Текст книги "Тихий омут"

Глава 16

Тусклый отблеск умиравшего месяца уныло блуждал по заросшему паутиной и слоем пыли паникадилу. Уродливые кривые свечи походили на зубастую пасть неведомого чудища. Древние образа мрачно взирали с облупленных фресок.

За широким, некогда золочёным амвоном прятались трое. Они были невероятно напуганы и постоянно озирались по сторонам, словно каждый миг ожидали нападения.

– Зря мы сюда пришли, – срывающимся голосом промолвил низкий полный паренек и сощурился, в результате чего его, и без того узкие глаза, превратились в две маленькие щёлочки, а губы ощерились жутким оскалом. – Мало нам прошлого раза? Ой, зачем я вас послушал?

– Не трясись, – фыркнула рослая медноволосая девочка. – Это единственное место, где мы можем увидеть Анея.

– Он не появлялся уже неделю, – отпарировал Дзюце. – Его давно уже выгнали, за то, что сюда бегал.

– Его выгнали, а нас нет? – ехидно усмехнулся Прохорий. – То, что тут был Аней ещё так, – он покрутил перед лицом ладонью, – а вот нам-то крепко досталось.

Дзюце помрачнел и осторожно притронулся к ещё побаливающей челюсти.

– Но тогда почему он не появляется?

– А что, если… – тревожно вздохнула Лива. – Что если… он и тот жрец ответили за нас всех?

– Не нагнетай, – по слогам произнёс Прохорий. Он сложил руки на груди и демонстративно оперся плечом о полуразбитый иконостас.

Дзюце украдкой выглянул из-за амвона и тут же юркнул назад.

– Мне показалось, что-то мелькнуло, – прошептал он с безумным взглядом. Друзья видели, ещё немного и у толстяка вновь начнётся приступ, в прошлый раз едва не стоивший ему жизни.

– Тебе показалось, Дзюце! – с нажимом проговорила девочка, стараясь за угрожающим тоном скрыть дрожь в голосе.

– Нет, ему не показалось, – раздалось совсем неподалёку.

– А! – заверещал шонь-рюнец и схватился за голову. – Мы все умрем! Анея нет, кто же теперь…

– Успокойся, это Аней, – с широченной улыбкой произнесла Лива. – Я же говорила, он придёт.

Всего за неделю Аней успел измениться. Чётко выделились скулы, он раздался в плечах и, вроде, даже подрос. А ещё взгляд. В нём тоже что-то изменилось, что-то неуловимое, постоянно ускользающее. Будто подверглась изменениям сама душа послуха.

Мальчишка был одет в прекрасно подогнанный к его фигуре грязно-серый балахон без капюшона. На тонкой цепочке тускло поблёскивал серебряный перечёркнутый круг, надетый так, чтобы его все видели. Подстрижен нерев теперь был под горшок.

– Здравствуйте, друзья, – послух улыбнулся своей застенчивой, чуть виноватой улыбкой, и все вздохнули с облегчением. Всё-таки это был Аней, их Аней. Он смахнул с ближайшей лавки пыль и сел.

– Ты куда девался? – рассвирепел Дзюце. Его жуткий страх быстро перешёл в столь же чудовищный гнев на друга, который целую неделю невесть где находился, а тут вдруг запросто явился, ещё и улыбается! – Где тебя черти носили?

На толстяка тут же зашипели со всех сторон. Он быстренько осенил себя священным знамением и продолжал.

– Мы тут чуть с ума не сошли! Лива вообще уже решила, что ты… что тебя…

– Ша, Дзю, – Прохорий положил ему на плечо руку. – Ты ему и рта не даёшь раскрыть. Аней, в самом деле, где ты был?

Мальчишка помрачнел и принялся нервно потирать лоб. Он явно собирался сказать что-то невероятно значительное, но никак не мог собраться с духом. Мальчишки нетерпеливо жгли его взглядом, перебирая в головах сотни самых невероятных историй. И только одна Лива была почти уверена в том, что сейчас скажет её друг.

Девочка тайком смахнула навернувшиеся слёзы.

– Я пришёл, как только смог, – наконец, хрипло произнёс Аней. Его голос начал ломаться. За одно это нехитрое предложение он успел преодолеть путь от густого баса до фальцета.

– Чем же ты был так занят? – съязвил Дзюце.

– Разве не ясно? – мрачно обронила рестка. – Он теперь белый жрец.

– Тихо вам! – повысил голос Прохорий. – Говори, Аней.

– Лива права, – медленно произнёс нерев, – я согласился стать рытником.

Прохорий нахмурился и стиснул зубы. Шонь-рюнец же не собирался скрывать эмоций. Он фыркнул и тихо, совсем неподобающим для будущего священника образом, выругался.

– А что у меня был выбор? – рявкнул Аней. – Если бы мы с Аттистом не дали своё согласие на перевод в башню рытников, вас всех поганой метлой отсюда погнали бы! А там учёба строится не так, как строилась у нас, – будущий белый жрец взял себя в руки и продолжил тоном ниже. – Я не знаю, когда мы увидимся в следующий раз. Может, даже никогда…

– Никогда?.. – эхом отозвалась девочка и потупилась.

– Может статься.

Повисло молчание. Каждый смотрел в свою сторону. Стало слышно, как ветер тихонько скребётся в ставни. Аней нервно разглаживал полы балахона. Дзюце гневно сопел. Пилиг Прохорий пальцем отколупывал пузырящуюся штукатурку.

Внезапно Лива сделала один шаг и постояла, словно решаясь на что-то. Подошла к Анею и, сев на корточки, заглянула в глаза.

– Коли уж есть такая возможность, что мы больше не увидимся, я хочу, чтобы ты знал… – она набрала в грудь побольше воздуха, но сказала совсем не то, что собиралась. – Ты всегда останешься для нас другом. Помни об этом, Аней.

– Лива права, – поддержал её пилиг. – Друзья на то и друзья, чтобы оставаться таковыми в любую минуту и сколь бы долгой ни была разлука.

Прохорий подошёл и протянул Анею руку. Мальчишка поднялся и ответил на рукопожатие. Дзюце колебался несколько мгновений, но в конце концов тоже пожал, а потом и вовсе расчувствовался и кинулся обниматься.

Ночь прошла в прощании. Аней казался нарочито весёлым. Он балагурил, шутил и отчаянно пытался развеселить остальных. Прохорий пытался ему помочь, а Дзюце всю дорогу оставался мрачным. Лива всё-таки расплакалась.

Потом, когда первые всполохи рассветного солнца багрянцем окрасили небосвод, ребята начали расходиться по одному – чтобы не привлекать внимания. Первым ушёл, вернее убежал, пугливый Дзюце. После его ухода ребята попрятались, кто куда, и долго ещё не решались высунуться. Ибо, мало ли какого шума мог наделать запаниковавший шонь-рюнец.

После него, по уговору, должна была уходить Лива. Она подошла к другу, подняла печальный блестящий взгляд. Ей очень хотелось сказать Анею что-то напоследок, но нужные слова никак не приходили на ум. Мысли путались, в голову постоянно лезли какие-то глупости. И поэтому девица просто молчала, с тоской рассматривая лицо этого застенчивого нерева с голубыми широко распахнутыми, будто от удивления, глазами. Несколько раз она делала попытки заговорить, но в последний момент обрывалась и на краткий миг отводила глаза.

Аней тоже не знал, как себя вести и что сказать. Он чувствовал её дыхание так близко, что казалось вот-вот, и девочка коснётся его губами.

– Вообще-то, наверное, сейчас пойду я, – почесывая затылок, произнёс Прохорий. – Заодно посмотрю, как там наш неустрашимый друг. Ну, давай, Аней, надеюсь, скоро увидимся…

Пилиг нарочито прямо развернулся и быстрым шагом, почти бегом, покинул часовню. Анею показалось, будто он слышит всхлип.

– Пока, Прош…

– Ну… ладно, прощай, Аней, – девица глубоко вздохнула и крепко обняла мальчишку. Её губы жарко прошептали на ухо: – Не забывай меня.

– Не забуду, – так же шёпотом ответил рытник.

А потом девчонка бегом помчалась к маленькой, закрытой облупившейся иконой дыре в стене, через которую ребята попадали в заброшенную часовню.

Аней оказался прав насчёт своего времени. Через неделю после его перехода в башню рытников началась подлинная учёба, какая и в страшном сне не приснилась бы обыкновенному жрецу. Спал мальчишка не больше четверти суток, а то и меньше, времени на другой отдых не оставалось вообще. Сразу после заутренней белые жрецы тащили послухов зубрить классы и виды чудовищ, духов, бесов. Едва ли не с первого дня ребята приступили к занятию боевым исихазмом, где их учили укреплять своё тело при помощи сочетания молитв и особых способов дыхания.

Долго и нудно приходилось заучивать разные тайные молитвы. Не гнушались наставники и организацией обычной рукопашной среди учеников. Ребята должны были запросто выдерживать обыкновенный кулачный поединок хотя бы с троими противниками, голыми руками бестрепетно выбирать из костра головни или, например, находясь в совершенно тёмной комнате, определять, сколько в ней живых существ. Учились говорить так, чтобы в любой момент рытник мог сплотить вокруг себя людей и повести в бой, буде возникнет такая нужда.

Так уж случилось, что вместе с Анеем обучался и Аттист – жрец-выпускник, с которым друзья встретились в ту памятную ночь, когда их чуть не прихлопнули призраки заброшенной часовни. У него напрочь отсутствовал хоть какой-то дар, об этом говорили многие учёные монахи. Но, тем не менее, Аттисту было предложено либо переучиваться заново на рытника, либо бесславно отправлять домой. Немудрено догадаться, что он выбрал.

Остальных участников той ночи не выгнали только потому, что Аней и Аттист набрались храбрости и долго пытались уговорить высшее духовенство оставить всех. Никогда ещё Аней не предпринимал столь решительных действий, но всё-таки им удалось. При условии, что парни больше не появятся под ужасными сводами Угрюм-горы и никогда не соберутся той компанией. Делать нечего, пришлось идти на компромиссы.

Все будущие рытники, кроме тех, кто уже сталкивался с настоящими призраками в заброшенной часовне, с нетерпением ждали часа практических занятий. Казались самим себе храбрецами, способными безо всяких хлопот разделаться с уймой нечисти. И нужно было видеть их лица, когда послухов впервые выбросили на мелком клочке земли неподалёку от Чёрного рифа и поручили отыскать и уничтожить несколько средненьких упырей.

Но Анею больше запомнился совершенно иной момент его пребывания в Храмовых скалах. Всё происходило далеко после их первого поединка с упырями, и к тому моменту ребята повидали уже порядком. Во всяком случае, им так казалось.

День стоял промозглый. Сквозь приоткрытые окна в учебные помещения то и дело проникал мокрый снег. Отец Фракья чертил на вмурованной в стену вощёной доске никому пока не понятные символы. Потом он медленно обернулся и характерным жестом пригладил три волосины на потной лысине. Блаженно улыбнулся и сложил руки в молебном жесте.

– И так, – гулко разнеслось под сводами, – сегодня у нас теория с практикой не разойдутся. Мы будем проходить… что бы вы думали? Правильно, тихих омутов.

– Но позвольте! – возмутился зубрило Гутей. – Опять? Мы ведь уже выкуривали низших бесов из омутов.

Фракья расплылся в улыбке довольный тем, что этот, весьма скучный на остальном фоне опыт, всё-таки запомнился его лучшему ученику.

– Всё верно, молодой человек. Но, если вы заметили, я сказал не тихие омуты, а тихих омутов, говоря о них, как о личностях. О, милостивые государи, это совершенно отдельная и необыкновенная тема! Я уверен, что для многих именно после неё произойдёт коренной излом в затвердевших с детства подчас ложных представлениях о добре и зле. И вы сами поймёте, почему именно юродивые и неполноценные гораздо ближе богу, нежили нормальные или исключительно привлекательные люди. Итак, милостивые государи, тихие омуты.

Лектор заложил одну руку за спину, а другой принялся наматывать на палец три волосины с лысины. Отец Фракья задумчиво расхаживал между разбросанными по невероятно просторному каменному мешку послухами и вдохновенно рассказывал:

– Я бы не советовал вам, милостивые государи, этого записывать, поскольку материал достаточно велик, а в памяти всё одно укоренится лишь то, что будет окрашено определёнными эмоциями. Итак, тихие омуты… Как многие из вас, я надеюсь, уже поняли, тихие омуты – это люди. Такие же люди, как и мы с вами, имеющие лишь некоторые особенности. Не внешние, это бы им только мешало, но внутренние. Я бы сказал, что всяческим изменениям подверглась их душа, сиречь личность, благодаря чему тихие омуты получили невероятное могущество и власть над душами, не подвергшимися этим изменениям.

– А почему их называют тихими омутами? – и здесь воткнул свой нос противный Гутей.

– Хороший вопрос, – подметил Фракья и тепло улыбнулся Гутею персонально. После короткой паузы продолжил. – Тут, в общем-то, большую роль сыграла многим из вас ведомая народная пословица – в тихом омуте черти водятся. Вот отсюда всё и пошло. Тихие омуты, в первую очередь, это верные слуги дедера. Тихим омутом, как и рытником может стать далеко не каждый, поэтому черти разыскивают этих людей по всему свету, подстраивают различные неприятные истории, чтобы только заполучить их добровольное согласие служить дедеру. Как вы думаете, для чего их используют?

– Чтобы людям вредить! – мигом выпалил недоросль Гутей.

– Лучше молчите! – святой отец грозно взмахнул рукой, как бы желая обрубить на корню глупейшую реплику любимого ученика. – Не смейте разочаровывать меня, милостивый государь! Подобный ответ считался бы исчерпывающим для какого-нибудь слободского олуха, не способного ни на что боле, кроме как крутить подолы таким же невеждам, как и он сам, но никак не ученика высшей семинарии при главном храме, будущего рытника – элиты среди элит! Итак, иных версий нет?

– Я думаю, – неловко начал Аттист, – коль скоро их назвали тихими омутами, быть может, деятельность как-то связана с водой? Ну, скажем, они занимаются отравлением колодцев и источников… Или, скажем, осушают реки, пресноводные водоёмы… Возможно, в их силах каким-то образом влиять на погоду; вызывать засуху или проливные дожди…

– Интересное размышление, – похвалил Фракья. – Но в корне неверное. Есть ещё предположения?

– Может, в них временами черти вселяются? – предположил горбун Атталик. Каким образом он попал в рытники, и как собирается справляться с ежедневными физическими упражнениями, было непонятно. Но факт оставался фактом – горбач обучался в башне белых жрецов уже почти седмицу и, судя по хвалам наставников, делал определённые успехи. – Сказано ведь, в тихом омуте черти водятся. Может, и тут то же самое. В этих людях водятся черти.

– Ближе к истине, – кивнул Фракья. – Но всё равно не то. Милостивый государь Аней, может быть, вы прольёте свет на столь интересный вопрос?

Несколько мгновений назад Аней действительно собирался пролить свет на столь животрепещущий вопрос, но как только святой отец обратил на него внимание, все мысли вдруг куда-то подевались. Мальчишка испуганно сжался и замотал головой.

– Так, – нахмурился лектор, – скверно. Прескверно, милостивые государи. Сударь Атталик верно проследил логическую цепочку между поговоркой и самим понятием тихого омута, но выводы сделал неверные. Как и Аттист он слишком прямолинейно понял аналогию и, в общем, попросту зашёл с другого боку. На самом деле, этих людей называют так потому, что в себе они несут скрытую угрозу. Это всегда милые и общительные люди. Не обязательно красивые, но непременно обаятельные, умеющие расположить к себе. У них очень много разрушительных умений, но самым главным является – полная власть над человеком. Эти создания годами постигают умение морочить людям головы. И зрелый тихий омут запросто может отправить множество народа хоть бы и в самую дедерову кузницу. Они всегда рядом, в каждом городе, в каждой слободе, и тихо плетут свои сети, находясь в постоянном ожидании приказа от далёких невидимых хозяев. Тихие омуты умеют быть настолько своими, что никогда и ни у кого не возникнет и тени подозрения, что эти люди замешаны в чём-то тёмном. Приводи хоть миллион самых железных доказательств их преступлений… тебя самого быстрее на вилы поднимут, чем признают вину этих существ. Поэтому, имея дело с тихим омутом, рытнику приходится действовать скрытно. Его удар должен быть точным и быстрым, иначе тихий омут успеет нанести свой. И уж поверьте, он-то точно не промахнётся.

Фракья на какое-то время замолчал, а потом радостно хлопнул в ладоши.

– Да что там? Лучше самому один раз увидеть, чем сто раз услышать. Запомните, милостивые государи, то, что сейчас появится – не совсем человек. И его нужно уничтожить, как можно быстрее.

– А чем их можно убить? – пристыженно подал голос Гутей.

– Да хоть чем, – брякнул святой отец. – По своему строению, они ровным счётом ничем не отличаются от обыкновенного человека. Можете хоть стулом до смерти забить, главное, сделать это очень быстро.

Фракья несколько раз хлопнул в ладоши и двери распахнулись. Два коренастых монаха со скрытыми под капюшонами лицами ввели девушку. Маленькую, хрупкую, нежную. На продолговатом личике не было ни кровинки от страха. Песочные глаза безумно метались из стороны в сторону. Холщёвая рубаха была разорвана, слегка открывая для посторонних взоров две маленькие белые грудки. Тонкие запястья скручены за спиной оборкой. Из-за колодок на ногах незнакомке приходилось часто семенить.

– Итак! – радостно крякнул Фракья и вновь принялся за клочок волос на плешине. – Перед вами, милостивые государи, классический пример тихого омута. Сейчас она разыгрывает из себя жертву, но это обманчивая слабость, милостивые государи. Я очень надеюсь, что вы не купитесь на столь дешёвую провокацию.

Аней смотрел на девушку и ничего не понимал. Ну, как такое создание может быть каким-то там тихим омутом? Ведь совершенно ясно, самое большое, на что она способна, так это нагрубить в сердцах. Слишком далеко зашли воинственные жрецы в своей фанатичной борьбе с проявлением бесовщины.

Девица тряслась, как воробушек, украдкой озираясь по сторонам. По испачканным щекам бесшумно катились слёзы.

Послухи удивленно переглядывались. Убивать упырей и бесов – это одно. Это и почётно, и героически, но в том, чтобы замучить перепуганную девчонку ничего героического быть не могло. Тут стоило подобрать совсем иное слово – отвратительно.

– Что уставились? – закипел священник. – Убить подлую тварь!

Мальчишки вжали головы в плечи, и каждый неосознанно отступил назад. Они бросали друг на друга взгляды полные замешательства и страха. Кто-нибудь, ну, кто-нибудь, возьми на себя этот груз, убей.

Аней переводил взгляд с отца-наставителя на несчастную девушку. Лицо первого с каждым мгновением багровело всё больше. Фракья гневно сжимал и разжимал кулаки, испепеляюще взирая на послухов. Три волосины на лысине стали дыбом, а глаза, казалось, вот-вот и вылезут из орбит.

Девушка с зажмуренными глазами тряслась в беззвучной истерике. По дрожащей челюсти часто стекали крупные капли. Нежная грудь порывисто дрожала под грубой промокшей тканью.

– Ну, чего вы ждёте? Забыли всё, чему я вас учил? – не унимался безумный Фракья. Потом он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Заложив руки за спину, отец-наставитель продолжил уже обыкновенным восторженно-монотонным голосом. – И так, милостивые государи, как видно, вы тоже не устояли перед чудовищными чарами тихого омута. Прискорбно, хотя и вполне ожидаемо. И даже это не так неплохо. Теперь, когда вы на собственной шкуре испытали всю тяжесть их влияния, будете снисходительнее к тем, кто попал под бесовское наваждение, – он обвёл присутствующих взглядом и веско обронил. – Я хочу, чтобы вы оказались сильнее. Боритесь! Не дайте этой твари завладеть вашим разумом!

Мальчишки стояли, понурив головы, словно в чём-то провинились. Каждый боролся, как мог, но силы, очевидно, не были равны. Тогда Фракья подошёл к высокому громоздкому столу и принялся на нём рыться.

– Аней, поди сюда, – как бы между делом произнёс он.

Медленно, на ватных ногах мальчишка подошёл к наставителю. Священник, не глядя на него сосредоточенно что-то искал. Когда нашёл, перед взглядом послуха возник длинный обоюдоострый стилет с закруглённой гардой и знаком святого круга, искусно вытравленным на клине. Рытник вручил мальчишке оружие и легонько подтолкнул в сторону девчонки. Всё было ясно и без слов.

Не помня себя, Аней подошёл к ней. В голове стояла непонятная муть, мысли ворочались, будто каменные. Послух занёс руку для удара и выронил стилет. Он сам собою выпал из рук, стоило незнакомке лишь поднять на него взгляд. Взгляд полный невыносимой муки и страха. Взгляд человека, свыкшегося с мыслью о скорой неминуемой смерти.

– Я не могу, – сдавленным голосом произнёс мальчишка.

Фракья покачал головой.

– Что ж. Может, у кого-то другого хватит решимости уничтожить это чудовище?

Желающих не нашлось.

– Превосходно, милостивые государи. Вы не смогли побороть дедеровские чары тихого омута. Вероятно, вы думаете, будто перед вами бедная девчонка до полусмерти замученная злобными экзекуторами? – с кривой усмешкой произнёс отец-рытник. – Ха, ха, и ещё раз ха! Сейчас мы вам покажем, что эти существа на самом деле из себя представляют!

Он молодецки подобрал с пола стилет и решительно направился к девице. Осознав, что теперь за неё взялся опытный белый жрец, незнакомка забилась в руках своих пленителей и разрыдалась.

– Не надо, – наконец, вымолвила она. От страха голос сел настолько, что слова были едва различимы. – Прошу вас, не надо… я ведь ничего не делала… я невиновата! Это навет, меня оклеветали… нет, нет! Ну, пожалуйста!

В конце концов остатки сил покинули её. И девушка, зажмурившись, покорно склонила голову перед палачом. Но уже второй раз сталь не вошла в девичья грудь.

Гутей, всезнайка и зубрило Гутей, любимейший ученик отца Фракьи преградил ему дорогу. По лицу юного послуха можно было понять, что внутри идёт борьба. Он колебался, дрожал, словно какая-то его часть пыталась противостоять принятому решению.

– Отец Фракья, здесь какая-то ошибка, – неловко пробормотал он.

– Отец Фракья, не надо, – раздалось со всех сторон. – Вы же видите, что это очень хорошая девица.

Послухи окружили священника, лишая возможности манёвра.

– Да не умножится скверна, – сухо произнёс Аней, пристально глядя на отца-наставителя. Он стоял между ним и несчастной девушкой.

С каждым мгновением мальчишки всё больше утверждались в своей правоте. Очень скоро они были абсолютно уверены, что в фанатичной погоне за исчадиями дедеровой кузницы, святые отцы гребут частым гребнем каждого, на кого падает хоть малейшее подозрение, руководствуясь старым, как мир, принципом – лучше наказать невинного, чем пропустить виноватого.

Послухи всё плотнее сближались с вооружённым отцом-наставителем. Дистанция становилась опасной.

Монахи, что держали горе тихий омут, коротко переглянулись и прыгнули в один миг. Они были сытые, хорошо обученные рытники. Наверное, не в первый раз приходилось бросаться в бой, и случалось биться с куда более страшным врагом, нежели недоученные взбеленившиеся сосунки. Но и ребят, видимо, не зря обучали боевому исихазму.

Храмовники раскидали всю группу в стороны, как тряпичных кукол, сделав несколько ловких пассов руками. Но послухи на удивление быстро разобрались, что к чему и нанесли свой собственный удар. Они действовали настолько слаженно, что на ум волей-неволей приходил выразительный образ кукловода, со злобной гримасой на лице дергавшего за нити свои марионетки.

Аней снова пустил в ход белую искру из ладони. Удар был нацелен на главного противника – отца Фракью. Пылающим зверьком искра пронеслась над головами послухов и рассыпалась, ударившись о нефритовую сердцевину серебряного перечёркнутого круга, висевшего на груди отца-наставителя.

Остальные, воспользовавшись кратковременным ослеплением противника, принялись лупить монахов кто чем. Взрослых рытников это взбесило не на шутку. Разъярённые мужи готовы были разорвать несносных мальчишек на кусочки, но Фракья нервическим жестом приказал остановиться, и перечить никто не решился. Потом священник сложил ладони в молитвенном жесте и что-то пробормотал.

Анею показалось, будто его стукнули пыльным мешком. Никакой явной перемены в себе он не почувствовал, всё вроде бы оставалось, как и мгновение назад. И вместе с тем, желание во что бы то ни стало уничтожить отца-наставителя куда-то подевалось. Оно сменилось ощущением невероятного стыда за собственные поступки. Провалиться бы сейчас под землю!

По всей видимости, примерно то же испытывали и остальные. Поскольку никто не решался поднять взгляда или двинуться с места, так и стояли с понурыми головами, уронив руки. У многих пылали щёки. По чьим-то струились слёзы.

– Итак, милостивые государи, – невозмутимо продолжал Фракья, – вы свободны от дедеровского влияния тихого омута. Неправда ли, ощущения не из приятных? – наставитель почти вплотную подошёл к девице и заглянул ей в глаза. – Действительно, омут… Ты проиграла, тварь…

…девчонка лишь издевательски улыбнулась, а дальше за невозможно короткое время случилось столько всего, что едва-едва смогло втиснуться в мальчишечью голову.

Аней запомнил, как Аттист с места взял тигриный прыжок и одним махом оказался рядом с рытником. Хлестнув ребром ладони по локтевому сгибу священника, он заставил руку со стилетом согнуться, а толчком груди, похожим на тот, каким обычно подзадоривают друг дружку петухи и слободские задаваки, вогнал клинок в горло отца-наставителя по самую гарду.

Монахи быстренько раскидали всех мальчишек по сторонам, включая и безумца. Незнакомка хохотала. Пролилась ещё чья-то кровь. Аней получил по голове, и его бросило об стену.

Когда он очнулся, Аттист был убит. Он лежал с запрокинутой головой совсем рядом с недавним товарищем. Изо рта послуха уныло бежал багряный ручей, впадавший в алое море, раскинувшееся под развороченной надвое шеей.

Аней вскочил и попятился. Уткнувшись спиной во влажный холодный камень, он схватился за голову и сполз вниз.

Кругом в разных позах были разбросаны будущие рытники. Наверное, они тоже были мертвы, хотя, возможно, просто без сознания. Тихий омут забился в угол и пытался отбиться от наседавших монахов. Прошло всего несколько мгновений, прежде чем холодная сталь пронзила тонкую девичью кожу, и тут случилось совсем уж невероятное.

Чудовищная сила разорвала пленницу изнутри, забрызгав всё вокруг кровью и кусками мяса, вперемешку с костями. А там, где мгновение назад стояло это одновременно прекрасное и ужасное создание возник ледяной вихрь. Он всосал монаха, убившего девку, а через мгновение выплюнул с такой силой, что святой муж разбил голову о стену. До второго ему осталось всего несколько саженей, но отважный священник бросил в него стилет Фракьи.

Колдовская воронка грянула монаха спиной о стену и рассеялась.

Повисла тишина. Аней слышал собственное дыхание, как звуки набата. Неподалёку кто-то хрипел. Наверное, это монах. Он был жив, хоть и без сознания. Умирающему смерчу не достало сил разделаться с ним, как следует.

Мальчишка ошалело бродил взглядом по забрызганному кровью и сырым мясом помещению, стараясь не задерживаться, скользил по замершим в неестественных позах телам, и медленно переваривал происшедшее. А совсем рядом на него яростно смотрел остекленевшими глазами мёртвый друг.

Аней зарыдал. Он орал изо всех сил, растирая грязными руками по щекам горючие слёзы. Бился в стены, сдирая кулаки в кровь, и не решаясь покинуть пределы чёртового каменного мешка, ставшего последним пристанищем его товарищам. Он не мог выйти, потому что для этого пришлось бы перешагнуть через всех.

И тогда Аней зарёкся, впредь он будет жестоко и беспощадно, не тратя время на бестолковые сомнения, убивать тихих омутов. Какими бы добрыми и безобидными они ни казались, только смерть, скорая и беспощадная – единственное, что должно ожидать этих созданий.