Текст книги "Мир после конца света. Философские очерки"

Конечно, можно оправдать ситуацию. Можно сказать, что в храме плохая акустика, и поэтому ничего не слышно, а священники и хор на самом деле активно молятся. Не сомневаюсь, что кто-то из них и молится, но все же общая атмосфера клира – несерьезная. Если бы была серьезная, то давно бы решили проблему акустики с помощью современной аппаратуры… Если бы я был настоятелем собора или простым священником, меня бы очень волновало, чтобы в соборе был поистине молитвенный дух. А тот факт, что за долгие годы никто из священников не постарался это устроить, говорит просто об их несерьезном отношении к своему служению. Фактически, литургия для них превратилась в формальность…

Сам я преподаватель, и уверенно заявляю: любой мой коллега чувствует, когда его слушает аудитория, а когда нет. Он может даже с закрытыми глазами определить это. И точно так же с молитвенным служением священников – любой из них чувствует, молятся ли прихожане вместе с ним на литургии (это слово, кстати, значит «совместное служение»). Меня как преподавателя волнует, чтобы меня слушали, и я сделаю для этого все. И священник, если он хороший, должен волноваться о том, чтобы прихожане максимально вникали в богослужение. Волнует ли кого-то это в соборе? Судя по всему, нет. Потому что банально не создано никаких условий для нормальной молитвы за долгие десятилетия его существования…

Передо мной в который раз открылось то явление, о котором я забыл за последние годы, – условно его назову «массовым христианством». Нужно быть полным слепцом, чтобы верить в то, что наш или какой-то другой народ когда-нибудь станет христианским. Никогда в истории ни один из народов не был христианским. История «христианских» народов – это история не столько подлинного христианства, сколько массового. И миссионерство Церкви в итоге и приводит к этому массовому христианству.

Какие черты у массового христианства? Несерьезное отношение к вере, нежелание ее понять, изучить разные ее стороны, отсутствие или слабая (или вообще искаженная) религиозная практика. К массовому христианству относятся и те, которые верят по праздникам, и те, которые часто посещают храм, но не с целью подлинной христианской жизни, а с какой-то лично своей, например, бабушка, которая видит в церкви клуб для тех, кому за 70 («старческую тусовку») и веселую игру по управлению приходом (то есть она берет на себя ответственность поучения захожан и прихожан, ощущая себя мудрой, а значит имеющей право всем указывать на их место). Подлинный христианин может заблуждаться в своих религиозных взглядах, но он искренне идет к Христу евангельскому, обучаясь на своем пути и возрастая духовно, а массовый христианин – не воспринимает христианство всерьез, оно для него – лишь приложение или внешняя оболочка для чего-то «своего».

И даже не это печалит, а то, что процент массового христианство стабилен – 90 % из всех христиан. Сейчас наблюдается невероятный рост Русской Православной Церкви – ежедневно со времен перестройки на ее территории открывается три (иногда больше) новых храма. Но при этом растет преступность и количество порнографических сайтов в интернете. При этом еще сильнее растут антихристианские явления. И возникает вопрос: так что растет – христианство или антихристианство? Думаю, что рост второго – реален, а рост первого – формален. Растет не христианство, а массовое христианство. Почти в любой европейской стране свою принадлежность к христианству декларирует 70–95 % населения. Но реальных христиан среди них – 1–4%, тех, которые свою веру воплощают в жизнь и ставят ее «во главу угла». Иными словами, в православных странах живет стабильной церковной жизнью и участвует в регулярном причастии лишь максимум 4 %, а остальная часть «христианского» населения не воспринимает веру всерьез.

Складывается впечатление, что христианство не может быть религией для всех, что это религия – небольшого круга. Еще Христос в свое время собрал лишь 12 основных учеников. Малахов соберет больше со своей мочой – притом в тысячи раз.

Это отчетливо понимает и Андрей Кураев: «В России число людей, считающих себя православными, значительно больше числа реально православных людей. Но вообще-то у социологов есть свои критерии для выявления числа реально религиозных людей: надо поставить вопрос о влиянии религиозных убеждений на повседневную жизнь человека. Влияет ли вера на его дела? В католических странах число прихожан подсчитывается по числу причастников в Великий Четверг (день воспоминания Тайной Вечери, то есть первого Причастия). Выясняется, ходит ли человек на исповедь и на мессу. В протестантских странах социологи спрашивают – читает ли человек Евангелие у себя дома или он слышит Библию только на воскресных собраниях… Так вот, число исповедующихся французов, число финнов, читающих дома Евангелие, число советских граждан, открыто заявлявших о своей религиозности в годы госатеизма – все это цифры очень близкие. Они колеблятся в пределах 10–17 %. Похоже, это и есть число тех, кто способен на личную религиозную жизнь, на личный религиозный выбор и на личное религиозное творчество. Это те, что получили «десять талантов». Это люди, изначально религиозно более одаренные, чем другие. Может быть, их сограждане более одарены в других областях (в музыке, в науке, в любви…), но талант веры особо ярок у этих 15 %.

Остальные 85 % в религиозной сфере готовы быть ведомыми. Им говорят: «Вы атеисты» – и они соглашаются: «Да, в самом деле. Это попы нарочно от нас скрывали, что мы от обезьяны произошли». Затем им говорят: «Да что ж вы забыли веру ваших отцов?! Мы же православные!» – и они опять согласны: «Как же это мы слушали байки этих коммунистов и стали Иванами, не помнящими родства!». Когда же им скажут: «Да что вы! Христианство – это иноземная религия, ее жиды нарочно придумали, чтобы нашу, исконно арийскую ведическую веру заменить, чтобы заставить нас, славян, вместо Крышеня-Кришны поклоняться ихнему Христу!» – толпа опять послушно возмутится: «Да сколько ж можно от нас прятать нашу родную экстрасенсорику и магию!».

Судьбы народов зависят в религиозной сфере от того выбора, что сделают 10–15 % религиозно самостоятельных граждан. А значит, миссионеру для обращения народа в свою веру не нужно обращать большинство населения. Достаточно притянуть к себе внимание и умы тех, кто сам ищет религиозную истину».

Давайте вдумаемся в эти слова: самый крупный миссионер РПЦ пишет, что максимум 15 % людей – религиозно талантливы. А все остальные пойдут за ними как стадо, не осуществляя личного религиозного выбора. И вера для большинства из них будет лишь формальностью… Вывод: апогей любого миссионерства – появление массового христианства, далекого от подлинного. Это парадокс: христианское миссионерство приводит к распространению не столько христианства, сколько другой религии – массовой карикатуры на христианство, по своей сути имеющей мало точек соприкосновения с подлинной верой. Поэтому и получается, что христианство может быть распространено реально лишь среди максимум 15 % (хотя, как мне кажется, Андрей Кураев оптимистичен, и эта цифра меньше).

7. Новая этика творчества

Кризис морали – это отдельная сложная тема. С одной стороны, нравственные нормы, которые приняты в нашем обществе, подавляют в человеке зверя, и этим они хороши, с другой, они нередко подавляют и все лучшее в нем. Общественная мораль строится на идее долга и этим всецело питает кризис. О каком долге идет речь? Общество постоянно навязывает человеку схему поведения, и говорит, что следовать ей – это его долг. У Ницше есть по этому поводу такое замечание: «Добродетель», «долг», «добро само по себе», доброе с характером безличности и всеобщности – все это химеры, в которых выражается упадок, крайнее обессиление жизни… Что действует разрушительнее того, если заставить человека работать, думать, чувствовать без внутренней необходимости, без глубокого личного выбора, без удовольствия? как автомат «долга»? Это как раз рецепт decadence, даже идиотизма…»

В отбрасывании того, что можно назвать общественным долгом, нет эгоизма. Это не призыв к тому, что нужно делать то, что хочется. Это призыв к тому, что каждый человек имеет таланты, он призван к любви, к свободе, к творчеству. Реализовать свои потенциалы – и есть долг человека, нравственный долг. Тот долг, который навязывает общество, противоречит долгу человека перед самим собой. Кризис общественной морали в нашу эпоху связан тем, что эта мораль давит творчество. Поэтому Бердяев и пишет о «новой этике творчества». Позволю несколько цитат из его «Смысла творчества» об этом: «Мировой кризис культуры, о котором много было говорено, есть также кризис морали, революция морального сознания. Аморализм – такой же феномен мирового кризиса морали, как декадентство – феномен мирового кризиса искусства. Мораль как каноническая, общеобязательная культурная ценность надломлена, так же перезрела и надломлена, как и все канонические, общеобязательные ценности культуры, как и наука, как и классически прекрасное искусство, как и семья и все т. п. Есть глубокая бездна между моралью и бытием, и бездна эта ныне разверзлась. Это частный, но очень яркий случай разрыва между культурой и бытием. Путем морали недостижима высшая ступень бытия, иная жизнь. Аморализм есть лишь болезненный, нередко поверхностный симптом глубокого кризиса морали как закона, морали ветхозаветно-канонической. Подобно этому аномалии пола являются болезненным симптомом кризиса рода, надлома в старом поле. В мировом кризисе морали прорывается жажда морального творчества, морали как творчества, а не послушания. Кризис морализма, бунт против закона морального послушания есть также предварение новой мировой эпохи, эпохи творческой. В жизни моральной, как и в жизни познавательной, художественной, половой, новый человек жаждет творить новую жизнь, а не только нести послушание последствиям греха, не только приспособляться к условиям этого мира. В канонической морали всех эпох не рождалось еще нового общения людей. Мораль, подобно всякому закону, скорее изобличала зло, чем творила высшую правду жизни. Ныне мораль перерастает уже закон послушания, изобличающий зло и приспособляющиеся к его условиям. Мораль хочет быть творчеством высшей правды жизни и высшего бытия. Мораль как дифференцированная сфера культурной жизни перестает вдохновлять, мертвеет и вырождается. Она сознается как препятствие на пути к творчеству бытия. Мораль серединная, мораль безопасности, мораль, задерживающая наступление конца, закрывающая пределы бытия, должна раньше или позже сама прийти к концу и быть преодолена творческим напряжением человеческого духа. В этом кризисе серединно-задерживающей, безопасной морали огромно значение Ницше. Творческий дух его возжелал стать по ту сторону безопасной середины канонической морали. Каноническая мораль всегда была выразительницей духа среднеобщего, а не духа индивидуальных высот. Ницше был великим изобличителем серединно-общего духа гуманизма. Мораль гуманизма не есть мораль конца и вершины, это – мораль середины и плоскости. Мораль гуманизма – все еще мораль послушания, а не творчества, мораль рода, а не богочеловечества. Гуманистическая мораль – распределительная, а не производительная. Ницше – жертвенный предтеча новой моральной эпохи. Но сам он весь переходный, он не кузнец новых ценностей. Новая творческая эпоха будет сверхморальной, как и сверхкультурной, а не доморальной и не докультурной»; «Грех традиционной христианской морали, привитой к миру, утерявшему веру христианскую, совсем не в крайностях аскетизма. Грех этот в оппортунистической приспособленности к «буржуазному» миру. Христианская мораль во имя послушания тяготе мира оправдывает мир таким, какой он есть, мир, во зле лежащий. Мораль эта проникнута пафосом малых дел и скромных положений, она боится дел больших, героических, окрыленных. Бескрылость возведена почти в ранг религиозного подвига. Санкционируется маленький моральный профессионализм. Пусть каждый скромно сидит на своем месте и терпеливо делает свое маленькое дело. Нехорошо слишком возвышаться над злом и уродством мира»; «Творческая мораль есть мораль призвания, она утверждает нравственный смысл призвания, она знает лишь неповторимые индивидуальные пути. От индивидуальности и индивидуального пути нельзя отказаться, потому что и всякий отказ от индивидуального пути, всякая отрешенность от индивидуальности глубоко индивидуальна. И трудно сравнивать людей в моральном отношении. Ибо никто не знает, сколько кому что стоит. Моральная задача каждого – неповторимо индивидуальна. И потому задача моральной оценки есть задача интуитивного вникновения в тайну индивидуальности, а не количественной моральной механики. Потому и сказано: не судите».

Поэтому путь одиночки, путь того, кто рождает в себе Человека, лежит за рамками «добра» и «зла». Это срединный путь. Если вы поддерживаете систему, которая включает несовершенное государство, внешнюю мораль, больную религию, проблемную школу, то вы больны. Но если вы на стороне тех, кто хочет уничтожить систему во имя утопии, то вы аналогично над пропастью (или уже летите вниз). Единственный путь – путь одиночества и саморазвития. Это и есть новая этика творчества.

8. Симулякры

Одна из основных тем, которая поднята философами французского постмодернизма, связана с так называемым «лингвистическим поворотом». Суть «лингвистического поворота» заключается в том, что реальность начинает рассматриваться как Текст. Выдающийся философ наших дней Юрий Нарижный пишет: «Отказ от онтологии связана с тем, что реальность видится не субстанциональной, а текстуальной, представляет некий многомерный, многоуровневый гипертекст. Модернизм представляет собой историческую победу Аристотеля над Платоном: реальность оказалась гетерогенной, а не гомогенной.

«Знаковая революция» («герменевтическая революция»), осуществленная постмодернистами меняет представление о связи означаемого и означающего. Знак не несет в себе иерархической, постепенной схемы расшифровки структур означаемого. Знак – не путеводная нить, а вещественная опора к «иному»; это и есть та единственная реальность, в которую погружен человек. Означаемое и означающее – взаимозаменяемы, обратимы».

Один из самых ярких представителей философии постмодернизма Ж. Бодрийяр использует понятие «симулякра». Симулякр (от лат. simulatio – видимость, притворство) – явление, поведение, предмет, имитирующий другое явление, поведение, предмет. У О. Родионовой читаем: «Одним из наиболее ангажированных понятий современной философии, культурологии, эстетики стало понятие симулякра. В словаре «Культурология XX век» читаем: «Симулякр (франц. – стереотип, псевдовещь, пустая форма). Эра знаков, характеризующая западноевропейскую эстетику Нового времени, проходит несколько стадий развития, отмеченных нарастающей эмансипацией кодов от их референтов. Отражение глубинной реальности сменяется ее деформацией, затем – маскировкой ее отсутствия и наконец – утратой какой-либо связи с реальностью, заменой смысла анаграммой, видимости – симулякра».

Пример симулякра: фотография. Но фотография не есть то, что на ней изображено. Более сложный пример – демократия в том виде, в котором она представлена в идеологии. Как отмечает Зиновьев, «слова «капитализм» и «демократия» – это идеологические пустышки. Реальный Запад совсем другой». Из симулякров состоит любая сфера деятельности человека, начиная с религии и заканчивая политикой. Система образования, в сфере которой я работаю, переполнена этими симулякрами. В итоге, оказывается, что наша культура – это мир симулякров. Бодрийяр вводит для его обозначения специальный термин: гипперреальность.

У Бодрийяра симулякр, чтобы стать законченным или «чистым симулякром», проходит следующую эволюцию:

– он является отражением реальности;

– он искажает реальность;

– он маскирует отсутствие реальности;

– он не имеет никакого отношения к реальности и является своим собственным симулякром.

Бодрийяр пишет: «Нет больше ни сущности и явления, ни реального и его концепта. Нет больше воображаемой ровнообъемности: измерением симуляции становится генетическая миниатюризация. Реальное производится, начиная с миниатюрнейших клеточек, матриц и запоминающих устройств, с моделей управления – и может быть воспроизведено несметное количество раз. Оно не обязано более быть рациональным, поскольку оно больше не соизмеряется с некоей, идеальной или негативной, инстанцией. Оно только операционально.

Фактически, это уже больше и не реальное, поскольку его больше не обволакивает никакое воображаемое. Это гиперреальное, синтетический продукт, излучаемый комбинаторными моделями в безвоздушное гиперпространство». В итоге, сталкиваясь с «чистым симулякром», мы видим, что он симулирует реальность, которой нет. За симулякром стоит симулякр, а не реальность. Это «матрица» симулякров.

Основные темы, метафоры и символы в современной культуре

Современная глобализированная культура, несмотря на все свое разнообразие, поднимает определенные темы и оперирует особыми символами и метафорами. В той или иной вариации они возникают как в массовой, так и в элитарной культуре. Несмотря на то, что может показаться, что среди тем современной культуры есть и «вечные темы», в конкретном своем воплощении в контексте всей нашей культуры они приобретают новое специфическое звучание.

Итак, вот перечень основных тем:

Человек массы. Человек-робот. Постчеловек. Человек-имитатор. Сверхчеловек. «Человек умер». Кризис гуманизма. Постгуманизм. Обезличенность. Миф об индивидуализации. Игра в личность. Стирание границ между полами. Кризис идентичности. Отсутствие понимания, кто такой человек, при разнообразии знаний о нем.

Самоактуализация. Имитация творчества. Игра в гениальность. Исчезновение гениев. Творчество импотенция. Скрытые потенциалы. Дети индиго. Область бессознательного.

Массовое безумие. Игра в юродство. Клип. Всплеск дионисического. Критическое мышление. Смерть философии. Постфилософия. Отсутствие мышления при умении думать. Псевдонаука. Постнаука. «Религиозная наука». Массовое мракобесие. Внешняя эмоциональность при отсутствии подлинных переживаний. Невроз.

Крах веры в светлое будущее. Рай, оказавшийся адом. Неожиданные последствия сбывшейся утопии. Постапокалиптическое будущее. Неофатализм. Отсутствие уверенности в завтрашнем дне. Миф о секрете. Конец цивилизации. Осуждение строительства идеального мира. Теория заговора.

Демократия с чертами тоталитаризма. Бегство от свободы. Иллюзия свободного выбора. Счастливая тюрьма. Слепое рабство. Открытое общество. Антитоталитаризм.

Кризис нравственности. Общественная и личная мораль. Сексуальная революция. Нигилизм. Цинизм. Кризис традиционной семьи. Легальное извращение. Призыв к возрождению традиционной морали. Общественная мораль как убийца личности. Этика творчества. «По ту сторону добра и зла».

«Бог умер». Неорелигии. «Зомбирование». Новая Эра. Соотношение религии и науки. Техники изменения сознания. Массовое христианство. Кризис традиционных религий. Имитация религиозного возрождения. Религиозный фанатизм. Многообразие религиозного опыта.

Коллективное бессознательное. Архитипы. Потерянный рай. Борьба противоречий. Мужское и женское.

Техногенная цивилизация. Компьютеризация. Интернет. Социальная сеть. Искусственный интеллект. ТВ. Эпоха пропаганды. «Промывка мозгов». Утрата естественности. Конфликт природы и машины. Естественный образ жизни против технического прогресса. Экологическая катастрофа. Тошнота. Отчуждение.

Подлинная реальность. Симуляция. Симулякр. Свиптальность. «Исчезновение реальности». Копия без оригинала. Деконструкция. «Конец онтологии». «Матрица». Имитация. Имитационный характер жизни. Безмолвная истина.

Параллельная реальность. Путешествия во времени. Исчезновение истории. Искажение истории.

Постиндустриальное общество. Информационное общество. Сфера услуг как основа производства. Западнизм. Советизм. Холодная война. Постсоветизм. Глобализация. Американизация. «Колониальная демократия». Глобальный кризис. Всемирный экономический кризис.

Массовая культура. Поп-культура. Контркультура. Банальная пошлость как образ жизни и мышления. «Фабрика звезд». Имитация протеста и бунта. Гламур. Пустота в красивой упаковке. Опримитивление высокого. Имитация элитарности. Порнография.

Общество потребления. Символический обмен. Бренд. Торговая марка. Супермаркет. Диктатура моды. Иметь или быть?

Крах системы образования. Критическая педагогика. Философия для детей.

Ризома. Хаотичность. Неопределенность. Отсутствие иерархии. Децентрализация. Эклектика. Плюрализм. Коллаж. Синергетика.

Язык. Протоязык. Реальность как Текст. Дискурс. Лингвистический поворот. Нарратив и метанарратив. Новояз.

Кризис. «Вечное возвращение». Сумерки богов. Крушение старого, отсутствие нового. Анти-модерн.

Запад и Восток. Соотношение рационального и иррационального, сознательного и бессознательного. Экстраверт или интроверт? Я или Мы? Объективно существующий мир или иллюзия, майя? Человек или Бог? Внешнее или внутреннее?

Современная культура в метафорах и символах:

Карта несуществующей страны.

Отражение в зеркале того, чего нет.

Сумасшедший математик.

Потерявшийся в грандиозном супермаркете покупатель.

Танцующий Шива.

Поезд с заклеенными стекла и пассажирами, забывшими, куда они едут.

Хаотично разбросанные пазлы.

Оргия праведников.

Ад в раю.

Обломки кораблекрушения, за которые держатся выжившие.

Ученый шабаш техномагов.

Дикарь с мобильным телефоном.

Робот с программой человека.

Квадрат, который является еще и кругом.

Перевернутая пирамида.

Пир во время чумы.

Мир после конца света.

Богословие эволюции.

Юродивый суперзвезда.

Веселые похороны.

Игла, которую невозможно найти в стоге сена.

Кошмарный клоун-маньяк.

Бабочка, изменившая ход истории.

Реклама шампуня после новостей с войны.

Рыба в пустыне.

Глупость с умным видом.

Исчезновение прошлого.

Будущее, совпадающее с настоящим.

Священник-атеист.

Канонизированное неприличие.

Аморальное добро.

Безумие осознания. Безумие понимания.

Ночь, когда видно больше, чем днем.

Возвышенность, которая ниже впадины.

Бесы как объект научного исследования.

Кафе в здании заброшенной церкви.

Свобода с чертами рабства.

Зомби, имитирующий человека и проблему зомби.

Часы с обратным отсчетом.

Осколки разбитого стекла.

Умер, постарел, достиг зрелости, помолодел, стал ребенком, младенцем, родился.

Андрогин? Гермафродит!

Сбывшаяся утопия.

Метаморфозы плавающих запахов.

Сумасшествие как норма.

Прагматичность в союзе с безумием.

Дешевое бесценное, дорогое никчемное.

Поверхность без глубины.

Непрекращающийся разговор о творчестве в кругу творческих импотентов.

Рыбак, который пытается удержаться посреди моря во время шторма.

Цивилизационное варварство.

Турист, а не паломник.

Нестабильный маятник.

Надкушенное яблоко как символ прогресса и комфорта.