Текст книги "Сочинитель убийств"

XIII

В конце августа, то есть почти через месяц после отъезда Алисии, к Сиднею на уик-энд приехали Полк-Фарадейсы. Сидней сочинял сюжет третьей истории о Лэше – «Двойник сэра Квентина», в которой Лэш выдает себя за английского дипломата. С момента отъезда Алисии, если не считать пикника с Инес и Карпи, Сидней впервые принимал гостей. С несвойственным ему энтузиазмом он закупил в Ипсвиче курицу, мясо, бутылку виски, несколько бутылок вина и прочие вкусные вещи.

Полк-Фарадейсы появились в пятницу в половине восьмого вечера. Сидней встретил их на крыльце. Они привезли с собой пива, вина и торты, которые Хитти приготовила сама.

– Славно погуляем, – смеялся Сидней, открывая первые бутылки на кухне.

– Дождь пошел, – заметил Алекс, но без особого огорчения. Хитти открыла дверцу духовки:

– Ужасно вкусно пахнет! Хотите, я сделаю картофельное пюре?

В духовке готовился ростбиф.

– Картошка уже сварена, если хочешь, можешь размять ее.

– Хитти занялась пюре.

– А ты неплохо выглядишь, – заметил Алекс. – Холостая жизнь идет тебе на пользу.

– Хм, может быть, может быть.

Сидней припомнил, как несколько дней назад миссис Лилибэнкс сказала то же самое. Вероятность того, что их сценарий о Лэше будет продан, благотворно отразилась на его настроении, но он не хотел говорить об этом Алексу, боясь все испортить.

Хитти вошла со стаканом в руке в гостиную, огляделась и наклонилась, чтобы полюбоваться желтыми розами, которые Сидней поставил в белую треснувшую вазу перед камином.

– О! да у вас новый ковер – воскликнула она.

Сидней слегка вздрогнул, как и в тот раз, когда миссис Лилибэнкс заговорила о ковре.

– Да… я… мы решили, что старый уже отслужил свое. (Он покосился на Алекса; заметив его взгляд, Алекс тоже посмотрел на него.) Мы купили его по случаю, совсем недорого.

– Красивый ковер (Хитти перевела взгляд на Сиднея). У вас есть новости от Алисии?

– Нет. Но вы ведь знаете, что я и не жду их. Она действительно хотела побыть одна. Хотя это выглядит немного странно. Ее мать удивлена, что я не получаю от нее известий, меня же удивляет то, что Алисия не пишет и ей.

Сидней пожал плечами, поймав себя на том, что слишком многословен. Видно, это оттого, что вот уже несколько дней, с того раза, как он в последний раз видел миссис Лилибэнкс, ему не довелось произнести и двадцати слов.

– Где она, как вы думаете? – спросила Хитти.

– В Брайтоне.

– Он ее убил, – сказал Алекс, поднимаясь и направляясь на кухню наполнить свой стакан. Он подмигнул Сиднею одним, потом другим глазом. – Убил и собирается жить на ее деньги, а историю убийства использует в сценарии про Лэша и сделает на этом состояние.

Сидней вежливо рассмеялся.

– Вы действительно не беспокоитесь об Алисии? – спросила Хитти, но скорей уж в утвердительном, чем в вопросительном тоне.

Ее лицо светловолосой китаянки приняло озабоченное выражение, а брови, нарисованные коричневым карандашом, почти сошлись над переносицей.

– Нет, я не вижу оснований для беспокойства, – ответил Сидней.

– И сколько же она будет отсутствовать?

У Сиднея сложилось впечатление, что Хитти специально расспрашивает его, чтобы вытянуть из него сведения, которые затем сообщит тому, кто интересуется ими в Лондоне.

– Ее может не быть и полгода, – ответил он. – Она не сказала ничего определенного. Но я не хочу сообщать об этом ее матери, потому что тогда Снизамы могут встревожиться не на шутку. Они ничего не смыслят в жизни нашего поколения.

Сидней взял у Хитти стакан и пошел на кухню. В стакане еще было вино, но Сидней хотел показать себя внимательным хозяином.

За ужином он рассказал гостям о «Двойнике сэра Квентина».

– Все начинается с того, что сэр Квентин Огилви, кавалер ордена св. Михаила и св. Георгия, погибает от взрыва бомбы, брошенной в него на одной из темных улиц Анкары. Сцена его гибели и будет завязкой истории. В тот момент, когда еще никому ничего не известно, вдруг, бац, и сэр Квентин выходит из дома одной из своих любовниц. Исключительно важно, чтобы сэр Квентин присутствовал на дипломатической конференции в Лондоне и чтобы ни турецкие, ни английские власти ке заподозрили, что на самом деле он убит. И вот тут Лэш…

– Но почему? – спросил Алекс, сидевший сбоку.

– Все дело в отношениях между Турцией и Англией. Лакей сэра Квентина, вовсе не дурак, узнает о смерти хозяина от уличного мальчишки. Ночью они вдвоем оттаскивают тело и прячут под брезентом в гараже. Потом лакей звонит в Лондон в отдел уголовного розыска Скотланд-Ярда. Те связываются с одним из посредников… с которым у них больше не будет никаких отношений. Это тупик, и секретность обеспечена.

– Гм, – сонно произнес Алекс. Взгляд его выражал сомнение. Он аккуратно подбирал с тарелки последним кусочком ростбифа остатки соуса.

Видя, что хотя бы Хитти его слушает, Сидней продолжал:

– Потом мы видим Лэша в его квартире в Лондоне, он разговаривает с только что позвонившим ему посредником. Лэш улыбается и говорит, что сменил работу, но мы не знаем, о какой работе идет речь. Затем турецкие убийцы в Анкаре, злые и ничего не понимающие, их план не удался – сэр Квентин прогуливается по городу в добром здравии, если не считать повязки на голове. Это, видимо, единственное повреждение, которое он получил при взрыве бомбы. На самом деле это – Лэш, который прекрасно изображает старого доброго, но – увы! – покойного кавалера ордена Бани, сэра Квентина.

На цыпочках, боясь пропустить хотя бы слово в рассказе Сиднея, Хитти унесла тарелки из-под ростбифа и принесла пирог. Сидней услышал за спиной на кухне шум варящегося кофе. Он продолжал:

– Здесь можно ввести массу комических ситуаций, Алекс. К примеру, представь, как одна из ненормальных любовниц сэра Квентина приходит к нему домой и добивается встречи с ним. Лэш, естественно, боится, что, если он будет спать с ней, она обнаружит подмену.

Сидней рассмеялся и с удовольствием услышал, что Хитти рассмеялась тоже.

– Гм, – пробурчал Алекс с улыбкой. Глаза его немного покраснели то ли от вина, то ли от усталости. Ведь он много времени провел за рулем.

– Несколько раз действие возвращается в гараж сэра Квентина. То сторож приходит ремонтировать заднюю фару «роллс-ройса». Лакей все время сопровождает его, не дает ему взять брезент, чтобы постелить под машину, или еще что-нибудь в том же духе.

– Извини, но я ничего не соображаю сейчас, – сказал Алекс, зевая.

– На бумаге все выйдет лучше, и ты во всем разберешься, – ответил Сидней.

– А мне все ясно, продолжайте, – попросила Хитти, вновь усаживаясь на свое место.

Она разложила по тарелкам торт и дала чистые вилки.

– Итак, Огилви, он же Лэш…

– Ты хочешь сказать, Лэш, он же Огилви? – сказал Алекс.

– Как тебе будет угодно, – ответил Сидней. – Он торжественно прибывает на конференцию в Лондон, блестяще играет свою роль, спасает ситуацию, помогает избежать войны и т. д. (Сидней остановился, потому что еще и сам не продумал, что будет дальше.) Нам только нужно придумать хорошую концовку. И убрать брезент из гаража…

Некоторое время Сидней молчал, уставившись глазами в середину стола. Он подумал о красно-синем ковре с телом Алисии внутри, который закопал в лесу. Что еще можно сделать с телом, как не закопать его?

– Я думаю, его надо где-нибудь закопать.

– Гм. А кто это сделает? – спросил Алекс, изучая свой кусок торта.

– Лакей и несколько его друзей. Они знают, что удалось избежать международного кризиса, и охотно соглашаются взять на себя это плевое дело – избавиться от трупа.

– В конце концов ведь правда об исчезновении Огилви выйдет наружу, я полагаю, Лэш, что, останется в Лондоне?

– О, разумеется. Он будет в Лондоне ждать нашего следующего сценария. Конечно, станет известно об исчезновении Огилви, но нам не обязательно об этом говорить. Ведь кризиса удалось избежать.

– Какого кризиса?

– Алекс! – укоризненно сказала Хитти. – Ты бы мог быть повежливей и внимательно слушать, о чем говорит Сидней.

– Я слушаю его, но не понимаю этой истории с кризисом, – сказал Алекс, поднимая свое длинное бледное лицо. Нахмурив брови, он посмотрел на жену. Понятия не имею, чем вызван этот кризис, и думаю, что и сам Сидней знает это не лучше моего.

Хитти взглянула на Сиднея и тяжело вздохнула.

Все очень устали, даже несмотря на то, что Сидней сварил еще кофе. Хитти помогла ему домыть посуду, а Алекс был уже не в силах им помочь. На кухне Хитти сказала:

– Надеюсь, вы простите Алекса за то, что он оказался сегодня таким ворчливым. У него была трудная неделя, три последних дня он работал допоздна, а сегодня еще и вел сюда машину.

– Нет-нет, ничего страшного, весело отвечал Сидней. – Я ведь знаю, что он шутил.

– Большие миски ставить сюда? – спросила Хитти (она вытирала и убирала посуду).

– Мне абсолютно безразлично, куда вы их поставите. Подойдя к мойке за очередной тарелкой, Хитти сказала:

– Вам, должно быть, ужасно одиноко здесь без Алисии. Хотя, я вижу, вы прекрасно переносите одиночество.

Действительно, он прекрасно переносил одиночество, но знал, что люди сентиментальные, склонные к излияниям чувств, такие как Полк-Фарадейсы, никогда не поймут, как можно быть так безразлично счастливым в одиночестве.

– Мне оно нравится, и я просто не чувствую себя одиноким. Я был единственным ребенком в семье и привык быть один.

Сиднею всегда трудно было понять, почему многие люди предпочитают жить вместе, например, большие итальянские семейства; большинство исключений из этого правила имеют чисто экономические причины. Толпа раздражала его, люди, стоящие в очереди за билетами в кино, выводили его из себя. Их скопления, казалось, имеют какую-то недобрую цель, подобно скоплениям людей в армии. Многолюдство было противно его природе. По духу своему он был отшельник.

Однако лицо Хитти по-прежнему сохраняло выражение доброжелательного беспокойства.

– Алекс сказал, что Алисия получает ежемесячный доход, это правда?

И Сидней подумал, что сейчас она прибавит: «В случае ее смерти деньги ведь перейдут к вам, не так ли?» Он усмехнулся.

– Да.

– Она получает деньги по почте?

– Да. Перевод должен прийти второго числа, во вторник. Стоя на одной ноге, Хитти потирала другую. После обеда она сняла свои новые и еще тесные босоножки и ходила босиком.

– Алекс сказал, что, если деньги не придут, вы можете написать или позвонить в банк и спросить, куда Алисия поручила им пересылать деньги. Думаю, она оставила им свой адрес.

– Вряд ли, не думаю, чтобы Алисия хотела дать мне знать, где она находится. На этот счет мы с ней договорились. Ей хотелось, чтобы ее никто не беспокоил. Вы понимаете?

Сидней надеялся, что разговор на этом прекратится.

– Но вы сами, разве вы не хотите знать?

– Нет, – и Сидней вынул пробку из раковины.

И тут же, вспомнив, что осталась еще грязная кофеварка, поспешил вернуть пробку на место. Он выкинул кофейную гущу в мусорный ящик, вымыл кофеварку, вычистил раковину моющим раствором, повернулся к Хитти и, поднеся руку к губам, произнес:

– Спасибо, милая. Не хотите ли выпить чего-нибудь перед сном?

– Нет-нет, спасибо, я уже больше не могу.

Сидней тоже не стал пить. Спустя четверть часа он уже спал.

Он проснулся под воркование влюбленного голубя, такое громкое, что казалось, будто оно раздавалось прямо в комнате. Спустившись на кухню, Сидней поставил вариться кофе, затем вернулся в кабинет, всунул в машинку лист бумаги и написал: «Двойник сэра Квентина. Действие первое», после чего потянулся и бойко застучал по клавишам. Спустя двадцать минут, когда были выпиты уже две чашки кофе, на столе лежали три страницы сценария, на одной из которых был подробно описан правительственный кризис. Около десяти часов он разбудил Полк-Фарадейсов, принеся им кофе на подносе и листки со сценарием.

– Взгляните, если хотите. Мне кажется, здесь более понятно. При свете зари Сидней вдруг осознал, что его истории недостает центральной части, и написал ее, заставив убийц совершить еще два покушения на Лэша, которого они, разумеется, принимали за настоящего сэра Квентина. Лэш легко расстроил заговор банды и перед своим отлетом на конференцию повернул все так, что ее схватила полиция. Сидней отправился готовить завтрак.

Через несколько минут пришел Алекс и сказал, что находит историю очень интересной.

– Вчера я просто не понял, прости, старик. Я вел себя как дурак. Это, возможно, лучшая из всех трех историй.

После завтрака Сидней с Алексом съездили во Фрамлингем. Сидней купил древесного угля и антрекотов. Ему хотелось приготовить мясо на решетке во дворе. Когда они вернулись, Хитти занялась продуктами, а Сидней отправился в сарай за вилами. Алекс последовал за ним, ему было интересно посмотреть, как это делается.

Сидней воткнул вилы в твердую землю. Он заметил, что к кончикам зубцов прилипли комки более темной и уже высохшей земли – это была земля с того места, где он похоронил Алисию, и ему показалось, что Алекс смотрит на вилы как-то задумчиво, точно собирается о чем-то спросить.

– Какой глубины нужно копать яму? – спросил Алекс.

– Сантиметров тридцать. И намного глубже, когда собираешься жарить целую тушу. Но сейчас речь идет лишь об антрекотах.

Весь день Алекс был настолько же любезен, насколько ворчлив накануне. Они с пользой провели несколько часов, загорая на травке после обеда и обсуждая новый сценарий. В результате разделили его на три акта и двадцать картин. Алекс, кроме того, обещал напечатать второй сценарий о Лэше. Сидней знал, что это займет не меньше двух недель.

– Если ты пошлешь мне его по почте, я могу сделать это и сам, – сказал он.

– Знаешь, я всегда в последнюю минуту делаю маленькие поправки. Всегда что-нибудь найдется, ты понимаешь.

Сидней вздохнул. Ему не терпелось поскорее узнать, купят ли их сценарии.

– Итак, до конца августа мы еще ничего не узнаем, да?

– Ты имеешь в виду Пламмера? Возможно, что и не узнаем. Не думаю, что до конца августа я закончу третий сюжет, а он хочет получить сразу три.

Сидней прихлопнул комара на руке.

– А что если я сам займусь «Сэром Квентином»? Ведь план уже у нас есть.

– Гм. Лучше не надо, Сид. Все будет нормально. Не стоит рисковать.

Сидней промолчал. Его немного задела самоуверенность Алекса. В конце концов, сюжеты придумывает он, и почему Алекс должен иметь монополию на роль драматурга?

Сидней встал и сказал:

– Выпьем чего-нибудь? Солнце уже село.

Они выпили уже по два стакана, когда наконец Сидней зажег уголь, политый бензином. Огонь разгорелся быстро, и Сидней с удовольствием смотрел на языки пламени. Хитти завернула картошку в фольгу и положила на угли. Всем было очень весело, а Сидней даже спел свой вариант песни «Под крышами Парижа».

Хитти стонала от смеха, а Сидней тоже, потому что слова он придумывал на ходу и надеялся, что его голос не доносится до миссис Лилибэнкс.

– Видишь, как ему идет на пользу холостая жизнь? – сказал Алекс. – Пока здесь была Алисия, я ни разу не видел его таким веселым.

– О, Алекс, – воскликнула Хитти, готовая броситься на защиту священных радостей супружеской жизни.

– Разве это не правда, Сид? – спросил Алекс.

– Правда. Мне не надо больше прятать бананы и все остальное. Осталось только подождать, когда начнут сыпаться деньги Алисии. А если прибавить сюда и Лэша, то скоро я буду просто купаться в деньгах!

Стоя на коленях, Сидней ладонью проверял силу жара от углей.

– Прятать бананы? – переспросила Хитти.

– Алисия любила… любит, – поправился он, – есть бананы не такими спелыми, как я, и поэтому мне приходилось прятать их за книгами и повсюду, чтобы она их не съела. А каждые полгода, когда она делала генеральную уборку, то, сметая пыль с книг, ворчала: «Боже мой, еще один банан, и что от него осталось!»

Хитти и Алекс расхохотались.

– Прятать бананы! – повторила Хитти, держась за Алекса, чтобы не упасть.

– Хитти сказала, что ты можешь узнать, где находится Алисия, запросив банк, откуда она получает переводы. Это так? – спросил Алекс.

– Да, но я уже сказал Хитти, что не уверен, хочет ли Алисия, чтобы я об этом узнал.

– Ты сообщишь нам, если она получит деньги по своему чеку, Сид? – спросил Алекс.

– Конечно… Как это «если она получит»? Я уверен, что она получит. Ей будут нужны деньги.

Если только она не живет у какой-нибудь подруги, но вряд ли. Алисия, конечно, не в Лондоне, а кроме Лондона, у нее нигде не было друзей, у которых она могла бы остановиться.

Было несколько замужних подруг, но Сидней был уверен, что Алисия не поехала бы к ним. Он поднялся:

– Пойду за решеткой, пока еще светло, – и направился к сараю.

Когда он вернулся, Хитти и Алекс шептались о чем-то между собой.

– У вас ведь есть общий счет в банке, верно, Сид? – спросил Алекс. – Ты можешь узнать, не…

– Да, но… Алисия наверняка не станет трогать эти деньги, чтобы не оставить меня совсем без средств.

Они поужинали в доме, но еще не остывшие угли заставили их вернуться во двор, и они долго сидели вокруг огня. Хитти пила кофе, а Сидней с Алексом допивали вино. Сидней уже думал над четвертой историей для серии о Лэше.

XIV

Сидней понял, что Полк-Фарадейсы отнюдь не напрасно придавали такое значение деньгам, которые должна была получить Алисия. Второго августа ее чек был принят в Вестминстер-банке, и уже через полчаса, т. е. около девяти часов утра, почтальон принес его Сиднею. Тут же позвонила миссис Снизам, узнать, не пришел ли чек. Сидней ответил, что пришел, но он не знает, куда его переслать.

– Думаю, это должно означать, что Алисия вскоре собирается вернуться, – сказала миссис Снизам. – Я-то надеялась, что она уже вернулась… потому что я звонила в Вестминстер-банк несколько дней назад, и мне сказали, что она не оставляла никакого адреса для пересылки чека. А у вас есть какие-нибудь новости?

– Нет.

– У нас тоже. А ваш банк в Ипсвиче? Алисия не снимала денег с вашего общего счета?

Сидней об этом ничего не знал, и миссис Снизам была неприятно удивлена тем, что он не потрудился узнать сам. Она попросила его позвонить в банк и перезвонить ей, и он заверил ее, что так и сделает.

Чувствуя себя задетым из-за того, что с ним говорили как с нашалившим ребенком, Сидней подождал до половины десятого, полагая, что раньше в банк звонить неудобно. Поручение было неприятным, и тут не важно, что ты ее убил, – сказал он себе, – ты все равно должен этим заниматься. Твои персонажи занимаются, а теперь и ты должен испытать на себе, что это такое. Он позвонил в банк. Несколько минут ему пришлось ждать, пока подойдет служащий, который сможет дать необходимую информацию, после чего Сидней узнал, что ни одного чека, подписанного миссис Бартлеби, не поступало в банк после 26 июля, последний же был датирован 24-м числом. Алисия уехала 2-го июля. Сидней позвонил миссис Снизам и слово в слово повторил ей все это.

– Неужели? Не понимаю, откуда она берет деньги… или, может быть, на самом деле что-то случилось?

– Она взяла с собой пятьдесят фунтов с июльского чека, который получила в Ипсвиче.

– Да-да. Но это не похоже на Алисию: не снять деньги при первой же возможности!

Три дня спустя он приехал в Ипсвич за покупками и зашел в банк. Нет, они не получали ни одного чека, подписанного миссис Бартлеби. Была пятница. Значит, кто-то содержит Алисию, подумал Сидней. Но кто? Мужчина? Какой? Когда он вернулся, звонил телефон. Это была миссис Снизам. Сидней сказал, что у него нет никаких новостей.

– Мой муж говорит, что пора обращаться в полицию, и я с ним согласна. Я думаю, и вы так считаете, Сидней, – добавила она нетерпеливо. – Я уверена, что когда полиции все станет известно, они спросят нас, почему мы столько времени не сообщали им.

Это было словно пощечина, но Сидней сдержался и вежливо ответил, что согласен прибегнуть к помощи полиции.

– Я думаю, следует начать с Брайтона, а затем продолжать поиски, если потребуется, – сказала миссис Снизам. – Нам нужно несколько фотографий на случай, если она имела глупость поселиться где-нибудь под чужим именем. Вы можете прислать мне какие-нибудь фотографии, Сидней? У вас ведь наверняка должны быть ее последние снимки.

Ему понадобилось полчаса, чтобы разыскать две четкие фотографии Алисии. На одной она сидела в джинсах, растянувшись в шезлонге за домом. На второй, прошлогодней, Алисия была одета в летнее платье и стояла рядом с яблоней в их саду. Сидней представил подпись под фотографией: «Труп молодой женщины найден в Саффолке» или «Разыскивается. Полиция подозревает убийство». «Какая глупость», – пробормотал он и пошел за конвертом. Любопытно, Снизамы не доверили ему чести сообщить об исчезновении жены в полицию.

Сидней поехал в Ронси Нолл, опустил письмо и заглянул в ближайшую лавку купить джем.

– Я бы хотел купить апельсинового джема, мистер Фаулер, – сказал он, представляя, как завтра мистер Фаулер скажет из-за прилавка: «Мистер Бартлеби, я читал в газете о вашей жене».

И мистеру Фаулеру, и его дочери Эдит, помогавшей ему в магазине, а также мистеру Ратледжу из молочной лавки, он спрашивал об Алисии на прошлой неделе, и даже Фреду Хартангу из гаража Ронси Нолла, где он почти всегда заправлялся бензином, – Сидней уже сообщил всем им, что Алисия уехала в Кент к матери. Теперь же все эти люди узнают из газет о том, что ему уже три недели известно, что его жены нет у матери, а он тем не менее продолжает рассказывать ту же историю. Он вспомнил, что миссис Лилибэнкс узнала об этом на пикнике с Инес и Карпи. Она, видимо, никому ничего не сказала, что было весьма любезно с ее стороны.

– Вы, кажется, предпочитаете густой джем, не правда ли? – спросил мистер Фаулер, доставая банку. (Это был довольно высокий худой человек с черными щетинистыми усами, напоминавшими немного усы Редьярда Киплинга.)

– Да, – ответил Сидней, довольный тем, что продавец помнит его вкусы.

– Завернуть?

– Нет-нет, я больше ничего не беру.

Сидней сделал прощальный жест и направился к двери.

– Надеюсь, миссис Бартлеби чувствует себя хорошо? – сказал мистер Фаулер на прощание.

Сидней обернулся.

– Надеюсь, что да. Она не особенно любит писать, – сказал он, посмотрел мистеру Фаулеру прямо в глаза и вышел.

Именно так бы сказал убийца, подумал он.

Вторник, 2-е августа. Сидней посмотрел на календарь с фотографией двух щенков, подаренный ему в молочном магазине во Фрамлингеме, и подумал, что этот день будет много для него значить. Нет, сегодня ничего не произойдет, но тем не менее день станет поворотным, потому что на сцену выходит полиция. Сегодня же он намеревался послать экземпляр «Стратегов» Поттеру и Дэшу в Лондон. Оригинал Сидней уже отправил своему агенту в Нью-Йорке десять дней назад, но поскольку Лондон был ближе и важней для него, он оставил себе вторую копию, еще раз перечитал ее и отослал, так ничего и не исправив. Он сделал это уже перед закрытием почты, приложив к рукописи письмо к издателям.

На следующее утро, в десять часов в дверь постучал молодой полицейский. Это был блондин со свежим цветом лица и весьма важным видом, несмотря на улыбку. Он достал блокнот и ручку, а Сидней подвинул ему стул. Усевшись, посетитель приступил к делу:

– Речь идет о вашей жене. Вам известно что-нибудь о ней?

– Ничего, – ответил Сидней. Сам он уселся на диван.

Первые вопросы были точно такими, как и ожидал Сидней. Когда он в последний раз видел свою жену? – Второго июля. – Где? – Он посадил ее в Ипсвиче на лондонский поезд, кажется, в субботу в половине двенадцатого. – Она говорила, куда едет? – а, что поедет к матери. – В каком настроении она была? – В прекрасном. Она собиралась заниматься живописью и хотела побыть одна. – Не кажется ли вам странным, что она с тех пор ничего никому не сообщила о себе, даже мужу? – Нет, честно говоря, не кажется, ведь она сказала, что напишет ему, только когда захочет вернуться, и просила его не разыскивать ее. – Но не странно ли то, что она не написала даже своей матери? – Может быть, и странно.

Сидней медленно потирал ладони между коленями и ждал следующих вопросов.

– Полиция ведет поиски в районе Брайтона, но нам важно получить сведения и от вас. Как вы думаете, она могла отправиться в какоенибудь другое место?

– Не знаю.

– Она сказала, сколько времени будет отсутствовать?

– Нет, точного времени не называла. Сказала что-то вроде: «Даже если я буду долго отсутствовать…» Она не хотела, чтобы я ее разыскивал, может быть, Алисия рассчитывала уехать на несколько месяцев или даже на полгода.

– В самом деле? – полицейский записал слова Сиднея. – Она сама вам так сказала?

– Она сказала, что не знает. (Сидней нервно пожал плечами). Взяла с собой два чемодана и зимнюю одежду. Видимо, считала… что разлука на некоторое время будет полезна нам обоим, – сказал Сидней, чувствуя, что его ответы все больше и больше кажутся подозрительными. Будучи совершенно правдивыми, они тем не менее все точнее походят на ответы убийц, которые утверждают, будто жертва заявила, что будет отсутствовать неопределенное время.

– В таком случае родители миссис Бартлеби и не должны были так уж беспокоиться, – предположил полицейский.

– Согласен. Если сегодняшние газеты что-нибудь напечатают (я пока видел только «Тайме»), Алисия тут же узнает, что ее семья так волнуется, и сообщит о себе.

– В «Дейли Экспресс» и в других газетах уже появилось сообщение с фотографией. А родители миссис Бартлеби не знают о том, что она могла уехать и на полгода? – спросил, нахмурившись, полицейский.

– Не знаю. Я не говорил об этом ее матери, чтобы не волновать ее. К тому же я не был уверен, что Алисия на самом деле уедет так надолго. Но раз ее мать уже забеспокоилась, то я…

Сидней остановился. Он сбился. Еще один промах, еще одна ошибка, сказал он себе. Почему он ничего не сказал миссис Снизам? Потому что лгал, потому что недостаточно продумал свою версию для того, чтобы можно было, не сбиваясь рассказывать всем одно и то же.

Полицейский встал.

– Думаю, это все, что нас на сегодня интересует, мистер Бартлеби. Подождем, может быть, сегодня, прочитав газеты, она объявится.

Сидней поднялся в свой кабинет, потом что-то подтолкнуло его, и он перешел в комнату и выглянул в окно. Полицейский стоял на краю дороги с велосипедом и просматривал свои записи. Потом развернул велосипед и направился к дому миссис Лилибэнкс. Спрыгнув с велосипеда, он постучал в дверь.

Не замечали ли соседи в последнее время что-нибудь подозрительное в доме Бартлеби?

Сидней не стал дожидаться у окна, пока полицейский выйдет; но когда через десять минут вновь посмотрел туда, велосипед по-прежнему стоял, прислоненный к ограде. А ведь миссис Лилибэнкс могла видеть, как Сидней выносил ковер, и он уже думал об этом. Но он действительно не подумал, что Снизамы могут обратиться в полицию. Пожалуй, Алисия могла бы иметь больше уважения к своим родителям и написать им. Если она не хотела, чтобы он знал про нее, просто могла бы попросить не раскрывать секрета.

Сидней смутно ощутил в себе что-то вроде вины или стыда, но это ощущение не было ни приятным, ни интересным.

Миссис Лилибэнкс была рада поговорить с кем-нибудь об Алисии, хотя и не знала, что в сегодняшних газетах был объявлен ее розыск. Узнав об этом, она сказала себе, что ей не следует проявлять какого бы то ни было удивления тем, что от Алисии нет вестей. Не стоило усиливать всеобщее беспокойство.

Покончив с предварительными вопросами, молоденький полицейский спросил:

– Вы достаточно хорошо знаете семью Бартлеби?

– Нет, мы просто соседи. Я живу здесь лишь с конца мая. Мы с Алисией немного рисовали вместе.

– Вы часто встречались с мистером Бартлеби после отъезда его жены?

– О, да. Один раз он ужинал со мной, а я как-то была у него на пикнике.

Миссис Лилибэнкс могла добавить, что это было три недели назад и что именно в тот день она узнала, что Алисии нет у родителей, и заметила, что лондонские друзья Алисии этим удивлены; но решила избегать лишних разговоров.

– Его беспокоило отсутствие жены?

– Совсем нет. Она ведь предупредила, что хочет уехать на некоторое время.

– Это сказала она или мистер Бартлеби?

– Она. Алисия уехала в субботу, а в четверг или в пятницу приходила ко мне. Кажется, в пятницу. Сказала, что хочет побыть одна и позаниматься живописью, и думает, что одиночество пойдет на пользу и ей и мужу.

Полицейский кивнул.

– Она была в хорошем настроении?

– Да, в очень хорошем.

– Вы имели от нее какие-нибудь известия?

– О, нет. Если бы имела, то сразу сообщила бы об этом мистеру Бартлеби.

– Вы еще рассчитываете получить их?

– Да… по правде сказать, – ответила миссис Лилибэнкс осторожно. – Но, возможно, ей нелегко заставить себя написать даже почтовую открытку, если она действительно хочет некоторое время побыть одна и ни с кем не общаться.

– Как вы думаете, у Бартлеби были хорошие отношения между собой? Это помогло бы понять решение, принятое миссис Бартлеби. Ведь она могла, например, найти работу под другим именем или даже уехать за границу… Я не задал этого вопроса мистеру Бартлеби, так как видел, что он хочет убедить меня в том, будто у них все было прекрасно и будто они просто решили расстаться на полгодика.

– На полгода? – переспросила миссис Лилибэнкс.

– Так утверждал мистер Бартлеби. Сказал, что не удивится, если его жены не будет полгода. Миссис Бартлеби сама говорила вам это?

– Нет, конечно, нет, иначе я бы вспомнила. Я подумала, что она уезжает на несколько недель, может быть, на месяц.

Миссис Лилибэнкс сидела на диване очень прямо, скрестив руки на коленях.

– Так… Полицейский быстро внес что-то в свой блокнот. Он сидел на пуфе, и чтобы записать что-то, ему приходилось крепко сжимать колени своих длинных ног. Не хочу показаться нескромным, но, на ваш взгляд, у них был благополучный брак?

– Мне кажется, да, – проговорила миссис Лилибэнкс, подбирая слова. – Я видела их вместе в компании других людей… я вам уже говорила.

Но она также видела бурную вспышку раздражения у Сиднея как-то вечером, но стоит ли придавать ей слишком много значения?

– Вы не замечали ничего странного после отъезда миссис Бартлеби?

Миссис Лилибэнкс слегка вздрогнула, но тут же постаралась сохранить спокойствие. Перед глазами у нее возник Сидней, идущий по саду и несущий на плече что-то тяжелое. Это было на следующее утро после отъезда Алисии… или ее предполагаемого отъезда. Было еще очень рано, едва рассвело. Миссис Лилибэнкс хотела тогда понаблюдать в бинокль за птицами, но было еще недостаточно светло, хотя она и слышала их пение. Она спустилась на кухню и поставила на плиту чайник. Когда снова выглянула в окно из своей комнаты, то увидела отъезжающий автомобиль Сиднея.

– Нет, – ответила она, – я не видела ничего особенного.

– Миссис Бартлеби не сообщала вам по секрету, что она, например, должна с кем-то встретиться?