Текст книги "Жемчужина Тамерлана"

Глава 21

Черноморск, наши дни

Геннадий жил недалеко от отделения. Он довез коллег до работы, припарковал машину и отправился домой.

Теплый весенний дождик внезапно обрушился на него, приглаживая взлохмаченные волосы, и он, улыбнувшись, посмотрел на небо. Хорошо, что небеса наконец разверзлись. Может быть, дождь вернет жизнь высохшим прудам и рекам – апрель был на редкость жарким.

Геннадий дернул на себя дверь подъезда и бодро взбежал на второй этаж.

Следователь нажал кнопку звонка, не доставая ключ, помня, что Лена любила открывать ему и прижиматься к мускулистой груди. Потом, обнявшись, они шли в ванную. Молодая жена смотрела, как он моет руки, подавала полотенце и вела на кухню.

А вот с готовкой у Лены были проблемы. До замужества она жила с двумя бабушками, которые не давали ей даже протереть пыль и уверяли, что она еще всему научится.

И действительно, она была прекрасной хозяйкой, все в квартире блестело, чистое белье пахло цветочными добавками, рубашки были выглажены без морщин. Но кухня ей почему-то не покорялась. Лена терпеливо возилась с каждым блюдом, однако еда либо подгорала, либо недоваривалась или недожаривалась.

Кроме того, жена почему-то хронически недосаливала пищу, и Геннадий говорил, стараясь ее успокоить:

– Ничего, недосол на столе…

Он понимал: Лена хотела угодить ему и очень боялась, что муж разлюбит ее, найдет другую.

– Все через это проходили. – Он гладил ее по руке. – Научишься, вот увидишь.

Она всплескивала руками:

– Когда же это будет!

– Я подожду, – заверял ее следователь. – И потом, зачем делать культ из еды, как говорил Остап Бендер? Я нормально зарабатываю, и мы можем вообще ничего не готовить.

Лена качала головой:

– Это неправильно. И ты сам знаешь.

Иногда после такого разговора она уходила плакать в спальню, куда вскоре спешил и Геннадий.

К сожалению, слезы не помогали горю. Кухня категорически не хотела подчиняться жене следователя.

Вот и сегодня, открыв дверь любимому мужу, она вытерла со щеки слезу.

– Гена…

Он улыбнулся:

– Что, опять подгорело?

Лена прищурилась:

– Ты смеешься надо мной.

– Да, смеюсь, потому что это действительно смешно, – пояснил Волошин и прошел в ванную. – Знаешь, почему у тебя ничего не получается?

– Потому что я плохая хозяйка, – вздохнула молодая жена.

Он покачал головой:

– Все с точностью до наоборот. Ты слишком хорошая хозяйка. Ты слишком стараешься.

Лена улыбнулась сквозь слезы:

– Пусть так. Но котлеты сегодня опять подгорели.

Геннадий потер руки.

– Знаешь, чего бы мне сегодня хотелось? Обычную яичницу с салом. Насколько я знаю, сало и яйца есть в нашем холодильнике. И я хочу вспомнить свою холостяцкую жизнь и сам ее приготовить. Не останавливай меня.

Она дернула плечом:

– И не собираюсь. Я тоже с удовольствием поем яичницу.

Глава 22

Кеш, 1364 г.

Тимур лежал на подушках в своем шатре в Кеше и рассматривал правую руку, на которой не хватало двух пальцев.

Он вспомнил о том роковом бое, сделавшем его калекой: раздробленное колено зажило, но, видимо, неправильно срослось, и теперь эмир прихрамывал на правую ногу.

Самые хорошие врачи Самарканда не смогли спасти его пальцы. Началось заражение, и их пришлось ампутировать. А потом, когда сын Тарагая пришел в себя после всех мучений, Хусейн сообщил ему, что он, его родственник, стал правителем Мавераннахра.

Тимура не удивило это известие. Он был благодарен брату за то, что тот не бросил его, тяжелораненого, повез в Самарканд, а по дороге поил и кормил, как ребенка.

Если бы он знал, что Хусейн и сам не понимал, зачем делал то, чего не собирался делать. Наверное, потому, что Тимура обязательно спас бы кто-нибудь другой, а потом муж его сестры мог это ему припомнить.

Немного подлечившись, Тимур решил уехать в Кеш – как известно, дома и стены лечат. И действительно, вода в реке, воздух, травы, деревья – все согревало душу, исцеляло.

Эмир быстро пошел на поправку. Исчезла ночная лихорадка.

Боль, правда, не прошла. Болело не только раненое колено, но и ампутированные пальцы, и тогда Тимуру казалось, что он сможет пошевелить ими, что они на месте.

Убедившись, что это всего лишь ощущения, он вскакивал и стонал сквозь зубы, а Айгюль и Ульджай утешали его. Для них он оставался самым могущественным и самым храбрым.

Однажды, почувствовав себя лучше, эмир решил навестить саида Куляля, которого не видел долгие месяцы.

Он взял с собой хлеба и мяса и отправился в горы по знакомой тропинке к пещере. Но, на его удивление, она оказалась заброшенной. Вход, как полог, закрывала паутина, светившаяся на солнце всеми цветами радуги.

Тимур заглянул внутрь. Там тоже царило запустение. Огонь в очаге, по-видимому, давно никто не разжигал. Сын Тарагая подошел к лежанке, на которой валялось скомканное одеяло, и потрогал его, будто надеясь на чудо.

Но чуда не произошло – саида Куляля нигде не было. Эмир не чувствовал его присутствия, и это могло означать одно – святой отправился в другой мир. В это не хотелось верить. Саид был его другом и почти родным человеком.

Опустив голову, Тимур вышел из пещеры, зажмурился от неожиданно яркого солнца, молнией ударившего в глаза, и чуть не столкнулся с дервишем, облаченным в пыльный халат неопределенного цвета.

Нищий сосредоточенно рассматривал босые запыленные мозолистые ступни, но, услышав шорох, обернулся и спокойно заметил:

– А, это ты, Тамерлан.

– Как ты меня назвал? – удивился Тимур, на короткое время забывший о боли в колене. – Тамерлан?

– Привыкай к этому прозвищу, – ответил дервиш, ковыряя в зубах травинкой. – Ибо оно сделает тебя знаменитым на весь мир. Все будут бояться именно Тамерлана.

– Тебе-то откуда знать? – презрительно отозвался Тимур. – Или тебе рассказал об этом саид Куляль?

– К сожалению, он ничего не успел рассказать мне, потому что умер внезапно, – горестно сказал дервиш. – Но я и сам кое-что умею.

Сын Тарагая отпрянул, словно какая-то сила толкнула его в грудь.

– Саид Куляль умер? – прошептал он, царапая ногтями халат.

Дервиш опустил глаза.

– О Аллах! – произнес Тимур, вздохнув. – Я подозревал, но не хотел верить. Как давно это случилось?

– Месяц назад, – ответил нищий. – Он ушел тихо, без страданий.

– А я так хотел с ним поговорить, – Тимур стукнул кулаком по стене пещеры и поморщился от боли.

– Я и сам могу поведать, что тебя ожидает, – дервиш лукаво улыбнулся и будто стал моложе. – Тебя ожидает славный путь. Все, о чем говорил тебе саид Куляль, сбудется. Жемчужина тебе в этом поможет. Береги ее.

– Да будет так, – торжественно произнес Тимур.

– Остерегайся своих друзей, – продолжал нищий. – Их следует бояться больше, чем врагов.

– Каких друзей ты имеешь в виду? – Эмир пристально посмотрел на него, ожидая ответа.

Дервиш покачал головой:

– Тимур, люди будут ценить тебя не только за воинскую доблесть, но и за мудрость. Так прояви ее сейчас. Догадайся, кого тебе следует опасаться в первую очередь.

Будущий властелин мира поглядел на нищего.

– Клянусь Аллахом, я подумаю.

– Прощай, Тимур.

Нахальный солнечный луч снова брызнул светом в глаза. Сын Тарагая зажмурился, а когда открыл их, дервиша рядом не было. Эмир помотал головой, словно отгоняя наваждение, и захромал домой. Слова нищего пролились на душу живительным бальзамом.

«Нужно завтра же приказать строить в Кеше дома и мечеть, – подумал он, – все новое и красивое, не хуже, чем в Самарканде. Если жителю Кеша суждено владеть миром, пусть и его родной город будет одним из первых».

Глава 23

Черноморск, наши дни

Ювелир Юлий Ефимович Гройсман обитал в трехкомнатной квартире в самом центре Черноморска. Он предложил Волошину чаю, и Геннадий не отказался. Яичница почему-то вызвала изжогу, страшно хотелось пить. К тому же в квартире Гройсмана, с наглухо закрытыми окнами, несмотря на прохладный майский день, было очень жарко.

В ожидании живительного напитка майор с удивлением осматривал старые зеленые с желтизной обои, допотопную мебель и выцветшие на солнце гардины. Ему приходилось бывать в квартирах других ювелиров, и ни у кого он не видел такой почти кричащей бедности. А ведь, судя по отзывам, Гройсман был довольно известным в своих кругах. Как же объяснить такую обстановку? Для отвода глаз, чтобы не зарились грабители?

– Спешу, спешу, – надтреснутый голос ювелира прервал его размышления.

Юлий Ефимович поставил на круглый старый столик со стертой полировкой заварной чайник, сахарницу, конфеты.

– Это мои любимые, лимонные, – сказал он, подливая кипяток в чашку следователю. – Уж не знаю, что мне в них так нравится… А мне, как назло, нельзя много сладкого – сахар повышен.

Его узкое семитское лицо с обвислым горбатым носом приняло скорбное выражение.

– Вы, молодой человек, наверное, задаетесь вопросом, почему в моей квартире не шикарный евроремонт? – поинтересовался Гройсман, и Геннадий неожиданно для себя покраснел. Когда люди читали его мысли, он чувствовал себя неловко, будто его ловили за подглядыванием в замочную скважину. – Да не смущайтесь, вы с присущей вам скромностью не сказали об этом вслух, а многие не стесняются. – Ювелир хмыкнул и потрогал кончик носа. – Видите ли, товарищ майор, я давно живу один. Даже очень давно. Сын с невесткой уехали в Израиль, там родились внуки. – Он приложил руку к сердцу. – Нет, не подумайте, у меня очень хороший сын, который зовет меня к себе. Но я не хочу. Здесь похоронена моя Бася, здесь мои друзья и клиенты. В Хайфе старый Гройсман никому не нужен.

– А сыну? – удивился Геннадий, с удовольствием отправляя в рот лимонную конфету.

Черные глаза ювелира стали еще печальнее:

– Вай, вай, молодой человек… Давайте смотреть правде в глаза. У них своя жизнь. Я никому не хочу быть обузой. Когда я умру, им достанется эта квартира. Что они с ней сделают – известно одному Богу. Я думаю, мне не так долго осталось. К чему же затевать капитальный ремонт?

– Это верно, – согласился Волошин, признавая разумность доводов старика.

Гройсман сделал глоток и вздохнул.

– Конечно, верно. Но давайте вернемся к нашим баранам. Я, конечно, рад гостю, но у вас все расписано по минутам. Я не стану вас задерживать и расскажу все, что знаю. Что конкретно вас интересует?

– Мария Петровна Богданова и ее жемчужина Тамерлана, – Геннадий отставил чашку. – Сегодня в квартире был найден ее труп, а драгоценность пропала.

Юлий Ефимович открыл рот и уставился на собеседника:

– То есть как убита? Я разговаривал с ней еще вчера.

– Факт остается фактом, Богданова мертва, – жестко заметил Волошин. – Мы в курсе, что несколько лет вы пытались купить у нее жемчужину.

Тонкие пальцы Гройсмана пробежались по морщинистому пергаментному лицу.

– Да, и я этого не скрываю. Мне рассказал о жемчужине один клиент из Самарканда. Знаете, он поведал удивительную историю. Вы слышали о Тамерлане и о его чудесной сабле?

– Сегодня узнал благодаря Наталье, – улыбнулся майор.

Юлий Ефимович развел руками:

– Да, Наталья – баба крутая. Она заверила меня, что дожмет свекровь и та продаст жемчужину. Но мы отвлеклись. Чудесная жемчужина, подаренная саидом Кулялем, сделала саблю поющей. Многие пытались ее заполучить при жизни Тамерлана, но это никому не удалось. В результате она оказалась в его могиле, и достали ее оттуда в тысяча девятьсот сорок первом году. Как я понял, у бабушки Марии Петровны, которая участвовала в экспедиции в качестве помощницы, она оказалась случайно. Тем не менее девушка никому об этом не сказала, но ее сокурсник заметил жемчужину, когда студентка перебирала землю из могилы. Она всячески отрицала сам факт нахождения жемчужины, а потом соблазнила парня, и он забыл обо всем на свете. А на следующий день началась война. Молодой человек отправился на фронт, возлюбленная пообещала ждать, но не дождалась. Когда он вернулся и попытался ее разыскать, оказалось, что она уехала из Самарканда в неизвестном направлении. Мужчина возобновил поиски через много лет. Ему удалось узнать, что коварная Фатима обитает в Черноморске. Он тут же взял билет на самолет, но встреча не состоялась – женщина скоропостижно умерла от инфаркта. Ее дочь призналась, что жемчужина у нее, но предупредила: она не продаст ее ни за что на свете. Пришлось гостю из Самарканда вернуться домой несолоно хлебавши. – Юлий Ефимович подмигнул. – Разумеется, он рассказал все своим детям и внукам. Мой клиент – внук того самого несчастного возлюбленного. По его просьбе я напрягал Богданову несколько лет, но она оставалась непреклонна.

– Может быть, ваш клиент и убил ее? – предположил следователь, допивая остывший чай. – Понял, что по-хорошему с ней не договориться.

Гройсман замахал длинными худыми руками:

– Что вы, что вы! Это очень солидный человек. У него достаточно денег, он занимает высокое положение у себя на родине. К тому же он не маньяк какой-нибудь… Нет, только не это. Кроме того, я не слышал, чтобы он обитал в нашем городе в настоящее время. Этот человек всегда дает о себе знать, если оказывается в Черноморске. Нет, нет и еще раз нет.

Геннадий не стал спорить:

– Но его имя, фамилию и адрес вы мне скажете?

Юлий Ефимович растерялся:

– Ему это может не понравиться. Вы сами знаете, такие люди не любят иметь дело с полицией.

Майор наклонился к нему.

– Юлий Ефимович, – начал он твердо, – речь идет об убийстве. Ваш клиент может что-то знать. Мы просто поговорим, обещаю вам. Я позвоню ему по телефону. Ему не придется сюда приезжать.

– Даже этим вы подведете меня под монастырь, – всхлипнул Гройсман.

– Хорошо, – сдался майор. – Мы проверим его алиби. Если окажется, что он действительно не выезжал из Самарканда, мы не станем с ним беседовать. Поймите, преступник может убить еще кого-нибудь. Его необходимо остановить. Не берите грех на душу.

– Ну, хорошо, – сдался ювелир, – записывайте.

Глава 24

Кеш, 1364 г.

Тимур сидел у арыка и смотрел на бурлящую мутную воду, вспоминая отца. Он, как и все, знал, что когда-нибудь наступит время хоронить своих близких, но все равно горевал по Тарагаю. Слава Аллаху, отец не мучился, сразу ушел в другой мир, сидя на берегу любимой речки. А вскоре за ним отправился и саид Куляль. Аллаху было угодно, чтобы этот человек напутствовал его, подсказывал, как поступать в сложных ситуациях.

Да, уже нет людей, которым он доверял и которые могли помочь ему советом, но ведь с годами человек становится мудрее, а значит, Тимур должен рассчитывать только на себя, на свой жизненный опыт.

Подняв камешек, он бросил его в арык. По воде разошлись круги, и эмир подумал, что они напоминают слова и поступки человека – расходятся от него в разные стороны, и ничего нельзя вернуть назад. Отец учил, что каждый должен отвечать за свои слова и поступки, и с этим Тимур не спорил.

Он тяжело поднялся с камышовой циновки, которую прихватил с собой, и услышал за спиной какой-то шорох.

Сын Тарагая резко обернулся, пожалев, что не прихватил с собой саблю, но тут же расплылся в улыбке: перед ним стоял Хусейн, немного раздавшийся вширь, с наглым взглядом узких глаз, в нарядном полосатом халате и белой бараньей шапке.

– Приветствую тебя, брат мой, – проговорил он торжественно, и мужчины обнялись.

– Как ты здесь? – удивленно спросил Тимур, но тут же одернул себя: – Пойдем в мой шатер. Я прикажу повару зарезать барана, самого что ни на есть жирного, какой только пасется в моем стаде.

– Не возражаю. – Хусейн всегда любил поесть, и, видимо, годы не изменили его.

Они не торопясь зашагали к шатру, и Тимур тихо поинтересовался:

– Скажи, зачем ты нашел меня, Хусейн? Конечно, мне будет приятно, если ты скажешь, что тосковал, хотя я бы предпочел услышать правду.

Хусейн хмыкнул и покосился на родственника:

– Беки хотят, чтобы мы дали бой Ильясу-Ходжи, – сказал он. – И я не возражаю. Ты знаешь, он может напасть на меня в любую минуту и согнать с престола. Он давно рассчитывает занять мое место. Беки готовы оплатить операцию.

Тимур не ответил. Подойдя к повару, что-то мешавшему в котле, он приказал ему освежевать барашка и приготовить жаркое. Толстый повар с готовностью кивнул и, взяв в руки острый нож, направился к стаду, мирно пасшемуся на лужайке.

– Так что ты на это скажешь, Тимур? – Хусейна, по-видимому, очень беспокоил ответ родственника.

– Если ты просишь меня помочь тебе удержать власть, то я это сделаю, клянусь Аллахом, – вымолвил эмир и кивнул на ворсистый красный персидский ковер. – Садись. Мехмет быстро справится с бараном. Тебе не придется долго ждать.

– Я знал, что ты мне не откажешь, – обрадовался брат, рассматривая дивный ковровый узор.

– Обрисуй мне обстановку. Где войско Ильяса-Ходжи?

– В степях Сырдарьи, – ответил Хусейн, наблюдая, как повар ловко свежует мясо молодого барашка. – Сколько бойцов в твоем отряде, брат? Хватит ли, чтобы дать бой как можно скорее?

– У меня много бойцов, – коротко сказал родственник, не вдаваясь в подробности. – Не знаю, известно ли тебе, что я ходил до самого Кандагара, набирая людей?

Хусейн наклонил голову. Об этом ему действительно было известно. Воины с удовольствием поступали на службу к Тамерлану – Железному хромцу – так с недавних пор стали называть Тимура.

– Да, до меня дошло, что в твоем отряде воинов значительно прибавилось, – признался Хусейн с кислой улыбкой.

– А все справедливое и беспристрастное отношение к людям, – констатировал брат. – Я приобрел благосклонность созданий Аллаха. Они готовы отдать за меня жизнь.

Ветер разносил по степи ароматный запах жаркого, и родственник сглотнул слюну.

– Значит, в скором времени выступим?

– В очень скором, – подтвердил Тимур, не заметив довольной улыбки Хусейна.

Говоря со своим братом, родственник не обмолвился об одном – зависти к мужу сестры. Многие из его подчиненных прославляли щедрость и мудрость Тимура и хотели быть в его отряде. Этого Хусейн допустить не мог. Он решил отправиться к брату, чтобы уговорить его вместе напасть на Ильяса-Ходжи. В любом случае – победы или поражения – он ничего не терял. Их давний враг уже не имел такой силы и не мог отнять у него власть.

– Ты дашь мне знать, когда собираешься выступать? – поинтересовался Хусейн, с вожделением смотревший, как повар раскладывает по тарелкам ароматные куски мяса.

Тимур наклонил голову:

– А зачем ждать? Знаешь, дорогой, я ведь тоже следил за нашим врагом. Разведчики донесли, где находится его отряд, и я считаю, что мы не должны медлить. Скачи к себе и собирай своих. А мои уже готовы.

Хусейн отставил тарелку и прищурился:

– Я правильно понял? Ты хочешь выступить немедленно?

– Это будет лучше всего.

Его ответ ошарашил родственника. Нет слов, он хотел, чтобы брат дал бой поскорее, но все же надеялся, что Тимур пополнит свое войско. Сражение – не шутка, когда враг превосходит тебя числом, и не в два раза. Тогда закрадываются мысли о том, как самому не сложить буйную голову.

– Да ты знаешь, что в войске Ильяса-Ходжи двадцать тысяч воинов? – Хусейн почти кричал. – Они превосходят нас в десять раз, ты слышишь? В десять! А в гарнизоне, который ты намереваешься захватить, еще восемь тысяч. Нам не выстоять.

– Не выстоять, если мы не проявим мудрость, – согласился Тимур и наморщил бледный незагорелый лоб. – Я все давно продумал. Недалеко от лагеря Ильяса-Ходжи есть гора. Если мы займем ее раньше войск нашего противника, выигрыш обеспечен. Я буду видеть все его войско как на ладони, а они нас – нет, поэтому никто никогда не узнает, что нас меньше в десять раз. Кроме того, можно заставить его предположить, что нас значительно больше. А потом я подумаю, как выкурить солдат из крепости без боя. Такое тоже возможно, стоит только захотеть. А теперь, брат мой, поезжай домой и жди меня на следующий день.

Хусейн вытер лоснящееся от бараньего жира лицо, ополоснул руки и направился к коню, кипя злобой. Желание проклятого хромого дать немедленный бой обученному и многочисленному войску вызывало раздражение.

«Ильяс-Ходжи, конечно, победит, – размышлял Хусейн, – в лучшем случае он возьмет нас в плен, в худшем – убьет, если мы не поляжем в сражении».

Он перебирал в уме всевозможные способы спастись, но не находил их. Отступать было поздно. Тимур мог посчитать его трусом и посмеяться: сам предложил прогнать Ильяса-Ходжи и сам же струсил, когда брат согласился.

Злой и проклинавший все на свете, он вскочил на коня и погнал своего гнедого в лагерь.

Глава 25

Черноморск, наши дни. За две недели до убийства

Валентин сидел на диване и смотрел на жену, невозмутимо попивавшую портвейн из хрустального бокала.

С каждым днем Ольга все больше опускалась и уже почти не следила за собой. Все дни она проводила с бутылкой вина и сигаретой. Домашние обязанности давно перекочевали к Валентину. Он загружал белье в стиральную машину, готовил незатейливую еду, отводил ребенка в детский сад, а вечером укладывал спать. А жена не делала ничего, не испытывала желания побаловать чем-нибудь сына или угодить супругу.

Он подумал, что у него больше нет сил терпеть ее, выносить ее присутствие.

Черт с этой недвижимостью… Пусть он уйдет гол как сокол, зато избавится от ненавистной женщины.

– Оля, так дальше не может продолжаться, – Валентин подошел к жене и присел перед ней на корточки. – Ты не любишь ни меня, ни ребенка.

Женщина выпустила ему в лицо струю сигаретного дыма:

– С чего ты взял?

– Ты совсем о нас не заботишься, – Валентин сделал паузу и вдруг выпалил: – Отпусти нас, а?

Она удивленно посмотрела на мужа и вдруг расхохоталась:

– Отпустить? Ишь чего удумал! Не дождешься. Будешь тянуть свой крест как миленький. – Ольга бросила сигарету в пепельницу и придавила ее пальцем. – Значит, я плохая, а ты такой белый и пушистый? Значит, я не люблю тебя, бедного? А ты меня любишь? Ну, отвечай!

Он встал, глядя куда-то в сторону, и отошел к окну.

Ольга вскочила и стукнула кулаком по столу.

– Вот видишь, тебе не хватает духу даже соврать… Думаешь, я не знаю, что ты никогда не любил меня? Ты женился на моем отце, но не на мне. Разве я в этом была виновата? А теперь, когда ты сам довел меня до такого состояния, хочешь смыться к любовнице? Нет, дорогой, не выйдет. Неси свой крест до конца. – Ее голос дрогнул, но женщина овладела собой. – А сейчас мы поедем на дачу к отцу.

Он поморщился:

– Сегодня я не могу. Мне нужно заехать на работу.

– Сегодня воскресенье, – заявила жена тоном, не терпящим возражения. – Кроме того, отец ждет. Сейчас я позвоню ему и скажу, что мы выезжаем. – Она взяла мобильный.

Валентин ее не останавливал. Зачем? Он знал, что не станет ей перечить и поедет.

Ольга была на взводе. Его слова о разводе сильно разозлили женщину… Но что значат ее слова о любовнице? Неужели кто-то… Тогда нужно немедленно что-нибудь предпринять, или всемогущий тесть разрушит жизнь его и Лизы.

Валентин встал, преодолевая отвращение, подошел к жене и обнял:

– Оля, ну не сердись. Устал я, как черт. Мне бы отдохнуть.

– На даче и отдохнешь, – отрезала супруга. – Чай, не копать туда едем.

– И любовницы у меня нет никакой, – он говорил так заискивающе, что самому было противно. – Откуда ты взяла?

Она смерила его взглядом с ног до головы:

– Все вы кобели.

Чувство облегчения захлестнуло его с головой. Она не знает! Ее слова – это блеф!

Он кинулся в ванную, на ходу думая, что бы сказать Лизе. Сегодня в обед они договорились встретиться в гостинице.

«Она поймет, – вертелось в голове. – Мы не должны все ставить на карту. Во всяком случае, сейчас».