Текст книги "Масик"

Глава 5. Тот самый Петька?

На следующий день Петька проснулся рано, слишком рано для свободного, выходного дня и гораздо раньше Жорика. Будто что-то подняло его, вышвырнуло из сна, который он тут же забыл начисто. Он немного ещё повалялся на полу – там, где спал прямо на паласе, накрывшись колючим старым одеялом. Полежал, глядя в пустоту потолка. Потом Петька довольно резко вскочил, потянулся, и, почти не думая ни о чем и не осознавая, что и зачем он делает, быстро оделся, собираясь выйти на улицу, чтобы пройтись немного. Последнее время он часто гулял – в надежде вспомнить хоть что-нибудь, за что-нибудь уцепиться памятью, и привык к этому процессу: вышагивая почти пустынные провалы улиц, одновременно он предавался думам и воспоминаниям.

Всякий раз, шатаясь практически бесцельно, Петька в очередной раз осознавал, что, вроде бы, когда-то учился в этом городе, хотя родился и жил в Ростове. А раз он здесь учился – то должен же вспомнить ещё что-нибудь, связанное с этими местами… Причем, что-то из своей человеческой прошлой жизни, а не из кошачьих похождений. Быть может, на худой конец, воспоминания должны проявиться хотя бы тогда, когда он внезапно встретит кого-то, кого знал раньше. К примеру, того, с кем вместе учился в институте.

Но никто из бывших знакомых, если таковые и жили в этом городе, или не попадались ему на глаза, или не узнавали его. У Петьки стало складываться впечатление, что он был полностью изолирован судьбою в этом, настоящем, дне, и оставлен без прошлого опыта, без старых знакомых. Не было ему понятно, какие силы и зачем сотворили это с ним, и для чего. Но теперь он не знал никого, кто бы не относился к жизни Жорика и не являлся частью его жизни, а не жизни самого Петьки. И эта изоляция от своего собственного прошлого лишала его перспектив и надежд в будущем. Но Петька не хотел всю оставшуюся жизнь быть только тенью друга – нет, он хотел, наконец, полностью вспомнить себя!

Перед тем, как выйти за окно, в моросящий декабрьский предновогодний дождь, Петька, уже полностью одетый, плюхнулся всё же в кресло, чтобы пять-десять минут потратить на сосредоточение и попытку придумать место, к которому он направится сейчас, когда выйдет на улицу… «Стоп! Вон, у Жорика на полке шестой-седьмой том Кастанеды – одной книгой… Какое знакомое издание! Кажется, что… у меня было когда-то именно такое. В черном переплете», – внезапно осознал он и подошел к полке. Взял черную книгу, весьма потрепанную, с оторванным корешком…

«Может, чтобы всё вспомнить, мне нужно совершить перепросмотр? Но как? Совершая перепросмотр, человек должен усилить свои воспоминания и пережить их вновь – а что же делать, если я не помню ничего? Совсем… Или – почти совсем. Я помню только то, что видел… кот. А дальше, мои воспоминания не идут вглубь. И что тогда? Снова переживать видения и поступки… кота?» – подумал он, машинально листая книгу.

Он знал, что есть такой способ гадания: на книгах. Наверное, он даже раньше, когда-то, им пользовался. Как же он это делал? «Надо, кажется, мысленно задать вопрос – или не задавать никакого вопроса, а просто открыть книгу на любой странице и ткнуть в первое попавшееся место. Только вначале надо полностью расслабить ум. Потом – сконцентрироваться, и прочесть первую попавшуюся фразу, как жизненную находку…», – решил он.

Петька раскрыл книгу – и прочитал…

«… Здесь нет места для галлюцинаций, – сказала она. – Если кто-то неожиданно видит что-то такое, чего не было раньше, значит, второе внимание человека собралось и фокусируется на этом. Так вот: собирать второе внимание человека может что угодно – это может быть спиртной напиток, наркотики, или сумасшествие, или, наконец, курительная смесь Нагваля».

Он в ужасе захлопнул книгу. «Дела! Теперь надо было подумать, что бы это значило»? – подумал Петька. Он предполагал, что книга, попавшаяся ему на глаза – не такая уж случайность. Во всяком случае – не большая случайность, чем всё остальное в жизни.

«Стоп! Я никогда раньше (до превращения) не видел мир с точки зрения кота. Значит, моё второе внимание сконцентрировалось тогда на ощущениях кота… Да, единственное, что я помню – это комнату моего друга Алексея. И кот там был. Другой кот. Не я… Настоящий. Рыжий», – вспомнил Петька.

«Что же, в таком случае, собрало моё второе внимание? Допустим, я тогда крутил пассы, как Жорик. Но он, кроме того, вдобавок ощутил нечто сверхъестественное. И превращение случилось с ним в тот миг, когда он увидел мою обратную трансформацию… А что же собрало моё второе внимание? Стоп. Конечно, книга подсказывает… Про напиток… Неужели, тот самый настой или смесь, которую той самой девушке в зеленом дала цыганка, как приворотное зелье? Ничего себе, настойчик! Озверин – в буквальном смысле этого слова! – размышлял он. – Но все это означает, что этот дом, в котором мне, предположительно, дали настой или смесь, реален… И я – точно, не кот, внезапно ставший человеком. Я имею человеческое прошлое, и отчасти помню событие, которое привело меня… к обличию кота. Теперь надо вспоминать дальше. Хотя бы, детально воссоздать в воображении тот самый дом – коммуналку Алексея. Но я абсолютно не уверен в том, что в точности вспомню его, а не создам воображением. Кажется, только смутные воспоминания о нем, но не тактильно-визуальные, а будто бы рассказанные мне кем-то, имеются в моем мозгу… Ведь я помню только сведения, а не ощущения – то, что вспомнил как мысли кота, до тех пор, пока мне, бывшему этим котом, не вырубила память Мнемозина. Ладно… А что еще я знаю о себе? Я знаю только, что у меня живёт в этом городе бабушка, родители – в Ростове, и я с ними не общаюсь. Ещё – что я жил на квартире, в той же коммуналке, где и мой друг… Каким всё-таки образом можно было бы напрячь память? Вот, сколько бы ни пытался – напряжение ничего не даёт. Плавное течение воспоминаний происходит только в расслабленном состоянии. Что же делать?» – Петька вновь устало рухнул в кресло.

«Наверное, в этом и заключается знание, которым с нами хотел поделиться Кастанеда: сталкер должен контролировать себя не только в быту, но и в расслабленном состоянии, и даже в сновидениях, – подумал он. – Только полный контроль даст ему дальнейшее продвижение. И, по-своему, сон тоже реален: продвижение контроля над сновидением продвигает личность в целом, дает и контроль над реальными событиями», – подумав так, Петька сделал неожиданный вывод: «Итак, напрягать память для меня абсолютно бесполезно. Напряжение памяти не есть контроль над разумом и поступками. Память подчиняется каким-то другим законам, и, как и сон, скорее связана с областью бессознательного, вытесненного. Если я не могу ею совладать, то… Каков тогда ключ? Контроль над реальными событиями… И Мнемозина… Её зовут Мнемозина. Память. Серо-рыже-белая память с янтарными глазами, тёплая и мурчащая… Да, я сейчас же еду за кошкой! Я знаю, что это глупо и иррационально. Но рациональность заводит меня в полный тупик. И реально лишь действие, а не раздумья», – и Петька устремился прочь, по направлению к двери.

Когда маршрутка медленно доплелась до автовокзала, он вышел на этой, последней остановке рейсового автобуса и перешел на другую сторону дороги. Он двинул по лесополосе к заправочной станции, и был полностью уверен, что кошку он непременно там найдет, более того – что она ждет там его. «Мы сейчас связаны с ней судьбами», – решил Петька.

До заправочной станции он даже не пошел. Потому что встретил её гораздо раньше. Она сидела около полупрозрачной будки поста ГАИ. Мокрая, потерянная, несчастная. И даже уже не мяукала – от полной безнадеги. Петька подошел к ней, и она посмотрела ему в глаза с немым вопросом. Совсем как человек.

Из будки вышел гаишник, с удивлением глядя, как странный молодой человек взял мокрое бродячее животное, засунул себе под куртку, расстегнув «молнию», и собрался уходить в обратном направлении.

– Парень, это – твоя кошатина, что ли? – спросил гаишник.

– Да. Моя, – ответил Петька, изобразив что-то наподобие радостной улыбки идиота.

– Ну, тогда повезло твоей кошке. Она сегодня ночью приблудилась, и мы намеревались в ветеринарку в город её свести и усыпить, да не успели еще. Думали – бродячая, – неожиданно улыбнулся ответно и гаишник.

Петька рассеянно кивнул – и зашагал прочь. На автовокзале он не стал садиться в автобус. Не так уж долго и пешком до общаги топать, семь верст – для бешеной собаки не крюк, да и не спешил он никуда. Дождь лил не слишком сильный, а Петька был в теплой куртке с капюшоном…

В общаге по-прежнему ещё спал Жорик. «Долго он отсыпается – это после вчерашнего…», – подумал Петька. Он снял мокрую куртку и опустил на пол Мнемозину. Потом переоделся в домашнее и, взяв кошку на руки, понес её в ванную и долго отмывал шампунем. Кошка перенесла эту экзекуцию довольно стоически, стоя в тазике по брюхо в теплой воде и не сильно вырываясь. Отмыв кошку и завернув ее в полотенце Жорика, Петька понес Мнемозину в комнату и посадил на кресло. Пошел, вылил из тазика воду.

Вернувшись, он увидел, что кошка тут же сбросила полотенце и теперь старательно вычищает лапы. Петька сходил на кухню и поставил чайник, потом вернулся с кипятком и заварил чай… Жорик всё спал и спал. А Петька, разместившись в кресле рядом с ещё слегка мокрой Мнемозиной и снова взяв с полки трепанную книгу в черной обложке, открыл её, по обыкновению снова на первой попавшейся странице:

«… Не усложняй, – сказала она командным голосом, – стремись к тому, чтобы всё было простым. Приложи всю свою имеющуюся у тебя сосредоточенность и реши, вступать или не вступать в битву, потому что любая битва – это борьба за собственную жизнь», – прочитал он.

Затем спустился с кресла вниз, сел прямо на паласе, подогнув под себя ноги, и положил рядом книгу. Закрыл глаза… Мысли путались. Кошка, довольно заняв теперь все предоставленное ей кресло, уже почти обсохшая, немного потопталась, а потом свернулась калачиком и замурчала. А Петька почти отключился, расслабившись. И в таком, наполовину отключенном, состоянии увидел странную картинку…

Он увидел комнату, где собралось довольно много народу: человек двенадцать, не меньше. Дело происходило у Алексея. Кто-то пошел за вином в магазин, кто-то играл в «компушную» игру… Второй этаж – самодельная деревянная полка-настил в ширину всей комнаты – тоже был занят. Там кто-то дрых, несмотря на шум. Хозяин – Алексей сидел в позе лотоса и рассказывал всем желающим его послушать о том, как устроена Вселенная. Затем, те парни, которые ходили за вином, вернулись и пошли на кухню. Туда же направились и две девчонки – готовить что-то. Потом Алексей рассказывал о семинарах в Крыму и о девчонке, которая слишком много суетилась во время привала, и по глупости провалилась в уходящую вертикально вниз пещеру. Пролетела метра два – и зависла, инстинктивно расставив ноги в разные стороны и уперев их в противоположные стены пещеры – получился полный шпагат. И так и провисела она на идеальном шпагате, пока тренер не снырял за ней со снарягой и не извлек её оттуда…

Петька осознал и себя в этой комнате… Он был тогда целиком поглощен рассказом Алексея. И в это время к нему подошла Зеленая (так все звали девушку, любившую ходить в зеленом платье). Она протянула Петьке стакан с налитым в него вином:

– Ты хочешь вина? Пей из моего стакана, а бутыль пусти по кругу! – Петька как раз взял в руки бутылку, намереваясь сам налить себе вина.

Он взял стакан у Зелёной и, не глядя ни на девушку, ни на содержимое стакана, почти машинально выпил. По телу разлилась приятная теплота…

– То есть, в пропасть-то она слетать слетала, а на её сознании даже это никак не отразилось! Пошла она затем щебетать и дальше – и будто ничего не было! Как с гуся вода. А вот тренер – за пять минут постарел на целый год, и за сердце потом держался. Такие дела, – подытожил тем временем свой рассказ Алексей.

А Петька, будучи тогда там, среди знакомых Алексея, воспринимал и этот рассказ, и реальность вообще – уже так, будто слушал чужие слова через слой ваты, и мир вокруг погружался в туман.

– А я, хотите, расскажу вам байку, как один вор за пятнадцать минут жизни стал верующим. И потом подался то ли в баптисты, то ли в адвентисты седьмого дня, – рассказывал следующий собеседник, высокий плотный парень с абсолютно детским лицом. – Я имен называть не буду, но это – правда было. Залез этот самый парень-вор, а вор он был очень искусный, однажды в чужой дом. Он знал, что хозяев там в это время вроде как не будет. А дом был шикарный – одного богача новорусского, с бассейном, высоким кирпичным забором, собакой-овчаркой и прочими делами. Как он мимо собаки прошел – не знаю. Он о том не говорил. Ещё там на окне решетка была – так он над прутьями просочился, и в форточку влез. Стал за портьерой, проверил – нет никого. Обшарил комнату вполне профессионально, и нашел шкатулку, в которой жена этого нового русского драгоценности хранила. В карман себе их ссыпал. И вдруг… Идет кто-то туда. Слышны шаги по коридору, и дверь вскоре приотворяется. Но парень к тому времени уже – шмыг обратно за портьеру. И стоит, ни жив, ни мертв. Видимо, хозяин дома заглянул туда, никого не увидел, и вышел. А вор вдруг чувствует – не один он здесь, за шторой. И пробрал его тогда холодок… До самых пяток. Только что – никого же там не было, когда…

Больше Петька ничего не слышал. Он стал на четвереньки и пополз. Его начало мутить. «Сейчас я, наверное, изрыгну из себя весь сегодняшний обед – хлеб и гороховый супчик на «анакоме», – только и успел подумать он. Потом приподнял голову – и увидел рыжего. Этот был кот, чья кличка, как он тут же вспомнил, была Уксус. И этот светло-рыжий кот внимательно наблюдал за Петькой, приблизившись к нему с опаской. И, глядя на Петьку в упор, животное неожиданно издало утробно-нечленораздельный звук, похожий скорее на человеческую речь, что-то типа «обр, обр, обр»… После этого Петьку затрясло, как в лихорадке, а у кота шерсть стала дыбом.

Потом Петька приподнялся – и опрометью кинулся в свою комнату. Там он упал на пол – и стал кататься. Авось, полегчает! И вдруг его тело постепенно начало приобретать необычную легкость, а комната – странные очертания в мерцающем свете. Петька вдруг подскочил – и запрыгал по комнате в вольном, диком вихре возбужденной радости. С пола – на занавеску, с занавески – на стол, со стола – на подоконник…

В это время в дверь постучали.

– Петя! Ты как себя чувствуешь? Всё нормально? – послышался женский голос.

– Мау! Мау! – воскликнул Петька.

Девушка вошла – и испуганно закричала. По-видимому, она знала, что никакого кота здесь никогда не было. И видела, что её друг только что забежал к себе в комнату. А посреди комнаты теперь только валяется его одежда.

Зелёная подошла к этому появившемуся неизвестно откуда коту, а тот прижался к полу и поджал уши.

Девушка попыталась схватить кота под живот – но тот зашипел и ударил её лапой. За живот ему было больно! Тогда Зеленая взяла кота за шкирку – и куда-то поволокла… Петька вырвался, царапнув Зелёную, и опрометью кинулся в комнату Алика. Девушка влетела следом, нашла кота под столом, за шкафом-перегородкой у входа, выволокла его и посадила в сумку, сняв её с вешалки. Никто и не заметил, как она вышла прочь, вместе с этой сумкой.

Тут Петька, будто просматривая то, что произошло с ним раньше, то, что отложилось в его памяти и всплыло сейчас неожиданно, с особенной тщательностью стал запоминать представленную ему в этом видении дорогу…

Комната Алика, коридор, входная дверь… Спуск со второго этажа на первый, подъезд, подворотня… И вот уже они вышли на Садовую…

– Петька! Привет! Это – что, Мнемозина? – прервал его воспоминания Жорик, который валялся на диване и только что протер глаза.

– Она самая!

– Ой, какой ты молодец, что забрал её! Мне тоже пришла в голову такая мысль. Сегодня во сне. Мне снилось, что я – кот, живущий на заправке.

– Слушай, Жорик! Откуда у тебя эта книга? – спросил Петька и указал на книгу, по-прежнему лежащую сейчас на паласе, рядом с креслом. – Том Карлоса Кастанеды… Эта книга почему-то показалась мне до боли знакомой. Будто я уже видел, именно этот экземпляр, раньше. Только, очень давно.

– О! Это – необычная книга! Одного человека, который и познакомил меня с Карлосом… Как ни парадоксально, он жил тогда здесь – в этой самой общаге, только на третьем этаже. Учился на заочке. И работал где-то. А я знал его по поэтическому клубу «Взлёт» и одной эзотерической тусовке. Я ещё школьником был. И пришел как-то к этому знакомому в гости. Его тоже звали Петькой. Он, этот самый знакомый, в это время картошку на кухне жарил. Просил меня посидеть, подождать его немного. Потом, пожарив картошку, вернулся со сковородкой и, водрузив её на подставку, сказал примерно следующее:

– Видишь это? Что это, по-твоему?

– Как – что? Картошка. Вилка. Стол, – растерявшись, ответил я.

– Нет, всё это – лишь твой тональ, – сказал он важно. – Вот, представь, что всё это, что есть в сковороде – твой тональ. То есть, грубо говоря – это предметы, которые ты можешь описать и которые ты считаешь тебе известными, – и он сел за стол.

Я посмотрел на целую сковороду картошки.

– И тут появляюсь я, – продолжил мой знакомый. – И говорю тебе, что твой тональ – это вовсе не ты. То, что ты знаешь о себе, лишь плод твоего воображения – это раз, – и он нацепил на вилку и съел одну соломку картофеля.

– А еще, твой тональ – это навязанные тебе обществом правила поведения, понятия о добре и зле, твоя самооценка, оценка тебя другими, твоё желание быть как все, твоё нежелание быть как все, твоё прошлое, твоё будущее, твоя карьера, твои шмотки, твой сотовый, твоя вера, твоё неверие, твой интернет-адрес, твой паспорт, твои носки, твой полис, твои брюки, твоё тело, твоя семья, твоя любовь, твои жизненные правила, твои отговорки, твои стихи, твои желания, – и, нанизывая на вилку каждый раз по кусочку картофеля, он называл что-то новое из подобного списка, и съедал этот кусочек.

– Ну, вот, наконец, я всё съел, – в конце сказал он. – И что осталось?

– Правда: что? – обалдело спросил я.

– Осталось, – невозмутимо отвечал мой знакомый, подняв вверх вилку, – Безбрежное море Нагваля. Смекаешь?

А потом, он дал мне почитать эту самую книгу, – продолжил Жорик.

Некоторое время Петька тупо смотрел на Жорика. Потом спросил:

– А ты знаешь, где сейчас этот твой знакомый?

– Нет. Он сдал сессию – и куда-то быстро уехал. Поговаривали, что в Москву, на заработки. И, вроде, в общагу возвращаться не собирался. Я заходил к нему, чтобы вернуть книгу, которую брал на пару недель почитать – а его уже тут не было… Постой! Его же… звали Петькой. Не ты ли это был? Только – бритый налысо, но уже с обросшим ёжиком волос, и без усов…

– Я только знаю, что здесь наверняка учился. В этом же вузе. А ещё – что это МОЯ книга, – взволнованно ответил Петька.

– Если это ты, то ты сильно изменился, – заметил ему Жорик.

– Не удивительно. Я же – тертый жизнью кот, – кисло улыбнулся Петька ему в ответ.

Глава 6. Грустный Новый Год

Тридцать первого декабря Жорик вместе с Петькой, выйдя из общежития по очереди, с промежутком в полчаса, встретились затем на вокзале и поехали в Ростов – искать Петькины «исторические корни». Здание, в котором обретался его друг Алексей (или, в обиходе, почему-то Алик, а не Лёха) Петька помнил весьма приблизительно. Вроде бы – первый подъезд во внутреннем дворе огромной серой сталинки, а дальше – на второй этаж… Код на кодовом замке он тоже не помнил – проблему следовало решить методом перебора самых затертых цифр.

– Слушай, Жорик! Я не знаю, как ко мне Алексей относится, и не заявил ли он тогда о том, что человек пропал, я то есть, – в милицию… И не выкинули ли из хаты все мои вещи… Или, наоборот, квартирная хозяйка моя, быть может, долга мне накрутила на громадную сумму, будто я по-прежнему там обретаюсь… А может, мы вообще не к тем людям попадём – в мире так много странного происходит… Словом, я хочу, чтобы ты постучал в дверь, вызвал Алика. Вот, если тут, хотя бы, действительно этот самый Алик живёт, а не привиделось мне всё это, тогда позже и я сам объявлюсь. Ты его разыщи и начни с ним беседу. Я появлюсь следом за тобой, минутой позже. А если ты сразу обратно выйдешь – значит, я всё напутал…

Жорик, по наивности, наверное, – согласился. Совершенно не думая о том, в какой ситуации может оказаться он сам. Петька остался стоять между первым и вторым этажами и ждать, а Жорик поднялся выше.

Он позвонил в дверь обшарпанной коммунальной квартиры.

Дверь приоткрылась, оставаясь закрытой на цепочку, и в проеме между дверью и стенкой показался нос и очки некой старушенции – божьего одуванчика.

– Здравствуйте. С наступающим. К Алику – можно? – поинтересовался Жорик вежливо.

– Шлындают тут всякие! К Алику – два звонка! – неожиданно громким, визгливым голосом проорал «одуванчик», удаляясь. Но дверь она оставила открытой, и цепочку сняла.

– Простите, а – какая дверь – его? – спросил Жорик в спину старушке.

Она обернулась, удивленно приподняла указательным пальцем очки.

– Вторая, – и пошлепала в шаркающих тапках без задника на кухню в конце коридора.

Он постучал в указанную соседкой дверь. Неожиданно её открыл вовсе не Алик, а женщина лет пятидесяти, кучерявая после только что снятых бигудей и в домашнем халате.

– Здравствуйте! К Алику – можно? – спросил Жорик робко.

– Да ты – заходи-заходи, не стесняйся! Ты – его друг?

– Да, – соврал он от неожиданности. Подумал: «Может, это она меня с Петькой перепутала? А Петька – вроде, его друг».

– Значит, друг, – констатировала мадам как-то зловеще, причем став посередине комнаты и уперев руки в бока, – ты проходи, проходи.

Часть комнаты – как бы прихожая – была отгорожена двумя массивными шкафами. Между шкафами обозначился проход, задрапированный занавеской. Один из шкафов был старым советским буфетом, и рядом с ним, у стены, располагался старый советский холодильник, пожелтевший от времени. А около другого шкафа, развернутого сюда задом, в проем вмещался старый стол, застеленный клеенкой, и пара стульев. И Жорика почему-то незнакомая мадам загоняла именно в сторону этого стола, оттесняя от входной двери. Жорик попятился задом – и, споткнувшись, то ли завалился, то ли присел на стул.

Женщина же продолжала наступать на него. Что называется, грудью.

– Вот ты скажи – ты Алика любишь? Как он тебе? Он – человек хороший? – почему-то поинтересовалась она. – Ты его давно знаешь?

– Ну.., – растерялся Жорик, – Не очень.

– Ну, и как, ты его любишь? – повторила она свой странный вопрос.

Жорик подумал, что любой женщине, наверное, будет приятно узнать, что её сына – а это наверняка была мать Алика – любят и уважают. И потому, он сказал:

– Да, он – хороший человек, достойный уважения…

– Так значит – любишь? – прищурилась эта мегера. – Отвечай и не увиливай.

– Ну, может, можно и так сказать, – растерялся Жорик.

– Молодежь проклятая! – взвизгнула вдруг, до того относительно спокойная, женщина. – Подумать только, срам какой! Моду взяли эту – американскую, вот! Подумать только – парень с парнем живут! А я-то внуков хотела, глупая! А тут – вот оно что!

Жорик ошарашено посмотрел на эту странную даму. До него стала доходить вся нелепость ситуации. И тут он увидел за спиной женщины, около дверей, прошмыгнувшего непонятно как сюда Петьку. Видимо, все двери оставались незапертыми, и он вошел только что, и теперь, в таком же немом удивлении, как и Жорик, застыл и внимал происходящему. И в этот момент оба парня переглянулись – и, не сговариваясь, завопили синхронно и в два голоса:

– Я понял! Это – голубизна!

Женщина посмотрела на Петьку, потом – на Жорика, потом перевела взгляд вновь на Петьку – и застыла с открытым ртом. Они были почти одинаковые. Так как, выходя из общежития, оба должны были изображать Жорика. И были одинаково одеты.

И тут захлопнувшаяся было входная дверь снова открылась под ударом ноги.

В комнату ввалился очень высокий, атлетического сложения парень в куртке и джинсах, впереди себя протолкнувший девушку в пушистой белой шапочке, короткой курточке и мини-юбочке, и в высоких, выше колена, сапогах на шпильке. Девушку он одной рукой приобнимал за талию. На плече другой его руки висела громадная спортивная сумка.

– О! Привет, мама! Что ты здесь делаешь? Кажется, снова прибадываешься к моим друзьям? – беззаботно-веселым тоном спросил он.

Эта мегера вначале стушевалась, а потом её снова понесло:

– Ничего! И ты, и твои друзья – скоро вы все очистите мне хату! Ни одного из вас здесь не будет, попомни моё слово! Я вам такую жизнь устрою – что ты сам мне ключик отсюда принесешь и свалишь, куда глаза глядят! А я этот угол продам – и хоть на старости лет заживу по-королевски! Понял, скотина? Так и знай! И соседей твоих попрошу, чтобы они тебя травили! – с такой пламенной речью, зайдя за занавеску, женщина приволокла странного потасканного вида длинную шубу, одела ее прямо на халат, обула стоявшие у входа сапоги – и опрометью выскочила в коридор.

– Петька! Сколько лет, сколько зим! А я тебя только что вспоминал! И куда же ты исчез? Вещи я твои забрал из твоей комнаты – пришлось заплатить за тебя тогда, за конец месяца. Так и стоят две твоих сумки и рюкзак у меня в шкафу. А потом хозяйка твоей комнаты пустила новых квартирантов. Я подумал, что не к чему тебе за комнату платить, раз тебя нет, а когда ты приедешь, разберемся, в крайнем случае, у меня поживешь чуток. Перекантуешься, в общем, сколько надо, пока хату не снимешь новую. Ждал-ждал, а ты всё не возвращался. Конечно, и раньше так было – ты то на семинары сваливал, то на Алтай, то в Москву. Но всё же – месяца на два, не больше. А тут… На целых полтора года. И где же тебя носило? Ты в Москве был?

– Н-нет.

– Тогда, на Алтае, что ли? Или – в Шаолинь пешком ушел, как давно мечтал?

– Да – нет, к сожалению. Это – я, думаю, потом как-нибудь осуществлю, если так сложатся звезды.

– Ой, а это – твой двойник, что ли? Или – энергетический дубль? – спросил затем Алик, посмотрев на Жорика.

– Что-то вроде, – уклончиво сообщил Петька. – А с девушкой познакомишь?

– Ты что, Юльку не узнал? Мы с ней только что из Турции. Путевка была горящая. Съездили, отдохнули недельку. А тут в моё отсутствие мамаша, как я сейчас понял, сюда наведывалась. Мрак! Ну, да ладно. Сейчас позвоню нашим – будем отмечать наступающий. Нет возражений?

Возражений не было.

После этого Жорик совсем ненадолго задержался у Алика: ведь этих людей знал Петька, а не он. Да и Петька по-прежнему практически ничего о себе не помнил, а руководствовался сведениями из происходящего вокруг и узнавал о себе много нового. Жорик, немного посидев в сторонке, пока все пили в честь приближающегося Нового Года, потихонечку попрощался с уже порядком набравшимся Петькой и поехал домой, тем более что там его ждала ещё не кормленная трехцветная кошка.

Кто сказал, что Новый Год – это веселый праздник? Жутко скучный. Особенно, если встречать его в одиночку, засыпая под однообразные залпы салютов. Жорик лежал на диване и размышлял о том, что всё же все эти кошачьи приключения его немного встряхнули. Он стал гибче телом, стройнее, и казался теперь моложе и привлекательней на вид. А также, приобрел легкую походку… И, быть может, даже избавился от чувства собственной важности и будто бы приклеенного к спине ярлычка «препод». Но теперь Петька уехал, и, скорее всего, обрел свою прежнюю жизнь. А Жорик… Снова теперь станет скучным преподом…

Он глубоко вздохнул от этих невесёлых мыслей. Маленькая трехцветная кошка пришла к нему и свернулась сверху, на одеяле. Замурчала громко. Будто подбадривая…