Текст книги "А завтра он вернётся. Сборник пьес"

Лёха. Я вообще не по этой части!!

Соседка. Не по э-этой?!

Лёха. Да!.. Я вообще не люблю женщин! Я предпочитаю… мужчин!

Соседка. А ведь на первый взгляд вполне приличный мужчина! Бедная Васечка!

Встаёт, собирает тарелки.

До чего я дожила! Видел бы меня мой Володечка! Лучше бы я вместо мяса пургеном пельмешки начинила. Жулик! Оборотень! Извращенец!.. Стрингоносец!

Уходит, хлопнув дверью.

Лёха. Неужели ушла?! У меня от её кудахтанья, чуть башку не снесло… Зато теперь она ко мне вообще не сунется. Пойду, гляну, как там моя помойная наяда.

Заходит в ванную и через какое-то время выскакивает.

Блин! Блин! Блин!.. Блинский блин!.. Она не дышит!… Умерла!… Совсем!.. Ну, почему?! Почему это произошло именно со мной?! Господи! За что?!.. Вот что мне теперь делать?! Кто поверит, что она просто мылась в моей ванне?! А ещё говорят: Чистота – залог здоровья! Хренушки! Вот вам! Никакой не залог, а чистая смерть!.. Что же делать?! Что делать?!.. Думай, Лёха, думай!.. А чего я паникую?! Её никто не видел! Никто не знает, что она здесь! Да и никто не будет искать эту вокзальную раскладушку?!.. Надо просто избавиться от тела!.. Просто! А как?! Вынести через подъезд не получится. Там Наденька к дверному глазку прилипла… Может её в окно выбросить?.. Да нет… Второй этаж, окна во двор… Обязательно кто-нибудь увидит… Не пойдёт… А если она вонять начнёт?.. Живая воняла, мёртвая будет вонять… Мда-а-а. Вся жизнь – вонь! Даже жалко её стало. Вот так живёшь, живёшь, а потом раз!.. И помрёшь в чужой ванне… один, совсем один!.. Придётся Кирюхе звонить. Без него не справиться.

Набирает.

Киря, срочно приезжай!.. Не могу по телефону!.. Дело жизни и смерти! Жду!

3 КАРТИНА

Настойчивый стук в дверь.

Василиса. (Из-за двери) Алексей, открывай!.. Я знаю, что ты дома!..

Лёха мечется по комнате, выбрасывает бутылку и бокалы в окно. Дверь распахивается, он падает на диван. Входят Василиса с чемоданом и Киря.

Василиса. Спасибо, Кирилл. Ты так удачно оказался рядом. Без тебя я бы с дверью не справилась.

Киря. Я…

Василиса. Что с тобой?! Болит?! Где?! Скорую вызывал?!

Лёха стонет.

Я сейчас!

Достаёт телефон.

Лёха. Не надо… уже лучше… дай мне таблетку…

Василиса выходит, он сразу садится на диване.

Киря, друг, выручай. Вася поехала на три дня в командировку, тёща легла в больничку, фейс тюнинговать. Я решил немного оторваться на свободе. Но такая непруха с бабами вышла. Короче, нашёл только одну… около вокзала. Привёл домой, а она такая вонючая попалась, что я её для начала в ванну отправил. Она там и откинулась… прямо в ванне.

Киря. Я…

Василиса возвращается с таблеткой и стаканом воды. Лёха падает на диван.

Лёха. Ты почему не улетела?

Василиса. Представляешь, уже стояла в очереди на досмотр, тут звонок какой-то странный, номер не определился, голос незнакомый, хриплый. Возвращайтесь, говорят, срочно, а то мужа потеряете. И всё… отбой. У меня руки задрожали, я телефон и уронила. Он вдребезги. Мама в больнице, с тобой что-то случилось, я без связи. Какая тут командировка?! Я сорвалась, конечно, скандал устроила, чтобы мне чемодан вернули. Пока дождалась, пока такси подъехало, пока до города добрались, я всё передумала. Как с ума не сошла?! В подъезде вот с Кириллом столкнулась…

Киря. Я…

Василиса. Свет в окнах горит… дверь не открываешь… Я уже хотела полицию вызывать или МЧС. Но Кирилл дверь вышиб.

Киря. Я…

Василиса. Алексей, я прошу тебя. Лучше горькая, но правда! Что у тебя случилось?! Отвечай!

Лёха. Я…

Василиса. Ты сожрал полкоробки конфет?! А как же твоя поджелудочная?!.. Я стараюсь, готовлю ему на пару без масла, без сахара, без соли. Слежу за его калориями, балансом белка, пичкаю витаминами. А, ну-ка, дыхни!.. Так и есть! Ты ещё и пил в придачу! Стоит на несколько часов оставить без присмотра, как ты сразу тянешь в рот всякую гадость. Неблагодарный! Срочно, без разговоров, промывание желудка!

Вскакивает, бежит в ванную.

Лёха. Всё! Это конец!

Василиса возвращается.

Василиса. Кто… у нас… в ванной?… Ты, что… её… убил?!

Лёха. Как ты смеешь?!.. Как ты смеешь такое подумать обо мне – своём муже?!… Ты – моя жена! Ты должна быть со мной и в горе, и в радости! Мой тыл! Моя опора! А ты?! Убил! Да как тебе такое в голову могло прийти?!

Василиса. Но… ведь… она там… мёртвая?

Лёха. Да.

Василиса. Но как?

Лёха. Как-как?! Да, вот так! Понимаешь. Хотел тебе объяснить, подготовить, так сказать. Так нет. Ворвалась, наорала, Кирюху не постеснялась…

Киря. Я…

Лёха. Слова не дала вставить! Вот!

Василиса. Так что же случилось, Лёшенька?

Лёха. А вот что! Ты уехала. Киря позвонил, зашёл. А мне так тоскливо без тебя стало. Я ему: «Давай, Кирюх, по маленькой за мою Васечку». Так, Киря?..

Киря. Я…

Лёха. Выпили мы, закусили конфетами. Но я же помню, что мне нельзя, что ты, моя ласточка, обо мне печёшься, сил не жалеешь. Говорю: «Всё! Точка! Больше ни-ни». А Кирюхе мало показалось…

Киря. Я?!

Лёха. Но я был скалой. Нет, значит, нет! Он обиделся, ушёл. Я сел книжку почитать, погрустить, о тебе вспомнить. Тут он возвращается и не один. С ним бикса, да такая потасканная…

Киря. Я?!

Лёха. Я ему говорю: «Ты на какой помойке её нашёл?» А он отвечает, что завидно ему на наше счастье стало, и решил он Лидке – стерве своей отомстить за холодный семейный очаг, так сказать…

Киря. Я?!

Лёха. Но только эта и согласилась. Жалко мне его, дурака стало. Это я живу, как в раю, с тобой, да с мамочкой – Анакондой Власьевной. Прости, прости, оговорился. Джокондой Власьевной. Короче, что ради друга не сделаешь?! Говорю ему: «Валяй, оскверняй наш храм любви, только заставь её сначала вымыться». Она пошла, да, видно, нехорошо ей стало при виде нашего уюта, чистоты и порядка. Не выдержало сердце, она так в ванне и померла. Кирюха перепугался, запаниковал…

Киря. Я?!

Лёха. Но я быстро сообразил. Послал его за машиной, а сам только собрался девку эту достать, как ты нечаянно вернулась.

Василиса. Понятно. А почему дверь не открывал?

Лёха. Так нехорошо мне от всех этих волнений стало. Так закололо в боку… Нет. В этом потянуло. Закололо в этом… В груди запекло, в глазах потемнело. Я лёг и только об одном думаю: Доживу ли?! Увижу ли ещё хоть разочек свою рыбаньку?! А тут ты, моя красавица, сама нарисовалась. Мне сразу полегчало и бок… Нет, точно этот колоть почти перестало.

Василиса. А всё-таки кто же мне звонил?

Лёха. Я думаю – соседка. Эта грымза старая – Надежда Викентьевна, которая к твоей мамочке всё таскается. Она тут приходила, вынюхивала, выспрашивала. Представляешь?! Пельменями жирными пыталась меня накормить. На шею вешалась, реликвия прошлого века. Но я её решительно отшил. Вот она и отомстила.

Василиса. Она что-то видела?

Лёха. Нет, ничего.

Василиса. Уверен?

Лёха. Отвечаю!

Василиса. Надо избавляться от тела. Этой ахинее, которую ты рассказал, никто не поверит… В окно выбросить нельзя… Завернём в ковёр и вынесем попозже.

Лёха. Грымза всегда караулит у двери. Начнёт допытываться, куда мы, на ночь глядя, ковёр потащили. Потом мамочке доложит.

Василиса. Верно. Не подходит. Что же делать?!.. Надо её по частям вынести!

Лёха. Это как?

Василиса. Разрезать в ванне и по частям в пакетах вынести.

Лёха. И кто будет резать?

Василиса. Вы с Кириллом.

Киря. Я?!

Лёха. Нет! Я не смогу!

Василиса. Ничего! Проститутку вокзальную в дом притащить смогли, сможете и избавиться от неё. Пошёл на кухню за ножом!

Лёха выходит.

Василиса. Ну, а ты что молчишь, друг-бухарик?!

Киря. Я…

Входят Дивов, за его спиной Соседка. Она теперь в тёплом халате до пола, платок прикрывает бигуди.

Соседка. Вот, полюбуйтесь, товарищ полицейский. Я вам говорила. Тут целый притон этих… ну… нетрадиционной ориентации. А вот этот… Этот у них самый главный гомосятина.

Киря. Я?!

Соседка. Двери ломают, воду льют, из окон бутылки выкидывают, над животными издеваются… Ой, Васечка! Вернулась?! Что так?! Рейс отменили?!

Василиса. Почти.

Дивов. Старший сержант Дивов. Так, граждане! Почему шумим, тишину нарушаем, двери ломаем? Предъявляем документы. (Василисе) Всё в порядке. (Кире) А вы, гражданин, Кирилл Александрович, по какому поводу не по месту прописки находитесь?

Киря. Я…

Дивов. Почему дверь взломана?

Василиса. Понимаете… товарищ…

Дивов. Старший сержант.

Василиса. Товарищ старший сержант. Я должна была лететь в командировку, но мне позвонили… И сказали, чтобы я срочно возвращалась, а не то потеряю мужа.

Дивов. И вы вернулись?

Василиса. Ну, конечно!

Дивов. Понятно. Дальше?

Василиса. А дальше… Я приехала, смотрю, в окнах свет горит, а муж двери не открывает.

Дивов. Так… И что?

Василиса. Я сначала стучала. Потом решила, что надо дверь ломать.

Дивов. Зачем?

Василиса. Как зачем? Чтобы войти.

Дивов. Логично.

Василиса. Тут Киря нарисовался.

Дивов. Кирилл Александрович?

Василиса. Он.

Дивов. Ну, и…

Василиса. Он дверь выломал, мы вошли. А тут муж на диване лежит без сознания.

Соседка. Смотри-ка ты. Баб крашеных принимал в сознании, а жену без…

Дивов. Посторонние в доме были?

Василиса. Нет. Только муж.

Дивов. Почему скорую помощь не вызвали?

Василиса. Ему сразу лучше стало, как я приехала.

Соседка. Конечно, она ему, наверное, таких звездюлей прописала, что мёртвый встал бы и поскакал.

Дивов. А муж ваш сейчас где?

Василиса. Вышел. Сказал, что хочет сюрприз мне сделать и вышел.

Приходит Лёха с ножом и разделочной доской.

Лёха. Васечка, как ты думаешь, досочка пригодится?

Соседка прячется за Дивова.

Василиса. О-о-о!

Дивов шарит по поясу, кобуры с пистолетом нет.

Дивов. Старший сержант Дивов.

Лёха. Лёха… Простите. Алексей Андреевич.

Дивов. Отдайте мне нож, Алексей Андреевич.

Лёха. Зачем?

Дивов. Мне нужно его осмотреть.

Лёха. Чего на него смотреть. Мы ещё ничего не успели им сделать.

Василиса. Идиот!

Дивов. А что вы собирались им делать?

Лёха. Известно что! Резать. Что ещё ножами делают?! Не догоняете, товарищ сержант?

Дивов. Во-первых, старший! Во-вторых, я при исполнении. А за оскорбление должностного лица при исполнении, вы у меня живо в обезьянник прокатитесь до выяснения всех обстоятельств.

Лёха. Не кипятись сержант…

Дивов. Старший сержант.

Лёха. Да, старший-старший… Чего разбушевался-то? Резать собирался… Торт.

Дивов. Какой?

Лёха. Да вот, дружбан мой должен был купить и принести. Кирюха, торт-то где? Чё резать-то будем?

Киря. Я?!

Соседка. (Дивову) Они в ванной кота дикого прячут. Наверное, на опыты.

Дивов. Отдайте мне нож! Я приказываю!

Лёха. Да, пожалуйста. Держи, сержант.

Резко протягивает нож, Дивов перехватывает его руку, заворачивая за спину.

Василиса. Отпустите его! Я сама всё скажу….

Лёха. Васечка, молчи! Честное признание – верная тюрьма! Крепись, верная подруга, мы с Кирей всё на себя возьмём!

Киря. Я…

Лёха.

«Замучен тяжёлой неволей,

Ты страшною смертью почил,

В борьбе за рабочее дело

Ты голову честно сложил…»

Василиса падает на колени.

Василиса. Лёшенька, радость моя! Любовь моя! Я за тобой, хоть на край света, хоть в Сибирь, хоть на каторгу! На кого ж ты меня горемычную покину-у-ул!…

Выходит Проститутка в банном халате.

Проститутка. Давно так хорошо не спала, прям, как мёртвая…. Вольдемар, а кто все эти люди?

Дивов. А вы, гражданочка, кто такая будете?

Проститутка. Виолетта. Виолетта Бабочкина, гражданин начальник.

Дивов. Документы при себе какие-нибудь имеете?

Проститутка. Да какие документы? Только это…

Распахивает халат перед Дивовым. Киря, Соседка и Дивов говорят одновременно.

Киря. Я!..

Соседка. Тьфу! Срамота!

Дивов. Что вы себе позволяете?!

Проститутка запахивает халат.

Проститутка. А мне стыдиться нечего, гражданин начальник. (Соседке) Я мужиков за тарелку пельменей не покупаю!

Соседка. Каких таких пельменей?! Ты что несёшь?!

Проститутка. С пургеном!

Соседка. Ах, ты, подстилка вокзальная!

Проститутка. Кошёлка плешивая!

Соседка и Проститутка вцепляются друг другу в волосы.

Дивов. Прекратить! Прекратить, я сказал! Стрелять буду!

Отбирает у Лёхи доску и хлопает её изо всех сил по столу. Драка останавливается.

Дивов. Гражданка Бабочкина, пройдите и оденьтесь!

Проститутка. Только для вас, гражданин начальник!

Идёт в ванную.

Вольдемар, я у тебя там в косметике похозяйничаю?

Василиса бросается к ней, но Проститутка быстро прячется за дверью и закрывается.

Василиса. Открой дверь! Я тебе покажу косметику! Я тебе покажу Вольдемара! Я тебе покажу ванну!

Дивов. Молчать!!

Все замолкают.

Молчать, я сказал… Так, Алексей Андреевич, как вы объясните нахождение в вашей ванной гражданки Бабочкиной?

Лёха. Ну,… я… мы… Что ж. Правда всё равно однажды бы открылась. Прости меня, Вася.

Дивов. Ближе к делу.

Лёха. Да, уж куда ближе. Дело в том, что мы, с моим товарищем, Кириллом Александровичем, вот с ним… Привыкли совершать… добрые дела. Натура у нас такая! Не можем спокойно кушать, пока доброе дело не сделаем. Правда, Киря?

Киря. Я…

Лёха. Так вот. Идём мы с ним по улице. Смотрим. Женщина падшая. На улице холодно. Дождь идёт. А она, бедненькая, едва одеждой прикрытая, клиентов заманивает. Кто про что в такой ситуации думает, а у меня сердце замерло. Может у неё детки дома от голода плачут? Может, родители-старики скупые слёзы утирают. А как в библии сказано? «Кто из вас без греха, первый брось на неё камень». Мы и не бросили, а привели домой, накормили. Она нас благодарила, руки целовала, попросила заветное желание её исполнить.

Василиса. Какое?

Лёха. Мечтала она полежать в горячей ванне.

Василиса. И только то?!

Лёха. Вот те крест! Её в горячей воде разморило, она и уснула крепко. Да так, что ты её за мёртвую приняла.

Василиса. А почему она тебя Вольдемаром называет?

Лёха. Так мы же не хотим, чтобы о нас все трезвонили. Вот и придумали псевдонимы, так сказать. Добрые дела надо делать в тишине. Он вот, например – Мефодий.

Киря. Я?!

Дивов. Так, мне всё ясно. Признаков преступления не наблюдается, ничьей жизни угрозы нет. Мытьё в ванне прости… хм… женщин лёгкого поведения не наказуемо.

Соседка. А дикий кот в ванной?

Дивов. Коты нам не подчиняются.

Соседка. А притон голубой любви.

Дивов. По нынешнему законодательству без принуждения не карается. Честь имею.

Уходит, за ним бежит Соседка.

Соседка. Вы им, товарищ старший сержант, не больно-то верьте. Пельмени у меня самые, что ни на есть, замечательные. Первоклассные, можно сказать, пельмени. И никакого пургена я туда не кладу. Сами можете проверить.

Дивов. Проверим.

Соседка. Правда?! Пойдёмте, товарищ старшенький сержант, у меня и пельмешки, и салатик есть, и бутылочка найдётся… Ой, вы так на моего третьего мужа похожи! Такой же суровый!

Дивов. Гражданочка! Я при исполнении!

Соседка. Ой-ёй-ёй! Какие мы серьёзные

Уходят. Лёха стучит в дверь ванной.

Лёха. Эй!.. Как там тебя?.. Виолетта! Выходи!

Проститутка. Бить не будете?

Лёха. Нет.

Проститутка. Ну, и ладненько. Я тогда пошла.

Выходит. Под одеждой у неё топорщится спереди и сзади. Василиса подскакивает к ней, обшаривает. Вытаскивает полотенце, банный халат, расчёску, бутыльки с шампунем…

Василиса. Стой, шалава! Я без добрых дел кушаю вполне себе с аппетитом… Вот теперь пошла!

Проститутка. У! Жмотяры! Баночку крема зажилили!

Убегает.

Василиса. Алексей, ты можешь поклясться, что у тебя с этой мочалкой ничего не было?

Лёха. Клянусь! Чем угодно клянусь! Именем твоей мамочки, незабвенной Анак… Джоконды Власьевны клянусь! Даже в мыслях не было! Правда, за Мефодия клясться не могу. Чужая душа потёмки, знаешь ли.

Киря. Да, пошёл ты!

Пауза.

Василиса. А ты, Кирилл, разговариваешь?

Киря. Естественно!

Василиса. А до сих пор, почему молчал?

Киря. Да, вы мне слова вставить не давали!

Лёха. Да, ладно, тебе Мефодий!

Киря. Тамбовский волк тебе Мефодий!

Уходит.

Василиса. А он не такой никчемный, как я о нём думала.

Лёха. Да, он замечательный!

Василиса. Надо же, придумали. Добрые дела. Кому, интересно первому идея пришла?

Лёха. Мне, конечно. Киря так, на подхвате. Ты же знаешь, он всю жизнь за мной, как ниточка за иголочкой. Старая дружба – она ведь почти, как любовь, но без…

Василиса. Без чего?

Лёха. Без крыльев, конечно. А ты что подумала?

Василиса. Я так и подумала. А зачем ты про проститутку для него наплёл?

Лёха. Так ты бы мне не поверила.

Василиса. Это, точно.

Лёха. А про наше аморальное поведение ты сразу поверила. Обидно.

Василиса. Ты, это… Прости меня, Алексей. Я, правда… даже и не думала, что ты у меня такой хороший… Удивил! Честное слово удивил!

Лёха. Да, ладно… Я тебя ещё не так удивлю…

Влетает Любочка.

Любочка. Пушистик! Твоя киска вырвалась от мустанга и готова на шалости!

КОНЕЦ

Тартюф села Степанчикова
Пьеса в трёх действиях,
12-ти картинах
По повести Ф. М. Достоевского
«Село Степанчиково и его обитатели»

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Полковник Егор Ильич Ростанев, хозяин дома, 40 лет

Генеральша Агафья Тимофеевна Крахоткина, его мать

Дети Ростанева:

Сашенька, девочка, 15 лет

Илюша, мальчик, 6 лет, без слов

Сергей, студент, племянник Ростанева

Настенька, гувернантка Илюши

Опискин Фома Фомич, приживал в доме Полковника, 50 лет

Перепелицына Анна Ниловна, приживалка, доверенная Генеральши

Бахчеев Степан Алексеевич, сосед помещик

Татьяна Ивановна, гостья Полковника, 35 лет

Обноскин Павел Семёнович, гость Полковника, 25 лет

Коровкин

Видоплясов Григорий, лакей, молодой человек

Гаврила, камердинер Полковника, старик

Приживалки Генеральши без слов

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

1 КАРТИНА

Чайная комната в доме Полковника. Опискин на почётном месте – в халате и домашних туфлях. Полковник – осанистый мужчина с густыми тёмно-русыми бакенбардами. Генеральша, позади неё, наклоняясь к уху, что-то шипит Перепелицына. Татьяна Ивановна – пышно одетая дама, вертится, рассматривает говорящих, строит глазки мужчинам, что-то шепчет соседкам, невпопад смеётся. Обноскин – молодой человек, манерный, рассматривает говорящих через лорнет. Бахчеев – очень толстый ворчливый господин. В углу приживалки – 3 женщины, копируют слова и жесты Генеральши.

Опискин. Почему? Почему я готов сейчас же идти на костёр за мои убеждения? А почему из вас никто не в состоянии пойти на костёр? Почему, почему?

Полковник. Да ведь это уж и лишнее будет, Фома Фомич, на костер-то! Ну, что толку? Во-первых, и больно, а во-вторых, сожгут, пожалуй. Что останется?

Опискин. Что останется? Благородный пепел останется. Но где вам понять, где вам оценить меня! Для вас не существует великих людей, кроме каких-то там Цезарей да Александров Македонских! Что сделал твой хвалёный Александр Македонский? Всю землю-то завоевал? Да ты дай мне такую же фалангу, так и я завоюю, и ты завоюешь, и он завоюет. Мальчишка! Прохвост! Розог бы дать ему, а не прославлять во всемирной истории… да уж вместе и Цезарю!

Обноскин. Цезаря-то хоть пощадите, Фома Фомич!

Опискин. Не пощажу дурака!

Бахчеев. А не щади! Нечего их щадить. Все они прыгуны, все только бы на одной ножке повертеться! Колбасники! Все мошенники! Один только ты ученый, Фома! Уж такой учёный, что даже, я слыхал, выдумал дворовых людей по-французски учить.

Опискин. И что ж? Что в этом странного?

Бахчеев. Да слыханное ли это дело, холопа по-французски учить?

Опискин. Одной только пользы для. Полезно это хаму, слуге, значит.

Бахчеев. В чём польза-то? На что холопу знать по-французски? Да и нашему-то брату на что? По-моему, графин водки выпил – вот и заговорил на всех языках. Вот как я его уважаю, французский-то ваш язык! Небось, и вы по-французски: «Та-та-та! Та-та-та! Вышла кошка за кота!»

Полковник. Фома об их образовании заботится. Произношению учит. Как ни верти, а полезно…

Бахчеев. Да в чём же?

Полковник. Наука, брат! Тут польза, тут ум, тут всеобщее счастье! Учёные люди всю подноготную знают. Сидишь между ними, слушаешь и ведь сам знаешь, что ничего не понимаешь, а все как-то сердцу любо… Вот подождите, увидите человека! Человек редкий, я вам скажу, человек ученый, человек науки. Останется в столетии. Подождите, я вас познакомлю.

Опискин. Это вы про племянничка вашего?

Полковник. Нет, нет, Фома! Это я теперь про Коровкина. То есть и Серёжа тоже, и он… Да… Я вам говорил, кажется? Я писал ему. Просил приехать… он обещал. Но теперь-то я про Коровкина говорил.

Опискин. Какими же он науками занимается?

Полковник. Науками? Науками… вообще науками! Я вот только не могу сказать, какими именно, а только знаю, что науками. Про железные дороги говорит. А как говорит! И знаете, немного, эдак, вольных идей. Вот жаль, что я сам мало понял… времени не было… а то бы рассказал всё как по нитке. И, вдобавок, благороднейших свойств человек! Я его пригласил к себе погостить. С часу на час ожидаю Коровкина-то.

Генеральша. Кто такой? Про кого он?

Перепелицына. Гостей-с Егор Ильич наприглашали-с, ученых-с, по большим дорогам ездят, их собирают-с.

Опискин. Смотрю я на вас, Егор Ильич, и удивляюсь.

Полковник. Чему бы это, Фома? Что во мне такого удивительного?

Опискин. Как мало в вас любви к отечеству, Егор Ильич.

Полковник. Из чего же ты такой вывод делаешь, Фома?

Опискин. А вы посмотрите на себя в зеркало… Внимательно посмотрите.

Полковник подходит к зеркалу.

Неужели ничего не замечаете?

Полковник. Ничего… вроде.

Опискин. Ничего вроде! Воля ваша, полковник. Вы можете сыскать себе прихлебателей, лизоблюдов, партнеров. Но никогда Фома Опискин не будет ни льстецом, ни лизоблюдом, ни прихлебателем вашим! В чем другом, а уж в этом я вас заверяю!

Полковник. Да объясни ты, Фома. Не мучай. В чём дело?

Опискин. Вот, когда я подхожу к зеркалу и смотрюсь в него,… далеко не считаю себя красавцем, но поневоле прихожу к заключению, что есть же что-нибудь в этом сером глазе. Это мысль, это жизнь, это ум в этом глазе! Не хвалюсь именно собой. Говорю вообще… В то время как вы! Вы помещик! Вы должны бы сиять, как брильянт в своих поместьях!

Полковник. Да что же я, Фома?

Опискин. Какой же гнусный пример подаёте вы своим низшим?

Полковник. Да чем же? Чем подаю гнусный пример?

Опискин. Неужели я один это вижу? Неужели только мне дал господь силу проникать в самую суть человеческую? Тогда мой прямой долг, открыть, как говорится, глаза слепцам. Да ведь с этими, с позволения сказать, бакенбардами вы, Егор Ильич, вылитый француз. Какая же любовь к отечеству, коли физиономия вся на французский манер?

Генеральша. А ведь верно. Похож. Как же я раньше-то не замечала? Ай да, Фома Фомич! Глаз, что твой алмаз.

Перепелицына. Похожи-с. Истинно говорю, похожи-с. Можно сказать-с, одно лицо-с.

Полковник. Не может быть… Что французского в моих бакенбардах?

Опискин. Мне здесь не верят! Мне! Положившему жизнь на счастие этого семейства! Впрочем, чему удивляться?

Полковник. Полно. Полно тебе, Фома. Оставь это. Если ты так считаешь… Да что ж мне с ними сделать-то? С бакенбардами-то этими?

Опискин. Сбрить.

Полковник. Как сбрить?

Опискин. Всенепременно и окончательно.

Генеральша. Сбрить, Егорушка. Сбрить.

Перепелицына. Сбрить-с. Сбрить-с.

Полковник. Да как же я с голым лицом-то на люди покажусь? Срам ведь один.

Опискин. Ах, Егор Ильич, Егор Ильич. Научитесь доверять мне, наконец. Не я ли заронил в вас искру того небесного огня, который горит теперь в душе вашей. Заронил ли я в вас искру небесного огня или нет?.. Отвечайте же. Горит в вас искра или нет? Позвольте вам заметить, что я жду.

Генеральша. Mais répondez donc, Егорушка! Да отвечайте же!

Опискин. Я спрашиваю: горит ли в вас эта искра иль нет?

Полковник. Ей-богу, не знаю, Фома. Право, ты уж лучше не спрашивай, а то я совру что-нибудь…

Опискин. Хорошо! Так, по-вашему, я так ничтожен, что даже не стою ответа. Вы это хотели сказать? Ну, пусть будет так. Пусть я буду ничто.

Полковник. Да нет же, Фома, бог с тобой! Ну, когда я это хотел сказать?

Опискин. Нет, вы именно это хотели сказать.

Полковник. Да клянусь же, что нет!

Опискин. Хорошо! Пусть буду я лгун! Пусть я, по вашему обвинению, нарочно изыскиваю предлога к ссоре. Пусть ко всем оскорблениям присоединится и это. Я всё перенесу…

Генеральша. Mais, mon fils… Сын мой…

Полковник. Фома Фомич! Маменька! Ей-богу же, я не виноват! Так разве… нечаянно… с языка сорвалось!

Перепелицына. Это оттого, что вы непочтительны-с. Это оттого, что вы эгоисты-с. Оттого вы и оскорбляете маменьку-с. Они к этому не привыкли-с. Они генеральши-с, а вы только полковники-с.

Полковник. Да уж я и сам понимаю теперь, что эгоист! Фома! Маменька! Всё, шабаш! Исправлюсь и буду добрее! Сорок лет прожил и до сих пор, всё думал про себя, что человек… ну и всё там, как следует. А ведь и не замечал до сих пор, что грешен как козёл… Эгоист первой руки… и наделал зла такую кучу, что диво, как еще земля держит!

Опискин. Обижают меня здесь. Бедность мою обижают, уважения не питают ко мне.

Бахчеев. Эвон как хватил! Представление. Натуральное представление. (Полковнику) А что это у нас завтра, Егор Ильич? Никак Илья-пророк? Илюша, сынок-то ваш именинник будет.

Полковник. Именно! Именно! Как есть, именинник. Каков каламбур получился? Ишь! Вот завтра и попразднуем, повеселимся, как говорится! Поздравим Илюшу.

Опискин. Вот, теперь вы Илюшей решили заняться. А меня? А я как же?

Полковник. О чём ты, Фома?

Опискин. А меня поздравить? Ведь и я именинник завтра.

Полковник. Как же так? Да ведь завтра будет Ильин день, а не Фомин!

Опискин. Что с того? Я тоже завтра именинник!

Бахчеев. Помилуй, Фома Фомич. Мы ведь тебя всегда в октябре поздравляли.

Опискин. И что же?

Бахчеев. А то, что завтра Ильин день, А не Фомин. Понимаешь?

Опискин. А зачем вы, Степан Алексеич, такой толстый?

Бахчеев. Что за вопрос? Это так уж бог устроил, Фома Фомич – один толст, а другой тонок. А против всеблагого провидения смертному восставать невозможно

Опискин. Нет. Ты живёшь на готовом, а пользы отечеству не приносишь. Надо служить, а ты всё дома сидишь да на гармонии играешь.

Бахчеев. Что ж с того, что и на гармони. Да и в какую я службу пойду, Фома Фомич? В какой мундир толстоту-то мою затяну? Надену мундир, затянусь, неравно чихну – все пуговицы и отлетят. Да ещё, пожалуй, при высшем начальстве. Что тогда?

Опискин хохочет, вслед за ним остальные.

Бахчеев. Что я тут смешного сказал?

Опискин. Кошон! Настоящий Кошон!

Бахчеев. Кошон и я на французском диалекте понимаю, что свинья. Согрешил я перед тобой, Фома Фомич, благодетель. Подумал было, что ты благовоспитанный человек. А ты, брат, выходишь такая же свинья, как и мы все!

Идёт к двери. Полковник бежит за ним. Оба выходят на террасу.

2 КАРТИНА

На террасе Полковник и Бахчеев. Входит Сергей, остаётся незамеченным.

Полковник. Степан Алексеич! Ну, Степан Алексеич! Куда ж вы? Теперь и пудинг подадут. Я уж распорядился.

Бахчеев. Ну, вас с вашим пудингом! Я, батюшка, долго молчал. Он думал, что и я перед ним собачонкой на задних лапках буду выплясывать. На-тка, брат, возьми закуси!

Полковник. Нет-нет! Не говорите так. Фома превосходнейший человек! Он мне друг. Он меня благонравию учит.

Бахчеев. Слыханное ли дело. Именинам ребёнка позавидовал! Какой, скажите мне на милость, Фома может быть именинник? Ну? Молчите? Как же он, ракалья анафемская, заговорил-то вас всех. Ведь у покойного генерала Крахоткина он в шутах проживал! Приживальщик из хлеба, ни более, ни менее. Ведь он для его генеральской потехи, различных зверей и иные живые картины из себя представлял! И выходит, что прежде Ваня огороды копал, а нынче Ваня в воеводы попал. Сам шутом натерпелся, теперь и для себя шутов требует.

Полковник. Но, помилуйте, что вы говорите, Степан Алексеич! Ну, не бессмысленно ли, что вы сказали?

Бахчеев. В чём? В чём бессмысленность? Ладно, он вашу матушку заворожил. Она хоть и очень достойная дама и к тому же генеральша, да, по-моему, из ума совсем выжила. Не надышит на Фому этого Фомича, слышит его ушами, смотрит его глазами. Всему она и причиной. Она-то и завела его в доме. А вы-то, полковник-то! Отставного шута заместо отца родного почитаете! В рамку вставили его, подлеца! В ножки ему кланяется, своему-то приживальщику!

Полковник. Что ж делать, друг мой! Действительно он, может быть, человек с недостатками, и даже теперь, в эту самую минуту… Но, впрочем, кто ж без недостатков? И мы же не золотые.

Бахчеев. Ведь я прежде и сам его уважал. Вы что думаете? Каюсь, открыто каюсь. Был дураком! Ведь он и меня обморочил. Всезнай! Всю подноготную знает, все науки произошел! Мудрец, дескать, я, всех умнее, одного меня и слушай. Такого самолюбия человек, что уж сам в себе поместиться не может! Да я у вас похудел в одни сутки. Ну, верите ли, что я у вас похудел? Нет, вы, я вижу, не верите. Что ж, пожалуй, бог с вами, не верьте.

Полковник. Голубчик, Степан Алексеич, да верю я вам, верю.

Бахчеев. Не потакайте Фоме, Егор Ильич! Себя сгубите! Прольёте кровавую слезу! Да уж поздно будет!

Полковник. Что ж, Степан Алексеич, уж не приедете к нам более?

Бахчеев. К вам-то? В том-то и горе моё, что я тряпка, а не человек! Недели не пройдёт, а я опять сюда поплетусь. А зачем? Вот подите… Сам не знаю зачем, а поеду. Опять буду с Фомой воевать. Это уж горе моё! За грехи мне господь этого Фому в наказание послал. Характер у меня бабий, постоянства нет никакого! Тьфу! Прокисай всё на свете!

Уходит, сталкиваясь с Сергеем.

Сергей. Ну вот, дядюшка, я и приехал!

Полковник. Серёжа! Серёжа мой приехал! Да чего ж я рад! Даже описать тебе не могу!

Сергей. А у вас ничего не переменилось. Всё по-старому.

Полковник. Ты считаешь? А впрочем, может быть… Ты ведь должен хорошо помнить весь этот сад, Серёжа. Ты тут играл и бегал, когда был маленький! А помнишь, один раз, вечером, Катя-покойница подозвала тебя и стала тебя ласкать… Ты перед этим бегал и весь разрумянился. Волоски у тебя такие светленькие, в кудряшках… Она ими играла-играла, да и сказала: «Это хорошо, что ты его, сиротку, к нам взял». Помнишь иль нет?

Сергей. Чуть-чуть, дядюшка.

Полковник. Тогда ещё вечер был, и солнце на вас обоих так светило, а я сидел в углу и трубку курил, да на вас смотрел… Я, Серёжа, каждый месяц к ней на могилу, в город, езжу… да… видишь? Счастливые дни мелькнули и ушли безвозвратно… Ну, полно нюниться… Это ничего, брат. Это я просто тебя увидел. Хорошо, что приехал. Не подвёл. Как же я тебя ждал! Милый ты мой! Серёжа!

Сергей. Признаюсь вам, письмо ваше меня так удивило, что я…

Полковник. Друг мой, ни слова об этом! После, после это всё объяснится. Я, может быть, и виноват перед тобою. И даже, может быть, очень виноват, но…

Сергей. Передо мной виноваты, дядюшка?

Полковник. После, после! Да какой же ты стал молодец! Милый ты мой! А как же я тебя ждал! Хотел излить, так сказать… Ты учёный, ты поймёшь… Один ты у меня… Ты и Коровкин… Встретил я, знаешь, необыкновенного учёного человека три дня назад. Жду теперь в гости,… но об этом после. Должен заметить тебе, что на тебя здесь все сердятся. Смотри же, будь осторожнее, не оплошай!