Текст книги "Психология сознания"

V
Временнoе измерение сознания

Явление во времени

– Что такое рок? – спросил у Насреддина ученый схоласт.

– Бесконечная череда переплетающихся событий, каждое из которых влияет на все остальные.

– Ответ неубедителен. Я верю в причину и следствие.

– Прекрасно, – сказал Мулла, – взгляни вот на это. – И он указал на уличную процессию.

– Этого человека ведут на виселицу. Потому ли, что кто-то дал ему серебряную монету, и он купил нож, которым совершил убийство; потому ли, что свидетель видел, как он убивал; или потому, что никто его не остановил?

Подобно ученому из этой истории, мы проводим свою повседневную жизнь в царстве причинности – двигаясь из прошлого в будущее, в краю, где властвуют часы. Часы – воплощение линейности и последовательности. Внутри часов вращения колесика, колебания камертона или кристалла или другие столь же точные повторяющиеся процессы механически преобразуются в движения внешнего индикатора. А эти движения, суммируясь, показывают нам секунды, затем минуты, а затем часы. Для любых повседневных целей чем стабильнее внутренний механизм часов, тем лучше, поскольку в системе линейного времени каждый час должен быть равен любому другому часу, в противном случае нельзя было бы выстроить непротиворечивую последовательность событий.

Согласно показаниям часов, одно явление или состояние следует за другим, один час следует за другим строгой неизменной чередой; восемь часов всегда идут за семью и предшествуют девяти. За весной следует лето. Представление о непротиворечивой линейной временной последовательности настолько укоренилось в нашем обыденном сознании, что изучение этой последовательности кажется несколько странным; мы могли бы с удивлением спросить, а разве может время течь как-то иначе.

Однако задумайтесь об этом нормальном чувстве времени. Содержанием нашего обычного сознания являются предметы и люди, которые могут существовать лишь во времени. Кажется, что наши впечатления линейно следуют одно за другим, так же как цифры на циферблате часов. Мы замечаем, как наши друзья взрослеют и стареют «со временем». Перефразируя Бенджамина Ли Уорфа (Benjamin Lee Whorf), можно сказать, что наше восприятие представляет собой поток протяженности, несущий нас из прошлого в будущее. Нормальное восприятие линейно; оно включает прошлое, настоящее и будущее; и состоит из последовательности имеющих некоторую продолжительность явлений и состояний, следующих одно за другим.

Такого рода восприятие времени лежит в основе нашей личной и культурной жизни. Хронометр с часами, минутами и секундами позволяет нам «знать время» встреч и гоночных состязаний, и приезжать как раз к началу интересующего нас события, скажем, лекции. Он позволяет нам составлять планы на будущее, заранее планировать действия, координировать нашу личную и общественную жизнь с жизнью других. В конечном счете, он образует интегральную часть той невидимой опорной канвы, что поддерживает нормальную жизнь и нормальное сознание. Представленное таким образом время – столь же необходимый компонент обыденного сознания, как и зрение. Для создания осмысленных фраз слова должны следовать в узнаваемой последовательности; причина должна предшествовать следствию, чтобы могла существовать наука; если 5.000 человек должны явиться по расписанию, понятие «в три часа дня в следующий четверг» должно иметь некое реальное содержание.

Хотя такого рода восприятие времени необходимо для нормального течения нашей повседневной жизни, эта форма восприятия не исчерпывает всех возможностей. В главах 2 и 3 мы отмечали, что содержание нормального сознания является личностным конструированием реальности. Теперь мы рассмотрим возможность того, что обычная форма переживания времени является лишь частным случаем личного конструирования реальности. В наших часах нет ничего священного. Существовало много цивилизаций, не знавших часов, какими их знаем мы.

Вопрос здесь не в том, эффективны ли наши часы и связанная с ними концепция упорядоченного, последовательно текущего времени для обеспечения выживания. Конечно, они эффективны. По правде говоря, они стали совершенно необходимыми для нормальной деятельности сложноорганизованного технологического общества. Тем не менее, нам доступны и другие формы переживания времени.

Каждый человек ежедневно может совершать переходы между линейной и нелинейной формами переживания времени. Давайте вернемся к метафоре двух режимов работы сознания, соответствующих дню и ночи. Дневное время – это время, когда царят часы и линейность. Часы весьма важны в нашей работе, в занятиях, в координации действий. Хронометрируемое время – важный элемент в активном режиме работы сознания. Концепция точного, упорядоченного времени очень важна для успешного выполнения манипуляционных действий. Весьма важно, пришли ли мы на работу или в школу в 9.00 или в 9.17. В первом случае, мы пришли «во время»; во втором – «опоздали».

Точное временное датирование событий – основа научного исследования. Оно неизбежно лежит в основе любого нашего вывода о причинной обусловленности событий. Чем больше наша деятельность поддается линейной упорядоченности и объективной оценке, тем мельче единица, в которой измеряется последовательное время. В науке секунда определяется как интервал времени, равный «1 192 631 700 периодам излучения, соответствующего переходу между двумя сверхтонкими энергетическими уровнями изотопа цезия 133». Мельчайшая единица временной последовательности нашего обычного дня – секунда, если только мы не «засекаем время» на гонках, где можем воспользоваться секундомером, чтобы засечь сотые доли секунды или, возможно, применим еще более совершенный электронный счетчик. Но многие другие культуры, не столь технологически развитые, как наша, и не столь зависимые от строго линейной организации действий, не разбивают время на такие мелкие единицы. Одна из культур в Индии в качестве мельчайшей основной единицы использует «время варки риса». Что касается тробрианцев и индейцев хопи, живущих на юго-западе США, то они, похоже, вообще не используют линейное упорядочение реальности. Их мир – это мир настоящего.

История, с которой начинается эта глава, противопоставляет два главных подхода к субъективному восприятию времени. Типичный представитель одного из них – это ученый, вроде того наставника из предыдущей главы, который стремится дать событиям линейное объяснение (скажем, «он это сделал по той причине, что…»). Другой подход представлен Муллой Насреддином: всеохватывающее, полное восприятие событий как переплетающихся явлений и состояний бытия, взаимно влияющих друг на друга.

Хаос событий во внешнем мире можно методом отбора и анализа выстроить в линейную последовательность, и из этой конкретной выборки и логической конструкции вполне можно сделать правильные выводы: так мы обычно и действуем, особенно в научной практике. Но события также могут рассматриваться одновременно как «структурированное целое», что проиллюстрировано рисунком в начале главы – когда все действие видится разом, и очерчивается единым без отрыва пера штрихом. Оно не вводит постулата протяженности во времени, не предполагает наличия будущего или прошлого, причины или следствия, а существует в виде целостного узора, «… где времени нет».

Рассматривая механизмы действия двух мозговых полушарий, Джозеф Боген заметил, что одно из самых главных различий между ними определяется «степенью, в какой линейная концепция времени участвует в упорядочении мысли». Как он, так и другие нейропсихологи указывали, что два полушария нашего головного мозга, с точки зрения неврологии, видимо специализируются на обработке информации в двух различных и взаимно дополняющих формах, и для левого полушария более характерен линейно упорядоченный режим работы, чем для правого. Левое полушарие коры головного мозга, ответственное за язык и математические способности, обрабатывает информацию в соответствии со своей специализацией, в основном, последовательно. Правая сторона коры головного мозга производит обработку поступающих в нее данных скорее по типу «структурированного целого», то есть более одновременно (симультанно), чем левое.

Эта симультанная обработка благоприятствует «пространственной грамотности», интеграции недифференцированных входов – в таких задачах как ориентация в пространстве и движения, подобные танцу, – когда необходима быстрая интеграция моторной кинестезии и зрительной информации. Этот способ обработки информации также должен, наверное, лежать в основе скорее непосредственной «интуитивной», нежели опосредованной «интеллектуальной» интеграции сложных сущностей.

Время в психологии

Размышляя о времени, большинство психологов, к несчастью, считали само собой разумеющимся, что «реальное» время, внешнее по отношению к нашему личностному и общественному конструированию реальности, действительно существует и что это время линейно. Если бы дело обстояло так, существовало бы физическое восприятие времени, так же, как у нас есть зрительное восприятие. Соответственно, многие из этих исследователей неявно подразумевали, что мы воспринимаем внешнее и реальное время (отождествляемое с прибором для измерения времени) с помощью специального органа восприятия.

Однако, даже при беглом рассмотрении оказывается, что часы – не «приемник» времени, а специальный прибор, с помощью которого дается определение времени. Тем не менее, линейное время часов настолько глубоко вошло в наше собственное конструирование личной реальности, что повлияло даже на парадигмы научных исследований и тем самым привело к большой путанице в психологии. В 1891 году Генри Николс (Henry Nichols) написал первый в современной психологии обзор исследований, посвященных восприятию времени, заложив основы направления, которое позднее стало лейтмотивом многих обзоров подобных исследований.

«Обратив свои взоры вспять, мы можем лишь поражаться огромному разнообразию объяснений таинства времени. Время называли актом сознания или разума, восприятия, интуиции, ощущения или памяти, воли, всевозможных комбинаций и композиций, из них составленных. Его почитали неким Общим Ощущением, сопутствующим всякому душевному содержанию, по аналогии с тогдашними представлениями об ощущениях боли и удовольствия. Ему приписывали отдельный, особый орган чувств и множество «ощущений», от хорошо известных до чрезвычайно странных, изобретенных для преодоления концептуальных трудностей. Его объясняли через «отношения», через «признаки», через «знаки», через «следы», через «борьбу» и «конкуренцию», через «последовательности светящихся послеобразов», через «блоки субъективного настоящего», через «апперцепцию». Его объявляли априорным, врожденным, интуитивным, эмпирическим, механическим. Его происхождение выводили из внутреннего и внешнего, из небесного и земного, связывали с сочетанием факторов, даже по отдельности трудно вообразимых».

Поскольку поток научных идей был столь широк, но одновременно столь мелок, не приходится удивляться, что основное русло психологической мысли все меньше и меньше наполнялось представлениями о времени как измерении сознания. А когда в начале 1900-х годов Джон Уотсон очистил психологию от ментализма, работы, посвященные времени, почти сошли на нет. Количество исследований сознания вообще начало уменьшаться, а исследования времени пострадали еще сильнее.

Совершенно очевидно, почему исследования времени были и остаются столь разрозненными и не приветствуются «объективной» психологией. Анализируя восприятие времени, нельзя указать ни на орган сознания, такой как глаз, ни на физическую величину, такую как длина световой волны, доступную для изучения объективными методами. Нет ни физической, ни физиологической непосредственной отправной точки для научного анализа переживания времени. Во внешнем мире нет такого процесса, который напрямую порождает восприятие времени, и нет ничего непосредственно различимого вне нас, что может улавливать какие-то специальные «временные стимулы». Поэтому неудивительно, что в психологии исследования времени как измерения сознания были столь разнородными, столь непоследовательными и их так легко предавали забвению.

Тем не менее, некоторые ученые продолжают не замечать отсутствие органа времени и пытаются подойти к субъективному переживанию времени так, как если бы это действительно был сенсорный процесс, как если бы у нас было специальное «чувство» времени. В обыденной речи мы часто говорим о «хорошем чувстве времени», указывая на того, кто живет в согласии с часами, того, кто «успевает вовремя». Для повседневной жизни это представление, может быть, и удобно, но в качестве научного понятия оно послужило серьезной помехой для понимания восприятия времени.

Даже в рамках обыденного опыта словом «время» обозначают слишком многое, чтобы считать его единым восприятием. Писатель Лоуренс Даррелл приводит несколько явлений переживания времени: «Лежишь себе здесь, а время идет, и задаешься вопросами о нем. Время всех видов, струящееся в песочных часах, незапамятные времена, настоящее время и потерянное время. Время поэта, философа, беременной женщины, календаря».

Простое смешение одной трактовки времени с другой создавало большие трудности для профессиональных исследователей в разных дисциплинах, таких как философия, биология, психология и физика. Эта путаница происходит от подспудного убеждения, что «реальное» линейное время существует где-то там, отдельно от человека. Например, в «Проблемах времени» Ганн (Gunn) указывает, что в физике одним из камней преткновения было смешение различных понятий времени: физического времени и математического времени или времени измеряющего время прибора. Аналогичная ситуация имеет место в психологии сознания, где существовала путаница между временем, переживаемым субъектом, и биологическим временем или линейным временем часов.

Было поставлено много психологических экспериментов, чтобы установить, насколько «точно» воспринимается такое «реальное» время. «Реальное время», конечно, отождествляется с часами. Называть часы «реальным временем» примерно то же самое, что называть американские денежные знаки «настоящими деньгами»; это, в лучшем случае, ограниченность. Полезным был бы психологический анализ, который занялся бы временем как измерением сознания, с тем, как оно существует само по себе, а не тем, как оно соотносится с часами, днями, горением фитиля, солнечными часами или каким-нибудь другим способом определения времени. Он должен был бы дать ответ на вопрос: как конструируется линейное время?

Размышляя о времени как об измерении сознания, мы должны провести грань между различными формами переживания времени, чтобы быть уверенными, что мы не смешиваем одну форму с другой. Во-первых, мы кратко рассмотрим самые общие характеристики линейного времени: настоящее, длительность, одновременность, понятие причинности. Затем более подробно остановимся на длительности – модальности восприятия времени, типичной для нашего субъективного опыта, и рассмотрим один из подходов к пониманию того, как конструируется это переживание непрерывной длительности. Наконец, после краткого описания ощущений, вызванных наркотиками, мы рассмотрим другие аспекты переживания времени, особенно нелинейный режим работы сознания, в котором все действия воспринимаются как «структурированное целое».

Характеристики линейного восприятия времени

Настоящее Мы непрерывно испытываем непосредственное настоящее, проходящее мимо нас, время, которое всегда – сей час. Это время нашего непосредственного контакта с миром, очень короткое, непрерывно меняющееся, угасающее, вечно сменяемое новым сейчас. Уильям Джеймс приводит цитату из безымянного поэта: «Миг, о котором говорю, уж канул далеко». В линейной модальности время имеет направленность, продолжительность, переносящую нас из прошлого в будущее; настоящее – это уже минувшее, оно всегда позади и уносится прочь, как сетует наш поэт. Между тем в нелинейной модальности восприятия настоящее существует, и оно – единственное, что существует.

Похоже, что концепция быстротечного, непосредственного настоящего выдержала строгий экспериментальный анализ в современных психологических исследованиях. Существует процесс непосредственной памяти, мимолетный и быстро затухающий, отличный от более стойкой памяти. Джордж Миллер с коллегами продемонстрировали, что способность к обработке информации у этой непосредственной памяти зафиксирована на очень низком уровне и с трудом поддается улучшению при помощи тренировки.

Длительность

Другая непрерывная форма, в которой мы воспринимаем линейное время, – это длительность. Она представляет собой наше обычное переживание течения времени, удлиняющихся или укорачивающихся часов, вчерашнего события, которое как будто бы произошло «давным-давно», одинакового интервала времени, который для одного человека прошел быстрее, чем для другого, или для одного и того же человека кажется то более длинным, то более коротким. Длительность – это непрерывное, устойчивое, нормальное время нашей жизни. Короткое, распадающееся настоящее длится, но непрестанно угасает в сознании. Переживание длительности не является застывшим. Один «час» кажется очень долгим, другой – кратким. Наше восприятие длительности, по-видимому, конструируется на основе воспоминаний прошлого – ретроспекции.

Наши линейные переживания времени опираются на различные типы памяти: настоящее (в рамках нашего определения) конструируется из содержимого кратковременной памяти, прошлое или длительность – из содержимого долговременной памяти. Очевидно, что между этими переживаниями будет высокая степень корреляции, однако, поскольку не все наши впечатления переносятся в постоянную память, это соответствие не будет идеальным.

Одновременность

Менее непосредственной характеристикой нашего осознания времени является его определение в культуре. Наша культура, в основном, линейна, научна, привязана к часам. Мы «разбиваем» время на мелкие единицы и точно определяем «время» событий. Но в других культурах нет этой привязки. Одни «разбивают» поток явлений и состояний на более крупные интервалы одновременности, а некоторые и вовсе обходятся без этого линейного, последовательного подхода.

Когда мы переживаем события как происходящие «в одно и то же время»? Что такое – «в одно и то же время»? Анри Бергсон указывал, что этот опыт зависит от системы отсчета, от того, какова величина «зерен», на которые делится субъективное время. Восприятие одновременности зависит также и от используемого режима работы сознания. Если за основную единицу мы принимаем одну секунду, то сконструированное на этой основе восприятие одновременности будет сильно отличаться от того, что мы получили бы, если бы рассматривали, как происшедшие «в одно и то же время» все события, которые укладываются в интервал, необходимый для варки риса.

Заключения о причинности могут быть выведены лишь в рамках линейной модальности восприятия времени. Процесс обработки информации в данном режиме подразделяет поток событий на упорядоченные списки, которые могут быть последовательно проанализированы, изучены и интерпретированы. Упорядоченность и продолжительность – фундамент причинности, ибо без понятий прошлого и будущего, дискретных явлений и состояний, сменяющих друг друга во времени, было бы невозможно осуществлять осмысленный с научной точки зрения анализ. В сочетании с языком и математикой это конструирование линейно упорядоченного восприятия времени составляет сущность активного режима работы сознания.

Конструирование длительности

Длительность куда больше, чем восприятие любого другого непрерывного переживания, составляет основу нашей жизни. Мы непрерывно испытываем течение времени: из прошлого перемещаемся в будущее; один час воспринимаем как мимолетный, а другой – бесконечно тянется. Иной раз целый год пройдет почти незаметно, особенно, когда мы стареем; тогда как другие годы так наполнены событиями, что кажется, будто они длятся вечность.

Альберт Эйнштейн однажды в шутку объяснял: «Когда два часа сидишь с милой девушкой, они кажутся двумя минутами; когда две минуты сидишь на горячей плите, они кажутся двумя часами. Вот вам и относительность». Многие психологи, не обращая внимание на то, что обыденное восприятие времени конструируется индивидуально и является относительным, искали внутренний орган, воспринимающий длительность и укорененный в одном или другом биологическом процессе. Этот предполагаемый «орган» окрестили биологическими часами.

Эти поиски проистекали из попытки объяснить наш временной опыт на основе парадигмы «сенсорного процесса», взятой на вооружение, в первую очередь, теми, кто хотел бы определить «точность» нашего восприятия времени по отношению к обычным часам. Подобный ход мысли снова смешивает удобную логическую конструкцию с реальностью. Такую же путаницу продемонстрировала когда-то группа фермеров на Среднем Западе, выступавших против введения ради экономии электроэнергии «летнего времени» на том основании, что от лишнего часа солнечного освещения выгорит трава.

Мы не можем постулировать, что внутренние биологические часы лежат в основе обыденного восприятия времени. На роль главных часов предлагали множество разных физиологических процессов, таких как частота сердечных сокращений и основной обмен, но эксперименты показали, что скорость каждого из этих процессов, по-видимому, может меняться. Не обнаружилось ни одного внутреннего процесса, который мог бы играть роль биологических часов. Конечно, существует немало ритмичных внутренних процессов, которые очень важны для сознания, но они не обязательно имеют отношение к субъективно переживаемому времени.

По-видимому, мы конструируем наше переживание длительности из отфильтрованного содержания нормального сознания. Когда это информационное наполнение сознания искусственно ограничивается, как при сенсорной депривации, воспринимаемая длительность укорачивается. Наоборот, многомерные, сложные переживания ведут к удлинению воспринимаемой длительности.

То, что наше переживание длительности изменчиво – конечно, не новое наблюдение. Его предысторию можно обнаружить в работах аналитиков, занимающихся временем в связи с теорией относительности, в шутке Эйнштейна и в трудах французского философа Анри Бергсона. Бергсон заметил, что восприятие длительности различно у разных людей, и что эта субъективная длительность даже может удлиняться или укорачиваться для одного человека в зависимости от переживаемых ощущений. Представление о «чувстве» времени может быть полезно в обыденной беседе, когда мы хотим сравнить восприятие длительности с временем на часах или потолковать о ком-нибудь, кто не привык приходить «вовремя». Но в качестве научной метафоры оно привело к поискам несуществующего органа восприятия времени и к косвенному признанию линейного реального времени как существующего независимо от нашего сознания.

«Чувство времени» можем заменить на «конструирование времени», по аналогии с тем, как, по нашим представлениям, конструируется остальное нормальное сознание. Тогда переживание времени можно исследовать без обязательной привязки к любому процессу, внешнему для сознания, будь то биологические, химические или обычные механические часы.