Текст книги "Гадкий утенок, Гарри Поттер и другие. Путеводитель по детским книгам о сиротах"

Глава 2
От мифа к сказке

 
Это присказка, а вот —
Сказка чередом пойдет.
 

Петр Ершов. Конек – Горбунок

Бруно Беттельгейм подробно останавливается на различии между мифом и сказкой. Хотя между ними много общего, миф рассказывает о явлениях уникальных, которые могут произойти только с особым героем, а в сказке самое чудесное и необычное происходит с обычными людьми, такими как «ты, да я, да ближайший сосед, если мы отправляемся на прогулку в лес»[26]26
   Bettelheim. The Uses of Enchantment. P. 37.


[Закрыть]. Это свойство сказки чрезвычайно важно для идентификации читателя с тем, что в этой сказке происходит. Другое важное отличие сказки от мифа, как подчеркивает Беттельгейм, заключается в том, что сказка оптимистична, тогда как миф – пессимистичен. Таким образом, сказка действительно может помочь ребенку в трудную минуту, о чем мы еще не раз поговорим. Ребенку, по словам Беттельгейма, необходима магия сказки, она позволяет ему верить и надеяться на то, что, несмотря на все трудности и все происки братьев и сестер, он, когда вырастет и повзрослеет, в один прекрасный день окажется победителем[27]27
   Ibid. P. 37, 52.


[Закрыть].

Многочисленные мифы не обходят сирот своим вниманием, практически в каждой культуре есть легенды, в которых действуют сироты. Многие боги и герои были сиротами и добились успеха благодаря либо своему божественному происхождению, либо собственным дарованиям. Например, в самодийской мифологии наиболее архаичные черты мифа о боге – сироте «сохранились в мифологии нганасан. Культурный герой одинок, он сирота, воспитанный “бабушкой” (мать – земля). Он отправляется осваивать мир». В основе всего лежит «исходный вариант мифа о боге – сироте, покровителе народа и одновременно трикстере»[28]28
    Брагинская Н. В. Самодийская мифология // Энциклопедия мифологии (dic.academic.ru/dic.nsf/enc_myphology).


[Закрыть]. В ряде якутских и бурятских эпосов одинокий, не знающий родителей богатырь (сирота) является прародителем человеческого рода.

Более знакомые современному читателю примеры можно найти в Ветхом Завете. Это в первую очередь истории Моисея и Иосифа. Оба становятся фактическими сиротами, несмотря на то что их родители, или по крайней мере отцы, живы. В случае Моисея его мать сама «организует» временное сиротство и усыновление ребенка дочерью фараона, чем не только сохраняет ему жизнь, но и обеспечивает великое будущее. Благодаря влиянию возникающего в его жизни помощника, Рагуила – Иофора, священника Мадиамского, Моисей обретает свое истинное предназначение и подлинного отца – Бога Израилева[29]29
   Книга Исхода, 2:1–10 и 3:1–15.


[Закрыть]. О роли помощников в истории сироты мы поговорим еще не раз.

Конечно, смешно сводить библейский рассказ о Моисее к его сиротству и воспитанию в чужой семье, даже если это не простая семья, а семья фараона. Это все – таки тот самый Моисей, роль которого вызывает бесконечные споры: одни почитают его великим пророком трех мировых религий, а другие отводят ему роль мифической фигуры или считают его просто – напросто одним из египтян[30]30
   См.: Фрейд З. Человек Моисей / Пер. с нем. А. Боковикова. М.: Академический проект, 2007.


[Закрыть]. Однако младенец Моисей в тростниковой корзинке – всенепременный элемент всякой детской (я подчеркиваю, детской) Библии и посему может с полным правом считаться героем детской литературы и обсуждаться как таковой[31]31
   Подробнее о связи Библии и детской литературы в моей статье: Бухина О. Дети в Библии и Библия в детской книге // Христианос, XXI. Рига, 2009. С. 356–362.


[Закрыть].

Другой немаловажный библейский персонаж, Иосиф, рано лишившийся матери, по воле злых братьев теряет и отца. Однако и его сиротство временное и тоже имеет свое предназначение. Иосиф не может стать героем и спасителем своего народа, если не пройдет испытание сиротством и оставленностью. Как и Моисей, он обретает могущественного помощника в виночерпии фараона и нового «названного отца» в самом фараоне, которому он так убедительно толкует сны. Возвысившись, Иосиф снова воссоединяется и со своим настоящим отцом, Иаковом[32]32
   Книга Бытия, главы 37–46.


[Закрыть]. Итак, для обоих, Моисея и Иосифа, фактическое сиротство (через добровольный отказ родителей или через насилие) является непременным условием исполнения жизненного предназначения.

Оставшиеся сиротами уже упомянутые Рем и Ромул находят помощников в виде вскормившей их волчицы и приносящих им пищу дятлов[33]33
   Нейхардт А. А. Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима. М.: Правда, 1988.


[Закрыть]. В дальнейшем близнецов усыновляет пастух, и они долгое время не знают о своем благородном происхождении. Они тоже, конечно, не вполне сироты; в ряде вариантов мифа их мать жива, да и отец – бог Марс – не только жив, но и бессмертен. Хотя Марс и спасает детей от немедленной гибели, им приходится пройти немало испытаний, прежде чем они встречаются с родным дедом и их признают законными наследниками. Интересная деталь заключается в том, что они близнецы, и эта архетипическая конструкция, вероятно, более важна, чем собственно сиротство[34]34
   Иванов В. В. Близнечные Мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия. М.: Советская Энциклопедия, 1980. Т. 1. С. 174–176. Подробнее о роли дуальной организации мира и близнечных мифов см.: Абрамян Л. А. Первобытный праздник и мифология. Ереван: Издат. АН Армянской ССР, 1983.


[Закрыть]. Во исполнение законов другого мифа один из близнецов убивает брата. Сирота – победитель все равно присутствует, но победы добивается только один из двух сирот. Немного забегая вперед, хочется упомянуть Маугли Редьярда Киплинга, оторванного от родителей и совсем не случайно вскормленного именно волчицей. Писатели, сознательно или бессознательно, часто используют элементы древних мифов.

Среди всего разнообразия сказаний можно выделить особый миф сироты, преодолевающего все преграды, поставленные его «неудачным» рождением или потерей соответствующего статуса в раннем возрасте. Этот сирота становится, в зависимости от обстоятельств, богом, царем, правителем или успешным охотником. Описывая рождение героя, Джозеф Кэмпбелл отмечает, что тот часто еще в раннем детстве лишается родителей или надолго с ними разлучается. Рождение истинного героя всегда необычно, необычно и его детство. Кэрол Пирсон, продолжая разрабатывать теорию жизненных сценариев, предложенную уже упомянутым Эриком Берном, включает архетип сироты в длинный список архетипов, несущих ответственность за наши чувства и поступки. Согласно Пирсон, «архетип сироты в каждом из нас приводится в действие всеми теми жизненными ситуациями, когда ребенок внутри чувствует себя оставленным, преданным, обманутым, забытым или разочарованным»[35]35
   Pearson C. S. Awakening the Heroes Within. Twelve Archetypes to Help Us Find Ourselves and Transform Our World. New York: HarperOne, 1991. P. 83.


[Закрыть].

При переходе из мифа в сказку напряжение заметно ослабевает. Кэмпбелл утверждает, что «герой волшебной сказки, как правило, добивается домашней, в пределах своего микрокосма победы, а герой мифа – всемирно – исторического, макрокосмического триумфа»[36]36
   Campbell J. The Hero with a Thousand Faces. Novalito, CA: New World Library, 2008. P. 30. Существует русский перевод книги: Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой / Пер. с англ. А. Хомика. Киев: Рефл – бук; АСТ; Ваклер, 1997.


[Закрыть]. В дальнейшем в детской литературе победы станут еще более «домашними», еще более «персональными».

По мнению Мелетинского, десакрализация явилась важнейшим стимулом для превращения мифа в сказку. «Десакрализация неизбежно ослабляет веру в достоверность повествования. Она, разумеется, не приводит сразу к сознательной выдумке, к восприятию повествования как “небылицы”, но строгая достоверность уступает место нестрогой достоверности, что, в свою очередь, открывает путь для более свободной и разрешенной выдумки, хотя “свобода” эта также достаточно ограничена пределами жанра и мифологическим семантическим наследием»[37]37
    Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Академический проект, 2012. С. 233–234.


[Закрыть]. Так рождается литература.

Мелетинский поясняет, что «в процессе демифологизации, по – видимому, сыграло свою роль взаимодействие традиции собственно мифологического повествования и всякого рода быличек, центральными персонажами которых с самого начала были обыкновенные люди, порой безвестные и даже безымянные. Демифологизация героя в сказке дополняется часто нарочитым выдвижением в качестве героя социально обездоленного, гонимого и униженного представителя семьи, рода, селения. Различные его признаки (например, “незнайка”, “неумойка”, пассивный безумец, “дурачок” и т. д.) обнаруживают глубокое значение на ритуально – мифологическом уровне, но сознательно маркируется именно его социальная обездоленность. Таковы многочисленные бедные сироты в фольклоре меланезийцев, горных тибето – бирманских племен, эскимосов, палеоазиатов, североамериканских индейцев и др. Их обижают жены дяди (Меланезия), сородичи и соседи (Северная Америка), а духи становятся на их защиту. Аналогичны запечники – младшие братья или Золушки – падчерицы в европейских сказках. Сказочный герой не имеет тех магических сил, которыми по самой своей природе обладает герой мифический. Эти силы он должен приобрести в результате инициации, шаманского искуса, особого покровительства духов. На более поздней стадии чудесные силы вообще как бы отрываются от героя и действуют в значительной мере вместо него»[38]38
   Там же. С. 235.


[Закрыть].

Итак, эти «чудесные силы» теперь не внутри героя, для достижения успеха ему (ей) нужна, как мы уже видели на примере Моисея и Иосифа, помощь. В типичной сказке воплощением этих «чудесных сил» становится волшебный помощник, именно он и только он теперь обладает магией, необходимой для достижения успеха.

Глава 3
Сказочное царство

Взрослые – осторожный народ. Они прекрасно знают, что многие сказки кончаются печально.

Евгений Шварц. Тень

На первый взгляд кажется, что разнообразие сказочных сюжетов невероятно велико, все народы рассказывают свои сказки, такие различные и неповторимые. Но если присмотреться, оказывается, что в основе многих сказок лежит один и тот же сюжет, хотя каждый народ привносит в сказку множество деталей и подробностей. «Указатель сказочных сюжетов» был составлен в 1910 году финским ученым Антти Аарне и в 1970–х годах был дополнен американским ученым Ститом Томпсоном. Работа по классификации сюжетов постоянно продолжается. На русский язык «Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне» был переведен Н. П. Андреевым, который внес множество уточнений, касающихся русских народных сказок. И оказалось, что базовых сюжетов совсем не так много.

В сказках чрезвычайно важно само понятие семьи. Семья в народных сказках присутствует почти всегда. Она может быть царская, а может быть и крестьянская. Три крестьянских сына или три царевича, из которых младший, естественно, дурак и неудачник, живут обычно с отцом и матерью. Но семья отступает на задний план, когда герой уходит (или его выгоняют) из дома. Какой бы ни была цель – поиск пропавшей невесты или молодильных яблок – герой остается один, без семейной поддержки.

Собственно сироты (или полусироты) в сказках, конечно, тоже присутствуют. Многие сказки используют мотив сироты, потерявшего одного или обоих родителей или усыновленного приемными, часто непохожими на него родителями. Рассмотрим несколько примеров славянских сказок. Младший сын в сказке «Сивка – Бурка», переночевав вместо старших братьев на могиле отца, получает от него в наследство волшебного коня, благодаря которому добывает себе невесту – царевну. В некоторых пересказах старик – отец жив, а о матери ничего не известно. В сказке «Волшебное кольцо» герой – полусирота спасает собаку и кота, которые в свою очередь спасают его самого[39]39
   Интересный вариант сказки предлагает Андрей Платонов: герой, отвергнув в конце концов царевну, собирается жениться на деревенской сироте.


[Закрыть]. Волшебным помощником может оказаться покойный отец или говорящее животное: конь, кошка, собака – но сирота без помощника не остается.

В сказках разных народов сироты – юноши тоже обретают богатство, жен и положение в обществе благодаря волшебной помощи[40]40
   Например, грузинская сказка о сироте Чакуче (lazare.ru/gruzia/literatura/mify – i–skazki/1913–sirota – chakucha.html).


[Закрыть], хотя первоначальные жизненные обстоятельства ничего подобного не предвещали. Когда героями сказок становятся девочки или молодые женщины, возникает сюжет, в котором главная роль отведена падчерице. В сказке о Морозко волшебный помощник обеспечивает осиротевшей девушке приданое, она спасается от угнетающей ее мачехи. От всем знакомой «Крошечки – Хаврошечки» до существующей в многочисленных вариантах истории Золушки[41]41
   Вот несколько интересных вариантов сюжета о Золушке: грузинская сказка «Оборвашка» (ее можно прочитать на сайте www.lazare.ru); осетинская сказка «Девушка – сирота» (см. www.thetales.ru).


[Закрыть] девушки – сироты находят свое счастье и/или своего суженого благодаря волшебным помощникам: Бабе – яге, Морозко, говорящей корове, фее.

В сказке герою или героине важно проявить добрые качества. Например, падчерице достаточно простой вежливости, позволяющей ей завоевать симпатию Морозко и получить богатые дары, тогда как родная дочь отвечает Морозко грубо, и это ничем хорошим не кончается.

Рассмотрим подробнее один из сюжетов, в котором главенствующую роль играет полусирота. Кто только не рассказывал и не писал о Золушках. «Золушка появляется в виде китайской девушки в девятом веке, и, как свидетельствуют антропологи, ее историю и сегодня рассказывают арабы Северной Африки и индейцы племени зуни в Новой Мексике – там роль феи – крестной отведена дикой индюшке»[42]42
   Lurie A. Don’t Tell the Grown – Ups: The Subversive Power of Children’s Literature. Boston: Little Brown & Co., 1990. P. 25.


[Закрыть].

Бруно Беттельгейм в книге «О пользе волшебных сказок» настаивает, что главное в истории Золушки – ревность и зависть сестер и что сказка эта далеко отошла от ее первоначального варианта, гораздо более жестокого и откровенного, чем привычные нам пересказы Шарля Перро и братьев Гримм. Сестринская (или, реже, братская) ревность – ядро сказочного сюжета, но «под этим явным содержанием скрыта мешанина сложного и по большей части бессознательного материала, на который подробности истории намекают в достаточной мере для того, чтобы запустить механизм бессознательных ассоциаций. Таким образом, достигается контраст между поверхностной простотой и глубинной сложностью, что и вызывает глубокий интерес к истории и объясняет ее привлекательность для миллионов людей в течение многих столетий»[43]43
   Bettelheim. The Uses of Enchantment. P. 239.


[Закрыть].

В тех же случаях, когда в вариантах сказки о Золушке нет ни мачехи, ни злобных сестер, Беттельгейм предполагает, что «ее униженное состояние… является следствием запутанных эдиповых отношений отца и дочери»[44]44
   Ibid. P. 245.


[Закрыть]. Итак, существуют не только многочисленные варианты самой сказки и еще более многочисленные литературные переложения, но и множество подходов к ее содержанию, изучающих данный вопрос во всех подробностях и со всей точек зрения – фольклористической, литературоведческой, психоаналитической, семиотической, психологической.

Многие исследователи стремятся к более или менее сбалансированному подходу: «Конечно, у нас нет необходимости принимать всякую символическую интерпретацию за чистую монету и без малейшего сомнения и мы можем сохранять определенную долю здравого скептицизма, однако нам не следует отвергать без раздумья, с порога и все возможные прочтения, основанные на семиотическом подходе»[45]45
   Jones S. S. The Innocent Persecuted Heroine Genre // Western Folklore. Vol. 52. № 1. January 1993. Special Issue: Perspectives on the Innocent Persecuted Heroine in Fairy Tales. P. 22.


[Закрыть]. Мне же хочется остаться в простых рамках текста как такового, и в этом желании прочесть сказку как она есть я не одинока. Хотя, конечно, «может быть, это несколько старомодно представлять себе, что лес в народной сказке в первую очередь просто лес, волки – настоящие волки, веретено – просто веретено, мачеха – настоящая мачеха»[46]46
   Nicolaisen W. F. H. Why Tell Stories about Innocent, Persecuted Heroines? // Western Folklore. Vol. 52. № 1. January 1993. Special Issue: Perspectives on the Innocent Persecuted Heroine in Fairy Tales. P. 63.


[Закрыть]. Впрочем, «старомодный» взгляд может иногда прояснить некоторые простые моменты, легко теряющиеся в сложном символическом анализе[47]47
   Иногда сигара – это просто сигара, как, по преданию, говаривал Зигмунд Фрейд.


[Закрыть].

Анализируя сказку, очень важно понимать ее структуру. Фольклорист и этнограф Владимир Яковлевич Пропп – наиболее известны его книги «Морфология волшебной сказки» (1928) и «Исторические корни волшебной сказки» (1946) – систематизировал повторяющиеся в сказках элементы, проводил параллели между сказкой и исторической реальностью, соотносил отдельные элементы сказочного повествования с древними обрядами разных народов, а также предложил типологию действующих лиц сказки[48]48
   Пропп В.Я. Морфология. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998.


[Закрыть]. Так кто же такие «герой» и «помощник», эти два наиболее важных действующих лица? Как понимает роль помощника Владимир Пропп?

Помощник делает все за героя, появляясь в кульминационный момент сказки: «Между героем, вышедшим из дома и бредущим “куда глаза глядят”, и героем, выходящим от яги, – огромная разница. Герой теперь твердо идет к своей цели и знает, что он ее достигнет. Он даже склонен слегка прихвастнуть. Для его помощника его желания – “лишь службишка, не служба”. В дальнейшем герой играет чисто пассивную роль. Все делает за него его помощник, или волшебное средство. Помощник доставляет его в дальние края, похищает царевну, решает ее задачи, побивает змея или вражеское воинство, спасает его от погони. Тем не менее он все же герой. Помощник есть выражение его силы и способности»[49]49
   Там же. С. 252–253.


[Закрыть]. Таким образом, главная задача героя – научиться принимать помощь.

Помощник в сказке и мифе может представать перед героем в различных формах, иногда весьма фантастических. Это силы природы, мифические существа, звери и птицы, волшебные предметы. «Предметы представляют собой лишь частный случай помощника. Помощники, живые существа и волшебные предметы, принципиально функционируют совершенно одинаково. <…> Нет, кажется, такого предмета, который не мог бы фигурировать как предмет волшебный»[50]50
   Там же. С. 276.


[Закрыть]. Пропп выделяет среди помощников отдельную категорию «дарителей», которая, собственно говоря, и связывает между собой одушевленного помощника и помощника в виде предмета.

Позднее мы увидим, как преображается идея помощника в литературном произведении для детей. Начиная с девятнадцатого века помощником становится уже не говорящая корова или волшебная фея, а богатая и знатная дама, не Морозко, а добрый и бездетный дядюшка. Предметы также существенно меняются, осовремениваются, технологизируются, а сейчас уже и компьютеризируются. Однако это не меняет истинного назначения помощника и его основной функции – путеводительства[51]51
   Там же. С. 59.


[Закрыть].

Я буду и далее использовать терминологию, предложенную Проппом, рассматривая многие литературные произведения с точки зрения взаимоотношения «героя» и его «помощника». Понятие помощника, волшебного или нет, – один из самых важных механизмов анализа различных литературных произведений, в которых действует герой – сирота. Как и судьба самого сироты, выбор помощника прекрасно отображает общество, в котором создавалось то или иное литературное произведение.

Другое важное действующее лицо сказки (а потом и литературного произведения) – антагонист – вредитель, весьма красочно описанный Проппом: «В сказку теперь вступает новое лицо, которое может быть названо антагонистом героя (вредителем). Его роль – нарушить покой счастливого семейства, вызвать какую – либо беду, нанести вред, ущерб… Итак, в ход действия вступил вредитель. Он пришел, подкрался, прилетел и пр. и начинает действовать»[52]52
   Там же. С. 24.


[Закрыть]. Необходимо отметить, что «подобная систематизация возможна лишь на том материале, в котором существует достаточно очевидная повторяемость сюжетных ходов»[53]53
   Рафаева А. В., Рахимова Э. Г., Архипова А. С. Еще раз о структурно – семиотическом изучении сказки // Структура волшебной сказки. М.: РГГУ, 2001. С. 199–233. В этой статье можно подробнее ознакомиться с примерами использования методологии Проппа.


[Закрыть], что, на мой взгляд, безусловно, одно из отличительных свойств произведений о детях – сиротах.

Вслед за обработкой народных сказок с их весьма удачливыми сиротами появляется сказка литературная. Писатель порой привносит в сказку трагическую ноту, редко встречающуюся в сказках народных. Героиня «Девочки со спичками» (1845) Ханса Кристиана Андерсена замерзает в рождественскую ночь; ей никто не помогает. Сказки русского писателя Николая Вагнера, собранные в сборник под названием «Сказки Кота – Мурлыки» (1872), изобилуют трагическими историями, такими, например, как история двух сирот в сказке «Без света». Потерявшие родителей брат и его ослепшая сестра уходят из родной деревни в поисках лучшей жизни в большом городе, но и там им нет удачи: их судьба – сгинуть без следа. Дело в том, что это уже не устное творчество, постепенно записанное разными собирателями сказок – братьями Гримм, Шарлем Перро, Александром Афанасьевым и многими другими. Литературная сказка действует по своим собственным законам, и мы еще поговорим об этом подробнее.

И миф, и народная сказка важны не только сами по себе, они проторяют дорогу современным литературным произведениям, написанным специально для детей, и в этом смысле их можно назвать родоначальниками всей детской литературы, как реалистической, так и сказочно – фантазийной.

Глава 4
Англичане

Добродетель сама служит себе наградой.

Афоризм

Итак, детская литература! Английская занимает в ней невероятно почетное место; ни в одной стране не было написано столько книг, ставших знаменитыми во всем мире и оказавших огромное влияние на развитие литературы для детей в целом. «Алиса в Стране чудес», «Ветер в ивах», «Таинственный сад», «Питер Пэн», «Мэри Поппинс», «Хроники Нарнии», «Властелин колец» – это только самые высокие вершины огромной горной цепи британской детской литературы.

Еще прежде, чем проникнуть в детскую литературу, тема сирот пышно расцветает в английском классическом романе. Написанные для взрослых, эти произведения в двадцатом и двадцать первом веках стали читаться в основном детьми и подростками. Герой – сирота нередко появляется и в любимых детьми исторических романах – традиция, берущая начало от изгнанного отцом из дома полусироты Айвенго, героя одноименного романа Вальтера Скотта (1820), и Дика Шелби, героя «Черной стрелы» Роберта Льюиса Стивенсона (1888). У сестер Бронте и Чарльза Диккенса сиротство – частый элемент основной сюжетной линии. Но начало положено гораздо раньше. История сироты восходит по крайней мере к легендам о короле Артуре, еще в пятнадцатом веке записанным сэром Томасом Мэлори[54]54
   Мэлори Т. Смерть Артура / Пер. с англ. И. Бернштейн. М.: Художественная литература, 1991. Есть и более современные литературные переложения легенд о короле Артуре. Одной из лучших является пенталогия «Сага о короле Артуре» английской писательницы Мэри Стюарт; детство Артура описано в первом романе «Хрустальный грот». Еще одно превосходное использование классического сюжета – тетралогия «Король Артур» Теренса Уайта. Первая и самая знаменитая книга серии – «Меч в камне». Пятый том серии был издан уже после смерти писателя.


[Закрыть]. Артур – сирота, который становится великим королем.

Конечно же, не обошлось без Шекспира (ибо история английской литературы не может обойтись без Барда). Главные герои «Двенадцатой ночи» – близнецы Виола и Себастьян, потерявшие родителей и чуть не потерявшие друг друга. Однако их потери с лихвой вознаграждаются: Виола выходит замуж за Герцога Орсино, Себастьян женится на красавице и богачке Оливии. Так создается и закрепляется литературный канон – сирота получает вознаграждение по заслугам, после того как пройдет «через огонь, воду и медные трубы». Артур с честью преодолевает все препятствия, и его волшебный помощник – Мерлин – всегда при нем. В случае Себастьяна и Виолы это вода кораблекрушения и огонь любви, а функцию волшебного помощника превосходно выполняет и опекающий Себастьяна капитан.

В восемнадцатом и девятнадцатом веках в Англии сиротство – реальная и нерешаемая проблема: никакие приюты и работные дома не могут вместить всех сирот, нуждающихся в крыше над головой и в тарелке супа. Естественно, литература не остается в стороне от этой темы: издаются многочисленные романы о сиротах, не только об их страданиях, но и о приключениях на море и на суше. Не вдаваясь в разбор этих примеров классической английской литературы (они в большинстве своем не переведены на русский язык и неизвестны в России), я отсылаю любопытного читателя к их подробному обзору, представленному Жаклин Банержи[55]55
   Banerjee J. Ideas of Childhood in Victorian Children’s Fiction: Orphans, Outcasts and Rebels. (www.victorianweb.org)


[Закрыть].

Два произведения, в которых главный герой – сирота, хотя и были написаны для взрослых, стали непременным элементом детского или подросткового чтения и в Англии, и по всему миру. Это «Джейн Эйр» (1847) Шарлотты Бронте, опубликованная в середине девятнадцатого века, и «Приключения Оливера Твиста» (1837–1839) Чарльза Диккенса, написанные на десять лет ранее. Именно эти книги, достигшие невероятной популярности, – истинные родоначальники бесконечной плеяды «литературных сирот». Английский роман, безусловно, могучий ствол нашего книжного дерева, ствол, породивший множество веток и побегов[56]56
   Я не буду здесь обсуждать «Историю Тома Джонса, найденыша» (1749) Генри Филдинга, написанную за сто лет до Диккенса и Бронте, поскольку эта книга не стала фактом детской литературы. Еще один английский сирота – маленький трубочист Том, герой нравоучительной повести – сказки Чарльза Кингсли «Дети вод» (1853). Первый перевод этой книги на русский язык вышел в 1874 году под названием «Приключения Фомушки – трубочиста на земле и под водой» и без имени автора.


[Закрыть].

Изначально многие читаемые теперь в юном возрасте английские романы писались не для детей, ими в девятнадцатом веке зачитывались взрослые, которые плакали над судьбами бедных сироток и торжествовали вместе с ними, когда те наконец получали то, чего заслуживали с самого начала, – любящую семью и средства к существованию. Невинно страдающие дети оказывались образцами добродетели. «Взрослые в этих романах могли бы поучиться чуткости, доброте и человечности»[57]57
   Димке. Ребенок – ангел vs ребенок – герой. С. 79.


[Закрыть].

Но и современный читатель (взрослый и маленький) не так уж сильно отличается от романтически настроенного британца девятнадцатого века. Ему тоже нужна история с хорошим концом. Однако ничто не дается просто так: в британских книгах о сиротах благоприятная развязка не приходит сама по себе, ее еще надо заслужить. Сироте необходимо проявить себя с лучшей стороны, показать, каков он и на что способен. Если в начале книги поведение героя небезупречно, то к концу происходит полное изменение характера и превращение маленького сироты в истинного «рыцаря без страха и упрека».

Поговорим сначала о мальчиках. Начнем со всем известного диккенсовского Оливера Твиста и несколько менее известного героя книги Джеймса Гринвуда «Маленький оборвыш» (1866)[58]58
   Изданная в Англии всего два раза и хорошенько забытая, эта книга в России выдержала сорок изданий с 1866 года. Первый перевод книги на русский язык, выполненный современницей автора, русской писательницей Александрой Анненской, которая и сама написала немало книг о сиротах, был опубликован в 1876 году и недавно переиздан (М.: Энас – книга, 2011).


[Закрыть]. Нет нужды подробно описывать тяжелую жизнь Оливера, она хорошо знакома всем и каждому. (У Диккенса вообще нередок образ сироты или полусироты: Пип и Эстелла из романа «Большие надежды», Дэвид Копперфилд.) Написаны эти и подобные им произведения с ясной и неприкрытой целью – пробудить добрые чувства в читателе, научить его состраданию, сопереживанию. «Сострадание – это чувство, которое останавливает мысль перед всем значительным и постоянным в человеческих бедствиях и соединяет нас с терпящими бедствие»[59]59
   Джойс Д. Портрет художника в юности / Пер. с англ. М. Богословской – Бобровой. М.: АСТ, 2011. С. 229.


[Закрыть]. О сироте как источнике жалости мы еще поговорим в дальнейшем, особенно когда речь пойдет о русской литературе конца девятнадцатого века.

До Гарри Поттера (о котором тоже позже) Оливер Твист был, вероятно, самым известным литературным сиротой. Само понятие сиротства нашло наконец свое полное литературное выражение в следующем диалоге:

«– Мальчик, – сказал джентльмен в высоком кресле, – слушай меня. – Полагаю, тебе известно, что ты сирота?

– Что это такое, сэр? – спросил бедный Оливер.

– Мальчик – дурак! Я так и думал, – сказал джентльмен в белом жилете.

– Тише! – сказал джентльмен, который говорил первым. – Тебе известно, что у тебя нет ни отца, ни матери и что тебя воспитал приход, не так ли?

– Да, сэр, – ответил Оливер, горько плача.

– О чем ты плачешь? – спросил джентльмен в белом жилете.

И в самом деле – очень странно! О чем мог плакать этот мальчик?»[60]60
   Диккенс Ч. Приключения Оливера Твиста. М.: АСТ; Астрель, 2010. С. 19–20.


[Закрыть]

Действительно, о чем? Если серьезно вчитаться в жизнь бедняги Оливера, становится по – настоящему страшно. Большинство взрослых и детей, вероятно, гораздо лучше помнит очаровательный фильм – мюзикл[61]61
   Экранизация мюзикла Лайонела Барта «Оливер!» (1968)


[Закрыть], а не саму книгу. В книге жестокая реальность долгое время не оставляет никаких надежд на счастливый конец. На долю бедного Оливера выпадает немало страданий, побоев и оскорблений, не говоря уже о голоде и холоде. Но, несмотря на все препятствия и препоны, Оливер в конце концов обретает и истинное имя, и семью в виде тетушки Роз и усыновившего его мистера Браунлоу.

Диккенсу важнее всего показать отношение общества к несчастному сироте, ту жестокость, с которой оно обрушивается на голову слабого и беззащитного. Именно отношением к Оливеру определяется «положительность» или «отрицательность» остальных героев, и даже, как в случае с Нэнси, изменение этого отношения определяет переход из одной категории в другую. Если ты хорошо относишься к Оливеру – ты хороший, если плохо – плохой. Сирота становится маркером социальных проблем общества.

Самому Оливеру не приходится ничего особенного делать, только страдать, оставаться «хорошим» и не поддаваться злу и соблазнам, хотя это весьма нелегко в том окружении, в каком он постоянно оказывается. Его характер не претерпевает никакой трансформации, в нем нет особого психологического или эмоционального развития. Это хорошо видно в фильме Романа Полански «Оливер Твист» (2005), где Оливер – почти бессловесное страдающее существо с глазами загнанной лани. Однако даже в самых тяжелых ситуациях он всегда помнит проявленную к нему доброту, хотя подчас и не умеет отличить подлинную доброту от заботы Феджина, которому только и надо, что поставить мальчика на ноги поскорее, чтобы Сайкс мог от него избавиться[62]62
   В фильме, естественно, опущены многие повороты сюжета, и Оливера после ранения выхаживает Феджин, а не две ласковые леди.


[Закрыть].

Однако в рамках той же парадигмы сиротства возможна и трансформация характера, и мы можем проследить ее на примере «Маленького оборвыша». Герой этой книги, Джим, в сущности, полусирота, живет с отцом и злой мачехой, которые совершенно о нем не заботятся. В начале книги он не особенно привлекательный мальчишка – убегает из дома, бросив маленькую сестренку, которую ему поручено нянчить, попадает в дурную компанию, становится воришкой, а потом и пособником более серьезных воров. Но в мальчике заложены добрые качества, совесть не позволяет ему незаслуженно нежиться в мягкой постели. Он решает раз и навсегда покончить с преступным прошлым.

Награда – честная трудовая жизнь – приходит вследствие полной моральной перемены, сознательного выбора между добродетелью и пороком. Джим не возвращается в семью, жизнь с пьяницей – отцом и выпивохой – мачехой не сулит ему ничего хорошего, он находит новых друзей, поддерживающих его новый жизненный выбор, включая ту семью, которую он спас от возможного ограбления. История кончается на оптимистической ноте – оборвыш становится достойным членом общества. Любопытно отметить, что в пересказе Корнея Чуковского, изданном в советское время, многое было изменено; сообразно социальному заказу эпохи Чуковский добавляет рабочую солидарность и взаимопомощь – жизненный успех сироты приписывается его принадлежности к рабочему классу![63]63
   В переводе Анненской, как и в оригинале, никакого рабочего класса, конечно, нет и в помине. Герой исправляется и уезжает в Австралию, где ему удается разбогатеть честным трудом. Теперь он сам может помогать всем маленьким оборвышам.


[Закрыть]