Текст книги "Разговор с молодыми. О Боге, любви, красоте"

Первые люди предали Божие доверие. Что было делать Творцу? Скомкать едва возникшую земную историю, как неудачный черновик, и запустить творение сначала? Но где гарантия, что всё это не будет повторяться до бесконечности? Нет, жизнь – не игрушка. В ней всё серьезно, значит, неповторимо.

Итак, снова встать на дорогу, ведущую к совершенству, можно было только свободным личным решением. Адам и Ева, а в них и всё человечество, удалились от любви и преданности своему Отцу. Сами отказались. Поэтому сами, по вольной воле, должны возвратиться.

Но как? Кто подскажет дорогу? Тем более что люди со временем успели страшно заблудиться. Бог терпеливо напоминает о Себе в веках: вдохновляет особо чутких людей, и они пророчествуют о Нем; воспитывает праведников, и они хранят Его заветы и законы. Кропотливо трудится над поколениями свободных и помнящих Его душ, чтобы в среде человеков родилась одна-единственная редкая душа, самая, может быть, чистая и самая глубокая. Это Дева Мария. Ей Он предложит, через Архангела Гавриила, стать Его Матерью. От нее станет ожидать согласия на то, чтобы позволить Ему смиренно войти в жизнь людей, в человеческую историю. Так, как входят в мир все люди, рождаясь от мамы. Пречистая Дева согласилась. В это мгновение, наверное, Небеса вздохнули с облегчением и воскликнули от радости.

Когда Бог родился в маленьком городке Вифлееме, в сыром загоне для скота, тогда об этом узнали на Земле немногие. Заранее это было известно волхвам, троим богатым и образованным мужам из далекой восточной страны. Они хранили пророчество о рождении необыкновенного Младенца, Которого называли «Царь Иудейский». Кто Он в действительности, всю правду о Нем они не знали. Но, повинуясь неведомой силе, прибыли в Вифлеем с символическими подарками воздать честь Новорожденному.

Прибежали в город пастухи с ближайшего поля. Они услышали, что только что родился на радость всем людям Спаситель, Христос Господь. Но и они не могли понять, что это значит. Когда, будучи лет тридцати, Христос пришел к Иоанну на Иордан принять Крещение, Иоанну было особое видение. Он увидел то, что, по определению, видеть невозможно: Духа. И услышал голос Великого Господа Вседержителя. Иоанн постиг сердцем и удостоверился глазами и слухом, что Бог иудеев, Бог его отцов, Творец всего мира, вошел в этого скромного человека, то есть принял человеческое лицо, и что на пришедшего мужа нисходит Дух Святой в виде голубя. Это было явление Святой Троицы: единая Божественная природа открылась в трех личностях, в трех лицах. Открылась после того, как Христос стал человеком, сохранив в Себе Божество.

Вот все мы, находящиеся сейчас здесь, по природе люди, обладатели общего человеческого естества. Но каждый из нас – неповторимая личность, уникальное лицо. И таких личностей сегодня на планете более шести миллиардов. Бог Троица обладает единой Божественной природой, в которой – три вечные, бесконечно любящие друг друга личности: Отец, Сын и Святой Дух. Сын Божий, Иисус Христос, Один из Трех, в Своем Лице соединяет две природы: необъятную и всесовершенную Божественную и ограниченную и нуждающуюся человеческую. Бог и человек встретились и стали Одним Лицом. Может ли быть большее, чем во Христе, родство Бога и человека? И иная, большая, чем эта, надежда на бессмертие? Через нашу собственную человеческую природу, соединенную со Христом, нам открыт путь в Божественную вечность.

Бог, всемогущий и непостижимый, превосходящий всё, что можно помыслить, вмещается в Младенца Иисуса, возрастает в доме Своего отчима Иосифа, выходит на проповедь о близкой вечности и новой жизни в ней. И почти сразу вызывает ненависть людей, увидевших в Его словах угрозу своим деньгам и власти. Пропуском в вечное Царство Божие является «жизнь не для себя», а высшее осуществление такой жизни – это жертвенная любовь. Проповедь о ней необходимо было подтвердить делом, и дело это – Крест, на котором Иисус Христос захотел быть распятым.

Общение с Богом

Вообще, вся жизнь Христа Спасителя есть трудная дорога, постепенное восхождение к тому последнему бою, который Он дал сатане и смерти. Победить смерть Он должен был не как видимого злобного врага. Ну одного врага бы уничтожил, ну другого. А зло всё производило бы и производило новых. Нет, нужно было духовной победой утвердить в мире невидимое, таинственное Царство жизни – Церковь, в которую человек, пожелавший не умирать, входил бы как в здание, но, войдя, оказывался бы не просто в красивом и сверкающем или скромном и уютном храме, но в бессмертной жизни. Накануне рождения Спасителя смерть пропитала собой всё, она проникла до самой глубины человеческого существа, и Бог стал человеком по имени Иисус Христос, соединился с нашим естеством, чтобы в Себе Самом смерть убить.

Например, убивает предательство тот, кто не проговаривается на допросе, не выдает врагу своих. Христос победил смерть тем, что не поддался на уговоры и не дрогнул под пытками сатаны, не выдал ему людей, но все наши слабости и пороки собрал в Себе и, из любви к нам, распял их. Чтобы излечить человека от болезни смертной. Его любовь к нам оказалась сильнее всякого другого чувства и соображения. Сатана же понимал, что именно в Этом Человеке, как ни в каком ином в истории, он не найдет для себя ничего близкого. Этот Человек – Самый чужой сатане, непостижимый для него, необъяснимо светлый и чистый. И поэтому вся ненависть мира, вся накопленная в веках злоба обрушилась на Христа с яростью. Чтобы растерзать Его Плоть. А Он для того и родился в Вифлееме, для того и воспитался в Назарете, чтобы взойти на Крест в Иерусалиме и всколыхнуть на все времена целый мир: от Гренландии до Новой Зеландии. Ко Кресту Он идет неспешно, пыльными дорогами Галилеи и Иудеи; выходит задолго, за несколько лет.

Во время пути Он готовит к предстоящим событиям Своих преданных учеников, апостолов. Говорит о том, что Ему предстоит быть схваченным правителями народа, что Его будут допрашивать и мучить, что в конце концов убьют. Но на третий день Он воскреснет. Ученики ничего не понимали из Его слов. Исполняя задуманное, Он посылает апостолов впереди Себя с миссией возвещать приблизившуюся новую жизнь: Царство Небесное. При этом дает им силу исцелять самые разные болезни и даже воскрешать.

Проповедь и деятельность апостолов оказалась довольно успешной, так что когда Христос всё ближе подступал к Иерусалиму, – где власти уже сговорились взять Его ночью и, формально допросив, быстро расправиться с Ним, – вокруг Него бурлила толпа, народ теснил Его со всех сторон. К столице Христос проходил через Иерихон. От Иерихона, одного из древнейших городов на нашей планете (сегодня его возраст достигает семи тысячи лет, как минимум), до Иерусалима километров двадцать пять.

И вот начальник иерихонской налоговой инспекции, человек низкого роста по имени Закхей, очень хотел увидеть своими глазами этого Учителя, или Пророка. Молва ведь о Нем взволновала всю страну. Но исполнить свое желание сборщик податей никак не мог. Мал был ростом, сообщается о Закхее в Евангелии. Ринулся в толпу, но куда там: замнут, выкинут на обочину. Впрочем, хотя и мал был, да предприимчив. Не напрасно, надо полагать, вышел в начальники и солидно разбогател. Уточнил, по какой дороге пройдет Христос, окруженный народом, забежал вперед, влез на смоковницу и, удобно примостившись на ветке, стал ждать. Увеличил себе рост, чтобы рассмотреть Иисуса, «кто Он».

И вот Закхей видит, как клубится пригорок, гудит земля вокруг, становятся слышными крики, даже не крики, а отчаянные вопли и просьбы, чтобы Учитель помог, исцелил. Вот уже людской поток обтекает смоковницу… Неужели в море голов не удастся разглядеть Того Человека? Толпа редеет, шум проходит стороной, и в эту минуту Некто останавливается внизу, под деревом, и, подняв к маленькому чиновнику светлые и тихие глаза, обращается к нему по имени: «Закхей! Сойди скорее, сегодня Мне надо быть у тебя в доме».

Наверное, Закхей от неожиданности еле удержался на ветке. Случившееся превзошло все его ожидания. Он не спросил – откуда вы меня знаете? – он всё мгновенно понял, сердце его забилось сильно и громко, он поспешно спустился на землю и побежал вперед, в свой дом, чтобы принять Учителя.

Небывалые чувства и мысли теснились в душе Закхея. Жизнь его разломилась на две половинки: на «до» и «после». Закхей думал удовлетворить любопытство, а встретил… Он не способен был сказать – Кого. Но сердцем предчувствовал – Бога. Прибежав к себе, он созвал слуг, накрыл стол, сам, наверное, угощал от души и не знал, чем еще угодить. И не замечал он, конечно, стоявших в дверях людей, их насмешек и едких укоров, адресованных Христу, зашедшему на обед к сборщику налогов, то есть по должности к грешному человеку, вору и взяточнику. Закхей ничего этого не замечал, им владела такая радость, что он даже не мог спокойно возлежать за пиршественным столом: тогда столы были низкими и перед ними гости полулежали. Закхей поднялся. Сказать что-нибудь красивое у него бы сейчас не получилось – разволновался, поэтому он только воскликнул: «Господи! Половину имения моего я отдам нищим и, если кого чем обидел, воздам вчетверо». Христос ответил ему, а вместе с ним и всем, кто роптал и копил зависть и злобу: «Ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама». Потому что и он чадо Божие… Бог не забывает никого. Забывают люди.

Войдя торжественно в Иерусалим, Христос первым делом изгнал из храма лавочников и менял. Дом Божий ненасытное иерусалимское начальство превратило в рынок. Затем в течение трех дней Он учил в храме народ, мудро отражал коварные нападки подсылаемых к Нему провокаторов. И вот за несколько часов до Своего ареста, до надвинувшихся издевательств и мучений, за день до казни Христос пожелал разделить со Своими учениками в одном скромном доме пасхальную трапезу. Тогда как раз наступило время Пасхи. В конце праздника Он взял оставшийся кусок хлеба, разломил его на части по числу апостолов, возлежавших вокруг стола, растворил в чаше вино с водой и, благословив вино и хлеб, преподал ученикам как Свои Тело и Кровь. И совсем не в переносном смысле Тело и Кровь, а в прямом. Это несложно допустить: Бог создал Вселенную, потому что такова была Его воля; из естества Пречистой Девы Он соткал Себе Кожу и Кости и всё естество в целом. Не в Его ли власти было наполнить Своим присутствием то, чем постоянно питаются люди, что естественно для них и насущно. Хлеб наш насущный…

Прощальную пасхальную трапезу Иисуса Христа и апостолов называют Тайная вечеря. На ней Господь говорил Свои последние слова ученикам, молился, последний раз пытался пробудить совесть Иуды, спешившего продать своего Учителя вождям народа, членам верховного суда. А ученики тогда еще не могли рассудить и понять, впрочем, как и нам сегодня очень трудно уразуметь, как это возможно, чтобы живой и бесконечный Бог, бессмертный и вездесущий, весь собирался в частице хлеба и капле сока виноградной лозы? А дело в том, что постигаем мы это не одним умом, и не сердцем только, но действием той силы, что исходит всегда от Бога и зовется Его благодатью. Действует она свободно и непринужденно. Но существуют предварительные условия ее привлечения. Эти условия, их совокупность, и есть Церковь. Сердце же Церкви – Таинство Тела и Крови Христа. Чтобы понимать и принимать, надо этим жить. Чтобы этим жить – надо войти в Церковь.

Вот с того самого дня в Иерусалиме, накануне Распятия, и до сей поры христиане, причащаясь Тела и Крови Христовых под видом хлеба и вина, соединяются с Богом ощутимо и одновременно таинственно, непостижимо. Приобщаются Богу, полноте жизни, совершенству; воспринимают всё это в ту меру, в какую готовы усвоить. В нашу слабую и короткую жизнь вливается жизнь светлая и бесконечная. А мы родились как раз для светлой и бесконечной, а не для какой-нибудь другой.

III БЕСЕДА. О ЖИЗНИ

Урок пророка

Хорошо море – с берега. Есть такая пословица. Из безопасного места оно видится не таким, каким открывается мореходу. Море царственно красиво, особенно если смотреть на него с высокого утеса. Оно щедро и вкусно питает, например в морском ресторане. Многообразно лечит. Влияет на климат. Служит торговле. Вдохновляет художников и поэтов. Конечно, это не вся правда о нем. Чтобы понять и почувствовать больше, надо отплыть от берега, познакомиться с морем близко.

Люди смотрят на картины Ивана Айвазовского и восхищаются искусством живописца: как мощно и звучно он сумел изобразить ярость бури, и эта луна или солнце в несущихся клочьях низкого неба – надо же, насколько вдохновенно и ярко передал он своей тонкой кистью обаяние неумолимой стихии. Одна девочка, однако, побледнела и собиралась уже разрыдаться. Мама взяла ее за ручку и отвела подальше:

– Ну ты что?

– А они утонут!

– Кто?

– Те люди. На досках.

Знание условностей – искусства, политики, общественных отношений – помогает нам в самых разных обстоятельствах оставаться спокойными, отстраненными: мы же договорились, что не будем, как дикари, всё понимать буквально. Не полезем на экран защищать слабых, и на сцену не ворвемся вступаться за обиженных.

Когда договорились? В незапамятные времена. Причем специально не сговариваясь. Живем так, как будто жизнь есть большая церемония.

Одним людям, взрослым и успешным, выгодно эту игру поддерживать, и делать это с достоинством, важно. А иным, например лентяям, а также молодым задирам, удобно с этой церемонией не церемониться. Но не выигрывает никто. И деловые, и бесшабашные к жизни относятся несерьезно. Первые нацелены выжимать из нее все соки: материальные, эстетические; вторым доставляет удовольствие дразнить первых, разрушать условности. То и другое возможно только на берегу… жизни. В стороне от нее.

Вероятно, ценность жизни лучше ощущает тот, кто однажды оказался на грани смерти. Впрочем, с одного раза и сильное внушение не всегда доходит до ума и сердца: нужно повторение. Наша судьба – это череда уроков. У хорошего учителя на уроке нет пустых слов, минут и дел, у него даже тишина и пауза назидают. Кто нам мешает стать умнее и добрее, когда Сам Бог учит и помогает? Если к тому и есть преграды, то только в нас.

Вспомним одну известную историю из Библии. Ее обычно все слушают затаив дыхание: и малыши в детском саду, и студенты, и пенсионеры. Вот темно-зеленая волна выросла до неба, встала над истерзанным корабликом отвесной стеной и приготовилась своей грохочущей лавиной разнести его в щепки, но вдруг, рокоча и пенясь, обвалилась, а новая волна вздулась под днищем и подняла кораблик над бездной, ввысь, к клубящимся тучам и жестокому ветру.

Так продолжалось немалое время, и корабельщики пришли в отчаяние, они начали бросать в море кладь, чтобы облегчить судно. Вместе плыли люди разных племен, и каждый взывал к своему Богу, напрягая последние силы. И тут они заметили, что куда-то исчез тот пассажир, что сел на корабль в Иоппии, заплатив за провоз до Фарсиса. Все сбились с ног, ползают по палубе, спихивая груз за борт, а пассажира того нет. Искали пропавшего и нашли его во внутренности корабля, где он лежал и крепко спал, так крепко, будто у себя дома, а не среди ревущей бури. Узнал начальник корабля, спустился к спящему и, разбудив, укорял:

– Что ты спишь? Встань, воззови к Богу твоему; может быть, Бог вспомнит о нас и мы не погибнем.

А рядом бросали жребий, чтобы узнать, за кого корабль постигает беда.

И пал жребий на разбуженного Иону. Это он, как выяснилось, навлек на всех небесное наказание, уклонившись от воли Божией. Что делать с ним? И вот Иона мужественно и честно ответил, что его необходимо бросить в море, тогда буря утихнет. Корабельщики, которые перед этим расспрашивали его, почему он бежит от лица Господня, на этот раз промолчали и даже сильнее принялись грести к берегу. Море же бушевало, суденышко взлетало и падало, и люди в конце концов изнемогли. Прося и умоляя Бога о прощении за «кровь невинную», они взяли пророка и бросили в свирепые воды. Иона пошел ко дну, а ветер тут же начал слабеть и вскоре совсем сник, и волны разгладились.

Во все стороны как ни в чем не бывало простиралось вновь тихое море. С кормы корабля поднималась в чистое небо струйка дыма, на обломке мачты колыхался обрывок паруса. Бледные и осунувшиеся люди приносили Богу торжественно и строго жертву за свое спасение из оставшихся запасов и давали обеты.

А Иона к тому часу уже задыхался во чреве огромной рыбы, может быть кашалота. В Библии, правда, говорится о ките: «И повелел Господь большому киту проглотить Иону». За что? Чтобы понять, вспомним, как разворачивались события с самого начала: было к Ионе слово Господне; Бог велел пророку идти в Ниневию, в столицу враждебного Израилю могучего государства Ассирии, и проповедовать в ней покаяние, ибо злодеяния живущих в городе до шли до неба. Ниневитяне опустошали земли евреев, и Иона, патриот своей маленькой родины, не мог не усмотреть долгожданного правосудия Божия в том, чтобы свершилась кара над развратными и жадными соседями. Предупреждать же врагов о грозящей им беде означало навлечь беду на своих соотечественников, стать предателем.

И Иона решил бежать от невыносимого поручения в далекий финикийский город Фарсис, что находился на другом конце моря, близ устья Гвадалквивира. Так эта река называется в современной Испании, она впадает в Атлантический океан. Но что это, бежать от Бога, Который, как хорошо знал Иона, есть источник блага, силы, разума, самой жизни во всех ее проявлениях? Не что иное, как спешить навстречу смерти. Ионе был преподан первый урок – страшный шторм, и он этот урок проспал. Потом, разбуженный и раскаявшийся, упросил, чтобы его не пожалели (он знал, что все страдают из-за него), но бросили в пучину.

Второй урок оказался настолько труднее и важнее, что муки, испытанные пророком в течение трех дней и ночей во чреве кита, Сам Иисус Христос сравнил спустя века со Своим пребыванием в «сердце земли», то есть во гробе Плотью, во аде Душой. Иона в адовой тесноте, темноте и удушье взывал к Богу. Душа его изнемогала в скорбном теле, но он настойчиво повторял, что увидит храм Господень, что молитва его уже дошла до храма. Он видел это во тьме, открытым сердцем и радовался, хотя не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться. «Ты, Господи Боже мой, – молился Иона, – изведешь душу мою из ада… Чтущие суетных и ложных богов оставили Милосердого своего, а я гласом хвалы принесу Тебе жертву; что обещал, исполню…» И сказал Господь киту, и он изверг Иону на сушу.

Иона пришел в Ниневию, которая была такая большая, что требовалось три дня ходьбы, чтобы обойти ее всю. Он ходил по городу и проповедовал:

– Еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена!

Поверили Богу все, от царя до последнего нищего; все оделись в грубые лохмотья, а царь встал с престола, покрыл тело свое колючим вретищем и, сев на пепле, велел провозгласить, чтобы весь народ наложил на себя пост и чтобы даже скот не выгоняли на пастбища и водой не поили. И вопиял каждый к Богу, «отвратившись, – как сказано в Библии, – от злого пути своего и от насилия рук своих», в надежде, что Бог умилосердится и угасит пылающий гнев Свой. И пожалел Бог о бедствии, которым пригрозил, и не навел его на город.

Иона сильно огорчился, впал в раздражение и довел себя до того, что просил у Господа смерти. «Неужели, – отвечал Господь, – это огорчило тебя так сильно?»

Покинув Ниневию, Иона взобрался на холм и стал наблюдать, не случится ли чего-нибудь со столицей. Он сидел в палатке, которую сплел из ветвей, и ждал. Наступила ночь, и Ниневия погрузилась во тьму. К утру у палатки выросло растение и покрыло ее тенью. Иона утешился, даже повеселел. Но к следующему утру червячок подточил молодой стебель, и растение засохло. Солнце палило голову Ионы, и тот совсем расстроился, изнемог и снова запросил себе смерти.

– Неужели, – удивился Бог, – так сильно огорчился ты за растение?

– Очень огорчился, – сознался Иона, – даже до смерти.

– Ты сожалеешь о растении, – сказал тогда Господь Ионе, – над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало: Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?

Что же это, кстати, за глупышки такие, что не умеют различать рук? Да это младенцы! А всех жителей тогда – детей, родителей, воинов – в несколько раз больше. Для Древнего мира – грандиозно. Воистину «город великий у Бога» эта Ниневия.

Бог спас Иону необыкновенно. От смерти избавил испытанием смертью. Трое суток лежал Иона во чреве кита, будто в гробу, и умирал. Мучительно лежать без воздуха и без движения, ничего не видеть и слышать лишь гул в ушах. Что оставалось от своенравного Ионы? Одно только сознание, что он еще жив, потому что не забыл, кто он и откуда, и помнит, что где-то пребывает Бог, Который надеялся на него, посылая в Ниневию.

Все мысли, вся воля пророка собрались в один вопль: «У Господа спасение!» Иона воскрес душой, а вскоре и телом оказался на суше, и всё повеленное исполнил. Но странно повел себя в дальнейшем. По-прежнему раздражался и роптал. Неужели не изменился после всего пережитого?

Исследователи Библии полагают, что Книга пророка Ионы автобиографична, и если она написана не рукою самого пророка, а спустя десятилетия или века после его кончины, то происхождение свое ведет, по всем признакам, от него. Книга эта – непридуманный рассказ героя о себе. Она светится мудростью и покаянием. Улыбается самоиронией. Автор-герой понимает всю несопоставимость двух сожалений: Божьего о людях и своего о засохшем лопухе. Понимает Бога и осуждает себя, эгоиста. Дает урок потомкам. И потомки видят в уроке свой век.

С головокружительной ловкостью люди убивают друг друга в кино. Плечистый парень вышиб дверь ногой и выхватил пистолет, но выстрелить не успел – вздрогнул, рухнул на пол с открытым ртом, глаза застыли, и по белой рубашке расползлось темное пятно крови; тут же распахнулось окно, но грянул еще один меткий выстрел, и очередной враг повис на подоконнике.

Изящно, четко, только успевай вертеться и прыгать.

Не через мешки с костями, через людей. В недавние времена убивали так же легко. Вот хроникальный фильм: стоят шеренгой мужчины и женщины в драных ватниках, в каких-то халатах, руки связаны за спиной, порывисто переходит от одного к другому сотрудник, судя по фуражке, НКВД. Съемка велась вручную, и пленка была плохая, оттого кадры мутные и дрожат. Остановился перед лохматым бородачом, у того ветер волосы ерошит. Бородач покачнулся, будто пьяный, упал на колени, потом лицом в землю. Чекист нагнулся, сделал контрольный выстрел в затылок, шагнул к следующему.

А у всех, кто на пленке запечатлен, были мамы и доверчивое детство, а в тот день где-то думали о них, наверное, жены и дети. Как ему, сотруднику, пилось чай по окончании рабочего дня? Обыкновенно, должно быть, и поел он чего-нибудь: после такой-то работы адовой.

Сентиментальные палачи в природе встречаются: любят цветы или классическую музыку и тихие душистые вечера с соловьями. Немало людей заявляют, что предпочитают человеку собаку или кошку. Потому, вероятно, что со зверюшками нянчиться несравненно проще: они морально не растут и, прирученные, не сопротивляются нашим ласкам.

Сопротивляется нечто в нас, когда мы совершаем усилие полюбить Существо Высшее из высших, идеал, абсолютную чистоту и совершенство, то есть Бога, и еще когда стараемся по-настоящему полюбить человека. Первое для нас трудно, так как слышать и отвечать Тому, Кто нас выше, – уже проблема. Это же надо заставлять себя тянуться вверх, становиться умнее, серьезнее, сильнее. Восходить утомительнее, чем съезжать с горы.

Второе трудно тоже, потому что нужно трудиться над своим сердцем, учить его забывать временами о своей выгоде, понимаемой материально, прилаживать свою угловатую и колючую самовлюбленность к жизни совместной и сплоченной. Один, всем известно, в поле не воин. Чтобы разводить кактусы или выращивать мопсов, пусть самых трогательных и милых, требуется меньше сердечной боли, чем для воспитания ребенка. Высокие благородные чувства человек может испытывать только к высшему или равному.

Нет, что-то сломалось в нас, высохло или не развилось, если мы спокойно смотрим, сидя в кресле, как мучаются и внезапно прощаются с жизнью существа, удивительно на нас похожие. Следующий шаг – это безучастно смотреть видеозапись – ну а коли участливо, так тем более невозможно и страшно – страданий близкого человека. Как христианину сидеть в зале и смотреть, глаза не прятать, на «Страсти Христовы»?

Смерть неизбежна, но к ней нельзя приучать, превращать в мотив будней и элемент быта. Она очень серьезна и значительна, и своя и чужая, потому что она не конец, а переход. И никак не зрелище. Праздный зритель смерти демонстрирует не только свое равнодушие и презрение к погибающим, актеры ли они, или подлинные мученики, но и свое бесчувствие по отношению к жизни, свою прижизненную мертвость, потому что и в нас, и в убитых жизнь совершенно одинаковая – человеческая. Мы кровно и духовно связаны друг с другом. Кстати, закономерный парадокс – безучастный к чужому страданию унизительно дрожит за свою шкуру, а сострадательный ведет себя, как правило, тише, великодушнее, когда чувствует приближение смерти.

Эх, жизнь, сколько же ты стоишь? По-разному. Растет пшеница, следовательно – живая. Мы же хладнокровно или жадно оцениваем ее стоимость, пока еще гибкой, волнующейся на ветру. И прерываем ее жизнь ради нашей. Но не варварски, не бесчувственно, а с чувством благодарности: природа, творение – жертвенно. Можно по-деловому оценить жизнь коровы. Почем сейчас говядина? Но корова для нас не гора еды, и только. Мы благодарны ей за то, что она, дойная и мясная, сама того не зная, жертвует собой ради нашей сытости.

Принципиально оценимо всё, что имеет границы, параметры. Неоценима, выше всякой цены вечность и беспредельность: бесконечность равняется бесконечной цене. Жизнь человеческая, разумеется, вполне ощутима, материальна, но она же и духовна. Дух не умещается в рамки, он свободен в любом застенке, он волен преодолеть земное, то есть историческое, экономическое, какое угодно притяжение. Пожелает и отправится в прошлое; решит и заговорит в молитве с невидимым. Он может стать причастником вечности, значит, вечному человеку нет цены. Он невыразимо больше формулы. Цена – это же в обсуждении точка и предложение: вот, мол, мы определились, теперь покупайте! Собственно человеческие ценности бесценны. И жизнь человеческая не должна подлежать купле-продаже. Она священна.

Не чувствует этого ковыль и подорожник, и весь животный мир, вообще всякий, кто над душой своей не трудился и ее не растил. Именно над душой. Можно в облике человека прожить как растение: сосать из мира пищу и расти во все стороны. Можно прожить зверем, хищным или домашним, капризным.

Можно, наконец, сделаться бесоподобным. Сколько их, беспечных существ, в которых еще не началась настоящая человеческая жизнь. Иной человек откроет ее для себя и удивляется, как же он раньше жил.

Вот поэтому Богу, говорившему с Ионой, было жалко людей, жизни не знавших, не отличавших правого от левого, вечного от смертного. Отличать надо, чтобы правильно выбирать. Смотрите, каждый день, едва ли не час, мы выбираем между двумя, тремя, несколькими путями. Древнему израильскому народу Бог когда-то сказал: «Я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое…»