Текст книги "Принцип предательства"

_{Глава 21}

Денни практически не спал последние две ночи. У него не было шансов выбраться. Он надеялся, что начальник полиции разберётся и убедится, что он и есть Денни Леммон, и поможет вернуться. Мысли о том, что это могут быть последние дни жизни, сильно нервировали, спазмы сдавливали грудную клетку. Сердце отчаянно колотилось, искусанные губы болели, в горле пересыхало. Он много пил воды и практически опустошил бак, которого раньше хватало на три—четыре дня.

Леммон очень хотел жить и не хотел умирать. Но больше смерти он боялся сойти с ума, не выдержав напряжения от ожидания, одиночества и неизвестности. Угроза смерти становится невыносимой, если её растянуть во времени… Денни пытался себя успокоить, что люди сидят в камерах смертников по десять лет, а потом наказание заменяют на пожизненное заключение, а бывает даже, что и освобождают. Он читал недавно о таком случае, когда невинный человек ожидал смерти почти двенадцать лет. Но часто бывает, когда казнят… Внутренний голос был хуже судьи. Он напоминал, что даже в камере смертников заключённые знают, кто они, где они, за что они там сидят. Их кормят, они могут читать, чем-то заниматься. Хоть так, но они живут. А он даже не знает – живёт ли он…

Ему становилось страшно от своих ощущений, от потери координации или ощущения пространства. В такие моменты давление прыгало, и казалось, что всё – он за границей безумия, и возврата уже нет. Он не мог отвлечь себя от тяжких размышлений, не мог сконцентрироваться на чём-то, что помогло бы ему. У него не было психологического якоря, который позволил бы держать себя в руках и поддержать своё психологическое состояние.

В один из таких приступов он увидел себя в зеркале. Отшатнувшись от отражения, силой воли вернул взгляд на маленькое зеркало над тумбочкой. Он не мог поверить, что это он. Лёгкая дрожь била измученное тело. Глаза показались ему больше, чем обычно. Они одновременно отражали испуг, боль и, самое страшное, явное помутнение рассудка. Денни потрогал лицо руками. Это был он, он чувствовал это, но не мог, не хотел поверить. Он закрыл глаза, заплакал от жалости к себе, судорожно глотая воздух из-за недостатка кислорода. Неожиданно в памяти всплыл образ деда. Дед был умным человеком с непростой судьбой, да мало у кого судьба была лёгкой в ушедшем двадцатом веке. Леммон будто услышал голос деда:

– Почему-то людям невозможно возлюбить трудности свои. Понять, зачем тебе даны такие испытания или за что наказания. Возникают роптания на судьбу, жалость к себе. А это очень опасно! Это приводит к безумию или человеческой чёрствости. – Он попытался увидеть в своём отражении деда, на которого был очень похож, и вспомнил ещё одну его мудрость: – Жизнь сложная и петляющая дорога. Порой очень легко сбиться с правильного маршрута, вылететь из седла своей лошади, поддаться искушению и зависти… И очень трудно остаться настоящим человеком в окружении угроз, предательства, подлости, боевых действий, капризов природы… Запомни, внучек, в любой ситуации у человека есть выбор. В любой! Бог каждому человеку даёт свой крест, который по силам ему нести. Слышишь? По силам! Тяжесть появляется от количества греха и искушений дьявола. Трудно ли, тяжело, но нести ты можешь и должен быть человеком! Жалеть себя – это страшный яд, это похуже, чем грех осуждения других. На всё воля Господа, все под ним ходим, и путь он дал каждому свой…

Денни показалось, что только сейчас он понял, что имел в виду дед, когда говорил о своём отношении к смерти:

– Запомни, если пришёл твой смертный час, то надо поднять голову, даже перед топором палача. Значит, это твоя судьба, и уйти следует достойно, чтобы не уронить честь на этом свете, показать свою готовность к Страшному суду за прожитую тобой жизнь и этим облегчить свою участь…

Дед говорил уверенно, твёрдо, казалось, что он видит то, что другим не дано:

– Самая острая боль рождается в конце жизни, в день, когда за твоей душой приходят ангелы. Где быть твоей душе? В раю или сгинуть в аду? От того, каким ты был, что делал, как нёс свой крест по жизни, и будет зависеть, где быть твоей душе… Большинство людей боится. Они утонули в себялюбии, жалости к себе, зависти и ненависти к другим. Ты, Денни, даже не можешь представить, как много грехов совершается людьми, огромных и не очень, кощунственных и едва заметных. Поэтому и уходят люди на тот свет с гримасами на лице, страшными, безумными, иногда бесчеловечными… Тут двух вариантов и быть не может – их душам уготована нелёгкая участь, и в раю их никто не ждёт. Да, Бог милостив, но не обмануть того, кто читает души и знает истину. Воздастся всем за всё!

Это был один из последних разговоров, и Денни был поражён, что дед умеет плакать:

– Вот и рождается настоящая боль. Это не жалость к себе и не боязнь смерти – время не остановишь. Это боль от невозможности что-либо исправить. Понимаешь – поздно! Тебе была предоставлена целая жизнь, а на пороге смерти уже ничего не изменить… Эта боль как прозрение. Становится так страшно, когда ты понимаешь, что за твои грехи будут страдать не только ты, но твои близкие на этом свете… Жаль, что прозрение приходит ко многим в последний день жизни, на какое-то мгновение в вечности.

Он буквально почувствовал объятия деда, увидел его улыбку сквозь слёзы и хриплый голос:

– Вот и пытаются люди просить прощения перед смертью, что-то посоветовать своим близким и оставить в наследство. Пытаются уйти достойно, понимая, что на том свете нет адвокатов и условностей. Там суд праведный и жестокий. И единственное, что может помочь на Страшном суде, – это осознание всех грехов своей жизни и готовность принять всё, что тебе уготовано. Принять достойно – не зря во все века люди пытались умереть кто с улыбкой, кто с оружием, кто с соблюдением традиций своего рода… Такова жизнь, мой мальчик, надеюсь, что когда-нибудь ты вспомнишь мои слова и тебе это поможет.

Денни ударил несколько раз себя по лицу и резким движением рук снял зеркало. Он подошёл к окну, держа его двумя руками, и стал пытаться дыхательными движениями вернуть себя в нормальное состояние. Зеркало для него было судьёй, источником оценок за свои усилия. Он благодарил деда и надеялся, что он увидит, как внук в безвыходной ситуации пытается взять себя в руки, пытается собрать осколки достоинства и веры. «У каждого своя судьба, и если так мне суждено, то я донесу свой крест с поднятой головой, пусть со слезами, пусть несправедливо, но достойно, так как учил дед».

Леммон немного успокоился и пришёл в себя: «Ещё есть два дня, значит, ещё не все потеряно. Не зря же меня допрашивали про мелочи? Они будут проверять, следовательно, им это необходимо. А для чего – для того, чтобы проверить меня и поверить мне. А что потом? А потом наступит только через два дня – тогда и будем думать. Надо быть готовым эмоционально, готовым ко всему. Значит, надо держать голову в разуме, в сознании. Господи, как оказывается легко сойти с ума, какая тонкая грань отделяет нас от безумия».

Он выдохнул, подошёл к тумбочке, повесил зеркало на место и задержал взгляд на отражении. На него смотрел уставший и не очень здоровый человек, но Денни улыбнулся. Глаза! Он узнал свои глаза. Было видно, что они заплаканны, что он устал и боится. Возможно, что надеяться ему уже не на что, но он улыбался, потому что победил себя, сохранил разум и достоинство. Победил без лекарств, без посторонних, при помощи советов мудрого деда или их духовной связи.

– Буду ждать, – решил Денни, – ждать и верить!

И это было не напрасно. За день до окончания назначенного срока, вечером, к нему пришёл начальник полиции. Наджил поставил стул, сел, как и в прошлый раз, опираясь на спинку, и поздоровался. Поздоровался так, как привык Леммон, так, как он ждал последние дни. Никогда ещё Денни не был так рад услышать свою фамилию, но он готовился к этой встрече и понимал, что эмоции будут только мешать. Было видно, что Наджил сегодня не такой, как в прошлый раз. Жёстче, что ли, увереннее. «Значит, для себя он уже всё решил, значит, у него есть понимание ситуации, а может, и решение. Но какое?»

Денни не выдержал:

– Добрый вечер, господин начальник полиции. Мне приятно, что вы назвали меня моей фамилией. Это что-то значит?

Наджил поморщился:

– Я понимаю ваши желания и дам время задать мне вопросы. Договорились?

– Да, – Леммон постарался сохранить самообладание.

– Допустим, что вы Денни Леммон. Тогда вам не составит труда рассказать мне про ваш бизнес, вашу компанию, что вы делали на Суматре, где ещё вы работали и с кем.

– Конечно, если это вам поможет, – Денни поудобнее сел на кровати.

Наджил неожиданно для Леммона улыбнулся:

– Мне это поможет, очень поможет.

Денни улыбнулся в ответ. Он не почувствовал облегчения, но и не почувствовал опасности, которая исходила от человека в полицейской форме, жестокого и опытного профессионала, который начал очередную операцию – операцию «миллион за Леммона».

Наджил внимательно выслушал рассказ Денни о компании, о своей работе, о последних проектах и цели визита на Суматру, что-то записал в своём блокноте и выключил диктофон:

– Значит так, мистер Леммон. Для закрепления ваших показаний нам надо выехать на место аварии, где вы всё расскажете и покажете. Там же мы запишем видео, которое направим в соответствующие инстанции. Это должно сработать и подтвердить ваши показания. На видео вас узнают и выйдут на связь с нами. Если всё подтвердится, то будет организован ваш возврат домой. Понятно?

– Да. А когда поедем?

– Завтра с утра, но вы должны подписать соответствующие бумаги, – Наджил положил перед Леммоном ручку и бумагу.

– Что это?

– Ваше согласие. Мы выезжаем на место аварии, а это должно быть официально. Всё-таки вы в тюремной больнице и подозреваетесь в контрабанде оружия. Без этой бумаги я не смогу вас забрать из тюрьмы.

– Меня немного смущает, что она на вашем языке.

– Это не проблема. Я вам переведу, а ниже текста вы напишете фразу: «Мне прочитан и разъяснён текст документа. Собственноручно подтверждаю своё согласие на выездную операцию для дачи официальных показаний на месте происшествия». Это формальность, конечно, но официальный документ обязателен.

Денни взял ручку. Давно он не писал и почувствовал некий дискомфорт, но старательно написал всю фразу.

– А где подписываться?

– Надо поставить дату и подпись свою. Так, как вы подписывались всегда. Это поможет при опознании вас как Леммона. А вот фамилию писать не надо, чтобы не испортить работу. Фаиз человек подозрительный, поэтому мы сделаем всё так, чтобы исключить даже малейший намёк на возможность подсказок или помощи с моей стороны. Я, знаете ли, работаю на Фаиза, и мне осложнения не нужны. Понятно?

– Да, понятно.

Денни написал дату и поставил подпись. 27 октября 2004 года. Шёл пятый месяц, как он уехал в командировку на Суматру.

_{Глава 22}

Леммон не спал. Его терзали противоречия. С одной стороны – непонятная радость от понимания, что завтра можно выйти на свежий воздух, и ожидание помощи начальника полиции. С другой – нервное волнение и неуверенность в реальности. В голове один за одним рождались различные сценарии завтрашнего дня, от ужасных до прекрасных… Утром Леммона будить было не надо, когда открылась дверь и в палату вошла медсестра с полицейским, он уже умылся и сидел на краю постели.

Медсестра показала шприц. Было понятно, что ему сделают укол. Денни послушно повернулся. К уколам он настолько привык, что иногда не успевал отреагировать на секундную боль. Убрав использованный шприц, медсестра кинула на постель вещи. Это были его вещи, постиранные, но помятые. Он дотронулся до вещей: «Видимо, долго лежали сложенными».

– У вас три минуты, – сказал полицейский на очень плохом английском.

Через пять минут Леммон шёл по коридору тюремной больницы, с интересом оглядывая стены. Ничего особенного он не увидел – что особенного можно было увидеть в тюремной больнице? Денни вывели во двор, в котором было несколько двухэтажных корпусов. На улице царил полумрак, обычный для раннего утра. Двор был окружён забором с проволокой и вышками по углам. На вышках находились вооружённые люди и прожекторы. Лучи света от прожекторов периодически освещали пространство двора, сходясь и расходясь в каких-то местах. На окнах зданий были решётки. Впереди виднелись большие цельные металлические ворота. Рядом с воротами находились баки с мусором. Запах стоял жуткий.

Леммон почувствовал неожиданную дрожь. По спине, прямо по позвоночнику, прокатились капли холодного пота. Может быть, от утренней прохлады, а может, от несоответствия ожидания свободы с этим двором и неприятным запахом.

Полицейский подвёл его к машине. Это был небольшой старый фургон. Ему помогли залезть через заднюю дверь. Он оказался в металлическом пространстве с прорезями вверху. Видимо, чтобы не задохнуться. Вдоль стены была прикручена доска для сидения. Леммон присел. Со стороны водителя открылось окно, и появилась физиономия полицейского:

– Если что понадобится, то стучите сюда. Понятно?

Денни кивнул головой. Двигатель завёлся, и машина медленно тронулась. Сколько ехать, Леммону никто не сказал, возможно, несколько часов, поэтому он решил прилечь. Но через минут пять эта идея ему перестала нравиться. Выехав из ворот тюрьмы, машина тряслась и переваливалась из стороны в сторону. Лежать в таких условиях, да ещё на доске, было больно. Он сел, облокотился спиной на стену, так было легче, и закрыл глаза.

Дорога была нелёгкой. Сколько времени прошло, прежде чем машина остановилась, Денни сказать не мог. Но когда открыли заднюю дверь – его ослепило солнце. Он, наверное, с минуту привыкал к дневному свету.

– Ну, мистер Леммон. Хватит. У нас много работы.

Денни узнал голос начальника полиции. Наджил достал бутылку воды и кинул её Леммону:

– Ловите. Это вам. Вылезайте. Я вас жду у автомобиля.

Денни жадно отпил треть бутылки и вылез из фургона. Вид останков обгоревшего джипа спровоцировал боли в голове и в сердце. Они приехали к месту падения джипа, на место гибели Джека и ещё двух человек, имён которых он даже не знал. Наджил с двумя полицейскими, один из которых сопровождал Леммона, осматривали сгоревший остов автомобиля. Недалеко стоял полицейский джип, за рулём которого сидел водитель. Денни обернулся. В фургоне тоже сидел водитель.

– Выкиньте из головы все дурные мысли, мистер Леммон. У меня никогда не бывает побегов. Вернее, побеги случались, но все со смертельным исходом.

– Да у меня и в мыслях не было. Просто давно не был на улице.

– Мой вам совет – не испытывайте судьбу. Я, может быть, единственная ваша надежда вернуться домой. Если вы решите меня обмануть, то я вас убью… Лично! – лицо Наджила не выражало никаких эмоций. Угроза с его уст слетела просто и буднично и произвела впечатление на Леммона. Было понятно, что начальник полиции не бросает слов на ветер.

– Я вас уверяю, что никаких дурных мыслей нет и не будет. Просто я долго пробыл в помещении. Извините!

Наджил ничего не ответил. Он повернулся к полицейским и что-то резко сказал. Один из них побежал к автомобилю и вернулся с видеокамерой в руках. Наджил повернулся к Денни:

– Сначала представитесь, затем расскажете всё, что помните, и покажете. Камера будет снимать ваши показания и указанные вами места. Потом я дам вам текст, и вы его прочитаете. Это обращение ко всем, кто вас знает. Вопросы есть?

– Всё понятно. Вопросов нет.

Получив команду, полицейский включил камеру:

– Начинайте, мистер Леммон.

Денни представился, рассказал, кто он, как попал на Суматру, кто их приглашал. В подробностях рассказал про тот роковой день и поездку. По окончании его рассказа все поднялись к месту на дороге, откуда сорвался сгоревший джип. Он показал, где был стреляющий в них человек, где была машина и как он выпрыгнул.

Наджил смотрел на Леммона и мысленно удивлялся: «Всё правильно говорит. До мелочи. Его похоронили дома, нам за него заплатили, а он выжил. Более того, вылечился. Доктор сказал, что в нормальных условиях ему бы пройти курс реабилитации, и он будет практически здоров… Надеется, что скоро будет дома, а на самом деле домой он не попадёт. Сегодня начнётся новый этап в его жизни, скорее всего, последний… Всё-таки странное это ощущение власти над человеком и его судьбой. Какая-то игра охотника и его жертвы. Правда, Леммон не знает, что он жертва. Очень дорогая жертва. Стоит целый миллион, а может, и больше, если сложится с Халидом… Жаль мне его, что ли?»

Он снял фуражку и провёл рукой по волосам. Съёмка показаний подходила к концу. Осталась только запись обращения, текст которого достаточно долго они сочиняли, чтобы получить все слова, которые потом будут смонтированы для обращения к Падлсу. Наджил был уверен, что Падлс, посмотрев показания Леммона и его обращение, будет податлив, как овечка. Уж что-что, а с людьми начальник полиции работать умел.

Денни закончил говорить и повернулся:

– Вроде всё.

– Молодец. Осталось ваше заявление. Давайте так – вы его прочитаете в камеру. Если будут вопросы, то потом вы их зададите. Окей?

Денни взял страницу. Первые строки вызвали удивление. Он поднял голову и посмотрел на Наджила. Тот молча указал пальцем на камеру.

– Мне не всё понятно и странно…

Наджил резко остановил Леммона:

– Мы с вами договорились. Я знаю, что делаю. Если вы не согласны, то завтра будете общаться с Фаизом мат Юсуфом и, думаю, недолго, после обеда вас уже не будет, – и постучал пальцами по кобуре с пистолетом.

Денни сглотнул. Ему ничего не оставалось. Он рассказал, что он жив, что он страдает, что его незаконно удерживают, что он знает, кто его удерживает и кто этому помог. Он просит принять все меры, включая оплату выкупа, для сохранения его жизни. В противном случае в его смерти он просит винить государство, свою компанию, ещё что-то.

– Вот и умница, – Наджил похлопал его по плечу, – сейчас обратно, там обед. Отдохните. А вечером я вас навещу.

Леммон почувствовал какое-то опустошение и упадок сил. Он залез в фургон, допил бутылку с водой и услышал звук двигателя машины начальника полиции. Через минуту фургон тоже тронулся с места.

Наджил, сидя на заднем сидении своего служебного джипа, опустил стекло боковой двери и высунул руку. Было похоже, что он проветривается. Так часто делают, чтобы ощутить сопротивление воздуха на скорости. Об этом подумали его водитель и второй полицейский.

Но не Сарди, который сидел на уступе горы где-то в километре от места аварии. Увидев руку в окне джипа, он опустил мощный бинокль, достал рацию и отдал какие-то распоряжения.

_{Глава 23}

Бренда открыла глаза и улыбнулась. Она, такая педантичная, ответственная, сегодня соврала. Проснувшись рано утром, позвонила коллеге и сказала, что неважно себя чувствует и берёт отгул, который ей был положен. Слава богу, что у них с этим несложно, и один день погоды не сделает. Она повернула голову. Рядом наполовину укрытый одеялом лежал Чарлз. Несмотря на сорок два года, он легко даст фору молодым спортсменам. Мощный торс, тёмные волосы на груди, сильные руки, хорошо очерченные мышцы бедра. Это был сильный… и очень нежный человек. Она почувствовала это в полной мере. Вчера ей очень хотелось окунуться в океан эмоций и чувственных наслаждений, и она почему-то была уверена, что Чарлз подарит ей волну любви и сумеет сделать так, как она, может быть, ни разу не чувствовала и мечтала всю свою жизнь. Ей очень хотелось верить, что она в свои тридцать пять выиграла в «лотерею судьбы» своего мужчину. Кто-то скажет, что она легкомысленна и в её возрасте женщине пора хвататься за любого мужчину, чтобы склонить его к замужеству. Но Бренда, лёжа в кровати Винглера и перебирая в памяти весь вчерашний вечер, плавно перешедший в ночь, была уверена, что нашла настоящую любовь. Чарлз, даже когда они поехали к нему, продолжал заметно нервничать. Его состояние было так естественно и искренне. Любая женщина поймёт Бренду. Ей хотелось как можно дольше чувствовать наслаждение от настоящих эмоций, которые исходят от нежного и влюблённого мужчины. Она была, нет – она чувствовала себя королевой вечера. Королевой его сердца, его дома, королевой его танго и их интимной близости, как венец зажигательных танцев.

Бренда повернулась к шкафу, где на двери висело огромное зеркало. Она увидела себя с раскиданными по лицу волосами и смешной улыбкой: «Неужели растрёпанная причёска и заспанное лицо и есть выражение счастья?» Ей давно не было так хорошо по утрам. Она потянулась, сделала глубокий вдох и, закинув руки за голову, положила на них голову. Как они вчера танцевали! Вдвоём, дома, танго… Она так не веселилась даже на шумных вечеринках, которые иногда посещала. Чарлз умел танцевать, танцевать хорошо. Наверное, ритмами танго он окончательно и вскружил ей голову…

После очередного падения на руки во время разворота она почувствовала касание его губ. Через мгновение он элегантно вернул её в вертикальное положение. Бренда прикрыла глаза и подалась навстречу. Это было как прыжок в воду, погружение в наслаждение. Она не думала – будет ли это только сегодня или навсегда. Она не думала, она чувствовала желание быть любимой и получить от этого неземное удовольствие. Желание подарить мужчине свою нежность, прикосновения, игру своего тела…

Бренду радовало всё, что произошло, создавая радость не только телу, но и душе и разуму. Резонанс любви? Возможно! Ей срочно захотелось что-то сделать для Чарлза. Она была уверена, что результат её труда доставит удовольствие и ей, и её мужчине. «Надеюсь, что моему… Интересно, как выглядели бы наши дети?» Она вспомнила фотографии, которые показывал ей Чарлз, его рассказы про дочь, про своих родственников, себя и свой жизненный путь. На секундочку у неё сжалось сердце, когда она вспомнила его слезу и рассказ о потере партнёра и лучшего друга. Бренда не знала его, но чувствовала какую-то благодарность к этому человеку. Может быть, потому что он спас её счастье…

Она аккуратно встала и прошла на кухню. Там всё напоминало о вчерашнем празднике. Вино, тарелки, свечи, цветы… Но несмотря на бурное продолжение вечера, они успели убрать оставшиеся продукты в холодильник. Бренда подошла к цветам, поправила их и вдохнула аромат. Ей показалась, что они стали пахнуть ещё лучше, чем вчера. Затем открыла холодильник и осмотрела уверенным взглядом его содержимое. Она прекрасно готовила, и сегодня её очередь удивлять кулинарными способностями. Через минут двадцать на кухне был идеальный порядок и вкусный завтрак. Не зря же Чарлз, на всякий случай, прикупил в магазине кое-что на утро…

Бренда внимательно осмотрела результаты своего труда. Она не ошиблась. Ей, действительно, очень приятно. Довольная собой, она зашла в ванную комнату принять душ и привести себя в порядок. Всё-таки первое утро с Чарлзом! История пишется сразу на чистый лист, без черновиков. Первое утро – одно из основных впечатлений. Бренда знала это. Знала, что надо делать, что и как. Тем более у неё было ради кого… Наслаждаясь душем, Бренда вспоминала свою бабушку, которая очень хотела, чтобы из внучек выросли настоящие женщины, мудрые и красивые. Она любила беседовать с бабушкой на кухне, когда она пекла пирог или готовила обед. Такие разговоры по душам ей очень нравились. У бабушки был острый ум, говорить она умела и научила серьёзно относиться к первому утру с мужчиной:

– Кому-то первое впечатление обманчиво, но чаще всего это фундамент будущих отношений. У многих первое впечатление создаётся интуицией или внутренним голосом. Но у мужчины сначала открываются глаза, а затем включается сознание, интуиция или внутренний голос. Особенность мужского восприятия в том, что, если взгляд наткнулся на что-то непривлекательное, по его мнению, то сознание или интуиция не включаются. Для них это не имеет смысла, и ничего с этим не поделать – так у них природой заложено. Поэтому внешний вид женщины, её стиль, фигура, кожа, руки имеет огромное значение. Но при условии естественности, подчёркивания этой естественности и сокрытия не совсем удачных моментов. Особенно в первое утро! Это как-то влияет на мужское подсознание. Некоторые мужчины часто боятся, что макияж – это маскировка, а наша забота – ничто иное, как желание выйти замуж. Инстинкт, завоевателя и основной, вечером возьмут своё, и он легко окажется в постели с женщиной. Но проснувшись, если глаз его не порадовался тебе, то он пойдёт искать то, что понравится ему следующим утром… А ты будешь горевать о поруганной чести и несбывшихся надеждах. Поэтому при желании удержать мужчину рядом с собой женщина, зная, что она не первая красавица и что мужчина зверь пугливый, должна уметь правильно показать себя. С тем, чтобы уже в последующие дни раскрыть ему свою личность, показать свою заботу, сексуальность и умения. Всё это возможно, если первое утро будет правильно использовано. Такой вот билет в будущее. Проснулся милый, а его глаз радует красота или ухоженность, завтрак, всё ненавязчиво и легко. И всё для него! У мужчины что-то внутри щёлкает, он думает, что практически в раю и нашёл то, что искал. Всё, считай, рыбка на крючке! С течением времени любовь правит мужской глаз – и для него желанная женщина становится самой красивой и родной. Но только мудрая женщина становится такой! У ленивой или проспавшей первое утро высока вероятность потери данного мужчины. Таким дамам остаётся только надеяться, что у них будет ещё одно «первое утро» и оно будет использовано с умом. И запомни, что для мужчины всегда очень важно видеть свою ухоженную и красивую женщину, которая периодически его удивляет, но не сильно. Слегка меняя тональности своего стиля, настроения, одежды. Своя, но разная. Родная и многоликая. Любимая и любящая. Вот такой рецепт долгих отношений!

Бренда выключила душ.

– Спасибо, Господи, что дал мне такую бабушку! И что у Чарлза есть фен…

Она вышла из душа, вытерлась полотенцем и стала сушить голову. Её план был прост. Она слегка изменила причёску, нанесла утренний лёгкий макияж и завернулась в огромное полотенце. Кто-то скажет, это неудобно, но вы спросите мужчин, которых кормят завтраком женщины с любящим взглядом подкрашенных глаз, с причёской и в полотенце, которое неожиданно и легко падает, обнажая красивое тело… Конечно, только завтраком это не заканчивается. Такое первое утро, несомненно, остаётся в памяти мужчины надолго, если не навсегда, и как минимум продолжение романа гарантировано!

Поэтому Бренда и взяла отгул. Один день ничего не изменит в работе, зато может круто изменить личную жизнь. Она подвела карандашом губы, рукой поправила причёсанные волосы и послала воздушный поцелуй себе в зеркало. Она нравилась себе, ей нравился дом, в котором она находилась, ей нравился хозяин дома. Очень нравился! Ей хотелось поскорее накормить его и обнять со всей силы так, чтобы до обеда не вылазить из кровати…