Текст книги "Гадкий утенок, Гарри Поттер и другие. Путеводитель по детским книгам о сиротах"

Глава 5
Англичанки

 
Чувства добрые я лирой пробуждал.
 

Александр Пушкин. Памятник

Герой – сирота вызывает у читателя сочувствие, переходящее в сострадание, «в сироте благородство характера сочетается со способностью вызывать жалость»[64]64
    Kimball M. A., Leoustakas D. Assembling Orphan Tales: From Folktale to Fiction to Fact // The International Board on Books for Young People’s Biennial Conference. Cape Town, South Africa. September 2004 (www.sacbf.org.za).


[Закрыть]. Сирота всегда слаб, всегда нуждается в поддержке, но вместе с тем в детских книжках он (или она) благороден и потому достоин лучшей участи. Привязанность и восхищение, по словам Джо Сатлиффа Сэндерса, «отправная точка сочувствия, без них сочувствие превращается в жалость или даже отвращение»[65]65
   Sanders J. S. Spinning Sympathy: Orphan Girl Novels and the Sentimental Tradition // Children’s Literature Association Quarterly. Vol. 33. № 1. Spring 2008. P. 44.


[Закрыть]. Если сирота не вызывает у читателя добрых чувств, не улучшает его, задача книги, безусловно, не выполнена. По мнению Проппа, «сказка вообще не знает сострадания»[66]66
   Пропп. Морфология. С. 242.


[Закрыть], однако в литературе девятнадцатого века, насквозь пронизанной сказочными мотивами, это одно из самых важных чувств. Впрочем, и герою волшебной сказки, согласно комментарию Мелетинского, необходимо проявить «доброту, сообразительность, вежливость», для того чтобы доказать «правильность поведения»[67]67
   Мелетинский Е. М. Структурно – топологическое изучение сказки // Пропп. Морфология. С. 460.


[Закрыть].

Повышенная доза сочувствия, сострадания, жалости, доброты, безусловно, присуща произведениями о девочках – сиротах. Как и мальчики, они вызывают желание им помочь; как и мальчики, они могут быть более или менее самостоятельны. Мир героинь – девочек замечательно описан Фрэнсис Бернетт, но родоначальницей образа девочки – сироты следует считать Шарлотту Бронте, создавшую Джейн Эйр, в которой воплотились все самые лучшие черты этого типажа. Рано лишившись матери, Шарлотта Бронте сама выросла в сиротском приюте и о том, что такое жизнь сироты, знала из первых рук. Ее героиня Джейн добра, решительна и не останавливается ни перед какими преградами. Она почти не нуждается в усовершенствовании. Хотя в повествовании от первого лица Джейн немного лукаво описывает саму себя как средоточие всех пороков, читатель видит это лукавство и сразу же начинает любить смелую и умную девушку.

При всем реализме этого романа (написанного, конечно, не для детей, но читаемого сейчас в весьма юном возрасте) он, как утверждает Микаэль Кларк, насквозь пропитан сказочными аллюзиями: «“Золушка” лишь одна из нескольких сказок, влияние которых присутствует в “Джейн Эйр”; аллюзии на “Красавицу и Чудовище” и на “Замок Синей Бороды” представляют Рочестера одновременно и добрым человеком в безобразном обличье, и мужем – чудовищем со множеством бывших жен, которых он держит взаперти в тайной комнате в замке»[68]68
   Clarke M. M. Brontë’s Jane Eyre and the Grimms’ Cinderella // Studies in English Literature 1500–1900. Vol. 40. № 4. 2000. P. 695–696.


[Закрыть].

В отличие от сказочных героинь, Джейн нельзя жалеть, ей можно только сочувствовать. Помощник ей, в сущности, не нужен, она прекрасно справляется со всем сама (и оттого легко отвергает предложение вступить в брак с кузеном – миссионером). Собственно говоря, ее первая неудача – несостоявшийся было брак с мистером Рочестером – вызвана именно тем, что она на какое – то время отказывается от независимости и начинает полагаться на мистера Рочестера. Их союз возможен только при условии, что он слеп и немощен, а Джейн сильна и решительна. Ее отношение к жизни выражено в романе весьма отчетливо: «Напрасно утверждают, что человек должен довольствоваться спокойной жизнью: ему необходима жизнь деятельная; и он создает ее, если она не дана ему судьбой»[69]69
   Бронте Ш. Джейн Эйр // Бронте Ш., Бронте Э. Джейн Эйр. Грозовой перевал. М.: Эксмо, 2013. С. 113.


[Закрыть]. Какие уж тут помощники!

Тем не менее такое сочетание активной жизненной позиции и прекрасного характера встречается не так уж часто. В двух произведениях Фрэнсис Бернетт, написанных почти через шестьдесят лет после «Джейн Эйр», активность и изначальная доброта достаются двум разным героиням: активность – Мэри Леннокс, а доброта – Саре Кру. По мнению многих исследователей, книги Бернетт черпают свою силу в «самых старинных мотивах народных сказок, пасторальных тропах и мифологических темах»[70]70
   Koppes P. B. Tradition and the Individual Talent of Frances Hodgson Burnett: A Generic Analysis of Little Lord Fauntleroy, A Little Princess, and The Secret Garden // Children’s Literature. Vol. 7. 1978. P. 204.


[Закрыть], реализм и фантазия переплетаются в них самым причудливым образом.

Главное действующее лицо «Таинственного сада» (1910), Мэри Леннокс, поначалу, как и Джим в «Маленьком оборвыше», показывает себя читателю не с лучшей стороны. Капризная, всем недовольная, невероятно избалованная, эгоцентричная девочка (следствие дурного воспитания) теперь по – настоящему несчастна – она в один день потеряла обоих родителей. Вместе с тем Мэри – решительное и храброе создание, и в этом смысле она прямая наследница Джейн Эйр, но ей еще предстоит немалая работа по улучшению душевных качеств. Попав в поместье опекуна, маленькая сиротка постепенно меняется, в ней пробуждаются совсем иные чувства. «Виной» тому проникающая в душу жалость – оказывается, кому – то другому еще тяжелее, чем ей. Сострадание, которое Мэри испытывает к больному кузену, провоцирует сострадание читателя, которое теперь уже распространяется на обоих героев: девочку – сироту и больного мальчика, лишившегося матери.

То, что творится в душе Мэри и как чувствует себя (физически и психологически) Колин, символически отражается в состоянии заброшенного и запертого сада. «Как Мэри, сад оказался полностью заброшен, потому что никому не был нужен – он тоже стал “сиротой”»[71]71
   Koppes. Tradition and the Individual Talent of Frances Hodgson Burnett. P. 203.


[Закрыть]. Расцветающая в душе девочки жалость приносит тройной плод: пробуждает к жизни заброшенный сад, обессиленные болезнью ноги двоюродного брата и очерствевшее сердце его отца. Излечившись от собственного эгоцентризма, Мэри может помочь и Колину: «Она заставляет его пересмотреть свои уже сложившиеся представления и вовлекает его в общение и игру, чтобы и он, в свою очередь, смог преодолеть свой эгоцентризм»[72]72
   Коатс К., Трайтс Р. С. Теоретические подходы к изучению детской литературы / Пер. с англ. А. Чайкиной и Ф. Вагизовой // Конструируя детское. С. 69.


[Закрыть]. Счастливый конец заслужен тяжелым трудом. Мэри подходит к делу излечения кузена и возрождению запущенного сада серьезно и весьма организованно. Конечно, у нее есть и волшебный помощник, впрочем, не совсем волшебный, хотя и не вполне ординарный. Живущему неподалеку мальчику Дикену охотно, с радостью подчиняется вся живая природа.

Как пишет в своем блоге некий/некая RJ: «Ребенку – сироте нужен истинный помощник и образец нравственного поведения, непосредственно связанный с миром природы»[73]73
    RJ. The Orphan Perspective: A Critique of Society and Education // RJ’s Blog. March 8. 2008 (informaledcommunity.atom5.com).


[Закрыть]. Мэри и Дикен проводят в саду множество часов, вскапывая, пропалывая, поливая, и сад отвечает им, расцветая неземной красотой[74]74
   Кинематограф не оставляет без внимания эту знаменитую историю, она не раз была экранизирована и, более того, продолжена. В 1993 году был снят английский фильм (режиссер Агнешка Холланд), а в 2001–м – сиквел (режиссер Майкл Тачнер). В этом фильме новая сирота, американская девочка Лиззи, с помощью остальных сирот, воспитывающихся в поместье, где происходило действие книги Бернетт, снова пробуждает к жизни заброшенный сад. Как говорит теперь уже взрослая и вышедшая замуж за Колина Мэри, для возрождения сада снова понадобилась «девочка, приехавшая из – за моря».


[Закрыть]. То же самое происходит и с Колином, чье замерзшее от недостатка любви сердце отогревается, как земля весной. Тяжелый труд вознагражден – дядюшка становится настоящим отцом своему сыну Колину, и в сердце его, похоже, отыщется теперь уголок и для племянницы Мэри.

В романах о девочках образ помощника гораздо более индивидуализирован, чем в книгах о мальчиках. У Бернетт это определенный человек, наделенный способностью не только советовать, но и впрямую изменять жизнь героини; у Мэри – Дикен; в судьбе Сары Кру, о которой мы будем говорить немного позже, принимает заботливое участие странный незнакомец. Антагониста в прямом смысле слова в романах о девочках нет, его заменяет сама судьба, оставившая их сиротами. Смерть родителей и в случае Джейн Эйр, и в случае Мэри Леннокс – следствие естественных событий; злая опекунша Джейн миссис Рид исчезает со страниц романа достаточно быстро. С трудностями жизни в Ловудском приюте сталкивается не только Джейн, это скорее общие проблемы сиротских приютов и отношения к их воспитанникам, следствие стремления «привить им выносливость, терпение и способность к самоотречению», как высокопарно выражается достопочтенный мистер Брокльхерст[75]75
   Бронте. Джейн Эйр. С. 64.


[Закрыть].

Давайте еще раз вернемся к сказкам и посмотрим на тот их тип, где в центре внимания оказывается «невинно преследуемая героиня»[76]76
   Подробно о происхождении этого термина и его коннотациях см.: Bacchilega C. An Introduction to the «Innocent Persecuted Heroine» Fairy Tale // Western Folklore. Vol. 52. № 1. January 1993. Special Issue: Perspectives on the Innocent Persecuted Heroine in Fairy Tales. P. 1–12.


[Закрыть]. Этот тип включает в себя такие известные сказки, как «Рапунцель», «Спящая красавица», «Золушка» и «Белоснежка». Термин «невинно преследуемая героиня» прекрасно подходит к истории Сары Кру, героине «Маленькой принцессы» (1905) Бернетт. Сара Кру, как и Джейн Эйр, готова преодолеть все препятствия, хотя по активности жизненной позиции она решительно уступает и Джейн, и Мэри. «Маленькой принцессе» не нужно меняться, бесконечная доброта девочки и так поворачивает весь мир лицом к ней. В этом случае важно не приобретение новых моральных качеств, а способность сохранить уже имеющиеся под давлением изменившихся не в лучшую сторону обстоятельств. По словам Филлис Коппер, «подобно сказке о Золушке, истории Бернетт подчеркивают не изменения в главной героине, но скорее проявления истинной природы этой героини. <…> Сара – “принцесса”, даже если мир не признает ее таковой»[77]77
   Koppes. Tradition and the Individual Talent of Frances Hodgson Burnett. P. 193.


[Закрыть].

Сара потеряла отца и все богатство, не говоря уже о привилегированном положении в пансионе для девочек, который содержит пренеприятная особа, мисс Минчин (и я что – то не могу припомнить в английской литературе ни одного содержателя или содержательницы пансиона, наделенных хоть какими – то положительными качествами). Сравнивая историю Сары Кру с «Золушкой», Филлис Коппер отождествляет мисс Минчин со злой мачехой, а богатых, избалованных девочек в пансионе со злыми сводными сестрами классической сказки[78]78
   Ibid.


[Закрыть]. Даже переехав из роскошной комнаты на чердак, Сара, заваленная непосильной работой, остается воплощением доброты и больше заботится о маленькой служанке Бекки, чем о самой себе. Защитой против жизненных невзгод девочке служит смех, который заменяет все и утоляет голод не хуже пирожков с мясом. Смех, а еще, по утверждению переводчицы книги Натальи Трауберг, стойкость, благородство, чувство собственного достоинства, а главное, способность жалеть кого – то другого[79]79
   Трауберг Н. Крепче меди. Человек Благородный // Невидимая кошка. М.: Летний сад, 2006. С. 62–70.


[Закрыть].

Как пишет Мелани Кимболл: «Девочки – сироты обычно преодолевают препятствия благодаря добродетельному поведению. Они “хорошие девочки”»[80]80
   Kimball. Assembling Orphan Tales.


[Закрыть]. Все же, для того чтобы навсегда избавиться от жизненных невзгод, Саре, как и Мэри, нужна помощь. И снова, словно в традиционной народной сказке, в самый ответственный момент откуда ни возьмись появляется волшебный помощник, и с этого мгновения все идет как по маслу. Индийский джентльмен, друг отца, возникает рядом в тяжелую минуту – без его поддержки героине никак не справиться. Все заканчивается к всеобщему удовольствию, даже девочка – нищенка (тоже сирота), с которой Сара поделилась хлебом, обретает дом – ее берет к себе хозяйка булочной; Анна тоже «хорошая девочка» и не гнушается никакой работы. И словно такого счастливого конца недостаточно, американские экранизации «Маленькой принцессы» на этом не останавливаются. В старом фильме с Ширли Темпл (1939) Сара (не без помощи самой английской королевы – волшебный помощник высшего сорта) находит отца в госпитале для раненых, а в более современном фильме (1995) живущий в соседнем доме джентльмен оказывается потерявшим память отцом девочки и Сара вновь обретает не только богатство, но и семью. (Впрочем, американские экранизации всегда отличает пара лишних ложек сахара.)

Глава 6
На континенте: мальчики и девочки

 
С глупых лет брожу я сиротою.
 

Александр Пушкин. Уродился я, бедный недоносок…

По словам Филипа Нела, «литературные сироты позволяют заглянуть в замочную скважину и увидеть будущие радости и тревоги взрослой жизни вне родительского дома»[81]81
   Цит. по: Donahue D. Orphans in Literature Empower Children // USA Today. July 2, 2003. (www.usatoday.com)


[Закрыть]. Вопрос только в том, когда именно начинается эта взрослая жизнь. Долгое детство нынешних детей не характерно для предыдущих исторических эпох, в которые, согласно Филиппу Арьесу, ребенок оказывался в мире взрослых, едва научившись ходить и говорить. По Арьесу, продолжительность детства определяется продолжительностью обучения (в первую очередь школьного, а не обучения ремеслу). Семья и школа, предполагает Арьес, защищают ребенка от слишком раннего вхождения во взрослую жизнь. Но кого заботит обучение и воспитание сироты? Ему не достается и того детства, которое отпущено в данной исторической эпохе ребенку, растущему в семье. Взросление сироты часто происходит весьма стремительно и преждевременно.

Потеряв не только отца, но и мать, Дэвид Копперфилд, герой в значительной степени автобиографического романа Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим» (1849), начинает работать в возрасте десяти лет, поскольку его отчим больше не желает платить за его обучение. То же самое происходит и по другую сторону Ла – Манша (он же Английский канал, в зависимости от того, с какой стороны мы на него смотрим). В романе французского писателя Гектора Мало «Без семьи» (1878) Реми покидает добрую кормилицу и в восьмилетнем возрасте начинает сам зарабатывать себе на жизнь. В целом сюжет романа ближе к истории Оливера Твиста: незаконный, но взрослый потенциальный наследник пытается избавиться от законного малолетнего наследника, чем обрекает его на жизнь подкидыша.

Младенцем Реми украли у родителей в Лондоне и оставили на улице в Париже. Лишившись впоследствии и семьи кормилицы, он переходит из рук в руки – попадает к бродячему музыканту и дрессировщику, потом надолго задерживается у доброго садовника. Однако ни одно из этих мест не становится постоянным пристанищем: очередное несчастье – смерть наставника или град, побивший все цветы, – заставляет мальчика двигаться дальше по жизненному пути сироты. Все происходит помимо его воли и помимо его стараний. Ему остается, как и Оливеру, всего лишь быть «хорошим мальчиком» и помнить благодеяния, оказанные ему другими. Награда (в виде родной и весьма богатой семьи) в конце концов найдет его сама. Впрочем, нет, от него ожидается и толика активной доброты – он помогает другому, еще более обездоленному мальчику Маттиа, покупает корову своей бывшей кормилице.

И Дэвида, и Оливера, и Реми, в терминологии Проппа, можно причислить к истинным героям; ближайшей аналогией их историй в мире волшебной сказки будет «добрая девочка» из дихотомии «добрые девочки – злые девочки»[82]82
   Аарне – Томпсон 480. Ссылки на нумерацию по классификации Аарне – Томпсона даются по изданию: Thompson S. The Types of the Folktale. Helsinki: Suomalainen tiedeakatemia, 1973.


[Закрыть]. В данном случае пол героя не так уж важен, дело скорее в принципиально пассивном отношении к миру. Объясняя этот тип сюжета, Виктория Сомофф пишет: «Злая девочка ожидает получения даров… Добрая девочка, наоборот, получает дары именно потому, что она к ним не стремится, и совершает свои поступки, не думая о том, что получит вознаграждение»[83]83
   Somoff V. On the Metahistorical Roots of the Fairytale // Western Folklore. Vol. 61. № 3/4. Autumn 2002. P. 289.


[Закрыть]. Как не вспомнить тут снова сказку «Морозко» и терпеливую падчерицу, стойко переносящую суровую русскую зиму.

Так, после того как он впервые попросил и не получил добавки овсянки, Оливер уже не ждет никакой помощи от мира, но помощь все равно приходит в виде коллективного волшебного помощника. В случае Оливера это – мистер Браунлоу, миссис Мэйли, ее племянница Роз и другие, менее важные герои, которым противопоставлены злые силы, подобные злым демонам волшебных сказок, – Монкс, Феджин, Сайкс. Джим, «маленький оборвыш», тоже оказывается центром притяжения злых и добрых сил, но, в отличие от Оливера, ему приходится «работать над собой», поскольку в какой – то момент ему нравится его «преступная» жизнь. В разговоре о героинях – англичанках мы уже обсуждали это стремление быть хорошей более подробно.

Каждому из помощников Реми противопоставлен антагонист – вредитель. Как и в волшебной сказке, «антагонист пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ею или ее имуществом»[84]84
   Пропп. Морфология. С. 25.


[Закрыть]. В данном случае идет речь об овладении имуществом в самом прямом смысле. Кормилица – помощник матушка Барбарен противопоставляется антагонисту – своему мужу, который фактически продает мальчика Реми в рабство. Другая пара – добрый Виталис и злой Гарафоли, которому все же не удается его коварный план. Однако главный антагонист, как и в истории Оливера Твиста, – ближайший родственник, который стремится отобрать у героя наследство (у Реми – дядя, у Оливера – старший брат). Но, как и в сказке, где «антагонист никогда не спасается безнаказанно»[85]85
   Там же. С. 106.


[Закрыть], Джеймс Миллиган, дядя Реми, изгнан с позором из семьи, а Монкс вынужден покинуть Англию.

Конечно, во всех этих романах о мальчиках – сиротах есть и многое другое: социальные вопросы, бедность, страдание, воровство, проституция[86]86
   Wolff L. «The Boys are Pickpockets, and the Girl is a Prostitute»: Gender and Juvenile Criminality in Early Victorian England from Oliver Twist to London Labour // New Literary History. V. 27. № 2. 1996. P. 227–249. Современный исследователь готов вычитывать в Диккенсе все что угодно, включая педерастию, как со стороны «отрицательных», так и со стороны «положительных» героев.


[Закрыть], но главное, что привлекает ребенка, – победа слабого над сильными, маленького над большими. В сказках счастливый конец всегда чудесен, в каком – то смысле чудесен он и в романе девятнадцатого века. «Представление о чуде как о существенной структурной характеристике сказочного повествования… приводит к лучшему пониманию специфики развития сказочного жанра и с географической, и с временной точки зрения»[87]87
   Somoff. On the Metahistorical Roots of the Fairytale. P. 290.


[Закрыть]. Это же утверждение, по моему мнению, применимо и к роману о сироте, выжившему, победившему, обретшему семью и/или новый, подобающий ему социальный статус воистину чудом.

Сказочность повествования заметнее в историях девочек, где реальный мир отступает еще дальше. Впрочем, в прозе Виктора Гюго реальность, хотя и романтизированная, присутствует всегда. Гюго писал свои романы не для детей; но в контексте «русского чтения» извлеченная из романа «Отверженные» (1862) история Козетты стала фактом детской литературы[88]88
   Существуют отдельные издания «Козетты», см., например: Гюго В. Козетта. М.: Дрофа Плюс, 2012.


[Закрыть]. Жан Вальжан, как хороший волшебный помощник, посвящает свою жизнь тому, чтобы воспитать сироту Козетту и оградить ее от вся– кого зла. Однако именно он, в сущности, герой этого произведения, а Козетта – невинно страдающее дитя – скорее просто статический фон, оттеняющий (вернее, осветляющий) динамическое развитие характера Жана Вальжана[89]89
   «Отверженные», как и «Оливер Твист», превратились в бродвейский мюзикл, а недавно и в фильм (2012). Американцы любовно сокращают это бессмертное, но скучноватое произведение до «Les Mis» (от фр. «Les Miserables») – что сразу превращает львиную громаду повествования Гюго в домашнего котенка. Так оно и вправду легче переваривается.


[Закрыть]. Козетта становится главной героиней исключительно в детском варианте, который появился еще в советское время. «Бедная сирота, которую угнетает хозяйка (мачеха) и обижают мачехины дочки; появление доброго волшебного покровителя, утешающего бедняжку и наделяющего ее невозможными по щедрости дарами; счастливое преображение замарашки, связанное с переодеванием в новую одежду («многие не узнавали Козетту – на ней больше не было ее лохмотьев»), – разве не проступает через все это сюжет сказки про Золушку?»[90]90
   Аромштам М. Жизнь Козетты вчера и сегодня // Папмамбук (интернет – сайт). 12 октября 2012. (www.papmambook.ru)


[Закрыть]

И все же волшебный помощник не обязательно должен быть одушевленным существом даже в романе девятнадцатого века. Мы уже говорили о роли природы в эволюции характера Мэри Леннокс. Неразрывно связана с миром природы и героиня «Хайди» Йоханны Спири, произведения, появившегося на свет в 1880 году в Швейцарии. «Как и многие другие классические произведения для детей, которые ошибочно называются “реалистическими”, “Хайди” находится где – то посередине между реализмом и фантазией»[91]91
   Koppes P. B. Spyri’s Mountain Miracles: Exemplum and Romance in Heidi // The Lion and the Unicorn. Vol. 3, № 1. 1979. P. 63.


[Закрыть]. Оставшуюся без родителей девочку Хайди отправляют к дедушке, который живет высоко в Альпах. Идиллическая жизнь на природе ей по вкусу. Хайди нравится спать на свежем сене и пить парное молоко. В ее добром сердце находится место и для белых козочек, и для слепой бабушки. Одного Хайди вынести не может – большого города, с его дисциплиной и порядком. Ей там, в буквальном смысле слова, нечем дышать. Город, увы, жесток к сироте, даже если ей не надо заботиться о пропитании и крыше над головой.

Помогает одно – возвращение в горы. В альпийских лугах девочка вовсе не ощущает себя сиротой – с ней дедушка, Петер и его бабушка, козочки. Исцеляющую силу природы чувствует не только Хайди, но и городская девочка Клара, она приезжает погостить в горы, и к ней (вспомним Колина из «Таинственного сада») возвращается способность ходить. «Волшебную долину» и «Таинственный сад» объединяет романтический мотив исцеляющей природы, этого универсального помощника, избавляющего от всех бед, способного залечивать раны, физические и душевные.

Согласно Филлис Коппес, «ребенок часто помогает “спасти” кого – то другого благодаря тому, что становится центральным действующим лицом в семье»[92]92
   Ibid. P. 65.


[Закрыть], то есть из спасаемого превращается в спасителя. Коппес употребляет этот термин применительно к религиозному «спасению», но и Колин, и Клара в первую очередь обретают физическое исцеление. Тут важно отметить, что исцеление обоих, Клары и Колина, «зависит не только от веры, но и от очень сильной эмоциональной вовлеченности того, кто исцеляется»[93]93
   Tedesco L. Book Review. Take Up Thy Bed & Walk: Death, Disability, and Cure in Classic Fiction for Girls // The Lion and the Unicorn. 2002. Vol. 26. № 3. P. 396.


[Закрыть]. Иначе говоря, для того чтобы исцелиться, надо этого очень сильно захотеть. Это вопрос мотивации, религиозной или какой – то другой. У Колина поначалу нет ни малейшего желания выздороветь. Он, конечно, страдает, но, с другой стороны, болезнь ему, безусловно, «выгодна». Энергии Мэри, ее мотивации хватает на двоих. Подобным образом Хайди постоянно «тянет» Клару вперед, заставляет ее выйти из болезненного, но в чем – то комфортного существования.

В обоих случаях и Хайди, и Мэри действуют как представители живоносной природы; исцеляют не они, а сама природа, но, как я уже говорила, совершенно необходимо хотеть исцелиться. Один ребенок становится «особым проводником живительной силы Природы»[94]94
   Koppes. Spyri’s Mountain Miracles: Exemplum and Romance in Heidi. P. 67.


[Закрыть] для другого. В современном мире обе эти книги остаются неизменно популярными не только и не столько из – за их христианских коннотаций, сколько из – за жизнеутверждающей темы победы слабого над силами зла, воплощенными в болезни.