Текст книги "Шесть гениев команды. Как способности каждого усиливают общий результат"

Рекрутер

Как-то днем, после третьего по счету тяжелого совещания, мне позвонил парень из какого-то кадрового агентства.

– Мы за вами уже давно наблюдаем, Булл, – сообщил он.

Я почувствовал себя разведчиком.

– Одно из крупнейших рекламных агентств в нашем городе хотело бы поговорить с вами насчет работы. Вы не возражаете?

Как я мог возражать? В конце концов, люди же за мной наблюдали!

Два дня спустя я пообедал с парой молодых ребят в симпатичном ресторане на набережной и выяснил, что смогу делать то же самое, чем занимался до сих пор, только за зарплату почти на двадцать процентов выше и с клиентами поинтереснее.

Так что я совершил прыжок в неизвестность и вполне благополучно приземлился.

Через четыре дня на новом месте – да, адаптация заняла всего четыре дня – я был абсолютно доволен работой. Новые клиенты, новые отрасли, новые коллеги, новые идеи. Да еще и зарплата выросла просто от перехода в другую компанию – чудеса!

Однако материальный фактор сам по себе не объяснял моего душевного подъема. Конечно, я не стал бы отказываться от денег; но были еще какие-то причины, связанные именно с этой работой. Я не мог их сформулировать, поэтому говорил себе и всем, кто спрашивал, что просто очень люблю рекламу.

Монтаж-2

Перемотаем еще на семь лет вперед.

Анна недавно родила четвертого ребенка. Кстати, Октавианами мы больше никого не называли. Жили мы теперь в симпатичном районе под названием Плезант-Хилл. И хотя время летело быстрее, чем хотелось бы, работа меня в основном радовала.

Иногда я вспоминал Джой и других кассирш, с которыми работал в банке. Однажды, навещая родителей, я подъехал к знакомому окошку для водителей, чтобы обналичить чек (тогда ими еще пользовались), заглянул внутрь и, к своему немалому огорчению, увидел за конторкой Джой, болтавшую с посетителем.

Хорошо хоть она меня не заметила: иначе пришлось бы заходить в банк и рассказывать, как я доволен, что придумываю рекламные стратегии, а не печатаю кассовые чеки. Ей, наверное, стало бы грустно. А может, и мне. Трудно сказать.

Итак, мне было уже под сорок. Я старался быть хорошим мужем и отцом. Работа радовала меня куда сильнее, чем можно было предположить десять лет назад. Честно говоря, я стал относиться к профессиональной удовлетворенности как к должному. В агентстве я теперь занимал пост вице-президента, и все шло как по маслу. Пока мы не узнали новости.

Слияние

Слияния и приобретения в те времена были не такой уж редкостью для рекламного бизнеса. Крупные компании покупали мелкие, а мелкие то и дело отпочковывались от крупных. Поэтому я не особенно встревожился, когда нас купило одно из пяти крупнейших рекламных агентств мира.

Большинство клиентов оставалось за нами, а это казалось самым важным. Но я тогда весьма смутно понимал, что такое операционная модель большой корпорации и как она способна повлиять лично на меня.

Не хочу утомлять вас деталями, но структура новой компании отражала скорее функциональный подход к управлению, чем географический. Из-за этого мне приходилось сотрудничать с нью-йоркскими и лондонскими коллегами, которые обслуживали клиентов из той же отрасли, что и я. У нас были отделы гостиничного бизнеса, товаров первой необходимости, спортивных товаров, кисло-сладкого соуса для барбекю (это я уже присочинил, но лишь слегка).

Вице-президенты буквально кишмя кишели вокруг, и я был одним из них. Должен сказать, что по большей части это были вполне доброжелательные люди. Беда в том, что мне приходилось бесконечно с ними совещаться и употреблять заумные термины: пунктирная линия, синергия, кросс-функциональная поддержка и матрица одобрения. От всего этого у меня вскипал мозг и опускались руки.

Мы транжирили больше времени и, кажется, делали меньше дел, чем на любом другом этапе моей карьеры. Каждый шаг приходилось согласовывать методом челночной дипломатии. Моей команде тоже приходилось несладко. У всех сотрудников были свои пунктирные линии; все кое-как выживали в условиях матричного управления. Люди не могли выходить «за флажки» и не понимали, кому угождать в первую очередь: начальнику, коллегам по международному отделу или клиентам. Словом, ничего хорошего.

А худшее было в том, что такая бизнес-модель почему-то работала – по крайней мере, с финансовой точки зрения. Мегакорпорация зарабатывала больше денег и привлекала больше заказов, чем любая из компаний-конкурентов. И как я мог спорить с ее методами? К тому же и мне, и моим сотрудникам платили больше, чем мы рассчитывали (даже, пожалуй, больше, чем заслуживали).

Но этого было мало. Потому что меня снова начала глодать воскресная тоска, и я решил, что не соглашусь ее терпеть ни за какие деньги.

Признание

Я понимал, что должен поговорить с женой, и с ужасом ожидал ее реакции. Поэтому отвел ее в наш любимый итальянский ресторанчик. Он принадлежал семейной паре из того же маленького городка в Тоскане, откуда приехали родители Анны. Мне хотелось привести ее в хорошее настроение, а потом уж вываливать новости.

Я планировал дождаться десерта.

– У меня опять воскресная тоска, – бухнул я, едва откусив буррату. Силы воли мне не хватило.

– Прости, что? – Жена явно не обрадовалась.

– На работу ходить не хочется.

Анна отложила вилку и глубоко вздохнула.

– Но тебе же нравятся Джо и Дженет, и еще тот парень со странным именем, – это прозвучало не как утверждение или вопрос, а почти как обвинение.

– Хавьер.

– Ну да, – вяло произнесла Анна. – Все время забываю.

– Видимо, он такой неприметный, – натужно пошутил я.

Жена даже не улыбнулась.

– Наверное. Но ты сам говорил, что они тебе нравятся.

Я кивнул.

– Да, нравятся.

– Тебя что, довела та женщина из отдела кадров?

– Нет. – Я нервно усмехнулся. – Холли, конечно, еще тот подарочек, но не настолько, чтобы из-за нее опротивела работа.

– Тогда в чем дело? – спросила Анна. В голосе у нее звенели стальные нотки, которые я прежде слыхал всего два раза, в ситуациях, которые предпочел бы не вспоминать.

– Не знаю, – сказал я, стараясь не показывать страха. – Наверное, это все из-за бюрократии: бесконечных согласований, отчетов. Никакого простора для творчества.

Жена посидела молча, пристально глядя на еду в тарелке. Это были самые долгие пятнадцать секунд в моей жизни.

Наконец она шумно вздохнула, свела брови, покивала, но так ничего и не сказала.

– Что? – спросил я.

– Что что? – холодно уточнила она.

– Что-то не так, – уверенно заявил я. – С тобой что-то творится.

Анна снова вздохнула, подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Что-то изменилось. На ее лице промелькнуло сочувствие.

Наконец она заговорила.

– Кажется, я знаю, о чем ты думаешь. – Она чуть помедлила. – Даже если сам пока не знаешь, что думаешь.

Я даже смутно не догадывался, что она имеет в виду, но привычно положился на силу супружеской телепатии.

Все еще робея, я спросил:

– А о чем я думаю?

– Сам догадаешься, – заявила Анна, откусив буррату.

– Так нечестно! – взмолился я, безуспешно пытаясь разрядить обстановку. – Ты знаешь меня лучше, чем я сам.

Нам принесли горячее. Пока официант расставлял тарелки, у меня было время немножко подумать, угнаться за мыслями жены и набраться храбрости.

Когда на мои спагетти обрушилась лавина пармезана и официант с теркой отошел от стола, я продолжил разговор:

– Значит, по-твоему, я о чем-то думаю? И тебе это не нравится.

– Почти угадал, – бесстрастно ответила жена, осторожно отправляя в рот горячие ньокки.

– Или тебе нравится, о чем я думаю, хотя я сам пока не знаю о чем?

Кажется, она почти улыбнулась, но наверняка сказать трудно.

– Не то чтобы мне не нравилось… Просто это будет нелегко.

– Значит, будут большие перемены.

Анна поглядела на меня и чуть заметно кивнула. Теперь у нее в глазах, кажется, блеснули слезы.

И тут меня озарило.

Понизив голос – не потому, что кто-то мог услышать, а из почти суеверного страха, – я сказал:

– Мне надо открыть свое дело.

Анна закрыла глаза и медленно кивнула.

Помолчав еще секунд десять, я спросил:

– И ты не против?

– Конечно, против, – безмятежно ответила она.

Я не знал, что и думать.

– Но я вижу, что только так ты будешь доволен работой, – Анна снова замолкла, прожевала и проглотила очередной кусок и продолжила: – Да и нам, пожалуй, стоило бы пожить на новом месте. Так всем будет лучше: тебе, мне, детям.

Я набрал полную грудь воздуха и уже собирался заговорить, но жена ответила на мой вопрос еще до того, как он прозвучал.

– Да, я уверена.

Передышка

Несколько месяцев спустя мы жили в Неваде, на берегу озера Тахо, всего в дюжине миль от суматошного города, в котором провели столько лет. Я нашел тихий просторный офис с видом на гору Роуз и без труда нанял в команду друзей и бывших коллег. Оказывается, им тоже давно хотелось сбежать подальше.

Исход из большого города (прости нас, Рено!) не мешал рабочему процессу, потому что большинство дел мы вели в цифровом формате, к тому же раньше других стали использовать режим видеоконференций для общения с заказчиками и коллегами.

Компанию мы назвали Jeremiah Marketing, или JM: надо же было использовать мое имя, сокрытое от мира больше сорока лет! Близость озера, лыжных курортов и международного аэропорта создавала особую атмосферу. Все казалось легче, и дело было не только в высоте над уровнем моря.

В штате у нас числилось двенадцать человек. Я был генеральным директором, что бы это ни означало. Наверное, нужно сказать пару слов о моих помощниках, потому что они сыграли важную роль в дальнейших событиях.

Вице-президентом по маркетингу и работе с клиентами была Эми Сэмпл. С ней я познакомился давным-давно, еще когда работал в первом рекламном агентстве. Она не участвовала в операции «Лама», но, как и мы с Джаспером, начала карьеру на одной из низших ступеней корпоративной лестницы. Эми была настоящим сокровищем.

Крис Эррера, мой давний студенческий друг, тоже изучал экономику; но, в отличие от меня, действительно в ней разбирался. Он отвечал у нас за финансы, операции и все административные вопросы. Мы звали его финансовым директором.

Случись что, я доверил бы ему свою жизнь и точно знал, что могу не волноваться насчет зарплатного фонда, нормативных документов и финансовых показателей. Я частенько его обнимал.

Куинн Райдер, довольно-таки суровая молодая женщина, пришла к нам по рекомендации Эми. Она занималась всем понемножку. Любители бейсбола назвали бы ее универсальным инфилдером. Мне казалось, что она тот самый цемент, который не дает всей нашей конструкции расползтись по кирпичику. Как вам мои метафоры? В общем, Куинн отвечала за продажу рекламы, за операционные сервисы для клиентов и за все, что могло понадобиться другим членам команды.

А еще у нас работал Джаспер Джонс, мой партнер по контактному зоопарку. Как большинство парней, мы не слишком усердно поддерживали связь после того, как разошлись по новым работам, но без всякого труда восстановили дружбу, когда я позвал Джаспера к себе в агентство. За время, прошедшее после нашей последней встречи, он отрастил длинную бороду, с которой неплохо вписывался в общий стиль горного курорта. Джаспер был вице-президентом по вопросам обслуживания. Он помогал мне подбирать решения для клиентов, но специализировался на цифровой рекламе и социальных сетях.

Ах, да! Чуть не забыл про Линн Линн. Серьезно, ее так звали. Она начала жизнь под именем Линн Грегори, но потом влюбилась в отличного парня с неудачной фамилией и вышла за него замуж. С тех пор ей приходилось уговаривать каждого встречного не называть ее Линлин. Но мы все равно ее так звали. Линн была у нас креативным директором и отвечала за дизайн, верстку и печать рекламных объявлений.

В офисе работало еще несколько человек уровнем пониже, но задачи у них были не менее важные. По правде говоря, мы все тянули одну лямку, как оно и бывает в маленьких компаниях. И мне это нравилось.

Офис у нас был приятным, светлым, с большими окнами. Но, в отличие от других рекламных агентств, мы не приветствовали пафосный стиль. У нас не было приставных лестниц, всяких кресел-мешков, столов для кикера, пинг-понга или массажа, зато в холодильнике не иссякал запас пива и «Доктора Пеппера».

В первые два года дела у нас шли прекрасно. Дома, слава богу, все тоже было хорошо. Но это совсем другая (и куда более важная) история.

Удаленность от больших городов не мешала нам привлекать отличных клиентов из всех уголков страны. Мы зарабатывали даже больше, чем предполагали изначально, а тратили меньше: налоги здесь были ниже, а цены – разумнее. К нам приходили новые сотрудники; оказалось, что и в глубинке можно найти первоклассные кадры. А главное – работа была нам всем в радость.

К сожалению, на третьем году жизни нашего стартапа кое-что изменилось. У меня начались – за неимением лучшего термина назову это так – приступы сварливости.

Сварливость

Приступы сварливости отличались от воскресной тоски, потому что в выходные я не впадал в уныние при мысли о работе и с удовольствием отправлялся туда в понедельник и любой другой будний день. В конце концов, меня там окружали старые и новые друзья. Мы делали интересную работу, причем хорошо, и клиенты нас вполне заслуженно ценили.

Но почему-то я время от времени ловил себя на том, что волнуюсь и раздражаюсь сильнее, чем следовало бы. Примерно раз в неделю я выходил из себя и смотрел на коллег с таким выражением, будто желаю им провалиться на месте. А потом это стало происходить все чаще.

Сначала коллеги надо мной подшучивали. При очередном приступе сварливости Джаспер стал говорить, что я «делаю лицо». Как-то раз он даже изобразил это мое выражение – очень смешно. Я постарался не показать, что обиделся. Жена невольно придумала мне меткое прозвище. «Ну что ты надулся как сыч? – спросила она как-то раз. – Так и будем тебя звать: Сыч Надутый». Не стоило рассказывать об этом молодняку на работе – кличка тут же пристала намертво.

Шутки шутками, но повышенная раздражительность превратилась в проблему, которой я не понимал. Откуда эти перепады настроения у человека, работающего на себя и окруженного замечательными сподвижниками?

Я был готов на что угодно, лишь бы исправить ситуацию. А уж про Анну и говорить нечего.

– Разберись с этим, Булл, – велела она. – Мы не можем снова переезжать, а ты нигде больше не найдешь такую команду, если эта разбежится из-за твоих выходок.

Возможно, на самом деле она подобрала слова чуть помягче, но мне запомнилось так.

Спасибо судьбе за Эми, которая однажды невольно подтолкнула меня навстречу открытию, в корне изменившему все.

Вопрос

Мы презентовали рекламную стратегию для местной компании RenoCorp. Она владела хоккейным клубом, бейсбольной командой второй лиги и спортивно-досуговым центром в наших местах. Отличные заказчики.

В нашей презентации было несколько опечаток и заминок, но мы с Эми благополучно все вытянули и вроде бы заарканили клиентов. Однако по дороге обратно в офис я последними словами крыл Маккену и Шейна – молодых сотрудников, допустивших те самые ошибки. Кажется, я был очень зол и даже позволил себе парочку нецензурных выражений (Анна уже не раз делала мне замечания: мол, распустился и не слежу за языком).

Когда мы вернулись к себе, я сразу вызвал Шейна и Маккену на разбор полетов и отругал за небрежность. Позже Эми уверяла, что палку я не перегнул и даже «не глядел на них сычом». Но видно было, как мне неприятно объяснять, что из-за их ошибок мы могли потерять заказ.

Как только пристыженные юнцы выползли из кабинета, я повернулся к Эми:

– Слушай, мне тут пришла идейка насчет рекламы того курорта в Грей-Игле. Это семейное местечко. Хорошо бы взять и обыграть слоган Вегаса, только наоборот. «Что происходит в Грей-Игле, не должно оставаться в Грей-Игле. Возьми с собой полный чемодан воспоминаний». Ну, в таком духе.

Эми бросила на меня странный взгляд.

– Что? – спросил я.

– Почему ты такой? – с философским видом спросила она.

– Какой «такой»?

– Не знаю, – она сдвинула брови с задумчивым, но вроде бы не сердитым выражением. – Полминуты назад ты был в бешенстве. А теперь весь светишься из-за новой идеи.

Я не понимал, о чем речь, и Эми продолжила:

– Ты без всякой паузы переходишь от злости к вдохновению. Хотелось бы знать, чем это вызвано. – Кажется, теперь она всерьез ждала ответа.

– Ты права, – признался я, – абсолютно права. Мне и самому хотелось бы это знать.

После паузы Эми начала собирать вещи, готовясь пойти к себе.

Я остановил ее жестом:

– Нет, я серьезно. Мне правда хотелось бы понять, в чем дело. Примерно половину времени я люблю работу. Половину времени бешусь. А еще половину – не знаю, что и думать.

– Трех половин не бывает.

– Что?

Эми улыбнулась:

– Ты насчитал три половины.

Я засмеялся:

– Да ну тебя! Я тут схожу с ума. Лучше помогла бы.

Эми повесила сумку обратно на стул:

– Ладно, попробую. Но сначала я должна тебе сказать то, чего еще никогда не говорила.

Я вытаращил глаза от неожиданности:

– Ну давай, говори.

Она глубоко вздохнула:

– Примерно полгода назад мне позвонили пиарщики из Рено. Позвали к себе.

Эта новость меня не удивила.

– А почему ты мне не сказала? Тут же нет ничего такого, если…

– Вообще-то, я съездила к ним на собеседование, – перебила меня Эми. – И думала, не сменить ли работу.

Вот теперь я, мягко говоря, удивился.

Прежде чем я успел задать хоть один вопрос, Эми объяснила:

– Эти твои перепады настроения сильно утомляют. Я думала, может, на новом месте будет… – она помолчала, подбирая слова, – спокойнее и надежнее.

Оправившись от изумления, я спросил:

– И что же случилось?

– После одного собеседования я поняла, что там будет не так интересно работать и я буду скучать по тебе и по всем остальным.

Ее ответ меня порадовал, но сама мысль о том, что она думала сменить работу…

Я шумно вздохнул:

– Значит, обязательно надо разобраться, что со мной не так.

Эми улыбнулась и кивнула:

– Похоже на то.

Долгих десять секунд мы сидели молча.

– Ну, вперед! – скомандовала она. И мы взялись за дело.

Несмотря на весь мой шок от сообщения Эми, надо сказать, что следующие три часа прошли как в тумане. По сей день у меня такое чувство, будто я отключился в одиннадцать часов и очнулся в два. С трудом припоминаю, что тогда происходило. Однако Эми, а также Джаспер и Линн, которые присоединились к нам чуть позже, уверяют, что я принимал в разговоре самое живое участие.

В тумане

Сначала мы с Эми проговорили примерно полчаса. Я объяснил ей, что часто прихожу на работу довольным, в предвкушении хорошего дня, а потом что-то резко портит мне настроение.

– Проблема точно не в людях, – сказал я. – Вы у меня замечательные. И по утрам я вроде обычно не кисну. Анна подтвердит: на работу я иду нормальный. Но к обеду почему-то начинаю жаловаться и чувствую себя выжатым.

Эми поморщилась.

– Ты не просто жалуешься, – она чуть помедлила, – ты орешь.

Слышать это было неприятно, но поспорить я не мог.

В этот момент ко мне зашли Джаспер и Линн. Прежде чем они успели спросить насчет утренней презентации, я сам накинулся на них с вопросами:

– Как вы думаете, почему я в последнее время такой раздражительный?

– Потому что ты поганец, – без колебаний ответил Джаспер.

При всей серьезности проблемы я не смог удержаться от смеха. Линн и Эми – тоже. Джаспер – забавный парень.

– А кроме этого? – подыграл я. – Почему у меня вдруг портится настроение?

Джаспер поскучнел, сел за стол и пожал плечами:

– Не знаю. Ты-то сам что думаешь?

– А что ты говоришь про свой день Анне, когда приходишь домой? – подала голос Линн.

– Хороший вопрос… – я подумал с минутку. – Обычно я говорю, что устал.

– Просто устал? – уточнила Линн. – Или устал от чего-то?

Она попала в точку.

– Устал от чего-то, – кивнул я и подумал еще немножко.

– От чего именно? – не сдавалась Линн.

Внезапно меня озарило:

– Я всегда говорю, что устал проверять, как идет работа, стоять у людей над душой и чувствовать, что, если не буду это делать, ничего никуда не сдвинется.

Коллеги широко раскрыли глаза, как будто услышали откровение.

– Но это же твоя обязанность, – сказал Джаспер.

– Знаю. Но, если честно, я предпочел бы делать это пореже. Мне хочется иметь приятную работу. Не хочу быть надзирателем.

– Приятную – это какую? – уточнил Джаспер.

– Ну, ты знаешь. Придумывать новые идеи, оценивать разные варианты, отбирать лучшие.

– Это, по-твоему, приятно? – спросил Джаспер. – Я бы с ума сошел!

Я искренне удивился:

– А что может быть приятнее этого?

Джаспер призадумался:

– Когда клиенты звонят со срочной проблемой, а я, как герой, прихожу на выручку – вот это приятно. И когда просят сделать что-то невозможное, а я все-таки делаю, и на следующий день они называют меня спасителем.

Я был потрясен:

– Да это же мой худший кошмар! Неудивительно, что я так люблю с тобой работать: мне не приходится самому делать вот это все. – И тут мне в голову пришло кое-что еще. – А тебе нравится подгонять людей?

Джаспер озадаченно поглядел на меня.

Я пояснил:

– Не давать им расслабиться, следить, чтобы всё делали вовремя? – Прежде чем он успел открыть рот, я ответил сам, с ноткой упрека в голосе: – Это тебе не нравится, так ведь?

Джаспер помотал головой.

– Я бы не сказал, что не нравится… – Не успел я возразить, как он закончил: – Я это просто ненавижу. Уж лучше спокойно делать свое дело.

– Вот-вот! – подхватила Эми.

Линн согласно кивнула.

– … – у меня опять невольно вырвалось крепкое словцо. – Значит, я тут единственный подгоняльщик.