Текст книги "Всякая всячина. Рассказы и стихи"

Утром Сергеи долго нежился в постели. Ему никак не хотелось вылезать из-под теплого одеяла в прохладу комнаты. Он купался в воспоминаниях вчерашнего дня. Несколько раз, прогоняя в памяти все его детали, Сергей заключал, что ничего подобного с ним еще не происходило. Затем он перекинулся мыслями в настоящий день. Вчера Варламов забыл договориться о встрече, но не считал это упущением. Он не сомневался в том, что Анжела будет ждать его сегодня. А сам только и живет этим. Он представлял, как бы хорошо было встретить девушку после работы, преподнести цветы на глазах ее сотрудников. «Скорее, скорее бы снова видеть ее» – все чаще перебивало его неугомонное желание.

Все планы рухнули в одно мгновение. В обед настойчиво зазвонил телефон. Сергеи вяло снял трубку, наскоро собрался, стоило ли вообще обнаруживать себя, но раз снял – нужно было отвечать.

– Сергей, это ты? – Варламов узнал голос тренера.

– Да, Николай Афанасьевич, слушаю, – недовольным голосом прогундел Сергей.

– Сережа, выручай, нужно поработать…, – он замялся и, с новым напором налетел на Варламова. – Завтра первенство города среди юношей, а спортзал не готов абсолютно. Обзвонил всех наших, но никого не нашел. Хорошо, что тебя застал.

Отказывать в помощи было не в правилах Сергея:

– Что ж, спорт, как и искусство, требует жертв! – пошутил он иронически и добавил, – Еду, Николай Афанасьевич.

Работы оказалось невпроворот. Закончить все хотя бы до 10 вечера было маловероятным. Часа в четыре Варламов позвонил в Исторический архив. На другом конце провода раздался женский голос. Сергей попросил к телефону Анжелу; но ему ответили, что это невозможно, т. к. все сотрудники на собрании. Варламов не стал настаивать, решив позвонить позже домой, к девушке.

Позже он несколько раз набирал номер ее телефона, но длинные гудки так и не прерывались, дома никого не было. Домой возвратился поздно и тревожить своим звонком, может быть уже спящих людей, он не осмелился. Хотя сам себе выговаривал «Как нехорошо все получилось», – и задавал себе вопрос: «Что подумает Анжела?»

Утром следующего дня Сергей опять позвонил на работу к девушке. Анжелы на работе почему-то не было. «Что-то случилось?» – думал Варламов и чувствовал, как сжимается сердце. В обед позвонил снова и опять впустую. Сергей взялся звонить Анжеле домой, но там постоянно было занято. Он продолжал набирать ее номер, но все безрезультатно. «Может, испорчен или отключен» – блеснула мысль. Потеряв надежду поговорить с девушкой по телефону, Сергей собрался и вышел из дому, плестись автобусом ему не захотелось, он чувствовал, что не вынесет этой тянучки, поймал такси и помчался к Анжеле. Он доехал до знакомого дома, расплатился и зашагал вдоль огромного здания. За несколько метров до нужного подъезда Варламову перебежала дорогу черная кошка, с блестящей шерстью. И так неприятно стучавшее сердце, забилось еще сильней. Он прибавил шаг, в подъезд почти вбежал и начал подниматься наверх. Пахло свежим деревом, этот запах напомнил что-то неприятное, но что, он не мог определить. Варламов вышел на последнюю лестницу, ведущую на этаж, где жила Анжела, остановился, чтобы отдышаться и в окружающей тишине услышал женский плач. Кровь ударила в висок, сердце опять сжалось. Он взвился по лестнице, но прежде чем кинуть взгляд на дверь, наткнулся на красную ткань, которой была обтянута крышка гроба и высотой в метр пирамиду. Дыхание сперло. Сергей посмотрел на дверь, она была приоткрыта. «Может это у соседей?» – мелькнуло у него в голове, но соседняя дверь была плотно закрыта и как бы твердо уверенная в себе молчала. А плач исходил из квартиры Анжелы. Вдруг Сергей услышал голоса переговаривающихся девушек за спиной. Он повернулся. Звуки доносились из-за стены, скрывавшей лифт. Ему даже показалось, что звучит голос Анжелы. «С кем-то из родителей случилось несчастье?» – задал он себе вопрос и сорвавшись с места ринулся за угол к лифту. Три совсем юные девочки вздрогнули от неожиданности. Они смотрели на Варламова широко раскрытыми глазами, немного испуганными. Такими же глазами смотрел и он.

– В какой квартире умерли? – задыхаясь, глотая слова, прохрипел Сергей и сам испугался своего голоса.

– Вот, в открытой, налево, – тихо произнесла одна из девушек.

– А кто? – еле выговорил Варламов.

– Девочка одна, Анжела…

Больше Сергей ничего не слышал. Голова его закружилась, и его повело из стороны в сторону, как будто его толкали. Ноги подкашивались. Варламов подошел к открытой двери, встал, протянул руку, чтобы открыть, но рука не поднималась. Он не мог поверить в то, что девушка, которую он полюбил, умерла. И боялся увидеть действительность. «Может это сон, кошмар» – старался обмануть себя Сергей, дрожащими пальцами щипая кожу на шее. Ему показалось, что если он уйдет сейчас и придет завтра, то все будет так, так было вчера, неделю назад… И он медленно стал спускаться по лестнице, ничего не видя перед собой, брел по городу. Как долго и где он ходил определить не мог. Обнаружил себя дома, на своей койке. За окном белел падающими, искрящимися снежинками новый день. Варламов опять проваливался во вчерашний день, и тогда его начинало знобить, то пробуждался в настоящем, и одинокая слеза увлажняла его ресницы. «Что же случилось? – гадал он, – не могла же Анжела умереть так рано своей смертью! Значит…» И Сергей не находил ответа. «Надо ехать» – сказал он себе. Собрался и через полчаса стоял перед подъездом, но войти не смог. Не пускала какая-то сила. Он пытался определить, что держало его, и остановился на мысли: «В ее смерти моя вина. Если бы я тогда плюнул на все и приехал, ничего бы не случилось, или хотя бы добился, чтобы позвали с собрания. Как я посмотрю в глаза родителям?» И Варламов начал проклинать себя.

Что случилось с Анжелой, Сергей не знал, строил множество версий, но чувствовал, что они для него не важны. «Я и только я виноват в любом случае…» – осуждал он себя. Не давал покоя тот прощальный, беспокойный взгляд Анжелы, как будто она уже предчувствовала что-то.

Мама не могла не заметить состояния сына; он два дня уже ничего не ел, ходил мрачный, не покидал квартиры и лежал, раскрыв широко глаза, с болью глядя куда-то сквозь потолок. На ее вопрос, что с ним, он ответил несуразно; но твердо заявил: «Ты только не беспокойся, я абсолютно здоров, это все пройдет». Она догадывалась, что все дело конечно в девушке: «Должно быть, поссорились, а сын очень впечатлителен». И решила больше не мучить его своими вопросами, заключив, что все действительно пройдет. На третий день, когда Сергей слонялся из угла в угол по комнате, не находя себе места, уже не думая ни о чем вообще, его заставил вздрогнуть телефонный звонок, Варламов сорвал трубку.

– Позовите, пожалуйста, Сергея, – говорил женский голос, и ему показалось, что он уже где-то слышал его.

– Да, я слушаю, кто это говорит?

– Может, помните, Люда! Сергей моментально узнал ее.

– Да…

– Я не знаю, как сказать… Может, вы и знаете, но сегодня будут похороны…, – Люда срезалась.

– Не знаю…, – скорее пропел, чем проговорил задумчиво Сергей.

– Вы будете там? – робко поинтересовался женский голос.

Варламов не ответил на вопрос и задал свой:

– Люда, что случилось с ней?

Девушка долго молчала, потом что-то попыталась сказать, но остановилась; и Сергей понял, что ей мешают слезы. «Неужели что-то страшное?» – ужаснулся он.

– Она отравилась, – Люда всхлипнула, – и это все из-за трусости и подлости… одного…

Варламова передернуло, он не понял о ком идет речь – о нем или о ком-то другом, он сжал застучавшие дробью зубы.

– Этот один не я? – отчетливо произнес он, собрав для этого всю волю.

– Нет, это один из… Ну, в общем, один Олег. Зверская ненависть вспыхнула во всем теле Сергея к этому Олегу, как когда-то ревность. Он молчал.

– Так ты будешь сегодня?

Варламов хотел сказать да, но в голове промелькнул вопрос «Что произойдет, если он вдруг встретит этого Олега?» Сергей понял – его никто не удержит от преступного шага. «И тогда будет не одна жертва, а две, и я не в твердом положении, а значит, может быть и три… А поддержать, остановить от необдуманного шага некому…»

– Не знаю, скорее всего, нет, – отрезал Сергей, – Люда! Я должен тебя увидеть завтра, когда тебе будет возможно. Если удобно, то утром, часов в одиннадцать?

– А где?

– Помнишь место, где мы познакомились? Давай у него.

– Хорошо…

Варламов положил трубку. Глаза его намокли. Он вдруг понял, что соврал Люде и себе. Он не идет на похороны только потому, что боится родителей Анжелы, а не убить Олега, и не может смотреть в глаза никому, пока не очистит свою совесть убийством Олега. Но сейчас он ощущал себя слабым и не готовым к этому шагу. Он выпрашивал у себя отсрочку для возмездия. День тянулся мучительно медленно. Еще длинней была бесконечная ночь. Утром он пришел к назначенному месту намного раньше срока. Стоял, сунув руки в карманы куртки, дрожал от холода, но, не замечая этого, не прятался от пронизывающего ветра. Когда подошла Люда, Варламов не заметил. Он вздрогнул, когда она подергала его за рукав, оглянулся, поздоровался и попросил проводить его на могилу Анжелы.

Они пошли.

– Расскажи все подробней, – попросил Сергей. Девушка несмело, сбивчиво заговорила:

– В общем, ее давно преследовал один парень. Когда-то они дружили, но не долго. Он считает себя «основным лидером» в нашем дворе. Все его боятся. Ну и Олег решил подчинить себе Анжелу, когда она заявила, чтобы он больше не ходил за ней. Но Анжела не поддавалась, даже наоборот – полностью разорвала все связи с компанией Олега. Этот подлец поставил ей условие – или он, или никто. И никто не осмеливался больше приходить к Анжеле, встречаться с ней. Всю охоту отбивали дружки Олега. Он преследовал ее постоянно, не давал прохода. Иногда часами не пропускал к квартире. Я ей предлагала заявить в милицию, но Анжела отказалась. Она хотела сама довести разрыв до конца.

А в понедельник, – Люда вытерла платком набежавшие слезы, – как это все ужасно! В понедельник Анжела не выдержала. Ее опять остановил в подъезде этот подлец, и при всей компании начал издеваться, говорил при всех об их прежних отношениях и цинично врал про нее всякие непристойности. Мне обо всем этом рассказал один из тех, кто был в этот вечер там. Анжела спросила, чего от нее хотят. Ты представляешь, что заявил этот тип?! Анжела сказала, что он пожалеет обо всем. Олег только посмеялся. Тогда она попросила пропустить ее домой, с условием, что через пять минут она вернется. Ее пропустили. А через пять минут Анжела вышла с каким-то пакетом. Сказала, что если ее не оставят в покое, то она отравится. И, угрожая, показала всем записку, в которой написала о причинах, побудивших ее к этому. И опять все только посмеялись. Тогда она стала доставать из пакета, один за другим, какие-то порошки, разворачивала их, высыпала себе в рот и глотала. Говорят, истерики у нее не было, она все делала хладнокровно, спокойно. А все стояли, смеялись, и смотрели, и никто не остановил. Когда Анжела упала, тогда все насторожились, испугались и разбежались, как крысы по углам! – Людмила почти кричала последние слова, но взяла себя в руки. – И даже скорую помощь не вызвали. Потом когда пришли в себя, вспомнили о записке. Олег побоялся идти сам и послал вытащить ее у мертвой. А когда принесли записку, он сжег ее. Всем запретил быть на похоронах.

Что теперь будет, неизвестно, говорят только, у милиции нет оснований, улик против Олега, чтобы серьезно наказать его. А впрочем, не знаю…

– Что же она мне-то ничего не сказала? – спросил себя Варламов вслух. Сергей чувствовал, как у него все немеет.

Молча, они добрались до кладбища. Люда долго плутала, не находя свежей могилы. Неожиданно они вышли к одному из памятников. С его фотографии глядела на них улыбающаяся Анжела. Сергей расстегнул куртку, достал из-за пазухи две алые розы и аккуратно положил их на снег, укутавший земляной холмик. Люда заметила, как напряглись его скулы, задрожали ресницы.

– Никогда еще я не встречал подобной девушки. Были, конечно, знакомства, но все чего-то требовали от меня, порою требовали меня всего, полностью, не оставляя мне даже друзей. Они старались завладеть мной, как собственностью. Требовали любить только их и заниматься только ими. Конечно, они и себя отдавали полностью, без остатка. Но я видимо странный человек, боялся потерять свободу, потерять самого себя. Для меня мир из двух людей, пусть даже влюбленных, был слишком тесен. Поэтому, наверное, и не любил по-настоящему ни разу до встречи с ней… – Сергей ладонью смахнул с памятника налетевший снег. – Анжела не требовала ничего, не делала никаких запретов и условий. С ней я чувствовал себя очень просто, ничем не стесненным. Что-то в ней было еще, только не успел раскрыть. И отказаться от всего ради Анжелы я смог бы. Будет ли еще такое?..

Сергей умолк. Они постояли еще немного. В городе Сергей и Люда разошлись, скупо попрощавшись.

Варламов поставил перед собой цель – во что бы то ни стало увидеть Олега. Теперь он не хотел ему мстить; эти мысли уже не приходили. Если бы Сергей встретил Олега еще вчера, он бы его убил, – и в этом Варламов не сомневался, хотя всегда презирал физическое насилие, которое считал собственным бессилием. Никогда не применял он кулаки первым, старался решить любой вопрос без них, мирным путем; и только в крайнем случае прибегал к силе. Но и тогда воздавал только по заслугам. И теперь не мог объяснить свои вчерашние порывы. «Что это было? Тупая животная злоба или другое?» Во встрече с Олегом Сергей видел возможность разобраться в себе. «Как хрупок человек! – говорил он с кем-то глубоко засевшим внутри, – Еще несколько дней назад он смеялся, пел, танцевал… И раз – все кончено». Не мог он осознать, смириться с происшедшим. «Может это страшный сон и невозможно проснуться?» – пытался снять он изнуряющее напряжение обманчивым вопросом. Но, взглянув на себя в зеркало, на вытянувшееся, измученное лицо, на сухие потрескавшиеся губы, несшие еще на себе память недавних поцелуев, Сергей безнадежно отворачивался и долго стоял в задумчивом оцепенении.

Сергей рассчитывал застать Олега испуганным, кающимся, болезненно-раздраженным. Но дверь открылась и в проеме показалась спокойная, опухшая от пьяного угара и долгого сна рожа. Глаза ничего не выражали, казались стеклянными, выпуклыми.

– Мне нужно с тобой поговорить, – Варламов твердо сказав это, уверенно переступил порог своего врага. – Ты, наверное, не знаешь меня…

– Нет, я видел тебя с ней, – перебил парень.

– Тем лучше.

– Что нужно? Спрашивай – прогнусавил Олег, закрыл дверь и поплелся в комнату, приглашая Сергея махом руки за собой.

Варламов вошел; тот уже завалился на диван, заложив руки за голову, и пристально смотрел на Сергея.

– Я еще не знаю о чем, но больше всего хотел посмотреть на тебя.

– Ну и как, доволен? – по лицу лежавшего пробежала наглая улыбка. Сергей неприязненно сморщился – ему все: и это тяжелое, тупое тело, и эта ухмыляющаяся рожа, и бессмысленные, свиные глазки – все было противным до брезгливости.

– Ты неприятен! – не удержался Варламов. Несколько минут длилось молчание. Каждый ждал слов другого. Не выдержал гнетущий тишины Олег.

– Это все?!

– Послушай, неужели тебя не грызет совесть? ты же убил человека! – выпалил Сергей.

– Убил?! – опять ухмылка противным отпечатком легла на наглую рожу. – Это еще неизвестно. Не было убийства! Не было! Мало ли что может взбрести в дурную голову, почему кто-то должен за это отвечать? – он говорил все возбужденнее и громче; в его голосе чувствовалось не раскаянье, а тупая злость. Он не желал оправдываться. Наоборот, только обвинял всех и все, но не себя.

Сергей больше не слушал его, только поражался, как удивительно совпадали его представления об Олеге, сложившиеся после телефонного звонка Людмилы, с тем, что он увидел. Он перебил речь лежавшего на диване:

– А ты подлец! Настоящий негодяй… Никогда не думал, что такой может появиться и жить у нас. Откуда? И вот ты, во всей своей красе. Когда я узнал причины смерти, хотел тебя убить, хоть это и противоречит всему… На мгновение жилы на шее Сергея вздулись синим жгутом: он так ясно видел безнаказанность содеянного. Но подавил в себе гнев.

Сергей хотел идти, но его остановил голос Олега:

– Стой! – прошипел он.

Варламов обернулся, огромное тело медленно встало с дивана на пол.

– Я хотел бы посмотреть, как ты меня убить собрался?! – Брызгая слюной, Олег отвратительно засмеялся, и, надвигаясь на Сергея, угрожающе продолжил, – Ну давай, убивай! Ведь ты и причин ее смерти не знаешь! Она была беременна…

– Что-о-о? – прохрипел Сергей. Пальцы его сжались в кулаки, лицо окаменело.

В руке Олега блеснуло со щелчком вылетевшее лезвие ножа, их разделяло чуть больше шага; Сергей до автоматизма заученным ударом ноги в голову сшиб противника. Брезгливо отдернул ногу; голень немного ныла в месте удара.

Олег лежал, упершись плечом в стену, со страдающим от боли лицом, удивленно смотрел на давшего ему отпор, полученный впервые, пытался подняться, но не смог: его горло сдавили руки Сергея.

Он вышел из квартиры, быстро выбежал из подъезда и только здесь, на улице, вдохнув глубоко грудью морозный воздух, почувствовал, как невыносимо было ощущать рядом с собой этого человека, как тяжело от всего свалившегося на него. Сергей, не торопясь, шел по мягкому зимнему покрывалу. На углу гастронома барахтался в снегу мужик, невнятно кричал что-то пьяным голосом; хмель одолел его, и мужик улегся прямо в уютный снежный пух. И проходя мимо, Сергей подумал: «Ведь тоже бесполезен, тоже сшибает деньги и пьет, и бьет кого-нибудь, а ведь не помрет, не замерзнет, ничего ему не сделается. Протрезвеет, встанет и уйдет, даже не заболеет, наверное». Верна народная мудрость: «… не горит, не тонет…»

Снежинки цеплялись за кожу лица и рук, таяли, забирая излишнее тепло разгоряченного тела, приятно охлаждая и успокаивая юношу.

апрель 1985 г.

Часть III

«РИФМЫ»

 
Погибнет час разлуки,
И будем мы вновь вместе.
Растают наши муки,
И к нам вернутся песни.
 

1987г.

 
Что лучше горечи разлук
И счастья редких встреч?
Что лучше этого, мой друг!?
 

1984г.

 
И упираюсь я в судьбу свою ногами.
Она же, черт здоровый и Иуда,
Все прет и прет, бодается проклятая
Ветвистыми рогами.
 

1985 г.

 
***
В ночное небо я гляжу завороженный,
А на меня оттуда смотрят миллионы звезд.
И лишь одна мне шлет свой благосклонный
И очень ласковый лазурный свет без грез.
Я назову ее Светланой!
Она светла как девушка одна,
Которая всегда останется желанной.
Подругой юности моей, и за нее я лью до дна!
Светла Светлана как Светлана та
Светла Светланы светом!
 

1984 г.

 
* * *
Декабрь. А тепло как весной.
Ни дождя, ни снега, ни ветра,
Солнца греет диск золотой,
И луга мягки, словно шляпа из фетра.
Не судьба нам ссудила этот покой,
И не Марс ниспослал нам удачу.
Кто это, знаем лишь мы с тобой:
Я и милая девочка…
1985 г., декабрь,
ученья на полигоне
в Старичах
 

 
Мама!
Как много скрыто в этом слове!
Мама!
Что слышишь ты в несмелом первом зове?
Мама!
На всей Земле так дети говорят.
 
 
Мамы!
Они от всех болезней защитят.
Мамы!
Никто не знает цену жизни кроме вас.
Мамы! Во всем вы положитесь полностью на нас.
 
 
Мама!
Ты любишь, как никто другой на свете.
Мама!
Я знаю это. Мама! И если причиняю боль тебе,
То сам кляну себя за боли эти.
Мама!
 

март 1984 г.

 
—
 
 
Есть только ты, тебя люблю!
Благоговея, с тобою только говорю!
Люблю и жду!
Курю, сгораю и рыдаю!
Боготворю, люблю и жду!
 
 
—
Уносил ветер листья,
Приносил лишь дожди.
Улетают по осени птицы,
Ты их лютой зимою не жди.
Бьется в окна свирепый ливень,
Нагоняет мрак и тоску.
На столе равнодушный будильник
Приближает лениво весну.
И ты бродишь в молочном тумане,
Не обходишь грязные лужи,
И продрогший находишь в кармане
Одинокую медную «двушку»!
Ты не бойся, дружище,
Что нежданно хмельного закружит,
Позвони и скажи: «Я люблю!»
А иначе разлука завьюжит.
 

сентябрь 1986 г.

 
* * *
Не могу напиться
Я твоей любовью,
Помню по минутам
Наши дни с тобою.
Помню вечер теплый,
Шепот древних улиц,
Запах твой заветный
Горько-сладкий редкий.
Помню, как спешила
Ты ко мне навстречу,
Помню целовал как
Нежны твои плечи.
Не позволит память
Позабыть то лето,
В мире нет дороже,
Ближе мне, чем это.
 

октябрь 1987 г.

 
* * *
Мое сердце рвется к тебе
И в ночной и в полуденный час,
Без тебя я живу как во мгле,
А судьба разлучила вновь нас.
Без тебя мне не мил день мирской,
Без тебя я брожу как хмельной.
Я люблю лишь тебя, боль твою и беду,
По ночам без тебя я мечусь в бреду.
Возвращайся поскорей, милая моя,
Поцелуем обожги ласково меня.
Или позови к себе – сразу прибегу,
На колени пред тобой, нежной, упаду.
 

ноябрь 1987 г.

 
* * *
Не обнять, не прижать,
И на руки не взять,
О любви не сказать,
Лишь во сне целовать,
От тоски умирать,
И о новой встрече молить,
И надеяться, ждать и любить.
 

октябрь 1987 г.

 
***
Стихи мои глупы,
Бездарны и тихи.
А проза – сущий бред!
И за спиной сквозит: «Хи-хи!»
Я не прозаик, не поэт.
Я за перо уж не возьмусь,
Химерам в этом я клянусь
И музам, лирам и богам.
Я бесталанный графоман.
 

октябрь 1987 г.

* * *

Р. С.

 
Ты приснилась мне ночью,
Улыбалась ты мне и звала,
И манила к себе непорочной,
И глазами мне сердце рвала.
А во сне я такой, как я есть: значит кроток.
Это днем я посмел всю тебя целовать,
А во сне оказался смешон я и робок,
И не мог все в любви я признаться никак.
 

1985 г.

 
* * *
Как цветок злой терпимости
Мне сорвать?
Или как любовь мне свою миновать?
 
 
***
Вот музыкант играет на рояле,
Другой на саксофоне иль гитаре.
От мира от всего он отчужден,
В себя, в извечные проблемы погружен.
Последний волосок на голове его
Мелодии пронизан нервом.
И видится нам колдовство —
Металл и человек, как целое одно,
Как на свидании своем мы первом.
 

1985 г.

 
***
А ты не будешь мне мстить
Потом за эти слезы, если я вернусь?
Ведь женщин логика проста:
«Пока невеста – шелкова,
а чуть жена – беги хоть со двора!»
 
 
* * *
Все опушки в ромашках,
А по мне, так в веснушках.
 
 
* * *
Слева золотилось солнце,
Справа месяц улыбался,
Распахнув свое оконце,
С утром свежим я обнялся.
 

1985 г.

 
***
Я больше не стану писать,
И нам не увидеться вновь,
Но мы еще будем летать,
Ведь в жилах наших любовь и кровь.
 

1985 г.

* * *

Сколько меня окружает людей?!

Кто они? Все они разные.

Я от знания их становился тупей,

А желанье понять – все заразнее.

Убеждаюсь, – не знаю я их,

И не знал никогда, никогда не узнаю.

И мой мозг не случайно затих,

Я теперь о земном все мечтаю.

А проблемы решать – участь

тех, кто немного свихнут.

Им оставлю я эту напасть;

Даст судьба – их потомки поймут,

Может даже останки найдут!

* * *

Без тебя новый год я встречаю.

Одиноко пустые горят фонари.

Приказала ты мне, и я забываюсь

В жгучей муке ревнивой любви.

* * *

Один раз мы расстались на миг,

Но прошел целый год, – ЕЕ нет!

Свежеспиленных досок гроба

Удушливый запах, и крик

Лишь остались от нашей любви.

И ее больше нет!

* * *

Я тебя упрекаю за все,

Не хочу в этой боли застыть,

Я тебя презираю и все,

Ненавижу, ревную, но буду любить.

При рожденьи вселенной в пространстве

Разлетелись, теряясь, АНТИ И ОН.

А при встрече случайной в безумстве

Вспыхнут эти частицы в ФОТОН.

Мы и есть эти ОН и ОНА,

Мы нашлись, иль нашла нас судьба.

Нам известен исход нашего КОНА:

Зазвенит раскрошившись стекло между нами,

И увидит кто-то рожденье фотона.

1985 г.