Текст книги "Бумажный тигр"

Глава 30

Они услышали, как скрипит в спальне под ногами Джорджины битое стекло. Спустя несколько секунд она подняла крышку сундука, и до них донеслись новые приглушенные проклятия.

Пойду помогу ей, – сказал Дэниел, сурово глядя на Питера и как бы предупреждая: «Только попробуй меня удержать». – У нее такие платья, что одной ни за что не надеть. Нужна служанка. А мы пока не обзавелись.

Питер двигал челюстью, пытаясь определить, не сломана ли она.

– Чем вы посыпаете пол в своих комнатах? Стеклом? Впервые слышу о такой моде.

– Разыгрываешь из себя невинного младенца? Ну-ну. Только меня этим не обманешь, учти. Советую тебе воспользоваться моей отлучкой для того, чтобы убраться отсюда. Подобру-поздорову.

Дэниел перешагнул через него и, скрывшись в спальне, плотно прикрыл за собой дверь. Спустя мгновение в нее с обратной стороны ударилось что-то тяжелое. Присев, Питер стал внимательно вслушиваться. В комнате явно разгорался приглушенный спор. Потом в дверь снова что-то ударилось. Предчувствуя недоброе, Питер быстро отполз в сторону, и, как оказалось, очень вовремя: дверь распахнулась, ударившись о стену, и на пороге появился Дэниел. На груди у него расплывалось по рубашке темное пятно, от которого далеко вокруг распространялся сильный аромат дорогих духов. Пошатываясь, он вышел в коридор, и дверь за ним тут же захлопнулась. Откинув со лба прядь волос, Дэниел хмуро взглянул на сидевшего на полу человека, который разглядывал его с нескрываемым любопытством.

– Ты еще здесь? Ведь я предупреждал. Любишь рисковать?

– А что ты мне сделаешь? Натравишь Джорджину? Меня этим не удивишь. Лимонад мне на голову она уже выливала. Впрочем, тебе, как я погляжу, досталось сильнее. Несет как от хорька. Предлагаю растереть это место томатным соком. Говорят, здорово отбивает запах.

Крякнув, Дэниел перешел в кабинет и стал искать полотенце. Чувствуя, что на него здесь уже не набросятся с кулаками, Питер поднялся и вошел за ним следом.

Эти ее перепады настроения всегда заставали меня врасплох. То мило улыбается и стреляет в тебя глазками, а потом вдруг ни с того ни с сего начинает швыряться чем попало и поднимает визг. До сих пор не могу взять в толк, чем я ее провоцировал на подобные вспышки. Ох уж эти женщины, верно я говорю?

Он с интересом покосился на лежавшую в кресле винтовку.

Когда ты наконец уберешься отсюда? Или, может, жаждешь справедливого возмездия? – Дэниел вытирался полотенцем и хмуро разглядывал младшего брата. Ему бросилось в глаза, что сегодня Питер был одет довольно свободно: твидовый пиджак и брюки цвета хаки. В глазах Дэниела мелькнуло недоброе подозрение. – Зачем ты вообще пришел?

Питер пожал плечами и сунул руки в карманы.

Свидетельства о смерти Дэниела Эвана Маллони не существует. Убедившись в этом, я отправился на поиски акушерки. Сейчас это старая пьянчужка, которая уже ни на что не годится. Но какой-то благодетель каждый месяц посылает ей деньги. Она ничего не смогла мне рассказать. Сомневаюсь, что старуха вообще еще что-то помнит из своей жизни. Надо будет сказать отцу, что дело сделано и на нее можно уже не тратиться.

Дэниел сжал кулаки.

Не пойму только, почему они не состряпали в свое время свидетельство о смерти, – холодно проронил он. – Глупо с их стороны. Уверен, им ничего не стоило бы сделать это. В трущобах можно было запросто подыскать подходящего умершего младенца и выдать его за меня.

Питер вновь пожал плечами:

– Должно быть, отец не был уверен, что у него еще будут сыновья, и поэтому не стал сжигать за собой мосты.

– Это для него характерно.

– Приятно слышать. Значит, если бы вы не родились, он вернул бы меня домой, даже с моей больной ногой. Что ж, вот и еще одна причина, по которой я должен тебя ненавидеть. А теперь, может, все-таки уберешься? Честное слово, не доводи до греха…

– Дверь в спальню вновь распахнулась, и Джорджина быстро прошла по коридору к лестнице. Обернувшийся на звук Питер успел заметить только край платья. Дэниел медленно подошел к окну и стал смотреть на улицу.

Ты, конечно, не станешь объяснять мне, что у вас произошло? – осторожно спросил у него за спиной Питер.

Начав про себя обратный отсчет, Дэниел молчал до тех пор, пока не увидел Джорджину, которая перебежала улицу и скрылась в воротах отцовской фабрики.

От меня только что сбежала жена. Я должен ее вернуть. – Он равнодушно скользнул взглядом по Питеру. – Что тебе еще от меня нужно?

Лицо Питера будто окаменело, только на виске запрыгала жилка.

– Сегодня утром я разговаривал с матерью. Она хочет тебя видеть, – глухо проговорил он.

– Очень рад за нее, – буркнул Дэниел и, расстегивая на ходу рубашку, направился в коридор.

Питер поймал его за рукав:

Ты не понимаешь? Я рассказал ей всю эту поганую историю! На протяжении двадцати восьми лет она считала тебя умершим!

Дэниел стряхнул с себя его руку:

Все правильно, для всей вашей семейки я мертв.

– Вы мне не нужны. Мне нужна только моя жена.

С этими словами он скрылся в спальне и закрыл за собой дверь.

Питер остался в коридоре. Несколько минут он боролся с душившими его переживаниями, сжимая и разжимая кулаки, а потом тяжело вздохнул и стал спускаться по лестнице. Несколько недель назад его жизнь превратилась в сущий кошмар, от которого он все еще не терял надежды очнуться. Потеря Джорджины, как оказалось, была только началом. Теперь, похоже, он лишился всего, во что свято верил всю жизнь. Ощущения потери и предательства мучили его, но и одновременно открыли глаза на совершенно новый мир. Питер еще не был готов окончательно разобраться в себе и честно посмотреть правде в глаза. В него с детства вбивали чувство долга, и избавиться от этого было непросто.

Дэниел слышал, как он ушел, и не испытал при этом никаких сожалений. То, что произошло вчера ночью, бесповоротно убило еще теплившиеся слабые надежды на возможное примирение с семьей. Он точно знал, кто несет ответственность за стрельбу по их окнам. На сей счет не могло быть никаких сомнений.

Он также был уверен в том, что отец не думал всерьез о том, чтобы убить их с Джорджиной. Он нанял бандитов лишь для того, чтобы попугать их. Но Дэниел никому не позволит так пугать его жену. И теперь он открыто вышел на тропу войны.

Джорджина не удивилась, увидев спустя некоторое время Дэниела в отцовской конторе. Напротив, ее удивило то, что он так задержался. Не обратив на мужа внимания, она вновь повернулась к главному мастеру, которого отчитывала:

Мне хорошо известно, что вы уже много лет работаете на моего отца. Что ж, работайте на него и дальше, когда он вернется. Но сейчас, пока я здесь хозяйка, убирайтесь с глаз! Я не допущу, чтобы при мне на фабрике трудились такие люди, как вы.

Джорджина опасалась, что возвращения отца долго ждать не придется, и все же ей было приятно командовать.

Вы не можете меня уволить. Фабрика не принадлежит вам. А если вы все же попытаетесь избавиться от меня, это дорого обойдется вашему отцу.

Сухонький и жилистый мастер был лишь ненамного выше Джорджины, но это не помешало ему угрожающе придвинуться к ней.

В таком случае можете считать, что вас не уволили, – с улыбкой ответила Джорджина. – Назовем это неоплачиваемым отпуском. Но предупреждаю, если вы еще раз появитесь на фабрике, пока я здесь хозяйка, мне придется вызвать полицию!

Дэниел решил не вмешиваться и стоял прислонившись к стене. Разъяренный мастер оглянулся было в его сторону, словно надеясь на то, что Дэниел придет ему на помощь. Дэниел не двинулся с места и продолжал молчать. Тогда мастер вновь повернулся к Джорджине и зло бросил:

Я требую, чтобы мне выплатили всю задолженность по жалованью!

Джорджина оглянулась на секретаршу:

– Дорис, выдайте ему чек на требуемую сумму.

– Но ваш отец только недавно выдал ему аванс, а он его еще не отработал, – проговорила Дорис, сверившись со своими бумагами. – Так что не мы ему, а он нам должен за три рабочих дня.

Прекрасно! – проговорила Джорджина, все так же улыбаясь. – Можете не отрабатывать эти деньги, мистер Эмори. Считайте, что это мой подарок. Всего хорошего.

С этими словами она отвернулась и, так и не оглянувшись на Дэниела, спокойно стоявшего у стены, скрестив на груди руки, скрылась в отцовском кабинете, закрыв за собой дверь. Дэниелу тем временем пришлось выдержать еще один взгляд со стороны взбешенного мастера, что ему удалось с блеском. Мистер Эмори наконец убрался. Тогда Дэниел отделился от стены и сказал Дорис:

Будьте любезны, передайте моей жене, что меня не будет несколько часов, а если ей что-нибудь потребуется, пусть пошлет за Дугласом Харрисоном. Мальчик будет знать, где меня найти.

Будучи хорошей секретаршей, Дорис не задала ни одного вопроса, а лишь молча кивнула, сделав запись в своем блокноте.

Джорджина была готова к тому, что Дэниел ворвется в кабинет, или пошлет за ней Дорис, или сделает еще Что-нибудь в этом роде – любой нормальный человек Поступил бы так на его месте, – но когда не случилось ни того, ни другого, она принялась нервно мерять шагами комнату. Она не осмеливалась выйти из кабинета, боясь наткнуться на его насмешливый взгляд. И вообще ей не хотелось его сейчас видеть.

Джорджина сама не знала, чего ей хочется.

«Как всегда, – промелькнуло в голове. – Но неужели мне не хочется, чтобы эта фабрика нормально заработала? Неужели не хочется, чтобы у нас с Дэниелом все получилось? Неужели не хочется помочь несчастным клеркам в магазине „Маллони“ и тем, кто вынужден жить в разваливающихся жалких лачугах под властью тирана Эгана?»

Ей хотелось и того, и другого, и третьего. Джорджина просто не знала, как претворить свои желания в жизнь. А происшествия прошлой ночи породили в ней сомнение: а стоит ли пытаться?

Джорджине хватило здравого смысла понять, что человек, стрелявший по их окнам, не ставил перед собой цели убить их, А если бы они с Дэниелом и покалечились, то лишь по собственной вине, и, во всяком случае, для негодяя это явилось бы приятным сюрпризом. Но своей цели он добился: ему удалось вселить в нее ужас.

Осознав это, Джорджина поежилась. Точно! Неизвестный злоумышленник направил свою акцию против нее, а не против Дэниела. Он, конечно, не мог не понимать, что Дэниела несколькими дробинами и битым стеклом не испугаешь. Неужели отец все еще пытается разлучить их? Или это дело рук Артемиса Маллони, который таким образом через нее хочет повлиять на Дэниела?

Она не знала ответа на эти вопросы, но не собиралась сдаваться. И сегодня утром прибежала сюда вовсе не из-за вчерашнего происшествия.

Джорджина поняла, что ей остается только вернуться к мужу. Хотя бы для того, чтобы бросить вызов неизвестным негодяям.

По крайней мере Дэниел и Питер не убивали друг друга, когда она уходила. А она не могла не уйти. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стало ничем не спровоцированное нападение Дэниела на своего младшего брата. Джорджину вывело из себя то, что муж бросился на ее бывшего жениха с кулаками совершенно ни за что. Впрочем, видимо, Дэниел считал, что Питер несет ответственность за ночную стрельбу по их окнам. Она, конечно, могла бы сказать, что Питер не такой, но Дэниел не стал бы ее слушать. До сих пор ее суждения, мягко говоря, не отличались непогрешимостью, так что на этот раз она промолчала.

В одном Джорджина ни капельки не сомневалась: если братья схватятся между собой не на жизнь, а на смерть, лучше от этого не будет никому.

Если, конечно, их вообще можно считать братьями…

Окончательно запутавшись и всплеснув от отчаяния руками, Джорджина решительно вышла из отцовского кабинета. Созерцательный анализ событий никогда не был ее сильной стороной. Ей нужно было действовать, куда-то идти и что-то делать. Слава Богу, в приемной, кроме Дорис, никого не было. Джорджина направилась в цех. Эти женщины могут сколько угодно презирать ее и смеяться над ней, но приказам начальства подчиняться умеют. Несколько свежих штришков в выкройках, и фабрика начнет получать заказы со всего Огайо. Так что обойдемся как-нибудь и без магазина «Маллони». К исходу дня она полностью перестроила линию выпуска нижнего белья и по ходу дела изобрела новую, более современную выкройку, в которой достигалась и экономия ткани. Довольная собой, Джорджина под конец объявила о том, что приняла решение сократить рабочий день и теперь он будет заканчиваться в пять вечера. В назначенное время работницы, весело и возбужденно переговариваясь, потянулись по домам. Провожая их глазами, Джорджина думала про себя, что сегодня ей уже кое-что удалось: изменить к себе отношение подчиненных.

Вышивать и кроить она умела не хуже их. Иное дело – бухгалтерия и финансы. Вернувшись в отцовский кабинет, Джорджина села за стол и уставилась в раскрытый гроссбух. Китайская грамота. Обилие непонятных красных циферок настораживало и даже пугало. Может, стоит выбросить этот фолиант куда подальше и завести новый?

Разбирая бумаги на отцовском столе, она наткнулась на счета от различных производителей, на которых не было пометки о погашении. Никаких бумаг, указывающих на связь, а точнее, на долг магазину «Маллони», найти не удалось. И вообще эта фамилия не упоминалась ни в одном из документов. Что ж, тем лучше. Пусть отец сам разбирается с мистером Маллони. А для нее этого долга не существует. По крайней мере до тех пор, пока она не увидит соответствующую бумагу.

Джорджина не знала, что будет делать с этой бумагой, но в любом случае пока еще было рано об этом беспокоиться. Выглянув в окно, за которым уже вечерело, она поняла, что пришло время что-то решать со своей личной жизнью. А это не фабрика, тут все будет гораздо сложнее. Дэниел не даст вертеть собой, как какой-нибудь выкройкой.

Она поняла, что для начала нужно вернуться к мужу. Поднявшись из-за стола, она со вздохом погасила лампу и направилась к выходу.

Солнце еще не зашло, когда Джорджина показалась на улице. Мрачная обстановка рабочих кварталов – грязные кирпичные стены, дощатые тротуары, – конечно, не могла сравниться с просторным, усаженным деревьями двором родительского дома, но Джорджина от этого не особенно страдала. Она всегда больше внимания обращала на людей, а не на антураж. И знала, что через улицу, вон в том доме, сидит сейчас человек, самый главный в ее судьбе.

Джорджина считала, что ей следует смириться с той ролью, которую Дэниел стал играть в ее жизни. Все существо ее восставало против этого, упрямо не желая признавать незнакомца, волею случая свалившегося ей на голову, но в глубине души Джорджина понимала, что Дэниел прочно занял свое место в ее сердце и изгнать его оттуда уже невозможно.

Она поднялась по лестнице на второй этаж и двинулась по залитому солнцем коридору, но освещение резко переменилось, когда она открыла дверь в кабинет. Единственное в комнате окно было вчера ночью разбито, и Дэниел заколотил его досками, мрак разгонялся лишь тусклым светом настольной лампы.

Остановившись на пороге и щурясь, Джорджина огляделась по сторонам в поисках мужа, и тут ее внимание привлек перестук работавшего в смежной комнате типографского станка. Ага, значит, он все-таки дома. Закрыв за собой дверь и войдя в комнату, Джорджина остановилась, давая глазам привыкнуть к скудному свету. Брови ее поползли вверх, когда она различила прямо напротив заколоченного окна какую-то массивную тень. Это была черная печка. Труба ее уходила за окно, сама печка источала тепло, а на конфорке стоял горшок, в котором что-то булькало и исходило паром и от которого по всей комнате распространялся вкусный аромат.

Джорджина ничего не знала о готовке, но тем больше было ее любопытство, когда она приблизилась к печке. Разобравшись что к чему, она стала медленно помешивать похлебку ложкой. За этим занятием ее и застал через некоторое время Дэниел, появившийся из типографии с первой пачкой свежего номера газеты.

Джорджина торопливо закрыла горшок крышкой, отставила ложку и, спрятав руки за спиной, повернулась лицом к мужу. Тот внимательно скользил взглядом по первой газетной полосе, очки еле держались на самом краешке носа. Подметив ошибку, Дэниел нахмурился. Когда он наконец оторвался от чтения и поднял глаза на Джорджину, по губам его пробежала тень улыбки.

А, ты дома? Это хорошо. – Бросив на газету еще один взгляд, Дэниел с сожалением отложил его. – Я купил тут кое-что на рынке и все бросил в горшок. Думаю, уже готово.

Чувствуя, что начинает нервничать, Джорджина неуверенно огляделась по сторонам.

– Мы могли бы накрыть стол, только книжки нужно убрать. У нас есть тарелки?

– Тарелки? – Дэниел снял очки и наконец вернулся в мир реальных вещей и людей. Недоумение на его лице сменилось смущенной улыбкой. – Вообще-то я привык есть прямо из горшка. Но у нас зато должны быть вилки.

Господи, разве можно сердиться на этого человека?.. Джорджина убрала все постороннее со стола, включила в комнате свет и аккуратно разложила вилки около водруженного в самый центр горшка. Дэниел сел на высокий стул, который он купил пару дней назад, а Джорджина опустилась на табуретку. Ее табуретка оказалась слишком низкой, а его стул слишком высоким. Они переглянулись и рассмеялись.

Да, пока нам явно недостает комфорта, но ничего, когда все кончится, я найду тебе приличный дом. – Дэниел попробовал свое кушанье, обжег язык и стал ожесточенно дуть на вилку.

Джорджина неуверенно кивнула и осторожно положила себе в рот крохотный кусочек. Лицо ее осветилось, она что-то нечленораздельно промычала и принялась за еду гораздо активнее. Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья.

– Вкусно! Я и не знала, что ты умеешь готовить.

– А я не умею. Просто частенько приходилось наблюдать. Видишь ли, в детстве я постоянно бывал голоден и все время вертелся на кухне, пока меня оттуда не выгоняли. Ну и насмотрелся, а теперь сам попробовал. Как выяснилось, все не так сложно.

Они развернули на столе около горшка газету и принялись читать. Дэниел делал пометки в тех местах, где были ошибки, внимательно выслушивал рекомендации и советы Джорджины. В этом номере не содержалось ничего особенно сенсационного, так как на его подготовку было мало времени. В одном материале рассказывалось, в каких нечеловеческих условиях вынуждены жить люди в домах, принадлежавших «Эй-би-си ренталс», в другом говорилось о том, что их буквально терроризируют сборщики арендной платы. Наконец Дэниел указал, что владельцами «Эй-би-си» являются Артемис Маллони и магазин «Маллони».

Джорджина не знала, откуда Дэниел узнал про магазин. Впрочем, что Артемис, что магазин – одно и то же. Она пожалела о том, что у нее больше нет фотокамеры. Можно было бы снять те жалкие лачуги с проваливающимися крышами и жуткими, прогнившими уборными. Фотография все-таки легче доходит до человека, чем текст.

Насытившись, она откинулась на спинку стула и раскрыла газету, чтобы посмотреть остальные полосы. И в этот момент Дэниел вдруг негромко сказал:

– Начинай собирать вещи, Джорджина. Тебе надо переехать в гостиницу.

Она молча опустила газету и уставилась на него. Взгляд Дэниела был серьезен и строг. Она терпеть не могла, когда он так сдвигал брови.

Только она более или менее устроилась здесь, пообвыкла, а он уж ее выгоняет!

Глава 31

Ни в какую гостиницу я не перееду, – спокойно промолвила она, отложила газету и, встав из-за стола, направилась к двери.

Дэниел пошел следом.

Пойми, Джорджи, здесь небезопасно. У меня есть кое-какие сбережения, а когда придет очередной чек от моего издателя, мы подыщем себе нормальный дом.

Джорджина пересекла коридор и вошла в спальню. За день Дэниел здесь тоже заколотил окна и вдобавок вымел стекло. Все это должна была сделать она. Как, впрочем, и ужин приготовить. Тоже мне жена… В глубине души Джорджина знала, что не смогла бы сварить такую похлебку, как бы ни старалась.

А ты переедешь туда со мной? Или останешься спать здесь, в обнимку со своим чертовым типографским станком?

Взяв с пола дорожную сумку, Джорджина заглянула в нее. За неимением шкафа она хранила почти все свои вещи в сумке.

Пока я останусь здесь. У меня нет другого выхода. Прошлой ночью нас просто предупредили. Это только начало. Они обязательно вернутся. Я уже сталкивался с подобными вещами раньше, Джорджи, знаю. Ты должна понять…

Джорджина швырнула сумку на кровать и направилась к сундуку.

– Я понимаю! Прекрасно понимаю, что ты не хотел жениться, что я тебе только мешаю, что я для тебя всего лишь обуза. Все постоянно хотят от меня избавиться! Я уже устала от этого. Да, я бесполезна, не отрицаю. Что ж, больше не буду путаться у тебя под ногами. В конце концов научусь жить сама по себе!

– Что ты надумала? Куда ты собралась?

– На фабрику. В отцовском кабинете есть диван. Он меня вполне устроит. Ты мне не нужен. Никто мне не нужен!

Почувствовав, что у нее начинается истерика, Джорджина заставила себя замолчать. Она стала не глядя кидать в раскрытую сумку вещи и одновременно боролась со слезами, выступившими на глазах. Разрыдаться при Дэниеле? Еще чего не хватало! Плакать она будет, когда останется одна.

Дэниел быстро подошел сзади и схватил ее за руки:

Ты сомнешь все свои платья, Джорджи. Не будь ребенком. Тебе надо снять номер в гостинице. Это временная мера, предпринятая в твоих же интересах. Почему ты ведешь себя так, как будто я вышвыриваю тебя на улицу?

Высвободив руку, Джорджина развернулась к нему лицом:

– А как это еще называется, интересно?! Ты только что не говоришь, что я тебе мешаю! Ты не думай, я понимаю! Действительно, какой от меня толк? Отпусти меня, Дэниел. Оставь меня в покое! Я хорошо вижу, что ты меня не хочешь!

Она вырвала и вторую руку и отвернулась.

Дэниел схватил сумку и зашвырнул ее в противоположный конец комнаты. Затем поймал Джорджину за талию и опять развернул к себе лицом. Прежде чем она успела ему помешать, он наклонился и накрыл ее рот поцелуем, в который вложил всю свою страсть, всю силу своего неудовлетворенного желания. Последние слова, произнесенные ею, будто что-то в нем перевернули.

Она не знала, что он хочет ей этим доказать, но страсть его передалась и ей. Джорджина тихо вскрикнула, будучи не в силах бороться с его натиском, и впилась ногтями в его плечи. А он тем временем привлек ее к себе и прижал так крепко, что она почувствовала, как ей в живот упирается его напряженная плоть. Ею мгновенно овладело неистовое возбуждение, и она принялась жадно отвечать на его ласки. Руки ее заскользили вверх-вниз по его спине.

Дэниел опустил руку ей на грудь, но не смог пробиться к ней через одежду и негромко застонал. Охваченная жаром, Джорджина стала торопливо расстегивать на себе платье.

Он понял, что она делает, и на мгновение засомневался. Но бороться с собой не было сил, и он, подняв ее на руки, отнес на кровать. Он задрал ей юбку и быстро отыскал небольшое отверстие в панталонах. Джорджина вскрикнула, почувствовав, как он коснулся ее. Его крепкие шероховатые пальцы ласкали ее снаружи, затем скользнули внутрь. Господи, неужели они этим занимались, когда напились? Не может быть…

Пальцы его творили нечто невообразимое. Когда они продвинулись еще глубже, Джорджина, будучи не в силах сдерживаться, громко застонала от наслаждения. Она понимала, что должна возмутиться, оттолкнуть его от себя, вспомнить о том, что она леди. Но тело ее уже жило по своим законам и не подчинялось голосу разума. Она приподняла бедра, подаваясь навстречу движению его пальцев.

Потом Дэниел убрал ладонь, наклонился к ее дрожащим губам и приник к ним поцелуем. Задыхающаяся Джорджина не могла произнести ни звука, но ей хотелось, чтобы его пальцы вернулись. Она чувствовала внутри себя пустоту, и это ощущение было почти болезненным. Ее охватила паника. Неужели такого больше не будет? Джорджина извивалась всем телом под Дэниелом, пытаясь дать ему понять, чего она хочет.

– Не торопись, Джорджи… – пробормотал он ей на ухо. – Все в свое время.

Он сорвал с нее корсет и принялся ласкать груди, вызвав в ней новый взрыв головокружительных ощущений. Но этого было недостаточно! Джорджина жаждала большего. Не помня себя от исступления, она принялась лихорадочно расстегивать на нем рубашку, желая поскорее добраться до его обнаженного тела. Запустив под нее руки, она с восторгом провела ладонями по его мощной груди и нащупала соски. Дэниел глухо охнул, когда она принялась ласкать их. Значит, ему это тоже приятно.

Джорджи, мы не можем сейчас…

Но она и слушать не стала. Ее юбка и нижняя юбка были подняты до талии, платье съехало с плеч, она вся была открыта для него и готова. Теперь ему уж не убежать. Ему понравилось, когда она ласкала его соски. Значит, ему должно понравиться и другое…

Она нащупала пуговицы на его брюках, и Дэниел со стоном сдался. Он помог ей расстегнуть их, но тут Джорджина оробела и быстро передвинула ладонь на его грудь. А Дэниел тем временем дернул за завязки ее панталон и стянул их.

Дэниел… – Джорджина вдруг испугалась.

Он тяжело навалился на нее всем телом, и она почувствовала себя абсолютно беззащитной.

Она зажмурилась, когда Дэниел передвинулся, чтобы взглянуть на ее горящее огнем лоно. В следующее мгновение его накрыла тяжелая мужская ладонь.

Когда в нее снова вошел его палец, Джорджина вскрикнула и мгновенно позабыла о своем страхе, позабыла обо всем, кроме своего неистового желания. Внутренний голос подсказывал ей, что она полностью в его власти, а это унизительно, она должна оттолкнуть его руку, но у Джорджины не было сил сопротивляться этой сладкой муке. Чувствуя, как внутри нее двигаются его пальцы, она понимала, что еще минута – и с ней произойдет что-то небывалое. Она больше не могла сдерживаться.

Почувствовав, что она полностью готова, Дэниел лег на нее сверху и быстро вошел в нее. Он был больше, чем тогда. Гораздо больше. Ресницы у Джорджины испуганно вспорхнули, и она увидела перед собой суровое лицо Дэниела. Он не улыбался. В глазах его тлел пожар, и он молча входил в нее. Они не в силах были отвести друг от друга глаза. Это было что-то вроде молчаливого противостояния: кто кого? Но вскоре на Джорджину нахлынули удивительные ощущения, и она снова непроизвольно зажмурилась, полностью отдавшись этому мужчине.

Он был силен, ловок и точно знал, что она хочет. Джорджина громко вскрикнула, когда ее захлестнуло наслаждение, накатывавшееся волна за волной. Но Дэниел не останавливался, продолжая мощно входить в нее, и, потрясенная пережитым, Джорджина почувствовала, что возбуждение вновь нарастает. Наконец Дэниел тоже вскрикнул и, излившись в ее трепещущее лоно, обмяк.

Трудно было сказать, за кем осталась победа в этом противостоянии. Дэниел знал, что он делает, а Джорджина не знала. В эти сказочные минуты она была полностью в его власти. Это он вознес ее к вершинам ощущений, и он наполнил животворящим семенем, которое однажды может соединить их воедино. Он же мог и лишить ее всего этого. С другой стороны, Джорджина не чувствовала себя проигравшей. Она все-таки добилась своего: теперь их нельзя уже было назвать чужими друг другу людьми, каждый из которых живет сам по себе. Теперь они жили друг для друга.

Они лежали прижавшись, в ворохе скомканной одежды, жадно заглатывали ртами воздух и вдыхали исходившее от них тепло. Дэниел по-прежнему находился в ней, и это было странное ощущение. Джорджина знала, что она, должна сгореть со стыда, но стыда не чувствовала.

Ей очень нравилось так лежать, и она подозревала, что и Дэниелу тоже.

Ей хотелось попросить у него разрешения остаться, но она боялась испортить очарование этих минут. Дэниел перекатился на постель, увлекая Джорджину за собой. Она положила голову ему на руку. Ей хотелось заснуть, не шевелиться.

Он стал вынимать заколки из ее волос, высвободил один локон и стал щекотать им ее шею. Прикосновения были приятны и возбуждали. Джорджина открыла глаза и наткнулась на его взгляд.

– Ты не можешь остаться, – шепнул он почти с мольбой в голосе.

– Я не уйду, – спокойно ответила она, хотя сердце ее билось так, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

Ситуация зашла в тупик. Дэниел понимал, что он не может насильно отнести ее на руках в гостиницу. Тем более в таком виде. Не мог он и отпустить ее одну на фабрику. А если попытаться настаивать? Сказать, что все это глупости, в которых он не желает участвовать? Тогда он может лишиться Джорджины навсегда, а об этом и думать не хотелось.

Джорджи…

Он медленно раздел ее до пояса и залюбовался кремовой нежной кожей.

Я хочу быть тебе настоящей женой, достойной тебя, – перебила она.

В голосе ее послышалась мольба. Он не мог допустить, чтобы его веселая мисс Ягодка унижала себя мольбами. Он хотел ее такой, какой она была всегда: желанной, полной жизни, смеющейся. Он передвинул свою ладонь с ее плеча на живот. Возможно, в нем уже зародилась новая жизнь, частичка его самого.

Ты во много раз лучше, достойнее меня, – пробормотал Дэниел. Он расстегнул еще остававшиеся крючки на ее платье, и она, подвигав бедрами, заставила его сползти к своим ногам. Наклонившись, Дэниел скинул его с кровати на пол.

Приподнявшись на локте, он любовался ею. На Джорджине оставались чулки и подвязки. Нечасто ему до сих пор выпадал случай посмотреть на обнаженную леди. «Но ничего, я быстро привыкну», – сказал он себе и перевел взгляд выше, туда, где из-под открытой рубашки выглядывали ее соблазнительные груди с розовыми сосками. Будучи не в силах бороться с искушением, Дэниел приник губами к одному из них.

Джорджина тихонько охнула, почувствовав прикосновения его языка, но она и не думала отталкивать от себя его голову.

Дэниел же думал о том, что приличные люди занимаются такими делами в темноте и в пижамах. Но он всегда был чужд условностей, и будь его воля, он любил бы свою жену при свете дня.

Подумав об этом, он поднял глаза на заколоченные окна и мгновенно спустился с небес на землю. Он сел на постели, а Джорджина торопливо закрыла руками грудь.

Скорее всего они придут и сегодня. Попытаются вывести из строя станок. Что нам делать, Джорджи? – Он опустил на нее глаза, развел ее руки в стороны и вновь принялся ласкать ее грудь. Соски тут же отвердели под его пальцами. Ему впервые попалась такая легковозбудимая женщина. И осознание того, что ее желание направлено на него, наполняло Дэниела чувством гордости. Ему нравилось ощущать себя причиной ее возбуждения. – Если ты твердо решила не переезжать в гостиницу, тогда тебе придется ночевать со мной на тюфяке около станка. Одну я тебя здесь не оставлю.

Хорошо, – просто ответила она. Рука ее непроизвольно потянулась к тому месту, где застегивались его штаны. Только штанов уже не было. Джорджина слишком поздно об этом вспомнила. Дэниел приглушенно охнул, когда она коснулась его своими пальцами. Джорджина дразняще улыбнулась. – Если ты твердо решил быть Пекосом Мартином, я буду такой женщиной, какие ему больше всего нравятся.