Текст книги "Нелюбимая дочь"

Незримый игрок: Брак ваших родителей

Роль матери и отца, любящих и заботливых или нет, в жизни детей тесно связана с взаимоотношениями этих двух взрослых людей. Маленькие дети не способны понять чужие отношения, кроме самых очевидных проявлений; скажем, ваши родители часто улыбались и обнимались или нормой жизни в вашем доме было хлопанье дверей и ругань. В любом случае характер этих важнейших взаимоотношений – прислушивались ли родители друг к другу и шли на компромисс или боролись за власть – влиял на то, как они исполняли родительские обязанности. Важно также, были ли они счастливы вместе – это предопределяет все отношения в семье, так же как и то, насколько супруги оправдывали ожидания друг друга. Недовольство браком очень легко выливается в злость на ребенка. Разумеется, разрыв супружеских отношений – будь то мирный развод, многолетняя битва или просто исчезновение одного из родителей – оказывает глубокое воздействие на каждого ребенка в семье.

Став взрослыми, мы можем наконец заметить подводные течения в браке родителей, влияние которых чувствовали, но не могли понять в детстве.

Другой взрослый: Ваш отец

Исследования показывают, что в здоровых семьях отец вносит значимый вклад в развитие ребенка через действия, слова, моделирование поведения и проявления привязанности. Отцовское влияние может стать ключевым в обучении ребенка эмоциональному контролю – поскольку отцы предпочитают шумные и даже грубые игры, – а также помочь формированию эмпатии в детском и юношеском возрасте. В здоровых семьях диада, состоящая из мужа и жены, укрепляется с добавлением ребенка и образованием триады, хотя это требует сознательных усилий. Согласно нескольким исследованиям, влиянием отца нельзя пренебрегать. Например, Дженнифер Бирд-Крейвен, Брендон Ауэр и другие показали, что отношения дочери с отцом играют важную роль в формировании способности справляться со стрессом. Уровень кортизона – гормона, вырабатывающегося при стрессе, оказывался ниже у девочек, имеющих теплые отношения с заботливым отцом. При негативных, холодных отношениях у дочерей наблюдался более высокий уровень кортизола, а также повышенная чувствительность к эмоциональным изменениям и склонность к реактивному поведению.

При наличии нелюбящей или отвергающей матери возникают и другие последствия.

Становясь родителем, не важно, отцом или матерью, каждый из нас привносит в эту роль не только свой детский опыт, но и идеи – все как одна непроверенные, многие совершенно неоформленные – о том, как лучше всего справиться с трудной задачей воспитания детей и какую роль должен играть партнер. Детство дочерей (и сыновей) 1940−1970-х годов определялось традиционными взглядами на отца как кормильца, главы дома и поборника дисциплины и на мать, обязанную заботиться о детях и доме. Для многих дочерей из этого поколения, воспитанных нелюбящими матерями, роль отца в культурном и социальном отношении была сведена к минимуму, что сказалось на их жизни.

Согласно недавним исследованиям, даже сейчас участие отца в воспитании детей остается ограниченным, поскольку и в наши, более просвещенные, времена роль матери считается более важной, чем роль отца, а попечение о детях остается женской обязанностью, как и забота о доме, даже если работают оба супруга. Оказалось, что именно матери решают, должны ли отцы участвовать в уходе за детьми и в какой мере. Это явление получило название «материнский гейткипинг». Осуществляя гейткипинг, мать критикует, принижает или дестимулирует попытки мужа заботиться о детях; в итоге отец, как правило, отказывается от активной роли.

Почти 20 лет назад Мэри Делуччи в своем исследовании выяснила, что надежными прогностическими факторами отцовской вовлеченности являются стабильность брака и поддержка жены. Интересно, что чем более негативным был опыт матери с ее собственным отцом, тем больше она стремилась к тому, чтобы ее муж стал активным родителем. Дочери отвергающих отцов также чаще одобряют и ценят эти усилия своих мужей. Более новые исследования, в том числе Сары Шоппе-Салливан, указывают на материнский гейткипинг как на существенный фактор неудачи пары в совместном родительстве. Дочери часто описывают нелюбящих, отвергающих и контролирующих матерей как мастериц гейткипинга – они хотят контролировать сферу, традиционно считающуюся женской.

Некоторым дочерям нелюбящих матерей одно только присутствие отца в доме помогает снизить накал критики и враждебности; для других, однако, близость к отцу обостряет конфликт с матерью – ревнивой и склонной к конкуренции либо эгоцентричной, желающей, чтобы все внимание мужчины в доме доставалось ей. Отец, эмоционально отстраненный от семьи, – физически присутствующий, но фактически отсутствующий по собственной инициативе – может усилить в душе нелюбимой дочери ощущение, что ее бросили и предали. Если отца действительно нет – родители развелись или он попросту сбежал, – это также, хотя и по-другому, сказывается на нелюбимой дочери.

Я предлагаю собственные, опять-таки ненаучные, описания ролей отца в отношениях матери и дочери и в его собственных отношениях с дочерью. Они могут пересекаться или меняться со временем. Помните, что эти паттерны лишь подспорье в понимании роли отца в вашем детстве и в дальнейшем.

Соглашатель сознательно или неосознанно становится пособником матери. Мать следит за тем, чтобы не сказать и не сделать дочери ничего неприятного в присутствии мужа, но, если правду утаить не удалось, моментально перекладывает вину на дочь. Каким бы ни было объяснение – ребенок нуждается в воспитании, проявил непослушание или неуважение, «слишком остро на все реагирует», – отец его принимает. Если папочка играет на стороне мамочки, для дочери это лишнее основание возложить на себя вину за то, что мать ее не любит. Впоследствии она может бояться любых отношений – и с мужчинами, и с женщинами.

Некоторые отцы не объединяются с женами, но принимают роль миротворца, что является разновидностью роли соглашателя. Их приверженность семейным узам и согласие с действиями супруги («Такой уж она человек», «Это для твоего же блага, она желает тебе добра») берут верх над всеми остальными соображениями и заставляют таких отцов активно побуждать дочерей принять их точку зрения. К сожалению, подобное миротворчество еще больше обесценивает и отрицает восприятие и чувства дочери. Такие мужчины испытывают определенную любовь и привязанность к своим дочерям, но игнорируют или не желают замечать обращение с ними матери и его последствия, поскольку главная ценность для них – супружеские узы. Дочь никогда не получает поддержки от такого отца, что приводит к неспособности разобраться в своих чувствах и доверять людям.

Подпевала. Печально, но факт: некоторые нелюбимые дочери рассказывают, что оба родителя были склонны к эмоциональному насилию, каждый по собственной причине, и злоупотребляли своей властью в отношении единственного ребенка или нескольких детей. Отцы тоже бывают нелюбящими, и в наиболее тяжелых случаях все сигналы, получаемые нелюбимой дочерью, оказываются негативными, как бы ни складывались взаимоотношения самих супругов.

Король семьи. Как ни странно, любящий и заинтересованный отец иногда может осложнить ситуацию в семье. Его близость к дочери становится катализатором усугубляющегося конфликта, особенно по мере взросления ребенка, поскольку мать считает, что уделяемое дочери внимание должно доставаться ей. Ревнивые, конкурентные или эгоцентричные матери часто видят в дочерях потенциальных соперниц в борьбе за место у трона короля. Матери, в детстве конкурировавшие за внимание собственного отца, например моя мать, особенно склонны опасаться за свое положение. Они разжигают конфликт, обрушивая на дочь все больше критики и делая все возможное, чтобы превратить мужа в соглашателя.

Чем менее устойчив брак, тем большей угрозой ее безопасности представляется матери привязанность отца к дочери. Дочь выступает в роли «другой женщины», реальной или выдуманной. По воспоминаниям нелюбимых дочерей, сценарий «король семьи» чрезвычайно разрушителен, и противостоять ему невозможно. Ревность пронизывает все поведение матери (формы могут быть разными), делая ее мстительной и подлой. Дочь в этой ситуации фактически бессильна.

Пустое место. Иногда дочь сталкивается с тем, что оба родителя в равной мере эмоционально недоступны, даже если придерживаются совершенно разных стилей родительства. Некоторые сообщают, что контролирующая мать держала под каблуком и отца – такие отцы склонны уносить ноги. Если «соглашатель» присоединяется к команде мамочки, то «пустое место» просто держится вне схватки, насколько возможно. Сара вспоминает: «Я почти не помню своего отца отдельно от телевизора или его магазина в цокольном этаже. Он молча поглощал обед, никогда не спрашивал, как у меня прошел день, и исчезал, едва положив вилку на стол. Пока я не стала взрослой, он был для меня никем».

В проблемных браках отцы часто эмоционально самоустраняются задолго до того, как действительно уходят из семьи (а некоторые и не уходят) и проводят больше времени на работе, вне дома, погружаются в хобби или спорт за пределами семейного круга. Интрижки на стороне еще больше отдаляют их от эмоционального центра семьи и, конечно, от дочерей. Эмоциональная боль, причиняемая дочери отсутствием материнской любви, усугубляется чувством, что отец отрекся от нее, отказался защищать, оставил одну во власти матери. Дочь испытывает огромное эмоциональное смятение из-за отсутствующего отца, и, если мать в конце концов разводится с ним, может фактически занять ее сторону, что порождает еще один внутренний конфликт. Потребность в материнской любви выходит на поверхность, и лояльность матери в этой тяжелой ситуации порой пересиливает необходимость защитить себя.

Развод родителей становится сложной коллизией для дочери нелюбящей матери, с которой ребенок, как правило, и остается жить. Дочери навязчивых матерей попадают в жесткий переплет, как только из-за стрессовой ситуации исчезают и те призрачные границы, что существовали раньше. Девочка старшего возраста в состоянии понять, что отец ушел, потому что с ним обращались так же, как с ней, и это может снять с нее бремя ответственности за крах брака матери и помочь создать устойчивый союз с отцом, даже если они проводят вместе очень мало времени. Пусть и отсутствуя физически в жизни дочери, такой отец присутствует эмоционально и заботится о ней. Став взрослой и начав устанавливать границы в отношениях с матерью, дочь может сохранить прочные узы с отцом.

Спасатель. Лишь немногие дочери говорят, что отец надежно оберегал их от дурного обращения матери, – похоже, Белые рыцари в реальном мире не водятся, – но многие все-таки чувствовали, что присутствие отца защищает или спасает их. Джеки (61 год) рассказывает: «Я мало времени проводила с отцом, он подолгу отсиживался за газетой, избегая конфликтов, или занимался починками в доме, и его нельзя было беспокоить, но, когда это все-таки случалось, я могла нормально дышать. На его лице я читала, что я хорошая, и это помогало мне не замыкаться в себе и не попадаться в ловушку – не верить всему, что она говорила. Это помогало. Всех моих проблем это не решило, но все равно, он меня спас».

Джеки похожа на многих дочерей унижающих или враждебных матерей, отцы которых, поощряя их устремления, признавая их таланты и способности, создают противовес материнской сконцентрированности на дочерних неудачах и недостатках. Дочери отвергающих или эмоционально отстраненных матерей часто обретают спасительную гавань в привязанности отца, даже если материнский гейткипинг ограничивает эту возможность. Многие – и я в том числе – чувствовали, что отец их ценит, и это позволило им в достаточно раннем возрасте понять, что они ничем не спровоцировали и не заслужили материнского отношения. В некоторых семьях, особенно если нелюбимая дочь является старшим или единственным ребенком, отец может стать воротами во внешний мир, побуждая ее браться за новые занятия или поддерживая увлечения, которые одобряет.

В отличие от «соглашателя», «подпевалы» или «пустого места», «спасатель» действует, скорее, как самостоятельная величина, балансируя между любовью и преданностью жене и дочери. Многие дочери отцов-«спасателей» идут по их стопам в работе и карьере. Некоторые рассказывают, что отец поддерживал их в развитии талантов, например в спорте или творчестве. Исследования показывают, что для женщин катализатором сближения является общение, а для мужчин – совместная деятельность. Это касается и отношений дочери и отца. 37-летняя Дженни вспоминает: «Отец никогда не вставал на мою сторону, когда мать придиралась ко мне или высмеивала за то, что я не так популярна, как мой брат. Но он молчаливо болел за меня в учебе, а затем, когда я начала писать рассказы, читал их все. Думаю, матери он ни слова о них не сказал. Я получила стипендию для обучения писательскому мастерству в колледже, и он один отвез меня туда. У нее нашлись другие дела. Он не защищал меня, и в детстве мне часто бывало больно, но он помогал мне по-своему, по мере сил».

Важно понять, что даже наличие отца-«спасателя» не позволяет ускользнуть из-под материнского гнета. Как вы помните, отрицательные и положительные переживания по-разному обрабатываются и хранятся в головном мозге. Дочь все равно тащит груз негативных эмоций, и ей предстоит пройти путь к исцелению. Я тому пример.

Единственный ребенок

Единственный ребенок сталкивается с определенными трудностями, как уникальными, так и общими для всех нелюбимых дочерей. Маленький мир, в котором живут все дети, оказывается еще меньше, если состоит всего из трех человек, а порой и двух. Дочери в таких обстоятельствах приходится справляться со стереотипными представлениями не только о матери, но и о ребенке, не имеющем братьев и сестер. Я была единственным ребенком первые девять лет жизни и не понаслышке знаю, каково это. В 1950-х, когда достигло совершеннолетия поколение беби-бума, семьи с одним ребенком составляли всего 10 % от общего числа. В среднем на одного ребенка приходилось 3,6 братьев и сестер. Сегодня единственных детей уже 20 %. Однако миф, согласно которому единственный ребенок растет непослушным, испорченным, избалованным, не умеющим общаться и в чем-то ущербным, остается частью нашего сознания. В конце концов, Грэнвилл Стэнли Холл, считающийся отцом психологии, писал, что «быть единственным ребенком – само по себе, болезнь», а Альфред Адлер столетие спустя заявил: «Единственный ребенок испытывает трудности с любой самостоятельной деятельностью и рано или поздно становится бесполезным в жизни». В действительности одно исследование за другим доказывают, что единственные дети оказываются не менее, а иногда и более успешными, чем их сверстники, имеющие братьев и сестер.

Итак, стереотип об «одинокой одиночке» ложен? Это зависит от привязанности единственной дочери к матери и отцу и от устойчивости треугольника, составляющего ее семью. Если привязанность ненадежна и мать демонстрирует любой из восьми токсичных стилей поведения, дочери придется очень трудно, даже если она рано осознает происходящее. Единственные дети проводят со взрослыми больше времени, наблюдают больше разговоров и поступков взрослых, они привыкают слушать или даже подслушивать их. (Все это ненаучные данные, но я сама росла одна, у меня один ребенок, и я опросила многих женщин, не имеющих братьев и сестер.) Однако осознание паттерна не помогает единственному ребенку справиться с отрицательными эмоциями или облегчить боль от того, что его не любят. Посторонние склонны считать таких детей избалованными, что может приводить к особой изоляции и заставлять держать рот на замке.

Единственный ребенок постоянно находится в центре внимания – враждебного, если мать агрессивна, навязчива или эгоцентрична; некому отвлечь огонь на себя или дать небольшую передышку.

Как ни странно, единственные дети могут становиться «козлами отпущения», несмотря на отсутствие «стада». Их обвиняют в том, что в жизни матери что-то не сложилось, например что ей пришлось пожертвовать амбициями или успехом («Если бы не ты, я бы сделала блестящую балетную карьеру»), в сделанном матерью выборе («Из-за тебя я не смогла окончить колледж»), в состоянии ее здоровья или внешности («Мне так и не удалось похудеть, после того как я набрала вес во время беременности») или в крахе ее брака. Последнее обвинение выдвигается чаще всего, особенно если дочь похожа на отца, напоминает о нем матери или ведет себя как «предательница», желая общаться с ним и его родственниками. Так случилось с Джоди (35 лет): «Папа ушел, когда мне было шесть, и женился снова через считаные дни после оформления развода. Мать обвиняла меня в его уходе. Она говорила, что, если бы я не требовала так много ее внимания, он не чувствовал бы себя заброшенным. Я верила ей долгие годы и тащила на себе ужасный груз вины. Хуже того, она заставила меня чувствовать себя негодяйкой, потому что я любила папу и хотела видеться с ним. Вы не представляете, какая это была пытка. Мне помогло то, что я уехала в колледж, и в кабинете психотерапевта ощущение, что я несчастна, наконец оставило меня. Это было спасением».

Согласно мифу о единственном ребенке, он склонен к навязчивости, и хотя в здоровых семьях это не так, но может быть верно для неблагополучных, о чем свидетельствуют душераздирающие воспоминания Ариэль Лив «Укороченная жизнь» (An Abbreviated Life). Единственный ребенок чрезвычайно эгоцентричной матери и любящего отца, находившегося буквально на другой стороне земного шара, Лив начала жить собственной жизнью, лишь полностью разорвав отношения с матерью. Чередующиеся навязчивость, подавление, манипулирование и газлайтинг не оставили ей выбора.

Непростая правда о братьях и сестрах

Оставаясь единственным ребенком первые девять лет своей жизни, я лелеяла две главные фантазии. В первой меня перепутали в роддоме и «настоящая» мать звонила в дверь, чтобы забрать меня. Во второй у меня была мудрая, любящая старшая сестра-защитница, как Джо в «Маленьких женщинах», которая стала бы моим лучшим другом, рассказала, что я не виновата в том, как мать обращается со мной, и даже сбежала бы вместе со мной из дома, если потребуется, как в сказке «Гензель и Гретель» – только с участием двух девочек.

Что бы ни рисовалось моему воображению, истина в том, что отношения братьев и сестер бывают непростыми даже в самых благополучных обстоятельствах, в любящих семьях. Несмотря на миф о том, что мать одинаково любит и опекает всех детей, почти в любой семье имеет место фаворитизм, о чем свидетельствуют масса исследований и понятие дифференцированного родительского отношения. Поскольку для нашего вида выполнение материнских функций является не биологически обусловленным, а усвоенным поведением, особенности личности и другие факторы влияют на способность женщины быть матерью конкретному ребенку, что может вылиться в разное отношение к собственным детям. В силу его личных особенностей («степени соответствия» ей) одного ребенка матери бывает проще растить, чем другого.

Представьте интровертную мать, вынужденную терпеть чрезвычайно шумного, неугомонного отпрыска, а теперь вообразите ее рядом со спокойным ребенком, гораздо больше похожим на нее. К кому из них она чувствует большую близость? Кто меньше ее раздражает? Насколько тяжелее для нее воспитывать первого, чем второго? Внешние факторы, например возраст и эмоциональная зрелость матери, материальное положение семьи, степень стрессовой нагрузки на мать и стабильность ее брака, также предопределяют разное отношение к детям. В любящей семье неодинаковое отношение может мотивироваться даже добрыми намерениями, скажем, убежденностью матери в том, что один из детей нуждается в большей поддержке и внимании. Распри детей одной матери, даже любящей, имеют под собой реальные основания.

Что еще важнее, исследования показали, что восприятие ребенком разного отношения к детям в семье («мамочка любит Тимми/Молли больше, чем меня») влияет на него сильнее, чем любовь и внимание, которые получает от матери он сам. Например, Джуди Данн и Роберт Пломин доказали, что последствия иного отношения родителя к сестре или брату более значимы для ребенка, чем подлинная любовь, которую проявляет к нему родитель. (Очередное доказательство психологического трюизма «зло сильнее добра» – негативный опыт сказывается на нас сильнее положительного.) Другие исследования свидетельствуют о том, что дети, пользующиеся большей поддержкой матери, – ее фавориты – имеют более высокую самооценку и лучше умеют приспосабливаться к ситуации, чем их игнорируемые братья или сестры, у которых выше риск развития депрессии. Исследование среди молодежи подтвердило этот вывод, а также продемонстрировало эффект ослабления братско-сестринских уз в семьях, где наблюдается дифференцированное родительское отношение. Эффект усиливается, если дети одного пола.

Убеждение, что наличие в семье больше чем одного ребенка идет на пользу и детям, и родителям, так долго господствовало в восприятии семейных отношений, что в детской ревности стали видеть безобидный, хотя и неприятный, «побочный эффект» большой семьи. Это не всегда верно, поскольку, как показывают недавние исследования, соперничество между детьми может причинять огромный ущерб личности, а травить друг друга дети, оказывается, учатся дома.

Имейте в виду, что эти наблюдения сделаны в благополучных семьях, где базовые эмоциональные потребности детей удовлетворяются. Если добавить в уравнение нелюбящую мать, возникают многочисленные вариации на основную тему. Когда мать не любит или слишком критикует только одного из детей, складываются отношения, внешне порой напоминающие те, что свойственны благополучным семьям, но качественно иные – намеренно и сознательно жестокие.

Некоторые матери активно управляют поведением своих детей, стравливая их или перетягивая братьев/сестер нелюбимой дочери на свою сторону, превращая ее в «лишнюю» (Мюррей Боуэн называет это триангуляцией). Иногда такое поведение призвано удерживать внимание всех членов семьи на матери или гарантировать, что ее точка зрения будет для домашних истиной в последней инстанции. Одна дочь, уже взрослая и порвавшая с матерью, рассказала, как однажды ее брат в разговоре с матерью признался, что выпил с сестрой кофе, и мать бросила трубку, а затем отправила ему электронное письмо с такими словами: «Твоя сестра всегда была трудным ребенком и ненормальной, и мне больно и оскорбительно думать, что ты встаешь на ее сторону. Никогда больше с ней не общайся, если хочешь и дальше видеться со мной». Контролирующая, воинственная или поглощенная собой мать обычно делает все возможное, чтобы не дать детям завязать достаточно тесные и теплые отношения, если они не находятся под ее полным контролем.

Таким образом, отсутствие материнской любви часто не единственная эмоциональная потеря нелюбимой дочери. Отношения с братьями и сестрами, чувство принадлежности к семье, ощущение семейных уз также страдают, и все это наносит бесчисленные удары по самовосприятию. Энни (49 лет) была единственной девочкой среди шести детей и мишенью для всей семьи: «Я сразу же стала “козлом отпущения”, единственный книгочей, тихоня среди задир. Когда я выросла, превратилась в “лишнюю”, объект выдумок и высосанных из пальца слухов. Я успешна, замужем за успешным мужчиной, имею высшее образование и сделала хорошую карьеру. Мать меня ненавидит, а мальчики вторят ей. Думаю, это помогает им повысить собственную самооценку».

Далее приводятся описания паттернов; некоторым я дала собственные названия, но все они составлены на основе психологических исследований с участием братьев и сестер и в целом носят научный характер. Судя по литературе – начиная с притчи о Каине и Авеле и заканчивая современной прозой, – родственные узы играют важнейшую роль в жизни любого человека. При нелюбящей матери ставки только повышаются.

Гензель и Гретель. Как и в одноименной сказке, эта связь, согласно Стивену Бэнку и Майклу Кану, возникает вследствие общей травмы, например отсутствия любящих и заботливых родителей либо смерти одного из них или обоих. Оба в паре заботятся друг о друге, защищают и активно спасают. Это диада, качественно отличающаяся от ситуации, когда старший ребенок заботится о младшем. Лишь немногие опрошенные мною нелюбимые дочери имели столь близкую, симбиотическую связь и только в том случае, если мать одинаково относилась к обоим детям или имелась особая причина, скажем, расстройство личности или зависимость у матери. Однако многие дочери, описывающие нечто наподобие пары Гензеля и Гретель, также отмечают, что эти узы не переживают детского возраста, поскольку, взрослея, дети начинают по-разному воспринимать ситуацию в семье, реагировать на нее и страдать из-за нее.

Таков случай Сеси (43 года), имеющей сестру старше нее всего на 18 месяцев: «Сестра была моей защитницей, когда мы были маленькими. Мать была очень враждебной, склонной к вербальному насилию и к тому, что я, с позиций взрослого человека, назвала бы истериками. Она слетала с катушек, если что-то шло не в точном соответствии с ее планами, и винила в этом нас. Наш отец в таких случаях сбегал или буквально – уходя из дома, или совершенно игнорируя маму. Но когда мы подросли, Джилл избрала в отношении матери путь миротворца. Она жалела ее и до сих пор жалеет. Я злилась, огрызалась и отвергала идеи Джилл насчет “бедной мамочки”. Она продолжает в том же духе, и это мешает нашим отношениям. Я бы сказала, что они у нас теплые, но не более того».

Непримиримые противники. В некоторых семьях врожденная потребность нелюбимой дочери в любви и внимании матери порождает неизбежную и губительную вражду с сестрой или братом, которые имеют и то и другое. Если противником является брат, душа и самооценка страдают не столь сильно; боль усиливается, когда одну дочь отвергают, а другую принимают. Именно так произошло с Гейл, ныне 44-летней, сестра которой, всего на 22 месяца старше ее, была «хорошим» ребенком, а она «плохим» и «трудным». Ее мать «выдавала» внимание и признание за достижения, и сестра, спортсменка и отличница, легко побеждала в этом состязании Гейл, страдавшую дислексией, мать называла Гейл разочарованием как дома, так и при посторонних. Гейл отчаянно ревновала мать к сестре, но и сестра страдала от необходимости оставаться успешной, чтобы сохранить любовь и внимание матери. В семье шла война без победителя. В какой-то момент обе дочери совершенно отдалились от матери, хотя сестра Гейл сейчас поддерживает с ней отношения. Неудивительно, что сестер почти ничто не связывает, кроме формальных звонков в дни рождения и праздники.

Фаворит и «козел отпущения». Фаворит – тот же «чудо-ребенок» или «золотой ребенок», но есть и оборотная сторона медали: он не имеет права на ошибку, точно так же как нелюбимая дочь ничего не может сделать хорошо. Для нелюбимой дочери ужасно и мучительно понимание (часто провоцирующее самообвинения) того, что мать может любить ребенка, но только не ее. Одна женщина, которой было пять лет, когда родилась ее сестра, вспоминает свою боль и потрясение: «Мать баюкала ее, постоянно ей пела, любила ее, целовала, а мне от нее ничего этого не доставалось. Помню, я наблюдала, как она нежно воркует с моей сестрой, и словно смотрела фильм, которого никогда прежде не видела. Это и по сей день так».

Иногда ребенок-фаворит воспринимается как продолжение матери, как объяснила мне одна дочь: «Моя младшая сестра была клоном матери. Им нравилось одно и то же, они одинаково выглядели, имели одинаковые приоритеты. Моя мать была беспощадно критична со мной, называла занудной и скучной, сравнивала с очаровательной сестрой, и я всегда чувствовала себя нелепым и нежеланным гостем, которому никто не рад. Мать никогда не интересовалась мной и, когда я стала женой и матерью, осталась столь же отчужденной. Вот детей и мужа моей сестры она обожала. Я общаюсь с сестрой два раза в год по телефону и не дольше пяти минут».

Иногда дочь пытается объединиться с матерью против другого ребенка в семье в надежде, что это принесет ей желанное внимание. Именно такую стратегию выбрала старшая сестра Леи. Лея была средним ребенком, ее сестра была на два года старше, а брат на четыре года младше. Все внимание изливалось на маленького мальчика, но преданность старшей сестры их матери и ее отчаянные усилия оттеснить Лею позволяли ей избежать жестокой критики и вербального насилия, которые обрушивались на Лею. «Мои сестра и мать были командой в том смысле, что обе обожали моего брата. Я всегда чувствовала себя чужаком, заглядывающим в окна, и ходила на цыпочках, стараясь ничем не разбудить затихшую неприязнь, которую мать ко мне питала. Я потратила несколько лет на психотерапию, пытаясь избавиться от ощущения, что “ни на что не годна”, – с неустойчивым результатом, несмотря на счастливый брак и двоих чудесных детей. Детское самовосприятие до сих пор преследует меня».

В некоторых семьях преследование нелюбимой дочери становится жестоким командным спортом, в котором она играет роль «козла отпущения». У Мэри, которой сейчас 51 год, были старшая сестра и два младших брата. Все дети боялись матери, но именно Мэри носила ярлык «дурного» и «проблемного» ребенка, и остальные, задирая ее и сваливая на нее вину, ловко отвлекали внимание от самих себя. Задним числом она поняла: «Мы никогда не могли ничего решать или выбирать применительно к нашим отношениям. У всех был главный кукловод». Она совершенно порвала с сестрой и братьями: «Если бы сегодня я встретилась с ними как с незнакомцами, то не захотела бы с ними подружиться».

Многие дочери верят тому, что слышат о себе, особенно если им мало лет, а «факты» повторяются снова и снова, как чудовищная семейная мантра. И как не поверить? Превращение ребенка в «козла отпущения» носит публичный характер, в отличие от других форм материнского насилия, которые обычно остаются в тайне; маргинализация ребенка в каком-то смысле узаконивается и становится частью семейного уклада. Отношение к нему объясняется рациональными причинами, которые сообщаются остальным родственникам, а то и всякому, кто готов слушать («Лиззи всегда была упрямой, капризной и вредной, она совсем не похожа на своих братьев и сестер, неудивительно, что они гораздо популярнее»). Такие дочери обычно принимают на веру эту критику до тех пор, пока не наступит момент осознания и они не поймут наконец, что происходит. Но так случается не всегда и если случается, то чаще во взрослом возрасте.