Текст книги "«Посмотрим, кто кого переупрямит…»"

Совершенно особый вариант являет собой дружба Мандельштамов и Шкловских – дружба, продлившаяся более полувека и ставшая фамильным достоянием трех поколений этого семейства.

Если Ахматова и Мандельштам, несмотря на мелкие разноречия, всегда оставались и навсегда останутся естественными литературными союзниками, объединенными трагической фигурой Гумилева, если Жирмунский был человеком круга акмеистов и одним из первых научных издателей ахматовских стихов в 1970-е годы, то Виктор Шкловский – это другое: основатель формализма, авангардист, футурист, лефовец. Что общего, казалось бы, имел Шкловский с акмеистом и как бы пассеистом (то есть антифутуристом) Осипом Мандельштамом? Собственно, ничего, кроме умения отличать в искусстве хорошее от плохого и умения видеть, за кем “по гамбургскому счету”, как выразился однажды он сам, останется будущее.

Н. Я. рассказала в своих воспоминаниях о дружбе с семейством Шкловских-Корди, в самые трудные и опасные времена прятавшим в своей квартире или у своих родных нелегальную парочку – Осипа и Надежду Мандельштамов.

Эпистолярным памятником этой дружбы являются сохраненные в семействе Шкловских-Корди[208]208
  Относительно фамилии Шкловский-Корди Варвара Викторовна Шкловская пояснила: “Будущий писатель Виктор Шкловский и будущая театральная художница Василиса Корди сошлись, когда ему было 16, а ей 19 лет. Расписались они в Питере в 1920-х годах, когда правилом была одинаковость фамилии у брачующихся. Что ж, они объединили две фамилии в одну. Но если отец потом не выдержал и стал подписываться опять Шкловский, то жена, дочь и даже внук остались Шкловскими-Корди”.


[Закрыть] письма Н. Я. 1940–1960-х годов. Их первая часть была уже опубликована[209]209
  Из писем Н. Я. Мандельштам к В. Г. Шкловской-Корди <1952–1954 гг.> / Публ. О. С. и М. В. Фигурновых. Коммент. В. В. Шкловской-Корди // Осип и Надежда. С. 312–336.


[Закрыть], здесь же представлена заключительная часть – письма Н. Я. Мандельштам 1955–1964 годов.

Юрий Фрейдин

Н. Я. Мандельштам – В. В. Шкловской-Корди <11 сентября 1955 г., Чебоксары>

Варюша!

Сегодня первое воскресенье, и я пользуюсь случаем, чтобы написать несколько слов.

С квартирами здесь полная катастрофа, а из-за этого я могу вернуться.

Сняла я комнату у сумасшедшей старухи – Вассы. 200 р. Каждое слово слышно. Проход через нее, и 3 километра до института по мосткам – (это вместо тротуаров). Но старуха уже гонит меня (за папиросы). Форточки нет. Воды нет. Постирать нельзя. Вымыться за 5 верст.

В институте сносно. Тоска дикая. “Жизнь эта дана нам для приготовления к будущей вечности” (разговор из соседней комнаты).

Если я останусь, надо будет послать мне ящик с керосинкой.

Ну вот о себе. Позвоните Жене и Эмме (старшей) – прочтите письмо мое.

Эммочка[210]210
  Эмма Павловна Тюкавкина (см. о ней наст. издание, с. 183).


[Закрыть], напишите и телеграфируйте про экзамены.

Дайте Жене, Лене, Эмме старшей – адрес: Пединститут, кафедра английского языка (или факультет иностранных языков).

Где Люся? Уже в городе?

Варюша, мне очень скучно.

Ну, целую. Надя.

Вероятно, я удеру – из-за квартирных условий.

Здесь больно легко задохнуться – в комнатах без форточек.

Н. Я. Мандельштам – В. В. Шкловской-Корди 16 сентября <1955 г., Чебоксары>

Варюшенька! Спасибо за телеграмму. Но приглашение в Воронеж опоздало. Я уже проведена в штат в Чебоксарах. Так примитивно удирать нельзя.

Люсик и Талечка… Подружки – я возвращаюсь в ноябре на целый месяц – студенты будут на практике. На этот раз я оставила у вас две папки и стихи (первый экземпляр у Суркова). Папки пусть возьмет Женя или Соня, если они вам мешают.

Город весь в оврагах, горах и глине. Грязь осенью страшная. Вдоль улиц в центре деревянные лестницы. – Тротуары. Дикая старина. Я еще по такому не ходила. Много плохих яблок. Обедаю в столовой “Дома Советов”. Институт очень серьезный – и пока приятный. Студенты тихие и не улыбаются.

Первые дни – мучение с комнатой. Но сейчас устроилось. Плачу груду денег. Работы у меня очень много, но зато учебный год короткий – только четвертый курс. (20 учебных недель.)

Пишите мне утешительные письма. Варюшку я, можно сказать, почти не видела этим летом.

Тане – она может ко мне приехать отдохнуть. Я буду ей очень рада.

Легче после начала октября, когда уедут хозяева и я останусь в квартире с такими же съемщиками, как сама.

Тане сердечный привет.

Целую вас крепко.

Ефиму привет.

Со мной живет мальчик типа Андрея. Даже похож и мил.

Никитку вспоминаю с нежностью. Ваша старая Надя.

Что делать? – мне необходим ящик, который я бросила у вас – там керосинка. Способны прислать посылкой? Будьте милостивы.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди 24 сент<ября 1955 г., Чебоксары>

Люсик! Получили ли вы мое письмо?

Вероятно, да, т. к. двинулась посылка.

Спасибо, Люсик, за всё, а в частности за Эмму. Девочка – молодец. Как она жила у Вас без меня? Она написала мне про экзамен и про роман с Никиткой. Я по нем скучаю.

Пессимизм мой вполне вернулся, но я что-то тоскую. Не можете ли вы позвонить другой Эмме (Григорьевне Герштейн) – В 14339 – чтоб она мне написала. Она знает про Леву, а я тоскую как зверь.

Какую вам диссертацию принесли, да еще под расписку? От Жирмунского? Мою? Он знает, что я у Вас всегда. Или из Инст<итута> языкозн<ания>? Откуда они догадались послать к вам? А может, не мою?

Как здоровье? Напишите о себе. Пришла осень – и это трудно. И еще что-то трудно, но я не знаю что. Впрочем, всё.

А Талечка, родная моя, как она? Как вы, Талечка? Когда приедет Вася? Неужели без Андрея? А. И. – умный мужик, конечно.

А еще кланяюсь Варюшке и Ефиму. Из-за Эммы я почти не видела в этом году Варюшку. Но зато полюбила Никитку. Эмма дикая девочка, но очень хорошая. А я тоскую.

Здесь деревянные тротуары и лестницы. Самый фантастический город-деревня на свете. Грязь доисторическая. Мою хозяйку и ровесницу дворник носил на руках в школу – пройти нельзя было. Сейчас кое-где есть мостовые, а горы из скользкой глины всюду. Таких оврагов я нигде не видела, а в детстве я хотела знать, что такое овраг. Чувашки очень серьезные, без улыбки, как армянки.

Целую вас.

Пишите лучше на дом = Ворошилова, 12, кв. Павловой.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди 2 окт<ября 1955 г., Чебоксары>

Люсик! Письма подругам надо писать заказные – много и часто. А то подруги тоскуют.

Приехала ли Вася? Что у вас? Что-то меняется с пенсиями военным – отразится ли это на Васе?

Как мой Никитушка? Пишите мне, а то я тревожусь и грущу.

Здесь пока хорошо. Хотя есть трудности. Здесь я “зава”, но мне пока не платят за это денег. Девки с кафедры – их 14 – пока что выжили зав. кафедрой (за дело). Сейчас заранее ненавидят меня. Я их собираюсь успокоить. Их 14!!!

Со мной вежливы: сразу видно, что я уже приличная дама. А вы не знали.

Как ваши все дела, что у вас? Ефим, Варюша – пишите обо всем. А то я близко – и вы меня забудете. Но этот город – тоже чудо. Такое вы не видели – весь в горах и оврагах – с мостками и лестницами вместо улиц.

Талечка, как Люсино здоровье? Как Вы?

Как Таня? В ноябре я приеду на 5 недель в Москву.

Заплатила ли Эмма за мои телефоны (я ей оставила 50 р.), или оставила ли вам деньги? Передала ли Таня в Союз писателей мое письмо?

Диссертацию я буду защищать. (А может, всё опять перевернется?) Ведь всё как во сне.

Напишите…

Если вы знаете, что сон, что явь, объясните….

Варюша, вы же умница – объясните…

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди 15 окт<ября 1955 г., Чебоксары>

Люся дорогая – от вас нет ничего – я очень волнуюсь.

Не заболел ли кто-нибудь? Как Вы, как Талечка? Никитка, Варя…

Напишите мне, не молчите.

Получила письмо от Эммы, в котором она опять пишет о вас. О своей благодарности и о всем таком. Но и о том, что вы особенная и что она поняла мое отношение к вам.

Люсичка, так я вас люблю, а вы молчите – и я чувствую, что что-то неладно, и воображаю всякие ужасы. Сейчас не пишете ни вы, ни Женя.

А я что?

Умоляю отзовитесь. Надя.

У меня уже, оказывается, хороший характер. Надолго ли?

Я пессимистка.

Можно писать на Институт (Инфак) или Ворошилова, 12, Павловой, для меня.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди и Н. Г. Корди
6 марта <1956 г., чебоксары>

Люсик и Талечка! Спасибо, что вы держите меня в квартире. Я там живу, я это наверное знаю. Но сплю я сейчас на своей кровати в Чебоксарах. Спать хорошо.

Варюшке: ищите туфли – а то я привезу чебоксарские – местные. Здесь любят сложные. Деньги выложите – а я плачу. Делайте это скорее, а то я умру, и не получите.

Люсик, вчера я отправила на ваше имя для Тани автореферат. Это очень срочно. Он должен поспеть к кафедре (между 8 и 15 <апреля>). Хорошо, если 15.

Но сложность вот в чем – я не успею получить его, чтобы исправить ошибки и вставить буквы.

Прошу я вас, Люсик – помогите Тане.

1) Исправьте ошибки, падежи и всё прочее.

2) Проверьте тексты – их мало, и я писала их старательно. Авось не наделала ошибок.

Надо вставить такие буквы:

æðз – эту букву Таня путала сначала с s.

пишется так æ.

3. Жирмунский написал, чтобы реферат был тщательно выверен и послан ему домой.

Ленинград, 2. Загородный просп., 10, кв. 10 а. Профессору Жирмунскому Виктору Максимовичу.

Перед отправкой за два дня дайте мне телеграмму. Я ему напишу. Ему надо 2 экземпляра и 2 мне. Я боюсь не за Таню, а за себя. Вдруг напутала. Думала, чтобы Таня показала Сергею Игн<атьевичу>[211]211
  Бернштейн.


[Закрыть]. Но он будет дурить. Вернее – вы. Насчет общей грамотности.

Из новостей – получила письмо – анонимное. Зарежут, если будут плохие отметки. Такое со мной в первый раз. Письмо у директора. Что он с ним делает – не знаю. Господи!

Не говорите Жене и Лене. Они испугаются, и мне придется каждый день посылать им телеграммы. Но если зарежут – вы будете знать отчего. Поминается нация и мат на мою голову. Сильно? На меня это произвело впечатление.

Ну целую. Выручайте, Люсик. Главное – не откладывает пусть Таня. Если защищу – куплю Таньке костюм. Пусть помнит.

Чему вы удивлялись и умилялись?

Я – нет. Может, не заметила.

Ну, пора в школу.

Целую, целую, целую.

Угроза туфель – серьезная. Действительно привезу, но даже номера не знаю.

Еще я беспокоюсь, дошло ли письмо с авторефератом. Очень прошу – сообщите. Единственный экземпляр.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди 10 марта <1956 г., Чебоксары>

Люсик! Получили письмо и автореферат?

Я беспокоюсь. Автореферат – копии нет, а мне было почему-то очень трудно написать. Напечатала Таня? Послала Жирмунскому? (Загородный, 10, кв. 10а. Я сейчас пишу по памяти – если не совпадет – то в старом письме вернее…) Выслала мне? (2 ему, 2 – мне.)

Жирмунский очень торопит.

Как Варюшка и туфли? Никитка и книги? Хочется к вам.

А Ефим, как он себя чувствует? Вы меня письмами не балуете.

Талечка, я вас люблю и целую. Н. М.

Очень устала. Скоро буду экзаменовать тех, что грозились убить. Двойки будут… У меня одна надежда – они советовали не ходить вечером, т. к. резать будут вечером. Я не буду выходить по вечерам.

Ну, целую. Н. М.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди <7 апреля 1956 г., Чебоксары>

7. Ночь. Апрель. Про луну не знаю. Люсик! Получили ли мой автореферат с письмом на 9-й странице.

Опять спешка. Из-за меня. 10 дней не могла дописать. Усталость, болезнь, старость, мозг – не знаю что. Очень рабочая зима – и сейчас работа. Всё надеялась отдохнуть. Не выходит. Виктор Макс<имович Жирмунский> уезжает – обидно будет, если он до отъезда не получит реферата. Тогда всё откладывается на осень. (Это связано с печатью.)

Очень скучаю, но пока приехать нельзя. Придержали меня здесь. Так мне и надо. Предлагают улучшить быт (комнату).

О шубе – ужасно вам благодарна. Но думаю надо набрать денег на хорошую. Не о красоте, а попрочнее – чтоб уж навсегда. Что нового у вас, Ефим? Никита? Напишите.

Я ведь очень по вас скучаю.

Талечка – пошлите что-нибудь Васе. Хоть чулки. Хоть шарфик. Хоть – бусы. Хоть шаль, хоть что, хоть полушалок[212]212
  Парафраз стихотворения О. Мандельштама “Цыганка” (1925).


[Закрыть].

Ужасно хочу туфли… Куплены? Сколько? Это мое право.

Скучаю, люблю всех…

Да, скажите Аркадию Васильевичу[213]213
  Васильеву.


[Закрыть], что получила из Детгиза письмо – пока работы нет, но будет. Это он. Благодарить нельзя (примета), но оценить можно.

Целую, Надя.

Люсик, присмотрите, не напутала ли я

1) Обложка на отдельной странице

2) на стр. 3 (внизу) зачеркнуть lærnen и “употребляЕтся<”> (а не ю)

3) стр. 4 – внизу = заменен пример.

(Если нет, выбросить абзац “Ряд глаголо<в> – brezdan… до В. 707

Устала….

Еще = стр. 7 верх выбросить

“Еще большее расхож<д>ение – до byczan – покупать.)

Н. Я. Мандельштам – В. В. И В. Г. Шкловским-Корди
<15 мая 1956 г., чебоксары> на талоне к переводу по почте на 700 руб.

Моей Варюшке – туфельки, моей Люсе – должок. Всем – дачу в Верее – иначе мы не можем. Всех целую. Надя.

Н. Я. Мандельштам – В. В. И В. Г. Шкловским-Корди и Э. Г. Герштейн
<27 мая 1956 г., чебоксары>

Деточки мои! Что с вами?

Ни единого слова. Даже не написали, получили ли деньги (700 = 600+100), отправлены почтовым переводом 15 мая. Если не получили, надо принять меры. Телеграфируйте.

Здоровы ли? Я уж волнуюсь.

Что вы слышали о Леве? Я получила телеграмму.

Жду. Надя.

Люсик! Я потеряла Эммин адрес (Серпуховская 27??) Прочтите ей это письмо по телефону:

В 14339 – Эмма Григорьевна Герштейн.

Эмма! Получили ли вы 100 р.? Почему не сообщаете? Я послала 15 мая. Что у вас? Надо написать. Надя.

Очень неприятно не получить скромнейшей записки, что деньги получены: думаешь, что все больны и т. п.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди <3 января 1957 г., Чебоксары> на талоне к переводу по почте на 250 руб.

Люсик! Т. к. вам ничего не досталось из прошлой получки, пусть хоть образуются из этой туфли для какой-нибудь из девочек. Целую. Надя.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. и В. В. Шкловским-Корди
11 марта <1957 г., Чебоксары>

Милые мои незаконные друзья!

Получила ваше общее письмецо. – Спасибо. Получила еще телеграмму от Орлова – позвоните Жене – он вам скажет текст. (Не забывайте меня, а то я психоватая.)

Смешно, но я очень нервна и тоскую больше, чем обычно.

О посылке Талиньке. Если попросить Валю или Эдика послать, когда он поедет к Вале (только из дачной местности) килограмма два масла и кофе в зернах. А из города послать хоть немножко апельсинов и лимонов. Я сильно болею желудком – с чего бы? Пью боржом, но здесь нет ни фруктов, ни масла, так что нельзя есть манную кашку. Но самим за город не надо ездить – тогда я обойдусь, ну его.

Деньги на посылку (рублей 150) я прибавлю к 500, которые надеюсь послать 18-го или 16-го (на 16-е мало шансов). Если Валя исчезнет и не с кем будет отправить – считайте, что это в счет долга. (Я должна Люсе 400.)

Что мне с собой делать? Я страшно глупею от новых переживаний.

Кланяйтесь Аркадию Николаевичу и Тамаре Степановне. Я здешнюю Тамару Ник. Степанову[214]214
  Неустановленное лицо.


[Закрыть] называю Там<арой> Степановной – она обижается.

Как Ефим и Варюша? Они тоже мои дурачки.

Я обдумываю, когда съездить в Москву.

Очевидно, на Май на 5–6 дней – удеру.

Со мной один Никитка. Он меня очень утешает – такой родной мальчик.

Приехала бы Анна Андр<еевна> со Щелкунчиком[215]215
  Деревянная кукла, подаренная Н. Е. Шкловскому-Корди А. А. Ахматовой.


[Закрыть].

Позвоните В12533.

Пусть он сам позвонит.

Н. Я. Мандельштам – В. В. Шкловской-Корди <18 марта 1957 г., Чебоксары> на талоне к переводу по почте на 600 руб

Люся, умоляю, пишите. Надя.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. и В. В. Шкловским-Корди
31 марта <1957 г., Чебоксары>

Дорогие мои девочки!

Масса делов. Прямо пишу по-деловому.

1. Женя не хочет идти в Литфонд за 5.000. Надо их брать, а то раздумают. Скажите ему, что вам очень нужны деньги (он должен вам дать из них 2 – в счет дачных – пора снимать). Тогда он, может, пойдет. Если нет – теле графируйте – я вышлю новую доверенность, хотя бы на Варюшу.

2. Узнайте у Жени, пришла ли книга и перевод. Я беспокоюсь. Выслала 28-го.

3. Позвоните Паперному Зиновию Самойловичу – получил ли он мое письмо. Тел. Е1-55–44

У меня адрес Русановская 21/1, а в другом месте 2/1.

Вот я и беспокоюсь.

Если нет – телеграфируйте. Это очень важно.

Беда комиссии[216]216
  Имеется в виду Комиссия по литературному наследию О. Э. Мандельштама при СП СССР.


[Закрыть] в том, что все в ней старые сумасшедшие, включая меня.

Еще раз спасибо за посылку. Апельсины и лимоны не замерзли. Пузо поправляется (почти 2 месяца).

Последнее письмо (Варюша, болея, писала) получила.

Не забывайте меня, детки.

Эти пять надо получить:

2 – дача

2 – Женя

1 – Леле и Шурику

Ну, целую, родные мои девочки. Ваша Надя.

Привет Аркадию Николаевичу. Спросите, что делать тоскующему профессору.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. и В. В. Шкловским-Корди
<4 апреля 1957 г., чебоксары>

Милые! Я получила письмо и очень огорчилась – даже не спала. Беда, что всё случилось так быстро. В Москву я приехать не могу. Эренбург, вероятно, уже уехал на 3 недели в Японию. К Суркову тоже не добраться. Ясно, что мои письма не стоит посылать – просто, как мое письмо, они ничего не сделают. Надо сейчас, чтобы вы, Варюша, кое-что сделали.

Пойти в Союз пис<ателей> к секретарше Суркова Зинаиде Капитоновне и ей рассказать. Объяснить, что я говорила об этой комнате Суркову. Добиваться свидания не надо. Надо передать записку о положении с комнатой и просить Суркова: а) что я хочу писать Шепилову и Булганину. Не может ли он присоединиться к моей просьбе.

1) Издание Оси без меня очень трудно осуществить. Архив Оси по понятным причинам в ужасном состоянии – разобраться в нем могу только я =[217]217
  Здесь и ниже так в тексте.


[Закрыть] потом память. Вот почему я должна быть в Москве.

2) Меня сделали на 20 лет бродягой (20 лет без площади = (жизнь по студенческим общежитиям, гоняли из института в институт и т. п.).

3) 60 лет, больная одинокая старуха – единственные друзья – заботятся о паршивке.

От Суркова просьба:

а) либо поддержать просьбу (мою),

б) либо переслать мое письмо с отношением от Союза.

Еще очень важный момент – юридический. Я не была ссыльной – я сама не реабилитирована и в общей очереди буду ждать до самой смерти. Между тем то время, что мне осталось в жизни, надо отдать на приведение в порядок Осиного наследства. А по отношению ко мне было сделано не такое беззаконие, как к другим, а тоже немалое: меня просто выписали и выгнали.

Теперь Сурков может уклониться. Что тогда делать? Организовать письмо писателей. Я знаю наверное, что подпишут Федин, Катаев, Маршак и Чуковский.

Эренбург, если он в Москве. Надо заранее написать письмо. Что-то об Осе (поэт!), затем обо мне – сохранила и должна приводить в порядок и, наконец, паршивая старуха, которую нужно сдать вам на попечение. Думаю, что надо писательское письмо, а потом Суркова – и то, и дру гое. Варюха, берите машину и объезжайте их всех в один день. Почти все (кроме Маршака и Эренбурга) в Переделкине. Вам это удобнее сделать, чем мне – вы заботитесь о старухе. Думаю, что при таком письме всё выйдет. Крепко поблагодарите Аркадия Николаевича и скажите ему о том, что я предлагаю. Пишите срочно. Но мои письма – без писательских передавать не стоит, если у Аркадия Николаевича нет какого-нибудь особого плана. Варюшка, проявите грозную энергию. Шефу скажите, чтоб он вас отпустил на 2 дня для меня. Я, наверное, сейчас модная. Плохо, что у вас экзамен на носу.

Что тут делать? Вырвете эти дни? Напишите мне. Я просто мечтала жить с вами, а теперь, боюсь, всё рухнуло. Аркадий Николаевич, что делать? Спасайте!

Нужна большая двухдневная энергия. На нее способна только Варюша. Писателям не откажут. А мое письмо мало выразительно. В этих письмах должна быть “идея” – не просто “хочу комнату”, а почему “имею право”. Я – 1) за Осю 2) за свою дикую жизнь.

Без писательского письма не посылайте. Мне придется обращаться – с тем же. Но в этом виде и без поддержки ничего не выйдет. Нужно знать Осю, чтобы это звучало. А они не знают.

На всякий случай посылаю вам лист со своей подписью. Осложнение – нет бумаги. Работница пошла за бумагой. Если не найдет, достану и пришлю вам позже.

Целую девочек крепко. Надя.

Кстати, диссертацию утвердили[218]218
  14 февраля 1957 г. (см. наст. издание, с. 186).


[Закрыть].

Слезницы надо писать на разрыв сердца.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. И В. В. Шкловским-Корди и Н. Г. Корди
7 апреля <1957 г., чебоксары>

Люсенька, Талечка, Варюша…

Меня ужасно огорчает вся история с комнатой. Но вот вопрос – в письме, которое я подписала, написано “через несколько месяцев”, а вы пишете в апреле. Что же все-таки?

Может, это сознательно, чтобы сохранить для бабушки? Тогда ничего не поделаешь (впрочем, женщины). Но непохоже. Впрочем, всё бывает.

Кстати говоря, писательское письмо о том, что меня надо вернуть в Москву и вернуть мне кров и т. п., какую бы то роль сыграло. Но я его организовывать не могу. А что говорит Арк<адий> Ник<олаевич>?

Кстати, что вы сказали Жене про 2.000. (Это пять, которые он не хочет получать.)

Получили ли вы мое письмо, где я просила вас сказать ему, что вам деньги?

Они срочно нужны на дачу, скажем.

Я, может, приеду на майские праздники, но с комнатой, очевидно, будет уже поздно. Спросите Арк<адия> Ник<олаевича>, стоит ли записаться в кооператив, а потом поменяться с бабушкой.

Напишите. У вас у всех особая форма одичания – не отвечаете на письма.

Как, Варюшка, экзамены? Когда приезжает Вася?

Ужасно грустно, что комната ухнула. Думаю, что у вас будет всё же коммунальная – и, может, лучше менять. А может, я буду ее снимать… Напишите Н. М.