Текст книги "Дверь № 3"

29

Дорога шла через Финикс – странный призрачный город в центре пустыни. Дома, дома… и вдруг ничего, пустота. Лишь раскаленная безжизненная земля и красные горы на горизонте. Так продолжалось очень-очень долго, а потом я приехал в Лос-Анджелес. Он был, как всегда, прекрасен и в этот день на удивление почти без смога – утром прошел дождь. Мне повезло: час пик уже прошел, и я избежал уже вошедших в легенды чудовищных пробок. Пронесся стрелой по Голливудскому проспекту, посмотрел на прохожего, выгуливавшего своего пуделя в тележке из супермаркета… Воспоминания нахлынули сплошным потоком. Конференция психологов, на которой я был пару лет назад. Голубые бассейны, похожие с воздуха на цветы, разбросанные по коричневой земле, и белые фургоны чистильщиков, перелетающие как бабочки с одного цветка на другой. Безработные актеры, что делают себе рекламу в роли официантов. Мексиканцы на перекрестках у светофоров, продающие апельсины, бананы, папайи… Будущие рок-звезды, которые щеголяют черной кожей и блестящим металлом. Бездомные с пластиковыми мешками, ночующие под эстакадами, и роскошные «ягуары» тех, кто бегает по утрам в кроссовках за триста долларов. Буйный вихрь модернистской архитектуры, шикарные променады, где напоказ выставлены коллекции сказочно прекрасных тел. Слепящая аура солнца, которое круглый год озаряет сбывшиеся мечты тех, кому повезло, и надежды всех остальных.

Лос-Анджелес можно сравнить с наркотиком. Сначала он сбивает с толку, вызывает головокружение, а потом на тебя накатывает теплая волна блаженства, уносит за собой, и ты шатаешься по улицам с глупой улыбкой, восторженно озираясь по сторонам. Проходит день, другой… эйфория сменяется похмельем, и ты вдруг начинаешь ощущать какую-то фальшь, нереальность всего происходящего. Эти люди на самом деле не любят меня, говоришь ты себе, им нужно только одно – хорошие чаевые! И ты уже хочешь домой, хочешь покончить с этой сумасшедшей диснеевской гонкой… Домой! Туда, где люди убирают снег с дорожек, сами готовят себе еду и не выстраивают всю свою жизнь вокруг очередных новых впечатлений, прослушиваний и премьер. Холодное честолюбие этого города портит всю картину. Каждый здесь живет лишь ожиданием счастливого момента, когда судьба выдернет его из толпы и скажет: «Твоя очередь!» Говоря с тобой, здешние люди всегда думают о чем-то другом, смотрят тебе через плечо, высматривая что-то неведомое сквозь дымку удушливого смога.

Я проехал по Венис-бич, посмотрел выступление жонглера, послушал рэгтаймы в исполнении рыжего хиппи с миниатюрным пианино на колесиках, дал ему пятерку и спросил, не знает ли он, что такое «Лоуз на берегу» – точнее перевести слова Свена я не мог. Хиппи кивнул туда, где возвышалось нечто напоминающее гигантский плавучий док на сваях. Рядом мелькала вереница огней чертова колеса.

– Супер-отель, – прищелкнул языком музыкант. – Прямо вдоль пляжа, не ошибешься.

– Спасибо, – улыбнулся я.

– Будешь там жить? – спросил он, прищурившись и смерив меня взглядом.

– У меня там встреча. Лицо его разгладилось.

– А я уж было подумал, ты из богатых.

«Лоуз» действительно оказался современным отелем класса люкс. Он стоял неподалеку от пирса Санта-Моника в конце длинной набережной, на которой располагались разнообразные аттракционы. Я припарковался на подъездной аллее рядом с компанией «мерседесов» и «порше». Мальчишка-мексиканец в униформе неохотно взял ключи от потрепанного пикапа, швейцар в белой ливрее, поклонившись и приподняв цилиндр, распахнул передо мной дверь. Главный холл здесь был еще более впечатляющим, чем в «Хилтоне». Мраморный пол, стальные колонны, которые поднимались на высоту восьми этажей к модернизированным готическим сводам стеклянного потолка. Розово-зеленая гамма, звуки арфы откуда-то сверху, пальмы, цветы и фонтаны с золотыми рыбками. Постояльцы как на подбор щеголяли в белоснежных пляжных костюмах с вышитым готическим «L» – символом отеля, и мне было крайне неуютно в пропотевшей футболке и черных джинсах.

– Мое имя Доннелли, – представился я портье. – Меня должен ждать мистер Лоуи. Он не оставлял сообщения?

Девушка за стойкой просияла, словно получила королевские чаевые.

– О да, разумеется! Добро пожаловать, мистер Б.! Ваш номер ждет вас.

Она позвонила в колокольчик, подзывая коридорного. Публика стала оборачиваться, интересуясь вновь прибывшим. Я смутился.

– Мистер Б.?

Смуглый лакей учтиво поклонился и проводил в номер, который выглядел так, словно сошел со страниц «Архитектурного журнала». Все белое и розовое, на столе возле балкона с видом на океан – чаша со свежими фруктами, сыр и шампанское. На сводчатом потолке бесшумно вращались лопасти вентилятора. Кровать в спальне могла вместить, наверное, десяток человек. Гостиная, столовая, кухня, офис – все по высшему разряду. Зажигая везде по очереди свет, коридорный доверительно сообщил, что крабовая паста в сливочном соусе сегодня превосходна и он ее особо рекомендует. Напоследок мне были обещаны массаж, маникюр, парикмахер, машина с водителем, билеты на концерт и все что угодно – достаточно позвонить вниз и спросить Энрико. Это он – Энрико. Счастлив услужить вам, мистер Б.

Я почувствовал себя последним скрягой, когда дал ему доллар.

На столике рядом с телефоном лежала открытая пачка моих любимых «салемов».

Лежа в горячей бурлящей ванне, окруженной зеркалами, и попивая шампанское, я заметил, что готическое «L» повторяется буквально повсюду: на полотенцах, на хрустальных пепельницах, на корпусе настенной сушилки для волос, на дне самой ванны… даже на куске ванильного мыла. Только на мыле название приводилось полностью: «Лоуиз».

– Сол?! – воскликнул я, обращаясь к своему изумленному отражению в зеркале.

Неужели весь этот золоченый притон принадлежит ему?

– Ну что, как устроился? – раздался знакомый голос из гостиной.

– Супер! – крикнул я и услышал в ответ самодовольное хихиканье.

– Я знал, что тебе понравится.

Сол появился в дверях с толстой сигарой во рту, в том же сером пиджаке, в котором я видел его в последний раз.

– Ты сам-то как? – озабоченно спросил я.

– Лучше некуда.

– Я тебя ждал в Сент-Луисе.

– Фараоны забрали, ничего не мог поделать.

– Где?

– Дай вспомнить… Сначала я попал домой, поболтат с Джеком, потом перескочил в Лас-Вегас. В казино попался кто-то из знакомых… Короче, они навалились, надели наручники и стали допрашивать.

– Били?

– Не-а. Не решились, куда им, сосункам.

Наши голоса долго отдавались эхом от зеркальных стен огромной ванной комнаты, и прежде чем ответить, приходилось несколько секунд ждать.

– А откуда ты звонил мне в Аризоне?

– Из какой-то занюханной тюрьмы, пока они ждали вертолет, чтобы переправить меня в Вашингтон. Я потребовал свой положенный телефонный звонок.

Мне хотелось расцеловать его.

– Я так рад тебя видеть, Сол…

– Что-то ты слишком расчувствовался. А, понимаю, шампанское…

Сол вышел в комнату и вернулся с подушкой, которую бросил на пол. Сел, снял со стены телефонную трубку, заказал две пасты и апельсиновый сок.

– У тебя, наверное, накопились вопросы…

– Так, не больше сотни.

– Валяй.

– Где машина времени?

– Здесь, в городе, в одной из киностудий. Поедем туда завтра.

– Я не опоздал? В том смысле, что… Лору еще можно остановить?

– Не уверен, док. – Он вынул сигару изо рта и стряхнул пепел. – Ты же знаешь, у холоков теперь есть твое семя, они получили все, что хотели. Их будущее обеспечено. В их распоряжении было лишь одно маленькое временное окошко, когда на тебя можно было повлиять. Один год, в который, как они знали, родился твой ребенок. Год прошел. Впрочем, это еще не значит, что мы потеряли все шансы… У тебя были плохие сны?

– Только один, но просто ужасный.

– Значит, ищут, – кивнул он.

Я рассказал об изображении Богородицы, которое купил по пути.

– Весьма разумный шаг. Это могло сбить их со следа. Где она?

– В пикапе на приборной доске. Сол снова взял трубку.

– Энрико? Это Роки. Ты не мог бы сходить вниз за багажом мистера Бульвинкля? И еще… захвати у него с приборной доски стеклянную статуэтку. Ага, жду.

– Роки и Бульвинкль? – улыбнулся я. Сигара очертила в воздухе широкую дугу.

– Здесь же Голливуд, сынок! Кинозвезды постоянно этим балуются, – захихикал он. Я глотнул еще шампанского. – Давай-давай, отдыхай, у тебя впереди долгий путь.

– Сол, откуда взялся мой двойник?

– Ты имеешь в виду свою лучшую половину? – лукаво усмехнулся он.

– Ты знаешь, кого я имею в виду.

– Ну… разумеется, это ты сам. Что касается остального, кто его знает? Думаю, он из какого-то альтернативного прошлого. Во всяком случае, у Лоры уже побывал, иначе откуда бы взялось желе?

– Не понимаю…

– Опять ты за свое! – покачал головой Сол.

– Л правительство что с этого имеет?

– Оружие! – торжественно произнес Сол. С таким видом он обычно рассуждал о вопросах религии. – Холоки могут не дать человеку спать. Ты в курсе, что это смертельно? Военные инженеры и ученые, которые работают против нас, давно уже чувствуют неладное.

– Почему федералы охотятся за тобой?

– Потому что я нужен холокам. Оружие в обмен на заложников, – усмехнулся он. – По их вопросам я о многом догадался. Лора не могла бы найти тебя без их помощи. Вообще ты теперь довольно известная личность. Даже удивительно, что тебе удалось забраться так далеко.

– Понятно. – Я снова закурил. – Эдриен тоже работала на федералов. – Сол молча кивнул. – А Лора?

– Она скорее дипломат высокого ранга, обладающий неприкосновенностью.

– Ты знаешь, что она убила мою мать?

До сих пор я думал, что Сола в принципе невозможно чем-либо удивить.

– Что-о? – Он едва успел подхватить сигару, выпавшую изо рта, и стал лихорадочно сметать с колен горящие угольки.

– Она убила мою мать, – повторил я твердо, разглядывая сморщенную кожу на пальцах ног, выглядывающих из мыльной пены.

Нахмурившись, Сол покачал головой.

– Нет. Не верю.

Я рассказал то, что знал. Он прикрыл глаза рукой и долго молчал. Потом вздохнул.

– Док… Извини, что втянул тебя во все это. Никогда прежде я не видел Сола таким подавленным.

Его старческая пятнистая кожа совсем побелела.

– Послушай, Сол, – не выдержал я. – Ты-то тут при чем? Всю кашу заварили холоки…

Он растерянно заморгал, печально глядя на меня.

– Да, конечно. Я просто… – И запнулся, будто забыл, о чем хотел сказать. Долго смотрел в стену невидящими глазами, потом опустил голову. – Я вообще не знал свою мать. Она умерла, когда я был еще младенцем… – Почему-то покраснел и снова взглянул на меня. – Какая она была?

– Она… – Задрав голову, я посмотрел в зеркало па потолке. – Стерва она была.

– О!

Я попытался разрядить обстановку.

– Трудно поверить, что есть на свете вещи, о которых ты не знаешь.

– Я вездесущ, но не всеведущ, – улыбнулся Сол. Я рассмеялся. – Завтра заберем машину и встретимся с Вандой.

– Кто она?

Он задумчиво выпустил клуб дыма.

– Моя ассистентка.

– Не знал, что у тебя есть помощники.

– Были. Я ее уволил, но иногда мы вспоминаем старое.

– Сол, они могут нас опять найти?

– Не думаю. Официально этого номера в отеле нет. Вот… – Он дал мне телефонную трубку. – Спроси, здесь ли поселился Джон Доннелли.

Я спросил.

– В отеле не зарегистрирован никто с таким именем, – проворковал женский голос.

– Спроси, нет ли сообщений для мистера Бульвинкля, – шепнул Сол.

Ответ был также отрицательным.

Следующим утром мы долго сидели на балконе, наслаждаясь крабами, свежей земляникой и наблюдая сквозь легкую дымку тумана, как разбиваются о берег океанские валы. Потом сели в пикап и отправились к старой знакомой Сола.

Ванда жила в крошечном глинобитном домике на окраине города. В садике за калиткой росло апельсиновое дерево. Хозяйка дома была похожа на гангстершу, удалившуюся на покой. Высоко взбитые волосы, сильно тронутые сединой, черные шелковые брюки в обтяжку и расшитая блестками блузка, подчеркивающая тяжелый бюст. По дорожке Ванда шла медленно, маленькими, почти детскими шажками – возможно, из-за слишком узких брюк.

– Привет, Наташа! – воскликнул Сол, окинув ее фигуру плотоядным взглядом.

– Привет, Роки! – весело откликнулась она, чмокнула Сола в щеку и села в машину рядом с ним. Затрепетав ресницами, оценивающе взглянула на меня. – А вы, стало быть, Бульвинкль? Здорово!

Ее беспечное щебетание произвело на меня, как ни странно, жутковатое впечатление. После долгого одинокого путешествия я успел хорошо отдохнуть, отъесться и наговориться всласть. Погода стояла прекрасная, апельсины поспевали… Объяснить такую реакцию было просто-напросто нечем. Тем не менее, посмотрев на Ванду, я тут же понял, что она должна умереть, причем страшной смертью и очень скоро. Может, это просто ложная интуиция, порожденная детективными сюжетами? В конце концов, мы находились в мировой столице кинематографа. Как правило, зритель сразу чувствует, кто из персонажей представляет собой расходный материал, необходимый лишь для развития интриги. Обычно такой человек жизнерадостен, эксцентричен и доверчив, на него смотришь с улыбкой. Внешностью он не затмит главного героя, но достаточно привлекателен, чтобы вызвать жалость, когда произнесет все положенные реплики и угодит в лапы сумасшедшего или монстра. Ассистентка Сола идеально подходила на такую роль.

Хихикая, Ванда все поглядывала на нас, и я знал, что у нее на уме. Наши прозвища и в самом деле били прямо в цель: Бульвинкль, тощий и костлявый, рядом с кругленьким коротышкой Роки.

– Лос и Бьелка! – произнесла она с преувеличенным русским акцентом.

Мы покатились со смеху.

Следуя указаниям Сола, я подъехал к корпусам студии «Парамаунт». На обширной территории стояли рядами киносъемочные павильоны, старые и новые.

– Раньше здесь хозяйничал Луи Майер, – вздохнул Сол. – Бывало, играли с ним в теннис. Плутовал, собака, отчаянно.

Старик-охранник широко улыбнулся Солу и распахнул ворота. Мы оставили пикап и пошли дальше пешком. Ванда то и дело охала и ахала, вертя головой во все стороны. Я понял, что она когда-то здесь работала.

Павильоны, покрашенные в один и тот же желто-бурый цвет, напоминали ангары для самолетов: широкие раздвижные ворота, выпуклая гофрированная крыша, красные лампочки над входом. Как пояснил Сол, мигающая лампочка сигнализировала о том, что в павильоне идет съемка, и вход временно запрещен. Неподалеку мужчина в коричневом рабочем комбинезоне нес на плече огромный валун выше его собственного роста – бутафорский реквизит. По дорожкам проезжали самодвижущиеся тележки с разнообразными костюмами на вешалках. Человек-горилла курил трубку, прислонившись к стене павильона. Свою мохнатую голову он снял и держал в руке. Мы поднялись по стальной лесенке, вошли в боковую дверь и увидели перед собой нечто напоминавшее старую проржавевшую суповую миску метров двадцати в диаметре, наполненную зеленовато-голубой водой. Над поверхностью воды нависала сложная сеть балочных перекрытий пешеходных мостиков, сделанных явно без всякого плана – строители не позаботились даже о защитном ограждении. Один неверный шаг и…

– Ах, воспоминания… – вздохнула Ванда, взяв Сола под руку и опершись на него.

Стараясь не подходить к самому краю, я посмотрел вниз; Степы бассейна, закругляясь, уходили вглубь метров на десять. Примерно на половине глубины по периметру располагался ряд небольших квадратных отверстий.

– Что это?

– Плавательный бассейн Эстер Вильяме, – объяснил Сол. Ванда снова ностальгически всхлипнула. – Она была очень талантлива.

– Настоящая звезда! – воскликнула Ванда, залившись слезами.

Я вспомнил старые кинокадры: девушки в купальниках, выполняющие разные фигуры.

– Так это она занималась водной хореографией?

На меня взглянули так, словно я испустил неприличный звук во время церковной службы.

– В ваших устах это звучит так прозаически, мистер Бульвинкль…

– Прошу прощения, – смутился я, отступая от края бассейна.

– Ну что? – довольно потер руки Сол. – Вот она!

Я недоуменно поднял брови.

– Кто?

– Машина!

Я оглянулся.

– Где?

– Как где? На дне, разумеется!

Ванда опустилась на колени и заглянула в бассейн.

– Я вижу ее, Роки!

Я опасливо наклонился, пытаясь проследить за ее взглядом. Она захихикала и показала пальцем:

– Глупенький… Гляди! Вон она, прямо в центре!

Вытянув шею и прищурившись, я различил в самой глубине бассейна смутные очертания какого-то прямоугольного предмета.

– Какого черта она там делает?

Сол не торопясь раскурил сигару и встал на краю, заткнув руки за пояс.

– А что, место надежное. Ленни – голова!

– На дне бассейна? – фыркнул я. – И как же мы будем ее доставать?

– Лучше спроси, как ты будешь ее доставать. Я уже давно отплавался.

Я оглянулся на Сола. Потом снова посмотрел на воду. Потом на Ванду. Сол нахмурился.

– А что тут такого? Ныряешь, отвинчиваешь и поднимаешь ее. Вот и все. Ванда…

Она достала из кармана гаечный ключ и протянула мне.

Я покачал головой и отступил на шаг. Снова заглянул в воду, проникшись новым уважением к таланту и смелости Эстер Вильяме. Беспомощно огляделся по сторонам.

– Может, наймем кого-нибудь?

– Ты что, с ума сошел? Это должно остаться в тайне!

– Хороша тайна – на дне бассейна в Голливуде!

– Всего десять метров! – презрительно подбоченился Сол. – Ты что, не можешь чуть-чуть задержать дыхание?

Я затряс головой.

– И не думай!

– Да что с тобой?

– Я не умею плавать.

Сол возмущенно вытаращил глаза. Они с Вандой переглянулись.

– Как можно не уметь плавать! – засмеялась она. – Мы все вышли из океана!

– Это же обыкновенная вода! – подхватил Сол.

– Тогда сам и прыгай! – парировал я.

– Не могу поверить, – вздохнул он. – Проделал такой путь, а теперь не можешь даже…

Его слова прервал громкий плеск, и ледяная вода залила мне кроссовки. Мы дружно обернулись. Ванда стремительно, по-дельфиньи уходила в глубину, с силой отталкиваясь ногами. На бортике бассейна остались лишь красные туфли и сумочка.

– Ну что за женщина! – восхищенно воскликнул Сол.

Она пробыла под водой минуты две, ловко действуя гаечным ключом. Пузырьки воздуха плавно поднимались один за другим, тревожа гладкую поверхность бассейна. Выскочив наружу как пробка, она сделала несколько глубоких вдохов, отлепила от лица спутанные волосы и снова нырнула.

– Работала с Эстер, – многозначительно кивнул Сол.

– Супер-класс, – согласился я. Ванда снова вынырнула.

– Семь шестнадцатых, – проговорила она, отплевываясь. Сол порылся в сумочке и подал ей какую-то блестящую деталь. – Лоси не умеют плавать, – насмешливо бросила она и исчезла под водой.

На этот раз мне показалось, что ее не было дольше. Наконец из воды появилось то, ради чего мы пришли. Ванда забросила конец машины на бортик и с помощью Сола вытащила ее целиком наружу. Не знаю, что я ожидал увидеть, но уж точно не допотопные носилки времен Второй мировой из брезента, натянутого на тонкую раму, с массивным подголовником.

– И это все? – удивился я.

Бросив на меня свирепый взгляд, Сол снял пиджак и накинул его Ванде на плечи. Тяжело дыша, она скорчилась на краю бассейна.

– Ключ остался там. Извини.

– Ну и черт с ним. – Сол присел рядом и обнял ее. – Ты у меня просто чудо.

– Да, здорово, – восхищенно подтвердил я, опустив голову под их презрительными взглядами.

– Выходит, я еще что-то могу, – пробормотала Ванда, стараясь унять дрожь и сжимая посиневшие губы.

– Ты все можешь, девочка, – шепнул Сол, целуя ее обвисшие серебристые локоны.

30

Вернувшись в отель, мы обнаружили в номере гостя. Красная птичка весело чирикала в золоченой клетке в углу номера. «Молодец Энрико, дай ему бог здоровья!» – сказал Сол, открывая дверцу. Аймиш немедленно выпорхнул и сделал несколько приветственных кругов под потолком, едва не лишившись головы в потолочном вентиляторе. Отругав как следует, Сол по всем правилам представил его Ванде, успевшей дома переодеться во что-то нежно-розовое. Новая знакомая явно пришлась по душе Аймишу. Он даже спел ей в знак особого одобрения, а потом уселся мне на голову, вцепившись коготками в волосы, как будто не хотел снова отпускать.

Мы поставили свою добычу на кровать. Сол авторитетно заявил, что вода не могла ничего повредить. Я сел и принялся рассматривать машину, пытаясь угадать, как она работает. Никаких деталей механизма видно не было. С таким же успехом это могла быть какая-нибудь голливудская бутафория из брезента и серебристых трубок. Общее впечатление нарушал лишь подголовник – нечто вроде кирпича из мягкой глины, обернутого алюминиевой фольгой.

– Чем же вы будете меня к ней привязывать? – поинтересовался я.

– Ничем, – ответил Сол. – Не волнуйся, лететь она никуда не будет. – Он нетерпеливо обернулся. – Ну что?

Ванда рылась в черной кожаной сумке, похожей на докторскую. Она вынула оттуда шприц с устрашающего вида иглой и насмешливо улыбнулась мне:

– Давай разворачивайся!

– Эй, погодите! – запротестовал я, вскакивая на ноги. – Что еще за уколы?

– Так надо, – объяснил Сол, без всякого стеснения снимая промокшие брюки и демонстрируя семейные трусы и допотопные чулки с подвязками. – Ты должен быть совершенно неподвижен, иначе ничего не получится. – Он усмехнулся, глядя на мое перепуганное лицо. – В чем дело, док? Так ты не только воды боишься, но и уколов?

– Ты ничего не говорил про… – смущенно начал я.

– Не трусь, все в порядке, Ванда у нас еще и медсестра. Ты в хороших руках.

Ванда приосанилась, явно гордясь похвалой.

– Может быть, сначала поговорим? – поморщился я. – Пожалуйста! Нельзя же так сразу… Мне надо подготовиться.

Сол натянул сухие брюки и с беспокойством взглянул на часы. Ванда со вздохом плюхнулась в кресло и щелкнула пультом, включая телевизор. Я опустился на кровать, ощущая на голове вес птицы, и с тяжелым сердцем снова принялся рассматривать изобретение Сола. Большого доверия оно не внушало.

– Ну и как же эта штука работает?

– Ты все равно не поймешь, – пожал плечами Сол. Что верно, то верно.

– Может, сначала устроим пробный пуск, мало ли что?

– Какой смысл? – хмыкнул он. – Сработает, будь уверен. Попадешь туда, найдешь Лору и подождешь, пока она заснет. Потом проникнешь в ее сон и проснешься. Все. Проще некуда.

– Я понимаю. Просто…

– Что просто? – раздраженно спросил Сол. Наконец мне удалось сказать то, о чем я думал всю дорогу сюда:

– Если я не проснусь, скажи Хогану… Попрощайся с ним за меня.

– Само собой. Черт, да не кисни ты так! Наши шансы не так уж плохи. Я бы сказал… э-э… один к десяти, что ты поджаришься по дороге или застрянешь там. Такого расклада не найдешь даже в Лас-Вегасе!

Наверное, так себя чувствуют люди перед операцией, подумал я.

– А на что это вообще похоже?

– На сон, – улыбнулся Сол. – Обычный сон, с той разницей, что спать ты не будешь. – Он подошел и положил руку мне на плечо. – Джон, послушай, я сам через это прошел… и за мной никто не присматривал. – Я кивнул. – Она работает, не бойся. Здесь все сделано моими руками. В конце концов, – добавил он, пожимая плечами, – ты сам захотел.

Я снова кивнул. Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь шторы, наполняли комнату оранжевым сиянием. Мне вспомнилось, как Лора встряхнула меня за шиворот и вырубила одним ударом. Теперь моя очередь.

– Передать ей что-нибудь от тебя? – спросил я. Он отвернулся и долго молчал.

– Не-а.

– Тогда вперед, – вздохнул я.

– Вот и славно! – воскликнула Ванда, снова берясь за шприц.

– Аймиш! – скомандовал Сол. – В клетку! Кардинал перегнулся через лоб и заглянул мне в глаза.

Я подмигнул ему.

– Не волнуйся, дружок, я вернусь. Стремительно стартовав с моей головы, он пронесся стрелой у самого пола и точно приземлился в своем золотом дворце.

– Сними ботинки и поворачивайся, – кивнул Сол. Я нагнулся, опершись руками на кровать. Ванда спустила с меня брюки и отточенным движением вогнала иглу. Я вскрикнул от резкой боли. – Теперь уложи его.

– Расслабься, Лось, ничего плохого не случится, я о тебе позабочусь, – приговаривала Ванда, помогая мне устроиться поудобнее.

Я чувствовал себя словно в кресле у дантиста.

– Сними с него пояс.

Вентилятор на потолке монотонно жужжал, разгоняя воздух. Я попытался проследить взглядом за лопастями, но, почувствовав головокружение, прикрыл глаза.

– Спокойно, – послышался голос Сола.

– Ты еще скажи: «Больно не будет», – съязвил я. Ванда нежно взяла меня за руку и нашла пульс.

– Снижается, – сказала она после паузы.

– Мокро, – пожаловался я, чувствуя сквозь брюки влажный брезент.

– Ш-ш… – Ванда прикоснулась к моему лбу прохладной рукой. Я открыл глаза и впервые увидел на лице Сола что-то похожее на страх. Он поспешил улыбнуться. Ванда снова подала голос: – Идет снижение. Минус тридцать.

– Я ничего не чувствую… – вставил я.

– А сейчас?

– Нет, ничего.

– Я ущипнула тебя за ногу, – улыбнулась она.

– Правда? Значит…

– Ты отправляешься, Бульвинкль.

– Тихо, – сказал Сол.

Теперь я и сам ощущал, как мое тело постепенно расслабляется, начиная со ступней. Теплая приятная волна катилась все выше и выше, словно я медленно опускался в ванну.

Ванда снова пощупала пульс.

– Нижняя точка, – сказала она.

Я вдруг широко раскрыл глаза. Сол низко наклонился надо мной, возясь с подголовником.

– Сьюзи! – воскликнул я.

– Это я, Ванда.

– Запиши, быстро!

Я стал диктовать адрес Сьюзи и что ей передать, если со мной что-нибудь случится. Язык тяжело ворочался во рту.

– Есть! – сказала Ванда.

– Нет еще, – возразил я.

– Пошел.

– Да нет же! – Да!

У меня началась сильная дрожь в глазах – очень странное ощущение.

– Быстрый сон.

– Я не сплю, – возразил я.

– Спишь.

– О боже, кому знать, как не…

– Сладких снов, док! – проговорил Сол. Его голос эхом отдавался от стен.

– Альфа-максимум, – сказала Ванда.

Я стремительно проваливался сквозь какую-то массу вроде пудинга или взбитых сливок. Все вокруг стало мутно-белым. В ушах стоял низкий монотонный гул. Казалось, винт речного корабля борется со встречным течением.

Внезапно у меня в руках оказался руль автомашины. Я сидел в автосалоне, в старинном «корвете» с матерчатым тентом, выступающими козырьком фарами и дверцами без наружных ручек. Год 1953-й, точно – я как раз родился. Из скрытых динамиков лились слащавые звуки «Летнего дня» Перси Фейта. В огромные окна бил яркий солнечный свет, отражаясь от белоснежных стен и натертого пола.

Неподалеку раздался смешок. Я обернулся и увидел мать с отцом – они стояли рядышком, прислонившись к пикапу «шевроле», и страстно целовались. На обоих были ярко-желтые костюмы для гольфа. Наверняка это сон. Я выскочил из «корвета» и подошел к ним.

– Привет, ребята!

Отец ущипнул мать за бедро, она взвизгнула и игриво шлепнула его по плечу. Оба расхохотались, словно детишки.

– Эй, привет! – повторил я.

Все еще обнимаясь, они с улыбкой обернулись ко мне, йотом переглянулись и снова посмотрели на меня. Я наминал чувствовать себя лишним.

– Отлично выглядишь, Джонни! – гордо заметил отец.

– Еще бы! – поддержала его мать.

Они опять начали обниматься. Мать извивалась, отбиваясь от его рук.

– Как поживаете? – спросил я.

– Мы умерли, – ответили они хором.

– Да, знаю, но… – Я замялся. На языке вертелись вопросы, по только я пытался их высказать, как сразу начинал путаться. Тогда я спросил первое, что пришло в голову: – На что похожи Небеса?

– Ну… – Мать напряженно наморщила лоб. – Тут семь уровней. Первый…

– Погоди, Роуз, – перебил отец. При жизни никогда не посмел бы. – Предоставь это мне.

– Пожалуйста, – с облегчением улыбнулась мать.

– Джонни, – начал он, сделав шаг ко мне и расставив ноги, как Джон Уэйн. – Сделай вот так. – Он вытянул прямую руку вперед от плеча. Я последовал его примеру. – Так и держи, не опускай, – улыбнулся он, стоя напротив меня, словно зеркальное отражение. Мать с сияющим видом наблюдала за нами. Вскоре моя рука отяжелела и заныла. – Больно, да? – спросил отец.

– Больно, – признался я.

– А на Небесах не больно, – довольно сказал он, опуская руку. Потом вернулся к матери и поцеловал ее в щеку.

Руку опускать мне почему-то не хотелось.

– Долго не получится, – с извиняющейся улыбкой сказал я. – Мне еще надо кое-кого убить.

– Мы знаем, дорогой, – сочувственно кивнула мать. – Это будет нелегко, но мы в тебя верим. Твой отец гордился бы тобой, – добавила она, как будто он не стоял тут же рядом, обнимая ее за талию.

– Ты справишься, Джонни, – подмигнул отец, – но не забудь повеселиться как следует.

– Обязательно, – подмигнул я в ответ.

Они вдруг исчезли. Я остался стоять посреди салона с поднятой рукой. Странный сон: такие или очень важны, или не имеют вообще никакого смысла.

– Привет, док! – раздайся позади незнакомый голос.

Я обернулся. Ко мне подходил с протянутой рукой бледный высокий мужчина в мешковатом красном свитере. Лицо казалось смутно знакомым. То ли сослуживец отца, то ли приятель по гольф-клубу. Черт побери, как неудобно… надо вспомнить. Мы обменялись рукопожатием, и я рассмотрел его пристальней. Коротко остриженные светлые волосы, похож на немецкого актера, который всегда играет капитанов подводных лодок. Стройный, подтянутый, но одет слишком легкомысленно для продавца: свободные брюки защитного цвета, летние парусиновые туфли – типичный курортник. К рубашке на груди приколота табличка: «Макс Стиллнер» – где я это слышал? Он что-то спросил, я прислушался.

– Выбрали что-нибудь? – повторил он.

– Да нет, просто так смотрю.

Незнакомец рассмеялся, как будто я удачно пошутил. Его рука почему-то продолжала сжимать мою. Потом он вдруг резко притянул меня к себе, обхватил другой рукой за плечи и повел с собой. Мы подошли к блестящему черному катафалку, стоявшему в углу зала. Музыка в зале начала давать сбои, словно в проигрывателе заедал механизм.

– Красавец, правда? Как будто специально для вас. Обратите внимание – здесь отделка из натурального дерева. Зеркальные фары. А какая полировка, поглядите! – Он пнул боковую панель ногой, оставив пыльный след с рисунком подошвы.

На вид машина солидная. Интересно, зачем ему понадобилось ее пинать?

– Извините, – сказал я. – Мне сейчас ничего не нужно. И вообще я предпочитаю что-нибудь не столь… э-э… серьезное. – Слова почему-то снова вышли совсем не те, что я хотел.

– В самом деле? – Так и не отпустив мою руку, он внимательно оглядел катафалк снизу доверху, будто искал скрытые дефекты, и разочарованно прищелкнул языком. – А мне-то казалось, вам понравится. Вы уверены? Может быть, ляжете, и прокатимся на пробу?

– Нет, спасибо, – решительно сказал я. – Послушайте, может, вы все-таки меня отпустите?

Странный продавец снял руку с моего плеча и, по-прежнему удерживая другой мою, поправил мне воротник рубашки. Потом отступил на шаг и многозначительно улыбнулся, как будто только что сделал исключительно тонкий шахматный ход.

– Мы везде искали вас, доктор Доннелли, – вкрадчиво произнес он. – Вы, похоже, сменили адрес. Где теперь живете? Надо обновить список рассылки.