Текст книги "Странные приключения Ионы Шекета. Часть 4"

С позиции силы

Счастье, испытанное пациентом Сто Тридцать Вторым Плюс, ввергло меня в пучину глубочайшей депрессии. «Ах, – думал я, – где взять силы жить в этом жестоком мире, когда приходится отказывать таким замечательным безумцам, как Бурбакис и Сто Тридцать Второй Плюс?»

Мне казалось, что я никогда не вернусь в нормальное, то есть иронично-скептическое, свойственное мне состояние духа. Самое ужасное заключалось в том, что депрессия охватила оба полушария моего мозга, и теперь левое мрачно обсуждало с правым планы ухода в иной мир.

«Да там такая же муть, – сообщало левое. – Я занимался в свое время оккультными науками, и мне хорошо известно, что на том свете ничуть не лучше, чем на этом».

«Зато покойники не страдают депрессией, – отвечало на это правое полушарие, – и если делают гадости своим ближним, то не испытывают после этого мук совести».

Неизвестно, к чему привела бы дискуссия, если бы ее неожиданно не прервал вопль, раздавшийся из телеприемника галактической связи. Судя по высоте тона, меня вызывали если не с Денеба, то как минимум – из туманности Дикий Бустаг.

Я включил приемник, чтобы сказать абоненту, что я о нем думаю, и увидел сияющую физиономию Пук Дан Шая.

– Шекет! – воскликнул он, не обращая внимания на мое депрессивное состояние, выражавшееся в том, что я отошел в дальний угол комнаты и прикрыл руками глаза, чтобы не видеть чужой радости. – Шекет, ваша система обучения продолжает приносить плоды. Только что пациент Аобуаиуба изобрел усилитель силы!

– Усилитель силы, – повторил я с отвращением, – это тавтология. То же самое, что увлажнитель влажности и высушиватель засухи. В патенте отказано.

– Шекет, что с вами? – с беспокойством осведомился Пук Дан Шай.

– Это от счастья, – мрачно сказал я. – От того самого проклятого счастья, которым поделился со мной Сто Тридцать Второй, не помню уж, где у него Плюс, а где Минус.

– А, – с облегчением вздохнул Пук Дан Шай. – Прилетайте, сеанс терапии мигом лишит вас чужого счастья. А заодно познакомитесь с Аобуаиуба. Жду!

Ради собственного счастья я не сдвинулся бы с места, но не мог же я заставлять ждать Пук Дан Шая, не сделавшего мне не только ничего плохого, но даже и ничего хорошего!

– Все будет великолепно, Шекет, – встретил меня главный псих Галактики, – все будет замечательно, как только вы ознакомитесь с изобретением Аобуаиуба.

– Мне и имени этого не выговорить, – буркнул я. – Существо с таким именем не способно придумать ничего путного.

Не говоря ни слова, Пук Дан Шай подхватил меня под локоть и повел к палате, висевшей в воздухе наподобие гроба Магомета. Аобуаиуба оказался разумным существом с планеты Биииа в системе звезды Омикрон Пегаса. Я мрачно выслушал сообщение врача о том, что на Биииа нет ничего, кроме воздуха – даже недра планеты настолько разрежены, что там можно летать на воздушных шарах. Поэтому жители Биииа живут в воздушных замках, строят воздушные планы и рожают детей, воздушных, как пирожные.

Аобуаиуба выглядел едва видимым облачком, повисшим под потолком палаты.

– Сила! – воскликнуло облако оглушительным шепотом – будто порыв ветра пронесся по комнате. – Сила! Вот чего бесконечно много во Вселенной и чего всегда не хватает простому разумному существу вроде нас с вами. Разве вы, господин эксперт, отказались бы обладать силой, способной перемещать галактики?

– Зачем мне перемещать галактики? – осведомился я. – Это происходит и без моей помощи.

– Ну так вы можете остановить их движение!

– Зачем? – повторил я. – Пусть движутся, мне это не мешает быть несчастным.

Облачко под потолком едва заметно сгустилось, и Пук Дан Шай сказал мне:

– Шекет, не нужно его нервировать, это все-таки больное существо, мало ли что ему придет на ум…

Я вздохнул, а Аобуаиуба продолжил свои рассуждения.

– Итак, сил во Вселенной более чем достаточно, но распределены они очень неравномерно. Вот, скажем, Аугааа падает на Иуабуу, и вся сила ее уходит на то, чтобы выразить себя, в то время как Оообииа испытывает страдания из-за того, что не имеет сил слиться с Иаобиа…

– Пожалуйста! – взмолился я. – Эти имена сведут меня с ума! Я не хочу становиться вашим соседом по палате! Ближе к делу!

– Хорошо, – облако под потолком сжалось, стало почти черным, и я отошел в сторону – чего доброго пациент прольет на меня дождь своего гнева. – Хорошо, Шекет. Итак, есть сила, которая обычно используется не там, где нужно. Используем прием вынесения, о котором так увлекательно написано в учебнике по изобретательству.

– Применим, – согласился я.

– Пусть, – продолжал Аобуаиуба, – существо, обладающее силой, размахнется, чтобы убить своего врага. Но враг останется жив и здоров, а сила неожиданно окажет свое действие там, где она действительно необходима – например, при спасении Иуабуу от…

– Понятно, – перебил я. – Избавьте меня от… э-э… Иуа… неважно. Давайте по существу. У вас есть опытный образец вашего прибора?

– Да! – радостно воскликнул Аобуаиуба, и меня сбил с ног шквал его эмоций. С трудом поднявшись на ноги, я почувствовал, что руки мои сдавлены невидимыми обручами, и понял, что хочу того или нет, но в эксперименте по передаче силы на расстояние мне все-таки придется принять участие.

– Выберите объект! – воскликнул Аобуаиуба. – Нечто, способное с силой воздействовать на окружающую среду!

И я тут же подумал о моем незадачливом племяннике Орене Шекете. Я еще о нем не рассказывал – не было повода, но в свое время этот человек попортил мне и своей матери, моей кузине Саре, немало крови. Орен вымахал под два с половиной метра и ударом кулака мог свалить с ног тигра, если бы не был от рождения патологическим трусом. Он боялся даже крылатых тараканов с Ганимеда – самых безобидных созданий в Солнечной системе! Силу свою он всегда использовал тогда, когда это было совершенно не нужно, например, чтобы связать две нитки. Представляете картину? Значит, вы понимаете, как мучилась с Ореном моя кузина Сара.

– Орен Шекет, – сказал я. – Это мой племянник, и сил у него вполне достаточно. Правда, мне не известна система фокусировки вашего прибора, уважаемый Аобуаиуба…

От волнения я даже сумел правильно произнести имя изобретателя!

– Неважно, – послышался голос психа. – Я уловил движение вашей мысли и знаю теперь, о ком идет речь. Индуктор выбран, и я начинаю эксперимент. Назовите объект, к которому должна отойти сила Орена!

– Я бы и сам не прочь… – пробормотал я.

Лучше бы мне этот вариант никогда не пришел в голову!

Не знаю уж, как действовал прибор, сконструированный Аобуаиуба, – он ведь тоже состоял из воздуха, как и сам изобретатель. Но в следующую секунду я неожиданно для самого себя размахнулся и ударил рукой по стене палаты. Заметьте, это была стена из прочного сплава, но лопнула она, как бумага, и палата, будто воздушный шар, из которого выпустили воздух, начала падать на поверхность планеты.

– Спасите! – взвизгнул Пук Дан Шай, который до этого момента молча стоял рядом со мной и наблюдал за состоянием пациента.

Я сделал единственное, что должен был сделать в такой ситуации – нащупал на груди медальон, надавил на крышку и послал сигнал бедствия в Галактическую службу спасения. Обычно этого было достаточно – спасатели являлись в течение тысячной доли секунды. Но сейчас, к моему ужасу, ничего не произошло – мы продолжали падать, Пук Дан Шай не переставал визжать, а Аобуаиуба, которому опасность разбить себе шею вовсе не угрожала, спокойно возился со своим прибором.

Я пришел в отчаяние. Сейчас у меня была сила моего племянника Орена, а он, следовательно, получил возможность воспользоваться моей слабостью. Иными словами, я пробил стену палаты, когда Орен случайно взмахнул рукой, а он вызвал Службу спасения, когда я решил, что пора это сделать. И сейчас бедняга Орен наверняка удивлялся неожиданному появлению в его комнате галактических спасателей.

Я ничего не мог предпринять, поверхность планеты приближалась слишком быстро. Мимо меня с визгом пролетел Пук Дан Шай, и я даже не успел схватить его за ногу.

Это был конец, и я подумал о том, что недавно ведь и сам хотел покончить счеты с этим неблагоустроенным миром. Но не таким же способом!

– Аобуаиуба! – неожиданно закричал Пук Дан Шай. – Индуктор – Иуабуу!

Я сразу почувствовал изменение в ситуации. Будто мощнейший воздушный поток поднял меня на своем гребне и медленно понес над территорией больницы навстречу заходившему светилу. Чуть ниже меня летел на воздушной подушке переставший визжать Пук Дан Шай, а темное облачко Аобуаиуба следило за нами сверху.

– Что такое? – крикнул я. – Что происходит?

– Аобуаиуба отключил вашего брата, – объяснил врач и перевернулся в воздухе, чтобы лучше видеть меня, – и подключил индуктором своего родственника Иуабуу. Кстати, именно этот тип засадил Аобуаиуба в нашу клинику. Они же там все из воздуха, их сила – это сила воздушных потоков, так что теперь, Шекет, постарайтесь не выходить из образа, пока мы не опустимся на землю.

Я уж постарался! Когда мы с Пук Дан Шаем тихо опустились перед главным корпусом клиники, врач скомандовал:

– Аобуаиуба! Можешь отключить прибор, все в порядке!

– Я получу патент? – прошелестел вопрос.

Пук Дан Шай бросил на меня выразительный взгляд, и мне ничего не оставалось, как сказать:

– Да! Честное слово эксперта!

А как бы вы поступили на моем месте? Начали бы упрямиться, и тогда Аобуаиуба мог бы передать мне силу, с которой астероид врезается в планету? И что тогда? От больницы, от Пук Дан Шая, да и от меня самого ничего бы не осталось!

Вот и пришлось мне, вернувшись на Цереру, написать положительное экспертное заключение на изобретенный господином Аобуаиуба прибор. Написав, я изо всех сил (собственных, не заемных!) ударил кулаком по столу и навсегда зарекся давать сумасшедшим изобретателям какие бы то ни было обещания.

Без озарения

За что я люблю сумасшедших – они не способны скрывать своих намерений. Когда речь идет о благих намерениях, – например, осчастливить человечество, – к словам пациентов клиники Пук Дан Шая можно относиться спокойно. Но если кто-то из них вдруг заводит речь о том, что намерен покорить Вселенную, тут, я думаю, самое время принимать крутые меры, поскольку от желания до идеи не такой большой путь, а от идеи до ее воплощения путь еще меньше.

Поэтому когда главный врач Галактической психбольницы позвонил мне и сообщил о том, что больной по имени Арузаур изобрел аппарат для уничтожения цивилизаций, я отнесся к его словам чрезвычайно серьезно и вылетел на Альтрогениб-2 ближайшим рейсом лучевого лайнера.

– Хорошо, что вы здесь, Шекет! – такими словами встретил меня Пук Дан Шай. – У нас в запасе всего час, чтобы предотвратить мировую катастрофу!

– Не нужно паниковать, – сурово сказал я. – Не знаю, что придумал этот ваш… э-э…

– Арузаур.

– Вот-вот. Не знаю, что он придумал, но для того, чтобы построить аппарат, ему нужны материалы, оборудование, а вы, надеюсь, не настолько легкомысленны, чтобы обеспечить психически ненормальное существо всем необходимым для…

– Арузаур утверждает, что никакое оборудование ему не нужно, – прервал меня Пук Дан Шай. – Он мог бы запустить процесс прямо сейчас, но решил подождать до полудня – из эстетических соображений. А полдень, как вы можете убедиться, наступит через пятьдесят четыре минуты!

– Что же он изобрел, этот Арузаур?

– Не имею ни малейшего представления! – воскликнул Пук Дан Шай. – Пациент отказывается выдать мне формулу изобретения! Он желает говорить только с вами, экспертом Института, поскольку намерен получить патент на уничтожение разума во Вселенной сразу после того, как этот разум будет уничтожен.

– Не вижу логики, – раздраженно сказал я. – Зачем ему патент, если не останется никого, кто бы пожелал оспорить его авторские права?

– Вы говорите о логике, Шекет? – вскричал врач. – Вы забыли, где находитесь!

– Ничего я не забыл, – заявил я, погрешив против истины. – И если у нас мало времени, не будем его терять. Где пациент?

Не говоря ни слова, Пук Дан Шай повел меня в ту сторону, где, как я уже знал, располагался корпус тихопомешанных обитателей планет с нейтронной жизнью. Никогда прежде я не имел дела с представителями нейтронных цивилизаций, они и здоровые представлялись мне чрезвычайно странными. Нейтронники обитали в недрах сверхплотных звезд, я даже слышал, что их находили (правда, мертвыми) в окрестности черных дыр. Размер взрослого нейтронника обычно не больше земной бактерии, а масса, тем не менее, достигает сотни килограммов, так что подержать нейтронника в руке вам не удастся, даже если вы наденете стальную перчатку.

Помещение, где содержались психически больные нейтронники, было похоже снаружи на батискаф – обычные материалы не могли выдержать давления, создаваемого телом нейтронника, и поддерживать его в подвешенном состоянии приходилось с помощью сверхмощных магнитных полей, к которым, впрочем, он привык на своей далекой родине.

– В чем, кстати, состоит его психическая болезнь? – спросил я Пук Дан Шая, когда мы вошли в приемный покой. – Чем Арузаур отличается от своих соотечественников?

– Он возомнил себя ураганом, Шекет, – объяснил врач. – Вы же знаете, какая у них в недрах нейтронных звезд толкучка! Каждый организм закреплен на своем, от рождения до смерти заданном месте. А этот Арузаур начал двигаться, равновесие нарушилось, и цивилизация чуть не погибла, Галактическая служба спасения едва успела отловить несчастного и доставить сюда.

– Так у него уже есть кое-какой опыт по уничтожению цивилизаций! – воскликнул я, не сдержав удивления.

Мы с Пук Дан Шаем подошли к стереоэкрану, показывавшему, что происходило в палате. Сначала я подумал, что там никого нет, но потом обнаружил висевшую в воздухе горошину. Разумеется, это был не сам Арузаур, а его личная капсула, где он разместился со всем возможным комфортом, включая транслятор речи. Именно с помощью этого транслятора он и произнес фразу, которая раздалась из динамика над моей головой:

– Я не уничтожаю цивилизаций, Шекет! – воскликнул Арузаур. – Это недостойно моего таланта. Я намерен уничтожить разумную жизнь во всей Вселенной. И хочу получить патент на изобретенный мной способ.

– Зачем вам патент… – начал я, но Арузаур перебил меня:

– Не говорите глупостей! Патент должен зафиксировать мое достижение для цивилизаций, которые возникнут в будущем.

– Логично, – согласился я, не желая вступать в спор. – Но чем вас не устраивают уже существующие разумные виды?

– Мы слишком много знаем! Мы уже исследовали все галактики и добрались до границ Вселенной в пространстве и до Большого взрыва во времени! Во Вселенной не осталось ничего, достойного познания. Жизнь становится скучной! Разум превращается в потребителя и начинает жить для собственного удовольствия!

– Разве это плохо? – осторожно спросил я.

– Разум должен познавать! – отрезал Арузаур. – А если он почти все уже познал, нужно его уничтожить, чтобы процесс познания начался заново!

– Вот поистине безумная идея, – пробормотал я, на что Арузаур ответил холодным молчанием.

До полудня оставалось десять минут, и я поспешил задать следующий вопрос:

– Чтобы дать экспертное заключение по вашей проблеме, я должен знать суть изобретения.

– Безусловно, – согласился Арузаур и после короткого молчания неожиданно заявил: – Теперь вы знаете суть, и я жду вашего решения.

Я хотел было сказать, что не привык, когда надо мной смеются – даже если смеются сумасшедшие, – но тут будто молния сверкнула в моем сознании, и я понял, что действительно знаю все, что хотел рассказать мне безумный Арузаур! Я перевел растерянный взгляд на Пук Дан Шая, врач понял мое смущение и объяснил, беспокойно поглядывая на часы:

– Каждый нейтронник способен излучать мысли в виде узконаправленного пучка нейтрино. Я ничего не понял из вашей беседы, поскольку Арузаур направил луч точно в центр вашего мозга. Но сам эффект мне хорошо знаком, мы именно так и общаемся с больными нейтронниками. Скажите, Шекет, это изобретение… Оно действительно опасно?

– Это катастрофа! – мрачно сказал я и попытался как можно короче изложить Пук Дан Шаю суть изобретения Арузаура, поскольку стрелка на часах неумолимо приближалась к полудню, и для спасения разумной жизни во Вселенной у нас оставалось всего три минуты.

– Все дело в том, что мы, люди, называем озарением. Можно всю жизнь собирать информацию и изучать проблему, но если не случится озарения, интуитивной догадки, по-настоящему крупная проблема так и останется нерешенной. Вроде бы все есть для решения, кроме самой малости, но… Если вас не осенило, открытие так и не будет сделано!

– Знаю, – согласился Пук Дан Шай. – Я как-то работал над созданием препарата, помогающего…

– Арузаур изобрел способ лишить разум счастья озарения! – воскликнул я, невежливо прервав врача, ударившегося в воспоминания. – Точечные удары нейтринным потоком – и готово! Вы будете всю жизнь биться над проблемой, и вас никогда не осенит.

– Всего-то? – с облегчением вздохнул Пук Дан Шай. – Я уж думал… Даже если Арузаур миллион лет будет вредить нам своим нейтринным пучком, сколько разумных он сможет лишить радости творчества? Ну сто, ну тысячу…

– Вы не понимаете! – воскликнул я. – Арузауру достаточно лишь раз отправить в пространство нейтринный луч определенной мощности и энергии, а дальше процесс пойдет по нарастающей, ведь во Вселенной существует нейтринный фон, который изменится и станет, в свою очередь, влиять на все мыслительные процессы! Если Арузаур ровно в полдень, как обещал, излучит свою мысль в форме нейтринного луча, цивилизации погибнут, потому что никто и никогда не сможет больше ничего изобрести или открыть!

– Нет ли тут противоречия, Шекет? – осторожно спросил Пук Дан Шай. – Если не будет изобретений, цивилизации попросту превратятся в общество потребителей – а ведь именно это так возмущает Арузаура! Разум-то от этого не погибнет…

– Погибнет! – воскликнул я. – Хватит рассуждать! До полудня двадцать секунд! Я, конечно, не варвар, но у нас нет времени собирать трибунал! Немедленно отключайте в палате Арузаура магнитное поле, ответственность я беру на себя!

– Но пациент умрет! – вскричал Пук Дан Шай. – Я врач, это абсолютно невозможно!

– Иначе погибнут все! Тут нет выбора – ведь и Арузаур погибнет тоже.

Пук Дан Шай продолжал пребывать в ступоре, он так и не смог решить возникшую перед ним моральную дилемму, пришлось мне самому отыскать на пульте регулятор магнитного поля и отвести его к нулю. До полудня оставалась одна секунда.

Что-то щелкнуло в палате, и бедняга Арузаур развалился под действием внутреннего давления на миллиарды не связанных друг с другом нейтронов.

Я убил разумное существо, пусть даже с психическим дефектом, и не испытывал по этому поводу угрызений совести.

– Что я скажу его родственникам? – прошептал потрясенный Пук Дан Шай.

– Правду, – сурово сказал я. – Вы объясните им, что нейтринный фон Вселенной, изменившись, сначала лишит нас радости озарения, а потом способности принимать решения. Сначала – важные, но скоро – любые. Вы не сможете выбрать: пойти направо или налево, выпить чай или кофе, встать с постели или спать до полудня… Разум – это способность выбирать. Иначе…

Я повернулся и пошел прочь. Пук Дан Шай плелся за мной и бормотал под нос:

– Чай или кофе… Убить или помиловать…

– Вот именно, – сказал я, не оборачиваясь. – Вы не сможете выбрать между добром и злом. И говорите, что это не гибель разума?

На Цереру я вернулся на рейсовом лучевике, и всю дорогу меня преследовало выражение муки во взгляде Пук Дан Шая. Я закрыл дверь, отключил коммуникаторы и повалился на диван. Непростое это занятие – спасать разум во Вселенной. Я еще не знал в то время, что мои проблемы с нейтронниками только начинаются.

Награда за убийство

За свою довольно долгую жизнь мне неоднократно приходилось сидеть в тюрьме, а как-то раз я даже представал перед судом на планете Бакбук. И все-таки я с волнением ожидал, когда за мной пожалуют представители Галактического правосудия и привлекут к ответственности за убийство (иначе не назовешь!) разумного существа, представителя цивилизации, живущей в недрах нейтронной звезды НД 167743. Я-то знал, – и доктор Пук Дан Шай мог подтвердить, – что мой поступок был вынужденным актом самообороны, но это еще предстояло доказать!

Мрачные мысли неожиданно были прерваны словами, прозвучавшими в моей голове – как мне показалось, где-то в районе переносицы:

– Иона Шекет, я не ошибся?

– Кто это? – удивился я вслух, хотя и понял сразу, что на мысленные вопросы можно и отвечать мысленно.

– Иона Шекет, я не ошибся? – повторил тонкий голосок, и мне показалось, что меня что-то начало щекотать изнутри черепной коробки.

– Да, – раздраженно подумал я, – Иона Шекет. С кем имею честь?

– Очень приятно, – прощекотал голос. – Мое имя Зерацубер Седьмой Прим, я адвокат и буду представлять ваши интересы на процессе по обвинению вас в убийстве Зерацубера Восемнадцатого Три Штриха. Убийство совершено вами четыре часа и сорок минут галактического времени назад на планете Альтрогениб-2, в помещении психиатрической…

– Ага, – воскликнул я, – так этого беднягу звали Зерацубер Восемнадцатый с тремя штрихами? А вы что – его родственник, судя по имени? И где вы, собственно, находитесь, адвокат?

– В Зерацубере, конечно, – прощекотал голос. – Я же сказал – седьмой цивилизационный слой, уровень прим.

– Так вы – нейтронник? То есть, я хочу сказать, житель нейтронной звезды, где проживал бедняга, которого я…

– Совершенно верно!

– Скажите, – полюбопытствовал я. – Если вы находитесь сейчас в недрах Зерацубера, то как вы со мной разговариваете?

– Это очень просто, – обиженно прощекотал адвокат. – Направленный нейтринный поток, что тут странного?

– Ну да, – согласился я. – Всю жизнь я только и делал, что принимал нейтринные послания.

Моя ирония осталась неоцененной, и Зерацубер Седьмой Прим продолжал как ни в чем не бывало:

– Я буду защищать вас по представлению Службы свободных адвокатов. Начало процесса через сорок две минуты, поэтому извольте изложить свою версию событий.

– Как через сорок две минуты? – возмутился я. – Я не могу! Я устал! А где ордер? Где камера предварительного заключения? Где мои гражданские права, наконец?

– Дорогой Шекет, – голос адвоката так щекотал мне изнутри черепа переносицу, что я готов был вывернуться наизнанку, чтобы почесать глазные нервы. – Дорогой Шекет, суд и без того сделал достаточно много. Итак, изложите вашу версию, и я гарантирую вам минимальное наказание.

– Как вы можете что-то гарантировать заранее? – пробормотал я, но не стал дожидаться ответной щекотки и в нескольких словах поведал адвокату, как его психически больной соплеменник решил уничтожить разумную жизнь во Вселенной, и как я вынужден был в порядке самообороны рассеять на атомы беднягу Зерацубера Восемнадцатого Три Штриха.

– Понятно, – сказал адвокат, и мне даже показалось, что он зашелестел в моей голове какими-то бумагами, хотя, конечно, это было всего лишь субъективное впечатление. – Какого наказания вы добиваетесь? Я не могу требовать слишком многого, потому что ваше преступление ужасно – убийство есть убийство, какие бы благие цели оно не преследовало.

– Я надеюсь на оправдание, поскольку, как уже говорил…

– Об оправдании не может быть и речи! Убийство – это убийство, и вы сами в нем признались.

– Скажите, – подумал я, – а какова максимальная мера наказания, которой я могу быть подвергнут? Надеюсь, не казнь через повешение? Было бы затруднительно повесить меня, поскольку никакая виселица на поверхности нейтронной звезды не просуществует и секунды – ее раздавит поле тяжести…

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – щекотнул меня адвокат. – Максимальное наказание, которую вы можете получить – это звание почетного гражданина Зерацубера Первой Линии. Но я вряд ли смогу добиться такого судебного решения. На моей памяти – а я живу по земному счету одиннадцать миллионов лет семь месяцев три дня шесть часов тридцать три минуты и две… нет, уже три секунды… – так вот, на моей памяти звание почетного гражданина Зерацубера присуждалось всего однажды. Это был приговор по делу Зерацубера Сто Пятого Шесть Штрихов, который уничтожил три миллиарда нейтронных организмов, заставив сколлапсировать внутренний разумный слой. Вы убили всего одного Зерацубера, и вам столь суровый приговор не грозит. А потому…

– Стоп, – прервал я словоохотливого адвоката. – Давайте внесем ясность. Звание почетного гражданина – это наказание или что-то противоположное?

– Это высокое наказание, к которому суд приговаривает за наиболее серьезные преступления, в число которых входит и убийство.

– Какое же это наказание? – продолжал недоумевать я. – Я убил Зерацубера! И меня же… А вы, адвокат, в чем ваша задача?

– Как это – в чем? Обвинитель будет требовать, чтобы вас ввели в состав Академии физиков Зерацубера, а мое дело – доказать, что с вас достаточно простого звания Почетного гражданина!

– Меня наказывать собираются за убийство, в конце-то концов, или награждать? – в совершенном отчаянии что бы то ни было понять воскликнул я и для убедительности хлопнул себя ладонью по лбу.

– Наказывать! – поддавшись моему настроению, воскликнул Зерацубер Седьмой Штрих.

– Скажите-ка, – вкрадчиво задал я провокационный вопрос, – а какова на вашем Зерацубере самая большая награда, которой удостаивают избранных?

– О! – щекотка адвокатской речи так достала меня, что я принялся колотить себя обеими руками. – Самая большая награда, мечта каждого Зерацубера: распыление на частицы, полная нейтронизация, чтобы ни единого электрона… Но это практически невозможно…

– Итак, – сделал я свой вывод, – если я правильно вас понял, господин адвокат, то мечта каждого жителя вашей нейтронной звезды – это быть уничтоженным на веки вечные?

– Разумеется! Что в этом удивительного?

– Видите ли, – сказал я, – на приличных планетах разумные существа мечтают жить долго и счастливо, а за убийство, бывает, приговаривают к пожизненному заключению, поскольку смертная казнь на большинстве планет Галактики отменена.

– Ох, – вздохнул адвокат. – Мы, зерацуберы, или, как вы нас называете, нейтронники, практически бессмертны. Сгусток нейтронов, если он расположен в недрах нейтронной звезды, может существовать вечно – во всяком случае, пока существует Вселенная. Ну, проживешь миллиард лет, и так надоедает… Начинаешь мечтать об уничтожении! Но это невозможно. Как может один нейтронник уничтожить другого, если даже самой природе это не по силам? Иногда просишь приятеля: ну попробуй, давай соорудим ядерный канал, направим электронный пучок… Обычно ничего не получается. Но иногда возникают благоприятные условия, и кому-то из счастливчиков удается покинуть этот мир. Тогда его убийцу, естественно, судят и приговаривают, скажем, к почетному званию приват-доцента… Это в самом простом случае.

– Понятно, – произнес я задумчиво. – А что мне будет, если я явлюсь на ваш Зерацубер и уничтожу весь верхний цивилизационный слой?

– О! – щекотка адвоката была полна экстаза. – Вас приговорили бы к высшей мере! Может, даже сделали бы руководителем нашей Академии! Я мог бы быть вашим адвокатом, кстати говоря. Но неужели у вас есть способ совершить то, о чем вы говорите?

– Нет, – признался я после короткого раздумья. Действительно, откуда у простого эксперта по безумным изобретениям такие возможности? Чтобы снять слой с нейтронной звезды, нужна такая энергия, какую вряд ли вырабатывают за год все энергостанции Солнечной системы!

– Жаль, – сказал адвокат и продолжил с неожиданным воодушевлением. – Но ведь вы сумели разделаться с Зерацубером Восемнадцатым Три Штриха! Почему бы вам не сделать этого, например, со мной? Конечно, второго убийства мои соплеменники вам точно не простят и обязательно приговорят к пожизненной должности декана исторического факультета Главного университета Зерацубера. Но если вы считаете, что такое наказание вас устроит…

– Не думаю, – сказал я. – Плохо представляю, как бы я стал преподавать студентам, которых не смогу увидеть даже в микроскоп.

– Жаль, – повторил адвокат и неожиданно заговорил настолько сухим и официальным тоном, что у меня в голове даже чесаться перестало. – Итак, Иона Шекет, суд только что состоялся и вынес свой вердикт. Мое слово защитника было, конечно, принято во внимание, тем не менее избежать наказания не удалось. Вы приговариваетесь к почетному званию заслуженного эксперта Академии наук Зерацубера. К исполнению обязанностей можете приступить в любое угодное для вас время. На этом мои обязанности исчерпаны, и я прерываю диалог.

– Погодите! – воскликнул я, но было поздно: щекотка прекратилась, адвокат Зерацубер Седьмой Штрих исчез из моего сознания.

Как и сорок минут назад, я сидел на диване в своем кабинете на Церере, но теперь я ощущал себя не убийцей, а благодетелем. Что до нового звания, то не думаю, что меня оно могло отяготить. В конце концов, разве я не был почетным членом десятка других Академий и доктором самых разнообразных наук?

Я вздохнул, отер со лба пот и поблагодарил небо за то, что родился человеком, а не нейтронником, вынужденным жить столько, сколько существует Вселенная.