Текст книги "Бумажный тигр"

Глава 12

– Вам уже удалось узнать, кто является владельцем «Эй-би-си»? – торопливо прошептала Джорджина на ухо хозяйке, когда та провожала ее.

– Маллони, – шепнула Лойола в ответ. Она самолично отыскала на вешалке накидку девушки и набросила ей на плечи. – Тебе надо было напрямую спросить об этом у Питера.

Джорджина решила не давать воли ярости, ибо та не красила ее. Очаровательно улыбнувшись и поправив на себе накидку, она спокойно ответила:

Я хочу преподнести ему сюрприз, а это все испортило бы. Большое спасибо, миссис Бэнкс, за чудесный вечер.

Последние слова были произнесены уже в присутствии хозяина дома и Питера, которые показались в вестибюле. Интересно, знает ли Дэниел о том, что она уже уходит? А впрочем, все равно. Весь вечер он вел себя престранно, был неприступен и непроницаем. Джорджину больше не волновало, что он может подумать. Она-то надеялась, что он произведет своим появлением и поведением настоящий фурор, но он не сделал ничего. Более того, весь вечер старательно уклонялся от участия в спорах. Джорджина рассчитывала, что он встанет на ее сторону, когда высказывала свои взгляды, но вместо этого он только смеялся над ней. Она совсем не узнавала его сегодня.

Джорджина позволила Питеру взять себя под руку и вывести на крыльцо. Воздух был очень влажный. Вдали, на горизонте, сверкнула молния, и затем с некоторым запозданием раздался треск грома. Отец прислал за ними из дома экипаж. Питер сначала помог подняться Джорджине, а затем ловко запрыгнул сам. Он, что ни говори, был красивый и крепкий молодой человек. Ему не составит труда найти себе другую жену. В любом случае он уже не захочет Джорджину после того, что она совершит.

Значит, Артемис Маллони является владельцем «Эй-би-си ренталс», он нанял негодяя Эгана, который терроризирует арендаторов жилья, отнимая у них последние гроши. Они живут в невыносимых условиях, в нищете и убожестве, и за все это несет ответственность Артемис Маллони. А Питер не раз хвастался, что отец ничего от него не скрывает.

Джорджина вся кипела от негодования. Вечер в доме у мэра наглядно показал, что она больше не принадлежит к этому обществу. Раньше казалось, что лучше Питера жениха не найти, но теперь она смотрела на него другими глазами. Раньше казалось, что ее отец добрый и здравомыслящий человек, но его поступки никак не вязались с этим придуманным образом. Джорджина еще многого в жизни не знала, но разбираться в собственных желаниях научилась. Она хотела помочь тем, кто живет в трущобах, и не хочет выходить замуж за Питера Маллони. И под отцовскую дудку плясать больше не собирается.

Гнетущую тишину прервал мягкий баритон Питера:

Твой отец прав. Я тоже считаю, что нам следует передвинуть дату свадьбы на первое число месяца. У нас будет долгий медовый месяц и полная свобода от наших родителей. Мы узнаем друг друга лучше, и все будет хорошо.

«Интересно, он меня поцелует, если я соглашусь?» Теперь, когда Джорджина твердо решила избавиться от него, ей хотелось понять, что она теряет. Большим опытом в этом деле девушка похвастаться не могла. Разве что несколько раз украдкой целовалась на различных вечеринках с подвыпившими юношами. Все последние годы она пыталась представить себе в своих фантазиях, что почувствует, когда Питер поцелует ее по-настоящему. Не так, как он это делал обычно, едва касаясь губ и лишь еще больше разжигая ее любопытство.

– Делай, как считаешь нужным, – томно ответила она, надеясь, что во мраке кареты он не различит выражения ее лица и не поймает на лжи. Джорджина уже начинала сомневаться в том, что была искренна, когда говорила Дэниелу, что не умеет врать.

– Джорджина… – Питер нерешительно коснулся ее руки. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. Что мне для этого нужно сделать или изменить, скажи?

Он мог бы отстранить от дел своего отца, платить клеркам больше, сократить рабочий день и поставить за прилавками стулья, чтобы работникам было на что присесть и отдохнуть в конце смены. Он также мог бы уволить Эгана и отремонтировать жалкие лачуги в трущобных кварталах. Необходимость перемен также давно назрела на сталеплавильне и в газовой компании. Кроме того, его семья наверняка еще куда-то вкладывала деньги. Но он ведь не это имел в виду…

Ты мог бы отстранить от дел своего отца? – проговорила она. Так, для очистки совести. Чтобы потом не терзаться и не мучить себя осознанием того, что она даже не попробовала решить проблему.

Питер улыбнулся, хмыкнул и коснулся ее подбородка.

Он не так уж плох. Но не беспокойся, у нас с тобой будет собственный дом. Мы никогда не говорили об этом, Джорджина. Хочешь на него взглянуть?

Прежде чем она успела ответить, он наклонился к ней, и их губы соприкоснулись.

Это были интересные ощущения. От него пахло сигарой и бренди. Она почувствовала вкус его губ. В следующее мгновение ее собственные губы разомкнулись под давлением его языка, и тот проник в ее рот. От неожиданности у Джорджины перехватило дух. «Какая вульгарность! – промелькнула в голове мысль, и тут же сменилась другой: – Нет, Питер никогда не позволил бы себе ничего вульгарного. Значит, так можно…» После Некоторого колебания она все же оттолкнула его.

Так вот, значит, что такое целоваться по-настоящему…

Джорджина не могла сказать, что ощущения были неприятными. Просто она ждала чего-то большего и потому испытала небольшое разочарование. Впрочем, что толку обращать внимание на небольшие разочарования, если на тебя сразу обрушилось столько крупных?

Остаток пути Питер молчал. Он продолжал держать ее за руку, но уже не пробовал поцеловать. Видимо, ему хватало осознания того, что Джорджина его невеста. Мужчины всегда так рассуждают, это она давно заметила. Он, видимо, думает, что она уже принадлежит ему, раз у нее его кольцо. И скоро вступит в его дом, будет рожать ему детей… Он рассматривает ее уже в качестве своей собственности.

Питер предлагал ей достойное, хорошее будущее, и только последняя дура отказалась бы от этого.

Джорджина попрощалась с Питером в вестибюле. Тот направился к отцу в кабинет. Не иначе обсуждать предстоящие свадебные торжества, а также брачный договор или как там это называется?.. Она знала, что бабушка оставила ей по завещанию пай в «Хановер инда-стриз», но поскольку у отца в руках был контрольный пакет, Джорджина лишь формально считалась совладелицей. Если бы она вышла замуж за Питера, он, возможно, добился бы изменения этого соотношения. Но теперь уже не важно.

Она поднялась к себе и стала спокойно собирать вещи.

Решить, что взять с собой в новую жизнь, было нелегким делом. Джорджина сильно сомневалась в том, что родители позволят ей вернуться потом за какими-то нужными вещами, если она их сейчас забудет. Скорее всего ее поступок настолько разозлит их, что они вообще перестанут с ней разговаривать. Ей было горько сознавать это, хотя она не собиралась отказываться от задуманного.

Джорджина пыталась утешить себя мыслями о том, что в конце концов так всем будет лучше. Питер достоин хорошей жены, а она никогда не стала бы ему таковой. Матери не нужна дочь, которая ее постоянно расстраивает. Отец любит, чтобы ему во всем подчинялись, а ей надоело. Что же касается Дэниела… То, что она собирается сделать, никак не повредит ему. Мужчины, наоборот, любят хвастаться такими вещами и благодаря им вырастают в собственных глазах.

Джорджина сложила в сумку свои самые практичные наряды или по крайней мере те, которые можно было так назвать с наименьшей натяжкой. Отыскала хорошие и прочные дорожные туфли. На дворе стоял июнь, и в такое время нелегко было задумываться о зиме, но Джорджина все же захватила тяжелое зимнее пальто.

У нее была одна-единственная дорожная сумка, и набить ее вещами доверху не составило большого труда. Книги, парфюмерию, а также всевозможные ленточки и банты пришлось оставить. Взяла лишь жемчуг и несколько заколок из золота и слоновой кости; в случае необходимости их можно было продать. В кошельке, который она пристегнула к платью, лежало ее содержание за три месяца вперед. Не бог весть какие деньги, но на первое время они ее выручат, а потом Джорджина научится зарабатывать себе на хлеб самостоятельно. В ней жила надежда на то, что Дэниел переменит свое решение и вновь возьмет ее на работу, правда, теперь, когда она осталась без фотокамеры, ей будет непросто убедить его в том, что она может быть полезна газете. На крайний случай недолго научиться писать очерки, которые она видела в европейской прессе.

А если с газетой не выйдет, что ж, она может заняться вышиванием. Благородных девиц во все времена учили этому наравне с танцами и музицированием. И если Хар-рисоны живут этим, почему не может жить и она?

Джорджина подождала, пока дом погрузится в тишину, оставила записку и, скользнув за дверь, направилась к небольшой конюшне и каретной, которую держал ее отец. Она была искусной наездницей, но отец покупал лошадей только для экипажей. Джорджина знала, что ей не удастся оседлать их при всем желании. Зато в конюшне до сих пор жил ее пони, на котором она каталась в детстве. За годы бездействия он растолстел и разленился, но это девушку не смущало. Она умела с ним обращаться, будучи еще маленькой девочкой, и ей ничего не помешает воспользоваться им сейчас.

Пони весело заржал, когда она скормила ему сахар, тайком вынесенный с кухни, но стал недовольно фыркать и сопеть, когда она начала его седлать. Потом Джорджина села на него, и он окончательно обиделся. Но ничего, не поделаешь, он был слишком стар, чтобы упрямиться. Девушка пришпорила его пятками, и он послушно выбежал из конюшни.

Гром, который вечером слышался где-то вдали, трещал теперь над самой головой. Молнии вспыхивали чаще. Джорджина испуганно вздрогнула, когда одна из них разодрала темное небо над городом. Через секунду в уши давяще ударил гром. Но дождь пока не шел, и Джорджина была рада.

Она не знала, сможет ли оставить пони у себя. Корм для лошадей – дорогое удовольствие. Но все равно девушка надела тяжелую юбку для верховой езды. Экипажей и колясок у нее теперь не будет, и передвигаться придется по большей части пешком. А широкая юбка совершенно не стесняла движений.

Удивительное, пьянящее ощущение свободы наполнило ее всю, пока она ехала по пустым молчаливым улицам. По городу гулял холодный ветер, разгонявший тяжелый влажный воздух. Джорджина дышала полной грудью и чувствовала себя счастливой. Отныне она сама себе хозяйка и ей придется полагаться лишь на себя. Мысль пугала, но одновременно и волновала.

Впрочем, чем ближе она подъезжала к месту назначения, тем сильнее беспокоилась. Казалось бы, она должна была больше бояться темных переулков и неясных теней или дождя, который уже начал потихоньку накрапывать, роняя в грязь тяжелые, налившиеся капли… Но сейчас она думала только о том, что начнется, когда отец поймет, что она сбежала, и найдет записку. Последствия будут, конечно, малоприятны, а она еще вовлекает во все это ни в чем не повинного человека.

Впрочем, Джорджина не сомневалась, что Дэниелу удастся выкрутиться. Он оказался довольно странным человеком, способным показать себя с самой неожиданной стороны. Джорджина мало что о нем знала, но была уверена, что в случае чего он сумеет за себя постоять. Если бы она не видела своими глазами, как он опрокинул наземь громилу, который был вдвое крупнее его, как он навел ужас на двух разбойников на глухой улице, Джорджина, наверно, не пошла бы сейчас к нему. Глядя на него, трудно было представить, что он в состоянии кого-то защитить, даже самого себя. Мягкие манеры, очки, хромота… Так и просится сравнение с «книжным червем». Нет, он совсем не походил на сильного и славного рыцаря без страха и упрека, бросающегося в огонь из-за своей дамы сердца.

Но теперь Джорджина точно знала, что его внешность обманчива. И потом, она не собиралась просить его заботиться о ней до конца жизни. Джорджина намеревалась существовать самостоятельно, полагаясь только на себя. Ей нужно было, чтобы ее скомпрометировали. Избавиться от притязаний Питера и родительских пут – вот цель. И Дэниел представлялся ей наилучшим кандидатом на роль соблазнителя.

Когда Джорджина свернула на улицу, где размещалась газета, хлынул настоящий ливень. Девушка торопливо слезла с лошади, привязала ее к столбу и взлетела на крыльцо, но было уже поздно: она промокла с головы до ног. Ну да все равно, главное – обретенная свобода. Даже если она сейчас выскочит обратно под дождь и пустится в диком веселом танце, никто не упрекнет ее и не погонит домой. Теперь это ее жизнь и никому не дано права в нее вмешиваться!

Держа в руке сумку и счастливо улыбаясь, она переступила порог погруженного в тишину дома; Света не было, но часто сверкавшие за окнами молнии не давали ей заблудиться.

«Хороша же я сейчас, воображаю! – подумала Джорджина и улыбнулась. – Зато сама себе хозяйка».

Добравшись до комнаты Дэниела, она постучалась, пытаясь представить себе, какое у него будет лицо, когда он увидит, кто к нему пришел. Ведь он даже выставить ее за порог в такую погоду не посмеет. Небеса определенно на ее стороне.

Из-за двери послышался приглушенный шорох. Джорджина что-то тихо мурлыкала себе под нос и ждала, переминаясь с ноги на ногу.

Совершенно неожиданно рявкнула собака, и девушка, невольно вздрогнув, затаила дыхание. Дверь наконец открылась, и она увидела перед собой закрытые стеклами очков серые глаза и растрепанный вихор. Дэниел давно снял свой элегантный сюртук и жилетку, но, судя по всему, еще не ложился. Заглянув в комнату, она увидела горевшую на столе лампу.

Можно войти? – невинно спросила она, снимая с себя шляпку, с которой тут же часто-часто закапало на пол.

Дэниел уставился на нее округлившимися глазами.

– Джорджина?! – Он глянул ей через плечо, не веря, что она пришла одна. Никого не увидел и пораженно покачал головой. – Что вы здесь делаете??

– Мокну и мерзну. Послушайте, если вы не хотите пускать меня к себе, можно, я воспользуюсь какой-нибудь другой комнатой в этом доме? Мне нужно переодеться.

Идея была весьма разумной, но Дэниел воспринял слова девушки как укор и, распахнув дверь настежь, отошел в сторонку, пропуская ее.

Джорджина вошла, оставляя за собой мокрые следы. Немецкая овчарка увидела гостью, залилась веселым лаем и тут же подскочила к ней. Джорджина выронила сумку и обняла пса. Тот встал на задние лапы, а передние положил девушке на плечи. Джорджина покачнулась, но устояла. Пес лизнул ее в щеку, а она потрепала у него за ухом.

– Чую, даже если бы вы пришли сюда меня грабить, он не стал бы возражать. Сторож называется, – проговорил подошедший сзади и все еще окончательно не оправившийся от потрясения Дэниел.

– Он просто прелесть! Где вы его достали? Я обожаю собак, но папа не разрешал мне завести щенка.

Он э-э… – Дэниел запнулся. Джорджина оставила наконец пса в покое и стала снимать с себя отяжелевший от воды плащ. Блузка тоже вся намокла и прилипла к телу, подчеркивая красивые и крепкие девичьи груди.

Не понимая отчего, Дэниел вдруг осекся, Джорджина принялась рассматривать свой плащ, держа его на вытянутых руках. Взгляд ее выражал отчаяние.

Боже, что с ним стало! Неужели это все? Я никогда не смогу купить себе второй такой же! Как вы думаете, его можно выжать вручную или лучше не надо? У вас есть таз? Смотрите, я вам уже весь пол закапала! Ведь я…

– Джорджина, – кашлянув, не своим голосом проговорил Дэниел. – Может быть, вы пройдете в другую комнату и переоденетесь? А я пока разберусь с вашей одеждой.

Девушка быстро взглянула на него, но горевшая на столе лампа давала слишком скудный свет, и ей не удалось рассмотреть выражение его лица – глаза Дэниела совершенно скрывали блики стекол очков.

– Правда? Вы понимаете, я сейчас все равно никуда не смогу уйти…

– Признаться честно, я ничего не понимаю, но это не важно, – перебил он. – На дворе ливень, кареты у меня нет, а вам в любом случае необходимо обсохнуть. Так что предлагаю разобраться со всем по порядку.

Она уловила тень упрека в его голосе, ну и что с того? Главное, что не выгнал на улицу. Дождю спасибо. Улыбнувшись и подобрав с пола сумку, она ушла в комнату, где стоял станок.

Джорджина примерно представляла себе его состояние, но была даже рада, что наконец-то удалось вывести мужчину из равновесия. До сих пор ее никто не принимал в расчет, вся жизнь ее целиком зависела от мужчин: их дома, дела, экипажи, лошади, планы на будущее… Ее никто не слушал, и на ее слова никто не обращал внимания.

И вот сегодня она сыграет со всеми этими людьми злую шутку, которую они надолго запомнят. А потом освободится от них раз и навсегда и будет жить сама по себе.

Пока что все развивалось согласно задуманному. Правда, Джорджина не планировала попадать под дождь, но оказалось, что это ей даже на руку. Дэниел ни разу не дал повода подумать, что хочет ее соблазнить. В противном случае она ни за что не пришла бы к нему. Поэтому, не будь дождя на дворе, ей было бы очень сложно остаться у него и приступить к реализации следующего пункта плана. А так ему некуда деваться. Отец хватится ее скорее всего не раньше утра, когда все уже будет закончено.

– У вас есть полотенце? – громко спросила она, стягивая с себя отяжелевшую от воды юбку.

Джорджина услышала, как Дэниел что-то невнятно буркнул за дверью, потом в проем просунулась его рука со свежим полотенцем. Значит, он позаботился о прачке. Это хорошо. Джорджина терпеть не могла нечистоплотности.

На ней остались блузка и нижняя юбка, но она все равно встала так, чтобы он ее не увидел. Не дай Бог, что-нибудь себе такое возомнит… даже если это окажется правдой. Но Дэниел и не пытался подглядывать. Едва она взяла полотенце, как рука тут же исчезла и дверь закрылась.

Сбросив с себя остатки одежды, Джорджина насухо вытерлась. Девочки, с которыми она училась в пансионе, никогда не раздевались донага, С другой стороны, она не помнит, чтобы кто-то из них вымокал до нитки под таким дождем. Что же до наготы, то Джорджине понравилось ощущение, когда все тело открыто.

Вытащив из волос заколки, она тщательно выжала их и обернула уже влажным полотенцем. «Я похожа на крысу, попавшую в кораблекрушение, – улыбнувшись, подумала она. – Он, конечно, найдет меня совсем непривлекательной».

Подумав над этим, она опустилась на корточки и стала перебирать вещи в своей сумке. Через минуту на свет божий была извлечена тонкая ночная рубашка, выписанная из Парижа и подаренная ей подружками на память, когда она уезжала из школы. Они говорили, что это наряд для первой брачной ночи, поэтому до сих пор у нее ме было случая надеть ее. Через тонкий шелк просвечивала кожа. Никаких оборочек или кружевных складочек, маскирующих грудь. Ни даже рукавов, только бретельки. Это был самый скандальный и вызывающий предмет туалета в ее гардеробе. Ничего более откровенного Джорджина раньше не покупала и даже не видела. Поэтому ей было непросто решиться надеть это сейчас, пусть даже для «такого» случая.

Но выбора не было, так как других ночных рубашек она с собой из дома не захватила. Конечно, она предпочла бы облачиться во что-нибудь девичье, с многочисленными оборками, складочками и рюшечками, но чего нет, того вет. Это плохо согласовывалось бы с ее планами.

Оставалось только решить, надевать под нее панталоны или нет. Будь она дома и в своей обычной плотной ночной рубашке, Джорджина надела бы их не раздумывая. Но. покрой шелковой французской рубашки был таков, что, казалось, панталоны тут будут совсем лишние. По крайней мере такие, как у нее: свободные, с завязками, эластичной резинкой на коленях и шитьем.

Джорджина замерла в нерешительности, не зная, как поступить. Наконец Дэниел спросил из соседней комнаты, все ли у нее в порядке.

Прерывисто вздохнув, она решила панталоны не надевать. Джорджина была фактически голая, но не хотела, Чтобы Дэниел об этом догадался. Пока, во всяком случае. Попросив плед, она стала молиться.

Глава 13

Дэниел не знал, в каком виде Джорджина появится перед ним, но то, что он увидел, явилось для него полной неожиданностью. Он готов был биться об заклад, что ее дорожная сумка набита одеждой, но тогда почему…

Волосы блестящей шелковистой массой падали на голые плечи. Телесного цвета бретельки от ночной рубашки почти сливались с кремово-золотистой кожей. Он не смел опустить глаза ниже, хотя и испытывал почти непреодолимое, болезненное желание сделать это, и подспудно пытался угадать, что на ней надето под пледом.

Наконец взяв себя в руки, он воскликнул:

Черт возьми, женщина, где ваша одежда?! Джорджина недоуменно заморгала и широко раскрыла глаза:

Она мокрая, и я повесила ее сушиться в той комнате. А что?

Нет, она не дура. Дэниел знал, что она это нарочно сказала, чтобы окончательно вывести его из себя. Что ей, кстати, блестяще удалось.

Вам что, больше нечего надеть? – спросил он хрипло.

Она задумалась.

Видите ли, я захватила с собой одну-единственную ночную рубашку. Она сейчас как раз на мне. А сухое платье надевать, по-моему, нет смысла. Оно все изомнется до утра. Кстати, нет ли у вас вешалки? Я не хочу, чтобы оно пролежало всю ночь в сумке, потому что потом его уже не отгладишь.

Дэниел нервно провел рукой по волосам, пытаясь собраться с мыслями. Взгляд его был прикован к ее обнаженным плечам и струившимся по ним золотистым вьющимся локонам. Оторвать его, казалось, не было никакой возможности. Между тем он четко сознавал, что должен как можно скорее выпроводить ее отсюда. А перед этим потребовать исчерпывающих объяснений. Но он по-прежнему стоял на месте и тупо любовался ее плечами.

Я был бы вам очень признателен, если бы вы повесили это сухое платье на себя. Дождь может закончиться в любую минуту, и тогда вам придется уйти.

Джорджина понадежнее запахнулась пледом и осмотрелась вокруг. Взгляд ее остановился на кресле, и она решила, что это самое безопасное в комнате место. Забравшись на него с ногами, она поерзала, устраиваясь поудобнее, и наконец приняла ту позу, которую ей хотелось. С Дэниелом чуть не случился припадок, когда он представил себе, каким местом Джорджина прижалась к мягкой обивке его единственного кресла, на котором он сам сидел всего несколько минут… нет, миллионов лет назад.

Наконец Джорджина соизволила ответить:

Мне некуда идти. Из дома я убежала, потому что отец назначил свадьбу на первое июля, а вы сами сегодня имели возможность убедиться, что мы с Питером не пара. Я понимала, что отец лишит меня наследства, если услышит от меня отказ. Я решила не дожидаться этого и ушла сама. Может быть, вы вновь примете меня к себе в газету?

У Дэниела было хорошо развито воображение, но то, что случилось, было слишком фантастично. Подойдя к окну, он окинул внимательным взглядом улицу из конца в конец, но разглядел лишь привязанного пони, который жевал травку у его крыльца. Сомнений не оставалось, Джорджина пришла одна. К нему.

Вы с ума сошли! Вы понимаете, что я не могу оставить вас здесь? Ваша репутация, что с ней будет? Я не знаю, какие у вас возникли разногласия с родителями, но неужели вы не можете переждать грозу в каком-нибудь другом месте? Что, если я отведу вас к миссис Бэнкс? Это разумная женщина…

Джорджина улыбнулась, подивившись его наивности:

Лойола тут же вызовет моего отца и распустит по всему городу слухи. Как вы себе это вообще представляете? Я появлюсь на пороге ее дома среди ночи с вами под руку?

Она покачала головой, и один из локонов оставил мокрые следы на ночной рубашке, выглядывавшей из-под пледа.

Дэниел затаил дыхание, отчаянно желая, чтобы плед хоть чуть-чуть сполз вниз и открыл ее грудь. В следующую минуту он понял, что здорово разозлился, правда, пока не знал, на нее или на себя самого. В свои двадцать восемь лет он хоть и не мог похвастаться таким опытом в общении с женщинами, как муж его сестры, но все же не был полным профаном. И Дэниел понимал, что должен думать сейчас не о ее голых плечах и груди, а о том, какие меры предпринимать в первую очередь. Но он ничего не мог с собой поделать. Взгляд ее детских голубых глаз и очаровательная улыбка действовали на него парализующе.

Пожалев о том, что во всем доме нет ни зёрнышка кофе, он плеснул себе в стакан виски. Джорджине, разумеется, не предлагал, иначе она оскорбилась бы.

В любом случае здесь вам оставаться нельзя, так что шевелите мозгами. Даю пару минут. Если вы ничего не придумаете, я буду вынужден, как только кончится дождь, вернуть вас восвояси.

Джорджина вздохнула и попыталась откинуть непослушные волосы назад.

Честное слово, я не буду вас стеснять. Спать я могу прямо здесь, так что вас никто не собирается сгонять с постели. А утром пойду искать себе работу. У вас здесь в газете не больно-то заработаешь. Все получится! Я буду платить вам за комнату и помогать с оплатой хозяйственных расходов.

Этот короткий монолог лишил Дэниела дара речи. Она собирается спать здесь? А утром пойдет искать работу? Она что, ненормальная? Кому она нужна? Кто ее возьмет к себе? Может она хотя бы вскипятить чайник или заправить постель? Но самым удивительным было ее предложение помощи в оплате хозяйственных расходов. До сих пор ни одна женщина не предлагала Дэниелу такого. Даже Эви.

Понимая, что пауза затянулась, Джорджина забеспокоилась:

Надеюсь, я не расстроила ваши планы? Ну… если вы, к примеру, ухаживаете за Дженис или за какой-ни будь другой девушкой, я все понимаю. Тогда, может быть, мне переехать в комнату на первом этаже?

«Если бы это было возможно…» – с тоской подумал Дэниел.

Отрицательно покачав головой, он глотнул еще виски. Алкоголь не добавлял ясности в мыслях, но, с другой стороны, ему казалось, что уже ничто не способно добавить ясности.

– Внизу обитают пауки и крысы. И я не могу оставить вас одну. Тут по улицам ночью шляется всякий народ. Нет, я отведу вас домой.

– Ах, оставьте наконец про мой дом! – Джорджина взяла со стола книгу. – «Чувство и чувствительность»? Мне этот роман понравился, но я думала, что он дамский.

– Мне его прислала Эви. Сказала, что он поможет мне лучше понять женское мышление.

Не зная, куда себя девать, Дэниел опустился, на тюфяк и прислонился к стене. Гром трещал уже где-то далеко, но за окном по-прежнему лило как из ведра.

Джорджина переменила позу, чтобы видеть его лицо.

– Эви?

– Моя сестра.

«Сводная», – захотелось добавить ему, но он промолчал, чтобы не вдаваться в долгие объяснения.

Джорджина радостно кивнула:

– Я всегда хотела иметь сестренку. Она живет с вашими родителями?

– Она живет со своим мужем и детьми. Послушайте, может, вы погасите лампу и попытаетесь заснуть? Что-то подсказывает мне, что дождь скоро не кончится.

В лице ее отразилась нерешительность, и он тут же заметил это.

– Ну, поняли наконец всю странность вашего положения? – усмехнулся он.

– Начинаю понимать…

Она как-то робко и с опаской взглянула на него, и Дэниел от этого взгляда вырос в собственных глазах и стал похожим на Самсона. Девушка словно хотела сказать ему: «Вы красивый плутишка, которому боязно довериться».

Дэниел коротко хохотнул. Господи, что за ирония судьбы! Можно подумать, она к Питеру прибежала. Вот уж кто воистину красивый плутишка. А его-то как раз нечего бояться. Он всего лишь «добрый и славный Дэниел»…

Теперь уже поздно что-либо предпринимать. Давайте спать. Нет, в самом деле, нам обоим предстоит завтра нелегкий день.

Джорджина послушно погасила лампу, и комната погрузилась во мрак, разрежаемый лишь редкими всполохами молнии за окном.

Дэниел?

Он все еще сидел на постели спиной к стене и думал, снимать ему рубашку или нет. У него была всего одна запасная.

– Что? – не пытаясь скрывать своего раздражения, отозвался он.

– Вы когда-нибудь задумывались, на какой женщине хотели бы жениться?

Это был провокационный вопрос, но поскольку у Дэниела не было никаких иллюзий и он знал, что Джорд-жина к нему равнодушна, он ответил честно:

– Однажды я едва не женился на одной скромной девушке. Она много читала, у нее были черные густые волосы, как вороново крыло, и глаза, которые, казалось, проникали в тебя насквозь. А что?

– Просто девушки очень любят мечтать о своих будущих избранниках, а вот мужчины… По-моему, мужчине по большому счету все равно, на ком он женится. Только бы его исправно кормили, согревали и не докучали. А что ваша девушка?

– Она вышла замуж за фермера, у которого было свое ранчо и широкая улыбка на лице. Она сказала, что мы с ней слишком похожи и что мне нужно найти себе другую.

Дэниел стащил с себя башмаки и поудобнее устроился на своем тюфяке.

А как вы думаете, мы с Питером очень похожи? Вы оба избалованы, если уж говорить о сходных чертах. Впрочем, вам здесь больше не за кого выходить замуж. Только за него. У него есть все, о чем только может мечтать любая девушка.

Ночной мрак и неторопливый разговор на сон грядущий… Атмосфера пришлась Дэниелу по душе. Конечно, он обрадовался бы еще больше, если бы Джорджина лежала сейчас рядом с ним на постели. Он представил себе это…

Представил, как запустит руку под плед и накроет ею ту часть ее тела, к которой его так непреодолимо тянуло, когда еще горел свет. Интересно, у нее действительно красивая грудь или это просто обманчивое впечатление, которое создается благодаря жесткому корсету?..

Не знаю. Я много думала о Питере, фантазировала. Тот образ, который постепенно оформился у меня в голове, оказался гораздо лучше оригинала. Мне хотелось, чтобы он меня любил, готов был ради меня пойти на все, словом, я представляла его себе героем. Вы знаете, он совершенно не умеет слушать. Если бы не это, еще несколько дней назад я, пожалуй, влюбилась бы в него. Но теперь мне открылось в отношении него такое, что я благодарю Бога за то, что это чувство так и не пришло ко мне.

Понимая, что сейчас должно последовать какое-то откровение, Дэниел насторожился.

– И что же такое поразительное вам в отношении него открылось? – спросил он мягко.

– Он такой же эгоист и испорченный человек, как и его отец. Между прочим, вы уже знаете, кто владеет «Эй-би-си ренталс»?

Дэвид издал негромкий стон и приложил руку к глазам. Боже, этого он боялся больше всего. Точно так же как Джорджина питала какие-то иллюзии насчет своего жениха, так и он до последнего возлагал надежды на свою семью. Все улики были против нее, но Дэниел продолжал верить в лучшее. Теперь же… Джорджина своими словами рассеяла все сомнения.

«Маллони энтерпрайзис»? – осторожно проговорил он.

– Значит, уже знаете! – простодушно воскликнула Джорджина. – Откуда? Ужасно, правда? Я знаю Питера всю свою жизнь и никак не хотела верить в то, что он и его отец такие негодяи! Но теперь, когда все вышло наружу, я просто не могу заставить себя вступить в эту семью. Скорее умру с голоду, чем соглашусь на это.