Текст книги "Тихий омут"

Лучан вёл усталого Горенка под уздцы, постоянно уступая кому-то дорогу. Видимо, горожане были о себе самого высокого мнения, поскольку никому из них даже в голову не пришло пропустить вооружённого путника. Всяк встречный шёл прямо на него, гордо задрав подбородок, в полной уверенности, что пришелец посторонится первым.

Очень скоро подобное негостеприимство взбесило богатыря, и Лучан из вредности не уступил первому попавшемуся мужику с богатой бородой, наряженному в золочёный ферязь. Мужик довольно долго простоял истуканом, дожидаясь, когда же незнакомец с крепким мечом у бедра свернёт в сторону. И так и не дождавшись, смерил его брезгливым взглядом и зашагал обратно. Обойти незнакомца самостоятельно или пропустить вперёд, видимо, было делом не боярским.

Денег, что отвалил на дорогу Горбун, хватило на довольно приличную келью в не самом бедном постоялом дворе «Под тремя орешниками». Возможно, когда-то поблизости и росли три ореховых дерева, но теперь во дворе можно было узреть лишь облезлую будку со злобным серым псом на цепи. К приземистому заборчику погоста[3]3
  Здесь слово «погост» употребляется в смысле места, предназначенного для гостей – гостиницы.


[Закрыть] с одной стороны прилипала мастерская сапожника, с другой – кожевника. Чуть дальше, к центру города, стояла большая златоглавая церковь со многими соборами, часовенками и хозяйственными постройками.

По мнению богатыря, более комичного соседства, чем церковь и постоялый двор придумать нельзя. Царство уединения и смирения под самым носом у шумного пьянства и нередко разврата. Например, Лучану старый, похожий на лиса, корчмарь сразу же предложил скрасить одиночество на ночь и развеять скуку.

Признаться, в первые мгновения странник колебался. Вот просто так, в отместку за враньё Полидеи, взять да и согласиться. Благо противный старик не поскупился, и злата хватит едва ли не на все развлечения сего града. Но в последний момент вежливо отказался.

Поутру Лучан от пуза позавтракал и отправился в людинский конец Влотограда, где на краю заброшенного кладбища-буевища находился вход в загадочные подземелья, которые ныне выпала доля охранять. Коня пришлось оставить у коновязи на постоялом дворе. Слава о «…трёх орешниках», вроде, гуляла неплохая, да и два грозных вышибалы внушали кой-какое почтение; словом, воин хотел надеяться, что Горенка не украдут, стоит ему выйти за околицу. Брать коня с собой воин, по обыкновению, даже не помыслил. Кто его знает, как оно на долю выпадет? Пусть скотина поживёт лишний денёк.

Непонятно, конечно, что это за разведывательная партия, так встревожившая Горбуна. Лучан сильно подозревал, что несчастным просто выпал случай попасться на глаза духам-хранителям. И теперь разведчики, сами того не подозревая, подвергали себя смертельной опасности. Сам он ни на мгновение не сомневался, что буде возникнет такая нужда, справится с любым количеством книгочеев и умников. Но проливать невинную кровь, как-то мало походило на богатырское ремесло.

Кладбище представляло собой жуткое зрелище, такого непочтения к предкам Лучану видеть ещё не доводилось. Прогнившие, разрушенные домовины едва-едва выглядывали из-под снега. Летом тут, скорее всего, колосились травы чуть не в человеческий рост, и рыскало зверьё, оскверняя древние могилы.

Проваливаясь по колено в тяжёлом сыром снегу, воин сновал туда-сюда, пытаясь отыскать скрытый вход в подземелья. Здешний хранитель, не в пример приснопамятному Горбуну, упрятал его основательно. Оставалось лишь даваться диву, чего, в таком случае, ему бояться? Когда, казалось бы, Лучану всё досконально рассказали, обсказали и, для верности, начертали подробный план на тугом плотном клочке кожи, кой покоился в небольшой мошне на шее богатыря…

Похоже, пришло время обратиться к нему.

Когда воин уже потянулся за пазуху, разделся резкий хруст приближавшихся шагов. Забыв про план, удалец единым махом рванул из ножен меч и крутанулся, описав клинком короткий зигзаг, на случай, если пришельцы вздумают скорей до него добраться.

Их было двое. Оба высоченные черноглазые, похоже, что братья. На квадратных подбородках синела неопрятная борода. От мороза раскраснелись лица, и чуть побелели губы. Незнакомцев бил колотун, несмотря на то, что каждый был наряжен в объёмный пуховик с кожаным подбоем и шапки из меха зеленоводских хорьков. Да и рукавицы не в пример теплей, чем те, что носил Лучан. Яснее ясного – эти двое провели на морозе не один час. А по тому, что в живот богатыря нацелились два гранёных наконечника, выходило, что молодцы кого-то ждали. Может, даже и его.

– Ты чего тут забыл? – спросил первый. По всей видимости, старшенький.

Богатырь хмуро молчал, переводя взгляд с одного на другого. Стоит им отвечать или нет, он ещё не решил. С одной стороны, парни, по всему видать, серьёзные. И самострелы в руках явно не чтобы перед девками красоваться. Но с другой, самих-то каким ветром сюда принесло? На ищущих медь мастеровых они ну никак не походили. И на тех, кто скрывался бы под этими личинами, тоже.

– Мне нужны люди, – наконец произнёс воин, – они здесь, говорят, руду шукают. Перемолвиться бы.

Братья переглянулись. По тому, как заострились их лица, выходило, что ответ им ой-как не понравился.

– Вы, часом, не их будете? – рискнул Лучан и тут же пожалел.

Короткая стрела сорвалась с тетивы и просвистела почитай у самой шеи. Бельт аккуратно срезал лямки заплечного мешка и пропал в сугробе. Да, стреляли ребята куда-как хорошо. Вот только, какой был смысл так бездарно тратить стрелу? Пытались напугать? Вряд ли. Что-то подсказывало, что эти двое давно утратили необходимость запугивать противника. Такие били сразу и наверняка.

Впрочем, их намерения раскрылись довольно быстро. Пока старшенький с ужасающим выражением лица метил в пришельца, младший брат осторожно обошёл его кругом и тихонько потянулся за мешком. Богатырь было хотел повернуться, хоть посмотреть, но старший веско обронил:

– Не доводи до греха.

Лучан поднял руки и отступил на шаг. Как бы ни было больно и противно погружать клинок в мокрый снег, пришлось. Ладонь разжалась, и меч ухнул в сугроб. Под жалом стрелы, поди, и не на такой срам согласишься.

Меж тем, младшенький закончил рыться в вещах богатыря и с недоуменным видом уставился на брата. В руках он держал горсть монет из новиградских крон, лихоборских злотов и саахадских дариев. Такую смесь мог держать при себе лишь зажиточный купец, протоптавший торговую тропку во все четыре стороны. Или человек, побывавший на развалинах Кричани, милованный самим хранителем.

– Так ты от Горбуна что ли? – лицо старшенького приняло такое выражение, будто его только что огрели пыльным мешком. Самострел принялся медленно поворачиваться бельтом к земле. – Чего ж сразу не сказал-то?

Лучан опешил. Кем бы они ни являлись, и с какими бы намерениями сюда не пришли, были скорее друзьями, чем врагами. Во всяком случае, посланцев противного старика не просто не боялись, даже где-то уважали.

– Откуда я знал, что признайся, вы бы не пристрелили меня тут же? – развёл руками богатырь.

Младший расхохотался.

– Обязательно бы пристрелили! Если бы так и не поняли, кто тебя прислал.

Воин скорчил уродливую гримасу, призванную казаться улыбкой и принялся оттирать клинок от снега и изморози, успевшей пробежать по полотну.

– Ну, ты не дуйся, – вновь заговорил старшенький. – Кто ж знал, что сюда пожаловал ты, а не очередной посланец разведчиков? Тридни их дожидаемся, дуба скоро дадим. От холода.

– Высоко же ценит хранитель твоё воинское умение, коль прислал одного-одинёшенька.

– Если только избавиться не надумал, – мрачно пробубнил старший.

Лучан сделал вид, что не расслышал.

…Незнакомцы ввели его в курс дела. Они оказались чем-то вроде друзей по несчастью с богатырём. Как и ему, Кудеяру и Липату когда-то довелось связать себя дурацкой клятвой с загадочной сущностью и с тех пор, они ограждали влотоградское буевище от слишком уж пытливых горожан и заезжих гостей. Судя по всему, эти подземелья являли собой нечто очень важное, поскольку таких же хранителей насчитывалось около дюжины.

Они знали друг друга, поддерживали связь. В общем, житьё было не худо, и делать особливо ничего не приходилось. Жили оба брата себе тихо-мирно и в ус не дули. Даже денно дозором ходить не требовалось. На старом погосте и в самих подземельях водились духи. Не такие, конечно, как Горбун, но всё же. И случись чего, они знать дадут.

Надо отдать должное Горбуну, у него, по крайней мере, хватило совести ознакомить Лучана с его юдолью. Влотоградский же дух никогда не позволял своим хранителям ступить дальше определённой черты. Кудеяр и Липат знали, что охраняют нечто значительное, от чего зависят многие жизни, да и чего греха таить? – получали за то нескверное жалование. Но оба понятия не имели, чей покой они сторожат вот уже семь полных лет.

– А четыре дня назад, – продолжал Кудеяр, неловко разделывая одеревеневшими пальцами вяленую рыбу, – появились эти трое. Разведчики, как ты их окрестил. И раскроили всё шиворот-навыворот.

– То есть? – пробубнил богатырь.

Все трое сидели около небольшого костерка, заключённого в каменный круг, и предавались скудной трапезе. Покидать кладбище оба брата наотрез отказались, объяснив это невероятной опасностью, грозившей как им самим, так и злосчастным подземным лабиринтам.

– А то и есть, не прошло и трёх дней, как из двенадцати хранителей влотоградских катакомб остались мы двое, – продолжал Липат. Он проглотил последний кусок рыбы и зажевал горстью снега. Потом схватился за длинную упругую лозину и с завидным проворством принялся ворошить угли. – Незнакомцы, пришедшие с юга ни от кого не таились. Они объявили, что найдут в окрестностях медь и озолотят через это весь город.

– Представляешь, как потирал ручонки наш князь? – хмыкнул старшенький.

– Наши, конечно, сразу разобрались, что к чему, – продолжал Липат. – И попытались вежливо так, без шуму выпроводить нежданцев вон из городу. Те, ясное дело, рогом упёрлись и удирать даже не помыслили. Тогда некоторые схватились за оружие.

– Вот тогда-то и начались страсти, – хмуро обронил Кудеяр.

Лучан с непроницаемым лицом переводил взгляд с одного на другого и постепенно постигал масштабы той западни, в которую его угораздило попасться. Похоже, им решили воспользоваться как обыкновенным деревянным щитом, от ливня стрел.

– Как же погибли ваши товарищи? – вымолвил он.

– А кто как, – развёл руками старший брат. – Как погибли первые, нам дознаться не удалось. Но я, например, своими собственными глазами видел, как одного из наших разорвал в клочья чёрти-откуда взявшийся вихрь. Он словно родился внутри Боголепа и просто вырвался на свободу. После этого он унёс жизни ещё троих горожан и разнёс несколько построек.

– Остальные погибли во время первого штурма подземелий.

– Первого штурма? – удивился Лучан.

– Да, первого штурма, – пожал плечами Липат. Он грязно выругался и принялся сморкаться.

– Значит, был ещё и второй? – предположил богатырь.

– Сейчас начнётся, – посулился Кудеяр и нервно схватился за самострел.

Лучан проследил его взгляд, и волосы на голове стали дыбом. К заброшенному кладбищу-буевищу, где вот уже несколько лет не ступала нога человека, нынче спешил едва ли не весь город. Чудовищными языками в предзакатных сумерках трепетали огоньки факелов.

Толпа оставалась ещё на порядочном отдалении, но в руках окромя факелов уже можно было разглядеть сохи, плуги, косы, вилы и серпы. Наверняка, если приглядеться, у кого-то отыщется топор или даже вполне неплохой меч.

Люди шли молча. Никто не проронил ни звука.

– Быстро в укрытие! – гаркнул Кудеяр.

Богатырь стоял дубинушкой не в силах с двинуться с места. Его взор уже различал среди прочего люда чумазую малышню. Челядинские оборванцы бок о бок шли с боярскими раскормышами всё в том же могильном молчании, что и взрослые. Шли подчёркнуто прямо, но в то же время с какой-то ленцой, будто бы во сне. А возглавляли кавалькаду три тёмные полуразмытые фигуры в тугих пуховых кафтанах и меховых плащах.

Недолго думая, братья сгребли Лучана за шиворот и потащили к густым зарослям дикой малины. Липат пустил первый бельт.

Стоило богатырю худо-бедно прийти в себя, как братья круто повернули и бросились в стороны. Воин не устоял и со всего размаху нырнул в сугроб. А мгновение спустя, подняв голову, увидел, как прямо на него несётся снежная воронка. Наверное, именно такая разорвала когда-то несчастного Боголепа.

Господь миловал, вовремя подоспел Кудеяр. Едва уловимым движением он выхватил из валенка нож и метнул его в снежный столб.

Воронка пропахала ещё несколько метров и, швырнув напоследок богатыря в трухлявую домовину, распалась сама по себе.

– Так и знал! У них тихий омут! – донеслось до Лучана.

В следующее мгновение ноги уже несли его вслед за лихими братьями. Они сбились в кучу и мало что не ползком сосредоточенно продирались по сугробам… куда? В подземелья? За подмогой? К какому-нибудь перешейку, где один толковый воин сможет остановить армию? Ой, вряд ли. Был бы тут такой перешеек, их товарищи остались бы живы.

– Стреляйте! – заорал богатырь.

Вокруг них ходило уже три кружащихся снежных столба. Они пытались зажать хранителей в гигантские ледяные клешни и разом оборвать жизни всех троих.

– Стрелы тут не помогут! – ответил старшенький. – Когда досчитаю до трёх, прыгай вперёд, понял?

– Да куда ж прыгать, там же… – возмутился Лучан, красноречиво указывая на снежную воронку.

– Сказано прыгай, значит прыгай! – рявкнул младшенький. – Некогда объясняться.

Делать нечего, прыгать, так прыгать. Быть может, братьям действительно ведомо, что делать.

Между тем, гигантских смерчей сделалось уже четыре. Они описали полный круг и пошли на сближение. С молодцов сорвало шапки. Глаза щипало от студёной крупы, застилавшей взоры. От жутких порывов ветра в горле перехватило дыхание.

– Раз! – пытаясь перекричать стихию, заревел Кудеяр.

Чуть живой богатырь, матерясь на чём свет, выхватил из-за пояса меч и вонзил в землю. Булатный клинок тяжело вошёл в промёрзшую почву и накрепко увяз на середине клинка. Сделав несколько шагов, Лучан с рыков вытащил его и воткнул на три локтя вперёд.

Кудеяр и Липат ползли, как раненые черепахи с Мошуарских островов, но ничем себе не помогали. Старшенький что-то сосредоточенно нашёптывал. Хотя, может, просто пытался говорить; не мудрено ведь, что в эдаких-то завываниях трудно его услышать.

– Два!

Лучану почудилось в центре огромной снежной воронки тоненькое гибкое существо. Слепящие бесцветные очертания больше всего походили на девицу. Но ни у одной из тех, что довелось повстречать парню, нельзя было припомнить столь волнующих очертаний. Воин замер и как дурак уставился на волшебное создание.

Его схватил за плечи Липат, принялся трясти. Влотоградский хранитель что-то орал прямо в ухо своему кричанскому товарищу, но слова лишь сливались с монотонным гулом ветров и теряли самое своё. Только хлёсткий удар в челюсть вернул богатыря к действительности.

– Три! – не своим голосом заорал Кудеяр и с размаху всадил тяжёлый охотничий нож в снежный столб, перевший прямо на него.

Огромная смертоносная воронка, разорвалась, точно мыльный пузырь. Поднятый ею снег тотчас втянули в себя три другие, став больше прежнего.

Старший брат молодецки прыгнул вперёд и пропал, как и не было вовсе. Следом прыгнул и Липат.

Лучан сиганул так, как не прыгал ни разу в жизни. Разрывая жилы, вырывая суставы, он вложил в этот прыжок такие силы, каких хватило бы, наверное, на несколько часов непрерывного поединка. И всё же он не успел.

Неведомо сколько оставалось до невидимых подземных врат, но стремительная круговерть подхватила его за ноги раньше и, обернув несколько раз вокруг себя, всосала внутрь. Верх и низ перемешались. Снег был повсюду, в глазах, во рту, за пазухой. Весь огромный мир сущего сжался в тот миг и превратился в бушующее белое море. Серебристая колючая хмарь обжигала кожу и резала ничуть не хуже металла.

В который раз Лучан проклял всё. Особливо тот день, когда чёрт дёрнул его ступить на разрушенное крыльцо кричанского терема. Воин не знал, сколько времени провёл в самом центре страшнейшего урагана, но вдруг помимо снега его одёжу и лицо рассекли осколки льда.

Смысла крепиться и сдерживать крик уже не было, и богатырь заорал, что было мочи. А потом ему за шиворот откуда-то полился настоящий кипяток. И кричать теперь уже приходилось от совершенно иной боли. Очень скоро весь ледяной смерч обратился в кипящий котёл, и рухнул вниз пудами парящей воды.

Молодца бросило на старинную могилу, и Лучан на самой границе помешательства ощутил, как гнилые щепки разбитой домовины врезаются в обваренную плоть. Оставалось лишь подивиться, как рассудок не покинул истерзанного тела. В Змиевой Топи ему досталось и вполовину не так, как теперь, но милосердный разум сомкнул над сознанием плотные сумерки, уводя от чудовищной боли всё дальше и дальше. Сейчас почему-то продолжал сопротивляться. Не иначе противный Горбун что-то с ним сотворил.

Богатырь повернул голову и, кажется, услышал скрип собственных позвонков. А перед взором творилось невероятное.

Прямо из небольшого сияющего чернотой на белом снеге разлома летели несметные тучи летавцев. Визжащие бестии едва заметно били кожистыми крыльями и самоотверженно бросались прямо на два чудовищных смерча. Столкнувшись со снегом, их огненные тела принимались шипеть и источать серый зловонный дым. Всё-таки снег, как и вода, – злейший враг огня. Существа гибли сотнями, похожие на веники тельца терялись где-то в ужасном зеве вихря. Но своё дело они делали.

Один летавец не справится с огромной снежной бурей. Не справятся и десять. А вот сотни, тысячи огненных существ способны в какую угодно стужу обратить кипучим ручьём любой морозный смерч. А над водой загадочные повелители бурь, по всей видимости, не имели никакой власти.

Старый погост в считанные мгновения превратился из царства снежной пурги в бурный кипящий источник. Бывшая когда-то тихим снегом, вода бурлила и пенилась. На несколько саженей поднялся густой непроглядный туман. Стремительный бурный поток успел подмыть некоторые древние могилы, и теперь воин с ужасом наблюдал, как мимо него плывут чьи-то пожелтевшие кости.

Сам Лучан уже смирился с участью быть сваренным заживо в битве не пойми за что, повинуясь приказу чёрти-кого, когда сильные руки схватили его за шиворот и поволокли к чернеющей дыре. Богатырь тихо ревел – каждый шаг неведомого спасителя давался ему нечеловеческой болью. И только тогда разум сжалился над незадачливым воителем и погасил все чувства разом.

Глава 19

Исчезновение княгини Златы из застенков Мироградского Кремля мечом разящим обрушилось на опричнину. За первые несколько дней по личному распоряжению Соты было утоплено, повешено и посажено на кол около шести десятков служителей тайного воинства, не говоря уже о четверых стрельцах, в чьи непосредственные обязанности входило приглядывать за вдовой – эти просто растворились, и никто больше ничего о них не слышал.

Вся дружина Мирограда была поднята на уши и без продыху шныряла по княжеству и пограничным землям. Никто особенно не понимал, что ищут. К каждому десятнику в обязательном порядке был приставлен опричник, единственный, кто обязан был досконально разбираться в происходящем.

Все труды господина регента катились коту под хвост. Мало того, что опричнина окончательно перестала быть тайным воинством, так ещё и правда об исчезновении Златы со дня на день грозилась открыться. И обернуться вторжением.

Целыми днями Сота не покидал своих палат, погрязнув в донесениях и отписках дружины. Провидец Мазарь практически поселился у него, изо всех сил стараясь отыскать незримые следы пропажи, но их не было. Ладно бы, если кто-то постарался замести след, чтобы не нашли, тогда можно было бы сказать хоть что-то о колдуне, устроившем похищение или способствовавшем ему, но следов не было. И это казалось столь же невозможным, сколько и пугающим. В конце концов, даже слепец, в чьих способностях воевода не сомневался ни на миг, виновато развёл руками.

Сота был в ярости. Самым последним средством оставался загадочный лорд Кетиш. Он с готовностью отозвался на просьбу компаньона о помощи. А спустя четыре дня престранного вида гонцы доставили в Мироградский Кремль деревянный ящик лёгкий на вид и неправдоподобно тяжёлый на поверку.

Воевода не решился отворить его прилюдно. Заперевшись в опочивальне, он засветил каганцы и топором оторвал верхнюю крышку. Ящик оказался доверху набит землёй. Поначалу Сота решил, что Кетиш пошутил. Однако едва ли это в духе пронырливого купи-продая, у которого явно ещё были свои планы на сотрудничество с Мироградом. Засучив рукава, воевода принялся горстями выгребать землю из ящика, и скоро его рвение было вознаграждено.

В загадочном подарке Северного Клинка оказался не менее загадочный человек. Он лежал ровно, вытянув руки вдоль туловища. На лбу незнакомца вились кривыми линиями четыре непонятных слова, рот и уши были заткнуты воском. В целом человек производил неприятное впечатление. Его не поразили уродства, а про характер и вовсе нельзя было что-то сказать, но всё естество Соты буквально выворачивало от вида мужчины.

Ещё в гробу лежала деревянная туба с посланием. Послание гласило: «В лето 6132 меженя 20 желаю здравия и всякого добра своему другу благороднейшему воеводе из Мирограда Соте Хромому. Сим пергаментом хочу упредить любезного друга некоторым правилам пользования моим подарком, кои надлежит соблюдать неукоснительно. Чтобы отнять ЕГО от сна достаточно лишь извлечь воск из ушей и рта ЕГО. Но следует соблюдать осторожность, предварительно заключив ЕГО в круг строгой последовательности следующих символов: ϋ‡ љђ◊ψϋΪΩ‡ Ώΐ×ש◊ψψђΪ×ڿ۾◊Ώٻלש. В случае же ЕГО частичного или полного неповиновения, елико возможно быстро стереть с чела ЕГО символ первый в последнем слове. С искренними пожеланиями здравия и всякого благополучия лорд Антеуанет Джейвил Юджиан Кетиш».

Сота несколько раз перечитал записку и почесал затылок. Дело пахло колдовством. Воевода с прищуром рассматривал отвратительного… кого? Человека? Чудовище? Загадочного ЕГО?

Сота закряхтел и присел на одно колено. Двумя пальцами разомкнув губы существа, проверил зубы – вполне человеческие, только гнилые настолько, что, казалось, вот-вот рассыплются в труху. Уши тоже, как будто бы в порядке. А вот глаза… На их месте оказались керамические шарики, выкрашенные белилами.

При помощи костыля и лавки воевода поднялся и задумчиво откинул назад красный воинский плащ. Взлохматил густую бороду, нахмурил брови. Добравшись до двери, он украдкой отворил её и взглядом поискал кого-нибудь из челяди.

– Эй, Полянка! – окликнул он растрёпанную чумазую дурнушку, тащившую на горбу пуховую перину. – Найди мне Благодея да накажи, чтоб быстренько мне сюда привёл Мазаря! Всё поняла? И чтоб больше никого тут не видел! Ясно? Отошли всех по дворам!

Челядинка торопливо закивала и помчалась вон из терема, звонко шлёпая босыми ступнями по деревянному полу.

Мазарь появился нескоро. Должно быть, поиски заняли добрую половину дня, поскольку слепец появился в дверях воеводской опочивальни к закату. Калека стоял в драной робе, с ног до головы покрытый грязью и сажей, хмуро потирал древко трости.

– Видеть ты меня желал, воевода?

Сота прикусил губу и скривился.

– Здравствуй, друг, здравствуй! – он поспешно, просто чтобы отдать дань уважения старому приятелю, пожал Мазарю руку и втащил в палаты. Быстренько запер дверь и усадил гостя прямо на полати. – Прости, что вот так бесцеремонно дёргаем каждый раз…

– Да, – отмахнулся слепец, – дела государственные и прочее… помню. Что стряслось на сей раз?

– Что можешь сказать вот об этом? – воевода, не сводя с друга пристального взгляда, вложил ему в руку послание от Кетиша.

– Гм, – задумался провидец. – Знающие люди писали. Трудно что-то сказать… В письме есть сила, но не во всём. Я допускаю, что здесь начертано сильное заклинание. Быть может, связанное с миром мёртвых… – слепец расстелил пергамент на коленях и медленно водил над ним раскрытой ладонью. – Да… От заклинания определённо веет смертью. И жизнью. Я пытаюсь проникнуть в его смысл, но в голову врываются кошмарные видения, я… Нет. Прости, воевода, это всё, что я могу сказать.

– Ты и так сказал немало, – Сота взял его за руку и подвёл к ящику с землёй. – А что бы ты сказал об этом?

Мазарь сел на колени перед ящиком и осторожно, едва прикасаясь к доскам, провёл руками. Загрёб несколько пригоршней земли и поднёс к лицу, словно пытаясь уловить её запах. Потом он растёр её пальцами и загрёб снова. Тонкие пальцы, как паучьи лапки, быстро пробежали по-над самой кромкой и забрались на тело загадочного незнакомца. Осмотру его туловища и рук слепец практически не уделил времени. Зато лицо удостоилось самого тщательного обследования. И дело было даже не столько в воске, коим были заткнуты уши и рот существа, сколько в надписи на его челе.

Слепой долго ощупывал волосы и мял кожу на лбу, водил раскрытой ладонью над непонятными символами и мрачно кивал, словно его самые худшие опасения подтвердились.

– Что в послании? – наконец, спросил Мазарь. И от голоса его даже у, видавшего виды, Соты пробежали мурашки.

Воин прочёл вслух письмо Кетиша.

– Понятно, – заключил калека.

– Что это?

– Не знаю. Во всяком случае, не человек.

– Что же тогда понятно?

– Понятно то, что это… гм… создание относится равно как к миру живых, так и к миру мёртвых. И хотя я не вижу у него души, вполне допускаю, что, если вынуть затычки, он будет способен на осмысленную деятельность. Ты понимаешь, что это значит, воевода?

– Нет, Мазарь, я не понимаю, что бы это значило. Это ты у нас по части потустороннего.

– Это значит, твой лорд Кетиш получил в своё распоряжение искусственного человека.

– И ты хочешь сказать…

– Человек создал человека по образу своему и подобию. Вернее, не совсем человека, но что-то очень на него похожее. И если такой человек, как твой лорд, держит его при себе, значит это создание способно на многое.

– Насколько опасно его будить? – настороженно произнёс Сота.

– Трудно сказать, – чуть подумав, произнёс калека. – С одной стороны, никто не поручится за его дальнейшие действия и нрав. А с другой, если бы твой лорд хотел учинить что-нибудь скверное или подозревал это, едва ли он отправил бы тебе его. Не знаю. Но мне страшно. Я не понимаю, от чего, воевода, но страшно. И от этих символов, что ты должен начертать из предосторожности – тоже.

– Но Кетиш говорил, что это… создание, – с нажимом проговорил регент, – может решить нашу проблему.

– Вполне допускаю, – пожал плечами Мазарь и прислонился лбом к древку посошка. – Я боюсь даже представить границы возможностей этого существа. Но берегись, воевода, как бы цена не перевесила…

– Ты же говорил, что меня убьёт Будилад? – пошутил Сота.

– Никто и не говорит о смерти. Тем более, твоей.

– Что же делать?

– Вернуть подарок Кетишу и искать.

– Что? Княгиню? Как? – заорал воевода и соскочил с полатей. Левая нога тут же ответила острой болью, и воин был вынужден сесть обратно. – Ты сам говорил, что следов нет! – просипел он, растирая больное колено. – Никаких.

– Это так, – смиренно кивнул Мазарь. – Но есть люди сильнее меня, они могут зрить глубже. Их нужно искать.

– Сколько? День? Два? Неделю? Мы можем искать их до тех пор, пока Злата не соберёт войско и не заручится поддержкой шести князей. Мы и без того потеряли уйму времени, а если княгиня вернёт престол, Мироград обречён, и ты это знаешь не хуже меня.

– Спросил совета, воевода, я ответил. Атам, как знаешь.

Сота сел за стол и принялся монотонно барабанить по нему пальцами. Взгляд неотрывно следил за искусственным человеком. Воевода старался понять, что же в нём может вызывать такое отвращение. Наверное, всему виной была сама природа создания.

Мазарь ковырял ногтем подоконник.

– Нехрен рассусоливать! – Сота хлопнул по столу ладонью и резко встал. Больная нога тут же заныла с новой силой. – Что случится если бы да кабы, можно прикидывать до конца мира. А время, меж тем, идёт. Кетиш – мой партнёр, уж коли доверился ему однажды, так уж придётся и впредь…

– Цена, – попытался возразить слепец.

– А до этого мы с ним что? В бирюльки играли? Мы ввязались в серьёзное дело, Мазарь, отступать некуда.

– Могут полететь головы.

– Они и без того полетят. Россыпью. – воевода отбросил плащ за спину и снова сел. Хватанул кулаком по столу. – Это начали не мы, и предотвратить, скорее всего, не сможем…

– Не сможем, – тихо повторил Мазарь.

– Значит должны сгладить. Чтобы в квашне, которая уже начала бродить, Мироград не попал под самое горнило.

На скулах калеки заиграли желваки. Он до хруста в суставах сжал посох и глубоко вздохнул. А потом ледяным голосом произнёс:

– Я слышал, Астеней из Запруды лучше всех знает толк в росписи. Один в один может срисовать, и хоть кругом, хоть звёздочкой…

– Спасибо, друг, – тихо обронил воевода, блуждая взглядом по столешнице. – За то, что рядом… – и тут же заорал во всё горло. – Бла-годей! Мать твою так растак! Благодей, ядрёна вошь!

– Я здесь, воевода, – послышался из-за двери тихий голос. – Ты не велел входить.

Определённо, ни Соте, ни его другу Мазарю ещё не доводилось видеть столь преданных и исполнительных людей. Слишком преданных и исполнительных.

– Молодец, что не вошёл! Хвалю. Прикажи седлать коня и шуруй-ка ты у меня в Запруду. Поедешь один и как можно быстрее. И без некоего гончара Астенея…

– Астенея Рябого… – подсказал слепец.

– …Астенея Рябого не возвращайся! Всё понял?

– Как не понять, воевода? Всё сделаю, как сказал.

Сота удовлетворённо закряхтел и повернулся к старому приятелю. Мазарь с мрачным видом пересыпал из ладони в ладонь землю из ящика.

Пока Благодей разыскивал мастерового, воевода вновь погряз в донесениях и отписках опричников. Дружина сбилась с ног в поисках следов княгини, но всё без толку.

Вечерять пришлось, не выходя из опочивальни.

Мазарь долго размышлял в полном молчании, отзываясь на редкие вопросы регента рассеяно и односложно, часто невпопад. В итоге Сота был вынужден оставить друга наедине с его рассуждениями.

Несмотря на повеление начальствующего над дружиной, несколько бравых вояк всеми правдами и неправдами пытались пробраться за закрытую дверь и постоянно отирались поблизости. Не иначе, как прознатчики кого-то из соседей-князей. Сота положил себе зарок, как только они разберутся с загадочным человеком, не дожидаясь возвращения Златы Ярополковны, спровадить голубчиков в подземелья, где с ними потолкуют опытные спекулаторы, сиречь палачи.