Текст книги "разВЕРНИ СЕБЯ В ЖИЗНЬ"

Часть 3. Гриша

У Миши от первого брака детей не было, у меня был Дима. Но оба мы с мужем мечтали о совместном ребенке. Если быть честной, одной из причин моего развода было, в том числе, и желание иметь еще ребенка. Но тогда, в предыдущих отношениях, я понимала, что еще одного ребенка я не потяну. Просто нет ресурсов на это. И когда я осознала, что если не хочу иметь больше детей с мужчиной, то поняла, что у нас, как пары, нет совместного будущего. Печально, больно, но это – правда. Моя честность мне стоила очень дорого. Но я была готова к последствиям.

Теперь, в новых отношениях, царила такая любовь, понимание, забота и абсолютный комфорт, что я вдруг открыла новую себя, позволив себе быть просто женщиной! Я узнала, что модель семейных отношений может быть совсем другая, нежели у меня была раньше. Мужчина в них проявляет себя по-мужски без насилия и давления, а я могу проявлять себя по-женски без сопротивления. И это стало для меня откровением. Я любима и люблю сама и мне очень хорошо. С удовольствием и желанием, я смотрела глаза своему мужчине, и видела в них только искреннюю любовь. Даже не помню, чтобы мы как-то притирались друг к другу. Наша психологическая совместимость помогала выстроить отношения, в которых не было конкуренции. Я чувствовала себя прекрасной желанной и любимой. Миша чувствовал мою энергетику, и мы ловли флюиды друг друга. Это была полная взаимность. Моя беременность случилась так кстати.

Мы с мужем с радостью ожидали появления нашего малыша. Еще до зачатия я все твердила о дочке, и Миша тоже хотел девочку. На 12-й неделе беременности на плановом УЗИ нам сообщили, что у нас родится мальчик. Ну сказали – и ладно! Мы и не спрашивали! Родится сынок! Гриша. Имя я придумала сразу. Не знаю, как и в связи с чем, но именно Гриша – и все!

Беременность протекала хорошо. Необъяснимо менялись вкусовые пристрастия. Мне постоянно хотелось булок и особенно меня тянуло в пекарню Cinnabon. Как-то в один из выходных дней я проснулась в ужасе ото сна, в котором я пришла за этими булками, а они закончились! А я нестерпимо хочу их!!! Утром сразу собрались и пошли вдвоем в знакомый ТЦ, там-то я и отвела душу! Наелась вдоволь, да еще и «про запас» домой купили.

При первом осмотре в женской консультации врач, подтвердив факт беременности, несказанно удивила меня вопросом: «сохранять будем?». Дежурно так спросила… Я обомлела: «Конечно будем, у меня долгожданная беременность!» Врач кивнула и выписала направление на анализы. Анализы были хорошие. Немного падал гемоглобин, но я его поднимала диетой. Потом еще терапевт все пыталась выяснить у меня, на что есть жалобы. «Нет жалоб?! Как это нет?! Вы беременны, у вас же точно что-то болит?!?» – говорила она. Ну, ёлки-палки!.. Не болит у меня ничего. Я не больная, я – беременная. Удивлялась тогда и злилась даже на этих врачей. Как предчувствия срабатывали… Все было безоблачно и даже замечательно. Только вот позвонила врач из консультации и сказала, что пришел какой-то странный результат анализа на синдром Дауна: «Что-то непонятное, но вы приезжайте, пожалуйста, заберите справку». Господи! Что это такое? Что мне делать с этой справкой? Вы же сами пропустили срок сдачи этого анализа, и я сдала его, когда уже поздно было сдавать. И результат сейчас спорный… Я перерыла весь интернет, где все пишут, что этот анализ, как гадание на кофейной гуще. Понервничала тогда, да и рассердилась. Ну как же надоели вы со всем этим…

И вот, подошел срок УЗИ-скрининга в конце второго триместра. Врач посмотрел на монитор и начал задавать какие-то странные вопросы. Какой по счету у нас ребенок? Где делали предыдущее УЗИ? А дайте-ка посмотреть… Я почувствовала неладное… Муж стоял рядом и явно не понимал, что происходит. Доктор, что случилось??? Врач еще раз посмотрел на экран монитора. Потом на нас с мужем. Потом еще раз на экран. Сделал распечатку и начал говорить. Говорил он спокойно, я бы даже сказала немного радостно. Видимо от того, что обнаружил. Он посчитал, что несет нам информацию вовремя: «Вот я вижу челюсть у плода маленькая. И пальчики какие-то странные. Не все считаются»… Я в шоке начала одеваться. Муж стоял растерянный. Я – в напряжении. Врач продолжает дальше: «Ну, вы молодые, еще можете родить ДРУГОГО ребенка! Зачем вам НЕПОЛНОЦЕННОЕ потомство!?» Я – в ауте. И тут у меня сработала привычная реакция – вселенский гнев! КАК ОН МОЖЕТ!?! ТАК ГОВОРИТЬ ПРО МОЕГО РЕБЕНКА!!! Вообще ЭТО ЧТО??? По УЗИ диагнозов не ставят! Нет таких данных! И вообще мало ли, что он там на темном экране увидел! Какого хрена и т.д… Я очень разозлилась. Увидела растерянного мужа и вообще впала в ярость и… уехала на машине обратно на работу.

Миша звонил мне весь день, а я не брала телефон. Впервые за все время совместной жизни случилась размолвка. Я и вечером не сразу поехала домой. Все звучали в голове слова доктора: «В таких случаях прерывают беременность». Буднично так звучала эта фраза. Но для меня тогда страшнее этих слов не было ничего. Приехала домой, муж в испуге. Я в гневе. «Ты что? Спрашиваю? Ты что думаешь???» – почти кричала я. «Офигел совсем этот доктор. Я пойду к другому врачу. Он что-то не то увидел. Мало ли какая челюсть у ребеночка, которому 16—17 недель. И вообще, на динамику смотреть надо. Кто знает как мы с тобой выглядели в этом возрасте в животе у наших мам? Слава Богу, в те времена еще УЗИ не было!» И этой же ночью стала искать информацию по форумам, где обсуждалась темы беременности и где в Питере проводят ультразвуковое исследование самые лучшие доктора. Нашла клинику и доктора – наше местное светило. Позвонила утром… Мне сказали, что очередь к нему расписана на несколько месяцев вперед. Но я упросила поставить меня в лист ожидания.

Все это время, пока я металась в шоке и ауте и искала врача, из моего живота шел страх. Я ощущала страх моего сыночка на физическом и на более тонком энергетическом уровне. Я сразу поняла, как сильно он боится. Еще сильнее, чем я сама. Признаться, я изучила информацию, что такое «прерывание беременности» на таком сроке. Близилась 19-я неделя… Такое простым было обыденное слово «прерывание»… А по факту – умерщвление ребеночка прямо в матке с последующей провокацией родовой деятельности. И бывает, что вытаскивают его – уже неживого – по частям. Я ужаснулась еще больше. Сразу поняла, что не смогу на это пойти. Это настолько противоестественно, что невозможно, просто немыслимо даже допустить возможность такого исхода.

Мне позвонили из клиники и пригласили на УЗИ к доктору-светилу. Он нашел время посмотреть меня. Я шла на прием с твердым решением оставить все как есть. И с огромной надеждой на благоприятный исход дела. Накануне я лежала в ванной и разговаривала со своим малышом. Я гладила свой живот и просила Гришу успокоиться, шептала ему нежные слова, рассказывала, как сильно я его люблю, жду его рождения и никому не позволю нас с ним обижать. Ночью мне приснился сон, в котором я держу на руках моего белокурого сыночка, а он обнимает меня за шею и шепчет мне на ушко ласковые слова: «мамочка, мамочка, все будет хорошо!».

УЗИ подтвердило, что челюсть была меньшего размера, чем положено в эти сроки… пальчики все оказались на месте. Но врач дал более полную картину и надежду: это может быть как серьезным синдромом, так и изолированным отклонением, которое, возможно, лечится. Я ухватилось за эту информацию. Лечится. Сейчас многое лечится! В качестве компромисса, мы с мужем решились на прокол живота для анализа на кариотип. Манипуляция простая, но небезопасная. Однако, все прошло хорошо. Анализ показал, что все в порядке. Вооружившись этой информацией, я решила спокойно донашивать беременность и мысленно «послала» всех врачей куда подальше со всеми советами.

Никому из родственников о наших «приключениях» мы не сказали. Решили поберечь их. Да еще, если уж быть совсем честной, мы не были готовы к выслушиванию волнений и опасений с их стороны. Нам было достаточно своих переживаний. Даже пол будущего ребенка мы не стали озвучивать никому. Мы сами были рады любому ребеночку, и всем близким так и заявили: «Ждите внука или внучку, какая вам разница?!» Мои родители умилялись и больше ничего не спрашивали, родители мужа заметно напрягались, но я не обращала на это внимания. Я – мать, и я никому ничего не должна докладывать, если считаю, что так будет лучше.

Подходил срок родов. Мы выбрали хороший роддом, где было отделение детских патологий. Познакомились с акушеркой и приняли с мужем решение о совместных родах. Мы даже сходили на курсы родителей. Вдвоем учились правильному поведению в родах и последующему обращению и уходу за малышом. Я отслеживала и отмечала свое состояние в специальном календаре беременности. С большим интересом и любовью читала, о том, что происходит со мной, как развивается мой малыш внутри меня. Беременность моя была вторая, но тогда – в первый раз – никакой информации о том, что происходит со мной и моим ребеночком у меня не было. Интернета еще не было… Господи, какой я «динозавр» уже!.. Тревога, конечно, была. Но была и надежда на благоприятное разрешение ситуации.

Роды начались. Мы с мужем сами поехали в роддом. Там нас ждала отдельная палата и знакомая акушерка. Муж помогал морально и не только: он массировал мне поясницу, и я чувствовала мощную поддержку и заботу с его стороны. Акушерка контролировала процесс. Я смогла совсем расслабиться и сосредоточиться на своих ощущениях. Я рожала долгожданного малыша. Мы так готовились к его появлению! Все прошло ровно и гладко на одном дыхании, практически без лишних усилий. Раздражал разве что слишком яркий свет и очень неудобное расположение кресла. На фазе потуг и изгнания ребеночка меня подняли тазом вверх, и вся тяжесть матки с ребенком резко перевалилась на заднюю стенку брюшины, стало вдвойне больнее и тяжелее. Не зря раньше рожали на корточках… Именно таким образом центр тяжести помогает и младенцу продвигаться по родовым путям, и матери легче выталкивать его на свет. Но вот уже головка показалась и весь ребеночек вышел. Гришу положили мне на живот. Какой же он тепленький! Какой сладкий! Так захотелось сразу его рассмотреть!. Маленький мой… Долгожданный наш малыш родился с весом 3050 кг. Дима, мой первенец, родился 2950 кг. Акушерка видела, что пуповина еще пульсирует, дождалась, когда стекла кровь и только потом перерезала ее. Гришу забрали на взвешивание и пеленание. Муж стоял рядом и восхищался красотой нашего малыша. Гриша родился с волосиками по всей головке, почти рыженький. Муж вспомнил, как его самого в младенчестве называли апельсинчиком, как раз из-за рыжинки в волосах. Наш сынок – это было видно сразу – был заметно похож на своего папу. И чертами маленького личика и ручками, и ножками. Гришу унесли в палату для детей с патологией. На всякий случай. Мало ли что.

Потом выяснилось, что у него в порядке и с дыханием, и со всеми анализами. Была единственная проблема: он не мог сосать. Нижняя челюсть осталась недоразвитой и не давала возможности делать полноценные сосательные движения. Кормить приходилось из зонда. Я сцеживала свое молоко и давала медсестрам на каждое кормление. В таком режиме мы провели в роддоме пару недель. Я могла находиться с малышом весь день, меня не только пускали в отделение беспрепятственно, но и ждали на каждое кормление и смену памперсов. Детское отделение и палаты для мам находились на разных этажах. Я «летала» по ступенькам по нескольку раз в день и едва успевала есть, мыться и спать. Еще и бесконечные сцеживания…

Пригласили врача-генетика. Она пришла, посмотрела малыша и выдала какое-то пространное заключение типа: «может быть это, а может и не это… И столько непонятного сейчас, и надо смотреть на малыша в динамике…» Мы с мужем тоже изучали вопрос, как могли, и нашли в Петербурге доктора, который как раз занимается детками с такими же проблемами, как у нашего малыша. Добились перевода в клинику, где он практиковал. После осмотра доктор вынес вердикт о том, что сейчас ничего предпринимать не надо. Операция – не показана. Надо ждать роста ребенка и наблюдать в динамике.

…Мы пролежали в новой больнице еще две недели. Там мы с Гришей находились вместе, в одной палате. Соседкой нашей была совсем молоденькая мамочка, 17-летняя девочка из Чечни. Ее дочка родилась с патологией несращения животика, все внутренние органы у малышки были наружу. Петербургские врачи славятся хорошей хирургической практикой лечения таких врожденных патологий и были все основания надеяться, что операция поможет девочке выжить. Маленькая мама лежала одна, дочка в реанимации… Мы с Гришей скрашивали ее одиночество и помогали пережить тревожные дни ожидания. Хотя, не совсем так: ее телефон постоянно звонил и такой же молодой по возрасту муж – отец ее ребенка – развлекал разговорами и постоянно спрашивал о том, носит ли она платок…

У нас с Гришей ничего не происходило. Лечения нам не назначали. Кормить приходилось все так же – через зонд. Приходила заведующая отделением и начинала возмущаться, почему я так кормлю ребенка. «Срочно уберите у него зонд и кормите из бутылочки!» – приказала заведующая. Я опешила и сразу не сообразила, как ей ответить. Как кормить из бутылочки ребенка, когда он не может ни сосать, и – как выяснилось – ни глотать?!? Параллельно я искала информацию о том, как помочь Грише научиться есть самостоятельно и начала пробовать всякие хитрые «приспособления»: специальные бутылочки, ложечки разных форм… Даже пригласила специалиста по грудному вскармливанию, которая обнадежила, что сосательный рефлекс у Гриши есть. Слабенький, но есть! И его все-таки можно развить. Я тоже читала, что опыт развития у деток навыка сосания есть, и существует практика с положительными примерами, как детки учатся со временем сосать и самостоятельно питаться без вспомогательных средств. Смысла дальше находиться в больнице не было решительно никакого. Я стала проситься домой. Заведующая сама не понимала, что с нами делать дальше. И выписала.

Дома было, конечно, намного удобнее. Грише исполнился ровно месяц, когда мы с ним наконец-то выписались. Встречали нас бабушки и дедушки. Немного посмотрели на малыша, поумилялись и разошлись. Для моих родителей это был второй внук, а для родителей мужа – первый. У них в семье трое сыновей. Миша – самый старший, и они давно жили ожиданиями внуков. Свекровь проявила себя очень ответственной бабушкой и сразу вызвалась помогать. Буквально на следующее утро она позвонила в дверь с решительной готовностью делать все, что положено бабушке и свекрови. Начала она с глажки детских вещичек и мытья полов, чем умилила меня до невозможности. Предыдущая моя свекровь помогала с внуком, но полы не мыла. А тут… такая забота! Приятно же, ну согласитесь! Мама приезжала тоже, но среди недели. У нее был разгар дачного сезона. И там – на дачных грядках – ее ждали ее «детки», с любовью выращиваемые огурчики, помидорчики, ягодки… Я была довольна, что наши бабушки не сталкиваются лбами у нас дома и все-таки ограничивала их посещения. Нам с мужем хотелось поменьше зависеть от других людей, пусть даже и близких.

А близкие люди, как и мы сами, заметно нервничали. Гриша все также не мог есть самостоятельно… Приходилось вливать в него молочко специальной ложечкой. Он не набирал вес. Ему уже исполнилось два месяца, а весил он примерно так же, как и при рождении. Мы посетили за это время разных специалистов: и из официальной медицины, и не очень… И остеопаты, и неврологи, и терапевты, и гомеопат, и еще один именитый челюстно-лицевой хирург. Ни один из них не нагнетал тревогой обстановку, кроме, пожалуй, гомеопата. Но и в ее рекомендациях не было никакого конструктива. Она предложила мне сесть на жесткую диету и есть только овсянку и хлеб. Как-то не виделось совсем в этом выхода и решения нашей ситуации. Я все так же терпеливо и методично круглосуточно сцеживалась с периодичностью раз в три-четыре часа… Обвинять исключительно мое молоко, как не питательное, на общем фоне проблем мне показалось странным. Потом я заметила, что свекровь совсем перестала приезжать. Ссылаясь на какие-то свои дела, она всячески старалась не появляться. Ну… мало ли какие дела у человека… Я не придала тогда этому факту особого значения. Да и некогда было «циклиться» на этом, если быть честной.

У нас в планах был очередной прием врача: плановый осмотр и, заодно, УЗИ. Я вышла из дома и решила в машине покормить малыша, а потом пешком дойти до больницы. В машине я поняла, что Гриша какой-то «никакой». Он как будто спит… и – не реагирует ни на что. Я потормошила его немножко, надо же… как крепко спит ребенок… потрогала за щечки. Нет реакции. Я испугалась. Испугалась так сильно, что сразу начала рыдать. Я поняла сразу, что это серьезно. Но голова работала, и я стала лихорадочно соображать, что делать. Даже не так. А вот так: ЧТО ДЕЛАТЬ СЕЙЧАС???? Напротив машины как раз увидела вывеску «Полис ОМС». Врачи! Они же мне могут помочь! Я тут же, быстрее пули, устремилась туда. Влетела в первый попавшийся кабинет: «Пожалуйста, помогите, мой ребенок спит и не просыпается!» Врач, пожилой мужчина, развел руками и предложил вызвать скорую помощь. Он ничего не сделал. Ничем не помог. Это потом я уже узнала, что помощь такого рода уголовно наказуема. И если бы он сделал хоть что-то, при любом исходе, это могло дать повод для уголовного преследования. Мы просто ждали скорую помощь. Беспомощно ждали. Тупо и беспощадно. Я молилась. Я вспомнила все молитвы, которые выучила еще на стадии беременности. Я повторяла их по сотне раз почти вслух.

Уже и муж с работы приехал. Я позвонила ему из поликлиники еще во время ожидания скорой… Я сделала все, что могла тогда предпринять. Я бросалась на врача и с мольбами, и с угрозами, и с уговорами. Врач только твердил, что сделать ничего не может: «Вы поймите, он такой маленький. Я взрослый врач. Я не работаю с младенцами». Мне оставалось только молиться. Это было бесконечно долгое ожидание. Томительное и страшное. Я видела лежащего рядом со мной на кушетке беспомощного маленького беззащитного ребеночка… Мой белокурый ангелочек едва дышал… Скорая ехала минут 40… А по моим ощущениям – целую вечность. За эту вечность я прожила несколько жизней. И умерла. Я умерла тогда сама вместе с моим мальчиком. Я УМЕРЛА.

Врач скорой помощи зашел в кабинет и первым делом выставил меня вон – в коридор. Я вышла на ватных ногах… И умом еще цеплялась за надежду, но где-то внутри себя уже тогда поняла, что это – конец. Муж потом тоже признался, что почувствовал, как Гриша умер.

Нам долго не говорили об этом. Врачи решили оформить свои бумаги прямо там, в том кабинете, где уже все случилось… И моему мальчику никто уже не мог помочь. Врачи не выходили, работали там со своими бумажками, а мы с мужем все так же сидели в коридоре в обнимку и ждали. Ждали и отказывались принимать правду. У врачей все-таки свое понимание милосердия, и в какой-то степени я их понимаю и благодарю. Наконец-то, врач скорой помощи вышел из кабинета. Еще более пожилой и сдержанный, чем тот из поликлиники, в чей кабинет я влетела за помощью. Он стал расспрашивать меня о том, что случилось. Я отвечала и боялась задать свой главный вопрос. Врач тоже ничего не говорил. Я наконец не выдержала и спросила: «Что с ребенком?». И в ужасе увидела, как он вздохнул и развел руками… «Ваш ребенок умер. Я не смог ничего сделать, чтобы помочь ему…» – должен был сказать он. Но нет, он не сказал. Врач даже этого сделать не смог. Он просто беспомощно развел руками. Я все поняла и меня, как молнией, прошибло это осознание. Так, что «загорелись» ступни ног. Я, рыдая, выбежала из поликлиники на улицу… Мне стало настолько тесно в этом своем горе, что захотелось снять с себя одежду. Я обнаружила на себе слинг, пустой слинг, в котором я носила Гришу, и начала снимать его. Я пыталась еще что-то сделать, но тут поспешил муж и подхватил меня. Он просто прижал меня к себе и не отпускал до тех пор, пока я не обессилела от рыданий. У меня тогда было состояние безумного горя, в котором я не понимала, что произошло, но хотела понять. Я начала звонить. Звонила врачам, у которых мы с Гришей были накануне. Я все спрашивала, как так могло случиться, вот же ребенок только что у вас был, а вы не увидели, пропустили его состояние? Врачи тоже не понимали, как так получилось, выражали сочувствие, и я прекращала разговор.

Позже результаты вскрытия показали, что причиной смерти оказалась пневмония. Пневмония??? Как? Почему?? Откуда? Мы никогда ничего не узнаем. Не было никаких признаков, включая температуру. Врачи все еще заполняли свои бумаги и буквально прогоняли нас домой: «Идите, не мешайте. Сейчас приедет машина и отвезет его в морг». Машина ехала еще часа два, а я все не могла уйти из поликлиники. Не могла оставить моего мальчика. Я напросилась с ним попрощаться. Меня пустили. Я зашла на ватных ногах в кабинет, и увидела на кушетке все так же лежащего Гришеньку. Он был уже воскового цвета, весь такой желтенький и спокойный. Упокоенный. Больше ничего его не беспокоило. Никто уже не пытался осмотреть на его, взять анализы, изучить, собрать анамнез и поставить диагноз. Мой ангел спал вечным сном. Я опустилась над ним на колени и поцеловала в маленький холодный лобик. Я смотрела и одновременно не верила своим глазам. Одно я знала наверняка: моя жизнь никогда уже не будет прежней. То, что случилось, сделает меня другой. Я УЖЕ – другая. Теперь в один миг есть я ДО и есть я ПОСЛЕ. А есть ли вообще Я?

Дома, в нашей с мужем кровати, я нашла Гришины носочки. Откинула одеяло, чтобы лечь, а они – там. Я вспомнила, что прошлую ночь он как-то странно себя вел и не хотел спать в своей кроватке. Пришлось взять его к себе, и он всю ночь проспал у меня на груди. Нашу последнюю с ним ночь мы провели рядом друг с другом…

Потом были поездки в морг. Я никогда никого не хоронила. У меня не было никакого опыта, что и как надо делать. Оказывается, необходимо вскрытие. И это – платная услуга. И делается оно в порядке очереди. Но, как нам сказали, в данном морге детей вскрывают вне очереди и бесплатно. Нам сказали конкретный день, когда все будет готово, чтобы мы могли Гришу забрать. Купили маленький детский гробик, украшенный синими ленточками. Я собрала детскую одежду. Белый костюмчик, белую шапочку, носочки. Уголок шелковый беленький и голубую ленточку. В этой одежке мы забирали Гришеньку из больницы. Похоронить решили на кладбище в Псковской области, рядом с родственниками мужа… Там уже лежат Мишины бабушка с дедушкой, там Гриша будет не один. У меня родные похоронены все очень далеко, в Петербурге нет никого.

В назначенный день приехали в морг. Зашли в комнату прощания, мальчик, наш зайчик, лежит в гробике, весь в оборочках беленьких с голубой ленточкой. Как же это было неправильно. Разве это может быть правдой?! Дети должны жить. Почему у нас ребенок умер?? Мы плакали… и не было у нас ответа на этот вопрос. Было очень горько, невыносимо больно. Несправедливо. Погрузили гробик в свою машину. Маленький детский гробик свободно помещается на заднее сидение легковушки… Нам не надо было привлекать для перевозки никого чужого. До семейного места на кладбище в Псковской области 5—6 часов езды. Мы ехали с мужем за рулем, сменяя друг друга, и разговаривали. На удивление, я не плакала. Я была спокойна. Уже не надо было беспокоиться о сцеживании, о том, как кормить Гришеньку, как успеть между кормлением и сцеживанием поесть самой и как доехать до врачей. Не о чем было больше переживать и суетиться. Мы говорили с мужем о своих чувствах. Кто что чувствует сейчас, кто что чувствовал тогда. И это было нашим спасением. Мы не держали в себе свое горе, а старались как могли, говорить о прошлом, настоящем и даже немного могли обсуждать будущее.

На похоронах были только мы, наши родители и подруга семьи мужа Татьяна Николаевна. Она местная староста в церкви и очень помогла нам в организации процесса похорон. Мы не успели покрестить Гришеньку, и полноценную церемонию по христианско-православному обряду делать было нельзя. Но Татьяна Николаевна пригласила певчих из Храма, чтобы они пели и исполнили на кладбище некоторые православные каноны. Это не было классическим отпеванием. Но их пение было так кстати и так разряжало звенящую тишину кладбища, что чуточку облегчало тяжесть в моей душе. Никого из других людей и даже близких мы не приглашали. Просто не могли с мужем никого больше видеть. Родителей только. Мне казалось, что только они могли по-родительски разделить с нами наше горе.

Соболезнования… Это тема отдельного повествования. Каково их принимать, а еще более тяжелая тема – как относиться к отсутствию соболезнований. В нашей истории было и так, и так. И, что удивительно, самые искренние и честные слова находили для нас именно мало знакомые нам люди. Многие, конечно же, просто не знали, что сказать. Оно и понятно. Дети должны рождаться, расти и радовать родителей. Сейчас же не война, не голод, и не катастрофа, чтобы дети умирали. Возвращаясь после похорон в одной машине с моими родителями, я сказала вслух, что мы будем рожать еще. Помню, папа спросил: «Что, даже ждать не будете?» А чего ждать? Для меня ожидание было мучительно.

Самыми сложными после похорон были первые недели. Я приехала в пустую квартиру и первым делом начала разбирать детские вещи. Часть вещей было решено продать на «Авито». А некоторую часть вещей я оставила… Боже, сколько же их было! И одежка, и игрушки, и бутылочки, и соски. Я морально готовилась несколько дней, чтобы взять и разом перебрать их все. Чтобы попрощаться с каждой вещичкой, которую носил или касался Гришенька при жизни. Кроватку-люльку было особенно жалко отдавать, но ее-то первую и пришлось продать. Видеть ее пустую было невыносимо больно. Я рыдала весь день. Обнимала все его костюмчики и комбинезончики. Трогала каждую его погремушку. Я прощалась. Мне снились сны, в которых я все еще ношу его на руках. Снилось и то, как он будто бы теперь живет где-то в другом месте, и я приезжаю к нему. Он живой, уже подросший, прибегает ко мне и показывает, как хорошо ему тут живется. Такие сны меня успокаивали. Я знала, что это – моя с ним связь. Душа Гришеньки рядом. И мой ангелочек смотрит на меня и пытается оберегать. Такое его явное присутствие я ощущала около года. Потом все меньше…

В официальный декретный отпуск уйти я не успела… Отпуск по беременности и родам подходил к концу. Прошло всего несколько недель, и по закону пора было выходить на работу. На работу! Я видела, как муж ходит на работу, и в этом было его спасение. Он шел туда, отвлекался и, благодаря этому, мог себе позволить смену обстановки. Я же несколько недель была замкнута на себя. Сил и желания с кем-то общаться не было совсем.

Дима, мой старший сын, со своей девушкой как раз уехали на лето в деревню и скоро должны были вернуться. У них должна была начаться учеба. Дима поступил в институт на бюджет. Марина поступила на учебу в училище, которое предоставляет общежитие. Для них все складывалось хорошо и перспективно. Тут я была спокойна.

Я попросила мужа съездить ко мне на работу и рассказать о том, что у нас произошло. Передала с ним заранее написанное заявление на отпуск за свой счет на три месяца. Там поохали и подписали мое заявление. Накануне своего ухода я нашла себе замену, там вполне справлялись без меня. Накануне окончания отпуска за свой счет я получила на электронную почту сообщение от моей преемницы о том, что места в компании для меня больше нет, и если у меня есть какие-то вопросы по этому поводу, то я могу пообщаться с директором. Были ли у меня вопросы?.. Тогда я едва ли могла вести конструктивный диалог в деловом поле. Но, все-таки приехала на встречу с директором. Скорее, в надежде на выходное пособие. Но нет. Денег не дал. Да Бог с вами, у меня не было сил ничего обсуждать, предлагать и просить – тем более. Договорились оформить официально мое увольнение через месяц. Директор согласился. И на том спасибо! Я начала поиск новой работы. Не то чтобы я горела желанием выходить на работу. Но и дома сидеть мне было невмоготу.

Несколько вакансий, которые я тогда нашла, были очень даже интересными. Я почти ожила и начала строить планы на будущее, в котором видела себя на хорошей должности. У меня накоплен существенный опыт в непростой и востребованной сфере. Меня приглашали на серьезные вакансии, и я успешно проходила несколько этапов собеседований. Несколько этапов – да – я проходила успешно. Но… на каком-то заключительном для меня все и заканчивалось. Я либо проваливала простейшее тестирование (Я всегда их терпеть не могла, и сама никогда не использовала: хочешь узнать человека – поговори с ним!). Либо я невнятно отвечала на простейшие вопросы на собеседовании с руководством. В одной очень интересной Компании даже уже попросили привезти с собой трудовую книжку. Предстояла заключительная встреча – общение со всеми ключевыми лицами руководящего состава. Я одна, напротив меня – пять директоров, которые задают перекрестные вопросы. Я ответила на все, но немного запуталась в теоретических. Потом так разволновалась после собеседования, что, уходя, забыла сумку на ручке кресла. Это было конечно убийственно для моей и так довольно зыбкой репутации. Причем я опомнилась в такси, когда мне позвонила секретарь. Получилось, что и эту работу я упустила… Везде меня спрашивали, что случилось, почему я ушла из предыдущей компании. Я отвечала, что ушла в декрет, но декрета не получилось, а обратно меня в компании не дождались. Обычно больше вопросов не возникало, но мне становилось неловко от этого. Иногда сразу задавали вопрос о том, собираюсь ли я уходить в декрет снова. И тут я опять говорила, что пока нет, но если так случится… В общем, эта тема для меня была сильно заряжена. И я чувствовала свою нечестность, как потенциальный сотрудник.

В таких «веселых» поисках прошло еще несколько месяцев. За это время я прошла полное медицинское обследование. Все врачи твердили, что никаких противопоказаний к следующей беременности у меня нет. «Вы можете родить снова!» – был их вердикт. И мы с мужем старались. Наши отношения были нам очень дороги, мы понимали, что вдвоем нам легче переживать горе и всеми силами поддерживали друг друга.

Когда муж предложил поехать в отпуск, я сразу согласилась. Сменить обстановку было самым верным решением. Мы выбрали экзотический Вьетнам. Впервые поехали туда без туроператора, самостоятельно купив билеты и проработав маршрут. Точнее, Миша сам все выбрал, забронировал и купил. За что большущее ему спасибо! В последствии, мы именно так и организовывали свои поездки, но уже совместно. Но в тот первый раз он делал все сам. Я была мало дееспособна в тот период. В октябре мы выбирали из двух вариантов стран для проведения отпуска: ОАЭ или Вьетнам. ОАЭ я отмела сразу. Вот тут моей дееспособности хватило, да. Арабская страна со своей пафосной напускной роскошью, это не то, чего хотелось бы мне сейчас. А вот старая добрая Азия в своей щедрой жаркой простоте мне показалось самым подходящим вариантом. Итак, Вьетнам! Уже не помню, почему мы не рассматривали больше никаких других стран. Но Вьетнам оказался самым лучшим вариантом – однозначно!