Текст книги "Цена соли"

– Я не особенно в настроении, – ответила Кэрол, но в её тоне Терез услышала, что она допускает такую возможность.

Абби слегка поёжилась и огляделась вокруг.

– Тут мрачно, как в угольной шахте по утрам, нет?

Терез чуть улыбнулась. Угольная шахта с солнцем, начинающим желтить подоконник, и вечнозелёным деревом по другую его сторону?

Кэрол смотрела на Абби ласково, прикуривая сигарету из её пачки. Как же хорошо они должны знать друг друга, подумала Терез, – настолько хорошо, что что бы каждая из них ни сказала или ни сделала, это никогда не вызовет у другой удивления или недопонимания.

– Хорошая была вечеринка? – спросила Кэрол.

– М-м… – безразлично ответила Абби. – Ты знаешь человека по имени Боб Хавершэм?

– Нет.

– Он там сегодня был. Я познакомилась с ним где-то раньше в Нью-Йорке. Забавно – он сказал, что собирается работать в «Раттнер и Эрд» в брокерском отделе.

– Надо же.

– Я не призналась, что знакома с одним из боссов.

– Который час? – спросила Кэрол секунду спустя.

Абби посмотрела на свои часы – маленькие, угнездившиеся в пирамидке из золотых панелей.

– Семь тридцать. Примерно. Тебе это важно?

– Хочешь ещё поспать, Терез?

– Нет. Не хочу.

– Я тебя отвезу, когда тебе будет пора, – сказала Кэрол.

Но повезла её в конечном итоге Абби, часов в десять, потому что ей больше нечем было заняться, сказала она, и ей это будет в радость.

Абби – ещё одна любительница холодного воздуха, подумала Терез, когда они набрали скорость на шоссе. Ну кто ездит в машине с откинутым верхом в декабре?

– Где вы с Кэрол познакомились? – прокричала Абби.

Терез почувствовала, что может сказать ей правду, не совсем, но почти правду.

– В магазине! – крикнула она в ответ.

– Вон как! – Абби вела беспорядочно, юркая громоздкой машиной на виражах, разгоняясь в самые неожиданные моменты. – Она тебе нравится?

– Разумеется! – Что за вопрос? Всё равно что спросить, верит ли она в бога.

Терез указала Абби на свой дом, когда они свернули в её квартал.

– Тебе не трудно будет кое-что для меня сделать? – спросила Терез. – Можешь подождать минутку? Я хочу тебе что-то дать для Кэрол.

– Само собой, – сказала Абби.

Терез побежала наверх, взяла сделанную ранее открытку и засунула её под ленту, которой был перевязан подарок Кэрол. Она отнесла всё это вниз к Абби.

– Ты ведь с ней увидишься сегодня вечером, да?

Абби кивнула, медленно, и Терез ощутила едва уловимый вызов в пытливых чёрных глазах, потому что она увидится с Кэрол, а Терез – нет, и что Терез может с этим поделать?

– И спасибо, что подвезла.

Абби улыбнулась.

– Точно не хочешь, чтобы я отвезла тебя куда-нибудь ещё?

– Нет, спасибо, – ответила Терез, тоже улыбаясь, потому что Абби явно была бы рада махнуть с ней хоть бы и в Бруклин Хайтс.

Она поднялась на крыльцо и открыла почтовый ящик. В нём были два-три письма, рождественские открытки, одна – от «Франкенберга». Когда она снова посмотрела на улицу, большого кремового автомобиля и след простыл, словно он был всего лишь плодом её воображения, как птица из сна.

8

– А теперь ты загадывай желание, – сказал Ричард.

Терез загадала. Она загадала Кэрол.

Ричард положил ладони ей на руки. Они стояли под штуковиной, свисавшей с потолка в прихожей, что-то вроде вышитого бисером полумесяца или луча морской звезды. Штуковина эта была уродлива, но семья Семко приписывала ей чуть ли не волшебную силу и вывешивала по особым случаям. Дедушка Ричарда привёз её из России.

– Что ты загадала? – он собственнически улыбался, глядя на неё с высоты своего роста. Это был его дом, и он только что поцеловал её, хотя дверь в гостиную была открыта и там было полно людей.

– Нельзя говорить, – ответила Терез.

– В России можно.

– Так я не в России.

Радио неожиданно взревело громче прежнего, голосами, поющими рождественский гимн. Терез допила розовый яичный коктейль из своего бокала.

– Я хочу пойти в твою комнату, – сказала она.

Ричард взял её за руку, и они начали подниматься по лестнице.

– Ри…чард? – Тётушка с мундштуком звала его, стоя в дверях гостиной.

Ричард произнёс слово, которого Терез не поняла, и махнул ей рукой. Даже второй этаж дома сотрясался от безумных танцев внизу, танцев, идущих совершенно вразнобой с музыкой. Терез услышала звон очередного разбитого бокала и представила, как розовый пенистый коктейль растекается по полу. И это ещё была спокойная вечеринка по сравнению с настоящим русским Рождеством, которое они когда-то праздновали в первую неделю января, сказал Ричард. Он улыбнулся, закрывая дверь в свою комнату.

– Мне нравится мой свитер, – сказал он.

– Я рада. – Терез подобрала широкую юбку, перекинув её дугой, и присела на краешек кровати. Толстый норвежский свитер, который она подарила Ричарду, лежал у неё за спиной, поверх подарочной магазинной коробки. Ричард подарил ей юбку из ост-индской лавки – длинную вышитую юбку в зелёную и золотистую поперечную полоску. Юбка была прелестна, но Терез не представляла, куда её можно было бы надеть.

– Как насчёт выпить чего-нибудь настоящего? От того, чем угощают внизу, тошнит. – Ричард достал стоявшую на полу в стенном шкафу бутылку виски.

Терез покачала головой.

– Нет, спасибо.

– Тебе это пойдёт на пользу.

Она снова покачала головой и оглядела пространство вокруг – почти квадратную, с высоким потолком, комнату, обои с едва различимым узором в виде розовых роз, два безмятежных, занавешенных чуть пожелтевшим белым муслином окна. От двери по зелёному ковру пролегла пара бледных протоптанных дорожек: одна – к бюро, другая – к письменному столу в углу. Банка кистей да портфолио на полу у стола – это всё, что указывало на занятия Ричарда живописью. Так же как и сама живопись занимала лишь уголок его сознания, такое у неё было чувство, и ей стало интересно, как долго он ещё так протянет, прежде чем бросить это и взяться за что-нибудь другое. И она подумала о том, о чём и раньше часто думала: не потому ли только она нравится ему, что более всех других его нынешних знакомых поддерживает его в его устремлениях, и не потому ли, что он считает её критику полезной? Терез встала, не в состоянии усидеть на месте, и отошла к окну. Ей очень нравилась эта комната – тем, что она всегда оставалась той же и на том же месте – но при этом сегодня у неё было импульсивное желание вырваться оттуда. Она была теперь другим человеком – не той Терез, что стояла здесь три недели назад. Сегодня утром она проснулась в доме Кэрол. Кэрол была как тайна, пронизавшая её, пронизавшая и этот дом тоже – как свет, невидимый никому, кроме неё.

– Ты сегодня другая, – сказал Ричард настолько неожиданно, что острое ощущение опасности пронеслось по её телу.

– Может быть, это из-за платья, – сказала она.

На ней было синее платье из тафты, бог знает какое старое. Она не надевала его с самых первых своих месяцев в Нью-Йорке. Снова сев на кровать, Терез посмотрела на Ричарда. Он стоял посредине комнаты с маленькой рюмкой неразбавленного виски в руке, взгляд ясных голубых глаз перемещался от её лица к ногам в новых чёрных туфлях на высоком каблуке и снова к лицу.

– Терри… – Ричард взял её ладони в свои, с силой прижал их к кровати с обеих сторон. Гладкие тонкие губы внезапно и крепко захватили её рот; она почувствовала толчок языка между губ и аромат свежего виски. – Терри, ты ангел, – услышала она низкий голос Ричарда и вспомнила, как то же самое сказала Кэрол.

Она смотрела, как он поднимает с пола свою рюмку и ставит её вместе с бутылкой в стенной шкаф. Она вдруг ощутила колоссальное превосходство над ним, над всеми людьми, которые были там, внизу. Она была счастливее любого из них. Счастье – это немного как полёт, подумала она, как будто ты воздушный змей. Зависит от того, насколько размотаешь нить…

– Недурён? – спросил Ричард.

Терез выпрямилась, сидя на кровати.

– Красавец!

– Закончил прошлой ночью. Я подумал, если будет погожий день, пойдём в парк и запустим его. – Ричард расплылся в улыбке, как мальчишка, гордый творением своих рук. – Глянь на обратную сторону.

Это был русский змей, прямоугольный и выгнутый, как щит, тонкий каркас с насечками по углам и привязанной к нему уздечкой. На лицевой стороне Ричард нарисовал собор с закручивающимися спиралью куполами и красным небом позади.

– Пойдём запустим его сейчас, – предложила Терез.

Они снесли змея вниз. И тут все их увидели и вышли в прихожую – дядюшки, тётушки, кузены с кузинами, – пока прихожая не превратилась в галдящий базар, и Ричарду не пришлось поднять змея высоко над головой, чтобы защитить его. Терез раздражал шум, но Ричарду всё это страшно нравилось.

– Ричард, останьтесь, выпейте шампанского! – прокричала одна из тётушек, с таким толстым, плотно обтянутым тканью животом, будто это был второй бюст под атласным платьем.

– Не можем, – ответил Ричард, потом добавил что-то по-русски, и у Терез возникло чувство, которое часто возникало, когда она видела Ричарда с родными, – что это какая-то ошибка, что Ричард, возможно, сам-то сирота, подкидыш, оставленный на пороге дома и воспитанный в этой семье как сын. Но в дверях стоял брат Ричарда, Стивен, – те же голубые глаза, хотя Стивен был ещё выше и худее.

– С какой крыши? – взвизгнула мать Ричарда. – С этой крыши?

Кто-то перед этим поинтересовался, не с крыши ли они собираются запускать змея, и, поскольку на крыше этого дома стоять было невозможно, мать Ричарда разразилась безудержным хохотом. Вслед за этим залаял пёс.

– Я тебе пошью это платье! – обратилась мать Ричарда к Терез, упреждающе погрозив пальцем. – У меня есть твои мерки!

Мерки с неё сняли сантиметром прямо посреди гостиной, под всё это пение и открывание подарков, ещё и несколько мужчин пытались помогать. Миссис Семко обхватила Терез рукой за талию, и Терез вдруг обняла её и крепко поцеловала, утопив губы в мягкой напудренной щеке. В одну эту секунду, в этом поцелуе и судорожном объятии излилась привязанность, которую она на самом деле испытывала к миссис Семко и которая – Терез знала – скроется, будто её и не было, в миг, когда она опустит руки.

После этого они с Ричардом оказались одни и на свободе, шагая по дорожке прочь от дома. Всё было бы точно так же, подумала Терез, если бы они были женаты и пришли навестить родных на Рождество. Ричард продолжал бы запускать змеев, даже уже будучи стариком, как это делал его дед, который, по рассказам Ричарда, запускал их в Проспект-парке до последнего года своей жизни.

Поездом метро они доехали до парка и поднялись на безлесый холм, где бывали уже раз десять до этого. Терез огляделась. Внизу, на гладком поле, где заканчивались деревья, какие-то мальчики играли с продолговатым футбольным мячом, в остальном же парк был тих и недвижен. Было не очень ветрено, недостаточно вообще-то, сказал Ричард, и небо было густо-белое, будто напитанное снегом.

Ричард застонал – у него снова не получилось. Он пытался запустить змея на бегу.

Терез, сидя на земле и обхватив руками колени, наблюдала, как он задирает голову и вертится во все стороны, будто что-то потерял в воздухе.

– Вот он! – она встала на ноги, показывая пальцем.

– Да, но неустойчивый.

И всё равно Ричард побежал туда со змеем, и змей осел на длинной нити, потом вскинулся вверх, словно что-то его поддёрнуло. Он изогнулся большой дугой и затем начал набирать высоту в другом направлении.

– Он нашёл свой собственный ветер! – воскликнула Терез.

– Да, но слабенький.

– Вот же брюзга! Можно мне подержать?

– Погоди, пусть поднимется повыше.

Ричард стал нагнетать в него воздух, широко размахивая руками, но змей застыл на одном месте в холодном неповоротливом пространстве. Золотые купола собора раскачивались из стороны в сторону, так, словно весь змей тряс головой в знак несогласия, и длинный дряблый хвост, как дурак, вслед за ним повторял это «нет».

– Это всё, что мы можем, – сказал Ричард. – Более длинную нить он не потянет.

Терез не сводила со змея глаз. И тут он пришёл в равновесие и замер, будто изображение собора наклеили на плотное белое небо. «Вряд ли бы Кэрол понравились воздушные змеи, – подумала Терез. – Она бы не сочла их занимательными. Глянула бы мельком и сказала, что это бессмыслица».

– Возьмёшь?

Ричард сунул ей в руки катушку, и Терез встала на ноги. Он мастерил змея вчера вечером, подумала она, когда она была с Кэрол, и поэтому не позвонил ей и не знал, что её нет дома. Если бы он звонил, он бы об этом сказал. Первая ложь была на подходе.

Внезапно змей сорвался со швартовых в небе и резко потянул вверх в попытке удрать. Терез позволила катушке быстро вертеться у себя в руках – так долго, насколько она могла осмелиться под взглядом Ричарда, – потому что змей всё ещё был невысоко. И сейчас он снова застыл в одной точке, упрямо неподвижный.

– Дёргай! – сказал Ричард. – Подстёгивай его всё время.

И она стала дёргать. Как будто играла с длинной резинкой. Но нить теперь настолько размоталась и провисла, что это был единственный способ расшевелить змея. Она дёргала, и дёргала, и дёргала… Потом подошёл Ричард, забрал у неё катушку, и Терез бессильно опустила руки. Она запыхалась, слабые мышцы дрожали. Она села на землю. Ей не удалось победить змея. Он не стал делать то, чего она от него добивалась.

– Может быть, нить слишком тяжёлая, – сказала она. Это была новая нить – мягкая, и белая, и толстая, как червяк.

– Нить очень лёгкая. Сейчас посмотри. Вот сейчас он пошёл!

Теперь змей взбирался вверх короткими, вертикальными рывками, словно вдруг понял, чего хочет, и обнаружил в себе волю к побегу.

– Размотай ещё! – крикнула Терез.

Она поднялась с земли. Под змеем пролетела птица. Терез во все глаза смотрела на прямоугольник, который всё уменьшался и уменьшался – отпрянул раз, другой, и ещё, как надутый парус идущего задом наперёд корабля. Она чувствовала, что этот воздушный змей таит в себе какой-то смысл, вот этот конкретный змей, в эту минуту.

– Ричард?

– Что?

Она видела его краем глаза – он пригнулся с выставленными вперёд руками, как на доске для сёрфинга.

– Сколько раз ты был влюблён? – спросила она.

Ричард рассмеялся – коротким, хриплым смехом.

– До тебя ни разу.

– Нет, был. Ты мне рассказывал о двух случаях.

– Если считать их, с тем же успехом можно насчитать и ещё двенадцать, – ответил Ричард быстро и с прямолинейностью человека, чьи мысли заняты другим.

Змей начал снижаться дугообразными скачками.

Не меняя тона, Терез спросила:

– А в парня ты когда-нибудь был влюблён?

– В парня? – удивлённо переспросил Ричард.

– Да.

Прошло секунд пять, прежде чем он ответил:

– Нет, – абсолютно уверенным и окончательным тоном.

«По крайней мере, он взял на себя труд ответить», – подумала Терез. «А что бы ты делал, если бы влюбился?» – чуть не спросила она, но этот вопрос едва ли был целесообразен. Она не сводила глаз со змея. Они оба смотрели на одного и того же воздушного змея, но с какими же разными мыслями в голове!

– А ты когда-нибудь о таком слышал? – спросила она.

– Слышал ли я о таком? Ты имеешь в виду о таких людях? Конечно.

Ричард теперь стоял прямо и сматывал нить, вертя катушку восьмёркой.

Терез произнесла, аккуратно выбирая слова, потому что он слушал:

– Я не имею в виду «о таких людях». Я имею в виду о двух людях, которые влюбились друг в друга внезапно, ни с того ни с сего. Скажем, двое мужчин или две девушки.

Выражение лица у Ричарда было такое, как если бы они говорили о политике.

– Был ли я когда-либо знаком с кем-нибудь из них? Нет.

Терез помедлила, пока он снова не занялся змеем, пытаясь запустить его повыше. И тогда заметила:

– Но я думаю, это может случиться почти с кем угодно, разве нет?

Он продолжал разматывать трос.

– Ну нет, такое не случается просто так. Для этого всегда есть какие-то предпосылки в прошлом.

– Да, – покладисто сказала Терез. Она задумалась о предпосылках в своём прошлом. Самое близкое к «влюблённости», что она могла припомнить, было её чувство к мальчику, которого она видела несколько раз в городе Монклере, когда ездила на школьном автобусе. У него были кудрявые чёрные волосы и красивое, серьёзное лицо, и ему было, возможно, лет двенадцать, он был старше её. Она вспомнила короткий период, когда думала о нём каждый день. Но это было совсем, совсем не то, что она испытывала к Кэрол. Любовь это или нет – то, что она чувствует к Кэрол? До чего же абсурдно, что она даже этого не знает. Она слышала о девушках, которые влюбляются друг в друга, и знала, что это за люди и как они выглядят. Ни она, ни Кэрол на них не были похожи. И вместе с тем то, что она испытывала к Кэрол, обладало всеми признаками любви и подходило под все описания.

– А я, думаешь, могла бы? – просто спросила Терез, не успев взвесить, насколько рискован вопрос.

– Что?! – Ричард улыбнулся. – Влюбиться в девушку? Конечно, нет. О боже, ты ведь не влюбилась, а?

– Нет, – ответила Терез неестественным, неубедительным тоном, но Ричард, похоже, тона не заметил.

– Опять пошёл. Смотри, Терри!

Вихляя, змей тянулся прямо вверх, всё быстрее и быстрее, и катушка кружилась в руках у Ричарда. Как бы то ни было, подумала Терез, сейчас она счастливее, чем была когда-либо раньше. Так к чему же беспокоиться, пытаясь всему дать определение?

– Эй! – Ричард рванул за катушкой, которая скакала, как безумная, по земле, словно тоже хотела её покинуть.

– Хочешь подержать? – спросил он, поймав катушку. – Практически отрывает от земли!

Терез взяла катушку в руки. Нити осталось совсем немного, и змей теперь едва был виден. Поддавшись ему и полностью вытянув руки вверх, она почувствовала, как змей слегка её приподнял – дивное чувство парения, – как будто и в самом деле он мог бы унести её в небо, если бы собрал все силы.

– Трави! – закричал Ричард, размахивая руками. Рот его был раскрыт, а на щеках проступили два красных пятна. – Трави!

– Нитки больше нет!

– Я её обрежу!

Терез не поверила своим ушам, но оглянувшись, она увидела, как он достаёт из-под полы пальто нож.

– Нет, – сказала она.

Ричард со смехом подбежал к ней.

– Нет! – негодующе воскликнула она. – Ты с ума сошёл?

Руки устали, но она ещё сильнее вцепилась в катушку.

– Давай обрежем! Так интереснее! – И Ричард врезался в Терез со всего маху, потому что смотрел вверх.

Терез отдёрнула катушку в сторону, так, чтобы он не дотянулся. От гнева и изумления она не могла говорить. В какой-то момент она испугалась, подумав, что Ричард, возможно, и в самом деле потерял рассудок, и тут её качнуло назад – натяжение пропало, в её руках была пустая катушка.

– Ты сумасшедший! – закричала она на него. – Ты ненормальный!

– Это всего лишь воздушный змей! – смеялся Ричард, вытягивая шею и вглядываясь вверх, в пустоту.

Терез тщетно искала глазами, пытаясь увидеть хотя бы болтающуюся нить.

– Зачем ты это сделал? – В её голосе звенели слёзы. – Это был такой прекрасный змей!

– Это всего лишь воздушный змей, – повторил Ричард. – Я могу сделать ещё одного.

9

Терез начала одеваться, потом передумала. Она до сих пор была в халате и читала принесённый Филом текст «Дождика» – листы теперь валялись разбросанные по всему дивану. Кэрол сказала, что она на Сорок восьмой и Мэдисон. Она может быть здесь уже через десять минут. Терез оглядела комнату, потом – своё лицо в зеркале, и решила оставить всё как есть.

Она отнесла в раковину несколько пепельниц и вымыла их. Аккуратно стопкой сложила текст пьесы на рабочем столе. Ей было интересно, придёт ли Кэрол с новой сумкой. Накануне вечером Кэрол позвонила откуда-то из Нью-Джерси, где она была с Абби, и сказала, что сумка прекрасна, но подарок этот чересчур шикарен. Терез улыбнулась, вспоминая, как Кэрол предлагала его вернуть. По крайней мере, сумка ей понравилась.

Раздались три коротких звонка в дверь.

Терез заглянула вглубь лестничного пролёта и увидела, что Кэрол что-то несёт в руках. Она сбежала вниз.

– Он пустой. Для тебя, – улыбнулась Кэрол.

Это был обёрнутый упаковочной бумагой чемодан. Кэрол высвободила пальцы из-под ручки чемодана и дала Терез его нести. В комнате Терез водрузила чемодан на диван и аккуратно разрезала коричневую бумагу. Чемодан был толстой светло-коричневой кожи, совершенно гладкий и однотонный.

– Он ужасно красивый! – воскликнула Терез.

– Нравится? Я даже не знаю, нужен ли тебе чемодан.

– Конечно, нравится. – Это был совершенно её чемодан, именно этот и никакой другой. На нём красовались маленькие золотые буквы её инициалов: Т.М.Б. Она вспомнила, как Кэрол в канун Рождества спросила её второе имя.

– Разберись с замком и посмотри, нравится ли он тебе изнутри.

Терез так и сделала.

– Запах мне тоже нравится, – сказала она.

– Ты занята? Если занята, я уйду.

– Нет. Садись. Я ничего не делаю, просто читаю пьесу.

– Какую пьесу?

– Для которой я должна делать декорации. – Она вдруг поняла, что никогда в разговорах с Кэрол не упоминала сценографию.

– Декорации?

– Да… Я театральный художник. – Она забрала у Кэрол пальто.

На лице Кэрол появилась изумлённая улыбка.

– Какого чёрта ты мне не сказала раньше? – тихо спросила она. – Скольких ещё кроликов ты собираешься вытащить из шляпы?

– Это моя первая настоящая работа. И это не бродвейский спектакль. Его ставят в Виллидже. Комедия. У меня пока ещё нет членства в профсоюзе. Для этого мне придётся дождаться работы на Бродвее.

Кэрол расспросила её о профсоюзе, о членстве низшей и высшей категорий, которые соответственно стоили полторы и две тысячи долларов. Кэрол спросила, достаточно ли у неё накоплено денег.

– Нет, всего несколько сотен. Но если я получу работу, мне дадут рассрочку.

Кэрол сидела на стуле – том самом, на котором часто сидел Ричард, – и наблюдала за ней. По выражению её лица Терез поняла, что вдруг возвысилась в её глазах. Она в толк не могла взять, почему раньше не сказала Кэрол, что она сценограф и что у неё в действительности уже есть работа.

– Что ж, – проговорила Кэрол, – если это поможет тебе получить работу на Бродвее, ты согласишься взять у меня взаймы остаток суммы? Просто в качестве коммерческой ссуды.

– Спасибо. Я…

– Мне хочется это для тебя сделать. В твоём возрасте тебя не должна беспокоить выплата двух тысяч долларов.

– Спасибо. Но я ещё пару лет не буду к этому готова.

Кэрол подняла голову и тонкой струйкой выпустила изо рта дым.

– Ой, ну они же не отслеживают стажировки?

Терез улыбнулась.

– Нет. Конечно, нет. Хочешь выпить? У меня есть бутылка ржаного виски.

– Как славно. С большим удовольствием, Терез. – Кэрол встала со стула и принялась разглядывать полки в кухоньке, пока Терез возилась с виски. – Ты хорошо готовишь?

– Да. У меня лучше получается, когда есть для кого. Я делаю вкусные омлеты. Ты их любишь?

– Нет, – решительно ответила Кэрол, и Терез рассмеялась. – Может, покажешь мне что-нибудь из своих работ?

Терез достала из стенного шкафа портфолио. Кэрол села на диван и стала внимательно всё рассматривать, но из её комментариев и вопросов Терез заключила, что она считает эскизы слишком экстравагантными, чтобы их можно было использовать, и к тому же, возможно, не особенно хорошо выполненными. Кэрол сказала, что ей больше всего нравится декорация к «Петрушке» на стене.

– Но ведь это то же самое, – сказала Терез. – То же, что рисунки, только в форме макета.

– Ну, возможно, дело в твоих рисунках. Так или иначе, они очень жизнерадостные. Мне это в них нравится. – Кэрол взяла в руки стоявший на полу бокал с виски и откинулась на спинку дивана. – Ты видишь, я не ошиблась, а?

– В чём?

– В тебе.

Терез не знала, что именно она имеет в виду. Кэрол улыбалась ей сквозь сигаретный дым, и это приводило её в замешательство.

– А ты думала, что ошиблась?

– Нет, – ответила Кэрол. – Сколько приходится платить за такую квартиру?

– Пятьдесят в месяц.

Кэрол прищёлкнула языком.

– Мало что остаётся от зарплаты, да?

Терез склонилась над папкой с эскизами, завязывая тесёмки.

– Да. Но скоро я начну зарабатывать больше. Да и здесь я тоже навсегда жить не останусь.

– Конечно, не останешься. А ещё ты будешь путешествовать, так же, как делаешь это в своём воображении. Увидишь дом в Италии и влюбишься в него. А может быть, тебе понравится Франция. Или Калифорния, или Аризона.

Терез улыбнулась. У неё, вероятно, не будет на всё это денег, когда настанет час.

– Люди всегда влюбляются в то, чего не могут иметь?

– Всегда, – ответила Кэрол, тоже с улыбкой. Она провела пальцами по волосам. – Кажется, я всё-таки отправлюсь в поездку.

– Надолго?

– На месяц или вроде того.

Терез положила портфолио в стенной шкаф.

– Как скоро ты едешь?

– Прямо сразу. Видимо, как только всё улажу. А улаживать там мало что есть.

Терез обернулась. Кэрол водила сигаретой по пепельнице. Для неё ничего не значит, подумала Терез, что они месяц не увидятся.

– Почему бы тебе не поехать куда-нибудь с Абби?

Кэрол подняла глаза на Терез, потом – на потолок.

– Во-первых, не думаю, что она свободна.

Терез пристально на неё посмотрела. Она что-то затронула, сказав об Абби. Но сейчас лицо Кэрол было непроницаемо.

– Это очень мило с твоей стороны, что ты позволяешь мне так часто с тобой встречаться, – сказала Кэрол. – Знаешь, у меня нет сейчас желания общаться с теми, с кем я обычно общаюсь. Да это, в принципе, и невозможно. Всё рассчитано на пары.

Какая же она хрупкая, вдруг подумала Терез, как не похожа на себя в день их первого обеда. И тут, словно услышав её мысли, Кэрол встала и прошла так близко, что их руки соприкоснулись, и в её высоко поднятой голове, в её улыбке Терез ощутила браваду.

– А почему бы нам чем-нибудь сегодня вечером не заняться? – предложила Терез. – Ты можешь побыть здесь, пока я дочитаю пьесу, если хочешь. Мы можем провести вечер вместе.

Кэрол не ответила. Она разглядывала цветочный лоток на книжной этажерке.

– Что это за растения?

– Не знаю.

– Не знаешь?

Они все были разные: кактус с мясистыми листьями, ни чуточки не подросший с тех пор, как она его купила год назад; ещё одно растение – что-то вроде миниатюрной пальмы; и обвисшее красно-зелёное нечто, которое приходилось подпирать палочкой.

– Просто растения.

Кэрол обернулась к ней с улыбкой.

– Просто растения, – повторила она.

– Так как насчёт вечера?

– Хорошо. Но я не останусь здесь ждать. Сейчас только три. Я позвоню тебе часов в шесть. – Кэрол бросила зажигалку в сумку. Это была не та сумка, которую подарила ей Терез. – Мне сейчас хочется посмотреть мебель.

– Мебель? В магазинах?

– В магазинах или в «Парк-Бернет». Мебель хорошо на меня действует.

Кэрол потянулась за лежащим на кресле пальто, и Терез снова отметила длинную линию, тянущуюся от плеча к широкому кожаному ремню и дальше – вниз, по ноге. Это было прекрасно, как музыкальный аккорд или целый балет. Она была прекрасна, так почему же, размышляла Терез, ей должны доставаться сейчас такие пустые дни, в то время как она создана для того, чтобы жить с людьми, которые её любят, ходить по прекрасному дому, по прекрасным городам, вдоль синих взморий, с широким горизонтом и голубым небом на заднем плане.

– Пока! – сказала Кэрол и продолжением движения, каким надевала пальто, обняла Терез за талию. Это было лишь мгновение, слишком смятенное – с рукой Кэрол, вдруг её обвившей, – чтобы стать облегчением, или концом, или началом, когда дверной звонок грянул им в уши так, будто лопнула медная стена[7]7
  Аллюзия на известный библейский образ из книги Иеремии (Иеремия, 15:20): «И сделаю тебя для этого народа крепкою медною стеною…»


[Закрыть]. Кэрол улыбнулась.

– Кто это? – спросила она.

Терез почувствовала, как ноготь большого пальца Кэрол царапнул ей запястье, когда та высвобождала её из объятий.

– Ричард, наверное.

Это мог быть только Ричард – она узнала его длинный звонок.

– Хорошо. Я бы хотела с ним познакомиться.

Терез нажала кнопку, затем услышала, как Ричард уверенными шагами перескакивает по ступенькам. Она открыла дверь.

– Здравствуй, – сказал Ричард. – Я решил…

– Ричард, это миссис Эрд, – сказала Терез. – Ричард Семко.

– Очень приятно, – произнесла Кэрол.

Ричард кивнул, почти с поклоном.

– Очень приятно, – проговорил он, широко раскрыв свои голубые глаза.

Они разглядывали друг друга, Ричард – с квадратной коробкой в руках, словно вот-вот готовый вручить её Кэрол, и Кэрол – стоя на пороге, не уходя и не возвращаясь в квартиру. Ричард поставил коробку на столик у дивана.

– Я был так близко, что подумал – дай-ка зайду, – сказал Ричард, и за разъясняющим тоном Терез уловила неосознанное заявление своего права, так же как в любопытно-изучающем взгляде Ричарда – спонтанное недоверие к Кэрол. – Я должен был отнести подарок маминой подруге. Это лебкухен[8]8
  Lebkuchen (нем.) – рождественские пряники.


[Закрыть]. – Он кивнул на коробку и обезоруживающе улыбнулся. – Кто-нибудь сейчас хочет?

Кэрол и Терез отказались. Кэрол наблюдала за Ричардом, пока он вскрывал коробку карманным ножом. Ей понравилась его улыбка, подумала Терез. Ей по душе этот долговязый юноша с непослушной светлой шевелюрой, широкими худощавыми плечами и крупными смешными ступнями в мокасинах.

– Сядь, пожалуйста, – сказала Терез.

– Нет, я пойду, – ответила Кэрол.

– Терри, я отдам тебе половину и тоже пойду, – сказал он.

Терез посмотрела на Кэрол, и та, увидев, как она нервничает, улыбнулась и села в угол дивана.

– В любом случае из-за меня не торопитесь уходить, – сказал Ричард, перемещая завёрнутые в бумагу пряники на кухонную полку.

– Не буду. Вы ведь художник, да, Ричард?

– Да. – Он закинул в рот щепоть осыпавшейся глазури и посмотрел на Кэрол – спокойно-уверенный, потому что неспокойно-неуверенным быть не умел, подумала Терез, – открытым взглядом, потому что скрывать ему было нечего. – Вы тоже художник?

– Нет, – ответила Кэрол и снова улыбнулась. – Я никто.

– Это самое трудное – быть никем.

– В самом деле? А вы хороший художник?

– Буду хорошим. Я могу, – невозмутимо произнёс Ричард. – Терри, у тебя есть пиво? Мне ужасно хочется пить.

Терез пошла к холодильнику и вытащила стоявшие в нём две бутылки. Ричард спросил Кэрол, не хочет ли она пива, но Кэрол отказалась. Тогда он прошёлся вдоль дивана, разглядывая чемодан и обрывки упаковочной бумаги, и Терез показалось, что сейчас он скажет что-нибудь по этому поводу, но он промолчал.

– Я подумал, может, пойдём вечером в кино, Терри? Мне бы хотелось посмотреть эту картину в «Виктории». Хочешь?

– Сегодня не могу. Я договорилась о встрече с миссис Эрд.

– А-а. – Ричард взглянул на Кэрол.

Кэрол погасила сигарету и встала.

– Мне пора. – Она улыбнулась Терез. – Позвоню тебе часов в шесть. Если передумаешь, ничего страшного. До свидания, Ричард.

– До свидания, – ответил Ричард.

Кэрол ей подмигнула, спускаясь по лестнице.

– Будь умницей, – сказала она.

– Откуда чемодан? – спросил Ричард, когда Терез вернулась в комнату.

– Это подарок.

– Что с тобой, Терри?

– Ничего со мной.

– Я помешал чему-то важному? Кто она?

Терез взяла в руки пустой бокал, из которого пила Кэрол. На краю его был небольшой след от помады.