Текст книги "Психология сознания"

Если правое полушарие оказывается доминирующим при некоторых высших функциях, мы можем, естественно, предположить, что могут быть и другие. Это направление мысли, в конце концов, может привести нас к гипотезе, что каждая высшая функция неравномерно распределена между двумя полушариями, и что мы можем определить соотношение или градиент распределения для каждой функции… Распределение функций между полушариями включает в себя много затруднений, одно из которых заключается в индивидуальных различиях между людьми. Но этот подход вызывает и более серьезные возражения. Как только мы пытаемся распределить или как-то локализовать конкретную функцию, мы очень скоро сталкиваемся с самой сутью проблемы: в чем состоит сама эта функция? Можно ли считать узнавание одушевленных и неодушевленных предметов двумя отдельными функциями, как предполагал Нильсен (1946, сс. 234, 246)? Считать ли любовь к детям функцией, локализованной в конкретной части мозга, как утверждал Франц Галль (Gall)? Все эти вопросы подрывают теорию локализации высших функций. Более того, если бы мы могли разобраться в этой главной сложности (а не игнорировать ее, как это часто делают), у нас возникла бы другая трудность: наше понимание функций больших полушарий состояло бы из бесконечных не связанных друг с другом фактов3131
  Эти вопросы рассмотрены А.Р. Лурия в особенно ясной и сжатой форме (1966, сс. 1 – 16).


[Закрыть].

По причинам, изложенным выше, было бы полезно принять максимально простую точку зрения, вернувшись к исходному и почти неоспоримому факту: левое полушарие больше, чем правое, отвечает за язык и так называемую «вербальную деятельность» или «лингвистическое мышление». Правое полушарие, напротив, отвечает за невербальную функцию. Главная сложность не в том, что навыки, не относящиеся к языку (т.е. «невербальные») настолько не специфичны, но в том, что это положение ошибочно, поскольку правое полушарие обладает важными способностями (Боген [Bogen] 1969, с. 150; Кинсбурн [Kinsbourne] 1971; Зангвил [Zangwill] 1967).

Во-первых, больной, страдающий расстройством речи, часто может произносить слова или предложения. Хэд указывал: «Когда человек, страдающией афазией, не может употреблять абстрактные понятия, он нередко прибегает к описательным оборотам, сравнениям или метафорам».

Во-вторых, травмы правого полушария вызывают определенные дефекты языка или речевой деятельности. Интересно, что, согласно Вайнштейну (Weinstein), расстройства речи в результате поражений правого полушария часто отличаются от нарушений, характерных для дисфазии3232
  Дисфазия – нарушение речи, состоящее в недостатке координирования и неспособности выстраивать слова в правильном порядке.


[Закрыть]: ошибки оказываются скорее «экзистенциальными», а не фонетическими или семантическими.

В-третьих, для проявления грубых дефектов понимания речи обычно необходимо не только поражение левого полушария, но и сопутствующее нарушение связей с правой височной долей.

В-четвертых, иктальная3333
  Иктальная – относящаяся к эпилептическому припадку. (Примеч. перев.)


[Закрыть] дикция чаще наблюдается, когда эпилептогенный центр расположен в правой височной доле, а не в левой.

В-пятых, некоторые виды речевой деятельности (стихосложение) могут впервые возникнуть вследствие вызывающего афазию поражения левого полушария.

В-шестых, при раздражении правого полушария происходила как вокализация, так и перестройка актуальной речи.

В-седьмых, правое полушарие у пациентов с расщепленным мозгом может считывать многие слова, а также понимать произносимые предложения.

И последнее: двое взрослых пациентов, которым удалили большую часть левого полушария, могли произносить, по крайней мере, несколько слов, а третий хорошо понимал речь и мог членораздельно выговаривать длинные предложения, напевая их.

Хотя сейчас мы располагаем куда большим количеством фактов, чем Хьюлингс Джексон, он прекрасно понимал необходимость описать разницу между двумя полушариями. Он неоднократно признавал, что в правом полушарии представлена вербальная способность. Он писал (Тэйлор, 1958, сс. 130, 186):

«Полагаю, что случаи утраты речи из-за повреждений, нанесенных лишь левому полушарию, убедительно доказывают, что в процессе словоупотребления мозг является двойным в функции. Но те же самые случаи показывают, что два полушария не просто дублируют эту функцию. Оба полушария схожи в том, что в каждом происходят процессы оперирования словами. А различаются они тем, что левое полушарие отвечает за употребление слов в речи, правое же отвечает за другие процессы, где используются слова. Пациент, утративший дар речи, не помнит, как слова образуют речь. Но он не забыл, как слова участвуют в других процессах. У здоровых людей каждое слово имеет синоним. «Эксперимент», который болезнь грубо ставит над человеком, хорошо демонстрирует это: она отнимает у него один комплект слов и оставляет другой».

Джексон также указывал (с. 130), что отличительная черта главного полушария не в том, что оно владеет словами, а скорее в том, как оно употребляет их в высказываниях: «Высказывание это не просто некая последовательность… оно состоит из слов, особым образом соотносящихся друг с другом, так что каждое слово определяет значение другого».

Генри Хэд подвел итог идеям Джексона (1926, I, 42): «Слова, которые используются для формирования высказываний, выпадают из сознания больного; то, что остается у пациента, утратившего речь, – это те же самые слова, употребляемые не в форме высказывания». Денни-Браун (Denny-Brown, 1962) писал:

«Слово «символический» также не кажется мне удачным для описания утраченной деятельности (хотя мы сами когда-то употребляли это слово). Дефект феномена доминирования является пропозициональным; высказывание «как будто бы» («as if») оказывается его наиболее уязвимой частью в связи с какой-либо особой ситуацией».

Хотя мы могли бы удовлетвориться характеристикой левого полушария как «пропозиционального» (т.е. осуществляющего высказывания, «пропозиции»), мы уже не можем вслед за Джексоном назвать употребление слов правым полушарием «автоматическим». Прежде всего, такое различие между произвольным и автоматическим неизбежно подразумевает идею причинно-следственной связи и свободы воли. Это очень важная тема, но для наших целей она может оказаться не объединяющеей, а разделяющей и отвлекающей внимание. Нам больше бы подошло такое вербальное различение, которое не навязывает нам этот вопрос прежде времени.

Есть и другое возражение: Джексон утверждал, что оба полушария обладают способностью использовать слова «автоматически», но лишь левое полушарие способно употреблять их в форме высказываний. Но мы хотели бы, характеризуя правое полушарие, подчеркнуть те его возможности, которые отсутствуют у левого.

Есть еще третье и самое важное возражение против предложения Джексона называть правое полушарие «автоматическим»: главным образом, оно основывалось на том, что «афазики произносят слова непроизвольно-автоматически». Однако, этот факт не объясняет, почему при афазии сохраняются другие способности.

Сохранение интеллекта при тяжелой афазии оспаривалось многие годы: были высказаны мнения «за» и «против» (Голдстейн, Goldstein, 1960; Зангвилл, Zangwill, 1964; Бэй, Bay, 1964). В настоящее время, не вдаваясь в подробности, можно вспомнить уже упоминавшийся вывод Вайзенберга и Мак-Брайда (Weisenerg, McBride, 1935): «Целенаправленное и эффективное мышление может осуществляться и при крайней ущербности языка». Эти способности можно оспорить, ссылаясь на их зависимость от остаточной дееспособности левого полушария. Этот довод, однако, противоречит огромному разнообразию неавтоматических функций, выявленных при тестировании правого полушария людей с расщепленным мозгом или пациента с удаленным левым полушарием. Сомнительно также, что «автоматизм» адекватно описывает способность правого полушария правильно реагировать в тот момент, когда левое полушарие выключалось после интракаротидной инъекции амитала натрия (Rosadini, Rossi, 1967).

Правое полушарие распознает раздражители (в том числе и слова), сополагает или сопоставляет эти данные, сравнивает их с предыдущими данными и, получая те же самые стимулы, что и левое полушарие, часто приходит к другим результатам. Как писал Тойбер (Teuber, 1965), мы имеем дело с «разными способами организации в двух полушариях». Это утверждение отражает результаты исследования, проведенного Тойбером вместе с Семмесом (Semmes), Вайнштейном и Гентом (Ghent) в 1960 г., из которого они заключили, что структура соматосенсорной функции в левом полушарии является относительно дискретной по сравнению с более рассеянной структурой правого. Позднее Семмес в статье 1968 г. распространил этот вывод на другие функции.

Экаэн, Ажуриагерра и Анжелерг (1963) иначе подошли к этой проблеме:

«Поистине примечательно, что апраксии3434
  Нарушение целенаправленных движений и действий при отсутствии паралича или других моторных или сенсорных нарушений.


[Закрыть], представляющие собой нарушения взаимодействий между субъектом и его телом или между телом и окружающим пространством, обнаруживаются при поражениях субдоминантного полушария. Отсюда можно предположить, что первостепенное значение языка в структуре доминантного полушария оставляет за субдоминантным полушарием функции, сложившиеся в результате довербальной коммуникации и отмеченные ею».

Это утверждение напоминает другую гипотезу, за исключением употребления авторами слова «довербальный».

В 1951 г. Хамфри и Зангвилл описали трех пациентов, которые сообщили о прекращении сновидений после травмы затылочной части мозга. Они выдвинули следующее предположение:

«Подобно тому, как афазик неспособен выразить свою мысль в форме высказывания, пациент, страдающий агнозией, не в состоянии выразить свои представления на таких низших уровнях сознания, как фантазия и сновидeние. Не отрицая того, что направление и содержание любого сна или любого высказывания невозможно интерпретировать, не ссылаясь на психологические факторы, мы хотели бы сделать предположение, что визуальное (наглядное) мышление, сновидения и воображение подвержены органическому распаду, сопоставимому с распадом знакового мышления при афазии».

Здесь ясно высказано предположение о двух способах мышления: «символическом» или «пропозициональном», преимущественно связанным с левым полушарием, и «наглядном мышлении и воображении»: его специализация вызывает сомнение у этих авторов 3535
  При беглом рассмотрении возникает впечатление, что типичным последствием церебральной комиссуротомии (рассечения соединительных волокон между двумя полушариями) оказывается деформация процесса сновидения. Несколько пациентов (но не все) особенно настаивали на том, что после операции перестали видеть сны, тогда как до операции сны были частыми и яркими.


[Закрыть].

Превосходный обзор Зангвилла (1961 г.) впервые позволил связать данные по дисграфии-дископии3636
  Дисграфия – неспособность правильно писать. Дископия – неспособность письменно копировать.


[Закрыть] с результатами, полученными другими учеными. В этом обзоре Зангвилл характеризует специализацию левого и правого полушария как «символическую» и «зрительно-пространственную». Когда мы впервые рискнули предположить (Боген и Газзанига [Gazzaniga], 1965), что два разных процесса мышления протекают в разных полушариях, мы попытались скомбинировать терминологию Милнер и Зангвилла, пользуясь определениями «вербальное» и «зрительно-пространственное». Если признать, что правое полушарие обладает неавтоматической речевой способностью, то эти определения устарели.

Даже когда хорошее ипсилатеральное3737
  Относящийся к той же стороне тела.


[Закрыть] управление маскирует полушарную диссоциацию дисграфии и дископии вследствие рассечения соединительных волокон между двумя полушариями (коммисуротомии), специальные тесты могут выявить доминирующую роль правого полушария в установлении соответствия между пространственными формами. На основании полученных данных Леви-Агрести (Levy-Agresti) вместе со Сперри (1968) выдвинула следующее предположение:

«Полученные данные указывают, что немое, второстепенное полушарие специализируется на гештальт-восприятии, поскольку оно исполняет роль соединителя поступающей информацией, ее синтеза. Говорящее, главное полушарие, наоборот, действует скорее логически, аналитически, подобно компьютеру, и результаты исследований свидетельствуют о том, что причина мозговой латерализации у человека возможно состоит в глубокой несовместимости функций языка и синтетических функций восприятия».

Нам трудно описать способности правого полушария (см. Таблицу 3), прежде всего, из-за нашего незнания: мы лишь прошлись по поверхности огромной неизвестной планеты. Поэтому было бы неплохо произвольно выбрать какое-нибудь слово, структурно соответствующее слову «пропозициональный», но достаточно неоднозначное, чтобы допускать условное, предварительное употребление. Например, мы можем сказать, что правое полушарие обладает высоко развитой «аппозициональной» («appositional») способностью. Этот термин подразумевает способность сополагать или сопоставлять образы восприятия, схемы, энграммы и т.д., и вместе с тем почти ничего другого не подразумевает. Если правое полушарие обладает еще неведомыми нам способностями, полный смысл слова «аппозициональный» будет раскрываться по мере того, как эти способности в дальнейшем будут изучаться и постигаться. Слово «аппозициональный» имеет одно существенное достоинство: оно указывает на способность столь же важную, что и «пропозициональная», и выражает уверенность в важности функции правого полушария.

Мы признаем, что латерализация высших функций не является неизменной. Например, встречаются правши, у которых поражение правого полушария вызвало афазию и гемиплегию3838
  Паралич одной стороны тела.


[Закрыть] левой стороны; а у левшей ситуация еще менее детерминирована. Интересно, что в некоторых случаях одностороннее поражение нарушало и пропозициональную и аппозициональную функции. Однако, огромное разнообразие природных явлений не должно мешать нам распознавать общие и типичные формы (Боген, 1969, с. 150).

Зангвилл писал (1964), что в раннем детстве «оба полушария равнопотенциальны или почти рaвны в смысле овладения речью. Латерализация речи начинается рано, скорее всего на втором году жизни, и, по-видимому, происходит одновременно с овладением речью». Гипотеза аппозиционального способа мышления подразумевает, что в этом отношении два полушария тоже равнопотенциальны; и поскольку способность строить высказывания стремится стать доминирующей в деятельности левого полушария, аппозициональный способ может свободней использовать интеллектуальную потенцию другой стороны. Степень развития аппозициональной способности зависит от природы и степени воздействия окружающей среды, точно так же, как развитие пропозициональной способности всецело зависит от культуры.

Таблица 3

Предположения о дихотомиях при латерализации

У взрослого удаление большей части левого полушария может повлечь за собой частичное возникновение пропозициональной функции в оставшейся части мозга (Смит, 1966); и при обширном удалении с правой стороны может вновь возникнуть аппозициональная способность левого полушария в той степени, которая зависит от возраста, интеллекта и полноты латерализации до удаления. Однако, даже у молодых пациентов способность, свойственная другой стороне, может не вернуться. Например, некоторые факты свидетельствуют о том, что даже после долгого восстановительного периода пациенты, которым удалили большую часть левого полушария, плохо понимают устную речь, а пациенты, которым удалили правое полушарие, плохо складывают фигуры из кубиков.

При врожденной мозговой гемиатрофии3939
  Истощение одного полушария головного мозга.


[Закрыть] одно полушарие должно работать за два полушария. Поскольку два различных параллельных способа мышления могут одновременно протекать в одном полушарии, естественно возникает вопрос об их структурной локализации. Используют ли они одновременно одни и те же нейронные элементы или их различные комбинации? Или нейронные элементы каждого вида пространственно разделены? Даже беглое обсуждение этих вопросов следует отложить на будущее. В настоящее время мы должны признать, что существует два вида мышления, и при обычных обстоятельствах они доминируют в деятельности соответствующего «своего» полушария.

Еще Гиппократ говорил (Чэдвик и Манн/Chadwick and Mann, 1950, с. 183), что «мозг человека двойственен, как и у всех прочих животных». Эта двойственная природа настолько очевидна даже при самом беглом исследовании, что она чрезвычайно занимала нейробиологов на протяжении столетий, особенно потому, что иногда после разрушения одного полушария личность продолжает существовать. Можно прямо утверждать, что если для существования «психики» требуется лишь одно полушарие, то два полушария могут составить две психики. Еще в 1844 г. эту точку зрения решительно отстаивал доктор А. Л. Уиган (A. L. Wigan):

«Психика двойственна в самой своей сущности, подобно тем органам, которые ее реaлизуют (С. 4).

Мысль эта посетила меня, и, размышляя над ней более четверти века, я не сумел найти ни единого веского или хотя бы правдоподобного возражения (С. 9).

Полагаю, что я в состоянии доказать следующее: 1. Каждое полушарие мозга (Уиган называл каждое полушарие «мозгом») представляет собой определенное и совершенное целое в качестве органа мысли. 2. Отдельный и отчетливый процесс мышления или умозаключения может происходить одновременно в каждом полушарии мозга (С. 26).

Уиган отстаивал свою позицию, приводя разнообразные доводы, ссылаясь на случаи двух синхронных, противоположных и параллельных потока мышления, о которых он говорил следующее: «Их невозможно объяснить с помощью другой гипотезы». Но первым импульсом стало знакомство с удивительными результатами нескольких вскрытий; на одном из них он присутствовал сам:

«Я видел воочию, что одно полушарие полностью отсутствовало. При этом пациент, мужчина пятидесяти лет, разумно беседовал и даже писал стихи за несколько дней до смерти (С. 40).

Д-р Конолли (Conolly) рассказывает историю болезни одного человека: страшная болезнь распространилась из глаза в мозг и постепенно привела к смерти. У него была семья, средства к существованию. При вскрытии черепа врачи обнаружили, что одно полушарие было полностью разрушено, и на его месте, по образному выражению рассказчика, «зияла пропасть». Все его умственные способности были незатронуты, за несколько часов до смерти он сохранял ясность ума (С. 41).

Д-р Джеймс Джонсон (James Johnson) упоминал об одном пациенте, не утратившим способностей до конца жизни. После вскрытия черепа врачи обнаружили, что одно полушарие мозга было истощено до тонкой мембраны, все плотное содержимое половины черепной коробки, выше мозжечка, полностью отсутствовало (С. 42).

Если, как я утверждал и повторяю снова, один мозг оказывается превосходным орудием мысли, способным к всевозможным эмоциям, чувствам и природным дарованиям, которые мы и называем психикой, то Человек неизбежно должен иметь две психики и два мозга; сколь бы тесной и совершенной ни была их согласованность в естественном состоянии, временами, под влиянием заболевания, непосредственного, симпатического или рефлекторного, меж ними должно возникать несоответствие» (с. 271).

В будущем стоило бы подробно обсудить значение этой концепции для психических заболеваний. А сейчас сделаем паузу и зададим вопрос: почему был забыт Уиган? Или его просто не заметили? Нет, в 1877 г. на него ссылался Браун-Секар (Brown-Sequard): «Я пришел к заключению, что у нас имеется два мозга, совершенно отличных друг от друга». Вслед за Браун-Секаром в 1886 г. Феррье (Ferrier) пишет: «Мозг как орган, отвечающий за движения и чувства, или отражающее сознание, – это единый орган, состоящий из двух половин; мозг как орган, способный к формированию и восприятию идей или отображающего сознания, – орган, состоящий из двух частей, где каждое полушарие совершенно само по себе» (с. 426). Через несколько лет сэр Виктор Хорсли (Sir Victor Horsley) утверждал: «Мы не цельное животное: в действительности мы – два отдельных индивида, соединенных вместе по осевой линии» (Паже [Paget] 1919).

Идея о доминантном мозговом полушарии заслонила теорию о двух частях мозга. Социальная неприспособленность людей, страдающих дисфазией, (в обществе, где превыше всего ценится «рациональное» мышление), была настолько более очевидной, чем дефекты, вызванные поражениями правого полушария, что когда дисфазию признали нарушением функций левого полушария, о правом полушарии вскоре почти забыли. Возрастающий интерес нейробиологов к особенностям левого полушария отвлекал их от всестороннего анализа. Студент Браун-Секара Хьюлингс Джексон подытожил положения, ставшие общепризнанными:

«Не так давно лишь немногие сомневались в том, что мозг также является двойным по своим функциям, как и физически двусторонним; ныне же, когда исследования Дакса (Dax), Брока (Broca) и других показали, что поражение одной половины может полностью лишить человека речи, многие ставят под сомнение прежние теории. Так, Брока и Моксон (Moxon) предположили, что лишь одна половина мозга – левая – у огромного большинства людей обучаема словам» (Тейлор, 1958, с. 129).

Несмотря на высокий авторитет стронников этой гипотезы (Браун-Секар, Феррье, Хорсли), от нее, возможно, придется отказаться, поскольку уже накопились противоречащие ей данные. В данном случае, идею удвоенности мозга опровергли теоретические предположения, вытекающие из концепции «доминантного полушария», а не какие-то другие факты. Было бы неверным считать, что расцвет экспериментальной нейрофизиологии и возникновение концепции доминирования привели к сходным результатам, поскольку эксперименты над животными не раз подтверждали точку зрения Уигана.

Первые экспериментальные операции по удалению одного полушария (гемисферэктомии) проведены Гольцем (von Bonin, 1960). В 1888 г. он писал:

«Начну с рассказа об эксперименте, который, как я надеюсь, одобрят все истинные друзья науки. В течение пятнадцати месяцев мне удалось наблюдать животное, которому я удалил все левое полушарие (С. 118).

Мы видели, что собака без левого полушария может по-прежнему спонтанно двигать всеми частями тела и что во всех частях ее (собаки) тела действия могут быть вызваны только сознательным ощущением. Это несовместимо с такой структурой центров, при которой каждая сторона тела может производить лишь те сознательные движения и ощущения, которыми управляет противоположная половина мозга (С. 130).

И, наконец, если говорить о Человеке, тот факт, что у собаки после хирургического удаления целого полушария сохраняется присущий ей характер при несколько сниженном интеллекте, возможно, позволит вырезать даже очень большие опухоли, если они находятся в одной половине мозга» (С. 158).

Последующие операции по удалению полушария не противоречили Гольцу. Но как обстоит дело с Человеком, для которого и была придумана концепция доминантного полушария?

Вслед за Кринау ([Krynauw] 1950) удаление целого полушария у человека как метод лечения некоторых видов эпилепсии стало сравнительно обычным делом. Снова и снова отмечалось, как писал Глис (Glees): «Удаление целого полушария (около 400 грамм мозгового вещества) не очень сильно сказывается на интеллекте или социальном поведении и в худшем случае снижает способность к адаптации и способствует быстрому умственному утомлению» (1961, с. 486). Более того, особенно интересно, что из ста пятидесяти историй болезни, рассмотренных Г. Г. Уайтом (H. H. White), и тридцати пяти, изученных Бас-сером (Basser, 1962), примерно половина была связана с левым полушарием и половина – с правым полушарием. После удаления одного полушария (или, как сказал бы Уиган, мозга), не важно левого или правого, «личность» пациента сохранялась.

Можно возразить, что удаление одного из полушарий при эпилепсии делается на фоне явного патологического развития; решающим же экспериментом было бы удаление полушария у нормально развитого взрослого. Известно, что Гольц предлагал удалять полушария при возникновении опухолей; такие операции делал Данди (Dandy, 1928) и некоторое другие хирурги. Поскольку подобные операции сравнительно редки, а болезнь прогрессирует, было проведено лишь несколько долговременных психометрических исследований (Smith, 1966, 1969; Rowe, 1957; Bell and Karnosh, 1949; Mensch и др., 1952; Brull и Albee, 1962). После этих операций пациенты страдали более тяжелым неврологическим дефицитом, чем после удаления полушария в связи с детским параличом, однако, на их примере подтвердилось первоначальное наблюдение: требуется всего одно полушарие, чтобы, по выражению Уигана, поддерживать «эмоции, чувства и природные способности, совокупность которых мы называем психикой».