Текст книги "Тихий омут"

Глава 17

На побережье Чремного моря стояла небольшая весь Ключи. Название её происходило от трёх родников, вокруг которых изначально стали селиться люди. Из них местные обитатели черпали пресную воду и старались держаться ближе к источнику. Таким образом, весюшка выросла вокруг родников, оставив ключевую водицу в самом центре селения. Как и многие небольшие образования, Ключи не были нанесены ни на одну карту. Мало кто знал, что здесь вообще живут люди.

Ключане промышляли охотой и рыбной ловлей. Каждый содержал небольшой огородик, но особого хозяйства никто не вёл. Поля не засеивались тоже. Вели небольшую торговлю, главным образом, поставляя раков на княжеский стол Лихобора. Жило здесь двенадцать семей, редко пускавших в свой круг чужаков.

Иноземцы нет-нет да захаживали и сюда, но существовал лишь очень узкий круг тех, кого ключане были рады видеть на своей земле. Остальных старались отвадить любыми способами.

К одним из таких исключений относился Будилад. Когда-то он спас от ограбления обоз с раками, и теперь родовский лазутчик всегда был здесь желанным гостем.

Этот раз не стал исключением.

Лазутчика встретили с хлебом-солью. По такому случаю устроили в веси праздник, благо – зима, и промысел не тот, что летом.

Будилад пришёл туда потому, что не знал, куда податься. Ему требовалась пара дней, чтобы принять решение – согласиться на сделку со странным персонажем, что называл себя Легионом, или попытать счастье и договориться с людьми. Пока оба варианта выглядели достаточно сомнительными, хотя лазутчик постепенно склонялся в сторону сверхъестественных союзников.

После трапезы и обильного возлияния, на которых звучали хвалы и здравницы, родовичу истопили баню. Местные мужики так его отпарили, что лазутчик на какое-то время забыл обо всём на свете. После бани сразу – голышом в сугроб. И так несколько раз.

Будилад уснул под вечер. Довольный и разомлевший. А утром проснулся таким отдохнувшим, каким не бывал, наверное, уже несколько лет. Пару чудесных мгновений он нежился в тёплой постели, не испытывая даже похмелья, а потом в единый миг на него обрушилось осознание, что Злата по-прежнему томится где-то в застенках Мироградского Кремля, а на престоле сидит преступник и узурпатор. Стыд подкатил к горлу с такой силой, что вдруг захотелось повеситься.

В полутёмной горнице было свежо. По углам теплились три лучины, которые служили единственным освещением. В маленькой избёнке одно помещение служило разом и горницей, и опочивальней. Поэтому в одном конце находились трое широких полатей, а в другой печь, стол и два сундука, на которых тоже спали дети постарше, кто не влез на печку.

Накинув чей-то овчинный полушубок на плечи, Будилад вышел во двор. В лицо ударил сухой мороз, а в уши звонкий стук топора. На заднем дворе лазутчик нашёл ключинца по имени Стоум. Имя куда как хорошо подходило дровосеку. Умный, как сто человек, он стоял в Ключах старостой и это именно он сумел наладить тут дела так, что весь вела выгодный торг с Лихобором и, кроме солидной платы, получала за свою снедь настоящую защиту. Настоящую – это именно настоящую. Многие веси и слободы княжества Лихоборского, что находились на отшибе вотчины, подвергаясь нападению, не могли рассчитывать на защиту – самое большее на отмщение и возмещение убытков. А про некоторые селения на выселках и вовсе князь вспоминал, лишь выезжая на полюдье. Вот тогда-то – по приезде за налогами, он судил, рядил и обеспечивал их каким-никаким заступничеством.

Но Ключи были не такие. Веси достаточно было лишь запалить один из пяти сигнальных огней, и княжеская дружина будет на месте в самое ближайшее время.

И это тоже была заслуга Стоума.

Староста бросил колоть дрова, выпрямился и размял спину. Под красной с зелёной оторочкой рубахой перекатывались узловатые мышцы. Но несмотря на это, Стоум не походил на богатыря – самый обычный высушенный морем и ветром рыбак.

– Доброго утреца, Будилад!

– Доброго, Ум, доброго, – произнёс вурдалак с таким видом, что даже слепому бы стало понятно, что для лазутчика это утро никакое не доброе.

Староста нахмурился и вытер рукавом потный лоб. Рукой пригласил гостя сесть на дровни. Оделся в телогрейку и сел сам.

– Я ещё вчера понял, что не великая радость привела тебя к нам. Но, видать, всё совсем хреново. Что стряслось?

– Мне нужно поговорить с Кощуном.

Стоум закашлялся.

– Всё настолько хреново?

– Мной заинтересовались потусторонние сущности, Ум. А ещё я влюбился…

– А! – со знанием дела протянул староста и похлопал лазутчика по плечу. – Теперь понятно.

– Она – вдовствующая княгиня.

– У…

– Которая сидит в порубе или где-нибудь в холодной. Но всем говорят, что она сбежала куда-то, бросив княжество. На престоле сидит, собственно, тот, кто её сверг.

– О… – озадаченно протянул Стоум.

– И во многом, это моя вина.

На это староста уже не нашёлся, как реагировать, и только задумчиво почесал затылок. Помолчали.

Наконец Стоум протянул.

– Да, брат, тут тебе только к Кощуннику.

– Ая о чём?

Снова помолчали. Потом староста хлопнул себя по коленям и встал.

– Что ж, стало быть, так! До заката к Кощуну лучше не соваться – не любит он этого. Так что перекантуйся покуда. И постарайся своим видом наших не пугать, а то краше в домовину кладут.

Будилад улыбнулся.

– Вот то-то!

До самых сумерек лазутчик не знал, куда себя девать. Для начала он решил помочь старосте наколоть дров. Наколол. На неделю. Понял, что солнце ещё высоко и натаскал в горницу воды. Потом в две соседние избы, где жили старики. Перекусил. Подлатал крышу с местным писарем. Поиграл в снежки с девками. Покатался с горки с малышнёй. Не зная, чем себя занять, вычистил конюшни.

Нежданные вести, ворвавшиеся в Ключи, застали Будилада, когда лазутчик сидел по уши в сене и рассказывал пегому козлу о своих горестях. Скотина сосредоточенно жевала сено и временами понимающе блеяла.

За загонами послышался топот.

Будилад высунулся из низкой покосой двери и поймал рыжего мальчугана, который со всех ног куда-то бежал.

– Эй, пацан, стой! Что случилось?

– Чужака поймали! – выпалил парнишка. – Девки говорят, жуть какой красивый. Оборотень, наверное. Ничего, я кол припас.

И мальчишка распахнул полу зипуна, под которой действительно показалось деревянное грубо оструганное остриё.

– С колом на упыря идут, а на оборотня серебро надо, – поправил его Будилад.

– Да чёрт с ним, авось прохиляет!

С этими словами рыжий был таков.

Несколько мгновений лазутчик прикидывал мог ли прохилять осиновый кол против оборотня или нет, а потом, так и не придя к однозначному ответу, решил сам посмотреть на пришельца.

С ним вурдалак столкнулся за углом через три дома. Чужеземца вели трое весьцев. Они держали перед собой вилы и временами подгоняли чужака тычками в спину. Посмотрев человеку в лицо, Будилад обмер.

– Добронрав! Тебя сюда как занесло?

Это был высокий поджарый молодец. Из-под заячьей шапки торчали нечесанные русые волосы. На гладком лице не было ничего, что обычно сопутствовало мужчине его возраста – ни шрамов, ни бороды. Даже нос прямой и ровный, а не свёрнутый на бок в одной из битв.

Добронрав посмотрел на Будилада голубыми глазами и лучезарно улыбнулся.

– Тебя искал.

В общем-то, описание мальчишки подходило. Всю дорогу, что пришельца вели к старосте, следом тянулась толпа из девиц, что во все глаза таращились на парня. Он был красив едва ли не по-девичьи.

Пускать незнакомца под свою крышу Стоум не стал – мало ли, что он за человек, мог сглазить, а то и того хуже, подсадить в избу вредную кикимору, которая будет пакостить по мелочи. А то и вовсе злыдней, и достатка у семьи уже не будет никогда. Во всяком случае, до тех пор, пока не наймут рива, чтобы прогнал нечисть.

Поэтому Стоум принимал Добронрава у себя во дворе, по-простому сидя прямо на крыльце. Трое молодцов по-прежнему держали родовича, угрожая вилами. Рядом стоял Будилад. Остальные весьцы толпились и глазели за низким деревянным забором. В первых рядах, конечно, стояли девки.

– Знаешь его? – обратился староста к Будиладу, подозревая, что он не просто так притащился вместе с чужаком.

Лазутчик кивнул.

– Его зовут Добронрав. Я обязан ему жизнью.

– Если это, конечно, он, а не какой-нибудь оборотень из леса. Ты уверен в нём, Будилад? У тебя есть какие-то доказательства, что это именно тот человек, на которого ты думаешь?

Вурдалак пожал плечами и повернулся к чужаку. Тот стоял прямо и улыбался девкам так, будто к его горлу не было приставлено девять жал, способных проткнуть его без особого труда.

– Какова была наша последняя встреча? – спросил его Будилад.

– Я помог тебе бежать из Родова.

– Какие были твои последние слова?

Добронрав усмехнулся.

– Я просил тебя не связываться с чертями.

– Почему?

– А что порядочному человеку от них может быть какой-то прок? Если и иметь дело с потусторонним, то, когда у тебя всё схвачено. А судя по твоему виду, у тебя схвачено явно не всё. А в тот день было и того меньше.

Будилад удовлетворённо кивнул и повернулся к Стоуму.

– Это он. Я готов поручиться жизнью за этого человека.

– Что ж, – медленно произнёс Стоум, не сводя с чужака подозрительного взгляда, – это лучшая рекомендация для тебя, чужеземец. Мы очень дорожим нашей дружбой с Будиладом и кое-чем ему обязаны. Ты свободен. Ты волен находиться в Ключах ровно столько, сколько тебе захочется. Но ты должен соблюдать некоторые простые правила. Не приставать с расспросами, если люди того не хотят. Не красть. Не распускать руки. Девок из веси не угонять. Нарушишь хоть один – и дружба с Будиладом уже не будет такой уж надёжной защитой. Всё ли тебе ясно?

Добронрав кивнул и улыбнулся ещё шире.

– Мне просто нужно поговорить с Будиладом. Сразу после этого я уйду.

– Да будет так! – хлопнул в ладоши староста. – Полагаю, под моей крышей вам будет удобнее вести беседу.

– Благодарю за честь! – чужеземец снова улыбнулся. Он весь излучал приветливость и дружелюбие.

Весьцы опустили вилы. Народ принялся расходиться. Но некоторые девки тёрлись у забора ещё долго после того, как два чужака скрылись в избе старосты.

…Они говорили за столом в горнице. Стоум поставил перед гостями крынку с вином, два глиняных кубка, блины, мясо и ушёл.

– Хороший мужик, – кивнул в сторону двери Добронрав, – с пониманием.

– Не без этого, – кивнул Будилад. – Так зачем ты меня искал? И как нашёл, кстати?

Его собеседник усмехнулся.

– Ты прав, вернёмся к нашим баранам. Найти тебя, кстати, не так трудно. Ты совсем потерял хватку, Буди… Слушай, ты уже носишь это имя второй год, оно тебе так нравится? По-моему, прошлое подходило тебе куда лучше. Трогвар! А? Каково? Звучит, как раскат грома!

Будилад поморщился.

– Не люблю басурманские имена. Своя рубаха ближе к телу. Это, наверное, тот случай, когда маска уже приросла к коже… Да и Будилад – тоже неплохо ко мне подходит. Там, где есть лад, я обязательно всё испорчу.

– Ты слишком строг к себе, – улыбнулся ясноглазый.

– Не заговаривай мне зубы, Добронрав…

Красавец грустно усмехнулся.

– Не называй меня больше так. Я расстался с этим именем, оно больше не подходит.

– И как же прикажешь тебя величать?

– Зови меня Азарем.

– Азарь? – удивился лазутчик. – Ты? Но почему?

– Так надо.

– Ну, Азарь, так Азарь. Дедер с тобой. Зачем искал?

– Вот из-за дедера и искал, Буди… Изменилось не только моё имя, но и кое-что ещё. Скажем так, отныне я могу быть тебе полезен не только котомкой с едой и кобылой. Я не хочу, чтобы ты связывался с чертями. А кроме них, – он выразительно пожал плечами, – тебе мало кто годится. Да и они не годятся. Сам понимаешь, нечисть.

– Откуда ты знал, что черти ко мне придут?

Азарь усмехнулся и снова пожал плечами.

– Я слышал, в последнее время, их часто замечали в окрестностях Мирограда. Чем-то рогатых очень интересует княжество. Логично было бы предположить, что им понадобятся бумаги, при помощи которых можно попытаться влиять на местных политиков.

– Мне кажется, у чертей и без того вдоволь методов влияния, – заметил Будилад.

– Я не собираюсь с тобой спорить, Буди. Таковы были мои мысли. Черти могли прийти за тобой, но с таким же успехом могли и не прийти. Судя по твоим расспросам, я оказался прав.

– Прав, – буркнул Будилад. – И что делать? Раз ты такой умный.

– Во-первых, – начал тот, кого когда-то звали Добронравом, – ты должен спрятать эти документы. В место такое, где не нашёл бы сам чёрт. Об остальном я позабочусь. Вне зависимости от твоего ответа, я уже начал заниматься её освобождением.

– Значит, Злата скоро будет на свободе? – недоверчиво буркнул Будилад.

– Вряд ли, – Азарь покрутил головой и развёл руками. – Едва ли это можно назвать свободой. А вот, что она будет в безопасности – без сомнения.

Будилад медленно встал. Заткнул большие пальцы за пояс.

– Понятно. Ты собираешься выкрасть княгиню у Соты, чтобы шантажировать меня для своих целей.

Азарь с сожалением покрутил головой.

– Ты неправильно меня понял, Буди. Посмотри на себя! Одинокий, загнанный. Ты не знаешь, кому стоит верить, а кому – нет. В таком состоянии очень просто совершить роковую ошибку. Читай по губам, Буди: ты не сможешь обеспечить княгине безопасность, – жёстко и раздельно произнёс Азарь. – Ты уже подвёл её однажды. Неужели это ничему тебя не научило?

Будилад сжал кулаки и зарычал. Какое-то время казалось, что сейчас он бросится на этого самодовольного кретина, который считает себя в праве тыкать его носом в собственное дерьмо, как нашкодившего щенка. Но вместо этого лазутчик устало сел обратно на лавку и схватился руками за голову.

Азарь продолжал.

– Однажды ты принял неверное решение, сочтя доставить компромат на Соту родовскому князю более важным, чем защитить любимую женщину. С чего ты вообще решил, что ей ничего не угрожает после того, как сам же втёрся княгине в доверие, после того, как тебя раскрыли, после того, как тебе пришлось убираться оттуда в спешке? Ты думал, если прилюдно продемонстрируешь своё пренебрежение к ней, это её обезопасит? Чёрт возьми, Будилад, ты не можешь быть настолько тупым! Ты просто бросил её!

– Я был сбит с толку! Не знал, что делать! Я выполнял свой долг! Долг лазутчика, я следовал присяге, которую давал своему княжеству и своему народу! А что я мог сделать? Скажи мне, ты – умник! Один против всей мироградской дружины! Что бы ты сделал на моём месте?

Внезапно Азарь ударил кулаком по столу и схватил родовича за воротник. В бездонных голубых глазах бушевала такая ярость, что даже видавшего виды вурдалака проняло.

– Да если бы я только имел возможность, я бы умер прямо там, защищая свою женщину! – орал Азарь прямо в лицо Будиладу. – Если всё, что от меня требовалось – это взять и увезти её на край света, если бы только это было так, я бы так и сделал, Будилад! Дедер тебя побери! И никакая мироградская дружина бы меня не остановила! Никакой шторм! Никакие убийцы! Сам бог мне был бы не указ!

Азарь осёкся. Он слегка оттолкнул родовича от себя и сел. Побарабанил пальцами по столешнице, приходя в себя.

– Много вас таких умников задним числом, – буркнул лазутчик.

– О чём ты думал? – спросил Азарь уже совсем другим голосом. Ровным, чуть ироничным. Перемена была столь разительна, что Будилад даже не сразу нашёлся, что ответить.

– Я действительно не думал, что это может как-то отразиться на ней… Думал, о нашей связи никто не знает. А Сота оказался не дурак. Потом я думал обменять её на эти бумаги, потом… А да что говорить, – Будилад махнул рукой. Он резко поднял голову и вперил в Азаря мутный взгляд. – Ты прав, я – полное дерьмо. Меня самого выворачивает от отвращения к себе. Я потерял уже столько времени…

Будилад сидел, уставившись в пол. Сгорбленный, осунувшийся, сейчас он меньше всего походил на того рыжего богатыря, которого знали в родовской тайной службе. Напротив сидел смазливый и наглый парень. Он за обе щёки уплетал рыбу, запивая вином. Кубок он держал так, будто всю жизнь провёл на высоких приёмах в княжеских и боярских теремах.

– Ты прав, Буди. Ты вёл себя, как нерешительное эгоистичное дерьмо. Ая предлагаю тебе помощь. Предлагаю перестать думать задницей и принять, наконец, верное решение. Я предлагаю спасение и защиту для твоей женщины. Чего ты сейчас сделать сам не в состоянии. В общем-то, мне безразлично, когда передать её тебе – сейчас или когда всё уляжется. Через несколько дней княгиня Злата будет освобождена из мироградских застенков. А ты уже думай, что для тебя важнее – увидеть её прямо сейчас, или знать, что ей ничего не угрожает.

– Как я могу быть уверен, что она действительно в безопасности?

– Я спас тебе жизнь, разве этого недостаточно, чтобы мне поверить?

– Что взамен? – мрачно спросил Будилад и стиснул кулаки.

– Бог ты мой, – воскликнул Азарь и всплеснул руками, – Буди, откуда такая враждебность? Акстись! Я всё-таки спас твою жизнь и предлагаю помощь! Самый разумный выход.

Пристыженный Будилад побарабанил пальцами по столешнице.

– Ничего не делается просто так, – буркнул он.

– Я думал, мы с тобой друзья, и нам достаточно просто попросить друг друга о помощи.

– У лазутчика не бывает друзей.

– Я не лазутчик, – улыбнулся Азарь.

– Я лазутчик, – хмыкнул Будилад. – И когда мне предлагают что-то задаром, это пугает гораздо больше, чем самая суровая плата.

– Хорошо, если тебе от этого будет легче, то мне тоже пригодится твоя помощь. Увы, я не могу разорваться, – Азарь удручённо развёл руками, – но мне нужна одна вещь, которая очень неплохо охраняется. По чести сказать, работёнка больше для рива или колдуна, но сейчас у меня нет на них денег. Поэтому я думал обратиться к своему другу – лучшему лазутчику, которого я знаю.

– Я дерьмо, а не лазутчик. Не умеешь ты льстить, Добро… Мать твою, Азарь.

Азарь улыбнулся.

– Когда я смогу увидеть Злату?

– Как только пожелаешь, – пожал плечами молодец. – Разве я говорил, что вам нельзя видеться? Просто какое-то время пресветлая княгиня будет находиться под нашей защитой. Всё это время ты можешь быть вместе с ней, а потом катитесь на все четыре стороны.

* * *

Стоум сидел на крыльце, подставив щетинистое лицо с выдубленной морскими ветрами кожей лучам зимнего солнца. Рядом стоял кувшин с брагой, к горлышку которого староста временами с удовольствием прикладывался.

Погода стояла тёплая. До вечера оставалось ещё далеко. Солнце сверху припекало почти по-весеннему.

Мужчины вышли уже полностью собранные и готовые в дорогу. Стоум отставил кувшин в сторону и встал. Утёрся рукавом.

– Солнце высоко, к Кощуннику ещё рано.

– Вот именно, Ум, к нему мне ещё рано.

Будилад подошёл к старосте и положил тому руку на плечо.

– Спасибо тебе за хлеб, за соль да за ласку. Добронрав обещал помощь в моём деле, как ты понимаешь, я ему верю.

– Что ж, – Стоум на миг склонил голову, а потом резко посмотрел лазутчику в глаза, – надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Чем мы можем тебе помочь?

– Коня бы. Мне и… – он посмотрел на Азаря, но тот замахал руками.

– Я лучше пешком.

– Как скажешь, – хмыкнул Стоум и скрылся в конюшне. Он вернулся очень быстро, будто заранее был готов к чему-то подобному. Староста вёл под уздцы рыжего тяжеловоза. – Мы не дружина, скакуны нам ни к чему, – как бы оправдываясь вымолвил весец. – Нам бы скотину посильнее да повыносливее, чтоб обоз тянула в любую погоду. Если будешь в Лихоборе, оставь в трактире «Черемушки», скажешь, для меня. А если нет, – Стоум вздохнул и погладил коня, – что ж, пусть Ярож послужит тебе верой и правдой.

Будилад с чувством пожал ему руку. Азарь стоял в стороне и пристально следил за обоими.

– Спасибо, Ум! Не могу обещать, но постараюсь вернуть.

– Пустое! – отмахнулся староста. – Дай бог, всё сладится, Будилад! Дай то бог. Удачи, друг!

Лазутчик и староста Ключей крепко обнялись.

Глава 18

В небе безмолвно кружили три сокола. Хмурые облака попеременно заслоняли косматыми шубами холодное солнце, а тихий противный ветерок временами пробирал до нутра. Лёгкая позёмка стелилась, чуть опережая мощные копыта, и клубилась, оборачиваясь то крошечной воронкой, то небольшим сверкающим облачком. Перед Лучаном развернулись, покрытые белёсыми хрустящими перинами, посевные поля Влотограда. До самого города оставалось ещё около пяти вёрст, а уставший Горенко надрывно фыркал и еле-еле волочил копыта.

Богатырь тоже был явно не первой свежести. Утопая по пояс в колючем снегу, он невероятно костерил на все лады противного Горбуна, снарядившего его в столь дальний поход посреди зимы. И ещё, конечно же, самого себя, что не хватило ума отказаться от всего этого, да до дому возвратиться. Хотя, Лучан пребывал в самом скверном расположении духа не только поэтому…

Говорят, возвращаться – плохая примета. Воину довелось убедиться в этом на собственной шкуре.

…По возвращении в Вольную Слободу он обнаружил несколько десятков обезумевших от радости семей. Богатырь отсутствовал чуть больше трёх седмиц, и за это время ни разу ни один летавец не показался в окрестностях.

Такого приёма Лучану видеть не доводилось.

Разубранные в самые новые и дорогие наряды, из тех, что берегутся на самый радостный день, вроде женитьбы или праздника нарождения, девицы преподнесли ему хлеб-соль. Каждая опалила щёку жарким поцелуем. Мужики встретили дружным воем, словно Лучан вернулся с побоища, где в одиночку уложил несколько сотен опытных рубак.

А потом, он увидел Полидею. На ней была зелёная вышитая красным узором льняная рубаха, свободно подпоясанная тканым кушаком. Огненные волосы вились из-под высокой украшенной бисером кики. На веснушчатом личике играла лукавая улыбка. Девица преподнесла ему полную ладью зелена вина и прелестно зарумянилась, стоило герою встретить её озорные глазки.

Прямо из седла богатыря пересадили за широкий стол, покрытый аж сверкающими белизной скатертями. Усталый взгляд разбежался по обилию снеди и, не обозрев всего, собрался в кучу. Изголодавшее брюхо предательски заурчало, с головою выдав намерения Лучана.

Тут, конечно, все бросились его кормить. Со стороны входа потянулся гусельный звон, загудели жалейки и пыжатки. Пошла потеха, вино разлилось рекой. Начались танцы, крики, звонкий смех. Ну, и конечно, не обошлось без лихой схватки на кулачках.

Богатырь бы и сам рад показать молодецкую удаль, силушкой прихвастнуть, но устав от долгой дороги, мало что не валился под стол. Неподалёку сидела Полидея и бросала на него обжигающие взгляды. Наверное, лишь только их стоит благодарить, что находились силы прямо сидеть за столом и высоко поднимать кубок в вежливом ответе на щедро расточаемые тосты.

А потом была ночь и звёздное небо, взиравшее тысячами ярких глаз на подлунный мир. Был уютный сноп в повети и жаркие губы рыжей красавицы. Были не менее жаркие слова и обещания богатыря. Много чего было.

Месяц Лучан провёл словно во сне, а потом явился Горбун и разом всё разрушил. Лишь от одного его появления неприятно похолодело в животе. Вовсе необязательно было напоминать об обещании, данном совсем ещё недавно в усыпальнице берегиней, но противный старик всё же напомнил.

При свете дня он казался ещё более древним и неприятным. В своих лохмотьях и ремках хранитель Кричани больше походил на покойника, чем на светлого духа, одного из стражей покоя мира сего. И хотел он ни много, ни мало, чтобы Лучан немедля отправился во Влотоград и «любыми средствами» остановил разведывательную экспедицию, что по слухам, разыскивала в окрестностях медь. Кто их знает, что они искали, может, и вправду медь. Но так уж стряслось, что в своих изысканиях эти люди опасно приблизились к подземельям, аналогичным тем, что охранял Горбун.

«Есть места святые, где всяк пришедший преисполняется благости, – каркал противным старческим голосом юродивый дух, – есть нечистые, где царят ужас и запустение; и где никто, даже великий воин не может чувствовать себя в безопасности. Есть погосты – места, где человек всего лишь гость и находится на правах гостя. Здесь он не властен в полной мере. Но есть в этом мире и такие места, где человеку вовсе незачем появляться. Даже случайно. Останови их, славный юноша, всеми возможными средствами».

Делать нечего, слово положено держать. Узнав, что Лучан вновь собирается в поход, слобожане вовсе не расстроились, на что воин в тайне надеялся. Напротив, они посулили ему новые великие подвиги и кинулись всем миром собирать в дорогу. Кузнец и подмастерья в рекордные сроки выковали новый меч, всё из того же гибкого булата. Кожемяки и портные скроили ему новенький пуховик и сапоги с меховыми подстёжками. В общем, собирали основательно.

На третье утро после посещения Горбуна Лучан двинулся в путь. Он хорошо запомнил тоскливый взгляд Полидеи, кой так глубоко запал в душу, что заставил повернуть назад. Нет, конечно же, не отступить, не нарушить слово, тем более, что слово, данное таким сущностям, как Горбун, лучше держать истово. Просто хотелось ещё разок, хоть на мгновенье, увидеть эти глаза.

Тихонько, чтобы ненароком лишний раз не попасться кому-то на глаза, воин пробрался к избе и украдкой заглянул в окно – мало ли что? И увидел. Увидел, как молодая девушка нависла над крепким мужчиной, лежащим словно без сознания. Резвый огонёк свечи вырисовывал размытые тени на медных волосах и прелестном веснушчатом личике. Карие хитроватые глазки чуть прищурены, а пухлые губы слегка разомкнуты. Девица коснулась губами лба воина и прокричала кому-то на неведомом языке. Вскоре появился мужчина. Также нестарый, но взрослее девы. Он был смугл, черноволос и кареглаз. Незнакомец что-то спрашивал у воина, пытался объяснить жестами да всё без толку.

Лучана будто ударило молнией. Он словно увидел себя. Давно ль он сам лежал вне себя от причинённых летучим змеем ран? Давно ли прекрасная девушка точно так же прикасалась губами к его лбу?

В смятении богатырь поспешно убрался от избы любимой и, вскочив в седло, погнал Горенка во весь опор. Бедная скотина хрипела и фыркала, но обезумевший парень жал из коня последние соки. Как только не загнал? Не иначе, Господь уберёг.

И теперь в снежном царстве влотоградских полей Лучан мысленно вновь и вновь возвращался к той ночи, снедаемый самыми последними подозрениями.

Поначалу ему мнилось, что Полидея подчинилась ветреному порыву и соблазнилась на красавца. Но скоро он отмёл эту мысль – всё-таки увиденное было похоже на что угодно, только не на близость мужчины и женщины.

Но на смену этой мысли пришла другая – не менее паскудная. Уж больно очевидным было сходство его первой встречи с медноволосой красавицей и той картиной, что предстала взору намедни. В неё хотелось верить даже меньше, чем в измену, но проклятая так и болталась где-то на самом краю рассудка. Как соринка, которая трёт глаза, а убрать ни за что не получается.

Всё подстроено. Эта мысль резала острее любого клинка. Его нашли неслучайно, неслучайны были и шалости летавцев на полях вольницы. И как-то уж больно легко богатырю удалось отыскать пристанище крылатых тварей. Что там говорил Горбун? В его подземельях никто не появлялся уже сотню лет? Или что-то вроде того? А он – Лучан, весь из себя такой благородный воин прилетел на крыльях любви сеять добро и насаждать справедливость? И никто не стал на пути? Даже не попытался остановить вот так же, как в ближайшее время сам Лучан должен стать на пути у разведывательной экспедиции? И как знать, не существовала ли сама Змиева Топь лишь только затем, чтобы манить к себе таких же безмозглых сорвиголов, возомнивших себя великими героями? Ведь ни всем известным чудоборцам – ри-вам, ни белым жрецам из Храмовых скал даже в голову не пришло вычистить топи от чудищ и той скверны, что, казалось, составляла саму суть этих болот.

Мысль страшная, насильственная, в первую очередь над самим собой: Вольная Слобода – кузница новых хранителей сна берегиней и бог весть чего ещё. Ведь не натыканы же их усыпальницы по всему миру? И чью гробницу предстоит защищать во Влотограде? Ужель всё тех же небесных дев? Или всё-таки там было что-то ещё? Нечто другое, сродни самим берегиням. Что должно так же оставаться в неприкосновенности, но при этом на порядочном отдалении от подземелий Сожженного города.

И если все эти размышления верны, то не освобождает ли изначальная ложь Горбуна и иже с ним самого богатыря от данного им слова?

Дескать, обещание, полученное нечестным путём, стоит не больше дранного тарганского шиллинга.

Лучан потёр лоб. Слишком много вопросов без ответов. Слишком много того, во что не хочется верить. Кому, спрашивается вот так легко допустить, что даже светлые духи, хранители столпов мироздания, вдруг бессовестно начнут врать? И кто, кстати, поручится, что оный Горбун на самом деле является светлой сущностью, а вовсе не наоборот? Уж, коли соврал единый раз, так нет веры и в остальном.

А уж в то, что его встреча с Полидеей и… и всё последующие, тоже подстроено… Вот тут уже голова основательно шла кругом. А негодующее сердце вопило, что есть сил, позабыть бредовые мысли. Это просто страх наконец обрести человеческое счастье, страх перед чем-то новым, неизведанным ещё. И ведь необязательно плохим…

Крепко выматерившись, Лучан зарёкся, что как только исполнит поручение – всё-таки догадки догадками, а пока не разберёшься во всём, супротив Горбуна лучше не переть – по возвращении домой потребует ответа у всех.

Богатырь усмехнулся сам себе. Всего за считанные месяцы он стал называть Вольную Слободу своим домом, едва ль не начисто позабыв об отчизне. Где теперь его мать? Управился ли с урожаем отец? А старшую сестру Млаву по весне уж и замуж отдадут. Ждут ли они его? Или уже решили, что не вернётся?

– Вернусь! – вслух посулился воин и покрепче натянул меховую шапку. Горенко над самым ухом поддержал уверенным фырканьем.

Во Влотоград они добрались к сумеркам. Уставшие и продрогшие до костей стражи западных врат лениво перетряхнули нехитрое Лучаново добро и без особого интереса справились, за каким лешим того понесло в город. Ответ, будто он надеется сыскать службы где-нибудь в дружине, по всей видимости, удовлетворил вояк, и те безропотно пропустили богатыря, содрав положенную пошлину.

Влотоград раскинулся на четырёх холмах, поэтому улочки его то круто уходили вниз, то плавно поднимались вверх. У самых ворот не было даже тротуаров, зато ближе к центру, где разместился исполненный в сруб княжеский кром, сначала появилась деревянная мостовая, а уже почти на самых подступах к терему под ногами появились отполированные до блеска, отлично подогнанные, камни. Все примерно одной величины.

Постройки тут были сплошь рубленные и ютились друг к другу так тесно, что порой между избами вовсе не оставалось просвета. Влотоград считался большим городом, и несмотря на это избёнки, избушки, широкие избы и целые клети, выстроенные по образу и подобию пилигских, лезли друг на друга, временами вырастая в несколько этажей. Мощёные улочки казались до того узкими, что на самой широкой трое пеших не разошлись бы.