Текст книги "Теория и методология когнитивной истории"

Существует информационный универсум живой природы, в который входит и человек. Благодаря способности человека создавать интеллектуальные продукты человеческое сообщество обладает особой информационной сферой, охватывающей мир человечества как эволюционное и глобальное целое. Поэтому мы можем говорить об информационной сфере (информосфера), которая обусловливает единство человечества не только как абстрактного понятия, но и как феномена, объединяемого информационными коммуникационными связями. Рассмотрим три сферы информационного обмена, в которых существуют и функционируют индивид и общество, – экзистенциальную, социальную и эпистемологическую.

Экзистенциальная сфера – сфера творчества, создания интеллектуального продукта. Под воздействием окружающего мира индивид формирует собственную информационную картину и создает динамическую информацию, преобразует свои идеи и замыслы в интеллектуальный продукт. Способность к творчеству является для человека универсальной способностью. По– видимому, это генетическая предрасположенность, которая реализуется в зависимости от социальных условий. Возникновение такой познавательной ситуации происходит, когда накопленный в сознании набор информационных данных об окружающей реальности вдруг преобразуется в модель связи этой реальности с системным целым. Это имеет место в сознании как качественное изменение мира в целом.

Экзистенциальный уровень является главным для создания творческого интеллектуального продукта. Основной движущей силой его является внутренняя потребность индивида в том, чтобы преобразовать динамическую картину мира, постижение смысла, в стабильную вещественную форму. Поэтому интеллектуальные продукты, созданные на этом экзистенциальном уровне, составляют основную часть новой информации, которую человечество получает в общении с информационным универсумом мира.

Близка к этому состоянию, но все же иная – ситуация понимания. Поняв смысл, т. е. механизм действия, системных связей применительно к объекту своего изучения, индивид испытывает энергетический эмоциональный подъем. Далее он стремится найти подтверждение своему открытию, соотнося свое понимание смысла с другим индивидом. Если оказывается, что оба самостоятельно приходят к тому же вид́ению механизма связей своего объекта (смысл), то возникает понимание как коммуникационный акт. Обнаруживая совпадения логического вывода, индивиды интерпретируют это совпадение как момент понимания.

Следует отличать понимание от объяснения, когда второй индивид не сам открывает тот же смысл (как в ситуации понимания), а происходит логическое последовательное «растолковывание» смысла другому. Ситуация объяснения характерна для образовательных целей – приводятся дополнительные аргументы, демонстрируются модели, рисуются схемы, используются метафоры.

Другой уровень – социальный: именно он составляет основную коммуникативную сеть глобального человеческого общества, как оно существует в горизонте настоящего времени. Для этого уровня также основной формой информационного обмена является опосредованный обмен через интеллектуальный продукт. Живое и непосредственное общение имеет естественные пределы, которые на всем протяжении своего развития человечество стремилось расширить технологически. Современное общество добилось в этом технологическом усовершенствовании способов непосредственной коммуникации столь высокого уровня, что именно эта его черта используется для обозначения данного общества как информационного. Тем не менее опосредованный обмен, т. е. обмен через вещь – опосредованный информационный обмен, по– прежнему сохраняет свое фундаментальное значение. Социальный уровень информационного обмена есть прежде всего обмен вещами, обмен интеллектуальным продуктом. Создаваемый на этом уровне интеллектуальный продукт изначально задумывается как массовый и представляет собой определенный фрагмент единой социальной системы. Вне ее он теряет свои системные качества. В отличие от экзистенциального уровня творчества, в котором новизна и уникальность идеи и ее выполнения составляют неотъемлемое свойство продукта, социальный уровень информационного обмена вещами имеет другие приоритеты. На экзистенциальном уровне творец формирует продукт просто потому, что ему необходимо вытеснить из своего сознания вовне определенный комплекс идей, открытий, изобретений. Эта неодолимая потребность является для данного уровня структурообразующей и потому вполне вероятно, что в результате получается продукт, новый по своим структурным параметрам, неожиданный и уникальный.

Уже в момент своего создания интеллектуальный продукт оказывается в сфере другого информационного обмена – социального. Независимо от намерений его создателя, он больше не является его личным продуктом, а сразу поступает в распоряжение сообщества. При этом основным способом функционирования продукта является его функционирование в сфере социального информационного обмена. В одной ситуации продукт может быть востребован сразу и тогда он немедленно тиражируется и становится массовым продуктом; в другом – отношение между экзистенциальными и социальными уровнями человеческих отношений может реализоваться иным образом. C точки зрения самого феномена социального уровня обмена наиболее интересен прежде всего массовый продукт, который создается целенаправленно для того, чтобы соответствовать определенному социальному вызову или заполнению определенного социального пробела. Именно в этой ситуации его создателя ждет признание или успех. В сфере социального обмена поэтому наблюдается чрезвычайно важное для познавательных целей явление, которое мы называем видовыми свойствами источников информации. Вид, в нашем понимании, – это группа интеллектуальных продуктов, имеющих общие структурные свойства: общность возникает, что особенно интересно, не в силу подражания, а в силу более глубоких структурообразующих закономерностей. Социальный уровень формирования интеллектуальных продуктов определенной эпохи формирует в них общие черты и тем самым делает их источниками очень ценной исторической информации. Само появление вида источников выступает как свидетельство той потребности, которую этот вид источника и обеспечивает.

Третий уровень информационного обмена – эпистемологический: его определяет целенаправленное привлечение информационного ресурса для того, чтобы общечеловеческий опыт мог быть использован для решения актуальных проблем. Этот информационный обмен, как и оба предыдущие, присутствуют в информационной сфере общества с самого начала. Мы уже отмечали, что любое изобретение или открытие становятся общим достоянием. Информационный обмен такого рода опирается на универсальную способность человека в принципе понимать мышление другого человека через созданный им интеллектуальный продукт.

Понятие «информационная энергетика», о котором уже говорилось, как раз и выступает как проявление этой универсальной способности. Человеку интересно получать информацию, наблюдая созданный другими мир вещей. Именно эта способность человеческого сознания перенимать опыт обусловливает необычайную по историческим меркам быстроту накопления полезной информации, которая характерна для человеческих сообществ. Благодаря этой возможности нет никакой необходимости вновь и вновь открывать одни и те же технологические закономерности – открытие огня, изобретение колеса, военной техники. Все они распространяются, будучи однажды изобретенными на экзистенциальном уровне, на новые сообщества и поколения. Эта естественная предрасположенность к непосредственному восприятию информации, заложенной в вещи, находит свое яркое выражение в обмене вещами, ценность которых, если вдуматься, состоит прежде всего в их информационном ресурсе. C ростром исторического сознания многие интеллектуальные продукты прошлых эпох, давно уже вышедшие из сферы непосредственного функционирования на социальном уровне, не теряют своей ценности на эпистемологическом уровне. Ценностные критерии эпистемологического уровня имеют в своей основе иногда интуитивные, а иногда и более осознанные представления об информационных возможностях. Достаточно указать на тот эффект, который производит экспозиция старинных фотографий, давно уже утративших свою непосредственную социальную связь и тем не менее завораживающих своей информационной энергетикой. Определение данного уровня познавательного процесса как эпистемологического поэтому не является преувеличением, даже если речь идет о донаучном использовании информационного ресурса созданных человеком вещей. Действительно, сущность данной ситуации составляет именно то, что это ситуация познания человека через созданные им произведения. Однако важно все же различать донаучный, интуитивный уровень познавательного информационного обмена и уровень научно-познавательный. Это уровень когнитивной исторической науки, которая выделяет познавательную ситуацию как наиболее содержательную, значимую для исследования человеческого мышления на всем пространстве исторического процесса. Осознание возможностей данного эпистемологического подхода сложилось в рамках самой исторической науки, поскольку именно для этой науки имеет особое профессиональное значение. В качестве направления оно получило название источниковедения. Это точный термин, прямо указывающий на то, что его предметом исследования является созданный человеком интеллектуальный продукт, но не в его первоначальном прагматическом назначении – изделия, а в его эпистемологическом, познавательном предназначении – как источника информации о человеческом опыте в истории.

Именно данное различие позволило нам противопоставить два, по существу, различных понятия. Первое – понятие «мышление-действие», второе, специфически человеческое – «деятельность». В процессе целенаправленной деятельности индивид реализует общечеловеческие возможности дискретного информационного обмена. Имея исходную информационную картину мира, от которой он отталкивается в процессе деятельности, индивид входит в режим создания новых объемов живой информации. А затем, прерывая этот когнитивно-биологический процесс «мышления-действия» он преобразует свою новую картину мира в целенаправленно созданный вещественный образ, интеллектуальный продукт. Это дает качественно новые возможности для такого специфического образа интеллектуального поведения, как деятельность. Созданный интеллектуальный продукт, отделяясь от своего создателя, выступает теперь как не зависимая от него часть окружающего мира. То, что книги имеют свою судьбу, есть лишь частный случай более общей закономерности человеческой деятельности. Не только книга, но и любая вещь, будучи созданной, входит в реальную картину мира, изменяя и преобразуя его. Можно сказать поэтому, что в отличие от пассивной формы информационного обмена с окружающим миром, характерной для любых живых систем, человек обладает еще и дополнительной (в принципе ключевой, меняющей все) способностью активного информационного обмена, изменяющего прежде существовавшую биосферу.

Этот информационный обмен дает возможность спонтанного и систематического последовательного фиксирования тех изменений в картине мира, которые возникают у индивида в процессе его деятельности. Постоянно сопоставляя собственные первоначальные цели, намерения, с реально воплощенным в вещах результатом, индивид обогащает свой информационный ресурс и получает дополнительные возможности для саморазвития. Однако это лишь одна сторона специфически человеческой познавательной ситуации. Понятию «индивид» в данной познавательной ситуации мы противопоставляем понятие «социум». Отметим сразу, что отношение «индивид-социум», вообще говоря, неразделимо. C одной стороны, вне социума человек не формируется, поскольку его человеческие возможности генетически запрограммированы особым образом, они выступают именно в виде возможностей, которые вне социума не могут быть реализованы. Это высвобождение рук для деятельности (что обусловлено прямохождением), это способность говорить и способность преобразовывать идеи и представления в вещественную форму, «из-обретать», т. е. создавать то, чего в виде физического тела до того не существовало. Все эти возможности, как показывает исторический опыт, реализуются только в социуме. Неслучайно в некоторых теориях философской антропологии человек интерпретируется как биологически неполноценное существо. Это верно лишь отчасти, в том смысле, что человеческие свойства не закреплены генетически, но, вероятно, целесообразнее говорить о его сверхбиологических возможностях. Тем не менее главного это не меняет. Индивид не может состояться как человек вне информационного обмена с социумом.

Самодостаточность сохраненной информации, созданной человеком в виде вещей, открывает для социума возможности, далеко выходящие за пределы генетически обусловленных биологических возможностей. От «стаи», «прайда» или любой другой группы животных социум отличает качественно иная природа информационного обмена. Каждый из индивидов «по праву рождения» обладает врожденной способностью использования информационного ресурса – прежде него созданной информации, воплощенной в форме вещей, интеллектуального продукта любого индивида. Каждый индивид в принципе оказывается способным черпать из коллективной совокупности информационного ресурса ровно столько, сколько он может и хочет воспринять.

Первым культурным объектом, явлением вещи с огромным информационным ресурсом мог быть, возможно, огонь, костер, очаг, вокруг которого и группировался первичный социум. Информационный магнетизм этого интеллектуального продукта (созданного целенаправленно) заложен в человеческой природе и сохраняет свою притягательную силу. Неслучайно с данным интеллектуальным продуктом изначально связывается коммуникация.

Мы положили в основу концепции идею информационного обмена как структурообразующего компонента в изучении человека. В качестве уникального свойства человека мы выделили особую характеристику его поведения, а именно его способность к созидательной деятельности. Необходимо теперь более детально рассмотреть информационный обмен в том виде, в каком он совершается в человеческом обществе в ходе исторического процесса.

Информационная сфера человеческого общества имеет сложную структуру. Мы прослеживаем в пей три уровня информационного обмена. Все эти уровни представляют собой универсальное свойство, характерное для информационного обмена на всем протяжении исторического процесса. Разумеется, каждый исторический период, каждая культура имеют свою информационную специфику, но для того, чтобы понять ее, необходимо прежде всего представить определенную универсальную модель явления. Только в этом случае мы действительно сможем применить сравнительный подход и выявить как общие, так и особенные черты информационного обмена, присущего человеческому обществу в целом и проявляющего себя исторически конкретной спецификой.

Информационная основа источниковедческого подхода. История человечества есть история межличностного информационного обмена между людьми, который совершается с непременным использованием интеллектуального продукта. Исторический процесс, рассматриваемый с позиции данного подхода, может интерпретироваться как обладающий единством своего структурообразующего свойства. Человек генетически подготовлен для преобразования информации в вещественную форму и соответствующего обратного преобразования. Разумеется, для проявления этой способности необходимо пребывание среди людей, пребывание в социуме. В этом отношении напрашивается определенная аналогия с обменом информацией посредством речевой деятельности. Уже выдвинута гипотеза о том, что для осуществления речевой деятельности человек имеет определенные генетические предпосылки. Они могут проявиться и действительно проявляются по-разному, в зависимости от того, на каком языке осуществляет свою речевую деятельность социум, в котором человек живет.

Гораздо важнее рассмотреть не столько момент сходства данного способа межличностного обмена с явлением языка, сколько момент различия. В рамках нашей гипотезы модель межличностной коммуникации через посредство интеллектуального продукта более фундаментальна, архетипична в отношении последующих модификаций. Человек воспринимает информацию, зафиксированную в интеллектуальном продукте, легко и охотно, любой индивид включается в этот процесс наблюдения, обсуждения качеств интеллектуального продукта и ощущает информационную энергетику данного типа познания.

Природа этого явления мало изучена, поэтому она может рассматриваться как определенная гипотеза. Однако нетрудно привести данные, которые подтверждают эту гипотезу. Можно высказать определенные предположения о том, как осуществляется такой информационный обмен. По-видимому, речь может идти о понимании в том смысле, что человек рассматривает в данной познавательной ситуации другого как аналог самого себя. А о себе знает, что ему интересно и привлекательно фиксировать свою свободную информационную картину, свои замыслы в ту или иную материальную форму – преобразовывать с этой целью имеющиеся подручные, природные материалы, придавать им новую форму, иначе говоря, создавать целенаправленный продукт. Стремление к подобной творческой деятельности проявляется достаточно рано, почти инстинктивно. Если это так, то вполне возможно (разумеется, воздействие и помощь социума здесь необходимы) понять и другого индивида как мастера и творца.

Вопрос о соотношении информационного обмена через интеллектуальный продукт и обмена словесного (с помощью языковых межличностных коммуникаций) – вопрос, требующий анализа, но есть основания считать, что они не только взаимодействуют и взаимно обогащают друг друга, что вполне очевидно, но, и это особенно важно, имеют различную природу и могут рассматриваться как две самостоятельные формы межличностной коммуникации. Для того, чтобы понять это, необходимо вспомнить, как именно осуществляется межличностный информационный обмен, связанный с формированием и интерпретацией интеллектуального продукта. Опыт говорит нам, что такой обмен, как диалог двух мастеров, преодолевает языковые барьеры любого характера – собственно языково– этнические, культурные, социальные, возрастные. Более того, в процессе такого обмена творческой информацией возникают новые термины, новые слова, которые в данном случае играют вспомогательную роль в осуществлении творческого взаимопонимания. Можно даже высказать предположение, что именно общение в процессе творчества, мастерства, производства новых интеллектуальных продуктов как раз и служит для создания языка, а не наоборот.

Интересно вспомнить еще одну, достаточно распространенную общечеловеческую ситуацию, которая возникает в межличностной коммуникации в условиях языкового барьера. На уровне фундаментального общечеловеческого понимания индивид, наблюдая говорящего другого индивида, сразу догадывается, что этот другой «говорит», пытаясь передать некоторую информацию словом. Но дальше ситуация развивается совершенно иначе, чем в рассмотренном выше случае обмена производственными технологиями. В том случае, как отмечалось, языковой барьер преодолевается. Напротив, в ситуации абстрактно-языкового общения сразу возникает языковой барьер, и это, в свою очередь, провоцирует не сближение, но, напротив, – негативную реакцию. Человек, которого не понимают, воспринимается как не вполне полноценный – не способный к языковому общению. Налицо существенное различие эмоциональной атмосферы межличностного общения, явственно выражающее общечеловеческую универсальность творческого интереса, выступающего в качестве наиболее прочной и в то же время легко доступной формы признания чужой одушевленности.

Универсальная модель межличностной ситуации на основе параметров творческой деятельности составляет первый уровень информационного обмена, проходящий через всю историю человечества. Он настолько присущ человеческому сознанию, что воспринимается как некоторая данность и поэтому довольно поздно становится предметом специального анализа. В новейшее время, когда информационная среда существенным образом изменилась, возникла потребность осмысления некоторых аспектов нового статуса вещественной информационной среды. Традиционное сознание, исходящее из представлений о господстве человека над вещью, которую он создает, не испытывало поэтому затруднений в использовании подобного рода информации. В современных условиях были сделаны попытки осмыслить ситуацию нового отношения индивидов и мира вещей. Однако они лишь обозначают проблему, но не рассматривают саму познавательную ситуацию как предмет исследования.

Модель информационного обмена включает в себя особый уровень существования информационной сферы (второй уровень). Информосфера представляет собой информационный обмен синхронно действующего, функционирующего социума. На каждый момент исторического развития общество выступает определенной целостностью, в рамках которой осуществляются информационные связи. Общество, индивиды, его составляющие, взаимодействуют между собой в рамках определенного единства, которое проявляет себя в различных формах. Некоторые из них вполне могут быть исследованы эмпирически. Такое единство общества и существует в рамках определенной информационной картины мира, которую отдельные индивиды в целом воспринимают как единую. Она формируется на основании знаний и представлений, которые уже достигнуты и корректируются личностным опытом взаимодействия с реальностью окружающего мира. Таковы, например, транспортные связи, которые выражают определенное единство территории, отношения центра и периферии, отношения между регионами. Присутствует единство правового пространства, необходимым условием существования общества как целого является наличие системы институтов и учреждений, а также определенной системы делопроизводства. Информационная картина общественного организма обеспечивает определенное единство картины мира. Она, в свою очередь, обеспечивает подвижное единство того фонового знания и практических представлений, в рамках которого формируется целенаправленная деятельность составляющих это общество индивидов. Исследование такого информационного единства представляется, на наш взгляд, главной исследовательской проблемой историка. Будучи погружены в повседневное существование, индивиды принимают как данность наличие этого информационного единства. Лишь в его действующих рамках возможно интерпретировать системные качества тех объектов, с которыми общество повседневно сталкивается. Такие понятия, как товарное производство и, следовательно, само понятие товара, денежная система и, следовательно, наличие определенного денежного курса, почтовая связь или средства массовой информации и, следовательно, связанные с ними представления о новизне, ценности, уникальности отдельных объектов и одновременно проявлении системных качеств конкретных объектов. Будучи выведенным из функционирующей целостной информационной сферы, каждый интеллектуальный продукт, сохраняя свои эмпирические свойства, в то же время теряет системные свойства. Тот или иной продукт может быть или не быть товаром только в условиях его системного качества – отнесения к определенному информационному целому. При всей важности этого критерия системные связи еще не стали предметом специальных информационно-источниковедческих исследований.

Особое качество данного информационного уровня, который мы здесь рассматриваем, состоит в его временнόй синхронности. Конечно, эта синхронность свободна и открыта, но в то же время она постоянно присутствует в том, что для функционирования любого общества является основой целеполагания. Мы определили интеллектуальный продукт как продукт, целенаправленно и осознанно создаваемый индивидом, а эта цель, в свою очередь, формируется с учетом структурно-функциональных свойств создаваемого продукта. Поэтому рассматриваемый уровень информосферы весьма важен для исследователя. Именно здесь формируются видовые свойства создаваемых человеком продуктов. Связь назначения, ради которого изделие создается, и целенаправленно приданных этому изделию форм и структур, выступает как одна из важнейших возможностей раскрытия информационного ресурса источников информации и их адекватной интерпретации.

Понятие информосферы ориентирует исследователя на выявление тех связей, которые присутствуют в функционирующем социуме. Этот уровень также является присущим историческому процессу и соответственно имеет свои исследовательские возможности. Однако одновременно с таким синхронным общественным сознанием человеческое общество имеет еще одну весьма существенную черту. Она и составляет предмет анализа третьего уровня информационной модели.

Рассматривая проблематику человеческой деятельности, мы обратили внимание на то, что в процессе ее осуществления индивид реализует особый способ самокоррекции, самопознания. В процессе деятельности свободная информация фиксируется в овеществленном продукте, а этот продукт, в свою очередь, рассматривается как определенная эмпирическая данность. Обращение к ней инициирует формирование новой информационной картины, включающей в себя и созданный продукт, и соотнесение полученного результата с первоначальным замыслом, предполагает и возможные варианты последующей деятельности.

Одной из возможностей корректировки полученного результата является его сопоставление с другими интеллектуальными продуктами. Чем шире круг подобных сопоставлений, тем богаче возможности самокоррекции как для индивида, так и для общества в целом. Каждая историческая эпоха имеет свои способы осмысления исторического опыта. Становление личности в эпоху Нового времени происходит в условиях изменения отношения к историческому опыту как к источнику ценной информации. В Новое время обозначилась ситуация актуализации исторического опыта для его привлечения и использования в конкретных видах деятельности. Тот уровень культуры, когда индивид и социум осознают необходимость осмысления исторического опыта, означает новое качество в развитии человечества. Поэтому можно обозначить этот третий уровень как уровень не только межличностных коммуникаций с непосредственными окружающими индивида современниками, но и целенаправленных информационно-коммуникативных связей с людьми, действующими или действовавшими в иных пространственных или временных рамках. Именно поэтому такой уровень, который можно назвать источниковедческим, представляет особый интерес для исследователя истории культуры.

Выстраивая модель информационного обмена, присущего историческому процессу в целом, мы отмечали, что каждый из этих уровней в той или иной форме, универсален, т. е. присутствует в любую историческую эпоху. Однако говорилось и о специфике проявления каждого из них. Для исторического процесса существенным является понятие прогресса. Рассматривая исторический процесс как развитие способов информационного обмена через посредство интеллектуального продукта, можно вывести понятие прогресса (часто признаваемого довольно абстрактным и даже спорным) на эмпирический, т. е. научно определяемый уровень. Каждому историческому времени соответствует некая генеральная совокупность достигнутого знания, зафиксированного в адекватной генеральной совокупности интеллектуального продукта. Подходя к проблеме подобным образом, мы убеждаемся, что каждая последующая эпоха имеет интеллектуальный продукт более полный и более информационно разнообразный, нежели предшествующая. А значит, прогресс человеческого знания, фиксированного человеческого опыта, вполне доступен изучению. Это хорошо видно именно при обращении к анализу третьего, источниковедческого, уровня информационного обмена. Становление личности происходит в условиях, когда индивид оказывается способным к самопознанию, самокоррекции, к критическому отношению к продуктам собственной целенаправленной деятельности. Понятно, что чем богаче сравнительный материал индивида по отношению к историческому опыту остального человечества, тем выше его творческие возможности. По аналогии с индивидом можно рассматривать и возможности саморегуляции и самокоррекции общества в целом. Они во многом определяются богатством того исторического опыта, который оказывается востребованным для принятия актуальных стратегий. C данной точки зрения, существуют определенные различия в познавательной ситуации ранних и традиционных обществ и, соответственно – Нового и, тем более, новейшего времени.

Функция исторического произведения изменяется во временной перспективе. Обращение к историческому рассказу присуще традиционному сознанию. На этом уровне функция исторического повествования понимается как истолкование определенных норм поведения, влекущих за собой те или иные следствия. Историк-повествователь выступает как автор художественного произведения, он поучает, стремится понять и истолковать уроки исторического событийного ряда, интерпретировать высший смысл происходящего. Ярким примером такого рода исторического произведения являются прежде всего летописи – «Повесть временных лет». В Новое время с развитием личностного начала историческое знание делает новый поворот: индивид обращается к опыту других людей не для того, чтобы получить завершенный моральный урок, но для того, чтобы соотнести исторический опыт с той поведенческой стратегией, которую он выстраивает для себя. Возникает своеобразная ситуация, когда произведение историка, в котором логика событий выстроена для подтверждения авторской точки зрения, уже не является единственной возможностью использования исторического произведения. Возникают предпосылки для создания исторического исследования с открытым финалом. Пояснить эту мысль позволяет аналогия с процессом изменения жанрового характера литературных произведений: произведение традиционного типа предполагает, что читатель ждет от автора логического завершения всех сюжетных линий, построения определенной модели поведения. Интеллектуальный читатель Нового времени нуждается в чем-то другом – его привлекает открытый финал литературной истории. Примером такого открытого произведения является, как известно, «Евгений Онегин» Пушкина. За новой жанровой особенностью незавершенного произведения угадывается диалог с читателем, который способен самостоятельно мыслить в заданных произведением обстоятельствах. Предложенная ситуация позволяет ему размышлять над проблемой и, возможно, выстраивать различные версии своих интерпретационных догадок. На наш взгляд, возможна определенная аналогия с появлением, примерно в тех же социокультурных рамках, нового жанра исторического произведения. Автор такого произведения предлагает в отличие от художника не сконструированную, но воссозданную путем исследования историческую ситуацию. Но он доверяет своему читателю, не навязывает ему собственного оценочного суждения, оставляет финал истории открытым. В рамках такого исторического жанра у читателя появляются возможности многоплановых, даже альтернативных интерпретаций реального исторического опыта. И следовательно, такой читатель призывается к активному творческому сопереживанию. Этот новый диалог с историческими личностями, разумеется, способен вести лишь читатель, обладающий достаточно выраженным историческим сознанием. Новый исторический диалог с современным читателем применяется неосознанно, но и в этом случае можно говорить о востребованности подобного подхода. Нам известен подъем интереса к публикациям источников, к источниковедческим исследованиям в Новое время. За каждой из таких публикаций можно представить достаточно широкий круг читателей, которые способны не просто увлекаться историческим сюжетом как сюжетом литературным, но быть заинтересованными в том, чтобы в меру своих возможностей соотносить исторический документ, исторический факт с современными, актуальными для них проблемами. Если вспомним, о чем спорили между собой два пушкинских героя, которые отнюдь не были историками, но были несомненно интеллектуалами, размышлявшими над судьбами собственной страны, то увидим, что среди способов такого рассуждения было и непосредственное обращение к историческому документу. «Все между них рождало споры и к размышлению влекло», – утверждает поэт. И какой же спорный предмет ставит он на первое место? «Племен минувших договоры», т. е. спор о судьбах страны в интеллектуальной среде вполне может вестись в связи с историческим опытом и с историческими документами в руках. Исторический профессионализм не мог не откликнуться на этот культурный вызов. Граф Румянцев открывает серию «Собрание государственных грамот и договоров».