Текст книги "«Долой стыд!». Сексуальный Интернационал и Страна Советов"

Вместе с другими девчатами и ребятами они устраивали танцы, слушали патефон, а иногда и пели родные песни. Особая оговорка: за исключением песен, прославляющих коммунистическую партию и Советский Союз.

У них никто не требовал охаивания своей страны, проявления озлобленности. Скорее всего, это было связано с тем, что напоминание об их родине вызовет не только тоску по оставшимся там родным, но и… чувство страха за их судьбы.

Когда идеологи и пропагандисты утверждают, что гестаповцы там жестоко карали советских людей, нам, очевидно, говорят правду, но не всю! Безусловно, сотрудники гестапо беспощадно и с пресловутой педантичностью расправлялись с теми, кто посягал на жизнь и законы Третьего рейха, на их строй, и страну, и фюрера. Но если иностранный рабочий не рассуждал о политике, а жил обычной социальной жизнью, то такие даже вообще не видели сотрудников гестапо в глаза за все годы проживания в фашистском рейхе. Некоторые молодые люди, если они хорошо трудились, с разрешения хозяев начинали жить вместе, образовывали семьи. Конечно же. Подразумевалось, что рождение возможного ребенка не должно было вредить трудовым обязанностям молодых родителей. Не такими редкими были случаи, когда советские девушки становились законными женами своих работодателей или их сыновей.

За годы нахождения на работе в Германии бывшие советские молодые люди, которых власть в Советском Союзе уже «списала» (может быть, их списали как людей, едва они появились на свет?!), осваивали чужой язык, изучали быт и обычаи конкретного региона Германии, и постепенно втягивались в обыденную жизнь, которая им еще недавно представлялась такой ужасной, такой неправильной, немыслимой, чужой, враждебной…

И вдруг оказалось: из мира жестокости, насилия, страха и постоянного ожидания ареста – из любимой Советской страны, «где так вольно дышит человек», – они попали в другой мир. Где никто не говорил о верности коммунистической партии; где нет планов, соцсоревнования и пятилеток; где нет врагов и вредительства; нет принудиловки и криков «Да здравствует…!» И где они научились чистоте и культуре работы; где кухни для подготовки пищи для животных были чище, чем советские столовые… Женщины из Страны Советов вдруг впервые узнавали, что такое прокладки, а не пуки ваты и тряпок; и что такое… женские трусы (после 1917 года советская власть отменила панталоны, как пережитки прошлого и буржуазные атрибуты! Зато в спецмагазинах обкомов и райкомов партии для жен и дочерей партчиновников трусы продавались; но не дай бог та купит приятельнице…) Здесь им давали, разрешали читать книги, на страницах которых не было зомбированных героев-комсомольцев, сражающихся с любой контрой во имя светлого завтра… Пребывая там, девушки и юноши узнали, что превращенное в СССР в агитку, как акт чудовищного вандализма, сжигание фашистами книг немецких классиков на самом деле было… сжиганием томов Маркса, Энгельса, Ленина, доставленных из Москвы, где эти книги и были отпечатаны, немецкими коммунистами евреями Кларой Цеткин, Эрнстом Тельманом, Вильгельмом Пиком и др. Выдающийся кинорежиссер ХХ столетия Лени Рифеншталь крупным планом сняла обложки сожженных книг классиков марксизма, что никогда в советской стране не показывали; и не показывают до сих пор, как не рассказывают о том, что пришедшие к власти большевики изымали из библиотек и частных собраний все книги русских авторов, вплоть до Пушкина, переписывали классиков, дозволяя одним остаться в русской литературе и уничтожая, вытирая из памяти и истории других…

В неокрепшем молодом подсознании происходил психологический переворот, осознание, что, значит, люди могут жить так: нормально, человечно, культурно, работая на себя и для себя! И вот уже многих мучили вопросы: а мы же и не жили еще по-людски!

Чтобы вникнуть в то, что происходило тогда с молодыми советскими гражданами, с их психикой, нужно обязательно убрать нюансы с вражеской подоплекой, отсечь всякую идеологию и признать: то, где они оказались, это, конечно, не рай, но ведь уже и не колхоз!

И вот наступил 1945-й; наш цветущий и поющий месяц май, когда Красная армия принесла свободу от фашизма… Да, для одних это действительно была настоящая, долгожданная, выстраданная свобода… Для других – личная несвобода, вернее, чья-то свобода насилия над ними самими: над их телами, над психикой, над разумом.

Да, все они, попавшие в Германию – подростки и молодые люди, – работали, часто тяжело работали, но нравственный климат менялся, менялась психология, они привыкали к нормальным условиям труда и достойной оплате, строили планы на будущее, мечтали о свободной жизни в свободной стране и радовались тому, что пришли американцы.

Но – даже десятилетия спустя! – так и не смогли понять: почему же вдруг американцы решили их отдать русским? На заклание, на растерзание, на погибель?!

Большая война по переделу судеб бывших советских людей и перековке их в однажды и навсегда заданный, зомбированный советский образ продолжилась.

Им, этим людям, не понять – почему их возвращают назад, когда они сами этого не хотят?!

Им не понять, почему они все – предатели и их надо перевоспитывать… Зачем?!

Им не понять, почему лидеры Англии и США – против их желания, против их воли – передают их своим врагам – Советам… Тем более что в этих двух странах, наших бывших союзниках, так много говорят о правах индивидов; кстати, это даст советским идеологам контрпропаганды спустя десятилетия высказать мысль, что Америка и Англия, проповедующие нравственные ценности, говорящие о правах человека, кои превыше всех остальных ценностей, – попросту лицемерны. Впрочем, так оно и есть. Ведь когда дело касается политики и наживы, все ценности – побоку… До сих пор высказываются упреки за то, что американцы и англичане проявили, по существу, подлость, передав советских людей режиму эпохи Сталина.

…А ведь они просили не передавать их, потому как знали, что их ждет дома, что тут их объявят изменниками, предателями со всеми вытекающими ужасными последствиями, со смертельным страхом ждали возвращения в Советский Союз. Правда, позже идеологи и пропагандисты СССР утверждали, что это гитлеровская фашистская пропаганда так запугала несчастных людей, что, дескать, в СССР их расстреляют, что те боялись ехать на родину, где их ждали с распростертыми объятиями и слезами на глазах…

А еще – они узнали другой мир, социум, в котором, невзирая на фашистскую диктатуру, можно быть сытым, нормально работать, жить, имея удобства, крышу и хороший угол, иметь приемлемую сумму денег, несравнимую с советскими зарплатами… Вот этот критерий скрывается до сих пор, бережется как зеница ока…

Но почему, из каких это таких побуждений бывший фашистский рейх, а ныне Германия оказывала жертвам фашизма материальную помощь, не сравнимую ни с какими льготами и пенсиями в бывших советских республиках?

– Мне довелось видеть кадры репатриации бывших советских людей, угнанных в Германию, – рассказывал писатель, профессор Олег Грейгъ, работавший прежде закрытым чиновником в ЦК КПСС, – вряд ли когда-либо эти документальные фильмы покажут широкой публике; их место – в тайных архивах, их участь – лежать, пока не приспеет пора. Там почти навсегда молодые – пока сохраняется пленка – люди по-русски и по-немецки просят английских солдат, пытающихся с трудом перепроводить их в советскую зону оккупации, при этом хватают англичан за ноги, целуют им ботинки, умоляя ради всего святого не отдавать их на ту сторону, в советскую зону… Я останавливал кадры, пытался расслышать, о чем говорят стороны, изучал лица английских солдат и офицеров; не знавшие нюансов большой политики, они были крайне удивлены фактом перевода в советскую зону молодых людей. Они пребывали в недоумении, их взгляды выражали жалость и сочувствие к этим людям, но существовал приказ, и они вынуждены были его выполнять. В кадрах было отчетливо видно, как они отрывают от себя, поднимают с земли наших людей и довольно тактично, по одному, переводят в советскую зону. Где автоматчики в галифе и хромовых сапогах, встречают ударами каждого, и собаки рвут куски мяса из человеческих тел…

Эти нелюди – задурманенная коммунистической идеологией толпа, частица массы, гордо именуемой освободителями Европы, – видят в бывших соотечественниках молодых предателей, наймитов и пособников фашизма. И потому так безжалостно, так дико расправляются с каждым, переведенным из английской зоны.

Середина ХХ века; время без полутонов; это век черного и красного! Век «честных» героев-большевиков и предателей! Век порождения из одного яйца идеологии коммунизма и фашизма и борьбы их друг с другом; все – в соответствии со значимым указанием классика марксизма-ленинизма о «единстве и борьбе противоположностей»…

Не в этом ли безбожная (божественная) мистика наказания людей за то, что они сотворили зло, надругавшись над Российской империей, насильственно ввергнув ее в пучину зла; надругавшись над страной, как над Женщиной, изувечив ее кровавой революцией…

Среди тех, кто возвращался, не давая на то согласия, оказалась и бывший младший сержант Клавдия.

– Я вглядывался в ее лицо, когда она истошно кричала англичанину по-русски и по-немецки, что она боится возвращаться, очень боится, потому что ее расстреляют как предателя. Я останавливал пленку и прокручивал вновь и вновь… Ее рот открывался, и она кричала и кричала в пустоту…

Чья вина в том, что человек не по своей воле оказывается в непредвиденных обстоятельствах? Кто ответит за это? Кто вообще должен отвечать?

– Реальные цифры таковы, – подчеркивал О. Грейгъ, – что более 95 % советских молодых людей не хотели возвращаться на родину, но их вернули. Как вернули и тех, кто был в Германии в концентрационных лагерях и пожелал остаться на Западе. Лишь небольшому количеству людей при передаче удалось бежать. Большинство их осело в Великобритании, Франции, Латинской Америке, в частности, в небольшом государстве Суринам. Я встречал некоторых из них, общался… Между прочим, среди них два Героя Советского Союза, три генерала Красной армии (со времени их пленения – бывших); но об этом все умалчивают – и архивы, и военно-исторические журналы, и руководство страны. Не говорю уже о полковниках, подполковниках, майорах… которым посчастливилось избежать участи насильственного возвращения; хотя и жизнь вне родины – не сахар, но лучше горечь чужих полей, чем обманная сладость счастливой жизни, описанной в передовицах в СССР…

Клавдия получила за дезертирство 20 лет и 5 лет поражения в правах. С меньшинством остальных, кого не осудили, в фильтрационных лагерях проводили такую жесткую идеологическую обработку, что люди навсегда (!) забыли свое пребывание в Германии, а тем более все нюансы той жизни. Зато после своих лагерей, после многочасовых бесед с энкавэдэшниками они хорошо «запомнили», как фашисты, эсесовцы и бауэры «истязали» их в Германии, – причем, точно так же, как когда-то книжная Лорхен Бертгольдт расправлялась на свиноферме с украинскими и белорусскими девушками.

По сей день эти уже старые, немощные люди – если их спросить, – дрожа от первобытного страха, вселившегося в них еще от их проработки сотрудниками НКВД и НКГБ, будут говорить так, как надо… как было приказано… как придумано для всех раз и навсегда…

Клавдию осудили, после чего она была отправлена в Мордовию на лесоповал.

И началась действительность; вновь довелось узнать настоящее, истинное отношение к советской женщине советского человека. Чувство достоинства? – такого понятия для хомо советикус не существует, не может существовать!

В лагпункте при распределении по отрядам ее внимательно рассматривала вертухай, приказав ей наклониться и раздвинуть ягодицы, после садистски ткнула тупым предметом, сказав: «А ты девка ничего себе, хорошо тебя откормили фашисты. Видать, не одного нашего сдала в концлагерь…»

Та ничего не ответила, а к концу дня, когда их переодели в робы, пришли еще две надсмотрщицы и приказали ей и некоторым другим следовать за ними. Их привели в какой-то зал, наверное, клуб зоны, где в полушубке с погонами майора и с плетью в руке стояла дебелая баба с гнилыми зубами. «Ну что мне, суки, с вами делать? Тут поступил один интересный заказ… так вы уж, курвы, постарайтесь».

Женщин привезли на лесоразработку, где стояли вагончики и, передали их здоровенным мужикам, которые приказали им раздеться, и сразу же началась сексуальная оргия. Старшим среди насильников был пахан мужской зоны, окруженный «опричниками»; более двух недель пришлось Клаве вместе с подругами по несчастью удовлетворять похоть этих самцов.

Не единожды советские изверги в погонах офицеров и с партбилетами в карманах отдавали зэчек на унижения, подвергали издевательствам.

Если кто-то из женщин пытался возражать, вначале ее избивали плетьми, а потом загоняли в «трюм» (одиночную камеру). Клавдия не единожды была там; в этом штрафном изоляторе на самом полу в углу была залита в бетон бутылка из-под шампанского, горлышком она смотрела в камеру, а отбитым донышком – на улицу. Такая же бутылка была и в противоположном углу. Вряд ли фашисты знали о таких способах (хотя, безусловно, они многое переняли у своих учителей из СССР и в чем-то даже превзошли их); жуткий сквозняк вызывал неумолчный, чудовищный вой, закладывающий уши, леденящий душу и сердце. К тому же женщин загоняли сюда полуголыми, и это в мороз минус 45 градусов… лишь тонкое одеяло на полу как насмешка. Время от времени, чтобы зэчка не околела, кто-то закрывал снаружи дырки, тогда исчезал сквозняк и смолкал вой… Но и этого садистам, облеченным властью, было мало; поперек камеры был еще желоб, куда пускали горячую воду и бросали хлор, от которого буквально вылезали глаза. После таких пыток любое групповое изнасилование, любой секс с зэками воспринимался как тихое успокоение, подобное призрачному счастью.

Нет смысла описывать изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год адские испытания, муки, пережитые Клавдией.

Так же, как когда-то капитан-летчик, подаривший ей несколько часов страсти в то время как вокруг шли бои, она отсидела от звонка до звонка (досрочно обычно освобождают стукачей). Спустя 20 лет она, потерявшая здоровье, выглядела измаянной дремучей старухой. Понятно, ее не захотели прописывать и нигде принимать на работу, так что не было никакой возможности заработать на кусок хлеба. Оставалось два пути: совершить преступление (чему она противилась) либо побираться. Очевидно, Клавдия смалодушничала, она не мстила, не совершала зла; периодически на узловых станциях и в областных центрах можно было увидеть ее сгорбленную, сутулую, издававшую дурной запах фигуру – побирушку, просящую у людей копеечку… бывшую – комсомолку, солдата, предательницу, гастарбайтера, зэчку… просто Клаву, родившуюся не в той стране…

История 15. «Станьте моей… вдовой!»

 
Мой залетка на войне
Управляет таночкой.
Скоро я к нему поеду,
Буду санитарочкой.
 
 
Сколько елочек зеленых,
Сколько веточек в саду.
Сколько девушек готовых
К обороне и труду.
 
 
Разгромил врагов миленок
И давно домой пришел.
Чернобровую Марусю
Он в Воронеже нашел.
 

Советские частушки

Уже в послереволюционные годы большевистской власти было свойственно стремление придать женщине неестественную социальную роль, возвышая женщин до мужского уровня и признавая этот уравнительный образ идеальным, соответствующим требованиям нового времени.

Сначала женщины-большевички показали пример в ношении мужской одежды: бушлатов, кожанок, кепи, брюк и дополнения к ним, как то – наганов, пулеметных лент и проч. и проч. Потом в женское общество внедрили мужеподобную, асексуальную одежду иного плана: фуфайки, кирзачи (кирзовые сапоги), телогрейки, утепленные стеганые брюки и др. Подобные антимодные изыски широко рекламировали советские актрисы в популярных фильмах тех лет, пропагандируя образ женщины-труженицы, заставляя советских женщин идти на самые тяжелые работы, осваивать самые трудные профессии. Литературный критик Александр Беззубцев-Кондаков, говоря об очередной героине советского романа, в одной из своих статей заметил: «Она женщина, следовательно, мещанка, потому что в силу природных причин не может быть воином и революционером, и стать полноценным членом общества может лишь преодолев свою женственность, победив природу и став мужским подобием («с орденом Красного Знамени, в зеленой гимнастерке»). Это возможно, ведь если революция побеждает историю, то почему бы другой революции не победить саму природу человека».

Наиболее полно этот рецепт победы над природой раскрылся в годы Второй мировой, когда партия направляла женщин на фронты, на передовую, где мог по традиции быть востребован их талант сестер милосердия, но и заставляя примерять на себя чисто мужские ипостаси летчиков, снайперов, танкистов и др. К сожалению, оставшиеся в живых и уже изрядно постаревшие героини вряд ли смогут понять, если я скажу, что их подвиги смогли осуществиться вопреки их женской сути, божественному женскому началу. И что массовая отправка женщин на передовую и привлечение женской силы для разгрома противника – это, во-первых, целенаправленное преступление над женской природой тех, кто возглавлял партию, военные и политические советские структуры, – во имя того, чтобы защитить самих себя и остаться у власти, у кормушки Кремля. А во-вторых, яркое свидетельство неспособности грамотно руководить процессами (в том числе и боевыми действиями) этих самых вышестоящих властных структур.

Но оставим этих воистину мужественных женщин (термин подобран правильно, это и есть тот единственный случай, когда женщину следует назвать мужественной, ставшей мужским подобием), героически сражавшихся на фронтах Второй мировой (им привычней: Великой Отечественной) войны в покое; пусть радуются остаткам социальных льгот, осчастливленные скудными подарками от военкоматов в канун Дня победы, забывая, что побежденные живут во сто крат лучше и богаче их, проливавших свою кровь, рисковавших жизнями в борьбе с «ненавистным врагом». Кстати, по официальным данным, за годы войны в Красную армию было призвано более 500 000 женщин. А кто и когда скажет: сколько их на фронтах войны было на самом деле, и сколькие еще проходили по отдельным, секретным спискам?!

Но перейдем к теме военно-полевого эроса времен Второй мировой, поговорим о тех, кто не воюя «внес вклад в дело освобождения советской Родины».

В многочисленных штабах Красной армии женщины работали в качестве телефонисток, официанток, шифровальщиц, уборщиц и проч. Однако представительницы прекрасного пола привлекались в штабы также и с иной целью. Своими телами они обслуживали уставших от дневных забот генералов. «Всякое отрицание, замазывание, затушевывание фактов разврата в штабах Красной армии так же бесполезно и лживо, как лживо отрицание фактов тактических поражений, вызванных безграмотностью и трусостью советских генералов», – утверждал публицист, профессор Олег Грейгъ.

Женщины в солдатской форме, находившиеся на всех этажах военной вертикали, получали определенные вознаграждения за нетипичные условия своего пребывания и исполняемых обязанностей. Сбегая от ужасов тыла (непосильной работы во имя победы, получения мизерных порций продуктов по карточкам (только если ты работаешь!)), или покидая оккупированную немцами территорию, многие женщины попадали в реальный ужас фронтовых условий. Впрочем, как известно, женщины шли за войском и в годы Первой мировой; так что ничего удивительного, что и в годы Второй мировой в полковых подругах ходили сотни девушек, на сей раз одетых в гимнастерки и шинели. Не зря возникло и презрительное: ППЖ – походно-полевая жена. Итак, временная полевая жена командира роты или батальона могла рассчитывать на сытный офицерский паек, из которого она готовила пищу сожителю и питалась сама. Та, которая спала с командиром полка или начальником штаба дивизии, имела еще более сытную еду и, к тому же, находилась вдалеке от передовой.

Нередко сожительницы советских офицеров до полковника включительно получали шанс заиметь в награду медали «За боевые заслуги» или же «За отвагу». Что впоследствии, в мирной жизни, давало им некоторые льготы от родного государства.

ППЖ, попадавшие в объятия генерал-майоров и генерал-лейтенантов, которые чаще занимали должности командира дивизии, начальника штаба корпуса, командира корпуса и аналогичные штабные должности в штабах армии и фронта, получали еще больше выгод. Даже в условиях войны они питались икрой, другими деликатесами, заедая обед заморскими фруктами; также им дозволялось регулярно наведываться в генеральскую баню. И так как конкуренция на паек и постель командного состава была слишком велика, то бывали случаи, когда красные генералы находили успокоение от тягостных воинских дум в объятиях сразу нескольких красоток.

Еще более высокое положение в иерархии ППЖ занимали те, чьи ласки оказывались востребованы командующими армиями, начальниками штабов фронтов, замкомандующих фронтами. Однако на самом верху также была категория наложниц – женщины командующих войсками фронтов. Эти полководцы пользовали исключительно артисток фронтовых ансамблей или фронтовых бригад. И если командующие армиями могли походатайствовать, чтоб их пассия получила орден Красной Звезды, то командующие войсками фронтов чаще всего награждали потрафивших им дамочек орденом Красного Знамени.

От опостылевшей наложницы можно было избавиться несколькими способами: отдать на растерзание садистов из заградотрядов; отправить в Мордовию на лесоповал лет эдак на 20–25. Немалое количество женщин в форме советских солдат канули в неизвестность не только на фронтах долгой и беспощадной войны, но в советских концлагерях, в шахтах и на лесоповалах…

Такая проблема, как беременность, также решалась чудовищно просто. Редко какой (в общем масштабе происходящих половых разменов) удавалось заполучить сожителя в качестве мужа, или хотя бы ответственного и заботливого отца своего ребенка. Беременная в солдатской форме выглядела столь нелепо, что от таких женщин избавлялись на ранних стадиях «залета». Чаще их отправляли в тыл, причем безо всякой надежды на какую-либо материальную помощь, исходящую от сожителя-офицера. Надеяться получить социальную защиту от родного государства эти женщины также не могли. Бывали случаи, когда – во избежание всяческих разговоров, избегая огласки в виде доклада особиста и кары, – мужчины физически уничтожали «доказательства своей вины», убивая военных подруг, которые оказывались на сносях (сами ли, с помощью денщиков, или смершевцев). Нельзя утверждать, что подобное происходило повсеместно, но и замалчивать эти факты также нельзя. Все в соответствии с циничным выражением: на войне как на войне…

И все-таки факты рождения детей «походно-полевыми женами» имели место. Понятное дело, женщина пыталась таким образом удержать советского военачальника, выйти за него замуж, обеспечивая себе и ребенку сытое и благополучное будущее. Но такая стратегия редко приводила к успеху, ведь ловеласы в погонах имели в тылу семьи. Оттого в медсанбатах при штабах обычным явлением становились аборты.

Но разве не было счастливых концовок, когда ловцы получали свою жертву с потрохами? А разве не было искренней любви, заканчивающейся заключением брака? Безусловно, были. Не зря же после окончания войны, в 1947 году появилась петиция 60 брошенных жен генералов (!). И уже много лет спустя одна из брошенных – бывшая генеральша Елизавета Григорьевна Гаген писала:

«Председателю Совета Министров Союза ССР

Н. А. Булганину

«…Надо, чтобы женщины все больше участия принимали в управлении государством…» В. И. Ленин.

В опубликованном Советом Министров СССР проекте закона о государственных пенсиях утверждается право граждан на материальное обеспечение в старости, при потере трудоспособности и в случае болезни.

С волнением читала я этот проект, желая поскорее узнать, какое же будет обеспечение старости мне и другим женщинам в моем положении, а нас таких сотни тысяч, если не миллионы.

Прочитала я все 46 статей проектируемого закона и с горечью увидела, что судьба таких женщин, при составлении проекта, совершенно не принята во внимание.

Я говорю о женщинах, мужья которых после Отечественной войны привезли с фронта молодых девиц и зарегистрировались с ними.

В статье 38 говорится, что пенсионное обеспечение генералов, адмиралов, офицеров… а так же пенсионное обеспечение их семей осуществляется в порядке и размерах, устанавливаемых Советом Министров СССР.

Но… поскольку генералы, адмиралы и проч., бросившие своих старых жен, зарегистрировались с фронтовыми подругами, то значит, пенсию после их смерти будут получать они – молодые и здоровые, пристроившиеся уже на готовое, обеспеченное положение.

А старая жена, которая в течение всей жизни была другом и помощницей своего мужа, которая перенесла с ним все трудности и лишения в годы Гражданской войны, на какие средства она должна будет существовать, в случае смерти мужа? Хорошо если у нее есть взрослые дети, которые ее будут кормить. Ну, а если детей не было и брошенная старая жена совершенно одинока, как же она должна жить?

Мой муж генерал ГАГЕН Н. А., командовавший в годы Отечественной войны армией на 3-м Украинском фронте, после окончания войны не вернулся домой в Свердловск, откуда он выехал на фронт и где я жила все годы войны.

В ожидании назначения, он скрывался со своей фронтовой подавальщицей в подмосковном санатории «Архангельское», откуда и уехал в Закарпатскую Украину.

Весной 1946 года он прилетал в Москву и в несколько дней получил развод, который по моей жалобе Верховным Судом РСФСР был отменен. Тогда весной следующего года муж снова прилетал в Москву и снова, в течение нескольких дней, получил развод, несмотря на то, что все мои свидетели доказывали лживость его обвинений.

СУД В УГОДУ ГЕНЕРАЛУ ОСВОБОДИЛ ЕГО ОТ СТАРОЙ ЖЕНЫ.

Теперь его молодая фронтовая сожительница по возрасту подходящая как раз в дочери, стала женой генерала со всеми правами, полагающимися семье генерала. А я, БЫВШАЯ ЕГО ЖЕНОЙ БОЛЬШЕ ЧЕТВЕРТИ ВЕКА, ставшая его женой еще в годы Гражданской войны, – ПО СУЩЕСТВУЮЩЕМУ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ЗАКОНУ, лишена всех этих прав.

Мне 60 лет. Детей не было. Я совершенно одинока. На какие средства я должна существовать? Муж по закону помогать не обязан. На государственную пенсию, поскольку я не работала, я права не имею.

В настоящее время, зная, что по закону он не обязан, Гаген с величайшей неохотой высылает мне помощь «по доброй воле». Ну, а что я должна буду делать в случае его смерти? Ведь мне остается только встать на углу с протянутой рукой с просьбой ПОДАТЬ МИЛОСТЫНЮ БЫВШЕЙ ЖЕНЕ ГЕНЕРАЛА!

Зато будет ликовать молодая супруга, освободившись от «старика», как она завет Гагена. Пенсия на нее, пенсия на усыновленную ею племянницу. Живи, радуйся и… ничего не делай!

СУЩЕСТВУЮЩИЙ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ЗАКОН О БРАКЕ ПЛОДИТ ПАРАЗИТОВ ОБЩЕСТВА.

«Отбить» генерала от состарившейся жены молодой фронтовичке чрезвычайно легко – старая жена где-то за 1000 километров в тылу, а она молодая все время перед глазами.

Также легко было молодым секретаршам улавливать в свои сети больших людей во время эвакуации, когда они оставались в Москве, а семьи их были эвакуированы. Я лично знаю жену зам. министра здравоохранения академика Кроткова, которая была эвакуирована с подростком-сыном в Свердловск, а когда она вернулась в Москву, то увидела, что ее место занято 20-летней личной секретаршей. Академик Кротков очень быстро добился развода и на 7-м десятке зарегистрировался с 20-летней секретаршей.

Да разве Кротков исключение? А генерал авиации Беляков, оставивший свою жену со школьником-сыном. А генерал Фомин, оставивший свою жену с четырьмя детьми, начиная с 2 лет и до 15. А покойный генерал Чернецкий, получивший развод в возрасте 75 лет и т. д.?

В парке культуры и отдыха имени Горького я видела в аллее сатиры большой плакат, на котором изображен старик (по типу академик) с букетом цветов в руках. Он делает предложение молодой девице со вздернутым носиком стать его… вдовой!

Признаюсь, что эта сатира вызвала у меня не смех, а отвращение.

Разве поможет сатира избавить общество от этих молодых паразитов.

НУЖЕН ТВЕРДЫЙ ЗАКОН, А НЕ САТИРА.

В 1947 году мы – брошенные жены генералов, подавали петицию в Комиссию законодательных предположений при Президиуме Верховного Совета Союза ССР.

Петицию подписали 60 (шестьдесят) брошенных жен генералов.

Жена Маршала А. Е. Конева – тоже брошенная – отвезла ее на дачу Н. М. Шверника и, не застав его, просила жену Марию Федоровну лично передать ему нашу петицию.

Вернувшись от Шверника, Конева рассказала мне, что когда М. Ф. прочитала нашу петицию, она со слезами на глазах сказала, что всей душой согласна с нею.

Но… петиция наша результатов не имела. В законе о браке никаких изменений не было.

А МЕЖДУ ТЕМ ЗАКОН, ОГРАЖДАЮЩИЙ ПРАВА ЖЕН, СОСТОЯЩИХ В БРАКЕ 20 ЛЕТ И БОЛЕЕ, СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМ.

Разве покончила бы свою жизнь самоубийством моя несчастная старушка-мать, если бы моя старость была обеспечена!

Если молодая бездельница, охотящаяся за пожилым работником с высоким окладом, будет знать, что он должен будет выплачивать старой жене 25 % оклада (примерно), а в случае его смерти пенсию будет получать не она, а старая жена, то она призадумается.

Пенсию молодой жене следует назначать только по достижении 55 лет. Причем, если старая жена к тому времени будет еще жива, то она получит только половину пенсии.

Если после смерти мужа пенсию сразу поделить пополам между старой и молодой женой, то это не избавит общество от бездельниц, любительниц легкой жизни, потому что и половинная пенсия большого человека будет достаточно соблазнительна для этого паразитического слоя общества.

Приложение: история моей жизни.

21 мая 1956 г.

Адрес: Москва А-239 2-ой Коптевский пр-д, д.59, корпус 3, кв. 58

Гаген Елизавета Григорьевна».

Неблагодарное это занятие: влезать в «амурную» тему времен Второй мировой войны, рассуждать о взаимоотношении полов в военно-полевых условиях. Хотя бы потому, что многие женщины, легко отдававшие свои тела, свои ласки, а то и свою невинность похотливым самцам в военной форме, искренне считали, что таким образом «поддерживают боевой дух славных защитников Отечества» и даже – исполняют свой священный долг! Извращенная однобокой идеологией женская психика уже не могла распознать и отличить в этом добровольно-принудительном сожительстве насилие над своей личностью, над своей женственностью, своей едино неповторимой уникальностью.