Текст книги "Леди в наручниках"

11
ГВЕН ХАРДИНГ

Гвен Хардинг затянула потуже узел на халате и приступила к изучению пакета предложений «ДРУ Интернэшнл». Целый день текущие дела не давали ей сосредоточиться на графиках, которые сейчас были разложены на ее обеденном столе. «ДРУ Интернэшнл» завершила свои исследования и подготовила предложения штату. И теперь Гвендолин Хардинг и еще шесть ответственных работников пеницитарной системы должны были написать свои отзывы на эти предложения.

«Установленный факт: передача убыточных тюрем в частный сектор позволит сэкономить существенные средства из бюджета штата, – прочла Гвен. – В последней декаде не менее чем в четырнадцати различных независимых исследованиях проводились сравнения эффективности частных и общественных организаций. В двенадцати из этих исследований доказано, что расходы на содержание заключенных в приватизированных тюрьмах меньше, чем в государственных, причем эта разница составляет от двух до двадцати девяти процентов».

Интересно, как они этого достигли? Уволили начальников, вышедших в тираж?

Гвендолин встала и прошла к стойке бара, которая отделяла столовую от кухни, сияющей чистотой. На плите гордо красовался чайник – единственный, в сущности, предмет утвари, который использовался для приготовления пищи. Он стоял на единственной конфорке, которая еще включалась в этом доме. Гвен взяла из шкафчика кружку, давнишний подарок сотрудницы из социальной службы. Такие кружки женщины с детьми обычно сами расписывают в специальных магазинчиках. На этой было выведено рукой ее подруги Лайзы Андерсон: «Потому что я начальник тюрьмы, вот почему!» Они с Лайзой тогда здорово посмеялись над реакцией женщин в том магазине, в котором подруга это писала.

Сейчас Гвен налила в кружку горячей воды и опустила пакетик с чаем. На самом деле больше всего ей хотелось выпить джина и закусить оливками, припасенными в холодильнике, но ей еще никогда так не требовалось иметь ясную голову. Дела «ДРУ Интернэшнл» прежде всего!

С дымящейся кружкой в руке Гвен прошла к мойке и выбросила заварочный пакетик в пустой мешок для мусора. «Теперь от меня даже мусора почти не остается», – тяжело вздохнула она. А ведь когда-то были другие времена. Она много готовила и часто принимала гостей, ее ценили как прекрасную хозяйку. Все обожали ее коронное блюдо – петуха в вине.

Интересно, готовит сейчас кто-нибудь петуха в вине? Она давно не встречала это блюдо в меню. «Впрочем, а когда мне в последний раз приходилось бывать на званом обеде?» – задумалась Гвен. Ничего не припоминалось, кроме сугубо официальных банкетов, на которых всегда подавали резиновых цыплят. Последним был банкет по случаю закрытия совещания руководителей исправительных заведений Восточных штатов. А вот в гостях у кого-нибудь она не была уже тысячу лет.

Гвен машинально отпила глоток горячего чая. Где-то сейчас Лайза Андерсон? Гвен улыбнулась. Им всегда было весело вместе. Когда Гвен развелась с мужем, Лайза как раз расставалась со своим. Каждую неделю они находили время, чтобы отправиться куда-нибудь поразвлечься. Гвен отставила кружку. Неужели с тех прошло уже шесть или семь лет? Так много? Она посчитала снова. Да, правильно. Они не виделись с тех пор, как она получила работу в Дженнингс.

Сначала Гвен была слишком занята, чтобы видеться со старыми друзьями или заводить новых. А потом, когда она уже освоилась на новом месте, оказалось, что у нее совсем не осталось друзей. С подчиненными Гвен дружить не могла. Сначала она сознательно держала дистанцию, потому что боялась, что иначе ей не удастся завоевать авторитет. Гвен надеялась, что со временем, почувствовав себя уверенно на новом посту, она подружится с кем-нибудь. Но теперь уже подчиненные держались отстраненно. Что ж, это можно понять. В конце концов, она всегда была замкнутым человеком.

Гвен присела за сверкающий обеденный стол, чистоту которого нарушал только отчет «ДРУ Интернэшнл». Сейчас она не будет думать ни о чем другом: от мыслей об одиночестве и пустоте жизни тянуло к оливкам, а вернее – к джину. Гвен упрямо придвинула к себе отчет, снова просмотрела текст и уныло вздохнула. Когда она начала работать в Дженнингс, ей казалось, что власть начальника тюрьмы огромна. Может быть, она тогда ошибалась, или просто многое изменилось с тех пор, но теперь она понимала, что от начальника почти ничего не зависит. Власть его настолько ограничена, а обязанности так обширны, что Гвен часто чувствовала себя как выжатый лимон. И теперь эта приватизация должна была отнять последние полномочия, которые у нее оставались!

Гвен прекрасно понимала, что этот ублюдочный проект возник в ответ на жалобы налогоплательщиков на непомерные издержки по содержанию заключенных. Уже много лет население голосовало против расходов на школьное образование – не собираясь тратить свои кровные деньги на обучение своих же внуков. Что же говорить о расходах на чужих людей, да еще преступников! На это криминальное поколение! Однако количество преступников продолжало неуклонно расти. Многие исследователи видели только один выход из этой ситуации: строительство новых тюрем. Неэффективная «война наркотикам», боязнь судей показаться слишком мягкими к преступникам – все это вело к чудовищному увеличению числа заключенных, причем число женщин росло намного быстрее. Это происходит не потому, что женщины вдруг начали совершать тяжкие преступления, просто по всей стране людей стали чаще сажать в тюрьму за мелкие нарушения закона. В 1979 году женщин приговаривали к лишению свободы за преступления, не связанные с насилием, в сорока девяти процентах случаев, а в 1999 году – уже в восьмидесяти процентах.

Естественно, что приватизация казалась многим удобным и простым решением всех проблем. Крупные компании заявляли о своей готовности взяться за это, вложить средства и превратить тюрьмы в выгодные предприятия. На последней конференции начальников тюрем, в которой участвовала Гвен, разгорелся жаркий спор на тему приватизации тюрем. Кто-то заметил, что крупным корпорациям выгодно, чтобы число заключенных все больше росло, а они получали бы в свое распоряжение все больше и больше дешевой рабочей силы. «Как это похоже на новый вид рабства!» – подумала Гвен. Ей было ясно одно: выполнение этого чудовищного плана ни в коем случае нельзя допустить.

Гвен посмотрела на десяток страниц, которые она исписала. Многие фразы были по нескольку раз подчеркнуты, страницы пестрели восклицательными знаками. Похоже на записки сумасшедшего, и не только на вид, но и по содержанию. Каким-то образом ей нужно превратить эти крики души в хорошо аргументированный доклад.

Гвен раздраженно потрясла головой. О чем только думает администрация штата? Она отлично знала, что растущий бюджет ее тюрьмы доставляет чиновникам кучу неприятностей. В то время как ее расходы на содержание одной заключенной – питание, проживание, охрана и минимальные затраты на образование и медицинское обслуживание – дошли до пятидесяти пяти долларов в день, а в приватизированных тюрьмах все это составляет всего сорок девять долларов в день. Гвен знала, что она не может состязаться с ними в этом. Как, например, еще больше сократить ее минимальные затраты на медицинское обслуживание? Уволить медицинских работников? У нее их и так минимум.

Гвен дошла до утилизации помещения для свиданий и ужаснулась. В отчете предлагалось превратить эту комнату в зал для телемаркетинга. А где же женщины будут встречаться с родными? Кроме того, «ДРУ Интернэшнл» предлагала достроить тюрьму, превратив здание, имеющее форму буквы П, в букву О для того, чтобы получить дополнительные помещения. Это означало, что все камеры, выходящие во двор, станут темными. Где же будут гулять женщины? И где Веснушка будет сажать цветы?..

Наверное, она что-то пропустила в этом безумном отчете. Конечно, этих задавак из «ДРУ Интернэшнл» нельзя назвать приятными людьми, но они же не сумасшедшие! Зачем проявлять такую жестокость? Но чем больше Гвен углублялась в детали, тем больше ее пугал этот план. Они собирались принять в Дженнингс больше двухсот тридцати новых заключенных, а это значит, что в тесных, неудобных камерах Дженнингс будет размещено не по две, а по четыре женщины. Очевидно, эти люди настолько некомпетентны, что не поняли: там, где тесно даже двоим, четыре койки были установлены по ошибке.

Просто невероятно! Неужели эти шакалы из «ДРУ Интернэшнл» никогда не слышали об экспериментах с крысами? Нормальные спокойные животные, оказавшиеся в переполненных клетках, стали агрессивными и начали пожирать друг друга. Очевидно, «ДРУ Интернэшнл» смотрит на заключенных не как на людей, а как на рабочий скот. Но в таком случае как они собираются превратить этих несчастных в энергичных дилеров?

Гвен бросила ручку и начала ходить по столовой. Этот план не будет работать. Весь ее опыт говорил о том, что он обязательно провалится. И что будет тогда? Протесты? Бунт? В любом случае во всем обвинят заключенных, да и ее собственная голова окажется на плахе. И ведь когда все это взорвется, «ДРУ Интернэшнл» тут же бросит этот проект, оставив штату разгребать завалы!

Гвен очень мало знала о коммерческих предприятиях и вообще о деловом мире. Всю свою жизнь она проработала в социальной сфере. Ее отец был полицейским, а мать – учительницей. Кроме дяди, имевшего галантерейный магазинчик, который, впрочем, довольно быстро прогорел, она не могла припомнить никого из родных, кто занимался бы коммерцией.

Мир крупных корпораций и его политика были для Гвен абсолютной загадкой. Она точно знала только одно: все начальники, посещавшие ее тюрьму, держались высокомерно и предпочитали не слушать, а говорить. Конечно, она заметила, что их не интересует ее мнение. Очевидно, они считали ее адвокатом заключенных. Так что, когда эти люди из «ДРУ Интернэшнл» добьются своего – если добьются, – едва ли она надолго сохранит свою работу.

Положение было очень тяжелым. Она должна убедить Управление исправительных учреждений, что это предложение нужно – просто необходимо! – отвергнуть. Но Гвен не представляла, каким образом этого добиться. Как объяснить, что план «ДРУ Интернэшнл» не просто нереалистичен, что это не просто рецепт провала, но и гораздо, гораздо хуже?

Гвен взглянула на свою кружку с остывшим чаем и снова прочла надпись на ней: «Потому что я начальник тюрьмы, вот почему». Какая жестокая шутка! Никто в управлении не будет слушать, что говорит начальник тюрьмы, тем более если это женщина.

Но сдаваться нельзя. Она должна не только опровергнуть доводы «ДРУ Интернэшнл», но и предложить штату альтернативную долговременную стратегию по снижению расходов тюрьмы при постоянно растущем количестве заключенных.

Гвен вздохнула и взяла кружку. Разве это в человеческих силах? Она закрыла глаза, чувствуя, что больше не могла справляться с искушением. Кого она пытается обмануть? Ей ничего не удастся добиться. Они просто переступят через нее.

Гвен отставила кружку, встала и направилась к холодильнику за оливками, захватив по дороге стакан и бутылку джина.

12
ДЖЕННИФЕР СПЕНСЕР

Еще одна ночь прошла в тюрьме. Наутро Дженнифер приступила к работе в прачечной.

Никто не любит чужое грязное белье. Несомненно, это было одной из причин, по которой Дженнифер послали именно на эту работу. Прачечная представляла собой длинную комнату с низким потолком в цокольном этаже. Из-за пара и всепроникающего запаха хлорки и грязного белья она напоминала Дженнифер дешевый спортклуб, в котором она занималась, когда только начинала мечтать о другой жизни. Но пребывание здесь здоровья не прибавляло, работа была тяжелой и даже опасной. Все тюремное грязное белье – от полиэстеровых комбинезонов до трусов, носков, простыней и одеял – проходило через эту прачечную. А также тряпки для мытья посуды и испачканные кровью наволочки.

Кроме того, что нужно было стирать, в прачечную попадали предметы еще двух категорий: мусор и контрабанда. В мусоре могли оказаться испачканные прокладки, завернутые в полотенце, или расширитель, зацепившийся за больничную сорочку. В карманах одежды попадались заколки для волос, испорченные продукты и все мыслимые предметы из столовой, включая ложковилки и пакетики с кетчупом. Дженнифер выдали огромные резиновые перчатки и фартук, но этого оказалось недостаточно. Они защищали только от тараканов, которых она постоянно обнаруживала в карманах, носках или просто на дне корзин. Что же касается контрабанды…

В первый же день Дженни попался в штанине комбинезона плотный пакетик с кокаином.

– Мы тут скоро скальпель найдем, – проворчала Зуки.

Белье привозили на тележках, об которые Дженнифер почему-то постоянно спотыкалась. С неповоротливыми тележками нелегко было справляться, а копаться в вонючем белье даже в резиновых перчатках было просто невыносимо. «Когда я наконец дозвонюсь до Тома, то попрошу его прислать за мной вертолет», – решила Дженни.

Загрузив белье в огромное отверстие стиральной машины и закрыв крышку, Дженнифер отвозила тележку обратно и наблюдала за работой Зуки. Это было единственное развлечение за день. Когда Зуки поворачивала огромную блестящую металлическую рукоять, казалось, что эта малышка управляет космическим кораблем «шаттл» в Центре полетов в Хьюстоне. Она с трудом доставала до переключателей на верхней панели, но ей все-таки удавалось установить их все в нужное положение.

– Главное – синхронизировать подачу воды и включение, иначе вода польется через край. Тогда ты промокнешь еще хуже, чем в отстойнике, – объясняла Зуки, пытаясь перекричать шум вращающегося барабана.

После того как все грязное белье было рассортировано и выстирано, наступало время помогать разбирать чистое белье. Женщины складывали его на двух огромных черных столах. Никому не нравилось заниматься комбинезонами, рубашками или нижним бельем, не говоря уже о носках – это еще хуже, чем чистить столовое серебро. Зато полотенца и простыни пользовались спросом. Женщины соревновались, кто быстрее, аккуратнее сложит их и у кого стопка чистого белья окажется выше. Рекорд по простыням был поставлен пожилой женщиной по имени Рори – семьдесят пять в одной стопке. Дакоте, молоденькой негритянке, принадлежал рекорд по полотенцам: двадцать пять банных.

Дженнифер, которая не занималась стиркой со студенческих времен, было забавно наблюдать, как взрослые женщины увлеченно соревнуются. Хотя, конечно, работать с чистым бельем было намного приятнее. И в воздухе пахло по-домашнему.

К вечеру Дженни страшно устала. Разбирая последнюю тележку, она вдруг увидела, что Зуки побледнела, прижала руки к животу и начала медленно оседать. К счастью, Дженнифер успела подскочить к Зуки и подхватить ее под руки. Еще секунда – и она ударилась бы головой о бетонный пол.

Дженни стояла, прижимая к себе внезапно отяжелевшее тело Зуки, и не знала, что ей делать. Однако надзирательница, душевная женщина по имени Флора, несмотря на пар и плохое освещение, заметила, что происходит. Общими усилиями Зуки положили на стол, Флора вытащила из кармана ампулу с нашатырем, отломала кончик и поднесла ее к носу девушки. Зуки приоткрыла глаза, и Флора наклонилась над ней.

– Зуки, ты меня слышишь? Девушка кивнула.

– Отвечай мне. Говори со мной, – приказала Флора.

По непонятной причине Зуки вдруг принялась напевать тонким, но приятным голоском. Со стола, уставленного стопами чистого белья, раздавалась ария Эвиты «Не плачь по мне, Аргентина!».

– У тебя менструация? – спросила Флора. Зуки покачала головой.

– Давайте все-таки отнесем ее в медпункт, – сказала Флора.

– Нет-нет! – испугалась Зуки.

Она попыталась сесть, но у нее не хватило сил.

– Если ты поведешь ее к медикам, они только посмотрят на нее и ничего не сделают, а денег у нее почти нет, – объяснила Флоре Веснушка.

– Они заставят ее платить за медицинское обслуживание? – удивилась Дженнифер.

– Ну да. Причем обоим: пять долларов врачу, четыре доллара сестре, – просветила ее Веснушка.

Наконец Зуки окончательно пришла в себя и убедила Флору, что у нее уже все прошло. Когда все разошлись, Зуки взяла Дженнифер за руку и шепнула:

– Наклонись ко мне.

Дженни нагнулась к самому столу.

– Хочешь, расскажу тебе секрет?

– Конечно.

– У меня нет менструации, – хихикнула Зуки. – И не может быть.

– Слушай, ты, наверное, еще не в себе, – сказала ей Дженни и погладила по голове.

– Не в этом дело, – опять хихикнула Зуки. – У меня будет ребенок.

В первый момент Дженнифер охватила паника. Может быть, соседка ее все-таки обманывает? Неужели она думает, что сможет родить здесь ребенка? Если бы Дженни не видела, как Зуки потеряла сознание, она могла бы решить, что соседка ударилась головой.

– Пообещай, что никому не скажешь. – Попросила Зуки.

– Конечно, не скажу.

Но как она могла забеременеть? Может, у нее все-таки что-то вроде помутнения сознания? Дженнифер удивленно смотрела на свою маленькую соседку – похоже, та уже совершенно пришла в себя.

– Зуки, ты ведь не беременна, правда?

Девушка только улыбнулась в ответ. Так же, как она улыбалась Роджеру Кемри.

После окончания работы Дженнифер проводила Зуки в их камеру и заметила, что до гонга, призывающего на ужин, остается еще немного времени. Один из телефонов в их отсеке оказался свободным. Дженни устремилась к телефону, словно это была палочка-выручалочка, которая должна была спасти ее из этого страшного нереального мира. Девушка набрала номер Тома, но как только в трубке послышались гудки, в коридоре с папкой в руке появился Бирд.

– Вечерняя поверка! – объявил он. – Все по камерам!

Но Дженнифер просто необходимо было дозвониться. Она продолжала слушать гудки, глядя, как другие заключенные неохотно направляются к дверям своих камер.

Бирд подошел к первой двери и записал что-то в своих бумагах, затем перешел ко второй и тоже что-то отметил. Он двигался все дальше, а в трубке продолжали звучать долгие гудки. Когда Бирд дошел до их камеры, Дженнифер увидела, что Зуки стоит в дверях, опираясь о косяк. «Возьми трубку! – думала Дженни. – Давай же! Возьми трубку, Том!»

– Дженнифер Спенсер! – прорычал Бирд громовым голосом. – Дженнифер Спенсер! – повторил он. – Где она? В медпункте?

Со своего места Дженнифер видела, как Зуки качает головой и шевелит губами, выговаривая «нет». Затем соседка заискивающе улыбнулась Бирду и указала на Дженни. Он резко обернулся и через пару секунд уже оказался рядом с Дженни.

– Какого черта ты тут делаешь?! – Бирд грубо схватил ее за руку. – Идет вечерняя поверка, и ты должна быть в своей камере!

Дженни все еще слышала гудки в трубке.

– Я только хотела позвонить… – начала она объяснять.

– Мне наплевать, что ты делала! – заорал Бирд. – Ты должна бросать все! Даже вскакивать с толчка и выходить к двери на поверку!

Гудки в трубке прекратились. Послышался голос автомата:

– Вызов за ваш счет из…

– Шевелись! – Бирд дернул ее за руку. В этот момент раздался голос Тома.

– Да-да, я оплачу разговор, – сказал он.

Но тут Бирд вырвал у Дженнифер трубку и повесил ее на место.

– Немедленно иди в камеру, Спенсер! Я записываю тебе замечание, – объявил багровый от злости Бирд. – Еще два таких случая – и ты останешься без посещений.

Дженни обреченно вздохнула и поплелась в камеру.

13
ДЖЕННИФЕР СПЕНСЕР

– Отодвинь отсюда свою задницу! – прошипела Дженнифер тощая костлявая женщина и, оттолкнув ее, схватила телефонную трубку.

Дженни предпочла не спорить – все советовали держаться от этой женщины подальше. Зуки говорила, что это старая ведьма с Гаити и знает вуду, но Дженнифер беспокоило не столько древнее колдовство, сколько безумный блеск в глазах женщины. Три заключенных уже поговорили по телефону, по десять минут каждая, и следующей должна была быть Дженнифер. Но она не собиралась спорить с несчастной, которая сейчас злобно выкрикивала что-то в трубку.

Из всех проблем этого отвратительного заведения хуже всего было положение с телефонами. Какие-то сволочи из архитектурной мастерской штата не пожалели усилий, чтобы придумать такое расположение аппаратов, что звонок становился пыткой. Два древних телефона-автомата висели рядом в комнате отдыха, и никто не мог ответить на вопрос, зачем здесь платные автоматы, если заключенным разрешается звонить только за счет вызываемого.

И – что хуже всего – телефоны висели на такой высоте, что разговаривать сидя было невозможно, но и выпрямиться было тоже нельзя, так как при этом голова находилась как раз перед телеэкраном. Если телевизор был включен, а он практически не выключался, приходилось во время всего разговора втягивать голову в плечи или стоять, согнув колени, стараясь при этом не толкать человека, говорящего по соседнему аппарату.

Сейчас телевизор работал на полной громкости, поэтому женщинам приходилось кричать в трубку, чтобы их слышали, а заключенные, которые смотрели телевизор, постоянно орали им: «Заткнись!» или «Убери свою сраную голову с экрана!» Словом, здесь царил первобытный хаос и первобытные нравы.

Но сейчас Дженни ни на что не обратила внимания, заворожено глядя на заветную трубку в руке агрессивной костлявой женщины как на свою последнюю надежду. Это была единственная ниточка, которая могла связать ее с миром живых.

Наконец Дженни набрала номер Тома, и на звонок ответила Памела, его секретарша. Что, если она не согласится принять расходы на свой счет? Дженнифер затаила дыхание. Когда Памела согласилась ответить, на глазах девушки выступили слезы.

– Пэм? – сказала она. – Это Дженнифер. Мне нужно срочно поговорить с Томом.

– Дженнифер! – весело ответила Памела, словно ничего не произошло. – Ты звонишь из…

– Да, да. Мне нужно срочно поговорить с Томом, – повторила девушка.

– Ну, конечно. Только он сейчас на совещании.

– Позови его! Срочно позови его! – попросила Дженнифер.

Она снова ждала, затаив дыхание. Тридцать секунд молчания показались ей длиннее всей предыдущей жизни. Услышав голос Тома, девушка почувствовала, что у нее разрывается сердце.

– Джен! Джен, это ты? Я так волновался…

– О, Том! – закричала она, не обращая внимания на женщин, стоявших за ней в очереди к телефону. – Том, забери меня отсюда! Это невыносимо! Это даже представить себе нельзя…

– А что произошло? – спросил Том.

Дженнифер поняла, какая глубокая пропасть пролегла между ними. Она не сможет найти слова, чтобы рассказать обо всем Тому. Это невозможно понять, если сам не пережил.

– Да в том-то все и дело, что ничего не произошло! – воскликнула она. – Ты же должен был вытащить меня отсюда!

– Конечно, – ответил Том. – Господи, я так беспокоился о тебе! Я не мог с тобой связаться и ждал, что ты сразу же мне позвонишь. Почему ты не звонила?

– Почему я не звонила? – Как она могла ему объяснить, в каком аду оказалась? – Я пыталась, но здесь это… не так просто.

Не так просто! Ей показалось, что она говорит с инопланетянином. Дженни сама никогда бы не поверила в то, что пережила, если бы ей не пришлось пройти через это самой.

– Том, что у вас происходит? Когда я выйду отсюда? Она не могла тратить свои драгоценные десять минут на другие темы.

– Скоро, очень скоро.

Само звучание его голоса помогло ей успокоиться. Дженни глубоко вздохнула в первый раз с тех пор, как попала в Дженнингс.

– Завтра? – с надеждой спросила она, не представляя, как сможет пережить еще один день в прачечной и еще один обед в столовой.

– Завтра? – повторил Том. – Нет, завтра никак не получится.

Дженнифер испугалась.

– Но это должно быть завтра! – закричала она. – Завтра!

– Заткнись, идиотка! – бросила ей женщина, разговаривавшая по соседнему телефону.

Дженни понизила голос и пригнулась еще больше, чтобы не закрывать экран телевизора.

– Ты не знаешь, как здесь ужасно! Ты даже себе представить этого не можешь.

– Я понимаю, что это не так легко, но…

– Ты ничего не понимаешь! – не выдержала Дженнифер. – Здесь не загородный клуб. И никакого особого отношения ко мне!

– Откуда ты звонишь? – спросил Том. – Я тебя почти не слышу.

Как описать этот бедлам?

– Неважно, – ответила Дженни. – Лучше расскажи, что происходит? Как скоро я смогу выйти отсюда?

– Понимаешь, – начал успокаивать ее Том, – мы не сможем устроить это завтра. Но я обещаю тебе, что как только…

Дженнифер посмотрела вокруг. Женщины играли в карты, складывали паззлы; одна заключенная, явно психически больная, как всегда, громко что-то проповедовала. Страх перемешивался здесь со скукой и злобой.

– Не завтра? – переспросила она. – Я не понимаю. Ты же сказал, что это всего на день или на два. Помнишь? Ты обещал, что это будет загородный клуб. И что ты сразу же вытащишь меня отсюда. Добьешься отправки под домашний арест или смягчения наказания…

– Послушай, Джен, я согласен, что все получается не так быстро, как мы хотели бы, – спокойно ответил Том. – Но ты должна довериться мне и потерпеть. Мы не можем идти напролом, сейчас не время обращаться в суд.

Обращаться в суд? Зачем? Ведь они не собирались обращаться в суд.

– А что насчет губернатора? – спросила Дженнифер.

– Видишь ли, финансовые махинации сейчас имеют слишком большой политический резонанс. А твое дело широко освещалось в средствах массовой информации.

Том замолчал, и Дженни показалось, что их разъединили.

– Понимаешь, – продолжил он, – журналисты продолжают внимательно следить за нами, и, если я проявлю активность, они снова на нас набросятся. А на таком фоне ни один судья не станет рисковать своим креслом. Мы должны правильно выбрать момент, иначе вместо того, чтобы улучшить положение, мы его только ухудшим.

– Мы? – с горечью переспросила Дженнифер. – Кого ты имеешь в виду, когда говоришь «мы»? Это я оказалась в тюрьме, Том! Я сплю в одной камере с преступницей, я ношу тюремную робу и ем дерьмо, которое здесь называют пищей…

Ей вдруг стало так горько, страшно и одиноко, что она не выдержала и расплакалась. Дженни понимала, что не может так бездарно тратить драгоценное время разговора и не должна показывать свою слабость другим заключенным, но ничего не могла с собой поделать.

– Джен, я понимаю, что тебе трудно, – успокаивал ее Том. – Возьми себя в руки, потерпи. Я очень хочу, чтобы ты вышла как можно скорее. Ты должна мне верить: мы делаем абсолютно все возможное, чтобы тебя вытащить. Но нам потребуется время, Дженнифер.

Время! Ей и так уже казалось, что она всю жизнь провела в этом ужасном месте среди несчастных и опасных женщин.

– Когда же это будет? – с трудом прошептала она.

– Недели через две, – ответил Том. – Самое большее, через три. А пока мы пытаемся добиться, чтобы тебя перевели оттуда в место получше или обеспечили особое отношение.

У Дженни перехватило горло. Две недели! Еще четырнадцать дней в этом аду! А может быть, и больше… Но это невыносимо! Немыслимо!

– Детка, ты меня слышишь?

– Не думаю, что я выдержу…

– Ты должна выдержать, Дженни! Я обещаю тебе, что все будет хорошо. – Он помолчал и продолжил очень мягко и нежно: – Ты же знаешь, как я люблю тебя. За твоей спиной стоим мы все, и мы играем по большим ставкам. Продержись еще немного, думай о том, что ты за это получишь.

Дженнифер еще теснее прижала трубку к уху.

– Я не знала, что это будет так трудно, – прошептала она.

– Детка, мне так тебя жаль! Ты же знаешь, что я сделал бы для Дональда то же самое, если бы это не значило, что мне запретят заниматься адвокатской практикой. А ты ведь понимаешь, как много это значит для нашего будущего.

Дженнифер смогла только кивнуть.

– Потерпи еще немного, – продолжал Том. – Подумай о квартире, которую мы с тобой купим. Подумай о нашей свадьбе. И о круизе, в который мы поедем. Представь, как мы будем лежать с тобой на песочке на берегу Карибского моря…

– Кончай, черт бы тебя побрал! – услышала Дженни за спиной резкий голос и чуть не подпрыгнула от неожиданности. Высокая красивая брюнетка из приемного отделения толкнула ее в спину. – Ты тут не единственная, у кого есть адвокат!

Дженнифер прикрыла рукой микрофон.

– Еще одна секунда, – спокойно сказала она женщине и отвернулась. – Ты придешь в субботу, Том? Мне разрешено свидание.

– В эту субботу? – сказал он с сомнением в голосе. – Детка, у меня уйма работы. Мы готовим твою апелляцию, а кроме того, зондируем почву, нельзя ли добиться, чтобы тебя выпустили под наблюдение.

– Прошу тебя! – заплакала Дженни. – Мне дают всего один час. Если я еще буду здесь, пожалуйста, приезжай.

– Я постараюсь, – неохотно пообещал Том.

– Кончай! – повторила женщина, стоящая за ней в очереди, и толкнула ее еще сильнее.

– Я больше не могу разговаривать, – неохотно сказала Дженни, но даже после того, как они попрощались, не смогла выпустить трубку из рук. Она продолжала прижимать ее к уху.

Только Зуки удалось оторвать Дженнифер от телефона.

– Пойдем, – ласково сказала она. – Пойдем скорее. Зуки отвела Дженни в сторонку и усадила на стул.

– Плохие новости или хорошие? – заботливо спросила она.

Но не успела Дженнифер ответить, как появилась толстая надзирательница и что-то объявила. Дженни не поняла, о чем идет речь, зато Зуки радостно вскочила со стула с таким выражением лица, какое бывает у детей в рождественское утро.

– Они выдают передачи! – воскликнула Зуки, схватила Дженни за руку и потащила в холл, в который два охранника выкатили большую тележку, полную пакетов.

– Ты ждешь передачу? – вздохнула Дженни у Зуки.

– Я никогда не получаю передач, – ответила Зуки, затем она приложила ладонь к своему животу и прошептала: – Но одна у меня здесь. Может быть, ты сегодня что-нибудь получишь.

Дженни покачала головой, и они подошли поближе к тележке.

Все пакеты были уже распечатаны: видимо, их содержание проверялось на контрабанду и наркотики. Но женщины не обращали на это внимания. Они радостно вскрикивали, когда выкликалось их имя, жадно хватали передачу и прижимали пакет к груди. Многие сразу спешили в камеру или отходили в укромный уголок, чтобы рассмотреть свои сокровища. Но многие женщины молча стояли в стороне. Они знали, что сегодня – а может, и никогда – не получат передачу. И в их глазах было столько зависти и печали, что Дженнифер чуть не заплакала от жалости. Она вдруг подумала о своей матери. До сих пор она даже благодарила бога, что та умерла раньше и не видит, какому позору подвергается ее дочь. Но сейчас Дженни что угодно бы отдала, чтобы получить посылку от мамы, теплую весточку из дома. Ей тоже хотелось открыть коробку с конфетами, игральными картами и другими мелочами.

Всюду слышались радостные крики. Дженнифер тоже улыбалась, наблюдая, сколько удовольствия доставляют этим несчастным самые простые, обычные вещи. Шампунь, капли для глаз, мыло. Перечисление знакомых марок звучало как молитва богам домашнего очага. Коробочки и бутылочки переходили из рук в руки, каждая упаковка сохранялась как реликвия. Во многих передачах были ручки и блокноты. Одна женщина получила целую пачку поздравительных открыток в конвертах с марками и уже написанными адресами и именами членов семьи. Все вокруг ахали и охали, восхищаясь такой заботой и предусмотрительностью. Им хотелось рассмотреть каждую открытку.