Текст книги "«И слово плоть бысть…» Вопросы православной поэтики"

Олег Иванович Сыромятников
«И слово плоть бысть…» Вопросы православной поэтики

Маме

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© О. И. Сыромятников, 2022

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

Введение

Каждое произведение литературы – это слово, сказанное одним человеком другому. Писатель хочет поделиться своей мыслью или чувством с читателем и хочет быть услышанным и понятым. Но разные люди и слышат, и понимают его слово по-разному, и даже один и тот же человек слышит его по-разному в разное время своей жизни. Для того чтобы понять, почему это происходит, необходимо ответить на три вопроса. Во-первых, как возникает произведение литературы, как идея автора становится словом, а оно – художественным образом? Во-вторых, как понять сказанное писателем, и именно так, как он того хотел? И в-третьих, может ли объективное содержание литературного произведения быть шире авторского замысла, то есть может ли оказаться так, что оконченное произведение содержит больше идей, чем того хотел автор?

В разное время на эти вопросы пытались (и пытаются по сей день) ответить философия, филология, эстетика, герменевтика и психология, но вполне ясного и убедительного ответа получить так и не удалось. Полагаем, это связано с тем, что при всем разнообразии научного познания оно имеет общие принципы и правила, которые и делают науку наукой, то есть обеспечивают ее целостность, системность и преемственность и создают то, что называется научностью. Но эти же правила и ограничивают движение познающей мысли, удерживая ее в рамках общепризнанных теорий и общепринятой методологии.

Между тем очевидно, что даже один и тот же материальный объект может быть в одно и то же время по-разному рассмотрен с позиций разных наук: физики, химии, эстетики, философии и др. Каждая из них будет видеть в нем свой предмет исследования, а значит, будет говорить о нем по-своему, считать в нем главным нечто свое и при этом демонстрировать достоверное, фактологическое знание. И это хорошо, потому что обособление предметов познания разными науками должно способствовать возникновению единого, целостного образа изучаемого объекта[1]1
  Напомним, что объект и предмет соотносятся как целое и его часть.


[Закрыть].

Методологию изучения какого-либо объекта во многом определяет его природа. Однако существует универсальный гносеологический принцип, согласно которому в основе научного познания лежит представление о диалектичном единстве формы и содержания всего сущего, причем содержание является доминантой по отношению к форме, с которой оно связано неслитно и нераздельно. Следовательно, правильное изучение формы приводит к ее правильному пониманию и является необходимым условием для правильного изучения и понимания содержания. Критерием правильности выступает научная методология, основу которой образуют общеформальные (наблюдение, опыт, эксперимент и др.) и общелогические (анализ, синтез, индукция, дедукция, традукция, обобщение, абстракция и др.) методы исследования.

Науки, изучающие материальный мир (физика, химия, биология и др.), рассматривают его как сложную систему взаимодействия различных видов материи. Для ее изучения могут быть использованы любые комбинации общеформальных и общелогических методов. Главное, получить результат – достоверное, истинное знание. Изучением внутреннего мира человека (интеллектуальной и эмоциональной сферы его личности) занимаются гуманитарные науки (этика, эстетика, философия, психология и др.). Использование общенаучных методов исследования здесь уже ограничено, поскольку, как показывает практика, в отношении разных явлений и процессов внутренней жизни человека достигается знание разной степени достоверности. И эти методы оказываются совершенно неприменимы для изучения предметов и явлений духовного мира, не описываемого законами материального и психолого-психического взаимодействия. На этом основании нередко делается вывод о том, что духовного мира нет вообще, а следовательно, и изучать нечего.

Отказ от познания недостоин настоящей науки, которая всегда должна стремиться к цели истинного знания, находя или вырабатывая для ее достижения все необходимые средства. Великий русский философ И. А. Ильин писал: «Научный метод не есть мертвая система приемов, схем и комбинаций. Всякий настоящий, творческий исследователь всегда вырабатывает свой, новый метод[2]2
  Курсив и иные способы выделения текста в цитатах всегда, за исключением особо оговоренных случаев, принадлежат их авторам.


[Закрыть]. Ибо метод есть живое, ищущее движение к предмету, творческое приспособление к нему, “исследование”, “изобретение”, вживание, вчувствование в предмет, нередко импровизация, иногда перевоплощение». Подобная гносеология наиболее свойственна, полагает философ, именно русской науке: «Русский ученый по всему складу своему призван быть не ремесленником и не бухгалтером явления, а художником в исследовании; ответственным импровизатором, свободным пионером познания. Отнюдь не впадая в комическую претенциозность или в дилетантскую развязность самоучек, русский ученый должен встать на свои ноги. Его наука должна стать наукой творческого созерцания – не в отмену логики, а в наполнение ее живою предметностью; не в попрание факта и закона, а в узрение целостного предмета, скрытого за ними»[3]3
  Ильин И. А. О русской идее // Ильин И. А. Наши задачи: историческая судьба и будущее России. Статьи 1948–1954 годов: в 2 т. М., 1992. Т. 1. С. 330.


[Закрыть].

В центре нашего внимания – великая русская литература. Она ярко и во всей полноте запечатлела и природу (физический мир) Русской земли, и душевный уклад (национальный характер) русского человека, его духовные устремления. О том, как литература изображает видимый мир и внутренний мир человека, сказано много. С момента своего возникновения литературоведение уделяет приоритетное внимание форме литературного произведения. Это связано с различными обстоятельствами, речь о которых и пойдет в нашей работе. Сейчас скажем лишь о том, что изучение формы важно и необходимо, потому что нельзя прийти к содержанию, минуя форму. Более того, форма всегда несет в себе информацию о содержании, и если эта информация будет правильно воспринята и понята, то возникнет целостное представление обо всем произведении.

Главная цель литературоведческого исследования – услышать и понять слово автора, обращенное к читателю. Причем понять его именно так, как хотел автор. Для этого необходимо выработать метод исследования, позволяющий ответить на вопросы о том, как идея, входящая в мировоззрение писателя, становится идеей литературного произведения и воплощается в художественном слове и что происходит, когда это слово попадает в душу читателя.

Об этом наша книга.

Глава I. Основные методологические положения

Духовная реальность

За свою историю человечество накопило множество достоверных свидетельств о существовании нематериальной (в обычном понимании этого слова) действительности. Их достаточно для того, чтобы на основании эмпирического обобщения говорить об объективной реальности духовного мира. Однако все дальнейшие попытки осмыслить этот факт научными средствами привели к отрицательному результату: стало ясно, что это совершенно иная реальность, не описываемая известными физическими законами. Она существует одновременно с обычной реальностью, иногда проявляясь в ней как «чудо» или «аномальное явление». Научное сознание ХХ века попыталось объяснить этот феномен концепцией «многомерного» или «параллельного мира», но дальше этого дело не пошло.

Разум не желает мириться с чем-то непонятным и неподконтрольным себе, и история хранит немало попыток человека посредством каких-либо манипуляций проникнуть в духовный мир и подчинить его себе. Прежде это называлось магией, колдовством, сейчас – эзотерикой, экстрасенсорикой и пр. Если отнестись к этому опыту спокойно и непредвзято, не закрывая доступ к нему ярлыками шарлатанства и трюкачества, то можно сделать вывод о том, что невидимый, духовный мир ни в какой мере не подвластен человеку. Более того, именно он управляет и человеком, и физическим миром, а потому всякое самовольное вмешательство в него бессмысленно, а порой и опасно.

Современный человек[4]4
  Имеется в виду состояние человеческой природы после первого грехопадения (Быт. 3).


[Закрыть] настолько зависит от внешних (социальных и физических) процессов и собственных слабостей, что не способен адекватно воспринимать духовную реальность. Поэтому даже если он в какой-то момент и встретится с ней, то не сможет выразить полученное знание обычным человеческим языком. Святой апостол Павел говорит об этом: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю – в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор. 12, 2–4). Это объективная причина: человеческий язык не способен передать то, что ощущается и познается только сердцем. Православие называет сердце особым органом познания. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) писал по этому поводу: «…сердце… обладает удивительной, важнейшей способностью получать из мира духовного экзогенные, нисколько не адекватные органам чувств, ощущения самого высшего порядка»[5]5
  Лука (Войно-Ясенецкий), свт. Дух, душа и тело. Клин, 2007. С. 26.


[Закрыть].

С другой стороны, существуют и субъективные причины, к которым следует отнести, во-первых, нежелание признавать реальность духовного мира, во-вторых, неспособность изучать его и, в-третьих, отсутствие сознательной духовной жизни в самом человеке. Человеческий дух зачастую подчинен телесным и душевным потребностям и даже внешним (физическим, социальным и пр.) необходимостям, и, только освободившись от этого рабства, он делается способным воспринимать духовный мир. А до тех пор, говорит апостол Павел, «мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда позна́ю, подобно как я познан» (1 Кор. 13, 12).

Очевидно, что в силу своей душевно-телесной ограниченности и кратковременности земного бытия человек не способен познать мир (и духовный, и физический) во всей полноте, но он может и должен познавать его в той части, в которой мир открыт ему. Этот императив следует из того факта, что человек – единственное живое существо, наделенное разумом.

Во избежание терминологической невнятицы остановимся на особо значимом для нашей темы понятии «духовный». В современном русском языке оно имеет три значения: а) нематериальный; б) относящийся к внутреннему миру человека, его психике, психологии, эстетической и интеллектуальной деятельности; в) относящийся к религии[6]6
  См., напр.: Ефремова Т. Ф. Современный толковый словарь русского языка: в 3 т. М., 2006. Т. 1. А – Л.


[Закрыть]. Первое значение не столько проясняет, сколько скрывает суть явления: если не материальный, то какой? Представление о духовном как о «психическом» или «психологическом» также не способствует его пониманию, так как объясняет одно непонятное явление другим, столь же непонятным. В третьем значении слово «духовный» указывает на связь человеческого духа с внешним духовным миром и Богом, поскольку религия есть не что иное, как способ соединения человека с Богом[7]7
  От лат. religare – воссоединять, связывать.


[Закрыть]. В результате этого соединения у человека формируется религиозное сознание, благодаря которому он воспринимает духовный мир как реальность. Более того, именно эту реальность он считает основной по отношению к реальности внешнего и своего внутреннего мира.

Религия осмысляет бытие Бога с помощью специфического средства познания – веры, о которой христианство говорит, что она «есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. <…> Верою познаём, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» (Евр. 11, 1–3). Вера является универсальным средством познания, так как может применяться для исследования объектов и видимого, и невидимого мира, но прежде всего она дает возможность познавать Бога. «Без веры угодить Богу невозможно; ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает», – говорит апостол Павел (Евр. 11, 6). Благодаря вере человек формирует в своем сознании представление о Боге, но так как у каждого человека этот процесс протекает по-своему, то даже у адептов одной и той же религии образ Бога может различаться в каких-то деталях. Для того чтобы человек в своем религиозном познании не уклонился от истины, религии вырабатывают догматы – фундаментальные вероучительные положения. Они устанавливают основные направления и границы религиозного познания.

Вера и рациональное познание не отменяют и не подменяют, а взаимодополняют друг друга. Единство познания, достигаемое синергийным целесообразным взаимодействием научной и религиозной гносеологии, можно проиллюстрировать известными словами Тертуллиана: «Верую, ибо абсурдно». Если в некоторой мере абстрагироваться от известного иррационализма великого христианского апологета, то можно сказать, что, когда познающий разум останавливается перед чем-то, что считает невероятным («абсурдным») с точки зрения ранее полученного знания, он пропускает вперед веру. Справившись с проблемой, вера уступает путь разуму. Тем самым обеспечивается непрерывность и поступательность познания и достоверность полученного знания.

Мы не станем погружаться в апологетику, при желании читатель легко сможет сделать это сам. Скажем лишь, что человеческой логикой невозможно ни доказать, ни опровергнуть бытие Божие, оно познаётся только верой. Каждый христианин знает, что материальный мир не постоянен и не вечен, что он изменяется в соответствии с духовными законами и волей Бога. Поэтому видимый мир он познаёт с помощью разума, а мир духовный – с помощью веры. В одной из своих лекций профессор Московской духовной академии А. И. Осипов в качестве примера такого познания приводит слова архиерея, жившего в СССР и подвергавшегося жесткому давлению атеистической пропаганды: «Даже если мне докажут, что Бога нет, я всё равно в это не поверю, потому что я Его ощущаю». Видеть в этих словах религиозный фанатизм может только тот, кто не способен размышлять о сложности и многообразии мира, порождающих разнообразие форм и средств его изучения.

Религия не только соединяет человека с Богом, но и, опираясь на Его авторитет, формирует моральное сознание общества. В результате особенности религии конкретного народа становятся специфическими чертами его морали. Ф. М. Достоевский писал по этому поводу: «При начале всякого народа, всякой национальности идея нравственная всегда предшествовала зарождению национальности, ибо она же и создавала ее. Исходила же эта нравственная идея всегда из идей мистических, из убеждений, что человек вечен, что он не простое земное животное, а связан с другими мирами и с вечностью. Эти убеждения формулировались всегда и везде в религию, в исповедание новой идеи, и всегда, как только начиналась новая религия, так тотчас же и создавалась граждански новая национальность»[8]8
  Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л., 1972–1990. Т. 26. Дневник писателя. 1877, сентябрь – декабрь – 1880, август. С. 165.


[Закрыть].

Несмотря на то что первичность религии по отношению к другим формам общественного сознания[9]9
  Общественное сознание – совокупность нематериальных отношений в обществе, включающая взгляды, представления, идеи, политические, юридические, эстетические, этические и другие теории; философия, мораль, религия и другие формы сознания.


[Закрыть] является бесспорным фактом, из него делались и делаются неоднозначные выводы. Так, некритично привычным стало априорное утверждение о том, что религия является низшей формой сознания и познания по отношению к науке. Это утверждение основывается на предположении об эволюции человечества – поступательном прогрессивном изменении, обеспечивающем переход от простых форм социальной жизни к сложным. Идея социальной эволюции, в свою очередь, базируется на гипотезе биологической эволюции, выдвинутой в XVIII веке Чарлзом Дарвином. Вероятно, в то время мысль о всеобщем развитии биологических видов представлялась и оригинальной, и перспективной, однако чем дольше наука старалась найти доказательства ее истинности, тем больше убеждалась в том, что эволюции – как единого, универсального для всех живых организмов закона – не существует, а отдельные случаи изменения отдельных свойств отдельных особей внутри отдельного вида так и остаются отдельными случаями и не приводят к появлению новых видов живых существ. К тому же, несмотря на все усилия, науке так и не удалось найти закон, обусловливающий происхождение живой материи из неживой, то есть за всё время своего существования наука так и не смогла ответить на вопрос, как и почему на Земле возникла жизнь.

Если оснований говорить об эволюции биологических видов ничтожно мало, то еще меньше причин говорить о нравственной эволюции человечества. Напротив, его история показывает, что человеческая нравственность не только не изменилась в лучшую сторону, но в некоторых аспектах стала значительно примитивнее, что может свидетельствовать о нравственном регрессе, нравственной деэволюции человечества.

Не менее безосновательным является и утверждение о том, что религиозная форма сознания является низшей, а научная – высшей. Подобное суждение выражает только субъективные пристрастия его сторонников, поскольку вся история европейской цивилизации показывает, что важнейшие познающие и созидающие силы культуры – наука и искусство – создавались людьми с развитым религиозным сознанием. Ярким примером тому служит колоссальная личность М. В. Ломоносова. Великий русский ученый утверждал: «Несказанная премудрость дел Божиих хотя из размышления о всех тварях явствует, к чему предводительствует физическое учение, но величества и могущества Его понятие больше всех подает астрономия, показывая порядок течения светил небесных. Воображаем себе тем явственнее Создателя, чем точнее сходствуют наблюдения с нашими предсказаниями; и чем больше постигаем новых откровений, тем громче Его прославляем. <…>

Правда и вера суть две сестры родные, дщери одного Всевышнего Родителя: никогда между собою в распрю притти не могут, разве кто из некоторого тщеславия и показания своего мудрования на них вражду всклеплет. А благоразумные и добрые люди должны рассматривать, нет ли какого способа к объяснению и отвращению мнимого между ними междоусобия, как учинил вышереченный премудрый учитель нашея православныя церкви[10]10
  Речь идет о святителе Василии Великом (ок. 330–379).


[Закрыть] которому согласуясь, Дамаскин святый[11]11
  Преподобный Иоанн Дамаскин (ок. 675 – ок. 753).


[Закрыть], глубокомысленный богослов и высокий священный стихотворец… упомянув разные мнения о строении мира, сказал: <…> …Физические рассуждения о строении мира служат к прославлению Божию и вере не вредны. <…>

Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величество, в другой – Свою волю. Первая – видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность Его зданий, признал Божественное всемогущество, по мере себе дарованного понятия. Вторая книга – Священное Писание. В ней показано Создателево благоволение к нашему спасению. В сих пророческих и апостольских богодохновенных книгах истолкователи и изъяснители суть великие церковные учители. А в оной книге сложения видимого мира сего суть физики, математики, астрономы и прочие изъяснители Божественных, в натуру влиянных действий суть таковы, каковы в оной книге пророки, апостолы и церковные учители. Нездраворассудителен математик, ежели он хочет Божескую волю вымерять циркулом. Таков же и богословия учитель, если он думает, что по Псалтире научиться можно астрономии или химии.

Толкователи и проповедники Священного Писания показывают путь к добродетели, представляют награждение праведным, наказание законопреступным и благополучие жития, с волею Божиею согласного. Астрономы открывают храм Божеской силы и великолепия, изыскивают способы и ко временному нашему блаженству, соединенному с благоговением и благодарением ко Всевышнему. Обои обще удостоверяют нас не токмо о бытии Божием, но и о несказанных к нам Его благодеяниях. Грех всевать между ими плевелы и раздоры!»[12]12
  Ломоносов М. В. Явление Венеры на Солнце, наблюденное в Санктпетербургской императорской Академии Наук майя 26 дня 1761 года // Полн. собр. соч. М.; Л., 1955. Т. 4. С. 372–375.


[Закрыть]

Опыт человечества убедительно свидетельствует, что конфликт между наукой и религией не имеет объективной природы и возникает тогда, когда какой-то конкретный человек, причастный к науке, пытается подменить научное познание и знание собственными представлениями о них. То же самое можно сказать и о религии. Подобное недобросовестное отношение к этим фундаментальным формам познания окружающей действительности порождает обскурантизм (и научный, и религиозный), безусловно и категорично отвергающий все иные точки зрения, кроме собственной. Он искажает и разрушает сам смысл существования науки и религии – получение нового достоверного знания о мире и его Творце – и превращает их в хранилище знаний, у дверей которого стоят педантизм и схоластика.

Проблемы, о которых шла речь, остаются исключительно достоянием секулярного сознания, поскольку православное богословие всегда было готово к взаимодействию с наукой и при необходимости использовало свои гносеологические инструменты для осмысления и оценки явлений нецерковной действительности, в том числе и произведений литературы. Более того, уже в первые века христианства богословие разрабатывало способы получения истинного знания о мире и Боге из нецерковных и даже нехристианских источников[13]13
  Примером является работа святителя Василия Великого (IV в.) «К юношам о том, как получать пользу из языческих сочинений».


[Закрыть]. Так, святитель Григорий Богослов пишет: «Полагаю же, что всякий, имеющий ум, признает первым для нас благом ученость, и не только эту благороднейшую и нашу ученость, которая, презирая все украшения и плодовитость речи, емлется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую, но и ученость внешнюю, которой многие из христиан, по худому разумению, гнушаются, как злохудожной, опасной и удаляющей от Бога. <…> Так и в науках мы заимствовали исследования и умозрение, но отринули всё то, что ведет к демонам, к заблуждению и во глубину погибели. Мы извлекали из них полезное даже для самого благочестия, через худшее научившись лучшему и немощь их обратив в твердость нашего учения»[14]14
  Святитель Григорий Богослов, Архиепископ Константинопольский. Творения: В 2 т. Том первый: Слова. Слово 43. М.: Сибирская благозвонница, 2010. С. 515–516.


[Закрыть].

Целью науки является познание видимого, физического мира, который постоянно открыт человеку, хотя и не принадлежит ему, так как сотворен не им. Поэтому человек может бесконечно познавать творение Божие, но не может владеть им. Богом установлено, чтобы человек использовал природу ровно в той мере, в какой это необходимо для его жизни: «И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи… <…> И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть…» (Быт. 2, 9. 16). Тогда же был установлен и главный принцип взаимоотношений человека с творением: «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт. 2, 15). Когда человек возделывает и хранит окружающий мир и мир собственной души, он становится соработником Творцу, испытывая при этом величайшее счастье. Господь передал человеку мир в гармоничном состоянии, поэтому любые попытки переделать его приводят только к разрушению. Не менее гибельно и желание властвовать над творением, которое, в отличие от человека, не преступило закон и потому сохраняет связь с Творцом, признавая лишь Его своим господином. Всё это приводит к нарушению отношений человека и мира: вместо того чтобы трудом вернуть себе утраченную гармонию, человек пытается переделывать мир по своему образу и подобию.

Если наука отвечает на вопрос, почему живет человек, то религия – на вопрос, для чего он живет. Эти вопросы взаимосвязаны, и решение одного невозможно без другого. Поэтому отношения науки и религии должны строиться на основе творческого взаимодействия, благодаря которому получаемые ими знания будут дополнять друг друга, делая представление человека о мире и его Творце полным, ясным и непротиворечивым. Необходимость такого сотрудничества объективно проявляется в гносеологических особенностях науки и религии. Так, наука предлагает принять многие фундаментальные положения априорно, без каких-либо доказательств[15]15
  Например, такие положения, как атомарно-молекулярное строение вещества, гипотеза Большого взрыва и многое др.


[Закрыть], а христианская религия требует от человека разумной, осмысленной веры: «Исследуйте Писания…» (Ин. 5, 39); «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте» (2 Кор. 13, 5); «Не всякому духу верьте, но испытывайте духов…» (1 Ин. 4, 1); «…не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12, 2) и т. д. Можно сказать, что знание зиждется на вере, а вера крепнет знанием, причем в познании материального мира приоритет бесспорно принадлежит науке, а в познании мира духовного он столь же бесспорно принадлежит религии.

Научное познание опирается на законы логики, в основе веры лежит способность человека принимать полученное знание как факт, не прибегая к рациональной или эмоциональной оценке. Это необходимо потому, что проверить новое знание о духовном мире эмпирически нельзя, а можно только установить его соответствие ранее полученному знанию.

Очевидно, что человеку невозможно, да и не нужно, знать всё. Всеведение – удел Бога, а человек должен как можно раньше узнать самое главное – смысл своей жизни и найти путь к счастью. В этом отношении христиане имеют огромное и бесспорное преимущество перед другими людьми: это знание уже дано им в Откровении, нужно.

Вера является универсальным средством познания, но может различаться по объекту и степени развития: одни верят так, что могут и горы передвигать (Мф. 17, 20), а другие едва позволяют себе верить, что «есть что-то такое, непознанное». Кто-то верит в Бога, стараясь понять и исполнить Его волю, а кто-то пытается верить в собственные силы, в могущество другого человека, в природу, во «внеземной разум» и пр. Есть и те, кто, видя несовершенство и физическую ограниченность человека, делают объектом своей веры науку. Так, еще в XVIII веке возникла «религия науки» – со своим культом, таинствами и жрецами. Ее адепты обожествляли человеческий разум и, наделяя его всемогуществом и всеведением, слепо отвергали всё, что не соответствовало их представлениям о мире. Известен случай, когда П.-С. Лаплас, представляя свою космогоническую теорию Наполеону, на вопрос императора о месте в ней Бога ответил: «Государь, я не нуждался в этой гипотезе». И по-своему он был прав, так как верил, что Бога нет[16]16
  Доказать это не под силу не только Лапласу, но и кому бы то ни было.


[Закрыть] и что мир возник сам собой, а значит, человек имеет право владеть и управлять им. Вера ученого оказалась сильнее стремления к познанию истины и заставила пренебречь «гипотезой», не укладывающейся в схему, созданную его собственным разумом.

Однако отрицание духовного мира не только не доказывает его отсутствия, а, наоборот, утверждает его бытие, потому что отрицать можно только нечто реально существующее. Религиозные тексты живущих и ушедших народов хранят знание о духовном мире, и неразумно отвергать его только потому, что оно не всегда соответствует ограниченной человеческой логике. По-настоящему научное мировоззрение способно извлечь знание о мире даже из яблока, упавшего на голову человека. Поэтому весьма нелепо выглядит демонстративный отказ некоторых людей, называющих себя учеными, от средств познания, которыми уже много веков пользуется религия, применяя в своих целях не только средства научного познания, но и его результаты. В этой связи показательно отношение православного богословия к ранее полученному естественно-научному знанию. Понимая, что дохристианская наука могла открыть какие-либо важные законы мироустройства, православие внимательно изучает античную мудрость, извлекая из нее жемчужины истинного знания. О методологии подобных исследований святитель Василий Великий говорит в трактате с характерным названием «К юношам о том, как получать пользу из языческих сочинений»[17]17
  Василий Великий, свт. Беседа 22 // Творения: в 2 т. М., 2008. Т. 1. С. 719–729.


[Закрыть].

Очевидно, что подлинная наука не может быть ни материалистической, ни идеалистической, ни какой-либо еще. Она может быть только наукой. Определенную «окраску» ей придает сам человек, привнося в науку свое мировоззрение. Отчасти это вполне объяснимо, потому что полностью отказаться от своего «я» не может никто. Но всякий исследователь должен всегда оставаться честным по отношению к себе и к науке: познавать творение и Творца, а не подверстывать под реальную картину мира собственное представление о ней. Только в этом случае религия и наука, дополняя друг друга, способны открывать законы и физического, и душевного, и духовного мира, что и доказали своими трудами Н. Коперник, И. Кеплер, Б. Паскаль, И. Ньютон, Л. Гальвани, А.-М. Ампер, А. Вольта, Г.-И. Мендель, Ж.-Б. Дюма, С. Ковалевская, Л. Пастер, А. Попов, Д. Менделеев, И. Павлов, Э. Шрёдингер и многие другие ученые[18]18
  Осипов А. И. Путь разума в поисках истины. Основное богословие. М., 2010. С. 90–91.


[Закрыть].

В результате религиозного познания у человека сформировалось представление о существовании Бога (богов), ангелов (духов) и особой нематериальной сферы человеческой личности (души). Всё это религии разных народов объединяют понятием «духовный мир», который христианство называет также Царством Божиим, потому что считает его создателем и владыкой Бога, который «есть дух» (Ин. 4, 24).

Отношение человека к духовному миру может быть двояким: он или априорно отрицает его существование, или принимает как реальность. При этом если человек не просто допускает духовную реальность, но и хочет войти в нее, перед ним открываются два пути: попытаться действовать самостоятельно, на свой страх и риск, или поступать в соответствии с каким-то религиозным учением. Разные народы в своих религиозных представлениях сохраняют и переносят из прошлого в будущее уникальный духовный опыт. Образ Бога и средства общения с Ним, сложившиеся у какого-либо народа, народности и даже социальной группы, создают разнообразие религиозных традиций, и можно верить в Бога так, как предлагает одна из этих традиций, можно верить в Него иначе, можно не верить в Него вовсе, но нельзя пренебрежительно относиться к религиозному опыту человечества, потому что результатом его творческого осмысления становится культура.

Ярким выражением национальной культуры и показателем степени ее развития является искусство. Всё европейское искусство было создано людьми, верующими в Бога так, как этому учит христианство. Поэтому прежде, чем говорить о каких-либо произведениях искусства, необходимо понять, как христианство[19]19
  Заметим, что православие – всегда христианство, тогда как христианство не всегда православие.


[Закрыть] представляет себе мир и его главную часть – человека.