Текст книги "Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)"

Пуффи, Фредди и мясной трест

Беседа шла живо. Трутни, собравшиеся в курилке, намеревались пойти в Альберт-Холл посмотреть чемпионат по вольной борьбе. Один Трутень предложил пригласить и Пуффи Проссера. У Пуффи, сказал он, больше прыщей, чем допустил бы тонкий вкус, отчего он слишком похож на сыр, но недостатки эти уравновешиваются достоинствами, то есть огромным счетом в банке. А потому, если действовать мудро, он может после борьбы угостить всех ужином.

Предложение приняли. Через несколько секунд вошел Пуффи, и его пригласили на матч. Однако вместо благодарности местный миллионер выказал признаки ужаса. При слове «борьба» он буквально перекосился.

– Борьба? – вскричал он. – Тратить деньги на такую пакость? Платить за то, чтобы увидеть непотребные действа двух толстых кретинов, которые валяются на коврике и ведут себя как спятившие костоправы? Борьба! Хо-хо! Эти борцы – отбросы, сор для мира. Хорошо бы вырыть яму и сунуть туда их всех, предварительно освежевав и сварив на медленном огне. Ха, борцы! Ну, знаете! Тьфу! – сказал Пуффи и вышел из комнаты.

– Вам не кажется, – спросил один Трутень, – что Пуффи недолюбливает борцов?

– Кажется, – согласился другой. – Ты читаешь мои мысли.

– Вы совершенно правы, – согласился третий. – Чутье вас не подвело. Я не успел предупредить, что совсем недавно он потерял на них кучу денег. А вы знаете, как он относится к таким потерям.

Трутни кивнули. Пристрастие Пуффи к деньгам давно вошло в поговорку. Почти все собравшиеся пытались одолжить у него хоть немного и терпели поражение.

– Потому он и поссорился с Видженом, – продолжал Трутень. – Тот втянул его в эту аферу, познакомил с Дж. Уотербери. А если ты знакомишься с Дж., говорил мне Фредди, можешь смело прощаться со своим имуществом.

Не помню, рассказывал ли я об этом Дж. У. Ну, о том, как Фредди выступил на любительском концерте в Ист-Ботлтоне? Он пел, а на пианино играл субъект, которого он нашел где-то по соседству. Рассказывал? Значит, вы слышали про Дж. У. Позже в кабачке Фредди спас ему жизнь. От полноты чувств Дж. У. заходит иногда к нам и перехватывает у своего спасителя небольшие суммы.

Вы скажете: если А. спас Б., брать деньги должен именно А. Но девиз Видженов, noblesse oblige, не позволял Фредди так думать. Он признавал требования Дж. У. и пытался удовлетворить их.

Цепь событий, о которых я поведаю (продолжал все тот же Трутень), развернулась, или что там делают цепи, примерно месяц назад. Погожим майским утром, выглянув из клуба, Фредди заметил у входа Дж. Уотербери, дал ему шиллинг-другой и собирался юркнуть обратно, но жертва его благородства вцепилась ему в рукав.

– Постойте, дорогуша, – сказал Дж. – Заработать не желаете?

Фредди хочет заработать с детства, а потому ответил, что предложение его как-то странно привлекает.

– Это разговор, – одобрил Дж. – Это я понимаю. Гоните сотни две на расходы, и дело в шляпе.

Фредди засмеялся безрадостным смехом. Деньги были у него один раз, когда дядя, лорд Блистер, дал ему подержать бумажник, пока чистил цилиндр.

– Сотни две? – переспросил он. – Да что я, Пуффи?

– Кто-кто?

– Пуффи Проссер, наш клубный богач. Шелковое белье, ботинки от Лобба, цветок в петлице, прыщи от злоупотребления шампанским и куча денег. Попросите две сотни у него, мой заблудший друг, а не у нищего бездельника, которому скоро будет нечем оплатить еду, если за дело не примется ворон.

Горько усмехнувшись тому, что кто-то принял его за плутократа, Фредди повернулся, но Дж. произнес роковые слова:

– А вы нас познакомьте. Даст деньги, вам будет за комиссию.

Фредди встрепенулся. Если бы ему сказали на полчаса раньше, что Дж. У. может показаться красивым, он отверг бы такую мысль. Но теперь это с ним случилось.

– За комиссию? – проговорил он. – Да, это разговор. Что ж, пойдем посмотрим. Сколько сейчас, полдвенадцатого? Поймаем его в столовой.

Миссия удалась. Назавтра, в баре, где я выпивал для здоровья, появился Пуффи. Глаза его сияли, прыщи сверкали, из чего следовало, что он собирается схватить куш. Как вам известно, в обычном состоянии он напоминает снулую рыбу, но если перед ним замаячили деньги, взор его светится странным светом.

– Эй, – сказал он, – что вы знаете про борьбу? Спортивную, конечно. Такие матчи. Доходное дельце, а?

Я отвечал, что дельце доходное, особенно в промышленных городах.

– Уотербери тоже так говорит, – сообщил Пуффи. – Нас познакомил Фредди Виджен, и этот тип сделал неплохое предложение. Насколько я понял, он знает каких-то борцов. Если я дам две сотни, мы снимем зал где-нибудь на севере, в самом городе, и запустим их туда. Он говорит, можно смело написать на афишах «Чемпионат Европы», все равно никто ничего не знает. Даем три матча – простой, матч-реванш и заключительный, потом переезжаем в другой город. Там – все сначала. Очень выгодное дельце.

Мне стало худо от мысли, что Пуффи еще заработает, но я с ним согласился. Да, дельце выгодное. В этих промышленных городах народ зажиточен и азартен. Можно не сомневаться, что на матч повалят тысячами.

– Сегодня я схожу в один кабачок, – продолжал П.П., – по смотреть на этих субъектов. Уотербери их очень хвалит. Думаю, дело выгорит. Да, конечно, кое-что перепадет Уотербери, и Фредди надо дать десять процентов, но все равно доход немалый.

Пуффи облизнулся, и, пользуясь случаем, я спросил, не одолжит ли он мне пятерку до пятницы. «Нет, – сказал он, – не одолжу, еще чего», на чем эпизод закончился.

Позже, в два часа дня, П.П. на своей шикарной машине отправился в Барнс, а через сорок минут в кабачке «Белый олень» Дж. У. познакомил его с борцами.

По словам Пуффи, он едва не лопнул, удивляясь тому, что столько мяса собрано в одном месте. Завидев борцов, вождь каннибалов взвыл бы от радости и поскорей схватил нож и вилку, ощущая, что на этот раз провизии хватит. Если же вытопить из них жир, можно наделать столько свечек, что жители Барнса будут освещать свои жилища больше года.

Перед ним стояли (читаем слева направо) туша вроде гориллы, злоупотребляющей бананами, и туша, рядом с которой бегемот покажется стройным. Глазки у обоих были маленькие и блестящие, лбов не было вообще, зато волос – больше чем нужно.

Дж. Уотербери представил их:

– Прошу! Свин Джапп, Клин Бошер.

Борцы сказали, что рады познакомиться с Пуффи, но сам он не был уверен, что отвечает тем же. Ему показалось, что он не хотел бы встретиться с новыми знакомыми в темной аллее. Как-то опасно все-таки.

Подозрение это росло, пока он смотрел, как они демонстрируют свое искусство. Оно напоминало сцены из каменного века. Борцы хрипели, сипели, рычали, хрюкали, катались по полу, прыгали друг на друга и друг друга душили, били по физиономии, делали что-то неясное с животами. Больше всего удивляло, что они оставались целыми.

Когда поединок закончился, Пуффи был бледен (хотя и в прыщах) и дышал тяжело, как загнанный олень, но не сомневался, что перед ним – именно то, что нужно. Отдышавшись, он сообщил Дж. У., что немедленно выпишет чек, и выписал, после чего они расстались. Дж. У. увез борцов в сельскую местность, где можно тренироваться, избегая городских соблазнов, а Пуффи поехал домой, радуясь мысли, что вскоре банковский счет распухнет, словно у него водянка.

Он собирался заглянуть на тренировку, отчасти для того, чтобы не спускать отцовского взгляда с многообещающих питомцев, отчасти – чтобы снова увидеть, как эти громилы месят друг друга. Но, знаете, то-се, и он еще две недели торчал в столице.

Правда, он полагал, что там, у них, все в порядке. Дж., думал он, бегает по коттеджу, не жалея сил; а потому удивился, когда в клуб пришел Фредди и сказал, что упомянутый субъект ждет в холле.

– Мрачный такой, серьезный, – прибавил Фредди. – Взял два шиллинга, и как-то загадочно, рассеянно, что ли… Может, что-то не так?

Именно к этой мысли склонялся Пуффи. Посудите сами, Дж. У. должен быть в деревне, а он пришел в клуб. Направившись в холл под присмотром Фредди, он обнаружил своего компаньона, жевавшего незажженную сигару.

– Мое вам почтение, – заметил тот. – А неплохое местечко!

Пуффи было не до болтовни.

– Шут с ним. Как там у вас? Почему вы от них уехали?

– Вот именно, – поддержал Фредди. – Зачем вы их покинули?

– Закавыка вышла, – сказал Дж., закладывая сигару за ухо и напоминая кусок маргарина, отягощенный тайной скорбью. – Если не подсуетимся – все псу под хвост.

И лаконично, но выразительно, он обрисовал положение дел.

По-видимому, вольная борьба – исключительно тонкое занятие. Тут все по науке, а не по вдохновению, то есть – не шаляй-валяй. Действия Свина и Клина обретают силу только тогда, когда отработаешь каждое из них, вплоть до зубовного скрежета, мало того, обдумаешь в тиши кабинета, а затем и отполируешь. Иначе ничего не получится, публика не примет.

Тем самым борцы должны пребывать в добром согласии. Свин и Клин в нем пребывали до недавней поры, помогали друг другу и забывали о себе ради общего блага.

Однажды Свин предложил Клину, чтобы тот дал ему в нос, поскольку это понравится зрителям, а его, Свина, не обидит, даже вызовет приятное ощущение. Клин не уступил ему в благородстве, предоставив живот в его полное распоряжение – прыгай сколько влезет, живота у него столько, что он и не заметит, если на нем отобьют чечетку.

– Золото, а не парни, – продолжал Дж. У. – Как эти самые, из Библии. Не хочешь, залюбуешься. И что же? Поругались! Сидят дуются. Так у нас ничего не выйдет. Клин одолеет Свина за пару минут, это ему раз плюнуть. Публика будет швырять в них бутылки.

– Ну и Бог с ней, – сказал Пуффи, подчеркивая светлую сторону. – За билеты она раньше заплатит.

– А как второй матч? А третий, я вас спрашиваю? Крякнется первый, больше никто не придет.

Теперь они поняли, к чему он клонит, и Фредди, жалобно вскрикнув, стал лихорадочно сосать набалдашник трости. По лицу Пуффи прошла туча, двигаясь от прыща к прыщу, словно серна в альпийских горах, одолевающая лощины; и он осведомился, насколько испортились отношения подопечных.

– Ну, – отвечал Дж. У., – еще друг с другом разговаривают.

– И на том спасибо.

– Нет, – поправил гонец, – они ругаются. Истинно говорю, хотите вернуть свои деньги, езжайте к ним, чтобы они одумались.

Пуффи сообщил, что его машина у подъезда. Фредди захотел присоединиться, но получил отказ. Дела и так плохи, нечего мотаться под ногами. Дж. У. спросил, не даст ли Ф. два шиллинга. Фредди ответил, что уже дал их. Дж. У. воскликнул: «Тьфу ты, запамятовал!» – и сослался на резонное беспокойство. После чего они с Пуффи отбыли.

Сказав, что П. Проссер – в беспокойстве, мы ничего не скажем. Состояние его мог бы описать только Шекспир, да и то, если очень постарался бы.

Особенно томила его загадочность ситуации. Свин и Клин много лет дружили, водой не разлить, и вдруг… В чем дело? Он тщетно искал ответа.

Дорога показалась ему удивительно длинной. Приехав, П.П. увидел сразу, что чутья Дж. У. хватает. Обе гориллы были исключительно мрачны. Когда они стали бороться, он понял, что имеет в виду антрепренер.

Пыл угас, как не было. Клин двинул Свина холодно и сухо; Свин прыгнул Клину на живот с такой отрешенностью, что публика, завидев это, немедленно взялась бы за бутылки.

Пуффи остался к обеду. Потом борцы разошлись по комнатам, не пожелав друг другу доброй ночи, а Дж. У. с великой печалью посмотрел на гостя. Если бы у него была душа, ее прошло бы оружие.

– Сами видите, – сказал он. – Все к собакам.

Но Пуффи, как ни странно, повеселел. Острый разум проник в тайну. Когда дело касается денег, мысль его подобна молнии.

– Чепуха! – отвечал он. – Держите хвост пистолетом. Солнце еще не скрылось.

Дж. У. сообщил, что не видит никакого солнца, но Пуффи заверил его, что солнце – здесь и скоро засияет вовсю.

– Это проще простого, – развил он тему. – Я сразу заметил за обедом, если то был обед. У них несварение желудка.

Компаньон удивился и выругался, а потом спросил, где это слыхано, чтобы у борцов было несварение? Один, помнится, ел только шкварки и мороженое, запивая любимым напитком, шипучим ситро.

– И надо сказать, просто цвел, как роза какая-нибудь.

– Да, – сказал Пуффи, – борцы могут лопать что угодно. Но у человеческого желудка есть предел, и вы его перешли. То, что мы ели, могла приготовить стервятнику его неопытная супруга. В детстве я знал козла, который ел дверные ручки. Сегодняшний бифштекс его бы испугал. Кто вам готовит, Лукреция Борджиа?

– Одна тетка из деревни.

– Пусть там и сидит, а я найду вам завтра кого-нибудь. Свин расцветет, как роза, Клин подпрыгнет, как холмы. Через неделю будут тузить друг друга в любви и согласии.

Дж. сказал, что Пуффи, наверное, прав. Пуффи сказал, что он прав точно.

– А, вилы им в бок! – вскричал Дж. У., вдохновившийся его пылом. – Да, не зря вы говорили про это, ну, солнце. Один к одному! Насчет нанять не утруждайтесь, я за племянницей пошлю.

– У вас есть племянница? – удивился Пуффи, жалея несчастную девушку.

– Целых три, – не без гордости отвечал Дж. У., – Эта служит при кухарке, на Грин-стрит, в Мейфэр. Когда кухарки нет, она сама стряпает, и ничего, все довольны.

Обдумав эти слова, Пуффи решил, что не возражает против Миртл Кут (именно так ее звали). Как и его компаньон, он любил бесплатную помощь и знал к тому же, что в аристократическом районе абы кого не наймут. Тем самым условились, что в Лондоне он передаст ей письмо. Это он и сделал на следующее утро.

Миртл оказалась точно такой, какой должна быть племянница Дж. Обликом и взглядом она напоминала мороженую треску. Очки в стальной оправе удачно оттеняли рыжие волосы и гнусавость. Но Пуффи искал не Венеру и не Елену, а первоклассного профессионала. Частная беседа с кухаркой убедила его, что питание борцов вполне можно доверить этой страшиле. Кухарка заверила, что передала ей все знания, и присовокупила рекомендации от прежних хозяев, из которых следовало, что она (кухарка) искушена в искусстве еды от супа до зубочисток.

Словом, Миртл подучили сказать верховному начальству, что у нее дома кто-то заболел, и назавтра Пуффи отвез ее в коттедж вместе с большой коробкой и аденоидами. Чтобы проверить ее умение, он остался к обеду, о чем не пожалел. Она подала им суп, буквально ласкающий чрево, бифштекс с двумя гарнирами и рулет с изюмом. Все таяло во рту.

На мастодонтов это подействовало быстро и благоприятно. Суп они съели в сладостном сне, и эхо плещущих звуков мгновенно сменилось плеском млека милости.

Когда рулет сделал свое дело, раздоры ушли в прошлое. Туши нежно улыбались друг другу. Голос Клина, просившего Свина передать ему сахар, сошел бы за голос горлицы, равно как и голос Свина, говорившего: «На, браток, угощайся». Пуффи так умилился, что пошел на кухню и дал этой Миртл десять шиллингов. Если П. добровольно расстается с деньгами, можете не сомневаться, что он тронут до глубины души.

На обратном пути он подумал, что можно увенчать добрые дела, устранив Фредди с его десятью процентами. Проценты мучили его с самого начала; и позже, встретив друга в клубе, он отвечал на его беспокойство тревожным, печальным взглядом. Разлад между Свином и Клином, пояснил он, зашел далеко, надежды нет, и лично он, Пуффи, поставил крест на их замысле, предотвращая неминуемый провал.

Фредди, естественно, вскричал: «Смерть, где твое жало?», – а Пуффи по-дружески положил руку на плечо и сказал, что его понимает.

– Чуть не заболел, старик, за тебя беспокоился, – продолжал он. – Я знаю, как тебе нужны деньги. Так сразу и подумал: «Нельзя его бросать, беднягу». Конечно, пустяк, но вот тебе десятка. Да-да, не спорь. Черкни для проформы, что больше претензий не имеешь, и ладно, и хорошо.

Фредди черкнул с благодарностью во взоре, и дело на этом кончилось.

Сомневаюсь, чтобы в последующие дни на свете был более веселый богач, чем Пуффи Проссер. Он насвистывал, он подпрыгивал, а как-то в баре просто запел. Оказавшийся там Фредди удивился, но он ответил, что это – личина.

– Я британец как-никак. Наш девиз – держись, что бы то ни было.

– Вообще-то да, – сказал Фредди.

Сообщения Дж. У. способствовали радости. Тот писал, что все идет как по маслу. Братская любовь крепнет день ото дня. Свин предложил Клину укусить его за ногу, когда он прыгнет на живот, Клин с удовольствием согласился, но попросил, чтобы Свин укусил его за нос. Ко всему прочему, Миртл натушила баранины, которую грех не попробовать, а Клин стал еще толще.

Картина была так хороша, что Пуффи запел в холле, и те, кто там оказался, признали, что никогда не слышали такого беспечного пения. Кошкин Корм, к примеру, сравнил П.П. с соловьем. Действительно, тот ликовал, ничего не скажешь.

Нетрудно представить, каким ударом стала телеграмма от Дж. У. Пуффи вошел в клуб с песней на устах, обнаружил в своей ячейке депешу, лениво ее распечатал, не чуя беды, и почувствовал себя так, словно Свин прыгнул ему на живот.

«Караул воскл. знак, – сообщал союзник, стремившийся и в горе сократить число слов. – Все собакам тчк Уотербери».

Если помните, я говорил, что во время первого визита Пуффи пребывал в беспокойстве. Описать его нынешнее состояние я не берусь. Телеграмма пришибла его начисто. Ему казалось, что над замыслом тяготеет проклятие.

Когда он доехал до места, приближался вечер. Садик окутала прохлада, цветы благоухали, солнце, сделав свое дело, освещало последними лучами деревья и траву. На траве стоял Свин, обрывающий лепестки с ромашки, бормоча: «Любит, не любит…» – а немного подальше, у дерева, Клин вырезал перочинным ножиком сердце, пронзенное стрелой. Друг друга они не замечали.

Дж. У. угрюмо смотрел на них с порога. Завидев гостя, он чуть-чуть просветлел и втащил его в дом.

– А, дорогуша? – осведомился он. – Видали? Значит, сами поняли. Коту ясно!

Пуффи попятился, ибо Дж. дышал ему в лицо, а всякий, кому он дышит в лицо, невольно попятится, и ответил не без суровости, что лично ему ничего не ясно. Дж. спросил, заметил ли он ромашку. А сердце? А стрелу? То-то и оно.

– Со-пер-ни-ки, вот они кто. В Мири втюрились.

Пуффи покачнулся. Чушь какая-то! Он изо всех сил напряг разум, который бегал кругами, как дрессированная мышь, и уставился на Дж. У.

– В кого, в кого?

– Да в Миртл.

Пуффи опять не уловил смысла.

– В Миртл? – повторил он. – Минутку, минутку. Эти рыла влюбились в Миртл? В такую страшилу? Может, тут есть еще какая-то? Вы имеете в виду плосколицую рыбу в человеческом облике?

– Стряпает она здорово.

Наконец что-то прояснилось. Пуффи любил поесть и понял, какая сила влечет к мисс Кут мужчин, обреченных еще недавно есть то, чем угощала их тетка из деревни. Такие люди, как Свин и Клин, сугубо практичны. Они не ищут в женщине изящества. Что рыбья морда, что аденоиды перед сочным бифштексом, хитрым гарниром, нежным рулетом? Красота убывает, еда остается.

– Какой кошмар! – вскричал он.

– Да уж, не подарок, – согласился Дж. У. – Чего-то им вздумалось, что на ее вкус борьба не-де-ли-кат-на. Хотят сменить профессию. Клин вчера спрашивал, вышла бы она за шпика, а Свин учится по почте разводить ангорских кроликов. В общем, плохо дело, хуже некуда. Накрылось наше предприятие.

Услышав эти горькие слова, Пуффи поплелся к окну глотнуть воздуха и увидел, что Свин уже ощипал ромашку. Теперь, неприятно улыбаясь, он смотрел на Клина, вырезающего сердце. Взгляд его действовал на соперника, как дурная рецензия в газете. Не выдержав, тот сложил ножик и удалился.

– Видали? – поинтересовался Дж. – Вот так и живем. Одно слово, ревнуют.

– А ей кто нравится? – спросил Пуффи.

– Да никто. Я им говорю, а они не верят. Борец, он упрямый. Свин вздумал, она на него как-то смотрит. Клину втемяшилось, что дышит. Все бы хорошо, говорят, если б другой под ногами не мотался. Много о себе понимают. Борцы, они все так. Вот что, дорогуша, есть у меня, это, мысль.

– Ах, ерунда какая-нибудь!

– Ну, прям! Хорошая мысль, сейчас придумал. Надо выбить их одним ударом. Ясно? Явится такой, это, пижон…

Против ожиданий, Пуффи заинтересовался. Он признал, что мысль недурна, а Дж. У. заверил его, что она превосходна.

– Вот, значит, со-пер-ни-ки, – развил он тему. – А вот – еще один тип. Что будет? Они, эт, сплотятся. Ничего не попишешь, тоже люди!

Будь Пуффи поспокойней, он указал бы на то, что Свин и Клин, собственно, не люди, но сейчас хлопнул Дж. по спине и вскричал: «Вы гений!» – а тот отвечал, что это у него с детства.

Потом Пуффи призадумался. На роль пижона лучше всех годился Фредди, но к нему он обратиться не мог. Кто же тогда? Не всякого попросишь. Объяснять придется, то-се, а дело, в общем, секретное.

Он поделился соображениями с Дж. У., но тот его не понял.

– Ды я про вас!

– Что?

– Вы, значит, и явитесь.

– Я?!

– Ну!

– Чтобы я ухаживал за этой… – начал П., но, уловив холодный взор, заменил слово «мымра» словом «барышня».

– А чего делать? – объяснил Дж. – Что вам, денег не жалко? То-то и оно.

Он взял верную ноту. Больше всего на свете Пуффи было жалко денег. Трудно ухаживать за Миртл, но выхода нет.

– Хорошо, – сказал он глухо, словно бас с тонзиллитом. – С чего начать?

– Покатайте ее в машине, – посоветовал Дж. У.

Миртл позвали, попросили надеть пальто и шляпу, и Пуффи повез ее кататься.

Когда он вернулся, тяжело дыша носом, Дж. сообщил, что снадобье уже действует. Зеленоглазая ведьма ревности побудила Свина и Клина скрежетать зубами, глядя вслед автомобилю; и не успел вечерний бриз развеять терпкий запах духов, как соперники наконец заговорили друг с другом, мало того – заговорили по-дружески.

Дж. не ошибся, предметом их беседы был Пуффи. Они нашли в нем немало дурных черт. Свин осудил прыщи, Клин – бакенбарды. Клин сказал, что Свин буквально вырвал слово у него изо рта, а когда он назвал П.П. чучелом и пугалом, то же самое сказал уже Свин. Дж. У. заметил, что их приятно слушать.

– Я так думаю, – развил он мысль, – они, эт, при-ми-ри-лись. Клин два раза назвал Свина «браток». Свин его глазами ел, когда он сказал, что вы, дорогуша, похожи на хлыща из кинокартины. Я подбавил жару – вы, мол, давно к ней подмазываетесь, цветы носите, туда-сюда водите. Еще немного, дорогуша, и дело в шляпе. Теперь вы ее поцелуйте.

Пуффи покачнулся:

– Поцеловать?

– Страк-те-ги-че-ский ход.

– О-о-о!

– Ну-ну-ну, – укоризненно сказал Дж. – Чего ж теперь кочевряжиться? Вот соберется народ в Хаддерсфилде, – продолжал он, ибо именно в этом городке они собирались начать турне. – Сидят это, целый зал, яблоку упасть негде. Сколько мы на этот зал ухлопали! А стоячие места? То-то и оно. Потом второй матч, потом третий, а потом еще Лидс, Уигем, Миддлсборо, Шеффилд, Сандерленд, Ньюкасл, Халл, чего только нету!

Пуффи закрыл глаза, все это себе представил, и не зря. Сомнения исчезли, возобладал дух победы. Конечно, места похуже идут за шиллинг, но Дж. полагал, что за иные можно брать и десять шиллингов, а если мыслишь такими суммами, да еще их складываешь, результаты впечатляют. Словом, когда он открыл глаза, в них сверкала отвага. Да, он смутно ощущал, что лучше бы переплыть в бочке Ниагару, чем целовать Миртл, но никто его не просил переплывать Ниагару в бочках.

– Скоро она понесет суп, – сказал Дж. У. – Не зевайте, дорогуша, перехватите ее в коридоре.

Пуффи не зевал, перехватил, но, увидев рыжие волосы и рыбьи щеки, пожалел, что нельзя вызвать Фредди. Вероятно, думал он, тот легко и просто поцелует любую девушку. Поистине тяжело, что никак не используешь такого специалиста. Тут пришла мысль о десяти процентах, и решимость вернулась.

Миртл была так похожа на дядю, что, в сущности, ты как бы его и целовал. Закрыв глаза, Пуффи препоручил душу Богу, крепко обнял рыбу в человеческом облике – и тут же раздались два хриплых крика. Тяжкая рука опустилась на его плечо. Вслед за этим на другое плечо опустилась другая рука, не легче первой. Открыв глаза, он увидел двух горилл, глядевших на него с тем омерзением, с каким глядит честный человек на хлыща из кинокартины.

Сердце у Пуффи трижды подпрыгнуло и ударилось о передние зубы. Этого он не предвидел.

– Ы-ы! – сказал Свин.

– Ы-ы! – сказал Клин.

– От это да! – сказали оба.

– Хо! – сказал Свин. – С жиру бесишься? Игрушка ему, видите ли! Стой, мы тебя счас разорвем.

– На кусочки, – сказал Клин.

– Во-от такие, – сказал Свин. – Мать родная не узнает.

Отцепив сердце от зубов, Пуффи сообщил, что он сирота.

Гориллы ответили, что это не важно, поскольку они имели в виду, что если бы мать была, она бы его не узнала. Беседа становилась сложноватой, но тут слово взял Дж. У.

– Ребятки, – сказал он, – чего вы взъелись? Обижаете мистера Проссера… Может жених целовать невесту, я вас спрашиваю?

Свин поглядел на Клина. Глаз у него практически не было, но Пуффи все же заметил в них ужас. Клин поглядел на Свина, и, если бы у него был лоб, его перерезали бы морщины, порожденные печалью.

– Ы! – сказал Свин. – Жених?

– Ы! – сказал Клин. – Невесту?

– Ну! – сказал Дж. – Правда, мистер Проссер?

Пуффи, позеленевший в самом начале беседы, поспешно кивнул. Дж. У. он не любил, но смог оценить его таланты. Да, быстро сообразил, ничего не попишешь. Я думаю, если бы Дж. У. попросил в этот миг десятку, П. безропотно бы ее отдал.

Миртл позвала всех к столу, и все ей безропотно подчинились.

Обедали молча. Легкой беседе мешает разбитое сердце, а Свин с Клином, то есть половина собравшихся, вообще превратились в гуляш. Мрачно подбирали они хлебом жирный соус, скорбно возили по тарелке раскрошенный рулет. После обеда вышли в садик. Дж. У. последовал за ними, чтобы присмотреть и утешить. Пуффи остался и закурил сигарету, ощущая то, что ощущал Даниил, когда, освободившись от львов, смог передохнуть.

Несмотря на тяжкое испытание, он был счастлив. Свин и Клин помирились, они покажут себя в Хаддерсфилде, все прочее – ерунда. Он вынул карандаш, записную книжку и стал подсчитывать прибыль, исходя из того, что хотя бы шесть первых рядов продадут по десятке.

За этим занятием и застал его Дж. У., немедленно заморозивший сад мечтаний.

– Дорогуша, – сказал он, – все пропало.

– Кхо? – спросил Пуффи. Он хотел спросить «Что», но проглотил сигарету.

– Про-па-ло, – повторил Дж. – Псу под хвост.

– В каком смысле? Они – как братья.

– Эт да, – согласился Дж. – Собираются в Африку. Там говорят, хоть правда есть. Бороться не могут. Этого самого нету, как его? Пороху. Свин говорит, не дам я бить себя в нос. Клин говорит, не дам прыгать на живот. Так и сказали: любовь нас, эт, очистила, и будем мы бродить по Африке. Так-то, дорогуша. Плохо дело.

Они посидели и помолчали. Вспомнив о десятке, отданной Фредди, Пуффи задрожал как вентилятор, но заметил, что Дж. У., судя по выражению лица, что-то придумал. И впрямь, через миг-другой тот поделился с ним мыслью.

– Одно хорошо, – сказал он, – хоть Миртл пристроена. Я ей лучшего мужа и не желаю, – он нежно улыбнулся. – Чего там, зови меня «дядя Джеймс».

Пуффи очень удивился.

– Вы считаете, – спросил он, – что я женюсь на вашей поганой племяннице?

– У меня поганых нет, – отвечал Дж. У. – Их три штуки, одна другой лучше. А Мири лучше всех. Ты что, на ней не женишься?

– Я ее длинной палкой не коснусь.

– Как же это? А мы помолвку объявили при двух свидетелях. – Дж. поджал губы. – Можно и в суд подать. И потом, ребятки обидятся. Опять захотят разорвать, эт, на кусочки. Надо бы их спросить. Эй, ребятки! Зайдите на минуточку, а?

На размышление Пуффи хватило тридцати секунд.

– Сколько?

Дж. удивился:

– Сколько? – Тут он просветлел. – А, ясно! Хотите Мири утешить, как настоящий джентльмен. Хвалю, хвалю. Сколько, значит? Да немало, она ж глаза выплачет.

– Сколько?

– Ну, тыщу.

– Тысячу!

– То есть две.

– Ладно, сейчас выпишу чек.

Быть может, вам кажется, что эта часть моей повести неправдоподобна. Но учтите, что гориллы уже входили в комнату, глазки их блестели, руки напоминали окорока, мускулы – железные гири. Мало того – в сознание Пуффи, словно пух одуванчика, залетела мысль.

Мысль состояла в том, что можно, уехав поскорее, с самого утра пойти в банк и опротестовать чек. Потратишь два пенни на марку, срочности ради, но это ничего.

Словом, чек он выписал, по просьбе Дж. У. – на предъявителя.

– Что ж, ребятки, – сказал тут же Дж., кладя добычу в карман, – пока. У меня дельце в городе.

– Я тоже еду, – сказал Пуффи. – Прямо сейчас. Пока, пока, пока.

Дж. У. удивленно взглянул на него:

– Минутку! Куда едете, в Лондон?

– Да.

– Прям счас?

– Да.

– А как же Мири? У нее завтра день рождения. Не-ет, вам ехать нельзя. Она сколько ждала, что вы ей, как проснетесь, подарите брильянтовую брошку, или что там у вас.

Пуффи хлопнул себя по лбу:

– Ах ты, забыл! С утра куплю.

– Я и сам куплю, вместо вас.

– Нет. Я должен выбрать.

– Ладно, – сказал Дж. У. – Подарите ей полевых цветочков. Главное – дух. Свин с Клином помогут их нарвать. Как, ребятки? Поможете?

Гориллы сказали, что будут только рады.

– День рождения, ребятки, – продолжал Дж. У., – это вам не фунт изюму.

– Ы, – отвечали гориллы.

– Значит, вы его не отпускайте.

Они обещали, что не отпустят. Дж. У. сообщил, что спешит, надо успеть на поезд. Пуффи хотел было выйти с ним и быстро юркнуть в машину, но руки тяжело опустились ему на плечи, и он, как бы лишившись костей, осел в кресло.

Примерно через неделю Фредди, входя в клуб, увидел у дверей Дж. У. и был поражен его обликом. Весь, с ног до головы, он являл последний писк моды. Ботинки сверкали на солнце, словно желтые бриллианты; шляпа стоила не меньше полутора фунтов. Он объяснил, что в последнее время ему очень везет, и попросил о помощи. Ему нравится клуб «Трутни», он хотел бы в него вступить.

Только он перешел к тому, что препоручает это Фредди, как из дверей вышел Пуффи. Увидев Дж. У., он закричал так, что, по словам Фредди, если закрыть глаза, можно было подумать, что ты в зоологическом саду, у клетки тигра или барса, ожидающего кормежки. После этого он кинулся на бывшего компаньона и попытался оторвать ему голову.

Фредди не очень любит Дж. У., и был бы рад, если бы тот поскользнулся на банановой шкурке, но человеческая жизнь – это человеческая жизнь. Он оторвал скрюченные пальцы от горла жертвы. Пуффи, лягнув его в голень, побрел по улице, а там – скрылся из виду.

Дж. У. подобрал шляпу и пригладил волосы, явно удивляясь, что голова – на месте.

– Ух ты! – сказал он. – Однако! Как говорится, вся жизнь перед глазами прошла.

– Да, – подтвердил Фредди, – жуткое дело.

Дж. У. что-то обдумывал.

– Смотри-ка! – сказал он наконец. – Опять вы мне жизнь спасли. В Китае вы бы мне все имущество отдали, вот оно как.

– Неужели?

– А то! Такой у них порядок. Спасаешь кого – плати.