Текст книги "Красное платье в горошек. Издание второе"

Безделие

 
Полны чаши. Работать не хочется.
Не грозят ни тюрьма, ни сума.
От безделия и одиночества
Потихонечку сходят с ума.
 

Паоло и Франческа

 
Он говорил с ней грубо,
Он говорил с ней резко.
Стиснув упрямо зубы,
Шагнула в окно Франческа.
…Доктор спросил с участьем:
– Ты захотела смерти?
К счастью или несчастью
Только калечит третий.
 

25.11.2009 Кьявари

Снег

 
Запах снега над Voltri,
Виолетта с мехами,
В лоскутах и костюмах
Всех веков и народов,
И – сибирский пейзаж
За окном.
Объясняюсь стихами.
Звуки все и природа
Приглашают к раздумью:
Зачем мы живём?
Снег! За далью-морями…
А они: che si scioglie speriamo!
 

Сказка для пролетариев

 
Пролетарии всех стран!
Вот – шикарный ресторан.
Солнце, пальмы и оливы,
Кипарисы горделивы.
Как чисты мартини капли!
Горький с Лениным на Капри.
Цюрих наш ласкает взгляд.
Пил горячий шоколад
Ленин в баре дорогущем.
Мыслил, значит, о грядущем.
А веселыми ночами
И в Женеве не скучал он.
В тишине библиотек
Вождь сменить мечтает век
На туманном Альбионе.
Не в Манчестере зловонном —
В респектабельной столице.
Лондон вам пускай приснится.
Мы по ленинским местам
Продолжаем путь, а там
Ждёт изысканность Парижа.
Пролетарии? Не вижу…
В идеал потёртый, старый
Должен верить пролетарий.
 

25.11.2009 SМ

Чувство Лесбоса

 
После ночи на корабле
Тело Лесбоса подо мной
Продолжало агонию страсти,
Отдавая толчками земли
Пылкость Сапфо.
И стихая, в стихи превращало —
Затвердеть в незабвенной строке.
Эта твердь
Устоявшейся страсти
Одарит Аристотеля мыслью
Проходящего ныне поэта.
Снова буду искать на карте
Перевёрнутое сердечко.
Нанижу за отверстье залива
Я на нитку воспоминаний.
И повешу кулончик этот
На своё беспокойное сердце
Талисманом надежды.
 

Перемены

 
Девки, милые подруги:
Если б двадцать лет назад
Кто сказал вам, что в прислуги
Вам придётся уезжать,
Разразилась бы гроза:
Инженер – я, мне нельзя!
Вы с ума свихнулись, чо ли?
Я – учительница в школе!
 
 
Было-было, а сегодня?
Так привыкли убирать,
Что от бабок и синьоров
Вас уже не отодрать.
 

В доме Барбароссы

 
Проживаю в доме Барбароссы,
Может быть. А может – по соседству.
И такие странные вопросы
Прорезают память, словно в детстве.
Почему за дерево познания
Еву и Адама Бог спросил?
Каина призвал ли к покаянию…
Авель – умер, Каин… долго жил.
 

Мовчання

Ми мовчали на різних мовах.

Сила слова втрачала зміст.

Розуміння глибока основа

Нас єднала, а віру свист

Затихав. I вчорашня темінь,

Що хотілося різать ножем,

Проясніла. Жіночий кремінь…

Ми планету свою бережем.

Ти – з Нігерії, я – з України.

Iталійського хліба смак

Поріднив. Ти і я – не згинем.

Це мовчання – хороший знак.

Музыка души

 
В прикосновеньи
Смычка к струне —
Волшебный звук
Рождается в тиши
И отзывается во мне.
Поэзия же —
Музыка души.
 

Ребра долі

 
Можливо, Ви сказали, на межі
Століть ламають ребра долі.
Бо завжди кінь стривожений біжить
З десятиліття першого неволі.
Десяток другий – то завжди війна,
Велика скрута в кожній хаті.
Нові зростають імена.
Втрачають вплив і хист багаті.
Десяток третій – скрута і печаль
Перекладають в шафах лихоліття.
А може, смуток той і жаль —
Сліди минулого століття?
 

Тайная война

 
О чём мы говорили в прошлый раз?
Не напоказ былое выставляя,
Был диалог скорее рук и глаз,
Припрятанный в согласие отказ
Или иная тактика? Другая
Шла параллельно тайная война,
И не дана была заранее разгадка.
Я мифами была окружена
Ты говорил мне: «Милая, жена!»
О чём вздыхала я украдкой?
 

Стадии дождя

Астаховой

 
Я прожила все стадии дождя:
Потоки слёз и глыбу ледяную,
Не плачу больше, уходя,
Не оглянусь, не затоскую.
Была я паром и росой,
Летела в небе грозной тучей,
Миниатюрной и большой,
И в океан влилась могучий.
Я колыбелькой стану кораблю
И всеобъемлюще люблю.
 

17.07.2011 Chiavari

Вилла Рокка

 
Горькая муза взгрустнула немножко —
Свет затуманился что-то в окошке.
Сытая муза мурлычет, как кошка.
С первою – горькою – в тесном союзе
Пишет он драму, а вовсе не мюзикл.
И возвращается… к кошечке-музе.
 

27.07.2012 Кьявари

Iподром

 
На іподромі – тихім полі бою,
Де вишуканість коней
Iз блиском діамантів конкурує,
I шелестом купюр – спокійний
Оксамит зеленої трави,
Затиснутий у бронзовім овалі
Доріжки, де вони біжать…
I спокій коментатора, і рухи —
Розважливі усіх причетних
Підкреслюють гармонію моменту.
Вони біжать, біжать, біжать…
Жокей стискається в напрузі.
А переможець хто? Не він!
Не кінь і не жокей!
А їх володар.
I на узвишші раптом – поїзд.
Такою недоречністю здавався!
Неначе – з іншої планети.
 

Кружевницы

 
Они сидели сиротливо
С коклюшками на берегу,
Не отрывая взгляд от нити,
Твердя беззвучное: «Вернитесь!»
Шепча: «Молитвой – сберегу».
Узлы твердели на руках,
И стыли ноги в башмаках.
Мелькают пальцы, вьётся нить…
А кружева – не им носить.
 

Madonna Della Guardia

 
Як високо  Madonna Della Guardia
У спокої і величі стоїть!
I не торкнулись декілька століть
Її лиця. Ні влада, ані партія
Не досягли сюди, не потривожили
Ні величі, ні думки ні на мить.
 

На одной струне

 
Генуи помпезной и жестокой
Узник драгоценный – Марко Поло…
Диктовал он в келье одинокой
Мемуары о китайских далях,
Караванах и душистом чае,
Недругах завистливых с ножами…
Час рассвета вечность приближает.
 
 
Паганини, заточенный в башню
За юбчонку, говорит легенда,
Думал: искушением вчерашним
Суждено ли вылиться в искусстве?
На одной струне споёт о чувстве…
Генуя! Жестокая и злая.
 

Виолетта

 
Несоразмерно маленькими ручками —
По бархату и шёлку, кружевами —
С иглой и ножницами, спицами…
И перьями украсит, как ресницами,
Загадочную маску. Снилась вам
Такая роскошь, да с такими штучками?
Наряды распрекрасных дам.
 

Санта

 
Благословенна Санта-Маргарита!
Окно открыто шелесту прибоя.
И позволительно собою
Остаться. Что-то позабыто,
А что-то в сердце бережно храним.
Как много выстрадано им!
 

Генуэзские контрасты

 
Над лагуной генуэзской,
словно рама,
Полукруг резной домов и крыш.
Здесь амфитеатром – панорама.
Шум – особый, и другая – тишь.
 
 
Над лагуной генуэзской тает вечер,
А от встречи и до встречи – только миг.
Таинством величья не развенчан,
Генуя, твой беспристрастный лик.
 
 
И в привычном будничном контрасте,
Шелесте купюр и нищеты,
Столько жизни, пламени и страсти,
Что вместить их можешь только ты.
 

Вперёд

 
Не дремлет нечистый
Повадкою сладкой
Тебя убаюкает ласковый кот
И вырвет из спящего сердца украдкой
Священный огонь
И в пучину замкнёт
Где гнёт и страданье
Проснись и покайся
И Божия слава с небес изойдёт
И крылья в полёт
Устремлятся, старайся
Под благословеньем
Стремиться вперёд.
 

28.07.2011, Кьявари

Открытие америки

 
Дорогие перфекционисты,
вы прекрасны в жесте и улыбке,
всё у вас красивенько и чисто.
Но Америка… открыта по ошибке!
 

Chiesa di san siro

 
У позолоті пишній стін,
У мармурі різьбленім колон,
Молитва тоне в розкоші барокко,
Здається – завмирає
У кришталевих краплях канделябрів,
У люстрах під високим куполом
І вище – не летить.
І виліплені янголи вгорі.
Та не маленькі, як зазвичай, дітки,
А юнки з крилами.
У всіх – заплакані обличчя.
 

Как ты?

 
Молим о здоровье и благополучии
И помочь исполнить наши все мечты,
Выбирая мысленно самое лучшее…
И никто не спросит: «Господи, как ты?»
 

Piemonte

 
Звуки села. Мелодія праці.
Бензопила – вранці.
Пахощі гною – не полуниці
Вулиць паризьких.
Село є село.
Люди – прості, як хліб,
На втомі заквашений.
Різблені лиця.
Наче відомі.
Руки селянські у цілому світі
Мають однакові жили.
Пахощі м'яса гарячого
обходять ледачого.
Мудрість селянська —
Божая сила.
 

Доверие

 
Слепое или зоркое
С глазами, направленными в душу,
Безграничное,
Понимающее и непорочное.
Светлой зорькой в минуту рассвета,
Ярким факелом в темени ночи,
В духоте – дуновением ветра,
А в пустыне – гласом пророчим,
Достучаться до сердца хочет.
 

Маленькие жесты

 
Всесильны мудрость тишины
И слово, сказанное к месту.
А в нашей жизни так важны,
Значимы – маленькие жесты.
 

Холод

 
Остановка длиною в вечность.
Как далёк тот, Господи, вечер!
После встречи тебя оставляла
На вокзале пустынном.
И холодное одеяло
Не нагрело продрогшую спину.
И тебе не хватало объятья,
И духов, и стихов, и свечи.
Но тогда не могла понять я —
Как тебе одиноко в ночи.
 

Хемингуєй

 
Шпион с дипломом журналиста,
Возможно, сиживал на этой
Скамейке. Берегом скалистым
И просыпавшимся рассветом
Он любовался, ожидая,
Пока не выйдет на балкон
Его супруга молодая.
Ещё он искренне влюблён
В неё и в жизнь, в свою работу.
Талант – сильней любых цепей.
Рапалло. Вряд ли знает кто-то:
Кто он такой, Хемингуэй.
 

Каїни

 
Сказали: або підпишеш,
Або собі могилу копай.
Узяв лопату,
А як по коліно
Вже викопав,
Взяв ручку.
Стояла у лісі тиша.
Поставив підпис.
Була то дарча.
На власну машину.
Безсилля його ламало,
I неба здавалося мало.
Чому не скарав Бог Каїна?
…Хлопчина був неприкаяним.
Та все-таки вижив.
У лісі стояла тиша.
 

Милостыня

 
Как просит милостыню нищий?
Один – стоит на пепелище,
Другой же требует от лени.
А Гордость просит на коленях.
 

27.11.2009 Кьявари

Шакал

 
Сидел за столом рядом,
Казался таким простофилей!
Сверлил удивлённым взглядом
И даже уши юлили.
А встретился – и в помине
Нет мягкости серой шкуры,
Осведомлен: плохо ныне,
Мне в жизни, и нет фигуры —
Прикрытия и заслона —
Он к этому очень чуток.
А значит – к черту поклоны!
С такими – совсем не до шуток.
А шутки наступят, если
Увидит он снова силу.
И снова почтенье воскреснет,
И будет простым и милым.
 

Поток

 
Я, пережившая Цветаеву,
Оттаю сердцем. И отчаянью
Заслон поставлю я: поток
Ахматовских щемящих строк.
 

Non ti sogno

 
Non ti amo piu’
Sei un ladro
coperto di buio.
Questo corpo
curvato, vecchio
falso sguardo,
pensiero sporco
come i piatti tuoi
sempre sporchi.
Non ti voglio piu’
Sei un bugiardo
Che non sa
Mantenere parola
E le mani avari
Che abbracciano
Come rubano
L’animo fosse.
Non ti penso.
Sei egoista
Con tuoi amicizie falsi.
Gelosia
Che cerchi a mettere.
Non attirano piu’
le promesse.
Non ti sogno.
Voglio solo la frusta
Per una vendetta
Delle anime
E delle corpi
Del pensieri
E sogni
Dei tantissime donne
Che ti amavano
Che volevano
Ti sognavano
Nonostante
Lo sguardo falso,
nonostante
sporco pensiero-
Una frusta
Nel mano destra.
Senti
Senti
Il mio amore.
 

Экстаз

 
На незнакомом языке
Ты мне поэзию читал.
И микрофон дрожал в руке —
Как факел. Сцена – пьедестал.
И в каждом звуке и строке —
Экстаз, блаженство, мука, боль.
– О чём? – спросила.
– Про любовь.
На незнакомом языке.
 

7.09.2009 Лесбос

Сбылась мечта

 
На новом месте я
Порядок навела.
Как оценит дела
Бабуленька моя?
В улыбке на лице
Разгладились черты:
– Вот это, наконец, —
Предел моей мечты.
На полках бытия
Мой отдыхает глаз…
– Так если бы не я —
Мечта бы не сбылась?
 

Итака любви
(Сценарий)

Действующие лица:

Для съемки необходимы:

Ю л и я Бархатцева, русский журналист

Я н и с Гарудис, греко-болгарский архитектор и историк

Н и к о л а с, грек из Приазовья, музыковед

Л и т р а с, руководитель семинара

Р а и с а, преподаватель русского языка в Париже

Е л е н а, жена Литраса

Р а л и ц а, болгарская поэтесса

А нг е л о в, современный болгарский поэт

Синьора К а р р е з е

М а м а ш а и д е в о ч к а

М а т р о с на корабле

Б а р м е н

П р о д а в ц ы на рынке, мужчина и женщина

Г о л о с Тани, подруги

Г о л о с редактора

Для съемки необходимы:

Зал заседаний, студия радио, три гостиницы, ресторан у моря, бар, греческая маленькая церковь, ночной пляж, доступ на корабль, вид афинского порта и афинского метро, две жилые квартиры, перрон вокзала, набережная с фонтаном, участок Дороги Любви, вид с верхней площадки Пизанской башни, пьяцца Синьориле, вид изнутри галереи Уфицци.

Часть первая

Встреча

Действие происходит на одном из греческих островов. Группами идут писатели, среди них – несколько русских.

Ю л я, подходя к группе:

– Ребята, какое счастье, что вы по-русски говорите. Приятно слышать родное слово за границей. Меня Юлия зовут, Юлия Бархатцева.

Н и к о л а с:

– Я – Николас, выходец с Приазовья. Более двадцати лет в Греции живу, музыкальный критик. А это – Раиса, преподаватель русского языка в Париже. Это – Ралица, дальше – Ангелов, болгарские писатели. Там дальше – коллеги из Японии, Канады, Израиля. Здесь собирается писательская элита.

А вот и руководитель семинара, Димитриус Литрас. Вы знакомы?

Л и т р а с:

– Я Вас так себе и представлял, Юлия. Как добрались? Разместились? Нравится Вам у нас?

Ю л и я:

– Просто великолепно!

Л и т р а с:

– Вы знаете, каждый год о прозе и поэзии говорим, а это впервые мне в голову мысль пришла избрать темой периодические издания. Ваше выступление запланировано на третий день. Готовы? Здесь вы насладитесь и общением, и покоем. Приятного отдыха и хорошей работы!

Н и к о л а с:

– А это мой знакомый из Болгарии, он тоже по-русски говорит. Его Янис зовут.

Гостиница. Юля входит в номер, расставляет вещи по своим местам, любуется видом из открытой двери. Догорает закат над морем.

Зал заседаний. На следующий день. Семинар. Один за другим выходят докладчики. Группа русскоязычных держится особнячком, все мужчины смотрят на Раису, у которой как-то по– особенному блестят глаза. Янис просто глаз с неё не сводит. Юля со скукой осматривает присутсвующих, выделяя молодого скучающего поэта, и тихонечко переговаривается с Николасом.

Ю л я к Николасу:

– А ты чем в первые годы эмиграции занимался? Как все – работал где придётся?

Н и к о л а с:

– Я ещё когда в Приазовье жил, греческий фолькльор собирал. Поэтому мне сразу же греческое правительство государственную стипендию дало. И сейчас музыкальной критикой занимаюсь.

Ю л я:

– А-а. А у меня друг – тоже музыкант, большой дерижёр, между прочим.

Зал заседаний. Сидят в ряду: Юля, Николас, Янис, Раиса. У Юли падает на пол ручка. Она наклоняется её поднять и не находит.

В перерыве к ней подходит Янис.

Я н и с:

– Вот Ваша ручка.

Ю л я:

– Спасибо. А вы – не русский и не стопроцентный болгарин, особенный акцент слышен.

Я н и с:

– Я – грек, но вырос в Болгарии, в то время нам русский язык в школе преподавали. Я – молодой историк. Нет, на самом деле – старый архитертор. У меня есть несколько книг по строительству. А историческую – впервые написал. Два года работал. Другие в барах сидели, а я – за книгами. Знаете, это вроде беременности было. Я ни о чём другом в течение двух лет не думал. Прежде чем свою написать, шестьдесят других прочитал!!!!!!!!!!!!!! (достаёт книгу): – Хотите, подарю?

Пишет автограф:

«ИТАКЕ ЛЮБВИ».

Ю л я, разочарованно:

– И Вы туда же! Какая любовь? А книгу с удовольствие прочитаю, если осилю болгарский.

За ужином Янис вытягивает ещё один экземляр книги, чтобы подписать для кого-то из соседей по столу.

Ю л я:

– А этот экземпляр отличается от того, что вы мне подарили.

Я н и с:

– Это на греческом языке.

Ю л и я:

– А можно посмотреть?

Она отходит с книгой в руках под свет стоящего рядом изящного фонаря и рассматривает обложку.

Я н и с, хватаясь за фотоаппарат:

– Постой, пожалуйста – очень красиво.

Юля послушно возвращается на прежнее место.

Я н и с:

– И ещё разочек, пожалуйста.

Она садится на своё место.

Я н и с:

– Пойдём вечером к морю?

Ю л и я:

– Хорошо.

Они сидят на берегу на сиротливом лежаке, Янис снимает обувь, садится на песок, прислонившись слегка к Юлиным коленям.

Я н и с:

– Знаешь, когда я на тебя посмотрел, я подумал – у неё есть проблемы.

Ю л и я:

– Да нет, вроде, особых проблем. Есть задачи, вот и всё.

Я н и с:

– А в детстве?

Ю л и я:

– Как у каждого ребёнка, но ничего особенного. А у тебя?

Янис:

– Я – нормально рос. В социалистической ещё Болгарии. У меня мама болгарка, а папа – греческий коммунист, во время правления хунты переехал в Софию. Там я и вырос. В хорошей семье: меня все любили – мама, папа, бабушка. Я был счастливым ребёнком. Даже велосипед имел, в то время это не всем детям доступно было.

Мама преподавала в школе, она без этого просто жить не могла. Ты, кстати, тоже на учительницу похожа. А папа в Академии наук работал. На лето меня отвозили к бабушке в деревню. По вечерам я любил смотреть на звёзды, считал падающие. И спать ложился, только когда третья пролетала.

Ю л и я:

– Кстати, а вот и третья. Поднимайся. Где мои босоножки?

Они ходят друг за другом вокруг лежака, пытаясь отыскать в темноте Юлины босоножки. Наконец Янис отодвигает лежак.

Я н и с:

– Я нашёл радикальное решение.

Юля обувается, Янис поддерживает её. Потом идут вместе, Янис легонько обнял её и поцеловал.

Ю л я, вырываясь:

– Ой, пойдём, а то у меня голова закружилась.

Я н и с:

– У меня тоже.

На следующий день семинара атмосфера теплеет. В перерыве вся группа едет смотреть памятник истории – мост 13 века, и Янис явно кружится вокруг Юли, то и дело щёлкая её на плёнку.

Ю л и я:

– У меня нет батареек в фотоаппарате. Ты не поможешь? Мне по-гречески не спросить никак. А также тетрадь для записей, пожалуйста.

Янис заходит в магазинчик, выходит с батарейками и тетрадкой. Пока Юля вставляет батарейки, он открывает тетрадь и пишет: «Хочу любви с тобой», закрывает тетрадь и отдаёт Юле.

Я н и с:

– Хочу пригласить тебя сегодня на ужин.

Берег моря. Ранний вечер. Они подходят к ресторанчику на берегу. Ещё никого нет.

Я н и с:

– Ресторан ещё не работает, но я попрошу и нас обслужат.

Сидят за столиком. Юля смотрит меню.

Ю л я:

– Я здесь ничего не понимаю.

Я н и с:

– Я тебе посоветую жареную рыбку, её здесь же ловят, она очень нежная, вот увидишь. – Наливает белое вино: – За тебя!

Ю л я, поправляя:

– За нас!

Я н и с:

– Возьми рыбку руками, а косточки можешь кушать – они мягкие.

Ю л я:

– Боже мой, какие пастели! Нежно-розовые и голубые. Такие же розовые, как крылья фламинго, ты видел сегодня, когда мы проезжали – они были на рисовом поле? Никогда в жизни подобных оттенков не видела.

Я н и с:

– Пойдём погуляем?

Ю л я:

– Нет, сегодня Николас организовывает концерт. Хочу посмотреть. Пойдём?

Я н и с:

– Хорошо. Только ты иди первая, а я потом войду. Поиграем в КГБ?

Ю л я:

– Я в такие игры не играю.

Они входят в зал, где под аккомпанемент Николаса поёт русские романсы слабым голосом Раиса. Юля подхватывает и они поют соревнуясь «Миленький ты мой». Раиса – за девушку, Юля – за парня. Юля явно поёт лучше, но зал замечает между ними соперничество.

Л и т р а с:

– Хорошо, в следующий раз, Юля, будешь петь народные песни.

Зал заседаний. На следующий день. Семинар. За столом – Юля, держа в руках толстенькие экземпляры журнала.

В е д у щ и й:

– А сейчас слово представляется корреспонденту литетурно-художественного журнала «Дон» Юлии Бархатцевой.

В перерыве подходит болгарская писательница толстушка Ралица.

Р а л и ц а:

– Все бы так коротко выступали, насколько больше бы мы сделали экскурсий. Просто грех в такие дни и в таком месте в зале за совершенно пустыми дискуссиями просиживать.

Ю л и я:

– Спасибо. Вы – жена председателя Союза писателей Хорватии?

Р а л и ц а:

– Да, пойдёмте, я вас познакомлю с моим мужем. Он же и издательством руководит.

Янис в это время снимал Юлино выступление, но в перерыве, когда её поздравляли, исчез и Юля обнаружила его кружащимся вокруг Раисы.

На площадке перед гостиницей. Вечером все собираются в холле в ожидании автобуса, который должен отвезти всю делегацию на званый ужин, организованный мерией. Все собрались, отсутствуют только Янис и Раиса. У Юли, она одета в черное маленькое платье, явно падает настроение.

Наконец-то появляется Янис, а Раиса уже сидит в автобусе с горящими от азарта глазами.

Садятся за длинные столы на площади, рядом с группой русскоязычных подсел молодой греческий поэт Георгиус. Янис сидит напротив Раисы и обращается к ней.

Я н и с:

– А впереди всегда ждёт сказка тысячи ночей.

Р а и с а, обращаясь к Юле:

– А вы среди нас – самая загадочная, мистическая.

Я н и с к Раисе:

– … тысячи ночей…

Ю л я к Николасу:

– А ты под каким созвездием родился?

Н и к о л а с:

– Водолей.

Раиса с другими девушками уходит танцевать, а Янис неожиданно оказывается на её месте, рядом с Юлией. Подходит Литрас.

Л и т р а с:

– Юлия, прошу Вас, потанцуйте с девушками, пусть люди посмотрят, какие красавицы есть у нас среди пишущих людей.

Юля неохотно идёт на небольшую сцену, делает несколько па вместе с Раисой и другими девушками, но вскоре возвращается и продолжает разговор с Николасом. Янис сидит рядом.

Вечером Юля и Янис едут рядом в автобусе, потом гуляют на ночном берегу моря, смотрят на звёзды, купаются в море.

Ю л я:

– Ой, меня обожгла медуза. Дурной знак.

Я н и с:

– У тебя испортилось настроение? Пойдём спать. Пойдёшь ко мне?

Ю л я:

– К тебе? Почему это?

Я н и с:

– Поболтаем ещё. Но ты не волнуйся, я тебя без твоего согласия не трону. Хочешь спать – будем спать. Завтра вместе уезжаем с болгарским поэтом.

Ю л я:

– Ну что ж, тогда пойдём.

Гостиница, Комната Яниса.

Входят в номер, раздевается, ложатся. Юля хочет спать, а Янис говорит и говорит. Потом обнимает Юлю всё крепче и крепче, и наконец Юля не выдерживает и впивается ему ногтем в глаз. Он моментально отворачивается к стене и засыпает.

Утро. Юля тихонечко собирается и несколько минут раздумывает, поцеловать Яниса или нет. И, решив не будить его, тихонечко выходит. Она идёт по дороге навстречу восходящему солнцу. Солнце лежит прямо на дороге и освещает ей путь. Она и солнце. Больше ничего нет.

Сцена у автобуса. С чемоданами в руках встречаются для отъезда. Янис появляетчся злой, в сопровождении болгарского поэта Ангелова.

Прогуливаются по городу, сидят в ресторанчике: Юля, Янис, Ангелов. Говорит, в основном, поэт.

А н г е л о в:

– Сейчас времена тяжелые для литературы, раньше – другое дело. Я был знаком с Михаилом Шолоховым, бывал у него в Вёшенской на его знаменитых семинарах. Сколько рыбы мы там переловили! Какие рыбалки неповторимые! Там же был и Юрий Гагарин со скандально известным шрамом на лице, о котором я спросил по наитию. А на меня зашикали: это мол, не при испытаниях самолётов, а при неудачном приземлении с медсестрой.

Был у меня случай в моей практике, о котором сколько живу, помнить буду. Еду я однажды на встречу с читателями в один сельскохозяйственный кооператив, Ещё при социализме это было. Сел в купе поезда в уголочек и размышляю, что скажу людям. Тут с верхней полки ко мне мужчина, рабочий человек, сразу видно, обращается: «А ты кто будешь?»

У меня тогда неприятности со властями как раз начались из-за одного критического стихотворения в адрес партии. Да и неприлично вроде было сказать «я – поэт» рабочему человеку. Ну я возьми и ответь: «Журналист я».

«Журналист? – он говорит. – Тоже мне, писака. О чём ты пишень, журналист? Смотри, вот о чём и как надо писать!»

И достаёт то самое моё критическое стихотворение и начинает мне читать. До самой своей станции я больше рта не раскрыл…

Со многими на моём долгом веку дружить пришлось. Одна из самых великих поэтесс – Дора Габе. Они с Багряной подруги были. Так 11. вот, Багряна у Доры двоих мужей увела. Но они при этом продолжали дружить. Великая женщина была Дора! Представь, операцию на почке ей делали, ей уже под девяносто было, так она врача, знаете, о чём просила? Чтобы шрама не видно было.

Она рассказывала, как однажды ей пришлось метлу покупать. А надо сказать, была она очень нерешительна. Может, это и хорошо. По полчаса, например, думала, какое ей бельё надеть. Ну, и в магазине тоже, понятно. все метлы пересмотрела, пока не определилась. Под конец продавщица её спросила: «Вам метлу завернуть, или вы так полетите?»

Одно хочу вам сказать, ребята, – нелёгкие сейчас времена для литературы настали.

Всё это время Янис злой и молчит. Демонстративно посылает и принимает сообщения по сотовому.

Ю л я:

– Ребята, мне с вами очень интересно, но надо отойти, у моего друга сегодня день рождения, надо подарок какой-то выбрать.

Она бродит по улочкам, пытаясь выбрать хоть что-нибудь, а когда возвращается, не нахолит их в назначенном месте, расстраивается, но садится и заказывает напиток. Через некоторое время Янис и Ангелов появляются с пакетиками в руках.

Они фотографируются вместе у памятников, немножко гуляют, а потом Янис берет в руки Юлин чемодан.

А н г е л о в (тихонечко Янису):

– Ну, с Богом!

Янис провожает Юлю на корабль. Они приходят последними, когда вот-вот должны поднять трап.

Я н и с:

– Позволь, я купил тебе чашку местного производства. Она очень хорошая.

Юля достаёт из карманчика чемодана заранее приготовленную ручку, ту самую, которую он ей вернул, когда она упала.

Ю л я:

– А это – тебе.

Я н и с:

– Мне?

Пауза. Они смотрят в глаза друг другу, потом Янис припадает к губам Юли в глубоком поцелуе. Всё кружится.

М а т р о с к Янису:

– Корабль сейчас отходит. Ты что здесь делаешь?

Я н и с к Юле:

– Послушай, я влюбился в тебя, девочка. Давай встретимся завтра в семь утра в Афинах на станции метро Омония.

Юля поднимается на палубу, долго и грустно гуляет по кораблю, ничто уже её не радует.

 
Я тебя от себя защищала,
От своей нерастраченной боли:
не привыкла я к вольнице-воле.
Мой корабль застыл у причала
Припев:
Мой корабль отправляется в путь,
провожающих просят спуститься.
И застыла слеза на ресницах:
Не забудь, не забудь, не забудь.
И уносит волна за волною
Острова, незнакомые глазу.
 
 
Я влюбилась нечаянно, сразу.
Я влюбилась, уже и не скрою.
Мой корабль отправляется в путь…
Ты, пастельная нежность заката,
вы, оттенки – фламинговы перья,
расстопите же лёд недоверья:
в расставаньи не я виновата.
Мой корабль отправляется в путь…
И плывут острова, как дельфины,
и на спинах уносят всё дальше
отголоски обманов и фальши —
без тебя не нужны мне Афины.
Мой корабль отправляется в путь…
 

За бортом проплывают греческие острова, сначала – как спины дельфинов – тёмные и блестящие от влаги, а потом на них зажигаются огни, и они уже отдалённо напоминают что-то давным-давно пережитое, как бы прошедшее уже и состоявшееся в прежних наших жизнях.

Утро. Палуба корабля. Юля с нетерпением ждёт, когда корабль причалит к афинской пристани, спускается по трапу с и надеждой всматривается в лица встречающих, надеясь отыскать Яниса. Его нет. Юля с сомнениями и сожалением садится в автобус, идущий в город. Выйдя из автобуса, спускается в метро и с ужасом видит, что на больших часах уже половина восьмого! Когда Юля добирается до нужной станции, часы показывают восемь.

Ю л и я:

– Опоздала! Ровно на час!

У неё вконец портится настроение, она пытается пройти всю станцию в надежде, что Янис её ждёт в каком-то месте. Окончательно расстроенная, входит в небольшое кафе, садится за столик, и неожиданно на её глаза наворачиваются слёзы.

Б а р м е н:

– Что с тобой, девочка? Ты потеряла работу?

Юля качает головой.

Б а р м е н:

– Тогда что случилось?

Ю л я, сквозь слёзы:

– Любовь.

Бармен приносит кофе, Юля выпивает и подходит к стойке.

– Не надо денег. Счастливого тебе пути!

Аэропорт. Юля продолжает искать глазами своего знакомого, пытается дозвониться из телефонов-автоматов, безрезультатно. Она с тоской садится за одинокий отдалённый столик и грустно смотрит на панораму холмов за окном, на окраины Афин.

Квартира Юли. Добирается домой с чувством потери. Открывает компьютер и пишет:

«Ты просил подумать, я подумала. Не хотела тебя обидеть, просто корабль опоздал на целый час. Был бы твой номер телефона, сообщила бы, что я потерялась.

Если бы мы сегодня встретились, счастливей меня не было бы женщины на свете. Чувствую, что ты мне нужен, хотя и не знаю, зачем. Для славы? Мне она не нужна – я женщина. Неинтересны твои деньги – сама люблю зарабатывать. Знаю, что ты не будешь принадлежать мне всецело – ты уже принадлежишь мировой культуре. Читаю твою книгу. Ты очень хорошо пишешь. Умно и просто о серьёзных вещах. Спокойной ночи».

Я н и с пишет:

«Юлия, я рад, что у тебя всё хорошо. Я понял, что ты потерялась. Весь день был несчастлив. Ты очень много для меня значишь. Почему ты тогда ушла? Мне хотелось, чтоб мы сказали „добрый день“ друг другу. Жду вечером на Скайпе, думаю о тебе. Целую».

Ю л я пишет:

«Как я рада, что ты нашёлся, мой Одиссей!»

Вечером они сидят в наушниках и говорят по Скайпу. Фоном голосом Ю л и звучат стихи:

 
Незнакомый, неведомый, некто…
Как ты жил, как страдал и любил?
И какой судьбоносный вектор
расправлял размах твоих крыл
во всемирной империи зла?
Только помни, что я была!
Открываю тебя понемногу,
 
 
не спеша: за листом – листок.
И, подвластная только Богу,
предаюсь первородности строк,
отложив до утра дела.
Не тебя ли весь век ждала?
Незнакомый, неведомый, новый.
 
 
Я стою у судьбы на краю:
это – счастья первооснова,
зарождение утра в раю.
И рассеялась серая мгла:
наконец я к тебе пришла
 

Ю л я пишет:

«Как я рада тебе, Одиссей! А какая она – настоящая Итака?»

Я н и с пишет:

!!!!!!!!!!!!!!«СКРОМНАЯ, ПРОСТАЯ. Я пошлю тебе несколько стихов Кавафиса».

Ю л и я:

«Они прекрасны. И в них упоминается Митридат. Я там была этим летом».

Я н и с:

«Читая твои стихи, представляю тебя орлицей».

Сообщения по сотовому:

«Целую мою Итаку».

«Жду тебя».

«Я люблю тебя».

Ю л я звонит подруге:

– Танечка, сегодня моему любимому человеку день рождения. Что бы ему такое подарить?

Голос Т а н и:

– Хорошо, я подскажу тебе кое-то. Такого ему ещё никто не дарил.

Ю л я пишет:

«Сегодня твой день рождения. Жду тебя в Скайпе в девять вечера. Тебя ждёт подарок».

Квартира Юли. Она входит с букетом роз, обрывает лепестки, насыпает их в хрустальную вазу, раздевается, ложится на диван, осыпает всё тело лепестками и включает камеру… Они смотрят друг другу в глаза, не произнося ни слова.

Утро. Ю л я звонит по телефону:

– Редакция? Алевтину Михайловну, пожалуйста. Добрый день, Алевтина Михайловна. Я бы хотела попросить оплатить хотя бы некоторые работы, которые опубликовала Ваша газета.

Голос редактора:

– Мы очень ценим Вашу работу, но, понимаете – мы зарабатываем не на интервью, статьях или очерках. А – на рекламе. Я приехала сюда делать бизнес. Будете заниматься рекламой – будете иметь определённый процент.

Ю л и я кладёт трубку. Сама к себе:

– Реклама! Скучища! Уж лучше – в прислуги.

Квартира сеньоры Каррезе. Юля в переднике убирает комнату престарелой синьоры, очень ухоженной и эксцентричной.

Синьора К а р р е з е:

– Закончишь уборку – цветы надо полить на террасе, сделаешь покупки, потом с собакой погуляешь – Гайя двигаться должна.

К Юле подхОдит и ласкается красивая собака.

Cиньора:

– А я вот в твоё отсутствие очки приобрела в супермаркете. Но, видишь, тут какая-то штука на дужке висит, никак не позволяет очки надеть.

Синьора долго возится, сидя в кресле на террасе, с очками, пытаясь надеть их. Но ограничитель в виде спичечной коробки на дужке никак не позволяет сделать это. Наконец Юля не выдерживает.

Ю л я:

– Вообще-то эту штуку на кассе при оплате снимают. А вы уплатили за них?

С и н ь о р а:

– Да нет, что ты! Это же – лишить себя удовольствия!

Ю л я:

– Но Вам не удастся в таком случае ими воспользоваться. Придётся пойти и заплатить.

С и н ь о р а:

– Вот ещё! Я, синьора Каррезе, пойду в магазин с неоплаченными очками! Значит так – пойдёшь делать покупки, возьмешь их и оплатишь.

Ю л я:

– Но это же рискованно!

С и н ь о р а:

– Ну что ты – кто на входе сумки проверяет?

Юля возвращается из магазина, протягивает очки, уже без ограничителя. Синьора примеряет их, смотрится в зеркало.