Текст книги "Мерцание «Призрака»: лик смерти"

Карта на планшете показывала, что он был уже совсем близко от поместья и периметра, обнесенного забором из сетки, который уже виднелся в относительной близости. Проникать на периметр пока в мыслях у Льюиса не было, а значит, нужно было внимательно обойти это заведение по кругу и попытаться найти место для наблюдательного пункта, какой был нужен обязательно и при любых случаях.

Говард прошёл ещё немного и увидел небольшой пригорок, на который тут же аккуратно влез и, встав на колени, чтобы ни в коем случае не вырваться из ландшафта кустарников, поднёс к глазам бинокль. Добавил резкости и стал рассматривать то, что творилось на периметре. По лужайкам прогуливались сектанты в белых одеждах, проскальзывала охрана, которая была достаточно хорошо вооружена, но ходили патрули по одному человеку, что означало благоприятную обстановку для проникновения на периметр. Однако об этом речь пока не шла.

Льюис продолжал изучать, что творилось на периметре, но ничего особо интересного пока не происходило, да и что может особенного произойти утром, если у этих долбанных сектантов все основные богохульства происходят либо поздно вечером, либо ночью.

Говард старался не принимать всё это близко к сердцу, иначе бы его борьба с еретиками была бы обречена на провал. Его делом было то, что он умел делать лучше всего. А именно проводить разведку, операцию и исчезать в неизвестном направлении, а пока он продолжал наблюдать.

Аэропорт Шарля де Голля.

Романов заходил в самолёт до Москвы и, найдя свое место в экономклассе, сел на кресло, убрав ноутбуки наверх в багажное отделение и, расслабившись, откинул голову на подголовник кресла. На иллюминатор накрапывал дождик. Погода была прескверной, но жизнь перед ним расцветала бурными красками, которые имели множества ярких оттенков. Почти таких же, как и у радуги после летней грозы. Эту прелесть нельзя было сравнить ни с чем! В ней теплилась и расцветала сама жизнь, в которой Андрей хотел жить и верить в лучшее, хотя этого лучшего так было мало, но надежда неотвратимо преследовала его и призывала верить.

Самолёт стал взлетать, отрываясь от взлётной полосы и убирая шасси. Воздушное судно набирало высоту, направляясь в столицу России.

Лондон. Штаб-квартира МИ-6.

В просторном тёмном кабинете, где горела лишь настольная лампа, было довольно темно. Яркий свет падал лишь на поверхность стола, освещая круглое лицо генерала Генри Андертона, чьи тёмно-зелёные глаза сливались с темнотой, царившей в кабинете.

Рапорт агентуры из Парижа Андертон прочитал довольно быстро, сначала толком ничего не поняв, но позже постепенно стал вдумываться и пытаться всё досконально изучить и найти все подводные камни этого, бесспорно, довольно тёмного дела.

Он медленно встал из-за стола с рабочего кресла и, сделав несколько кругов по своему кабинету, подошёл к окну и раздвинул плотно закрытые жалюзи. В следующее мгновение перед его глазами возник вечерний пейзаж Лондона, который потрясал генерала своей красотой.

Атмосфера в кабинете была настолько хорошей для раздумий и концентрации, что нельзя было придумать ничего лучше, чтобы всё до конца расставить по своим местам. На столе продолжала одиноко гореть настольная лампа, освещая ярким светом небольшой участок деревянного пола и книжный шкаф, выполненный из драгоценных пород дерева, которому по возрасту пришлось повидать немало «постояльцев» этого кабинета.

Андертон сделал по кабинету ещё несколько кругов, пребывая в своих раздумьях. Он был одет в чёрный костюм, сшитый на заказ из дорогой шерсти и чёрные кожаные ботинки, а чёрный шёлковый галстук добавлял колорита всему этому модному ансамблю. Классика всегда будет в моде, считал он и, безусловно, был прав!

Подойдя к столу, генерал открыл коробку, где лежали превосходные кубинские сигары из дорогих сортов табака, имевших особый аромат. Генри вытащил одну и, откусив кончик зубами, выплюнул его в корзину для бумаг. Он поднёс зажигалку к сигаре и чиркнул ей, и его морщинистое лицо озарил тёплый огонёк. Сделав несколько тяг, сигара начала медленно тлеть. Андертон подошёл к рабочему столу и, сев обратно на рабочее кресло, принялся читать рапорт парижской агентуры МИ-6 заново.

Вдумчиво прочитав ещё раз, Андертон положил на пепельницу сигару, продолжавшую тлеть, и снял телефонную трубку:

– Слушаю вас, генерал Андертон, – внимательно сказал референт.

– Найди полковника Кайла Робинсона.

– Хорошо. А, что ему сказать? – монотонно спросил референт.

– Скажи, что я его жду сегодня. Для него есть важное дело – тяжёлым голосом ответил Генри.

– Да, но уже восемь вечера, – добавил референт.

– Найди его! Выполняй приказ! – сказал Андертон и положил телефонную трубку.

Генерал понимал, что за уничтожением французской ячейки Аль-Каиды стоит что-то большее, нежели просто борьба с терроризмом. От этой операции, явно проведённой агентами ФСБ, пахло чем-то очень интересным, то, что с каждой минутой всё больше и больше тянуло к себе, желая окунуть новых соискателей в глубокую пучину закрытой для чужих глаз тайны.

После пары часов мучительных раздумий, в которых провёл это время генерал Андертон, раздался телефонный звонок. Генерал снял трубку и усталым голосом ответил:

– Да.

– Генерал. Полковник Робинсон в приёмной.

– Проси, – ответил Андертон и, положив телефонную трубку, резко потёр ладонями лицо.

– Сэр, – зайдя в кабинет и закрыв за собой дверь, сказал полковник.

– Добрый вечер, полковник.

– Кайл, сэр.

– Хорошо, – добавил Андертон и жестом руки пригласил Робинсона за рабочий стол на свободное рабочее кресло.

– Если я понадобился, значит, что-то случилось, – начал разговор Кайл, пройдя к столу и сев на рабочее кресло, направил свой полностью сконцентрированный взгляд на генерала.

– Да. Прочитай вот этот рапорт, – сказал Андертон, протянув полковнику папку с бумагами.

Кайл взял в правую руку папку и, положив её перед собой на стол, открыл её, принявшись читать рапорт. На какое-то время в кабинете настала тишина, какую спустя десять минут, прервал Робинсон.

– Значит, кому-то удалось ликвидировать французскую ячейку Аль-Каиды, и американцы думают, что это дело рук ФСБ. Что ж, очень возможно. А что говорят из Лэнгли?

– Хм… – усмехнувшись, произнёс генерал. – Ты же знаешь, что американцы не будут делиться с нами своими секретами. Они вроде и с нами, но в тоже время и нет, – встав из-за рабочего стола, сказал Андертон.

– Знаю. Но в чём же тогда дело? Если уничтожение террористов – только прикрытие чего-либо.

– Не знаю, Кайл. Поэтому тебя и вызвал. Ты агент опытный, да и возраст у тебя подходящий. Сам знаешь, что при такой профессии дожить до сорока пяти – это уже достижение.

– Возможно, сэр. Но с чего мне начинать? Я, честно говоря, пока даже и не представляю.

– Отправляйся в Париж. Нам нужно узнать, в чём действительно дело, – взяв в рот продолжавшую тлеть сигару, сказал Андертон и, сделав несколько тяг, выпустил тут же изо рта табачный дым.

– Хорошо, сэр. Я выйду на резидентуру ЦРУ в Париже и на их связного, а там уже дело техники. Когда лететь? – отдав папку с бумагами обратно генералу, спросил он.

– Ну, лететь не обязательно, можно и поездом. Но вообще, постарайся быть там уже к завтрашнему вечеру. Связи не будет никакой. В контакт с нашей агентурой не вступай. Действуй в одиночку. Вот планшет, – вытащив из ящика стола и отдав Робинсону его в руки, сказал Андертон. – Тут вся информация, которая сможет тебе понадобиться. Об оружии позаботься сам.

– Я всё понял, сэр, – сказал Кайл, положив планшет во внутренний карман пиджака, и, резко встав из-за стола, прошагал по кабинету к двери и вышел в приемную, после чего исчез за дверью.

Фигура полковника Кайла Робинсона была не из «простых». Его жёсткость и преданность делу была известна довольно широко в МИ-6. Сам он был роста чуть выше среднего, имел плотное телосложение; стрижку носил классическую, короткую; брюнет с тёмными глазами. Он одёрнул пиджак синего костюма и поправил голубой галстук на небесно-синей сорочке и быстрым шагом направился к лифту.

День был закончен. Но что было за его границей, Кайл не знал и не хотел знать. Лишнего знать он никогда не желал, понимая, что любая информация и особенно личного характера рано или поздно утянет на дно. На дно же Робинсон пока не планировал, понимая, что бывает всякое, но так же всякого не бывает. В его жизни случалось многое, но многое так и не случилось, как впрочем, и в жизни каждого человека, думавшего о своей несчастной судьбе. Может, он и был несчастен и видел своими глазами горе, которое пережил, понимая, что обязан был его пережить. За всё надо платить. А цена часто бывает слишком высокой, и Кайл это знал!

Он нажал кнопку вызова лифта и принялся ждать, продолжая думать и вспоминать. Вспоминать зачастую то, что не надо было вспоминать. Однако человек несовершенен и слишком часто мучает себя сам…

Двери лифта разъехались в стороны, и Робинсон зашёл в кабину, нажав кнопку первого этажа. Лифт быстро опустился, и он в темпе прошел центральный холл и вышел на улицу.

Шёл дождь, и было довольно сыро. Он любил свою Англию, но терпеть не мог ту погоду, какая часто бывала в Лондоне зимой. Зимнюю сырость Кайл терпеть не мог, но, правда, приходилось с ней мириться, несмотря на то, что этого делать так не хотелось. В такое время он часто вспоминал пустыню и жару Ближнего Востока, где бывал часто, но терпеть не мог этот регион. Он всегда считал, что арабы сами накликают на себя беду и так часто получалось, видя постоянные конфликты не по телевизору в уютном кресле, а наяву в окопе, в котором интересы Соединённого Королевства были превыше всего!

За годы своей службы в МИ-6, Робинсон отдал слишком многое своей Великобритании. Конечно же, он был не одинок в своей судьбе. Таких людей было много, и они окружали его каждый день и смотрели ему в глаза, словно прося у него поделиться своим. Однако Кайл молчал. Он терпеть не мог пустой болтовни о героизме.

Робинсон считал, что твой героизм должен оставаться с тобой наедине, вот тогда это героизм. Достаточно только самому знать о том, что ты сделал, и не думать о том, что скажут о твоём поступке другие. Вознесут ли они тебя до небес или окрестят лжецом. Поэтому Кайл предпочитал молчать и гордиться собой, вечерком садясь со стаканчиком хорошего виски на кресло. «Эти шотландцы умели всегда делать хороший напиток» – однажды Робинсону сказал его отец, старый вояка из САС, видевший много разных военных конфликтов. Кайл любил отца, который воспитал его в одиночку, потому что его мать была со слабым здоровьем и умерла при родах. Поэтому Робинсон получил суровое мужское воспитание и был за это благодарен отцу, выведшему его в люди. Он не был, как его одноклассники, сопливым маменькиным сынком. Он был воином и был им всегда! И всегда защищал слабых, словно настоящий рыцарь из далёкого средневековья.

Кайл продолжал идти по улице под дождём, пока не дошёл до своего дома. Он подошёл к двери и всунул ключ в замочную скважину. Повернул несколько раз, и замок открылся. Он ввёл на сенсоре код, сняв дом с сигнализации, и закрыл дверь.

Дома было тепло и сухо, что не могло не радовать старые кости Робинсона. Кайл прошёл на кухню и, увидев на столе стоящую бутылку с шотландским виски, отвинтил крышку и налил в чистый стакан крепкого спиртного напитка. Он сделал пару больших глотков и почувствовал тепло своим организмом, который согревался от хорошего ароматного виски. Робинсон допил стакан и выпил ещё один, пройдя в гостиную на диван, где сел в темноте, расслабляясь после тяжелого и трудного дня.

Кайл вытащил из кобуры на ремне «Вальтер», скинул с себя кожаную куртку и задремал.

Штаб-квартира ЦРУ. Лэнгли.

Продолжал печататься факс. Референт глотнула кофе из кружки, от которого у неё остался неприятный привкус во рту. Но лучшего кофе не было, и довольствоваться приходилось тем, что было. Факс быстро напечатался, и референт вытащила бумагу и подошла к двери кабинета мистера Майерса, по полотну которой тут же постучала, положив правую руку на дверную ручку.

– Можно, мистер Майерс? – открыв дверь его кабинета, спросила референт.

– В чём дело? – настороженно спросил Дэниел.

– Мистер Майерс, вам факс из Лондона с пометкой «срочно», – ответила референт.

– Давай его сюда, – с беспокойством в голосе сказал Майерс.

Референт зашла в кабинет и отдала факс лично Майерсу в руки, после чего быстро удалилась. Дэниел быстро понял, кто передал этот факс. Он был от агента, который тайно работал на ЦРУ, находясь на службе в МИ-6. В факсе было написано:

«Андертон послал Робинсона в Париж для собственного расследования по делу об образце. Они пока ничего не знают. Робинсон выезжает в Париж на экспрессе утром. Группа номер один готова к действию. Связь по установленному каналу».

Майерс достал зажигалку и пододвинул к себе пепельницу. Хоть сам он лично не курил, но держал её на всякий случай. Примерно как этот. Майерс поджёг лист факсовой бумаги и положил его в пепельницу. Пламя быстро обхватило весь лист, и через несколько секунд он полностью истлел. Дэниел, недолго думая, снял трубку телефона и набрал номер замдиректора Нолингтона.

– Да, – ответил усталый голос.

– Это Майерс, – резко ответил он.

– Что случилось Дэниел?

– Мистер Нолингтон. МИ-6 выслало Робинсона в Париж.

– Это по нашему делу? – уже более оживлённым голосом спросил он.

– Да.

– Уберите его. Он опасен для нашего дела. Когда прилетает агент Стивенсон?

– Анджелина будет здесь завтра, – коротко ответил Майерс.

– Хорошо. Выполняй приказ! – сказал Нолингтон и положил телефонную трубку.

Майерс открыл ноутбук и написал в электронном письме всего пару слов: «Группе номер один зелёный свет», – и отправил на условный электронный адрес.

Москва.

Романов открыл дверь квартиры и вошёл в коридор, погрузившись в темноту. Он автоматически нащупал на стене выключатель и лёгким движением руки нажал на него. Загорелся приятный глазу тёплый свет. Призрак поставил на пол чемодан с вещами и, сняв пальто, повесил его в шкаф-купе на вешалку.

Андрей тяжело выдохнул и резко направил взгляд на зеркало, к которому чуть позже прикоснулся лбом. Он закрыл глаза и на мгновение замер. Романов ощущал такую тяжесть в сердце, какую не чувствовал уже очень и очень давно. Для него было странно это состояние души, но он помнил его. Призрак открыл глаза и оторвал лоб от зеркала. Он снял ботинки и прошёл в комнату, где устало плюхнулся на диван.

Старинные часы, стоявшие на полке в его любимой деревянной стенке, показывали десять часов утра. Ему казалось, что за довольно короткое время прошло очень и очень много всего! Позади снова и снова были часы войны и такие сладостные минуты любви, о которых можно было вспоминать постоянно. Андрей знал, что всё проходит! Всё пройдёт, как проходило много и много раз! Однако надежда не умирала и продолжала жить в его сердце, зажигая фитиль свечи, именуемой верой.

Романов встал с дивана и подошёл к окну, за которым падал снег. Снежинки своим весёлым хороводом резвились в воздухе на ветру и падали на землю, устилая всё белоснежным ковром, готовя всё к наступающему Новому году. На душе Призрака было тяжело. Грусть и боль, как будто соединились воедино и принялись мучить его, задавая ему всё новые и новые каверзные вопросы.

Андрей отошёл от окна и прошёл в свой домашний кабинет. В углу стоял довольно большой деревянный секретер, а по стенам находились стеллажи с книгами и скоросшивателями для бумаг. На торцевой стене висела картина, закрывавшая дверцу сейфа. На секретере стояли множество рамок с фотографиями, на которых взгляд Романова замер, словно ощущая тяжесть прожитых лет, где терялся он сам. Всё было в его жизни, собственно, как и у всех, но утрат было слишком много, а счастья было так мало, что это всё нельзя было сопоставлять! Плохое бы всё равно перевесило, мгновения доброго и чистого… Может, конечно, потери и нужны, чтобы задумываться о Боге. Но, если Бог есть, то почему Он не оставляет нам ничего хорошего, а преподносит только страдания?

Призрак глубоко вздохнул, включив настольную лампу на секретере, и снял картину, поставив её на пол. Это был красивейший зимний пейзаж, где одинокие ели стояли на поляне, окутанные белым пушистым снегом, а морозное утреннее солнце освещало небо.

Романов вытащил из кармана пиджака связку ключей и, вставив в замочную скважину ключ, сделал несколько оборотов против часовой стрелки. Потом он ввёл на сенсорной панели комбинацию из цифр, и дверца сейфа открылась, щёлкнув замком. Внутри сейф был относительно небольшой вместимости. В нём лежали электронные и бумажные копии рабочих материалов, деньги и два пистолета. Аккуратным движением руки Призрак вытащил пистолет «ЗИГ-Зауэр П-229» и два запасных магазина к нему, а потом, разложив на крышке секретера две обоймы и заряженный пистолет, закрыл сейф и вернул картину на место, легким движением руки, повесив её на торчавший из стены саморез.

Романов сел за секретер и, разрядив пистолет, быстрыми движениями разобрал его, разложив аккуратно все детали перед собой на крышке, и шомполом принялся чистить ствол оружия.

Делая несложную механическую работу, он продолжал размышлять о том, что ждёт его в будущем, которое Призрак никак не мог себе представить. Нет, не из-за бедности фантазии, а из-за призмы суровой реальности, которая всегда и в каждый даже счастливый момент напоминает о себе.

Казалось, что позади было много всего, но впереди было тоже всего немало, а может, даже и очень много! Андрей чувствовал, что его судьба будет нелёгкой, но насколько нелёгкой, он не мог знать и не мог даже предугадать.

Пригород Тулузы.

Льюис открыл глаза, вернув водительское сиденье из положения лёжа в нормальное одним движением правой руки и почувствовал, что практически не отдохнул.

По его мнению, спать на открытом воздухе в спальном мешке, но полностью лёжа было лучше, чем на разложенном водительском сидении. Говард толком не понимал, что он хочет больше: снова спать или чашечку крепкого чая. В любом случае и одно и другое было ему абсолютно недоступно, впрочем, так же, как и сон в спальном мешке, за отсутствием оного.

Льюис вышел из машины, закрыв дверцу «Мини-купера» и слегка поёжись открыл багажник и вытащил оттуда пластиковую бутылку с питьевой водой. Он отвернул крышку и сделал несколько крупных глотков пресной воды. Удовольствия от этого, конечно же, не было никакого, но пить на какое-то время не будет хотеться, и это уже было огромным плюсом. Конечно, хотелось развести огонь и приготовить чай, но в целях маскировки этого делать было нельзя, как и покидать наблюдательный пункт, который получился весьма недурно из лап и веток хвойников.

За всё прошедшее время наблюдения Говард понял, что брать поместье штурмом или внедриться в братство будет невозможно, что обозначало только одно: поиски какого-то средства для проникновения в поместье. И это средство было найдено. Секретарь главы секты всегда ездил в город и, причём ездил каждый день, не говоря о продуктовом фургоне, который так же курсировал в город через день.

Однако секретарь секты имел больше информации, чем водитель продуктового фургона. Поэтому интерес вызывал он и его автомобиль, который был бронированным «Мерседес». Далее сложность представлял ещё один факт: два охранника, которых необходимо было ликвидировать и взять секретаря. Его допрос было делом техники, но то, что он должен был много знать, было определяющим фактором. Теперь оставалось только придумать, как обезвредить охрану и захватить секретаря. Этим Льюис и собирался заняться, несмотря на свою усталость, с которой боролся на морально-волевых.

Глава 8

Лондон. Вокзал «Ватерлоо».

Робинсон торопился на экспресс до Парижа. Он шёл быстрым уверенным шагом, стараясь не задевать никого из окружающих, аккуратно исчезая в толпе. Для него это был излюбленный приём, которым он великолепно владел и умел сливаться с толпой, даже в тех случаях, когда около него было парочка человек.

Кайл шёл налегке. В этой командировке он решил обойтись без багажа, поскольку действовать ему предстояло быстро и решительно, по возможности не привлекая никакого внимания. Для него это было не ново, поэтому Робинсон понимал, что впереди его ждало нелёгкое задание, где могло случиться что угодно.

Он ускорил шаг, несмотря даже на тот факт, что отнюдь не опаздывал на поезд, а шёл, чтобы спокойно расположиться в своём купе. Вокруг было много приезжих европейцев, торопившихся на ближайший уходящий через пятнадцать минут экспресс до Парижа.

Робинсон посмотрел на табло и направился к поезду, продираясь сквозь толпу людей, торопившихся в разные точки Великобритании. Он зашёл в экспресс и перевёл дух. Возраст давал о себе знать, но Кайл старался держать свою физическую форму на пределе возможного в свои сорок пять лет.

В экспресс продолжали садиться люди, и Робинсон, пропустив пожилую семейную пару, подошёл к своему купе. По привычке он осмотрелся по сторонам и зашёл внутрь, закрыв за собой дверь на запор. В купе стоял цветочный аромат, который слегка напрягал Кайла. Он не любил резких ароматов, потому что считал, что такие запахи могут в решающий момент не дать распознать газ или какой-либо другой опасный запах, которых было очень и очень много. Робинсон знал много разных «ароматов», что подтверждало статус его боевого опыта, которому многие могли только позавидовать.

Кайл сел в кресло и сделал несколько глубоких вдохов и постепенных выдохов. Это расслабляло его и давало вернуться обратно в состояние относительного спокойствия. По крайней мере Кайл так считал и уделял дыхательной гимнастики довольно продолжительное время.

Поезд постепенно тронулся с места и начал своё движение, начиная разгоняться.

Робинсон был уверен в том, что дыхательная гимнастика давала организму силы для преодоления стресса, которого было довольно много на протяжении всей его службы в МИ-6, собственно, как и у любого оперативника, по статусу, сопоставимому с его.

Теперь, когда с дыхательной гимнастикой было покончено, Кайл стал вспоминать и анализировать, проверяя свои догадки насчёт того, было ли пущено за ним наружное наблюдение. Тщательно напрягая всю свою память, он продолжал думать. Робинсон пытался вспомнить всё до мельчайших деталей, но ничего подозрительного не приходило ему в голову. Да и с его методом слияния с толпой, кто угодно бы его смог потерять, несмотря даже на свой почтительный опыт в наружном наблюдении. Остановив воспоминания на время, он понимал, что его могли ждать уже в экспрессе. Это он, конечно, допускал, но до конца не считал правильным, если только… «Нет», – подумал Кайл. – «Ну а с другой стороны его уничтожение было вполне вероятно, поскольку делиться своими секретами ЦРУ никогда не любило, прерывая интерес содружественных разведывательных структур в самом зачатке».

Внезапно в кармане пальто начал вибрировать его смартфон. Робинсон неспешно достал его и нажал на приём вызова:

– Да, сэр.

– Для тебя есть небольшой сюрприз в стенке твоего купе. Я посчитал, что он тебе пригодится. Ты увидишь, где он. Счастливого пути Кайл, – сказал Андертон, и разговор прервался.

Робинсон убрал смартфон обратно в карман пальто и встал с удобного мягкого кресла, начиная осматривать и простукивать стенки купе. Он понимал, про что говорил Андертон. Речь, конечно, шла об оружии. «Да, но его ещё надо было найти!» – разочарованно подумал Кайл.

Робинсон продолжал тщательный осмотр купе. Через некоторое время Кайл нашёл место тайника. На нём был нацарапан небольшой, едва заметный крестик. Он оттянул обшивку и достал пластиковый пакет, в который был тщательно завёрнут пистолет. Робинсон раскрутил чёрный пластиковый пакет и достал из него глушитель и пистолет «Вальтер П-99». Кайл проверил наличие полного магазина в оружии и, навинтив на «Вальтер» глушитель, передёрнул затвор, понимая, что в самый ответственный момент на это действие может просто не хватить время и сунул его во внутренний карман пальто.

Экспресс продолжал выполнять свой маршрут. Робинсон сидел около окна, временами рассматривая разнообразные пейзажи, но время от времени его взгляд был направлен исключительно в потолок, чтобы не терять нужной концентрации, постоянно возвращаясь в себя.

Кайл дремал, понимая, что перед сложным заданием нужен был отдых и силы, которых в самый последний момент может попросту не хватить для выполнения своей миссии. Хотя думать сейчас об этом он не хотел. В его голове вообще царил полный хаос. Такой хаос, какой только бывает после долгого урагана, который проходит по местности, не оставляя за собой ничего, кроме разрушений.

Робинсон продолжал сидеть с закрытыми глазами на кресле и вспоминать. Он вспоминал своё детство, такое странное и прекрасное. Много всего он пережил в детские годы, это он помнил хорошо. Отец часто был строг с ним и не давал ему спуска, постоянно требуя от него невозможного. Теперь Кайл понимал, что отец просто очень любил его и готовил к взрослой жизни, говоря, что жизнь всегда будет требовать от тебя невозможного, и ты это невозможное должен будешь делать, несмотря ни на что!

Поезд продолжал лететь с высокой скоростью, минуя всё новые и новые километры. До прибытия оставалось где-то около получаса, что бесспорно радовало Робинсона, давая возможность забыть об очередной пока скучной поездке. Внезапно какие-то звуки насторожили его. Кайл почувствовал, что услышал какое-то движение за дверью, но был в этом точно не уверен, понимая, что всё могло просто показаться, вспоминая между прочим одно правило: «Если кажется, это ещё не значит, что это есть на самом деле».

Он на всякий случай вытащил из внутреннего кармана пальто «Вальтер» и мысленно приготовился к стрельбе. Нажимать на спусковой крючок ему было не ново, а значит, и бояться уже было нечего. Ведь только зелёным юнцам страшно первый раз нажать на спуск, выжав его до предела, целясь при этом в человека.

Робинсон подошёл к двери и на мгновение прислушался. Непродолжительную тишину прервал щелчок затвора. Кайл мгновенно принял единственно правильное в такой ситуации решение, отпрыгнув назад к окну и начав стрелять в район двери уже при падении. Пули мгновенно прошили дверь купе, и в ответ через мгновение по дверному полотну и стенкам был открыт шквальный огонь из автоматического оружия, снабжённого глушителями.

Робинсон продолжал стрелять наугад, старясь попусту не тратить ни одного лишнего патрона. Через несколько секунд «Вальтер» был пуст. Он моментально лёгким движением руки отбросил пистолет, и выстрелы стихли. Кайл не знал толком, что в такой ситуации можно сделать, но в этот самый момент опыт заговорил сам за себя, решив сделать единственно правильный в этой ситуации ход. Притвориться мёртвым.

Запор на двери был сорван и в купе ворвались двое в бронежилетах. В руках у каждого был пистолет-пулемёт «HK MP-7» с глушителем. Они подошли к Робинсону поближе и один сказал:

– Сделай контрольный, что-то он не очень похож на труп.

Кайл сразу понял, что раздумывать больше некогда и стремительным ударом ноги подкосил одного из них, заставив его упасть на себя. Другой на минуту растерялся и мгновенно прошил двумя очередями бронежилет оперативника, который упал на Робинсона. Кайл вытащил уже у мёртвого оперативника пистолет «USP» с глушителем и, сняв его с предохранителя, сделал несколько выстрелов туда, где стоял противник. Услышав, что оперативник упал на пол купе, Кайл отбросил лежащий на нём труп другого оперативника и резко вспрыгнул на ноги. Мгновенно окинув себя взглядом, он понял, что, на удивление, был не ранен и даже не запачкан чужой кровью. Робинсон понимал, что надо было спешить, поскольку больше оставаться в купе было нельзя. Он понимал, что уже не чувствует время, и решил не осматривать тела, лежавшие в лужах крови. Кайл выскочил из купе и мощным ударом локтя, отключив кого-то из служащих экспресса, внезапно выбежавшего из-за угла, быстрым шагом направился в багажный отсек, пытаясь не вызывать ни у кого ни малейшего подозрения.

Робинсон продолжал продвигаться всё дальше и дальше, постепенно приближаясь к багажному отсеку. Временами отворачиваясь от пристальных возмущённых взглядов пассажиров экспресса, он через некоторое время достиг багажного отсека, ювелирно отмычкой взломав дверь. Кайл зашёл внутрь и сделал несколько глубоких вдохов и постепенных выдохов, понимая, что ему немедленно нужно перевести дух и прийти в состояние относительного спокойствия, до которого нужно было ещё дожить. От сильного выброса адреналина у него ломило голову, и он как будто ощущал, что ещё несколько секунд в таком же ритме сердца, и голова взорвётся. Робинсон присел на какое-то сидение, которым в этой роли выступил чей-то большой чемодан, и опустил голову.

Экспресс прибывал на вокзал. Кайл достал пистолет и проверил наполненность магазина. В обойме оставалось девять патронов сорок пятого калибра. Робинсон зарядил пистолет и поставил его на предохранитель, убрав его во внутренний карман пальто.

Экспресс остановился, прибыв на перрон, где его уже ждали куча жандармов, которые тут же ворвались в поезд, не разрешая пассажирам экспресса выйти. Кайл подошёл к двери, разбив перед этим рукояткой пистолета все лампочки багажного отсека, и принялся ждать «гостей».

Робинсон внезапно учуял, что дверь вот-вот откроют, и приготовился к тому моменту, от которого зависел весь успех прибытия в Париж для выполнения поставленной миссии.. Дверь от удара ноги жандарма распахнулась, и один жандарм влетел в отсек, держа в руках, готовый к бою «ЗИГ– Зауэр Про». Робинсон тут же, не теряя времени, ударил одного рукояткой пистолета по голове, а второму жандарму врезал со всей силы костяшками пальцев в горло, заставив жандарма всхлипнуть и упасть на пол, держась руками за кадык.

Кайл стремительно выскочил из экспресса и быстрым шагом направился на выход с вокзала. Робинсон сделал быстрый рывок и смешался с толпой, где как обычно растворился и через мгновение успокоился, задумавшись над главной задачей, которая продолжала стоять перед ним. Нужно было найти и допросить заместителя начальника резидентуры ЦРУ, пытаясь вытащить из того под страхом смерти всё, что он только знает.

Кайл попал в служебные помещения, где, воспользовавшись переполохом, легко исчез с вокзала из служебного входа. Он прошёл по парижским улицам пару кварталов и, чувствуя относительную безопасность, достал из внутреннего кармана пальто планшет, где, быстро пролистав информацию, нашёл адрес той самой законспирированной квартиры заместителя начальника резидентуры ЦРУ в Париже. Теперь действовать нужно было немедленно! Конечно же, Робинсон понимал, что о его появлении в городе вот-вот будет известно, но шанс, что всё пройдёт гладко, ещё оставался, хотя пусть и совсем маленький.