Текст книги "Беззаконники"

На кухню за ним друг за другом примчали племянники. Быстро, стараясь меньше пережевывать, поглотили остатки ужина на тарелках, поспорили, кому больше, а кому меньше досталось сладостей из пакета, и убежали на улицу.

Сестра облегченно вздохнула:

– Наконец-то. Устала так на работе. Сейчас я уберу за ними, и поужинаем. Ты суп будешь? –

– Что дашь, то и буду. Спасибо. А Толик где? –

– Он сегодня во вторую смену. Так тяжело с его сменами, а с другой стороны, живую зарплату сейчас только на комбинате выдают и к тому же без задержек. А у вас как? Толик говорил, австрийцы отдали вашему институту предпочтение по реконструкции их цеха. –

– Есть такое дело. Теперь и мы без денег не останемся. –

– Ой-ой-ой, все скромничаешь? – Сестра встала и, не глядя на Федора, подошла к плите. – Кофе заварить? – Через плечо значительно ему улыбнулась.

– Завари. А в чем дело, что за намеки и загадочные взгляды? –

– Поражаюсь я тебе, Феденька, в твои годы и с твоими мозгами уже хотя бы начальником отдела можно стать. Вон, Толик рассказывал, на аппаратной у директора комбината иностранцы твои идеи по реконструкции озвучивали, а ты все боишься кого-нибудь подсидеть в своем институте. –

– Ой, не начинай, Иринка. Всему свое время, какие наши годы! –

– В этом году уже 32 стукнет, не забывай. Пора о своей карьере думать, а не о других заботиться. А, что говорить! Из вашей компании только Валерка в люди выбился, да и тот никак жениться не решается. А о вас с Серегой и говорить не хочется. Такие таланты и коту под хвост! Ты, вот, жениться собираешься или так и будешь по своей Сашке…, ой кх-кх! – Сестра закашлялась и усиленно постучала ладонью по груди. – Совсем забыла! У нас тут такие дела произошли! – Вдруг спохватилась и успокаивающе погладила Федора по плечу. – Только не переживай сильно. -

– Ты чего? – Федор насторожился. Наставления сестры он слушал вполуха, они регулярно повторялись в каждый его приход. Его больше волновало, с чего начать разговор о своем здоровье, чтоб не вызвать у сестры новую волну нотаций о его образе жизни, но ее последние слова отвлекли его. Он нахмурился и от непонятного волнения весь подался навстречу к сестре, перехватив ее руку и больно зажав в своей. – С Сашей что-то случилось? –

– Успокойся и сядь. Я думаю, с ней все наладится. –

– Ну не тяни ж ты резину! – Федор нервно заерзал на стуле и нетерпеливо посмотрел через стекло на улицу, ища глазами окна Сашиной квартиры.

– На, выпей валерьянку. –

Федор механически подставил ладонь и зажал в ней желтые таблетки.

– В ночь с субботы на воскресенье, когда гроза была… -

– Какая гроза? – В голове ярким кадром возник образ огромной шаровой молнии. Федор от удивления открыл рот.

– Ты что, не слышал? Так гремело! – Сестра подозрительно посмотрела ему в лицо и, видимо, не найдя подтверждения своим сомнениям, удивленно пожала плечами. – Ну, ты и спишь! Такая гроза была, даже мои сорванцы проснулись. Так вот. Утром я в окно выглянула, а там скорая помощь стоит и куча людей вокруг нее. Я и вышла, узнать, в чем дело. – Сестра замолчала и пододвинула свой стул ближе к Федору.

– И что? – Он от напряжения перешел на громкий шепот.

– Там никто ничего понять не может, что случилось. – Сестра тоже перешла на шепот, непроизвольно поддержав его. – Говорят, похоже на шаровую молнию, а может и с улицы что-то забросили? В наши времена, сам знаешь, всякое случается. Милиция приезжала, но информации не дали, никакой. Как всегда говорят, что все по окончанию следствия. А у Саши в окне, в стекле, то есть, дыра вот такая оплавленная. В комнате все вещи обгорели, а сама она посреди комнаты лежит на ковре без единого ожога и без сознания. Понимаешь, все обгорело, а она и ковер вокруг нее целы. Какая-то странная молния, выборочная, если это молния была. Все шушукаются. К ней ведь в последнее время какие-то люди подозрительные ходить стали, на сектантов похожи. –

– Да оставь ты эти побасенки старушечьи! Нашла, кого слушать. – Федор подскочил на ноги и открыл створку окна. – Дальше что? –

– Ее в нашу больницу отвезли. В реанимацию. – Сестра замолчала, подыскивая нужные слова. – Понимаешь, там тоже, пока, странная картина вырисовывается. Сделали обследования – все органы в норме, ничего не повреждено, а она будто в летаргии, все жизненные процессы замедлены, как в анабиозе. –

– Как? –

– Как у медведя при зимней спячке. Нет, не возмущайся, это для сравнения. Я заходила к ней в палату, ее отдельно от всех положили. Лежит вся из себя, как спящая красавица, даже румянец на щеках есть. И лицо такое умиротворенное, будто радуется она тому, что произошло. –

– Конечно, только радоваться ей и осталось. – Федор раздраженно цыкнул, зная, что женщины всегда недолюбливали его подругу за красоту и повышенное внимание мужской половины общества, и сестра его не была исключением. Резко встал. – Ладно, пойду я. –

– Куда? В больнице тебя к ней не пустят. –

– Поднимусь к ней домой пока. Надо же с квартирой что-то решать, как я понимаю. –

– Там все в порядке. Родственник объявился, старичок какой-то. Но деловой видимо, вчера уже стекло новое поставили. –

– Все равно поднимусь. Может, помощь нужна? – Федор решительно направился в коридор. – Все, пока. Ты там договорись, чтоб меня пропустили к ней, ладно? -

– Ладно, я позвоню тебе на работу, если что. Федь, а ты-то, зачем приходил? –

– А-а, Ирин, пустое, потом как-нибудь, не до этого сейчас. Ты, знаешь что, в любом случае позвони. Пошел я. Тьфу, чуть не забыл, я в отпуск со следующей недели иду, так ты спроси у Толика насчет охотничьего домика – я просил его договориться со своим руководством. Ладно? Все, пока. –

Он быстро выскочил во двор и подбежал к подъезду у центральной арки дома, над которой размещалась квартира Саши. Мельком осмотрел окна и, не найдя в них ничего подозрительного, поднялся на второй этаж. Несколько раз продолжительно позвонил у входной двери, но никто ему не открыл. Он уже собрался уходить, как услышал за дверью какой-то странный звук. Насторожившись, подошел к двери вплотную и долго прислушивался, надеясь услышать этот звук еще раз, но он не повторился.

– Показалось. Наверное, у соседей музыку слушают. Пойду я. – Неуверенно сделал пару шагов вниз по лестнице, как звуки повторились и стереозвучанием отозвались у него в голове, вызвав волну когда-то пережитых эмоций. Федор в замешательстве остановился, осторожно, не разворачиваясь, чтобы не производить лишнего шума, вернулся в исходное положение, тесно прилепился щекой к дерматиновой обивке двери и замер, сосредоточив свое внимание в одном направлении. Из-за двери послышался неразборчивый напевный диалог невидимых собеседников, приглушенный каким-то шелестом.

– «Странно, – подумал Федор, – как будто лес шумит». – Он недоуменно пожал плечами и растерянно обернулся к окну подъезда в поиске источника шума, но оно оказалось закрытым.

– «Странно. И говорят, как будто поют, только музыки не слышно.» – Еще раз пожал плечами и решил плотнее притиснуться к двери в надежде уловить хотя бы смысл беседы, но громкий скрип открываемой двери за его спиной вспугнул его и он резко отскочил в сторону лестницы.

– Ай-я-яй, Федор, и когда ты остепенишься? – Остановил его знакомый с детства строгий голос его школьной учительницы по физике.

– Ой, это вы, Алла Андреевна? Добрый день, очень рад вас видеть. – Потупив глаза и переминаясь от смущения с ноги на ногу, Федор виновато улыбнулся пожилой женщине, которая наигранно строго смотрела на него поверх очков.

– Так я и поверила в твою радость. – Иронично хмыкнула учительница и поправила пальцем очки. – Все детство меня десятой дорогой обходили. –

– Ну, это когда было, Алла Андреевна! Тогда у нас другие статусы были, положение обязывало и разные другие, известные вам, причины. – При воспоминании о прошлых своих похождениях и священном трепете перед непоколебимой натурой строгой физички Федор улыбнулся уверенней. Ему в голову пришла мысль, что всю правду о прошедших событиях, если таковая имеется, можно узнать только у этой строгой женщины, и он смело шагнул к ней навстречу.

– Знаю-знаю я ваши причины! Наклонись, в лоб тебя поцелую. Соскучилась ведь. – Учительница ласково потрепала белокурые волосы Федора и тихо приложила сухие губы к его лбу. – Заходи, знаю, что ты от меня ждешь. Не оправдывайся, все понимаю. – Тяжело вздохнула и, взяв Федора за руку как мальчишку, повела в свою гостиную. – Садись здесь, – указала на массивный стул с высокой спинкой возле круглого стола под кружевной скатертью, – поговорим, и заодно почаевничаешь со мной, – вытащила из старинного буфета чашку и поставила перед ним. – Ирка, поди, уже небылиц наговорила? –

– Не без того. – Вздохнул Федор.

– Варенье бери, что ты пустой чай хлебаешь? Клубничное, как ты любишь. – Старушка допила свой чай и, опершись грудью на сложенные на столе руки, грустно покачала головой. – Молния то была, потому, как стекло оплавлено, а не разбито, и шума никакого не было, только глухой хлопок. Я ведь чутко сплю, а чаще просто лежу и в темное окно пялюсь от нечего делать. Бессонница мучает. А тогда и вовсе заснуть никакой возможности не было, так гремело. Я еще подумала, закрыла ли Саша окна? Она ведь замкнутого пространства не переносит с детства, при любой возможности форточки везде открывает. Вот и случилось. Беда, конечно, но я думаю, что выздоровеет она. Повреждений нет, а сознание она от пережитого шока потеряла. Но это не мне решать, врачи без нас разберутся. Меня другой вопрос мучает сейчас. Вот не поверишь, я, как увидела ее в беспамятстве, так сразу другой случай вспомнила, а как вспомнила, так и застряла на нем, никак отделаться не могу. За девять месяцев до рождения Саши в их квартиру тоже молния залетала, но тогда без жертв и повреждений обошлось. Мы еще с Пашей смеялись, что не бывает худа без добра, а у Любаши на этой почве нервный сдвиг произошел. Они ведь долго без детей мучились, а после молнии Любаша ровно через девять месяцев, день в день, понесла. Такое вот, Феденька, совпадение. Ерунда, конечно, а из головы никак не идет. –

– Хм, а Санька никогда нам об этом не рассказывала. –

– Как же, она расскажет! Ее бабы наши за то и недолюбливают, что лишнего слова от нее не дождешься. –

– А о чем с ними говорить, Алла Андреевна? Одни сплетни на уме. Скажешь им одно, а чрез пару дней такое о себе узнаешь, что в страшном сне не приснится! –

– Не без того, согласна. Но и Александра девочка необычная, мне лично не понятна она. С ее родителями я знакомство поддерживала, ты знаешь, в дом их хаживала и видела, что Саша учению время мало уделяла, но читала много. И здесь странность у нее была: фантастикой, мистикой и прочими небылицами увлекалась. Как, впрочем, – учительница иронично хмыкнула, – и ты. Но, – подняла утвердительно вверх палец, – для мальчишек это неудивительно. Я тогда Любаше говорила, что посеешь, то пожнешь. После ее рождения Любаша как блаженная стала, в бога вдруг уверовала и квартиру всю иконками обвешала, а ребенку на ночь вместо колыбельных молитвы напевала. Одним словом тихое помешательство с ней произошло. –

– Алла Андреевна, какое помешательство? – Перебил рассказ Федор и, вспомнив яростный атеизм учительницы, закусил губу, чтоб ненароком не улыбнуться. – Сколько веков люди в бога верят и что? У всех помешательство? –

– Не перебивай! – Старушка резко выпрямилась и тряхнула упрямо головой. Ее очки моментально соскочили на свое законное место у кончика носа, густые седые брови съехались к переносице. – Это вы сейчас во что хотите, в то и верите. Раньше порядок был, люди глупостями не занимались. – Она уверенным жестом поправила очки и туже затянула заколку на волосах. – И какой черт заставил меня отращивать волосы на старости лет? Одна морока с ними! – Хитро улыбнулась Федору. – Ладно, не ерзай на стуле. Каждый имеет право на свои воззрения, разве я не понимаю? А тогда с этим строго было. Так вот, – продолжила, как ничего не бывало, – физика девицам всегда тяжело давалась, сам знаешь, а она дни напролет с вами во дворе пропадала. Когда она в моем предмете разбиралась, ума не приложу? Но если никто в ее классе задачу решить не может, или на какой вопрос ответить, я всегда ее к доске вызывала, а она ни разу не ошиблась. Голова у нее как вычислительная машина с огромной памятью, а интереса к науке никакого. Сидит на уроке в окно смотрит и о чем-то своем думает, одним словом вся в свои девичьи грезы погружена, по глазам видно, а задай ей любой вопрос, хоть шепотом, ответ у нее сразу готов. Посмотрит на меня так пристально и хитренько и давай излагать материал как по писанному. Всегда меня в тупик ставила. У меня даже складывалось впечатление, что она себя намеренно сдерживает, не договаривает все, что знает. Вроде того, что задай я ей вопрос на тему, которую еще не объясняла, она ответила бы и ответила правильно. – На последних словах старушка приглушила голос и с выжиданием посмотрела на Федора, но тот только удивленно приподнял брови: к тому, что Саша готова обсуждать вопросы на любые темы, он привык с детства, и это никогда не вызывало в нем ни удивления, ни, тем более, подозрения.

– Не понимаю, что здесь такого? Если бы она была такой же ограниченной, как остальные девчонки, разве состоялась бы наша дружба? Сами знаете, один Серега чего стоит со своими научными фишками в башке, простите, в голове. –

– Ну да, ну да. – Старушка задумчиво подперла рукой щеку. – Мальчикам это свойственно, а для девочек большое усилие требуется, и, прежде всего, заинтересованность. А я по ее глазам читала, что она о рыцаре на белом коне мечтает, как все девчонки, а не о научной карьере. –

– О ком? – Федор от неожиданности застыл на одном месте. Он вспомнил о мифическом рыцаре Саши, а перед глазами, будто в подтверждение ее слов, всплыл четкий образ некоего воина в странных белых одеяниях. Это видение яркой мгновенной вспышкой света в темной комнате возникло в его сознании как напоминание о чем-то важном и вызвало в его душе непонятную смесь чувств. Он взволнованно взъерошил волосы.

– А, вот в чем дело! – Учительница двумя пальцами поправила дужку очков, фокусируя свой взгляд на лице Федора, и понимающе усмехнулась. – Не волнуйся, нет у нее никого, перевелись нынче рыцари. Хотя как знать, как знать. – Вспомнила что-то и, сообразив, что сболтнула лишнее, быстро потупила свой взгляд и машинально помешала ложкой в пустой чашке. Ложка звонко звякнула о хрупкую фарфоровую поверхность, и старушка раздраженно бросила ее на стол.

– Старею я, Федор, наверное. Всякая ерунда в голову лезет по поводу и без повода. – Задумчиво почесала подбородок.

– Что еще, Алла Андреевна? Да говорите же, мне любая информация нужна, а там я разберусь, что к чему. Я ведь с Сашей давно не общался. –

– Понимаешь, Федор, так просто и не скажешь. Давай я тебе еще чая налью, чтоб не так скучно было мои побасенки слушать. –

– Не надо, Алла Андреевна. Я у Ирины поужинал. Рассказывайте, мне интересно. –

– Как ты знаешь, я женщина уже старая. Не перебивай, комплиментами возраст не исправишь. Старая и одинокая я. У сына своя семья, своя жизнь, ко мне редко забегает. Паша с Любой давно умерли, а с другими соседями знакомство у меня вынужденное. Я к тому все это говорю, чтоб ты понял, что у меня теперь свободного времени много образовалось, есть, когда былое ворошить и о нынешних временах думать. Да, только и знаю, что думаю. – Пристально через толстые стекла очков посмотрела на Федора. – И о боге думаю. Да. – Задумалась ненадолго и со вздохом продолжила. – Многое мне понятно, а еще больше непонятно. Кто мы такие? Почему всю жизнь суетимся, для чего? Чтоб на старости лет в одиночестве о былом вспоминать? Не ерзай, я по теме говорю, а долгий экскурс мой из-за деликатности – обидеть тебя не хочу. Думала, думала, и результат получился неожиданный и неутешительный. Сейчас у детишек новая забава появилась: они собирают такие разрозненные фрагментики, пазлы, что ли, в узорчатые картинки. А я смотрю на эту игру и думаю, что и мы вот так всю жизнь в себе что-то складываем и сложить не можем. То одного нам не хватает, то другого, но мы недостающий элемент не в себе ищем, а в других. Может быть это и правильно: без дружбы и любви жизнь не интересна. Только они одни и могут нам помочь, но мы чаще всего их не ценим, а потому как пришли в этот мир без недостающего звена, так и уходим, в лучшем случае, без него. Ты и твои друзья на моих глазах выросли. Нравилась мне ваша дружба. Вы и по одному хорошие ребята, но, как не крути, у каждого из вас своя слабина есть, а когда вместе вы, то, – растопырила пальцы на обеих руках и сцепила их, медленно переплетая друг с другом, – как единое целое становитесь, ваши узоры в одну большую картину складываются. И это мне понятно, а вот наличие Саши в вашей компании мне не понятно было. –

– Да как же… -

– Не перебивай! Я не к тому веду, что она девчонка или в ней что-то не так. Наоборот. В ее натуре недостающего элемента никогда не было, она – цельная картинка, это мне на старости лет понятно стало. Ей от вас ничего не надо было, она просто дружбу свою вам дарила. Я вот все годы торопила раньше, не терпелось мне узнать, случится ли у нее любовь с кем-нибудь из вас? Не случилась, и ни с кем другим не случилась. Сейчас модно стало о сильных женщинах рассуждать, для которых не родилось в нашем мире достойной половинки. А я вот что по этому поводу думаю: глупости эти выдумывают ущербные люди от желания властвовать над другими и свою волю насаждать. Нет сильных женщин и быть не может. На меня всю жизнь этот ярлык навешивали, а какая я сильная? Хорохорилась всю жизнь, чтоб мои слабости никто не заметил и все тут. Не бывает сильных ни мужчин, ни женщин, потому что не то и не там ищем. Задача наша, по моему разумению, целостную натуру из себя вылепить, тогда и дружба, и любовь богаче стали бы. И боли меньше. У Саши такая натура с самого детства, будто из другого мира она к нам пришла. –

– Ну, вы скажете. –

– Это я по Стругацким сравниваю, с человеком будущего. Иногда я сама у себя спрашиваю, а уцелела бы ваша дружба без Александры? И чаще прихожу к выводу, что вряд ли, хорошее знакомство было бы, но не дружба. Каждый из вас троих настолько яркая индивидуальность, что для стыковки вашей, прости за нечаянную грубость, кроме пазов, соответствующих друг другу, еще и сила определенная требуется в нужном месте приложенная. Источником этой силы была Саша, но в какой-то момент она перекрыла его, а силу вокруг себя сосредоточила, как броней невидимой от кого-то защитилась. Мы с, Любой, думали, что это закономерно в ее возрасте, пора влюбленности настала. Ан нет, ошиблись мы, все эти ее мысленные созерцания ни к чему не привели. Так-то. – Учительница замолчала и пытливо посмотрела на Федора, будто решая для себя вопрос, достоин ли он выслушать дальнейший ее рассказ. Федор терпеливо ждал, и она, вздохнув, продолжила. – А теперь настал момент и о мыслях своих странных рассказать. Все сплетни бабьи о сектантах, что к ней хаживать стали, это галиматья, чушь. Один старик только и ходит, но он давно к ним хаживать стал, можно сказать сразу после рождения Саши. Никакой он не сектант, покойный Паша о нем хорошо отзывался. Я-то сама с ним не общалась, но впечатление на меня он хорошее производил. По глазам видела, когда встречала, он, кстати, взгляд никогда не отводил, образованный он человек, воспитанный. Правда, я еще тогда отметила, что есть в его взгляде такая же недосказанность, или тайна, как у Саши. Не такая тайна, как у большинства людей, чтоб скрыть свою червоточину и себя в лучшем свете выставить, другая, только я объяснить не могу, сама не понимаю. Так вот, еще до смерти родителей он пропал, а месяца два назад опять объявился. И странность не в том, что он объявился, а в другом. Понимаешь, Федя, нелепица какая-то получается. Столько лет прошло, а он еще в те времена стариком был, а вот, не поверишь, ни на йоту не изменился. Я сначала даже рассердилась на себя за такие мысли. Мало ли, ошиблась я, или это вовсе и не он, а родственник его близкий? Но всякий раз, как встречу его, по глазам вижу – он это, он! И он понимает, знает о моих сомнениях, а, как встретимся, только улыбается и вежливо так кланяется. Ладно, бог с ним, его затянувшуюся старость я как-то пережила, но когда встретила его на проспекте в компании одной странной личности, терпение мое лопнуло, фантазия разыгралась, как у вас в детстве, когда вы себе разные сказочные истории выдумывали.

– Не понял, в чем проблема? – Федор подозрительно посмотрел в глаза учительнице.

– Ха, – она довольно улыбнулась, – так и думала, что у тебя такая реакция будет. Ты лучше до конца выслушай, а потом суди. Мне чужое мнение важно, чтоб и от мыслей этих избавиться, и от предчувствий плохих. Тот второй, что с ним был, тоже старик, но неприятный на вид до такой степени, что десятой дорогой его обойти хочется. Мало того, что одет он невесть во что, так и лицо у него все сморщено, щетиной в разных местах как болото кочками обросло, с подбородка жидкая бороденка свисает, волосы на голове длинные, лохматые, торчат в разные стороны, и сквозь них плешь просвечивает.

– Бомж, наверное, их сейчас много развелось. –

– Нет, Федя, бомжа носом за версту учуешь, а этот чистый, только скомканный весь с головы до ног. А глазки у него такие маленькие, из-под бровищ сверкают и всю округу как рентгеном просвечивают. Хи-хи, – рассмеялась вдруг учительница, – самой смешно от такой нелепицы, но я тогда подумала, что его и гримировать не надо на роль лешего. А вот когда он взгляд свой в меня вперил, я обомлела. Ничего в нем такого страшного и нет, кроме вот той изюминки, что и у Саши, и у первого старика в глазах светится. И это не все! Сегодня мой старик меня еще одной встречей заинтриговал, на этот раз с молодым мужчиной. Ты не подумай ничего лишнего обо мне, но если и мечтать о рыцаре, так именно о таком. Высок как ты, строен, силен как Валерка, по стати чувствуется, умен как Серега, во взгляде его это читается. А самое главное, Федя, к чему я все это говорю, глаза у него синие-синие, как у Саши, а в них та же уверенность в своих силах и спокойствие на той же тайне замешанное. До сих пор под впечатлением от этих встреч нахожусь, и неудивительно, что наш народишко всех их к одному знаменателю подвел. И я поневоле повелась, хотя и уговаривала себя, что от безделья вынужденного мне в голову всякая блажь лезет, и забыть старалась, а не получается. Получается другая картина, Федор. Ни с того, ни с сего вспомнила я, что Сашин уход в себя произошел как раз в то время, когда старик пропал, потому что после его нового явления она преобразилась вся. Ни то, чтобы расцвела, нет, и куда ей? И так как маков цвет всем в глаза бросается. Она будто от невидимых оков освободилась, а тут молния так некстати явилась, вроде как я тебя породила, я тебя и…, тьфу-тьфу на мысли мои дурные. Суеверной становлюсь, предчувствия разные одолевают. – Учительница осуждающе помахала головой и виновато потупила взгляд. – Федор, я понимаю, что для постороннего человека все эти мои домыслы, как бред выжившей из ума старухи, но ты другое дело. Тебе рассказала, и как камень с души сбросила, а то и дня не проходит, чтоб о странности двойного попадания молнии не подумать да о странных незнакомцах с мудрыми глазами. Теперь можешь меня и покритиковать, не обижусь. Чужое мнение не редко помогает со своими нелепицами справиться. Что ж ты молчишь? –

Она нетерпеливо дернула Федора за рукав ветровки, но он лишь рассеянно повернулся к ней, не говоря ни слова, потому что, как часто бывало с ним в детстве, не знал, что ответить. Только сейчас ситуация изменилась: раньше учительница спокойно и доходчиво развенчивала все его фантазийные измышления, а сейчас ждала такого же поступка от него и в тайне, как он в детстве, надеялась на поддержку. А, может быть, именно поэтому рассказала все ему, зная его деликатность по отношению к женщинам и старикам?

– Федор, – учительница строго повысила голос, – говори как есть. По глазам вижу, боишься расстроить меня. –

– Алла Андреевна, – он виновато посмотрел на нее, – я не знаю, что сказать. Нет, – поторопился объяснить, – не потому, что считаю вас, ну, что вы…, – замялся, не находя нужных слов, – короче, – продолжил решительно, – у всех есть право на собственное осмысление любой ситуации. Это не только ваше мнение, но и мое. И ничего странного в ваших мыслях я не вижу, то есть вижу, но по другому случаю, а не то, что вы подумали. –

– Федор, – учительница ласково посмотрела ему в глаза, – и когда ты научишься коротко и ясно выражать свои мысли? –

– А это тяжело, Алла Андреевна. Нестандартные мысли требуют долгого пояснения. – Он хитро улыбнулся ей. – Вы ведь тоже не одну минуту мне объясняли свои, а на плод своих фантазий и вовсе туманно так намекнули. Я понимаю. Фантазии на то и фантазии, что в привычный цифровой ряд не помещаются, и на свалку их выбросить тоже нет возможности. Тогда что ж? Рассказать, обязательно рассказать надо надежному человеку. Вы как нас учили? Высказывайте свои мысли вслух, не бойтесь сомневаться и задавать вопросы: кто молчит и бездействует – тот из крестика в нолик превращается с огромной пустотой внутри? – Федор довольно хихикнул своим воспоминаниям, но, спохватившись, продолжил с серьезным видом: – А у меня ситуация еще сложней. Вот ваши подозрения меня с одной стороны смутили, с другой, запутали, а с третьей, как мне кажется, нужное направление дали моим мыслям, а рассказать я пока ничего не могу. Мне надо подумать и сопоставить кое-что из вашего рассказа с моими, как вы говорите, домыслами. Но для этого, – Федор решительно встал, – надо с Сашей поговорить. Пойду я, уже темнеть начинает. – Он направился в коридор, но у входной двери остановился и нежно пожал руку учительнице. – А вы меня удивили, Алла Андреевна, приятно удивили. Я думал, что вы не только живете, но и думаете только по правилам. –

– Ах, Федя, – старушка радостно вздохнула, – я за всю эту долгую жизнь так устала себя в узких рамках содержать, что решила хоть на старости лет если не пожить, то хотя бы подумать свободно. –

– А я, вот, приветствую это ваше решение, но мне пора, поздно уже. –

– До встречи, Федя. Ты забегай, как выпадет свободная минутка. –

– Обязательно. Я же пообещал о своих мыслях рассказать, значит, расскажу, когда все состыкую правильно. –

Выйдя на крыльцо подъезда, Федор остановился, глубоко вдохнул свежий воздух прохладного вечера и неуверенно улыбнулся.

– Надо же! Никогда бы не поверил, если б кто другой сказал. – Соскочил весело со ступенек и скорым шагом проскочил сумрачную арку. На выходе чуть не столкнулся с каким-то стариком, неожиданно вынырнувшим из-за угла дома, но вовремя спохватился, отскочил в сторону и удивленно посмотрел ему вслед. Старик тоже обернулся и чуть заметным движением головы кивнул Федору.

– Прошу прощения, молодой человек. Задумался по-стариковски. –

Федор хотел ответить, но не успел. Со стороны проспекта налетел сильный ветер, под его порывом качнулись ветви деревьев, растущих вдоль проезжей части, и яркий луч уличного фонаря, освободившись от заслона густой листвы, осветил всю фигуру старика. Федор от неожиданности застыл, а старик вежливо улыбнулся ему, приподняв уголки рта, и скрылся под сводом арки.

– «Странно, – подумал Федор, – я его уже где-то встречал. А может это и есть тот старик, о котором все рассказывают?» – Ему вдруг захотелось догнать старика, он даже сделал пару шагов ему вдогонку, но тут же остановился.

– И что я ему скажу? – Недовольно буркнул себе под нос. – Я вас откуда-то знаю, а может быть вы такой-то да эдакий? И это на ночь глядя. Перепугаю только пожилого человека своими приставаниями. Если это он, то мы все равно встретимся, всему свое время. А если не он, то баба с возу – кобыле легче. Тем более все старики для меня на одно лицо. – И, благополучно решив внезапную проблему, направился пешком к своему дому.

Придя домой, хотел, лежа в постели, обдумать новую информацию и сопоставить со своими странными галлюцинациями, но усталость сморила его. Перед глазами в медленном круговороте проплывали эпизоды прошедшего дня без соблюдения временной закономерности, вырисовывались в его сознании в замысловатые картинки с резными очертаниями и никак не хотели складываться в одну общую мозаику, частями которой, Федор чувствовал это, они являлись. Он незаметно уснул, а под утро ему приснился сон, в котором он мчался за гонимой сильными порывами ветра огромной бумажной снежинкой с недостающим звеном для его мозаики, но резкий звон соседского будильника бесцеремонно разбудил его на самом интересном моменте сна. Он испуганно подскочил на своем диване, ничего не понимая, попытался припомнить рисунок на скомканном клочке бумаги, мелькнувший перед ним в последний миг сна, но у него не получилось. Вместо этого в памяти всплыло растерянное лицо школьной учительницы и под яркой вспышкой света преобразилось в знакомые черты старика, встреченного им вчерашним вечером.

– Все-таки его лицо мне определенно знакомо. – Нахмурился Федор.

Из кухни донеслось жужжание ходиков.

– Семь. – Женским голосом возвестила их обитательница.

– Ладно. Как-нибудь потом. – Отмахнулся Федор от неразрешимой задачи и засобирался на работу.

В институте он никак не мог собраться с мыслями, отвечал на вопросы коллег невпопад или удивленно смотрел в глаза вопрошающих, не понимая, что от него хотят. В памяти постоянно возникал образ уже порядком надоевшего ему старика, а вместе с ним приходило воспоминание о Саше, после чего он начинал напряженно прислушиваться к телефонным звонкам и нервничать, когда к аппарату звали не его.

Ближе к обеду Федор оставил напрасные свои попытки отвлечься от надоедливых мыслей рабочими вопросами и, подойдя к окну за своим столом, уставился на фасад противоположного зданию института дома. На одном из балконов деловито возилась женщина, встряхивая и развешивая по веревкам постиранное белье. Ее фигурка издалека казалось миниатюрной, темные распущенные волосы развивались на ветру, порывы которого так и норовили вырвать из ее тонких рук мокрые вещи. Она одной рукой убирала прилипавшие к лицу пряди волос, быстро снимала с вязанки на шее очередную прищепку, прижимала ею свободный край кофточки или платья, наклонялась за очередной вещью, и все повторялось сначала.

Федор иронично усмехнулся:

– Интересно, она догадается заколоть волосы или так и будет махать руками как встревоженная курица? –