё более страшными воспоминаниями. Ведь он на войне выжил. Выжил чудом!

Родной брат матери моего отца (единственный сын в семье) Смыслов Сергей Иванович ушёл на войну 19 декабря 1941 г. Как и положено, по призыву в восемнадцать лет.

28 февраля 1942 г. он прибыл для прохождения службы в 13-й гвардейский артиллерийский полк (впоследствии 35-й гв. ап 1-й гвардейской мотострелковой дивизии) из 186-го армейского запасного стрелкового полка. С этого же дня его зачислили в списки полка на все виды довольствия и определили во 2-ю батарею 2-го дивизиона артполка – разведчиком.

С момента подписания этого приказа (№ 42 от 5 марта 1942 г.) фронтовая жизнь Сергея уместилась всего лишь в одном архивном деле (приказы по полку), что хранится в архиве Министерства обороны.

1 июня 1942 г. его выбрали в красноармейский товарищеский суд своей батареи;

5 июня 1942 г. ему присвоили звание «ефрейтор»; 20 сентября 1942 г. следующее звание – «младший сержант». А уже 1 декабря 1942 г. гвардии младший сержант Смыслов погибнет в бою, о чём будет очень коротко отмечено в Приказе по полку за № 127 только 9 декабря 1942 г.: «Нижепоименованных мл. командиров и красноармейцев исключить из списков полка и всех видов довольствия а/ убитых…