Текст книги "Холодное блюдо"

Нет, достаточно Химика и Гвоздя. Тем более что затягивать исполнение тумановского задания Серега не желал. Туман сделал крупную ставку на выкидуху Сашки Паровоза и дал срок до пятницы, и если, не дай бог, Серега не успеет, то точно отправится рынок охранять. В лучшем случае.

Нутро просило водочки или коньячку. На крайний случай – пива. Похмельный синдром все-таки, сушняк и прочие прелести, которые за время экзекуции и наставлений в кабинете шефа только усилились. Однако пить нельзя – голова ясная нужна. Поэтому нутро Серега осадил и от алкогольных напитков отказался. Решил, что туманить мозги ни к чему. Не то впоследствии Туман их так прочистит…

Усмехнувшись про себя невольному каламбуру, Велик попросил официанта принести кофе. У Серегиных пацанов глаза из орбит не вылезли. Вот если бы Митяй принялся с похмелюги не пиво или водку хлестать, а кофе, то народ удивился бы. А если бы чайком стал баловаться Проф, который и прозвище-то свое – Профилакторий (сокращенно – Проф, позднее переросшее в издевательское «Профессор») – получил за пристрастие к алкоголю, поскольку некогда лечился в специализированном учреждении, то впали бы в состояние, приближенное к панике. Как же, устои рушатся. Величев же имел репутацию человека умеренного в питии, лишь изредка позволяющего себе бузить и крупнокалиберно закладывать за воротник. По статусу полагалось. Да и пацанам запрещал прикладываться к пузырю, когда наклевывалась серьезная работа.

А она, похоже, наклевывалась.

– Кривой, поставь стакан на место!

– Велик, ты чего?

– Поставь, сказал! Олег, больше ему не наливай.

– Хорошо. – Бармен Олег отобрал стакан у расстроенного «быка».

Кривой поник головой. Почти как боец молодой из известной песни о Гражданской войне. У бойца комсомольское сердце было пробито, а у Кривого горели трубы. Причина уважительная, но, когда бригадир в таком настроении, лучше не перечить.

– Серый, в натуре, тебе шеф что-то поручил конкретное? – на правах закадычного кореша поинтересовался Митяй.

– Поручил, – буркнул Величев, отхлебнул темную горечь из миниатюрной кружки и скривился. Какая дрянь! Однако тошнота пропала, а сухость в горле заметно снизилась.

– И?..

Велик проигнорировал уморительно-вопросительную рожу Митяя, пожал плечами и гаркнул:

– Всем до субботы не пить! Ясно?! А то рынок охранять пойдете вместе со мной. Или вообще закопают.

Никто ничего толком не уразумел, но пацаны предпочли не высовываться и нестройным хором издать утвердительное кваканье. Или кивнуть. Даже закадычный кореш Митяй тоже кивнул. Велик ему, конечно, почти брат, но «бригадир», лицо, приближенное к Туманову.

– Серый… – После короткой паузы Митяй попытался-таки выяснить что-нибудь про задание шефа, но закончить фразу не дали.

– Велик, к тебе там лох какой-то пришлепал. – Олег показал на входную дверь, возле которой с ноги на ногу переминался мрачный субъект со свертком в руках.

– Один?

– Да.

– Чего хочет?

– Поговорить и вроде как заказать кого…

– Заказать?! Я что, похож на портного или швею-мотористку? Нет, совсем фраера страх потеряли. Уже разные, типа, пролетарии стали подкатывать… с заказами. Скоро пенсионеры потянутся. И откуда этот крендель узнал что почем?

Олег пожал плечами.

– Без ствола, проверил?

– Чалдон смотрел, пустой он.

– Может, в бубен ему закатать? – оживился Митяй, найдя точку приложения энергии. Не удалось Серегу на базар развести, так хоть незнакомому дятлу клюв начистить.

– Отдохни!

Митяй увял.

– Ладно, зови… заказчика. Поглядим, что за фрукт…

Олег привел типа со свертком. Мужик как мужик, на вид лет тридцать, холеный, лицо вытянутое, лошадиное. Напускает на себя мрачный вид, но заметно трусит.

– Садись, коль пришел. – Величев указал на пустой стул напротив. – Чего надо?

Мужик воспользовался предложением и уселся. Сверток положил перед собой на стол и накрыл руками. «Прям пай-мальчик!» – ухмыльнулся Серега.

– Я слышал, что вы занимаетесь… решением, скажем так, пикантных проблем. Репутация у вас очень высокая. А у меня есть один… вопрос, который самостоятельно, без вашего участия или… кого-то вроде вас, я закрыть не в состоянии…

«Красиво метет, собака, и про репутацию загнул», – оценил Величев и перебил пай-мальчика:

– А у меня тут, типа, бюро добрых услуг?!

Пацаны дружно заржали. Настолько громко, что, услышь их любой ипподромный скакун, комплекс неполноценности ему обеспечен на всю оставшуюся жизнь.

– Нет, но я слышал…

– Что-то ты слишком много слушаешь, родной. Уши не заболят?

Фраза вызвала новый приступ смеха у «торпед».

– Если не хотите разговаривать… – не стушевался визитер и начал подниматься со стула.

– Родной, ты куда собрался, мы с тобой, типа, не закончили?

Сзади к мужику подошел Митяй и положил свою лапу ему на плечо. Весьма увесистую лапу, похожую на медвежью.

Визитер икнул и плюхнулся обратно.

– Ты знаешь, на кого я работаю?

– Слышал.

– Все-то ты слышал… Шеф, между прочим, не одобряет, когда его пацаны на стороне пашут. Ты меня подставить хочешь? – Мягкость в голосе Сереги отдавала зловещими нотками. Похмелье понемногу проходило, настроение улучшалось, и он был не прочь немного поразвлечься. Пусть и с этим залетным кренделем.

– Нет, что вы! Но я слышал, что вы беретесь… за вознаграждение…

– У тебя определенно что-то с ушами, родной. Может, типа, их укоротить?

Мужик не ответил, а полез в пакет, вытащил оттуда две пачки тысячерублевых, положил их на стол и подвинул к Величеву.

– Это вам, Сергей Васильевич.

По имени и отчеству Велика никто сроду не называл, и он слегка опешил:

– Сергей Васильевич?!

– Ну да.

– Брат, ты начинаешь мне нравиться. Люблю конкретных пацанов. – Велик взял пачки и взвесил на руке. Немного, но на пиво с фисташками хватит. Курочка по зернышку клюет.

– И вот… – Визитер достал еще три пачки и присовокупил их к товаркам. Опустевший пакет скомкал и засунул в карман. – Это аванс.

– Базар становится все реальнее и реальнее, – протянул Величев. Нового взрыва хохота не последовало. Серегины пацаны сказки Кэрролла не читали и мультфильм о приключениях Алисы в Стране чудес не смотрели, потому шутку никто не оценил. А те, кто мог читать или смотреть, сейчас находились далеко от кафе на улице Коммунальной. – И чего ты хочешь?

– Одного человека наказать надо.

– Я надеюсь, ты его, типа, не шлепнуть просишь? Я за мокруху не берусь, так и знай, – специально повысил голос Велик. Для ушей пацанов, и на тот случай, если разговор кто-то «пишет». А то развелось диктофонов, телефонов, микрофонов и прочей электронной дребедени. Да и органы расплодились, как тараканы на кухне.

– Нет, что вы. Тут немножко другое. Он пострадать должен.

– Понятно. Давай дальше вещай.

– Сергей Васильевич, а мы можем переговорить в более… конфиденциальной обстановке?

– Чего?!

– Наедине можем пообщаться?

Велик задумался. А почему бы и нет? Подобные разговоры не любят лишних ушей. И если сначала Серега хотел лишь развлечься, поэтому и базарил при пацанах, то теперь гость его заинтересовал. К тому же крендель уважительный, финансово благополучный, а не лось какой-нибудь невменяемый. Не то чтобы хлипкий, но и не подобие Митяя. Начнет быковать, рога за пару ударов обломать можно. Да и не будет он барагозить, по морде видно. Оценив таким образом степень опасности и полезности гостя и заключив, что побазарить с этим «буратино» не зазорно, Серега поднялся из-за стола:

– Пошли в кабинет. Перетрем тему тет-а-тет. Олег, накрой нам там.

Мужик проворно выскользнул из-под тяжелой Митяевской длани и направился вслед за Величевым. На физиономии Серегиного боевого товарища и закадычного дружка проступило жестокое разочарование. Мало того, что Велик сухой закон объявил, так и еще до него дошло, что начистить бубен залетному фраеру не удастся.

День не задался с утра.

* * *

– С ума сошел?!

– Ты послушай…

– И слушать не желаю. Это же бред! Полный. Тебе отдельную персональную долю посулили, что ли?

– Артем, не кипи! Подумай лучше…

– Не хочу даже думать!

– Оно заметно!

– Да пошел ты!

– Сам туда иди!

Изрыгнув пару десятков завуалированных взаимных оскорблений и упомянув родственников – до четвертого колена включительно – в весьма нелицеприятном смысле, оппоненты на секунду угомонились. А потом возобновили… обсуждение.

Конструктивный разговор не клеился. Однозначно. Больше часа мусолили тему, орали, стучали кулаками по многострадальному столу, а наиболее экспрессивные спорщики порой вскакивали и бегали по кабинету, но заинтересованные стороны стояли насмерть. Признаков компромисса ни в бинокль не разглядеть, ни под микроскопом.

Внеочередное собрание учредителей ООО «Мебель-плюс» грозило затянуться до морковкиного заговенья. Если диспутанты сами раньше не заговеют. От чрезмерного хотения сунуть другу и компаньону в морду. Для лучшего взаимопонимания. Авось и появится платформа для взаимных уступок. Пока же позиции спорщиков не сдвинулись ни на йоту. Впрочем, и вопрос на повестке дня стоял отнюдь не о подшивке старых валенок.

Важный, можно сказать, системнообразующий вопрос стал яблоком раздора между Артемом и Валеркой Фомичевым. Из разряда гамлетовских, но не риторический типа: «быть или не быть?», а вполне насущный и неоднозначный. Звучал он примерно так: «продавать или не продавать?». Фомичев ратовал за «немедленно продавать», а Стрельцов упирался и кричал, что никогда не допустит…

Предметом потенциальной сделки была сама фирма «Мебель-плюс». Не далее как сегодня с утра известный в Белореченске и окрестностях бизнесмен, эдакий мини-олигарх, владелец заводов, пиццерий и улицы магазинов Арсений Мамаев предложил за некислое вознаграждение сделать его учредителем ООО «Мебель-плюс». Единственным и неповторимым. То есть продать ему свои доли всем трем компаньонам. Пакетом. Если хоть один из собственников заупрямится, сделка не состоится. Интерес столь значительной фигуры в экономической жизни города к не слишком крупной фирме, специализирующейся на изготовлении и торговле мебелью, объяснялся просто – Мамаев вознамерился влезть в новую для себя сферу деятельности.

Услышав это в изложении Валерки, Артем заявил, что ни на грош не верит в намерения Мамаева. На кой ляд такому прожженному дельцу что-то там прощупывать, когда он давным-давно все уже вынюхал, выяснил и прощупал. И у него одних аналитиков и экономистов, которые и капиталовложения могут оценить, и перспективы, и прочую бухгалтерию – вагон.

Валерка возразил, что на мотивы Мамая ему плевать, главное – предложение выгодное. Стрельцов же рявкнул, что ему не плевать, ведь столько труда и сил вложено, с нуля начинали, ночей не спали, каждую копейку берегли.

И понеслось…

Диалога, как выражаются в высших дипломатических кругах, не получилось. Обсуждение перетекло в спор, а тот в свою очередь – в препирательства. Причем бодались Стрельцов с Фомичевым, а Райхман в основном отмалчивался.

– Подумай, какие деньги предложены! Мы на них…

Сумма сделки действительно впечатляла, позволяла… многое, в том числе и затеять новый серьезный бизнес, но Стрельцов упорствовал.

– Что мы на них?.. Как ты мечтаешь, типографию купим и издательство откроем?

– Почему сразу издательство? Можно и на другое… Да сколько можно этой мебелью заниматься?! Меня уже тошнит от диванов, стенок, кухонь и стеллажей.

– А ты два пальца в рот сунь, авось и полегчает!

– Себе сунь… – Валера подробно и точно описал то место, куда Артему стоило засунуть перст.

Стрельцов ответил в том же духе:

– Артем, может, в самом деле стоит сменить профиль. Какая разница, чем на хлеб с маслом зарабатывать? – подал голос Райхман.

– Боря, и ты туда же?!

– А что такого?

Компаньонов понять не трудно. Фомичев в их фирме в основном глобалил и решал проблемы с разнообразными контролирующими органами, Райхман рулил финансами и бухгалтерией. Им по большому – гамбургскому – счету все равно, чем заниматься: мебелью, цветами или… замороженными лягушками. Их роль от этого не слишком изменится. Понять-то не сложно, но принять… Ведь именно Артем ведал вопросами, непосредственно связанными с производством и реализацией: поставками, продажами, работой с клиентами, магазином, отгрузкой и т. д. И специфику бизнеса впитал с потом и кровью. Порой собственным горбом работал, в прямом смысле слова. К каждому станку, к каждому столу руку приложил. И забыть все, начать с чистого листа? Согласиться с друзьями Стрельцов не мог. Физиологически. Правда, и собачиться с ними, а то, что ссора в случае отказа предстоит нешуточная, вплоть до окончательного разрыва отношений, сомнений не вызывало, не хотелось. Душа разрывалась.

Проклятые деньги!

– И какого черта Мамаев именно к нам прицепился? И на кой ему дерево?! Колбасы и пиццы мало? – Стрельцов от злости едва не сплюнул на пол. – Может, он от нас отстанет?

– Не отстанет, – заметил Борис. – Мамаев уже приобрел три леспромхоза, вложил бабки и задний ход не включит. Поэтому иного выхода я не вижу – надо соглашаться на продажу. А то потом он нас демпинговыми ценами задушит, и сами к нему на поклон прибежим.

Суждению Райхмана стоило доверять. Фраза «насколько мне известно» в его устах означала то, что информация является на сто процентов достоверной. Нюх у Бориса был лисий, плюс аналитические способности на уровне не доступном Артему. В их компании Борис всегда уравновешивал порывы фонтанирующего идеями и планами Фомичева, который отличался, как и большинство начавших восхождение в эпоху первоначального накопления капитала бизнесменов, склонностью к риску и авантюрам. Если мнение Фомичева не грех проигнорировать, то с умозаключениями Райхмана принято было считаться. Однако Стрельцов находился в таком эмоциональном состоянии, что принимать во внимание слова Бориса уже не желал. И не мог.

Помимо злости его душила еще и обида. Дураку ясно, что двое его друзей уже обсуждали вопрос за его спиной и все давно решили. А теперь играют спектакль, уговаривают, вразумляют. Сволочи!

– Артем, ты ведешь себя…

– Как? Как неразумное дитя? А вы уже договорились? – перебил Райхмана Стрельцов.

– …неконструктивно. И, кстати, никто еще ни о чем не договаривался.

– А я и не буду!

Фомичев промолчал, а Борис покачал головой.

Злость улетучилась. Выплеснулась водой вместе с бранью и громогласными выкриками. А вот обида осталась. И огорчение. Оттого, что его друзья – самые старые и близкие – его не понимают. И даже не желают сделать попытки понять. Райхман в чем-то прав, конструктивный разговор не получался. А спорить и ругаться надоело.

Стрельцов поднялся из-за стола.

– Еще раз повторяю: продавать свою долю я не намерен! А что вы там надумали – ваше дело. – Демонстративный взгляд уперся в настенные часы. – И вообще мне домой пора.

– Артем, не руби с плеча, подумай, – ненавязчиво попросил дипломатичный Борис. – До пятницы время есть.

Стрельцов мотнул головой так, словно ему натянули на глаза повязку и ее нужно было сбросить без помощи рук.

– Пока.

– Счастливо.

В отличие от Райхмана, Валера до прощания не снизошел. Дверь, снабженная фиксатором, хлопнуть не могла по определению.

* * *

Серебристый тонированный «ландкрузер» маячил во дворе дома номер двадцать пять не первый час. Местные жители, заходя в подъезд или, наоборот, вырываясь из его темной утробы, на миг останавливались, удивленно разглядывали чудо японской техники и лишь потом отправлялись по своим делам. В ареале распространения обшарпанных блочно-пятиэтажных хрущевок малосемейного типа и раздолбанных еще в прошлом веке проржавленных «москвичей» столь шикарные «зверюги» не обитали. Самым продвинутым авто во дворе считался старенький «Форд-Скорпио», принадлежащий отставному военному из второго подъезда, поэтому сверкающая громада «ландкрузера» поневоле притягивала взор. Если большинство жителей просто машинально отмечали несоответствие окружающей обстановки и роскошной машины, пожимали плечами и сразу же благополучно обо всем забывали, то вечные, как мир, бабульки на лавках активно мыли кости неизвестному владельцу четырехколесного экипажа. И заодно тем, к кому мог наведаться обеспеченный гость.

Старушки сходились во мнении, что на такой машине могли приехать к Наташке Климовой, Машке Карсак – за ними богатые ухажеры ухлестывали. Или к Игнатьевым, у которых родственников полно, а один, говорят, бандит.

Лавочные предположения были недалеки от истины. И насчет Климовой, и относительно бандитов. А вот ухаживать за девушкой никто не собирался. Скучающие в «ландкрузере» Кривой и Чалдон ждали Наталью совсем с другой целью. С какой именно, толком и сами не знали. Серега велел следить за домом и, когда девушка нарисуется, сразу же звонить ему.

Вчера здесь же на «бумере» загорали Химик и Гвоздь. А сегодня с утра Велик сменил дежурных.

Наташа все не появлялась, и от наблюдения пацаны откровенно устали. Особенно Кривой, активной натуре которого претило бездействие. Нет, если с бутылкой пивка в руке и телкой под боком загорать на морском песочке под тропическим солнышком – такое бездействие вполне отвечало «высоким» духовным запросам Андрея Никитина по прозвищу Кривой. А час за часом пялить зенки на открытый зев подъезда и разглядывать бабок, сплетничающих на лавке, напрягало. Не помогали и карты. И в «очко», и в «буру», и в «дурака» «торпеды» сыграли уже столько раз, что игра приелась. К тому же в связи с запретом Велика играли не на деньги, и кураж отсутствовал по определению.

– Мухлюешь ты, что ли?! – в сердцах бросил Кривой Чалдону, смешивая карты. Он продул в подкидного четырежды подряд. И настроение стало откровенно пасмурным. Хоть бабки на кону не стояли, но чувствовать себя дураком – тоже мало приятного.

– Везет просто, – осклабился Чалдон. – Карта прет.

– А мне одна шваль лезет, – изрек банальную фразу Никитин и откинулся на сиденье. – Все, в рот-компот, я больше не играю.

– Не хочешь – не надо, – философски отнесся к отказу напарника Чалдон и спрятал колоду в бардачке.

– Когда же эта телка долбаная припрется?! Достало, в рот-компот, уже тут куковать.

– Ну, ты спросил…

– Хорошо Гвоздю с Химиком. Сидят, суки, в кабаке, греются водочкой, мясо запивают! А мы паримся беспонтово.

Чалдон понимающе почесал тяжелый подбородок:

– Да-а, стопарик я бы ща тоже продернул.

Пальцы Никитина выбили нервную дробь на рулевом колесе. Ерзать на водительском кресле, со всех точек зрения комфортабельном, он уже не мог. Организм требовал действия. Кривой собственный характер знал досконально и понимал, что если просидит в салоне до вечера, то сорвется. Или в драку бросится, или наедет на кого-нибудь без повода. Хотя бы на Чалдона, пусть он и кореш закадычный, и амбал здоровенный, и кмс по боксу. Себе дороже выйдет, но…

Никитин и отметину на харе, из которой проистекало его незамысловатое погоняло, заработал исключительно через неуемность натуры. В кабаке полез в чужие разборки с миротворческими целями, и его наградили «розочкой» по щеке. Слава богу, глаз уцелел, но на коже остались десятки мелких оспин, а от левого виска к левому же уху по скуле потянулась глубокая канавка шрама. Вследствие этих эпидермических изменений левый глаз Никитина приобрел специфический монголоидный прищур, а сам пострадавший – прозвище.

– Слушай, еще полчаса – и я себе башку раскрою об руль или лобовуху. Не могу! Давай по пивку вдарим. Сгоняем, пять сек – не больше. Я тут за углом павильон видел.

– А Велику потом че впаривать будешь? Он ясно сказал, чтобы мы от подъезда не отходили. Три раза повторил. Он нас раком поставит, если что не так.

– Велик, конечно, конкретный пацан, но жить тут, что ли?! Мы махом управимся. И потом, как он пронюхает? Ты меня закладывать собрался?

– Нет.

– И я – нет! Значит, никто не узнает. Серега раньше ночи нас не сменит. А мы, в рот-компот, не высидим. Отлить захотим или еще чего. Кстати, можно и не на броневике, я выскочу, прогуляюсь пехом.

– А бабки?

– Че бабки? На пиво, что ли?

– Сам ты на пиво! Старые кошелки, которые на лавке, они же с нас буркалы не сводят. Враз сфотографируют. А потом наши приметы в мусарне на каждой доске висеть будут. Мы, думаешь, зачем тут сидим? Я нутром чую, Велик с девочкой какую-то дрянь замыслил сотворить – или на хор поставить, или завалить. Засветим рожи – потом отпинывайся. Велику, понятно, по барабану, будут наши хари на стендах в ментуре красоваться или нет, а мне головняки ни к чему.

– Да ну, почему сразу в ментуре?

– По кочану! Тебя-то за хобот ни разу не брали, а я по малолетке к хозяину ходил. И больше не хочу.

– И не надо, в рот-компот. Если что, Серега же потом и отмажет, – оптимистично подбодрил напарника Кривой, но Чалдон к увещеваниям остался глух.

– Отмажет или нет, вон те бабки на лавке надвое сказали, а лучше – не светиться.

– Так я про то и базарю – давай на тачке отъедем.

– А если девка появится?

– Ну и че? Куда она денется за пять минут? В очко провалится?

– А вдруг? Мало ли что. Нам потом отмазки не помогут. Это самое очко порвут, как тузик грелку, – с сомнением протянул Чалдон.

– Что ты разнылся? Дрищешь, так и скажи! – железным чайником на плите начал закипать Никитин. Он пытался сдержать эмоции, но злость потихоньку просачивалась через крышку. И ведь знал, что когда его такой псих разбирал, то в мозгах что-то переклинивало, словно черная вуаль накрывала сознание, и свои поступки он уже не контролировал. В ответ на обвинение в трусости правым крюком челюсть напарника Чалдон, как ни странно, не пригладил, а лишь покачал своей большой, как капустный кочан, коротко стриженной головой. Кривой уже приготовился спорить с ним, доказывать, убеждать и соблазнять, но Чалдон неожиданно согласился.

– Ладно, поехали.

– Чалдон, с меня причитается!

«Ландкрузер» довольно заурчал и тронулся с места. Старушки на скамейке проводили его удивленными взглядами. В это же время с другой стороны двора к подъезду подкатила желтая «мыльница» такси. Появление авто с шашечками осталось незамеченным.