Текст книги "Обещай мне чудо"

Глава 15

Катарина замерла в поисках выхода из создавшегося положения. Ей припомнился один случай, который произошел давно, когда она еще жила во дворце и один из жеманных придворных, пытаясь избавиться от преследовавшей его женщины, с отвращением сказал ей: «Мадам, вы не в моем вкусе».

Она попыталась скрыть ужас, охвативший ее, и заставила себя усмехнуться, затем заменила усмешку маской равнодушия.

– Пожалуйста, мадам, – сказала она, пытаясь отстраниться от Гизелы.

– Пожалуйста… что, мой красавчик-лейтенант? – вызывающе спросила женщина.

– Пожалуйста, мадам, – повторила Катарина, глядя прямо в глаза любовнице брата и не позволяя себе выказать ничего, кроме полнейшего равнодушия. – Отпустите меня.

– Ба! – фыркнула Гизела, оттолкнув Катарину. – Такие, как ты, подобны чуме!

Катарина покачнулась, и капитан, опустив руку ей на плечо, поддержал ее.

– Ага! – прорычала женщина. – Так вот почему ты отвергаешь меня! Ты отвратительное животное с противоестественными наклонностями… Я позабочусь, чтобы ты поплатился за это.

И, шелестя юбками, она удалилась.

Катарина повернулась к капитану дворцовой охраны:

– Капитан Хазард, примите мои извинения. Я не хотел причинить вам неприятности своим приходом, уверяю вас.

Капитан Иоганн Енгел Хазард отмахнулся от слов Катарины со смехом и добродушным ругательством. Его темные волосы оставались такими же густыми, как прежде, а глубокие карие глаза, хотя и косые, светились такой радостью жизни, что соблазнили, насколько ей было известно, немало фрейлин.

– Не обращайте на нее внимания, лейтенант. Она красива, да к тому же она одна из самых сообразительных женщин, каких я когда-нибудь знал, но граф использует ее тело и осушает разум в своих целях. Реальной властью она здесь не обладает.

Тщеславие заставило Катарину спросить:

– Одна из самых сообразительных женщин? Много ли таковых?

Хазард снова засмеялся.

– Больше, чем ты думаешь. И по некоторым причинам особенно здесь. Или, по крайней мере, было раньше. – Взмахом подбородка он показал на дверь. – Она приобрела эту репутацию в основном в последнее время. А остальные здесь просто крольчихи.

Полуулыбка тронула кончики губ Катарины.

– Кролики находят себе применение.

Капитан усмехнулся.

– О да, конечно, но до тех пор, пока Гизела не узнает. Но когда обнаружит… – Он завращал глазами и присвистнул. Продолжая смеяться над своими словами, он пристально посмотрел на Катарину. – Ну а теперь, добрый человек, приступим к твоему делу.

– По правде говоря, я пришел с мальчиком. Он… порезал руку и сказал, что вы можете помочь ему, но, когда я постучал в дверь, он… пуф – и исчез.

Мрачно кивнув, капитан заметил:

– Несомненно, услышал голос любовницы своего отца. Я позабочусь обо всем, молодой человек. – Он задумчиво посмотрел на нее. – Твое лицо кажется мне знакомым. Не ты ли был с Вертом при Аллерхейме. Мы разбили французов под командованием Граммона на правом фланге и погнали их так стремительно, что они врезались в подходившие полки. Мы должны были победить в тот день! Если бы, конечно, не понадеялись на Туренна.

– Брейтенфельд с фон Леве, – оживленно сказала Катарина и добавила: – Я слышала, что потери при Аллерхейме были очень тяжелыми.

– Фон Леве. – Хазард покосился на нее, затем покачал головой. – М-м-м, мог бы поклясться, что он погиб. – Капитан пожал плечами. – При Аллерхейме было тяжело. Даже не знаю, что хуже – то, что я оставил, или то, к чему пришел. Но это не важно. – Он хлопнул ладонью по левой ноге. – Получил кусочек свинца и был отослан сюда. Но, похоже, я наверстаю упущенное будущей весной. «Сын» – честолюбивый человек.

Катарина вопросительно приподняла бровь, и Хазард усмехнулся.

– Граф Балтазар фон Меклен, единственный оставшийся в живых наследник дома фон Мекленов и сын и наследник герцога Таузенда. – Он широко раскинул руки, словно пытаясь охватить весь дворец. – Наш знаменитый принц.

Он протянул ей глиняную бутыль с вином, но она отрицательно покачала головой.

– Хорошо, если ты с фон Леве, – продолжил он, наливая себе вина в кубок, – то скоро узнаешь. Хотя, кажется, ты сказал Гизеле, что находишься на службе у маркграфа… маркграфа…

– Карабаса, – подсказала она.

– Карабаса! – повторил он, вздернув бровь. – Интересно. Мне говорили, что долина была… – На лице его отразилось понимание. – Император быстро награждает своих союзников.

Катарина решила сделать вид, будто ничего не знает о политических делах Таузенда.

– Разве фон Меклен ожидает каких-то неприятностей? Я прислан сюда, чтобы заверить герцога в готовности милорда Карабаса предоставить ему необходимую помощь, если она когда-нибудь понадобится.

Хазард приподнял кубок с вином.

– Поддержку какого рода? – попытался уточнить он. С равнодушным видом пожав плечами, она сказала:

– Обычную, капитан. Лошади, мушкеты, карабины, пики, пара пушек.

Он казался изумленным.

– Так много? Ну, герцогу повезло с союзниками.

Катарина расправила плечи и поклонилась.

– Я должен идти, сэр. – Положив руку на щеколду, она помедлила. – И герцог сказал нечто подобное.

Хазард приветственным жестом поднял кубок.

– И маркграфу тоже повезло, лейтенант, если с ним фон Леве.

– Спасибо, капитан. Вы присмотрите за мальчиком?

– Даю слово.

Она энергично, по-мужски, кивнула и удалилась.

Был момент, когда самообладание чуть не покинуло ее. Александр прав. Она мысленно проклинала своего брата и всех солдат, содрогаясь от гнева, и слепо брела по пустым холлам дворца. Перед ее мысленным взором в алом тумане парило лицо ее племянника с наполовину зажившими синяками под глазами.

Боже милосердный! Сколько же ошибок она совершила! Споткнувшись о массивный стол, Катарина отшатнулась от него. Она уцелела, но какой ценой… какой ценой! Ее пальцы коснулись чего-то холодного, и она опустила взгляд на задвижку входной двери. Катарина с изумлением осмотрелась. Где она? Комната казалась давно уже заброшенной и совершенно незнакомой.

Она с раздражением смахнула горячие слезы со щек. Как часто другие расплачивались за ее неразумную смелость. Сердце ее разрывалось от боли, и она распахнула дверь, не заботясь о последствиях.

Холодный ночной воздух окутал ее, появилось ощущение, будто ее слезы превратились в ледяные кинжалы. Она споткнулась и, чтобы сохранить равновесие, схватилась за холодный камень. Острый мраморный край впился ей в ладонь. Крыло ангела. Ангела смерти.

Она вышла из своего кошмара прямо на кладбище. Всхлипнув, Катарина отдернула руку и бросилась бежать, спотыкаясь в темноте о надгробия нескольких поколений дворцовых семей.

Впереди ее ожидала еще более глубокая тьма, и, бросившись навстречу ей, она упала, споткнувшись о холодную мраморную плиту. Фамильная усыпальница Таузендов.

«Халле, Халле, прости меня», – мысленно молила она, затем непроизвольно встала на колени и поползла навстречу желанной тьме.

В усыпальнице она упала перед надгробным памятником и разразилась слезами. Рыдания сотрясали ее тело.

– Мне так жаль, Халле. Так жаль. Прости меня. – Катарина скребла мрамор ногтями, словно пытаясь зачеркнуть надпись. – Вернись. Вернись. Лучше я умру. Пусть лучше я расплачусь за свою ужасную ошибку. – Она принялась колотить по надгробной плите. – Нет, нет, не кричи, Халле. Не кричи!. – Катарина свернулась клубком, заткнув руками уши. – Не кричи. Прекрати…

Невидимые руки схватили и подняли ее. Она вскрикнула и забилась в железных объятиях.

– Спокойно, спокойно, Кэт!

Голос показался знакомым, но ему не было места в ее кошмаре… не было места среди кровожадного лая гончих, среди животного похрюкивания мужчины, среди криков умирающей женщины.

– Пусти меня! Пусти!

Ее обхватили еще крепче и вытащили из усыпальницы.

– Кэт, это Александр. Успокойся. Я не причиню тебе вреда. Спокойно, дорогая, спокойно.

Свежий воздух, свежий, воздух. Она прерывисто дышала.

– Отпусти меня, – сказала она тихо.

Руки, державшие ее, разжались, и она, высвободившись, принялась огромными глотками вдыхать свежий ночной воздух. Сознание стало постепенно возвращаться к ней, она села перед парящими ангелами смерти, и ее взгляд постепенно сосредоточился на неясно вырисовывающейся фигуре Александра, присевшего рядом и внимательно смотревшего на нее.

– Катарина…

Она отмахнулась от его вопроса, прежде чем он успел задать его.

– Я устала, просто устала. Давай выбираться отсюда. Наверное, я подняла на ноги половину дворцовой охраны.

– Ее не так уж много, – заметил он, оставив незаданными множество вопросов. – Меньше, чем должно быть, и, думаю, им потребуется немало времени, чтобы собраться с духом и прийти на кладбище, чтобы выяснить причину женских криков.

Он протянул руку, и после минутного колебания Катарина приняла ее, хотя даже при тусклом свете можно было понять, что незаданные вопросы вот-вот прозвучат.

Во тьме, задолго до зари, он молча вел ее по улицам Таузендбурга, пальцы ее сжимали его руку и не выпускали всю дорогу до «Пронзенного Копьем Кабана», хотя где-то в глубине своего словно расколовшегося сознания она понимала, как им повезло, что в столь ранний час никого не было на улицах, кто мог бы увидеть, как один мужчина ночью ведет за собой другого на постоялый двор.

На постоялом дворе сонный зевающий мальчишка-кочегар оторвал взгляд от камина, когда они входили в дверь, но лишь моргнул и снова занялся разведением огня.

Только когда они приблизились к своей комнате, Катарина осознала, что каким-то образом во время их прогулки все переменилось и теперь не она сжимала его руку, а он стиснул ее. Она попыталась освободиться, но ее пальцы был слишком крепко переплетены с его пальцами. Она хотела вытащить их, но он только сжал их еще крепче.

– Александр, – сердито прошептала она.

Он не ответил и распахнул дверь в комнату, в последний момент придержав ее, чтобы она с грохотом не ударилась о стену.

– Александр, – снова сказала она, стараясь выдернуть руку.

Он вывернул ей руку за спину, так что Катарина вскрикнула, и толкнул на кровать лицом вниз.

– Да, Катарина? – обманчиво мягко произнес он, но в голосе его таилась угроза. – Ты хочешь что-то мне сказать?

Она повернула голову и с жадностью вдохнула воздух.

– Почему ты так поступаешь?

– Ты дала мне слово, что не выдашь моих сторонников. И что же ты сделала? Я обнаружил, как ты проскользнула прямо во дворец. – У края кровати он сжал коленями ее бедра. – Кого ты пошла повидать? С кем говорила?

– Я не предавала тебя! Клянусь!

– С кем ты говорила? – требовал он ответа, выворачивая ей руку еще сильнее.

Она поморщилась.

– Просто с человеком, которого когда-то знала.

– В самом деле? Может, с графом Балтазаром фон Мекленом?

– О Боже, нет! – Изогнувшись, она попыталась вывернуться и вскрикнула от боли, но он продолжал крепко держать ее. – Как ты мог подумать?

– Я шел за тобой, затем потерял из вида, потом снова нашел. Когда ты вышла из дворца, меня захлестнула волна облегчения оттого, что ты жива и невредима. Знаешь ли ты, что слуги фон Меклена ушли с этого места всего несколько минут назад?

– Пожалуйста, Александр… почему ты так рассердился?

– Кто же не рассердится, когда его обманывает авантюристка. Меня это оскорбило. И мне не по вкусу сносить такого рода оскорбления. Я увидел, как ты вошла в это непристойное святилище мертвых с именем фон Мекленов, вырезанным на мраморной плите над дверью… Ты должна была с кем-то встретиться? Ты способствуешь свержению законного герцога?

– Клянусь! – Она снова забилась в его руках. – Нет!

– Я нашел тебя рыдающей в его фамильной усыпальнице. Такое горе, Катарина! Разве можно горевать по кому-то из фон Мекленов? Этот негодяй – воплощение зла, но он имеет способность зачаровывать, как змей в садах Эдема. Он может соблазнить любого: женщину – красотой своего тела, мужчину – силой разума, а затем заставить их предать самих себя. Не это ли произошло с тобой?

– Как ты только мог подумать?

– Безумием страдали представители пяти поколений его предков со стороны матери, и теперь оно воплотилось в нем. Может, ты плакала потому, что он покинул тебя?

– Боже милосердный! Выслушай же меня!

Он, казалось, немного успокоился, дыхание его стало ровнее.

– Если не с фон Мекленом, то с кем?

Она глубоко вздохнула раз, другой, отчаянно пытаясь все взвесить и найти правильный выход. Он у нее был только один.

– С Хазардом, – сказала она. – Я говорила с Хазардом. Однажды… он помог мне, и я подумала, что он, возможно, расскажет мне правду о планах Бал… фон Меклена.

– Хазард? Капитан дворцовой охраны? – спросил Александр. – Ба, так ты лжешь, ты говорила с таким человеком и продолжаешь утверждать, будто не предала моих товарищей!

– Я говорю тебе правду, Александр! Он даже не узнал меня. Он подумал, что я лейтенант на службе у… у одного влиятельного сеньора. – Внезапно у нее пропало желание бороться с Александром, и тело ее покорно обмякло. – Ты был прав. Фон Меклен планирует наступление на весну.

Александр отпустил ее и устало положил руки на покрывало возле ее плеч. Он долго еще оставался в таком положении, склонившись над ней, затем принялся массировать руку, которую выворачивал, и повернул Катарину на спину.

– Почему ты всегда ставишь меня в тупик, Кэт? – спросил он, хотя, казалось, его вопрос был обращен скорее к нему самому, чем к Катарине.

Она вгляделась в его потемневшие глаза, кончиками пальцев провела по усталым морщинкам, расходившимся в уголках глаз.

– Я не хотела ставить тебя в тупик, Александр. Я просто хочу спасти свой дом.

Он обхватил ее лицо руками.

– Я знаю, Катарина. Знаю. А я просто хочу спасти… свою страну? Свою совесть? Честь моего отца? – Он поцеловал кончик пальца, которым она проводила по его губам. – Я уже не знаю. Может, ты права. Может, я сражаюсь просто по привычке.

Она закрыла глаза.

– Если бы твоим… нашим врагом был кто-либо иной, а не фон Меклен, я согласилась бы. Но сегодня вечером я снова увидела зло, которое он творит. – Лицо ее напряглось при воспоминании о том, что ее брат сделал со своим сыном. – И он творит его небрежно, походя…

– Ш-ш-ш, моя красавица, – пробормотал он, чуть касаясь ее губ пальцами. – Прошлой ночью, когда я наблюдал, как ты постепенно погружалась в сон после испытанного тобой экстаза, мне пришло в голову, что я впервые вижу тебя умиротворенной.

Ее глаза широко раскрылись.

– П-прошлой ночью? Это был сон. Мне снилось…

Он улыбнулся и поцеловал ее в висок.

– Нет, моя Кэт. То был мой сон. Находиться с женщиной, с таким пылом принимающей физическую близость, способную дать столь сильное наслаждение.

– Нет! Нет, я не…

– Как мне хотелось присоединиться к тебе, но нечто… отвращение к мужскому прикосновению, смешанное со страстным стремлением к нему, а затем выражение твоих глаз цвета лазури подсказало мне, что ты видишь перед собой кого-то другого. И все же в порыве страсти ты выкрикивала мое имя. Огонь горел в камине, а я не мог оторвать от тебя, спящей, взгляда, словно это ты была единственным источником тепла в комнате, способным согреть меня.

Зажмурившись, она всхлипнула, и из уголков глаз выкатились слезинки.

– Нет, – хриплым шепотом отозвалась она, отрицая все сказанное им.

– Кэт, – начал он, но она отчаянно закачала головой из стороны в сторону, как бы пытаясь избавиться от его голоса.

– Нет. Пожалуйста, Боже, нет, Александр. Это, должно быть, сон.

Она дрожала.

– Как пожелаешь, – сказал он и поцеловал ее в лоб. Она не пошевелилась, и он осторожно устроил ее поудобнее и накрыл покрывалом.

– Я так устала.

– Спокойной ночи, моя Кэт.

– Катарина, – пробормотала она, уютно устраиваясь на подушке.

– Нет, сегодня ты моя Кэт, – возразил он. К его удивлению, она кивнула:

– Хорошо. Сегодня.

Он улыбнулся и хотел отодвинуться, но она, погружаясь в сон, крепко сжала его руку. Он всмотрелся в прекрасное лицо женщины, мирно спящей рядом с ним. Ему по-прежнему очень хотелось знать, зачем женщина, обладающая такой силой духа и страстью, посещала дворец, в котором жил фон Меклен. Он снова почувствовал острую боль, но теперь он знал, то был не гнев… Ревность.

Когда они встали на следующее утро, погода была столь же серой и мрачной, как и их настроение. Ночь не разрешила их проблем. Катарина пришла в отчаяние от бессмысленности своей игры, но пока их лошадей готовили для поездки обратно в Карабас, а Александр прикреплял седельные сумки, она все-таки сумела передать поручение пивовару послать герцогу Таузенду пару куропаток от имени маркграфа Карабаса. Не в ее природе было сдаваться, если она затевала какое-нибудь дело.

Хозяин постоялого двора все кланялся и кланялся им вслед, щедрые чаевые Александра убедили его в том, что он дал приют представителям высшей аристократии. Катарина подумала, что не будет ошибкой упомянуть титул маркграфа Карабаса. Хозяин поклонился еще ниже.

– Можно подумать, что он никогда прежде не видел золота, – проворчал Александр, когда они выезжали через южные ворота Таузендбурга.

– После многих лет, когда он видел неполноценные и поддельные монеты, настоящие золотые, несомненно, показались ему даром небес, – сказала она. Улыбка на ее лице, казалось, воплощала невинность.

Он пристально вгляделся в тучи, собирающиеся на западе, и заметил:

– И небо готово предоставить нам еще один дар, если мы не поскачем во весь опор.

Она усмехнулась и пустила коня галопом.

Холодный ветер бил в лицо, но в горле ее клокотал готовый вырваться наружу радостный вопль. Свобода! Ни толп, ни интриг… только ее лошадь и дорога на юг, к Леве.

Погода не изменилась, и они остановились на той же ферме, что и по дороге в столицу. Их встретили улыбками и реверансами, и они остались здесь на ночь, а утром Катарина подарила хозяйке небольшой кусок французского мыла, при виде которого женщина, вспыхнув, пришла в немой восторг, затем небрежно упомянула о землях, принадлежащих маркграфу Карабасу. То, что слова сопровождались многозначительным взглядом на Александра, казалось не столь важным.

Позже, утром, они с Александром, оба храня неловкое молчание, миновали тропинку, ведущую к дому Грендель. Эта хижина, похоже, стала началом их новых, нежеланных, дружеских отношений. К тому времени, когда они достигли развилки, откуда одна из дорог вела к мельнице, погода стала портиться, холодный зимний ветер сгибал их и срывал с них одежду. Разыгравшаяся буря оказалась не на шутку жестокой, и они остановились в покинутой хижине угольщика, где провели бессонную ночь, дрожа у скудного огня, а утром возобновили свой путь, почти не разговаривая друг с другом. Погода всецело отражала их настроение.

Чем ближе они подъезжали к Леве, тем яснее становилось им обоим, как мало они добились в Таузендбурге. Какую возможность они упустили!

Катарина сжала поводья. Смех пропал, теперь она изо всех сил пыталась сдержать свое недовольство, поднимавшееся внутри, словно прокисшее вино.

Высоко на утесе у южного входа в долину возвышались белые камни крепости Алте-Весте. Окруженная деревьями, покрытыми по-зимнему унылой зеленовато-коричневой листвой, она походила на украшенную драгоценностями митру епископа, выделявшуюся среди ряс священников. Может, ей суждено стать их опорой? Крепость, построенная для войны, с орудиями на стенах.

– Ты была там? – спросил Александр. Она, вздрогнув, посмотрела на него.

– Где?

Он показал на сверкающие белые стены крепости.

– Там. В Алте-Весте.

Она кивнула.

– Да, была. В первый раз в том году, когда я вернулась в Леве. Тем же летом я отправилась туда посмотреть, не укрылись ли там враги, но там никого не оказалось. И однажды очень давно меня брал туда Виктор, чтобы обследовать крепость и посмотреть, не подойдет ли она для твоего гарнизона. Так он сказал.

Приблизившись к деревне Карабас, они замедлили бег своих лошадей, пустив их рысью.

– Возможно, она еще пригодится, Катарина.

По мере того, как они продвигались среди ровных рядов небольших домиков, стал собираться народ. Катарина махала им рукой и улыбалась.

– Мы не можем допустить, чтобы эти люди лишились крова.

– Возможно, это будет зависеть не от нас, – ответил Александр, глядя на нее, а не на увеличивающуюся толпу. Их лошади перешли на шаг.

– Они просто хотят жить в мире!

Клаус махал ей рукой из толпы, похоже, что он хотел ей что-то сообщить.

– Миледи! – закричал он. – Миледи!

Она остановила коня.

– Да, Клаус. Что-нибудь случилось? – Ее желудок свело от страха. – Изабо…

Легким движением руки он отогнал ее беспокойство.

– Вы как раз вовремя, миледи! – сказал он с усмешкой, поклонился Александру и снова обратился к ней: – Вы нам нужны для того, чтобы вынести приговор, и мы тогда сможем осуществить повешение!

– Что? – переспросила она.

– Повешение, миледи. Вполне мирное повешение, – прошептал ей Александр. – Добро пожаловать домой.