Текст книги "Холодное блюдо"

Глава 2

Наташа торопилась. До спектакля было два часа, но Димка ждал ее у себя, и Наташа небезосновательно надеялась, что это время они проведут с толком. Домой она поехала, чтобы переодеться – не каждый день ведь идешь на постановку заезжих московских знаменитостей. Тем более – билет в ложу. Весь бомонд соберется, тут не только на других посмотреть, но и себя показать нужно. А она у Димки уже третий день зависала в одних и тех же топике и шортиках. Не идти же в подобном виде в театр. Моветон. Только взять платье – и назад. Принять душ и накраситься она успеет и у Димки.

Наташа выпрыгнула из такси, бросив водителю, что задержится на три минуты, на ходу поздоровалась с пенсионерками на лавке и едва ли не бегом заскочила в подъезд.

Провозилась она, конечно, не три минуты, а все десять, но для выбирающей платье девушки это почти рекордный показатель. С учетом того, что ничем, кроме подбора туалета, она не занималась, а мысли об ожидающем во дворе такси и роющем землю Димке… подстегивали. Наташа могла задержаться и подольше, поскольку окончательно определиться между длинным черным платьем с открытыми руками и зеленым с глубоким декольте и вырезом на спине не сподобилась. Она поочередно прикладывала к груди то один наряд, то другой, представляла, какая помада им подойдет, как тореадор, потрясала платьями перед зеркалом, выступавшим в роли быка, но остановиться на одном из вариантов не получалось. Особенно смущали туфли, комбинирование которых с нарядами приводило душу в полнейшее смятение.

Наташа разволновалась и едва не позабыла клятвы о том, что соберется быстро, но положение спас короткий сигнал клаксона, донесшийся снизу. Наташа выругалась сквозь зубы и приняла соломоново решение – продолжить своеобразную корриду с платьями у Димки. И его привлечь в качестве арбитра… с правом совещательного голоса.

Это решение ее спасло.

Платья летучими мышами юркнули в пластиковый пакет, за ними же отправились три пары туфель. Косметичка уже оккупировала журнальный столик в Димкиной квартире рядом с единственным приличным зеркалом. Наташа подхватила пакет, захлопнула дверь и сбежала по лестнице.

– А вот и я. Как и обещала – три минуты, – забросила поклажу на заднее сиденье, а сама впорхнула на переднее.

– Угу, – саркастически прокомментировал Наташино заявление водитель и включил зажигание.

При выезде со двора украшенная шашечками ярко-желтая «Волга» разминулась с огромным серебристым джипом, галантно пропустила стайку робких пешеходов и, вывернув на улицу Металлургов, влилась в основной поток машин. После очередного светофора дорожное полотно расширилось, просвет между автомобилями увеличился, и таксист утопил педаль газа в пол. «Волга» недовольно рыкнула и понеслась быстрее, пристроившись в спину резвой «ауди».

– Что за уроды?! – Таксист глянул в боковое зеркало и выругался. Справедливости ради, прилично, без употребления ненормативной лексики. – Кто им права только выдает?!

Наташа оглянулась. В сотне метров позади них, стремительно сокращая расстояние, несся серебристый джип с тонированными стеклами. Ехал по крайнему левому ряду, периодически обгоняя попутные автомобили и используя для данного маневра встречную полосу.

Девушка равнодушно пожала плечами и вернула голову в исходное положение:

– Гаишники выдают, как и всем.

Водитель в снова употребил свой – вероятно, коронный – саркастический возглас филина:

– Угу! Только кому-то их после обучения и экзаменов вручают, кому-то дарят, а кто-то покупает. Эти… – Кивок через левое плечо. – Однозначно купили. Хозяева жизни, мать их так.

Наташа ничего не успела ответить.

Раздался режущий ухо пронзительный визг тормозов. Водитель дернул головой, помянул способ совокупления, на сей раз нецензурно, и рванул баранку вправо. Машину болтнуло, полоснул по нервам страшный скрежет, и перед глазами возник багажник какой-то иномарки. Наташа от ужаса замерла, сжалась в комочек и прикрыла голову руками. Она почувствовала основательный удар, в грудь уколола раскаленная игла…

Затем все померкло.

* * *

В павильоне за углом свежего холодного пива не оказалось, и поскольку пить теплое и давнишнее Кривой наотрез отказался, пришлось ехать до ближайшего супермаркета.

Пока Никитин бегал за «Паулайнером» и «Балтикой», Чалдон пересел за руль. Не надо быть пророком, чтобы догадаться, – через пару часов Кривой «накидается» до посинения. Достигнет такого блаженного состояния, что ему до лампады станут и девочка Наташа, и ценные указания Велика, и сотрудники ГИБДД, и знаки дорожного движения. В какой-то момент, непременно возжелает прокатиться, воображая себя – есть у него пунктик – Михаэлем Шумахером и Аленом Простом в одном флаконе. И штурвал добровольно не уступит, его оттуда нужно будет выковыривать краном. Иначе говоря – с применением физической силы. Чего доброго, за перо схватится. Осложнений Чалдон не хотел, жизнь ему тоже еще не осточертела, а предусмотрительная рокировка в авто должна помочь избежать серьезных проблем.

Кривой затарился под завязку. Пакет, ощетинившийся стеклянными горлышками покруче, чем революционная баррикада – трехлинейками, он едва дотащил до машины, прижимая драгоценный груз к животу. За ручки ухватиться не мог – сразу бы оторвались.

– Ты неделю бухать собрался? – Чалдон оторопело уставился на сюрреалистическую композицию из стеклянных конусов, которую Кривой водрузил на заднее сиденье.

– Как раз до ночи хватит.

– Хватит, чтобы в кусты постоянно бегать, – возмутился Чалдон, но протянутую бутылку – запотевшую, с пенящимся у горлышка янтарным напитком – взял. В горле действительно пересохло.

Пока ехали до «наблюдательного пункта», Чалдон свою тару опустошил, а Кривой успел прикончить две бутылки и блаженно растекся по кожаному ложу автомобиля.

– Твою мать!!! – Чалдон резко затормозил и развернулся.

– Что?! Что? Ты куда?! – подпрыгнул Никитин.

– Ты видел, кто сейчас навстречу в тачке проехал?!

– Не…

– Девка наша, твою мать!

– В рот-компот, давай за ней!

Когда джип выскочил с дворовой территории и замер перед бетонной рекой со снующими по ней многочисленными транспортными средствами, машина с «объектом» скрылась из виду.

– Где она? – задал глупейший вопрос и растерянно замотал головой Никитин.

– В Караганде! – не в рифму, но в тему ответил Чалдон. – Я не больше твоего вижу.

– Куда свернула-то?

– А я знаю?!

– Она на какой хоть тачке?

– Ты вообще куда смотрел, штурман? – Чалдон несколькими хлесткими эпитетами обрисовал качества «штурмана» и его зрительные способности. – Обычное такси. Желтая «Волга» с синими кубиками.

– А номер?

– Ухи поел?! Когда бы я успел номер запомнить? Я и девку-то еле заметил, уже когда проехали, зацепил – фейс знакомый.

– Вот в рот-компот, ситуевина! Тут же этих такси, как блох на собачьей жопе! – От огорчения Кривой даже пиво пить прекратил. Не до пива, когда собственная шкура в опасности, – Велик ее махом снимет. В прямом смысле слова. И еще солью на мясо посыплет.

И верно, такси во множестве сновали по дороге. Через один-другой автомобиль взгляд непременно натыкался на сочно-желтую мыльницу. И в большинстве своем это были именно «Волги». Казалось, вся дорога заполнена желтыми «мыльницами». Немудрено, улица Металлургов, пусть и не являлась главной транспортной артерией, но по ней можно было объехать запруженный машинами центр города. Поэтому, дабы не загорать несколько часов в пробках, те водители, кто похитрее и поопытнее, стремились именно сюда.

Чалдон снова чертыхнулся.

– Уйдет девка, что делать будем? – выдохнул Кривой. – Опять париться у подъезда? А если она не вернется?..

– Велик нас на шашлык порежет. Тебя первого!

– Почему?

– Не хрен за пивом мотаться было! Заладил: «мочи нет сидеть, я башку об руль раскрою», вот теперь тебе Серега жбан и раскроит!

– Миха, да ты че? Ты же сам согласился…

– Хватит ныть, все едино твой косяк! Может, еще догоним, зацепим. Налево или направо?

– Жми налево. Я с этой стороны, в рот-компот, всегда в шоколаде.

– Поглядим, – мрачно подытожил Чалдон, многообещающе оглядел фигуру Кривого, словно предназначенную для разделки бычью тушу, и включил сигнал поворота.

Фортуна – дама капризная и в следующие десять минут она сначала улыбнулась величевским «торпедам», а затем состроила им рожу. Страшную. Удача заключалась в том, что Наташу они все-таки зацепили, а ирония судьбы – в том, что зацепили в прямом смысле слова.

Чалдон ехал на грани фола, прямо по двойной сплошной линии дорожной разметки, распугивая двигающиеся навстречу автомобили звуковыми сигналами и морганием фар. Попутный транспорт тоже опасливо шарахался прочь от наглого джипа. Они обогнали не один десяток легковушек и около дюжины желтых экипажей с синими шашечками, когда Кривой, исполняющий функции впередсмотрящего, взвизгнул, как недорезанный поросенок, одной рукой схватил напарника за плечо, а другой принялся тыкать в боковое стекло.

– Вот она!!

Из-за «газели» справа вынырнула очередная желтая «мыльница». Чалдон отвлекся от дороги и попытался рассмотреть, кто там сидит на переднем сиденье рядом с водителем. Отвлекся буквально на секунду, но тут же об этом горько пожалел.

По барабанным перепонкам резанул тревожный звук чужого клаксона. Навстречу, сигналя и моргая фарами, несся черный «мерседес».

– Твою мать!

Чалдон успел лишь бросить взгляд по сторонам: слева «девятка» и «газель», справа полный ряд машин – уйти от лобового столкновения почти невозможно – и рванул руль вправо.

Дальнейшие пятнадцать секунд в его памяти отпечатались плохо. Фрагментарно. И фрагменты отпечатались в основном шумовые: скрежет, скрип тормозов, несколько глухих ударов…

Очухался он только, когда Кривой прямо в ухо заорал:

– Миха, мы ее прибили!!

– Кого? – тупо переспросил Чалдон.

– Девку! Ты глянь!

Чалдон посмотрел.

Непосредственно перед их «ландкрузером» стояли, сцепившись в любовных объятиях, «газель» и вишневая «девятка», и понять, где заканчивается капот одного автомобиля и начинается дверь второго, можно было только по цветовой гамме. А чуть впереди покоилась желтая «Волга», «поцеловавшая» бетонный столб и разворотившая в пароксизмах страсти собственное чрево. Водители «газели» и «девятки» уже выскочили из машин и бродили вокруг, оценивая повреждения. А вот таксист и его пассажирка – видно по рассыпанным по спинке кресла длинным волосам – признаков жизни не подавали.

– Твою мать! – повторил затасканное большинством русских людей выражение Чалдон. Он старался понять, как данная ситуация согласуется с инструкциями Величева, и не мог сосредоточиться. Голова работала неважно, мысли были медленными, вялыми, словно снулые рыбки, но скользкими и неподатливыми. Однако до того, что ситуация с инструкциями никак не согласуется, Чалдон допер.

– Все, валим отсюда!

Через четверть часа джип припарковался около замызганного продуктового павильона.

– В рот-компот, облажались, – протянул Кривой.

– Наша тачка на кого оформлена?

– На Петровича, у меня доверка.

– Хоть здесь свезло.

– Факт! С Петровича взятки гладки. Прокукарекает, что тачку стырили, а нас в упор не видел.

– Ты не радуйся! Давай звони! Потом мы кукарекать начнем.

Кривой вытащил мобильник с такой миной, словно держал в руке не последнее слово в сфере сотовой связи, а гремучую змею. Со слабенькой, как новорожденный котенок, надеждой посмотрел на напарника: «мол, друг, может, ты?», но Чалдон лишь покачал головой.

* * *

– Ты почему мрачный, Стрельцов? Не пугай меня, мне нельзя. – Жена встретила Артема на пороге чувственным поцелуем и ненавязчивым, мимолетным, но внимательным осмотром. Не прицепился ли к рубашке длинный женский волос, не благоухает ли суженный недозволенным ароматом «Шанели», не притаились ли под подбородком следы помады? Поцелуй в ритуале ежедневного приветствия присутствовал всегда, а вот осмотр появился совсем недавно, во время беременности Насти. Осмотр проводился, конечно, понарошку, однако известно, в каждой шутке…

Против осмотра Стрельцов не возражал, справедливо полагая, что беременной женщине простительны и не такие слабости, как эти маленькие приступы ревности. Наоборот, внимание Насти, даже выраженное в подобной форме, было приятно. Любимая жена, что ни говори, к тому же носящая под сердцем первенца.

– Я не мрачный, я задумчивый. – Артем обнял жену и положил руку на ее еще вполне плоский живот. – А как у нас дела? Парень ножками не болтал, не пихался?

– Темка! Ты бы хоть в Интернете прочел пару статей про беременность. А то дуб дубом, ляпнешь что-нибудь несуразное при маме. Кто на третьем месяце пихается?

– А вдруг?

Настя артистично изобразила бровями возмущенное удивление и кулачком дотронулась до стрельцовского лба:

– Балда!

– Балда-балда, – рассеянно согласился Артем, отпихнул ногой крутящуюся у порога в надежде на нечаянное угощение Настину любимицу Чапу, прошел в гостиную и повалился на диван. Кстати, родной, производства ООО «Мебель-плюс», а не итальянский, как у некоторых… ренегатов.

– Вот он, кошмар моей старости! – Настя подперла бока, изобразив букву «Ф». – Вместо того чтобы уделить внимание любимой супруге, пузатый муж в застиранной майке коротает вечера на диване у телевизора. Не хватает только пива в руке и черного трико с пузырями на коленях.

– Где ты у меня пузо увидела? – вяло возмутился Стрельцов. – А майки я не ношу.

– Это я фантазирую… от недостатка внимания.

Чапа тявкнула в знак согласия с хозяйкой, мол, и мне уделите минутку и пару кусочков колбаски, переступила лапами и пару раз деликатно стукнула хвостом по полу. Родословную потомственной дворняжки один из предков запятнал генами таксы, поэтому вид Чапа имела несуразный и смешной: длинное туловище, короткие кривые лапы, лохматая морда и уши торчком. А когда она столь уморительно-просительно переминалась, смотреть на собачку без смеха было просто невозможно.

Однако сейчас Стрельцов даже не улыбнулся. Настя сразу почувствовала, что муж чем-то озабочен.

– Темка, что случилось? Неприятности?

– Нет.

– Выкладывай, знаешь же, что не отстану.

– Да, ерунда это. Зачем тебе голову забивать.

– Ничего себе ерунда: вваливаешься с такой миной, будто всех родственников похоронил, пасмурный…

– Как погода?

– Да, как погода.

Из стрельцовской груди вырвался тяжелый, усталый вздох. Действительно, не отстанет. Пять лет брака тому порукой. Настя считала, что радости и горести супруги обязаны делить друг с другом, иначе семейный корабль непременно разобьется о коварные рифы житейских проблем. Эту аксиому Артем и не пытался оспорить, но желание жены вникнуть в каждую мелочь порой раздражало. На почве «дележки радостями» в период «притирки» у них частенько происходили и ссоры – Стрельцов не желал изливать душу, Настя обижалась, что он ей не доверяет, а значит, и не любит. Доходило до битья посуды и взаимных оскорблений. Непосредственно перед регистрацией брака они вообще так разругались, очевидно, по причине предсвадебного психоза, что Артем ушел из дома под аккомпанемент выкриков Насти в духе похмельного Шурика из бессмертного полотна Гайдая «Кавказская пленница». Имел место и факт прямого цитирования классика: «Свадьбы не будет!»

К счастью, подобные катаклизмы отгремели давным-давно, притирка характеров прошла, на удивление, быстро, и последние пару лет они не ссорились в принципе. Артем при всем желании не мог припомнить хотя бы одну серьезную размолвку, противоречия заканчивались на стадии легкой пикировки. И с желанием жены делить радости и печали Стрельцов окончательно смирился. Однако сейчас, с учетом долгожданной беременности, нагружать супругу глобальными проблемами Стрельцов не хотел. Ей и собственных по уши хватит: на прием к гинекологу бегать, анализы бесчисленные сдавать, УЗИ делать, роддом присматривать и прочее. А она еще и работает. Специалист по связям со средствами массовой информации – не бог весть какая сложная и трудоемкая работа, но время, силы и нервы отнимает. А их Насте ныне нужно беречь.

– Настюх, устал я. Обычные неурядицы, с которыми сталкиваешься на работе, много навалилось просто. Пустяки, само рассосется, – сделал последнюю попытку оградить жену от сомнений и раздумий Артем.

Супруга не поверила.

– Стрельцов, не ври! Все равно не научился. Где это видано, чтобы ты «уставшим» с работы приходил, трудоголик несчастный. Наоборот, сколько себя помню, на ночь глядя явишься – и чуть не летать готов. А теперь пришибленный. Я же чувствую, стряслось что-то… Банкротство на горизонте замаячило? Или с Валеркой разругался?

– Можно сказать и так, – сдался Артем. Со второго выстрела в яблочко. Настиной интуиции позавидовал бы и парапсихолог.

– Банкротство? – С контрольными выстрелами у супруги не всегда ладилось.

– Типун тебе на язык. Поругался… с Валеркой.

– Фу, действительно пустяки! – выдохнула Настя. – А я уже подумала невесть что, вы же с ним регулярно собачитесь. А через день снова не разлей вода. Помиритесь.

– И с Борькой, кажется, тоже…

– С Райхманом?! А с ним-то на какой почве? Он же дипломат до мозга костей. Я и представить не могу, чтобы Борис с кем-то поссорился. Деньги, что ли, не поделили?

– С Борькой я, в принципе, не ссорился, но и дружба наша закончилась. Наверное.

– Я ничего не понимаю. – Настя присела рядом со Стрельцовым на краешек дивана, взъерошила рукой челку мужа и попросила:

– Давай сначала и подробно.

Артем рассказал, в чем суть разногласий с закадычными компаньонами, постаравшись все объяснить. Изложил, но поддержки у любимой супруги не нашел.

– Тем, а чего ты уперся, в самом деле? Если я правильно уяснила, то выбора у твоих друзей практически нет. Ведь не мытьем, так катаньем Мамаев своего добьется. Ну, не продадите вы сейчас фирму, а дальше? Конкуренция с подобным монстром – занятие безнадежное, у него ресурсы огромные, не чета вашим. А если Мамаев деньги вложил, то уже вряд ли отступится. Мне кажется, в данной ситуации Валера прав.

– И ты Брут! – воздел очи горе Стрельцов.

– Почему сразу Брут?

– Потому что. Я думал, хоть ты меня поймешь.

– Я пытаюсь.

– Незаметно. Ты забыла, как я по ночам домой с работы приходил, как бегал… – Артем слегка приподнялся, набрал в грудь воздуха, чтобы выразить переполнявшие его чувства, но задохнулся от нехватки слов и рухнул обратно.

– Не забыла!

– Опять начнется, если мы мебельный бизнес продадим и другим займемся…

Настя примирительно коснулась Артемовых губ:

– Прости. Не буду тебе ничего советовать. Решай сам.

– Не знаю, что тут решать. Согласиться я физически не могу, а не пойти у ребят на поводу – означает конец нашей дружбе.

– Темка, может, ты из мухи слона раздуваешь, а они завтра же о размолвке забудут, и будет все, как прежде?

– Не будет, нутром чувствую. Они ведь уже между собой договорились, решили, поделили. А я им планы порушил. Теперь я для них хуже, чем кость в горле. – Стрельцов медленно покачал головой. – Не простят.

– Так серьезно?

– Именно.

Настя как-то странно посмотрела на супруга и тихим голосом спросила:

– Слушай, если ситуация настолько ужасная, ты не думаешь, что Валера и Борис тебя… не того…

– Чего не того?

– Как раньше, в девяностые было принято.

– То есть?

– Ну, если человек создавал проблему и наотрез отказывался идти на уступки, то…

– Это ты о чем спрашиваешь? О том, что меня устранить могут мои же друзья?

– Да.

– Насть, ты что?! Это же Валерка и Борька, а не бандиты какие-то. Я их с незапамятных времен знаю. Что за чушь тебе в голову пришла?!

– Сам же говоришь, дружбе – конец!

– Мать, ты даешь! Уголь стране. Мало ли что я говорю. И потом, если мы дружить перестанем, что далеко не факт, то совсем необязательно превратимся во врагов. Наоборот, я себе представить не могу, чтобы Валерка или Борька мне козни строили!

– Ну, извини, просто подумала…

– Плохо подумала! На дворе не девяносто третий год, сейчас даже конкурентам гадят цивилизованно: налоговую натравливают или прокуратуру, уголовными делами мордуют. – Артем усмехнулся. – Насть, ты, наверное, второсортных фильмов пересмотрела? Или это у тебя профессиональная деформация? Убийства, заказы, киллеры, «жареные» факты – первейший журналистский хлеб, правильно?

Лучшая половина семейства Стрельцовых фыркнула и поднялась с дивана.

– Скажешь тоже! Просто подумала, а вдруг?

Артем также покинул насиженное ложе и обнял супругу чуть повыше талии.

– Фантазерка ты моя. Просто подумала. Ладно, до пятницы времени вагон, определимся. И вообще твой супруг голоден, словно стая диких африканских львов. Что у нас на ужин?

– Стрельцов, и ты еще считаешь себя образованным? Стая – это скорее про шакалов и гиен, а у львов – прайды.

– Ладно, словно прайд диких африканских львов.

– А где ты видел домашних?

– Женщина, не придирайся! Борец за чистоту речи выискался! Не накормишь мужа-добытчика, он съест одну симпатичную особу. – Артем легонько куснул Настю за мочку уха.

В отместку жена лизнула его в подбородок.

– Уговорил, красноречивый! Пошли, накормлю добытчика.

– Ура!! – Артем подхватил Настю на руки и потопал на кухню. В стрельцовских двухсотметровых хоромах расстояние от гостиной до вотчины кастрюль и плошек не измерялось тремя шагами, но ноша не тяготила. Напротив, кое-что облегчала. Тонкие пальчики на шее, шелковистая кожа на щеках жены и ее игривый взгляд отгоняли тяжкие думы эффективнее, чем репеллент мошкару.

Ночь обещала выдаться жаркой.

* * *

Ночь выдалась не только жаркой, но и темной. Ватные комки кучевых облаков плавали так низко, что, казалось, налившийся свинцовой тяжестью купол неба раскрошится и рухнет вниз. Сквозь облачные разрывы лишь изредка помаргивали искорки звезд, а сырная головка луны не показывалась в поле зрения.

По причине этакого безобразия Настя даже не задернула шторы, что в последнее время делала регулярно. На заглядывающую в окна круглолицую хозяйку ночи она реагировала нервно, где-то вычитав гипотезу о негативных последствиях лунного света для развития плода. Сегодня же у Артема была отличная возможность любоваться красотой ночного города – светящиеся оранжевые и желтые прямоугольники окон, хаотично разбросанные по темным тушам домов, и протянувшиеся вдоль улиц янтарные ожерелья фонарных ламп с успехом заменяли звезды. Пейзаж завораживал.

Иногда, просыпаясь среди ночи, Стрельцов не сразу возвращался во владения Морфея, а разглядывал усыпанные редкими огоньками ближайшие здания. И представлял, какие трагедии и драмы сотрясают компактные мирки разнокалиберных квартир. Где-то пылает пожар страстной любви, где-то пьяные трясущиеся руки ищут нож, чтобы вонзить его под ребра собутыльнику, где-то вязкое полотно тишины разрывает шелест книжных страниц. И за каждым светящимся окном существует нечто свое, неповторимое и уникальное.

В подобные минуты приходило странное настроение – сердце сжималось от невнятных предвосхищений, и обратно в кровать Артем залезал со щемящим чувством приобщения к чему-то удивительному, к великой тайне бытия. И засыпал счастливым. Но сегодня счастье казалось ирреальным, категорией из разряда зеленых человечков и говорящих драконов. Невзирая на сопящую под боком любимую женщину. И разгадывать тайны ночного города Артем не рвался, пусть время, окружающая обстановка и поза – лежа на спине, руки под головой – вполне этому соответствовали.

Россыпи огоньков не отгоняли мрачные мысли. Как ни старался Стрельцов отвлечься, вновь и вновь обсасывал сегодняшний разговор с друзьями-компаньонами, оценивал реакцию Фомичева и Райхмана, свое поведение. Гиенами душу грызли сомнения. Стоило ли сжигать мосты и категорично отвергать предложение Валерки?

Компаньоны наверняка надеются, что до пятницы их упрямый товарищ передумает, а он задний ход не включит. И тогда они капитально обидятся. Поневоле вспомнилось оброненное Настей замечание про «тебя не того». Тогда Артем отмахнулся от дикой инсинуации. Как же, супруга предположила, что друзья способны решить проблему кардинальным способом. Они же вместе и огонь, и воду, и медные трубы. И в разведку, и в набег, и в поход за спичками. И пуд соли, и декалитр водки. Столько вместе съели, выпили и спели, что почти родственниками стали.

Все так, но, с другой стороны, и разведка, и огонь, и вода – предания старины глубокой. А последние годы – исключительно бизнес. В застольях и ныне троица иногда участвует полным составом, но это либо деловые вечеринки, либо праздники по официальному поводу: юбилеи, дни рождения. Мероприятия скучные, неискренние и пропитанные формализмом. Если подумать, а что их связывает помимо общего бизнеса и воспоминаний о юности? Интересы разнятся, духовной близости нет. Совместные проекты, планы, задумки? Как выяснилось, и здесь Стрельцову с товарищами не по пути. Если Борис и Валерка хотят избавиться от бизнеса, то единственным якорем для корабля дружбы останутся воспоминания. Хлипкая основа. Первое же серьезное волнение порвет якорную цепь ниткой и разбросает ошметки корабля по гавани.

Язык морозной испарины лизнул лоб и затылок. Бог мой, а вдруг Настя права и ее предположение неабсурдное, как показалось на первый взгляд? Что, если его друзья действительно способны избавиться от помехи в лице Артема? К горлу подкатил тошнотворный комок.

Стрельцов потряс шевелюрой, отгоняя дурные мысли, аккуратно – не хотелось разбудить Настю – встал с кровати и пошлепал на кухню. Устланный ламинатом пол приятно холодил ступни. Добравшись до кухни, Стрельцов подошел к холодильнику и открыл его. Вспыхнула подсветка, взгляд наткнулся на неровную шеренгу разнокалиберных бутылок, замерших на боковой полке. Рука потянулась к «Двину», но на полпути свернула к Camus. Рюмка обнаружилась тут же, во рту плеснулась теплая волна и скользнула в пищевод. Умеют французы коньяки делать. Кровь по венам и капиллярам побежала быстрее, разгоняя жар по телу. А на душе теплее не стало. Черные мысли не отступали. Артем вышвыривал их в двери, а они лезли в окна, выбрасывал из окон – они проникали через чердак. Как ни старался Стрельцов отвлечься, не получалось.

А вдруг? Насколько реально предположение о том, что Райхман и Фомичев вместе или кто-то из них в отдельности готов к экстраординарным мерам? И что делать Артему? К определенным умозаключениям Стрельцов склониться не мог. Периодически убеждал себя в том, что в головы компаньонов и в сумеречном состоянии не забредет шальная идея избавиться от создающего проблемы «третьего лишнего». Не кровавые девяностые на дворе. А спустя пару минут сумбурных размышлений начинал сомневаться. И верить в то, что моральные барьеры для компаньонов – не препятствие, и «заказать» друга им – раз плюнуть. Живем-то не в викторианской Великобритании, а в России, где с недавних пор человек человеку – волк. Как верно отмечали древние римляне, lupus est.

А потом обломками затонувшего корабля снова всплывали сомнения: не засоряет ли Артем мозги напрасными страхами? Может, его метания выеденного яйца не стоят. Не старушка ли Паранойя наведалась под его гостеприимную крышу? И сам себе аргументированно доказывал, что лучше быть живым и здоровым параноиком, чем мертвым или покалеченным лохом.

Без второго стакана узел не распутать. Янтарный водопадик брызнул из бутылочного горлышка в рюмку, а затем проследовал проторенной тропкой – вниз по пищеварительному тракту. Общеизвестно, что водка и коньяк – универсальные средства для стимулирования умственной деятельности нормального русского человека. Недаром же народ извечно апеллирует то к ста граммам, то ко второй бутылке, сетуя на невозможность без них «разобраться» в запутанном деле. И, говорят, помогает. Хоть слесарю, хоть доктору. Махнет Петрович или Кузьмич, не ведающий, с какого бока подобраться к заморскому агрегату, соточку, и сразу картина проясняется, становится понятно, куда отвертку запихивать, мысли обретают четкость, руки – уверенность.

А тут – ни черта! Ни ясности, ни уверенности. Ни душевного уюта, ни расслабленности. Лишь потеплело внутри, да спать расхотелось окончательно. Поневоле усомнишься в собственной национальности. Или в нормальности. Можно еще грешить на галльское происхождение напитка; мол, душевные хвори водочкой лечатся, а лягушатники ни бельмеса в спиртном не смыслят, но сие откровенный поклеп. И утешение для слабаков. Ни слабаком, ни иноземцем Стрельцова не посчитал бы и недруг, значит, собака не тут зарыта. Артем справедливо расценил, что закавыка – в дозе. Маловато на грудь принял, вот и не накатило долгожданное просветление. Посему следует состояние усугубить…

Усугубил. Затем еще раз усугубил.

Наконец кое-какие изменения в душе осуществились. Сомнения не исчезли, но поблекли, что ли. Выцвели. Все же стакан коньяка – не фунт изюма. Бесследно не переваривается. Определенное мнение по поводу сделки и потенциальной угрозы со стороны компаньонов у Артема так и не сложилось, однако отпустило. Проблема стала казаться не столь острой. Ну, обидятся друзья, проклянут. Авось потом простят. А не простят, нам трын-трава. Не хуже, чем зайцам на поляне.

И вообще срастется как-нибудь. Урегулируется, наладится. Правильно?

Рукотворные звезды, опоясывающие темные бетонные туши домов, согласно моргнули.

* * *

– Долботроны!! Дебилы!! Недоделки!!

Серега Величев брызгал слюной и орал так, что не только заглушал играющую в кафе музыку, но и вызывал слабую дрожь хрустальных бокалов. А заодно – в коленках Кривого и Чалдона. Впрочем, причина тремора нижних конечностей пацанов крылась отнюдь не в зычном голосе бригадира. Оба – тертые калачи – жизнь повидали, слыхали вопли и покруче. Причина утопала в правой величевской руке и упиралась холодным черным кругляшом в потный лоб Чалдона. А мгновение назад в бездонную глубину вороненого ствола заглядывал Кривой. И глубина его совершенно не вдохновила. Вкупе с толстым пальцем, ласкающим спусковой крючок, она пугала и завораживала, заставляла думать о вечном. Например, о красивом мраморном памятнике на аллее Славы. От подобных размышлений поневоле дрожь пробьет.

Пока Чалдон бодался со стволом «беретты», Никитин стоял столбом, боясь пошевелиться, и молил всех богов и демонов сразу, чтобы у Величева не сорвало крышу и он не надавил на крючок. В подобной ярости Кривой «бригадира» видел дважды, и оба раза венчались кровью и похоронами. Своих же пацанов закопали. И сейчас – переклинит, нажмет на спуск, и поминай хорошего парня Андрюху Никитина.

Судя по обильному потоотделению и ошалелому взгляду, Чалдон размышлял на схожие темы.

– Тебе башку прострелить? – неожиданно сбавил тон Величев. Поинтересовался спокойным голосом, так обычно просят собеседника передать солонку, лишь в глазах мерцали искры гнева, но от этого стало только страшнее.