Текст книги "Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане"

1. Исламское юридическое поле в Средней Азии XIX века

1.1. Правители и судьи

Мы начнем с рассмотрения институциональных механизмов шариатской практики в Средней Азии. Прежде всего, назначение на юридическую должность, как правило, зависело от решения верховного правителя[131]131
  Назначение казиев правителем характерно для всей истории суннитского права в целом. См.: Calero Secall M. I. Ruler and Qāḍīs: Their Relationship during the Naṣrīd Kingdom // ILS. 2000. Vol. 7. № 2. Р. 235–255. Данная работа поднимает множество вопросов. В частности, суннитская теория судопроизводства предполагает, что судебная деятельность казиев по-прежнему считается действительной, даже если судьи были назначены де-факто правительством, властвующим незаконно; см.: Schacht J. An Introduction to Islamic Law. Oxford: Oxford Unversity Press, 1982. Р. 187. На практике правитель мог опосредованно руководствоваться общественным мнением при выборе кандидата; см.: Rebstock U. A Qāḍī’s Errors // ILS. 1999. Vol. 6. № 1. Р. 1–37.


[Закрыть], который делал выбор между несколькими конкурирующими между собой кандидатами. Например, при бухарском эмире Абдул-Ахаде (годы правления: 1885–1910) было принято назначать судьями детей бухарских ученых (махдумзаде), а хакимы и управляющие вакфами выбирались из сподвижников (акриба’) правителя[132]132
  Хамид Ходжа. Танзил ал-имсал фи зикр байан ал-ахвал. Ташкент. ИВАНРУз. № 602. Л. 254б.


[Закрыть]. Бухарские специалисты в области права в XIX веке одобрительно относились к тому, что правитель (ас-султан) лично производил назначение (такаллуд) казия – вне зависимости от того, был правитель справедливым, жестоким или вовсе не мусульманином[133]133
  Данное утверждение встречается в следующем бухарском юридическом сборнике: Маджму‘а ва та’рих-и Мулла-зада. Ташкент. ИВАНРУз № 9767. Л. 37б. Оно сопровождается отсылкой к юридическому источнику XV века, цитата: «Назначение судьи справедливым самовластным правителем – законно. Однако должна быть очевидна его [судьи] справедливая натура» (таклид-и каза ас-султан-и ‘адил ва джабир джа’из аст амма ал-‘адил-и хвуд захир аст): Ихтийар ад-Дин бин Гийас ал-Хусейни. Мухтар ал-ихтийар ‘ала ал-мазхаб ал-мухтар. Ташкент. ИВАНРУз № 5438. Л. 13б; Bodleian. Fraser 239. Fol. 4b–5a. Один из разделов сборника «Мухтар ал-ихтийар» посвящен назначению (таклид) на должность казия и снятию (‘азл) с нее.


[Закрыть].

Процедура назначения следовала моделям обоюдности, характерным для культуры обмена дарами. Человека могли наградить местом казия за заслуги или (чаще всего) за демонстрацию лояльности и благосклонности по отношению к эмиру. Об этом свидетельствует интересное описание, которое дает местный наблюдатель – Хамид Ходжа бин Бака Ходжа, родившийся в семье бухарского улема. Местные специалисты в области права организовывали в честь эмира большие праздники (ед. ч. туй). В Бухаре считалось, что чем грандиознее пир, тем больше шанс, что правитель назначит устроителя празднества на важную должность. К примеру, Хамид Ходжа гордился, что его отец, Бака Ходжа, служивший верховным судьей (кази-каланом), однажды организовал для эмира туй, который длился больше месяца[134]134
  Хамид Ходжа. Танзил ал-имсал фи зикр байан ал-ахвал. Ташкент. ИВАНРУз. № 602. Л. 255б.


[Закрыть]. Хамид Ходжа с иронией рассказывает, как подчиненные отца, в частности муллы, пришли на туй, «чтобы наблюдать, кто кому прислуживает за пиром» (ба-туй мутарассид-и хизмат шуданд). Ироничное высказывание автора свидетельствует о стремлении улемов угодить верховному судье. Хамид Ходжа отдельно объясняет, что все муллы пришли на празднество в надежде снискать благосклонность эмира: «Кто знает, может, взгляд эмира падет [на кого-то] и исполнит [его] желание» (мабада ки чашм-и амир афтада пурсиш хал кунад)[135]135
  Там же.


[Закрыть]. Расчетливый посетитель туя действительно мог значительно обогатиться: Хамид Ходжа замечает, что некоторые его пронырливые современники извлекали из таких мероприятий гораздо больше выгоды, чем он сам. В то время как верховному судье эмир посылал в подарок личного курьера и золотые стремена, наш автор был вынужден довольствоваться лишь почетным халатом[136]136
  Там же. Л. 256б–257а.


[Закрыть]. Стоит ли удивляться, что некоторым удавалось выхлопотать у эмира назначение на почетную должность верховного судьи, войдя в ближний круг приспешников и устроив еще более грандиозное празднество. К примеру, так сложилась жизнь Муллы Бурхан ад-Дина. Этот человек, служивший раисом (ра’ис, букв. глава, инспектор по надзору за рынком) Бухары в период с 1900 по 1910 год, был обвинен в подстрекательстве к городским стычкам между суннитами и шиитами[137]137
  О данном эпизоде кратко упоминается в следующем источнике: The Personal History of a Bukharan Intellectual. The Diary of Muḥammad Sharīf Ṣadr-i Ziyā / Transl. R. Shukurov, ed. E. Allworth. Leiden: Brill, 2004. P. 299. Подробнее о суннито-шиитских конфликтах см.: Khalid A. Society and Politics in Bukhara, 1868–1920 // CAS. 2000. Vol. 19. № 3–4. P. 367–396.


[Закрыть]. Попав к эмиру в немилость, он был понижен в должности и переведен на пост судьи в юго-западную провинцию Чахар-Джуй (совр. Чарджуй, Туркменистан)[138]138
  The Personal History of a Bukharan Intellectual… Р. 257.


[Закрыть]. Пользуясь дружбой с казначеем (хазиначи) эмирата, в 1913 году чиновник добился от правителя разрешения устроить туй и пригласил на праздник огромное количество гостей[139]139
  Хамид Ходжа. Танзил ал-имсал фи зикр байан ал-ахвал. Ташкент. ИВАНРУз. № 602. Л. 257а.


[Закрыть]. Интересно, что расходы взял на себя верховный судья – Бака Ходжа. Демонстративная расточительность Муллы Бурхан ад-Дина привела его к успеху: он был возвращен в Бухару на том основании, что знает, как с размахом потратить деньги эмира[140]140
  Там же. Л. 257б–258а. Краткое упоминание об этом эпизоде: The Personal History of a Bukharan Intellectual… Р. 299.


[Закрыть]. Хамид Ходжа с иронией сообщает, как его отец встревоженно поделился с коллегой – бухарским правоведом: «„На этом празднике Мулла Бурхан ад-Дин либо мою, либо твою голову съест!“ К сожалению, в следующие несколько дней стало известно, что его назначили верховным судьей»[141]141
  Хамид Ходжа. Танзил ал-имсал фи зикр байан ал-ахвал. Л. 258а.


[Закрыть]. В результате того, что Мулла Бурхан ад-Дин стал кази-каланом, Бака Ходжа был понижен до должности шайх ал-ислама; в те времена это было лишь почетным постом, не дающим реальной власти.

Разумеется, данный рассказ, изложенный в неодобрительном тоне, следует рассматривать в контексте личной истории автора, безуспешно стремившегося, как и многие другие[142]142
  Еще одна (не столь неприятная и не столь подробная) история о попытке продвинуться по карьерной лестнице судебной иерархии приводится в следующем источнике: Мир Саид Мухьи ад-Дин бин Мир Саид Хабибуллах Фатхабади. Хатират. Ташкент. ИВАНРУз. № 328/IV.


[Закрыть], добиться назначения на административный пост. Как мы увидим далее, такие должности обеспечивали стабильный доход. Причиной этому – не только хорошее жалованье (а также недвижимость и налоговые преимущества), но и подарки (тартик/пиш-каш), принимаемые от клиентов в обмен на услуги. Неудивительно, что большинство местных ученых страстно желали быть назначенными на такую позицию. Так, в последние годы правления Мангытов в Бухаре разгорелась борьба между двумя партиями улемов, в народе именуемых по их месту жительства: «горцами» (кухистани/хатлани) и «городскими» (тумани). Эти две группы боролись за верховную власть и монополию на получение дохода от службы[143]143
  Первый источник, в котором дается ясное (пусть и краткое) представление об этой борьбе: Dudoignon S. A. Les «tribulations» du juge Ziyā. Histoire et mémoire du clientélisme politique à Boukhara (1868–1929) // AHSS. 2004. Vol. 59. № 5–6. Р. 1095–1135.


[Закрыть]. Вне всякого сомнения, судьба любого ученого зависела от его личных отношений с эмиром и от стратегии правления эмира[144]144
  Это явно подтверждается различными свидетельствами о назначении и отставке судебных должностных лиц; подробнее см.: The Personal History of a Bukharan Intellectual…


[Закрыть]. Как и другие потомственные интеллектуалы (в числе которых Садри Зиё, с которым мы познакомимся позднее), Хамид Ходжа был одним из тех, чьей карьере часто угрожал произвол правителя.

Правитель и его канцелярия играли ключевую роль в ритуале назначения судьи, в ходе которого назначаемый наделялся соответствующими полномочиями. Как правило, церемония вступления в должность проходила в соответствии со строгим протоколом, который предполагал вручение грамоты (йарлик/маншур) в присутствии других работников суда. Несмотря на шаблонный характер, документы о назначении показывают, что правитель определял полномочия и специфические обязанности назначаемых чиновников вплоть до мельчайших деталей. Ханский дворец не только указывал в йарлике плату, которую судьи должны взимать с клиентов, но и мог наделить того или иного судью отдельными, специфическими полномочиями. К примеру, если казий имел право в судебном порядке применять меры возмездия или какие-либо другие наказания, это было указано в йарлике о его назначении на должность. Однако не все казии обладали такими полномочиями. Так, читатель увидит, что в различных йарликах указан различный набор полномочий казиев – обладателей документов (см. приложение 1). Подробное указание в йарлике специфических полномочий судьи, вероятно, было реакцией на варьирующиеся от местности к местности социальные обстоятельства и различный авторитет судебных чиновников в разных областях ханства. Ниже мы увидим, что специалисты по правовым вопросам часто встречали сопротивление, когда вершили суд в рамках своей юрисдикции. Поэтому официальное заверение ханского дворца, вероятно, было необходимым для гарантии повиновения судебному решению казия.

В первую очередь назначение на пост судьи заключалось в церемониальном награждении йарликом. Новоназначенный должен был поцеловать грамоту, потереть ее о свои глаза, а затем заправить ее себе в тюрбан[145]145
  Кази Мухаммад Вафа Карминаги. Тухфат ал-хани. Ташкент. ИВАНРУз. № 16. Л. 264б: инайат-нама-и шахрийар-ра бар сар-и у нишанда. За эту ссылку приношу благодарность Андреасу Вилду. Обычно грамоту в тюрбан новоназначенному судье заправлял парваначи – один из административных служащих, которого можно назвать «придворным управляющим». См.: Ханыков Н. В. Описание Бухарского ханства. СПб.: Тип. Императорской Академии наук, 1843. С. 185. См. также: Садр ад-Дин ‘Айни. Бухара инкилабининг та’рихи / Ред. Ш. Шимада, Ш. Тошева. Токио: Отделение исследований исламского региона; Центр развития гуманитарных наук; Высшая школа гуманитарных наук и социологии; Токийский университет, 2010. С. 22: амирнинг йарлигини башига сукуб. Церемониальное заправление йарлика в тюрбан входило и в ритуалы назначения на другие посты, в том числе на пост сборщика налогов (амлакдар); см.: ЦГАРУз. Ф. I-126. Оп. 1. Д. 746. Л. 83.


[Закрыть]. Формат и вид йарликов предполагают, что данные документы были предназначены для выставления на всеобщее обозрение. Часто йарлики украшались блестящими надписями и скреплялись печатью правителя; особенно это верно для грамот о назначении на судейские должности в крупных городах.

Во время публичного назначения казия служащие молились о благополучии правителя. В ходе данной церемонии все желающие могли познакомиться с новоназначенным специалистом по вопросам права. Таким образом, представляется, что подданные были полностью осведомлены об изменениях, происходящих в юридических ведомствах. Официальное назначение тех или иных людей воспринималось при этом как проявление политической воли правителя и реконфигурация властных отношений: теперь приближенным хана является этот человек, а не его предшественник, смещенный с должности. Согласно источникам, специалисты по вопросам права, попавшие в опалу, чаще всего высылались в области, отдаленные от Бухары, например в туркменскую степь. Знаменитый правовед Мухаммад Шарифджон Махдум, также известный как Садри Зиё (1867–1932), родившийся в семье туркмен-эрсаров, бежавших из провинции Чарджуй в Бухару и разбогатевших на новом месте[146]146
  [Садри Зиё.] Тарджума-и ахвал-и Кази ‘Абд аш-Шакур. Ташкент. ИВАНРУз. № 1304/IV. Л. 98б.


[Закрыть], рассказывает, как на пост верховного судьи был назначен мулла родом из горного региона Куляб (совр. Таджикистан; отсюда и нисба Хатлани, что значит «горец») – Мулла Садр ад-Дин бин Байза[147]147
  Подробнее об этом человеке, работавшем судьей в Бухаре, и его предположительном влиянии на кабинет кази-калана (верховного судьи) в контексте бухарской культурной среды см.: The Personal History of a Bukharan Intellectual… Р. 105, ref. 81.


[Закрыть]. За его назначением последовала отставка восемнадцати других чиновников (включая отца Садри Зиё) и их последующее назначение на судебные посты в сельской местности (аз Бухара ба вилайат ва туманат кази кунанида)[148]148
  [Садри Зиё.] Тарджума-и ахвал-и Кази ‘Абд аш-Шакур. Л. 101а – б.


[Закрыть]. Свидетельство Садри Зиё показывает, что подобные случаи отставки часто были полны политического смысла для семей улемов эмирата. Автор также дает пространный комментарий по поводу данного решения, утверждая, что оно напрямую повлияло на осуществление правосудия и даже преподавание права в высших учебных заведениях[149]149
  Там же. Л. 101б.


[Закрыть].

Правитель не только определял полномочия новоназначенных казиев, но и сам стоял во главе юридической иерархии. Это очевидно из следующего примера. Отец Садри Зиё, казий ‘Абд аш-Шакур (1817/1818–1889)[150]150
  The Personal History of a Bukharan Intellectual… Р. 85, ref. 5.


[Закрыть], рассматривая дело об убийстве, оповестил эмира Музаффара (год 85ы правления: 1860–1885) о своем намерении приговорить убийцу к мере возмездия (кисас), состоявшей в телесном наказании. Прежде чем утвердить решение, эмир проявил осторожность и проконсультировался с верховным судьей в Бухаре, заклятым врагом казия ‘Абд аш-Шакура – Садр ад-Дином, о котором говорилось выше. Двух казиев связывали отношения иерархии, в рамках которых у верховного судьи была монополия на решения по делам об убийстве[151]151
  См. приложение I.


[Закрыть]. Кази-калан отверг решение о назначении меры возмездия, посоветовав эмиру приговорить убийцу к выплате денежного возмещения родственникам убитого (дийат). Когда казий ‘Абд аш-Шакур узнал об этом решении, он заручился поддержкой правоведов своего города и выразил несогласие с предложением кази-калана. Теперь эмир должен был выбирать между двумя предложенными решениями. Городскому юридическому сообществу удалось убедить правителя отказаться от решения о компенсации и поддержать приговор о возмездии. Получив подтверждение из Бухары, провинциальный судья был рад исполнить приговор в соответствии с шариатом[152]152
  [Садри Зиё.] Тарджума-и ахвал-и Кази ‘Абд аш-Шакур. Л. 102а – б.


[Закрыть]. Однако если закон – это то, что позволяет отличать добро от зла, то следует заметить, что в некоторых случаях окончательное решение принимал правитель, а не казий. Нередко это были гораздо более обыденные дела, чем убийство, – к примеру, споры о земельной собственности или налоговых привилегиях. К примеру, бухарские правители начала XIX века издавали высочайшие указы (хукм-и ‘али), наделявшие какого-либо подданного правом собственности на некоторый участок земли после проведения служителями суда всех необходимых изысканий[153]153
  Мирза Садик Мунши Джандари. Мунша’ат ва маншурат. Ташкент. ИВАНРУз. № 299. Л. 124a.


[Закрыть].

1.2. Обращение в ханский дворец (‘арз)

Принято считать, что обязанностью казиев всегда было разрешение споров. Однако чрезвычайно мало источников описывают их конкретные обязанности. Начиная с раннесоветского периода было опубликовано и описано в каталогах множество исламских юридических документов периода после империи Тимуридов. Несмотря на это, материалы, иллюстрирующие процесс судопроизводства и вынесение судебного решения (хукм)[154]154
  На сегодняшний день опубликованы лишь два таких юридических текста. Тем не менее известно, что существует еще множество текстов подобного рода, так как они на протяжении истории вносились в различные каталоги. См.: Самаркандские документы XV–XVI вв. (О владениях Ходжи Ахрара в Средней Азии и Афганистане) / Ред. О. Д. Чехович. М.: Наука, 1974. Док. 14, 15. С. 303–310. Похожие тексты я обнаружил здесь: ЦГАРУз. Ф. I-125. Оп. 1. Д. 602. Л. 1–1 об.; ИВАНРУз. Хива козилик хужжатлари (собрание Аклии Алиакбаровой). Док. 16a, 71, 583, 645, 675, 685. Документы из последнего собрания (под той же нумерацией) кратко упоминаются здесь: Каталог хивинских казийских документов (XIX – нач. XX в.) / Ред. А. Урунбаев и др. Ташкент, Токио: Отделение исследований исламского региона, 2001.


[Закрыть], и по сей день остаются редкостью. В исламском юридическом языке Средней Азии для таких записей, имеющих особое делопроизводственное значение, использовали термин «сиджилль». Обычно сиджилли выдавали сторонам в судебном споре в качестве письменного подтверждения окончания процесса и вынесенного решения по данному делу[155]155
  Ольга Чехович называет сиджилль «подтверждающим документом»; см.: Самаркандские документы XV–XVI вв. С. 305. Термин «сиджилль» также можно встретить при изучении документов, определяющих условия создания вакфа (ед. ч. вакфийа или вакф-нама/вакф-наме). Данным термином обозначается свидетельство, прилагаемое к вакф-наме при фиктивном взыскании вакифом (вакфодателем) своего имущества. Таким образом, сиджилль выполняет также роль письменного подтверждения исхода судебного разбирательства. О ложных претензиях и условиях вакф-наме см.: Isogay K. A Commentary on the Closing Formula in the Central Asian Waqf Documents // Persian Documents / Ed. N. Kondo. London: RoutledgeCurzon, 2003. Р. 3–12. См. также: Бухарский вакф XIII в. Факсимиле / Изд., пер. с араб. и перс., введ. и коммент. А. К. Арендс, А. Б. Халидов, О. А. Чехович. М.: Наука, 1979. С. 24. Здесь термин «сиджилль» переводится как «акт официального утверждения». Также см.: Subtelny M. E. Timurids in Transition: Turko-Persian Politics and Acculturation in Medieval Iran. Leiden: Brill, 2007. Р. 150. Здесь термин переводится как «endorsement» («подтверждение»).


[Закрыть]. Таким образом, употребление термина «сиджилль» в Средней Азии XIX века было близко к тому, как его понимали в Мамлюкском султанате. Данное употребление не следует смешивать с османским вариантом, где словом «сиджилль» обозначался казийский регистр (казийская книга)[156]156
  В трех среднеазиатских ханствах термин «сиджилль» не обозначал нотариально заверенную запись содержания жалобы, как это было в более ранние периоды. Сиджилль содержал только запись казия о решении по делу; ср.: Ḥallaq W. B. The Qāḍī’s Dīwān (Sijill) before the Ottomans // BSOAS. 1998. Vol. 61. № 3. Р. 420; Masud M. K., Peters R., Powers D. S. Qāḍīs and Their Courts: An Historical Survey // Dispensing Justice in Islam: Qadis and Their Judgments / Eds M. K. Masud, R. Peters, D. S. Powers. Leiden: Brill, 2006. Р. 21. Подробную дискуссию о делопроизводстве османских казиев см.: Burak G. Evidentiary Truth Claims, Imperial Registers, and the Ottoman Archive: Contending Legal Views of Archival and Record-Keeping Practices in Ottoman Greater Syria (Seventeenth-Nineteenth Centuries) // BSOAS. 2016. Vol. 79. № 2. Р. 233–254.


[Закрыть]. Так, среднеазиатские казии до колонизации не вели учет дел – или же, по крайней мере, не сохранилось ни одной известной казийской книги[157]157
  На сегодняшний день известны четыре казийских книги, составленные в Хиве между 1893 и 1912 годами, то есть в период российского протектората. Вероятно, они были заведены для обеспечения соответствия нормам, установленным российскими колонизаторами. Эти нормы, регулировавшие порядок делопроизводства, облегчали взаимодействие между хивинской канцелярией и начальником Амударьинского отдела Туркестанского военного округа в г. Петроалександровске. См.: Шайхова А. О Хивинской казийской книге из фондов Института востоковедения АН УзССР // ОНУ. 1982. № 6/8. С. 53–57. В каталогах среднеазиатских юридических документов термин «сиджилль» обычно переводится как «регистр», что вводит в заблуждение. См.: Урунбаев А., Джураева Г., Гуломов С. Каталог среднеазиатских жалованных грамот из фонда Института востоковедения им. Абу Райхана Беруни Академии наук Республики Узбекистан. Halle/Saale: Orientwissenschaftliches Zentrum der Martin-Luther-Universität Halle-Wittenberg, 2007. Док. 18, 22, 23, 68, 69; Welsford T., Tashev N. A Catalogue of Arabic-Script Documents from the Samarqand Museum. Samarkand; Istanbul: IICAS, 2012. Docs. 422, 423.


[Закрыть], относящейся к периоду до российской колонизации.

Сиджилли встречаются редко и, как правило, в частных собраниях. По неизвестной причине они чаще всего связаны с делами о краже скота. Тот факт, что казии XIX века выдавали сиджилли только в специфических обстоятельствах, по-видимому, свидетельствует о том, что казии трех узбекских ханств, сформировавшихся в конце XVIII века, обладали весьма ограниченной судебной властью. Степень ограничения становится очевидной, если мы сравним среднеазиатские правовые руководства XV и XVI веков с руководствами XIX века[158]158
  Важный пример исламского правового руководства XV в.: Ихтийар ад-Дин бин Гийас ад-Дин ал-Хусейни. Мухтар ал-ихтийар ‘ала ал-мазхаб ал-мухтар. Bodleian. Fraser 235. Fol. 16A, повсюду. Пример материала начала XVI века: ‘Али бин Мухаммад-‘Али бин Махмуд ал-Мухтари ал-Хорезми ал-Кубрави. Ал-Джавами ал-‘алийа фи ал-васа’ик аш-шар‘ийа ва ас-сиджиллат ал-мар‘ийа. Ташкент. ИВАНРУз. № 9138. Об этой рукописи и ее авторе см.: Subtelny M. E. Timurids in Transition… Р. 222.


[Закрыть]. Из более ранних руководств очевидно, что значительную долю документов, оформляемых казиями, составляли сиджилли. Однако более поздние источники явно утверждают, что сиджилли требуется оформлять только к делам о краже скота. Из правовых руководств видно, что казии составляли два типа сиджиллей. Первый (пушт-и махзар сиджилль[159]159
  Маджму‘а-и васа’ик ва мурасалат. Ташкент. ИВАНРУз. № 8958. Л. 15a – б (нач. XX в.). Выражение пушт-и махзар сиджилл указывает на тот факт, что казий мог оформить сиджилль в виде заверения на обратной стороне искового заявления. Об одном из случаев применения данной практики см.: ЦГАРУз. Ф. R-2678. Оп. 2. Д. 90. Л. 1–1 об. Данный документ связан с делом о взыскании собственности, составляющей одну лошадь, истец – Мухаммад Са‘ид Ходжа, город Насаф (совр. Карши), 1884 год.


[Закрыть]/сиджилл-и аштар, асб ва мураккаб[160]160
  Мунша’ат-и Мирза Бахадир Ходжа бин Хусейн Ходжа Пирмасти. Ташкент. ИВАНРУз. № 2667. Л. 86б–87а (нач. XX в.).


[Закрыть]/васика-и хатт-и сиджилл-асб[161]161
  Васа’ик-и мутафаррака. Ташкент. ИВАНРУз. № 6057/1. Л. 5a (сер. XIX в.); Васа’ик. Ташкент. ИВАНРУз. № 4594/II. Л. 44а – б (кон. XIX в.); Васа’ик. Ташкент. ИВАНРУз. № 8072. Л. 1б. Перевод образца документа (сиджилл хатт нусхаси) на чагатайский см.: Маджму‘а-и васа’ик. Ташкент. ИВАНРУз. № 7799. Л. 53a–55a (нач. XX в., Хазарасп, Хорезмский оазис).


[Закрыть]) выдавался истцу как официальное подтверждение успешного возврата собственности[162]162
  Условия, определяемые такими документами, я обсуждаю здесь: Sartori P. The Birth of a Custom: Nomads, Sharī‘a Courts and Established Practices in the Tashkent Province, ca. 1868–1919 // ILS. 2011. Vol. 18. № 4. Р. 319.


[Закрыть]. Второй тип сиджилля выдавался ответчику, чтобы тот имел возможность впоследствии заявить, что ему возместили деньги, которые он уплатил продавцу украденного животного. Данный тип сиджилля назывался кахкари[163]163
  Маджму‘а-и васа’ик ва мурасалат. Ташкент. ИВАНРУз. № 8958. Л. 15б: «васика-и кахкари»; Мунша’ат-и Мирза Бахадир Ходжа бин Хусейн Ходжа Пирмасти. Ташкент. ИВАНРУз. № 2667. Л. 87б: «сиджилл-и кахкара-и асб ва аштар ва мураккаб»; Васа’ик-и мутафаррака. Ташкент. ИВАНРУз. № 6057/1. Л. 5б: «васика-и хатт-и сиджилл»; Васа’ик. Ташкент. ИВАНРУз. № 4594/II. Л. 44б–45a: «васика-и кахкари»; Васа’ик. Ташкент. ИВАНРУз. № 8072. Л. 5a (то же словосочетание); Формулярник юридических документаций XX в. на таджикском языке, арабским графиком [1910 г.]. ЦГАРУз. Ф. R-2678. Оп. 2. Д. 244. Л. 10a: «сиджилл-и кахкари». См. чагатайский перевод того же типа документа (хатт-и кахкарининг нусхаси): Маджму‘а-и васа’ик. Ташкент. ИВАНРУз. № 7799. Л. 56б–58б.


[Закрыть]. То, что бухарские правовые руководства упоминают лишь об этих двух типах сиджиллей[164]164
  Назраллах-бай бин Кайил-бай, Мулла Султан-бай бин Мулла Сабир. Джунг-и фатава ва махзарат. Бухара: 1325/1907–1908. С. 473–474 (здесь «сиджилл-и аввал» и «сиджилл-и кахкари» соответственно).


[Закрыть], лишь подтверждает тот факт, что в XIX веке казии преимущественно занимались рассмотрением подобных дел. Означает ли это, что казии разбирали исключительно дела о краже скота? Или же кража скота была самым распространенным преступлением среди дел, попадавших в руки казиев? На эти вопросы мы ответить не можем. Однако в правовых руководствах не приводится шаблонов документов о решениях по другим типам дел. Это указывает на то, что казии в них не нуждались: вероятнее всего, другие документы им приходилось выдавать лишь в редких случаях[165]165
  См.: ИВАНРУз. Хива козилик хужжатлари (собрание Аклии Алиакбаровой). Док. 16a, 71, 583, 645, 675, 685. Данные документы касаются споров о праве владения землей и водой в Хорезме во второй половине XIX и начале XX века.


[Закрыть].

Где еще мы можем искать следы судебной деятельности казиев, если нам ничего не известно об интересах судившихся сторон? Большинство документов, обычно называемых казийскими, находятся в частных собраниях. Как правило, стороны в спорах не получали на руки тексты, фиксировавшие процесс вынесения решения по делу, – если только документ не представлялся полезным для обоснования каких-либо дальнейших притязаний. Если исключить два вышеупомянутых вида сиджиллей, то заявление о том, что шариатские суды казиев занимались разрешением споров, оказывается неубедительным. Так, ограничение судебной власти казиев становится еще более очевидным, если осознать, что их реальная роль в разрешении конфликтов в большинстве случаев сводилась к нотариальному заверению мирного урегулирования спора (сулх)[166]166
  Так, в частных коллекциях мы находим множество свидетельств освобождения от судебных обязательств (ибра’). В этих документах также мог указываться исход дела. Если стороны приходили к компромиссу, шариатский суд, как правило, оформлял удостоверительный документ, фиксировавший условия мирного соглашения. Тем не менее встречаются и противоположные случаи, когда свидетельства об освобождении от судебных обязательств порождали дальнейшие конфликты, которые разрешались уже во внесудебном порядке; см.: Sartori P. Murder in Manghishlaq… Р. 217–257. Помимо того, в отдельных случаях подобные записи создавались намеренно в отсутствие судебных споров с целью удержать противника от подачи иска в будущем.


[Закрыть]. Чаще всего соглашение достигалось при участии третьей стороны, обычно уважаемого человека из местных, который и определял условия мирного соглашения.

До нас дошло мало документов, связанных с судебной деятельностью казиев и других служителей суда. Возможно, это означает, что письменные свидетельства о разрешении конфликтов и случаях применения шариата нам следует искать не у судей.

С конца XVIII века в документах начинает прослеживаться бюрократизация и централизация исламской правовой системы. По всей вероятности, данный процесс был запущен мангытским правителем Шахмурадом (годы правления: 1785–1800). Самый подробный отчет о «правовых реформах» Шахмурада приводит бухарский придворный хронист Мирза ‘Абд ал-Азим Сами в хронике «Тухфа-и шахи» («Шахский дар»), где он восхваляет достижения Мангытов:

Государственный суд [бар-и мулукана-и давлат], сохранявшийся со времен Чингисхана, был упразднен. Вместо него он [эмир] учредил суд справедливости [махкама-и ‘адалат]. Во главе собрания сорока улемов он [эмир] выслушивал претензии народа [‘арайиз-и мардум ра пурсида] и в присутствии ученых мужей принимал решения согласно религиозному закону. Проводя эти собрания в основном по пятницам и понедельникам, он не верил словам истца, пока не появлялся ответчик [та мудда‘а ‘алайх хазир нашавад кавл-и мудда‘и ра и‘тибар накарди]. Никто не мог избежать его правосудия: ни простой люд, ни знать, ни старейшины, ни беднота, все были равны перед этим судом. Даже слуга мог повести своего господина в суд справедливости [банда ми таванист ходжа-и хвуд ра дар махкама-и ‘адалат ба мурафа‘а кашад][167]167
  Мирза ‘Абд ал-‘Азим Бустани [Сами]. Тухфа-и шахи / Ред. Н. Джалали. Тегеран: Анджуман-и Асар ва Мафахир-и Фарханги, 1388ш/2010. С. 53.


[Закрыть].

Из этого стилизованного рассказа мы узнаем, что Шахмурад заседал во главе суда, куда мог обратиться любой. Можно возразить, что данный отрывок напоминает такой литературный жанр, как зерцало для правителей. Авторы из мусульманского мира в произведениях данного жанра часто говорят о «справедливости» (‘адалат) – качестве, которым должен обладать мусульманский правитель для успешного управления страной и сохранения стабильности[168]168
  Lambton A. S. Justice in the Medieval Persian Theory of Government // Studia Islamica. 1956. № 5. Р. 91–119; Lambton A. S. Islamic Mirror for Princes // Atti del covegno internazionale sul tema, La Persia nel Medioevo (Roma, 31 marzo – 5 aprile 1970). Roma: Accademia Nazionale dei Lincei, 1971. Р. 419–442; Subtelny M. E. A Late Medieval Persian Summa on Ethic: Kashifi’s Akhlāq-i Muḥsinī // IS. 2003. Vol. 36. № 4. S. 601–614.


[Закрыть], и среднеазиатские авторы не являются здесь исключением. Несколько источников рассматриваемого периода восхваляют правление Шахмурада, называя его благотворным для шариата[169]169
  Чехович О. Д. К истории Узбекистана в XVIII в. // Труды Института востоковедения. 1954. № 3. С. 62; Kügelgen A. von Die Legitimierung der mittelasiatischen Mangitendynastie in den Werken ihrer Historiker, 18.–19. Jahrhundert. Istanbul: Ergon, 2002. S. 285.


[Закрыть]. Однако я не вижу большого смысла рассматривать зерцала для правителей, трактаты о ханской власти и придворную историографию как источники идеальных моделей, которые не отражали социальную реальность[170]170
  Здесь я не согласен с Роем Моттахедехом: Mottahedeh R. P. Loyalty and Leadership in an Early Islamic Society. London; New York: I. B. Tauris, 2001. Р. ix. Позицию, близкую к моей, см.: Karev Y. From Tents to City. The Royal Court of the Western Qarakhanids between Bukhara and Samarqand // Turko-Mongol Rulers, Cities and City Life / Ed. D. Durand-Guédy. Leiden: Brill, 2013. Р. 124.


[Закрыть]. Тема справедливости постоянно артикулируется в данных жанрах именно потому, что существовало общепринятое представление, что правитель обязан слушать дела и вершить суд[171]171
  Alam M. Shari‘a and Governance in the Indo-Islamic Context // Beyond Turk and Hindu: Rethinking Religious Identities in Islamicate South Asia / Eds D. Gilmartin, B. B. Lawrence. Gainesville, FL: University Press of Florida, 2000. Р. 220.


[Закрыть]. Ахмад Дониш, бухарский мыслитель XIX века, размышлял об обязанностях мангытских эмиров: «Если мы не обращаемся к правителю [в случаях, касающихся] компенсации за кровь, [прав на] воду, несправедливости или других проблем, то куда годится такой эмир?»[172]172
  Оригинал: «Агар ма аз важх-и хун ва аб ва ситам [ва] гайр ба-султан ‘арз на-куним ба-ма амир ба-ча мухимм ба-кар аст?» Ахмад Махдум Мухандис-и Бухари, также известный как Ахмад-и Калла. Тарджимат ал-ахвал-и амиран-и Бухара-и шариф. Ташкент. ИВАНРУз. № 1987. Л. 54б. Компенсация за кровь (хун) – выплата родственникам убитого; скорее мера возмещения, чем мера наказания.


[Закрыть]

В процитированном мною отрывке трактата ‘Абд ал-Азим Сами утверждает, что до прихода Мангытов к власти ханские дворцы Мавераннахра действительно предоставляли некоторые юридические услуги. Однако представление этого факта как политического наследия Чингизидов является не более чем авторским приемом, с помощью которого Сами принижает домангытские правовые практики и возвеличивает своего правителя. Кроме того, Шахмурад, вероятно, в действительности был не столь великим реформатором, каким выводит его Сами. В истории иранского мира раннего Нового времени мы встречаем несколько других ситуаций, когда подданные имели возможность обращаться с прошениями во дворцы мусульманских правителей. Это, к примеру, время правления шаха Аббаса (1588–1629)[173]173
  Matthee R. Was Safavid Iran an Empire? // JESHO. 2010. Vol. 53. № 1–2. Р. 247.


[Закрыть] и султана Хусейна Байкары в Герате (1469–1506)[174]174
  Низам ад-Дин ‘Абд ал-Васи‘ Низами [Бахарзи]. Манша’ ал-Инша’ / Сост. Абу ал-Касим Шихаб ад-Дин Ахмад Хвафи, ред. Рукн ад-Дин Хумайунфаррух. Тегеран: Интишарат-и данишгах-и милли-йи Иран, 1357ш/1978. Т. 1. С. 212. Здесь приведена репродукция грамоты о назначении Ходжи Маджд ад-Дина Мухаммада Хвафи на должность парваны. Парвана был обязан докладывать государю (ба мавкиф ‘арз расанида) о любых прошениях (хар нав‘-и ‘ариза-дашт), включая правовые споры (казайа-и шар‘и) и случаи, связанные с исполнением обычая (вакайи‘-и ‘урфи), и отвечать на них в письменном виде. Как будет очевидно далее, похожий порядок работы описывается в источниках XIX и начала XX века. Мое толкование значительно отличается от интерпретации М. Сабтельни. См.: Subtelny M. E. Timurids in Transition… Р. 84, ref. 48.


[Закрыть].

В источниках XIX века уже приводятся иные описания. Они выходят за рамки конвенциональных представлений, послуживших основой для идеального образа справедливого государя. В местных хрониках, к примеру, встречаются яркие сюжеты о среднеазиатских правителях, путешествующих по своим владениям, чтобы выслушать жалобы подданных. Вот как описывается осуществление правосудия странствующим государем:

В течение всего путешествия Его Величество развлекался разного рода охотой с соколами и ловлей зверей, и кроме того, каждый день спрашивал о делах подданных и бедняков, пленяя их сердца, как дичь, соколом своей благосклонности[175]175
  Shīr Muḥammad Mīrāb Mūnis, Muḥammad Rizā Mīrāb Āgahī. Firdaws al-iqbāl: History of Khorezm / Transl. Y. Bregel. Leiden: Brill, 1999. Р. 456–457.


[Закрыть].

Время от времени он [Абдул-Ахад] ездил в провинции Карши и Шахрисабз, чтобы выслушать жалобы людей [‘араиз-и фукара][176]176
  Мирза ‘Абд ал-‘Азим Сами. Та’рих-и салатин-и мангитийа (История Мангытских государей) / Ред., пер. Л. М. Епифанова. М.: Изд-во восточной литературы, 1962. С. 109a.


[Закрыть].

Можно возразить, что данные отрывки не являются живыми описаниями судопроизводства, ведь подобные эпизоды мы можем встретить и в поэзии, и в живописи (см. ил. 3). Следовательно, они могут быть интерпретированы как композиционные мотивы[177]177
  О связи между охотой и правосудием в могольский период см.: Koch E. Dara-Shikoh Shooting Nilgai: Hunt and Landscape in Mughal Painting. Washington, DC: Freer Gallery of Art, Arthur M. Sackler Gallery, Smithsonian Institution, 1998.


[Закрыть].

Тем не менее было установлено, что придворные хронисты систематически пользовались архивными записями[178]178
  Мухаммад Риза Мираб Агахи. Джами‘ ал-ваки‘ат-и султани / Ред. Н. Ташев. Самарканд; Ташкент: Международный институт среднеазиатских исследований, 2012. С. xx; Fayḍ Muḥammad Kātib Hazārah. The History of Afghanistan: Fayz Muḥammad Kātib Hazārah’s Sirāj al-tawārīkh / Ed., transl. R. D. McChesney. Leiden: Brill, 2013. Vol. 1: The Sādūzā’ī Era 1747–1843. P. xciii – xcv.


[Закрыть]. Поэтому нет смысла присваивать хроникам менее авторитетный статус, чем юридическим документам. Кроме того, существует несколько источников в жанре путевых заметок, где упоминается о публичных аудиенциях среднеазиатских правителей, где они выслушивали жалобы подданных:

За судопроизводство в [Хивинском] ханстве отвечают начальники администрации и казии. Хан, как правило, публично оглашает решение перед теми, кто обратился к нему с прошением [арз][179]179
  Из книги В. И. Межова «Хивинский поход 1873 г. с изложением сведений о хивинском ханстве в административном и военном устройстве»: Камалов С. К. Хозяйство каракалпаков XIX в. Нукус. ФБКОАНРУз. № R-90. Л. [6]. Межов не является автором упомянутой книги. Данный текст не соответствует источнику: Хивинский поход в 1873 году (по официальным источникам) // Военный сборник. 1873–1911. Однако ссылки на этот текст фигурируют и в других работах Камалова: Камалов С. К. Каракалпаки в XVIII–XIX веках: к истории взаимоотношений с Россией и среднеазиатскими ханствами. Ташкент: Фан, 1968.


[Закрыть].

Каждый день, примерно в два часа, [он] приходит в суд, чтобы разбирать дела и жалобы. В летней резиденции судебные заседания проходят прямо во дворе, где устроены земляные кушетки; хан восседает на одной из них на бархатной подушке, опираясь на руку для большего удобства, и разбирает жалобы[180]180
  Сеид-Мухамед-Рахим, хивинский хан, и его приближение // Всемирная иллюстрация № 243. Репринт в ТС 42 (1873). С. 120. Еще одно красочное описание того, как бухарский эмир разбирает жалобы подданных, см.: Записки о Бухарском ханстве. (Отчеты П. И. Демезона и И. В. Виткевича) / Пер. В. Г. Волвников и З. А. Цомартова. М.: Наука, 1893. С. 51.


[Закрыть].

Поскольку в этот час почти каждый день проводится арз (публичная аудиенция), то парадный вход, как и другие палаты ханской резиденции на нашем пути, были запружены просителями всех сословий, полов и возрастов. Все они были одеты в повседневные платья, многие женщины держали детей на руках в ожидании слушания; ибо никто не обязан записываться, а того, кто первый пробился вперед, первого и пускают[181]181
  Vámbéry A. Travels in Central Asia: Being an Account of a Journey from Teheran across the Turkoman Desert of the Eastern Shore of the Caspian to Khiva, Bokhara, and Samarcand. London: John Murray, 1864. Р. 126–127.


[Закрыть].

Одно из самых ярких описаний процедуры подачи прошений мы встречаем в записках российского офицера и востоковеда Нила Сергеевича Лыкошина. В 1912 году Лыкошин занимал пост главы Амударьинского отделения и, соответственно, обладал конфиденциальной информацией о работе правовой системы в стране. Вот как он описывает процесс судопроизводства:

Примерно в шесть часов вечера обычно малолюдный двор, украшенный высокими колоннами в мавританском стиле, вдруг оживился… Через некоторое время открылась дверь гарема, откуда вышел Исфандияр-хан Бахадур и прошел к тому месту, где он восседает и вершит правосудие и наказание. Недалеко от единственного входа во двор находится маленький каменный топчан, покрытый большим войлочным ковром. Хан садится на топчан в азиатском стиле, а перед ним кладут старинное ружье в футляре и маленький топорик, тоже старинный; это регалии власти. Хан носит позолоченную саблю азиатского типа, а на голове вместо обычной меховой шапки у него такая же большая шапка из ягнячьей шерсти, но с красным верхом; шапка эта – подобие короны. Подле руки хана ставят чайник зеленого чая и чашку. Еще до прихода хана махрам[182]182
  Махрам – доверенное лицо хана, выполняющее его прямые приказы. По данным Б. Таррох-Ходима, среди множества махрамов, прислуживавших во время суда, особое положение занимали так называемые ‘арз-хана махрамлари, отвечавшие за приготовление приемной к ежедневной церемонии и прислуживавшие хану на протяжении всей процедуры; см.: Tarroh-Khodim B. Khorazm shoir va navozandalari / Eds A. Otamurodova, O. Abdurahimov. Toshkent: Tafakkur qanoti, 2011. Р. 30.


[Закрыть] занимает место недалеко от ханского топчана и стоит неподвижно с непокрытой головой. Время от времени махрамов тихонько подменяют другие, недавно вошедшие во двор. Старик Юсуф-ясавулбаши начинает церемонию… Пришло время разбирать людские жалобы…

Подданные хана жалуются ему друг на друга и требуют восстановления в правах, нарушенных другими подданными. Проситель, войдя в дверь, останавливается у входа, довольно далеко от хана, так что жалоба произносится довольно громко, податель почти кричит, как будто надеется доказать серьезность жалобы и проникнуть криком в душу хана. Хан, позволив просителю окончить краткую жалобу, произносит лишь одно слово, повернувшись к Ясавулбаши. Вероятно, это приказ разобраться с делом. Проситель выходит, входит следующий[183]183
  Лыкошин Н. С. Записка Аму-Дарьинского отдела Полковника Лыкошина о современном состоянии Хивинского ханства, 1912 год. ЦГАРУз. Ф. I-2. Оп. 1. Д. 314. Л. 15–16 об.


[Закрыть].

Канцелярские документы Мангытов и Кунгратов, несомненно, свидетельствуют о том, что ханский дворец принимал участие в разрешении мелких споров местного населения. Записи бухарской и хивинской канцелярий показывают, что те, кто хотел подать жалобу на других подданных, должны были первыми прибыть к воротам дворца (ба-дарваза-и арк-и ‘али амада) и обратиться с прошением (ба-‘арз-и ‘али расанид). Если прошение принималось, то хан приказывал какому-либо чиновнику разобраться с делом. Это значит, что в действительности хан слушал и разрешал лично лишь малую часть дел, подаваемых во дворец; султанское правосудие обычно осуществлялось уполномоченным лицом, назначенным правителем.

В Средней Азии прошения (ед. ч. ‘арз) письменно не подавались. Обращение с жалобой в ханский дворец было устной процедурой. Однако никто не запрещал просителям подкреплять свои слова дополнительной поддержкой в форме письменного текста; как правило, это было исковое заявление (махзар). Махзары обычно составлялись писцами (мухаррир), служившими при юридических специалистах, и скреплялись печатью муфтия, за что податель платил некоторую сумму (мухрана)[184]184
  К. Исогаи изучил структурные формулы, типичные для махзаров: Isogay K. Seven Fatwa Documents from Early 20th-Century Samarqand: The Function of the Mufti in the Judicial Proceedings Adopted at Central Asian Islamic Court // Annals of Japan Association for Middle East Studies. 2011. № 27. Р. 259–282. На основе собрания таких документов, как махзары и фетвы, Исогаи пытается реконструировать процедуру судопроизводства в Средней Азии до колонизации. Исследователь утверждает, что истцы, обращаясь с делами в казийские суды, приносили с собой письменные исковые заявления. В настоящем исследовании я предполагаю, что это не так, поскольку махзары, как правило, подавались в ханский дворец.


[Закрыть]. Эти записи оформлялись для того, чтобы преобразовать жалобу, изложенную истцом своими словами, в полноценное судебное дело. Махзар содержал краткое описание нарушения, претензию (да‘ва), требование о компенсации ущерба и цитаты из источников материального права (фуру‘ ал-фикх). Цитаты выполняли функцию своего рода прецедентов, связывая данное дело с конкретными аспектами права, мнение исламских специалистов по этому поводу уже было известно. Махзары составлялись на юридическом профессиональном языке и были насыщенны исламскими правовыми терминами; таким образом, в них практически не оставалось места для голоса просителя.

1.3. Ханский суд

Обычно ханский суд старался разрешить конфликт, не прибегая к вмешательству казиев. Как показывает переписка ханов с их прямыми подчиненными, основной заботой ханского суда было наискорейшее разрешение конфликта и возмещение убытков. Однако ханы, разумеется, осознавали, что ответчики могут и не быть согласны с предложенным решением. Поэтому, в случае если ответчик отрицал предъявляемые претензии, суд предписывал истцам обращаться к казию.

Ниже в качестве примера приведено письмо (мактуб) эмира Хайдара (годы правления: 1800–1826) местному хакиму. Эмир приказывает хакиму лично принять решение по делу, если только стороны спора не потребуют провести отдельное судебное разбирательство:

Да будет известно оплоту славы, сокровищу эмирата и избраннику ханов, Мухаммаду Хакиму Бий Михтару, что деревенские жители [фукара] напали на некоего ‘Алима Бабу и оскорбили его честь. Упомянутым [сторонам] следует приказать явиться, а доброе имя [‘Алима Бабы] требуется восстановить. Если они потребуют судебного разбирательства [агар анха харф-и шар‘и гуйанд], их надлежит направить к казию, который рассудит стороны [мудда‘и мудда‘а ‘алайх мурафа‘а кунанд]. Да пребудет с тобой мир![185]185
  Мактубат-и Амир Хайдар. Ташкент. ИВАНРУз. № 5412. Л. 3a: мактуб V. Данный документ является копией, датируемой 1215/1800–1801 годами.


[Закрыть]

Вот так эмир Хайдар реагировал на адресованные ему прошения. Другие бухарские правители поступали похожим образом. К примеру, эмир Насрулла (годы правления: 1827–1860) приказал Бий Мухаммаду Хакиму Бий Кул кушбеги поступить с делом о неуплате долга следующим образом:

Да будет известно отраде визирства, сокровищу эмирата, мужу благородного звания и должности, Бий Мухаммаду Хакиму Бий Кул кушбеги, что некий Курбан-бай, араб, является должником [карздар] Хана Бахадура Афгана. Хотя он и имеет во владении земельный участок, как указано в документе, он не хочет продать его по справедливой цене, чтобы выплатить долг. Ты должен вызвать его и рассмотреть дело [байад ки хазир карда бинид]. Если все обстоит так, как говорят, ты должен передать его землю посреднику, Мулле Зу ал-Фикару, по справедливой цене. Если [он потребует] судебного разбирательства, ты должен поступить, как велит закон [агар харф-и шар‘и ваки‘ шавад хами-йи шар‘ шавид][186]186
  Маджму‘а-и мактубат-и Саййид Амир Насраллах Бахадур Хан ба Мухаммад Хаким Бий Кул Кушбиги. Ташкент. ИВАНРУз. № 1998. Л. 131б: мактуб 441.


[Закрыть].

Примечательно, что в двух вышеприведенных отрывках обязанность по разрешению спора возлагается на лиц, не занимающих юридической должности: эмир Хайдар отправил записку своему михтару, а эмир Насрулла отдал приказ кушбеги[187]187
  О должности кушбеги см.: Holzwarth W. The Uzbek State as Reflected in Eighteenth Century Bukharan Sources // Asiatische Studien. 2006. Vol. 60. № 2. Р. 334–335.


[Закрыть]. При правлении эмира Музаффара прошения чаще всего передавались на рассмотрение человеку по имени Саид Мирак, занимавшему должность ясавул-и ‘улама’. Жалобы касались широкого спектра правонарушений в области уголовного и гражданского права. К примеру, мы читаем, что в один из дней месяца мухаррам 1282 года (мая – июня 1865 года) Саид Мирак получил сообщение из ханского дворца о двойном убийстве. Некий Курбан-бай убил жену и своего младшего брата, застав их за незаконным сношением (кар-и на-машру‘). Мать жены вместе с другими надежными людьми (адаман-и халис) озвучила иную версию. Она рассказала, что Курбан-бай с братом поссорились по дороге домой, и в пылу ссоры произошло убийство; лишь после этого Курбан-бай вошел в дом и убил жену. Ханский дворец отдал приказ Саиду Мираку провести расследование, установить истину и отчитаться. Дальнейшие инструкции гласили, что если ясавул-и ‘улама’ установит, что Курбан-бай действительно убил двоих, увидев их за незаконным сношением, то следует приговорить убийцу к выплате компенсации за кровь; в данном случае было бы необходимо оформить соглашение о мирном урегулировании конфликта. Если же убийство произошло при других обстоятельствах, то ясавул-и ‘улама’ должен был перейти к официальной судебной процедуре[188]188
  «байад ки тахкик карда хакикат-и у ра даниста ‘арз кунид ки агар ба-кар-и на-машру‘ дида катл карда башад хунаш хадр мишавад ва илла мувафик-и шар‘-и шариф ба-кат‘ мирасад»: Мактубат-и Амир Музаффар ба-Саййид Мирак ва ‘араиз-и Саййид Мирак. Ташкент. ИВАНРУз. № 1740. Л. 32a [так в исходном тексте! 23a] (восточная нумерация страниц). Док. 432. О данной рукописи идет речь в следующем источнике: Собрание восточных рукописей Академии наук Республики Узбекистан. История / Ред. Д. Ю. Юсупов, Р. П. Джалилов. Ташкент: Фан, 1998. С. 411–412. Приказ «байад ки тахкик карда хакикат-и у ра даниста ‘арз кунид», несомненно, составлен из шаблонных выражений, которые встречаются и в других приказах казиям от ханского дворца.


[Закрыть]. Обычно Саид Мирак не занимался делами об убийстве; чаще всего он получал приказы разобрать более обыденные дела, к примеру о неправомерном присвоении вакфного имущества[189]189
  Мактубат-и Амир Музаффар ба-Саййид Мирак ва ‘араиз-и Саййид Мирак. Ташкент. ИВАНРУз. № 1740. Л. 23б. Док. 438.


[Закрыть] или же об опеке[190]190
  Там же. Л. 25б. Док. 471.


[Закрыть].

Если воспринимать изложенные письменные приказы буквально, то становится ясно, что ханский дворец выполнял функцию суда справедливости. Это означает, что при разрешении конфликтов он не прибегал к более формальной системе судопроизводства, которой пользовались казии. Как описывалось в предыдущем разделе, ханский суд либо разрешал споры напрямую в процессе слушания под председательством самого правителя, либо же направлял стороны к специалисту по разрешению конфликтов. Так, ханский дворец часто приказывал служителям направить стороны к казию, в случае если ответчик станет отрицать (инкар) обвинение. Представители ханского суда (служители, хакимы, старейшины) и казии воплощали некоторый дуализм: первые обеспечивали быстрое разрешение конфликта, вторые же предлагали более длительную процедуру судопроизводства. Однако будет неверным называть данную ситуацию правовым разнообразием. По крайней мере, с точки зрения просителей, приходивших к хану, множественность инстанций не воспринималась как разнообразие судов, поскольку и суд хана, и казийские суды осуществляли правосудие в рамках одной правовой системы – шариата. Особенно отчетливо это видно в тех случаях, когда ханский суд передавал дела, поданные напрямую во дворец, на рассмотрение казиев. Обратимся же к этим случаям.

1.4. Казии в роли обвинения

Подача прошения в ханский дворец могла привести к вмешательству профессиональных судей. Однако судья, вне зависимости от чина, мог проводить разбирательство по делу лишь после того, как ханский дворец выразит согласие на расследование[191]191
  См. государственные указы, адресованные верховному судье (кази-калану) Мулле Мир Садр ад-Дину: АМИКИНУз. Безымянное собрание арабографических документов. Серии № 396a, 398. Ср.: Welsford T., Tashev N. A Catalogue of Arabic-Script Documents from the Samarqand Museum. Docs. 190, 197. Краткая биография Муллы Мир Садр ад-Дина, «одной из самых влиятельных фигур бухарской юридической элиты в период с начала 1860-х до начала 1880-х годов», приведена там же: doc. 85, ref. 2.


[Закрыть]. Как и Саид Мирак, казии получали от ханского дворца указания по работе с делами: к примеру, сверху мог поступить приказ вынести решение об уплате денежной компенсации или же о введении запрета на клевету[192]192
  АМИКИНУз. Безымянное собрание арабографических документов. Ед. хр. № 396a: «ваки‘ан чунин башад хакикат-и у ра тахкик карда даниста танга-и у ра гирифта дада»; 398: «ма‘лум шавад байад ка тахкак карда [нрзб] ман‘ намуда ‘ар-и у ра [нрзб]».


[Закрыть]. На бухарском бюрократическом языке эти указания назывались амр-и ‘али — инструкции ханского суда, которым назначенные судьи следовали вне зависимости от занимаемой ими должности. Оповещение должностного лица о приказе происходило на особой публичной церемонии, во время которой правительственный указ передавался лично в руки получателю. Последний, как и в случае с грамотой о назначении на должность, целовал документ, тер его о глаза и заправлял в тюрбан (табаррук-нама-и кирами ра бусида ба-чашманам малида тадж-и сар намуда). Человек, получивший приказ, в буквальном смысле «носил его, как корону». Данную процедуру, как мы увидим ниже, совершали и казии, когда им отдавался приказ разобрать какое-либо дело. Символический смысл церемонии заключается в том, что получение такого приказа от хана было очень почетно[193]193
  ЦГАРУз. Ф. I-126. Оп. 1. Д. 20. Л. 47, 91; Д. 22. Л. 58.


[Закрыть]. В следующем примере приводится подробное описание процедуры получения приказа в контексте конкретного судебного разбирательства. Здесь мы видим, что и женщины могли обращаться напрямую к правителю, требуя судебного разбирательства. Мы также видим, что казии могли выступать в роли обвинения, следуя инструкциям ханского дворца.