Текст книги "Греховные радости"

Глава 8

Вирджиния, 1973

Малыш первым сделал шаг к тому, чтобы отношения между ними восстановились; у Вирджинии никак не хватало силы духа заставить себя проявить инициативу. Однажды утром ее разбудил в Лондоне телефонный звонок; голос Малыша в трубке звучал громко и весело, заставляя ее проснуться до конца:

– Дорогая, это я. Послушай, не знаю, как ты, но я уже больше не могу это выносить. Давай опять будем дружить?

«Будем дружить» прижилось у них с детства; в тех редких случаях, когда они ссорились – обычно из-за того, что Малышу сходило с рук что-то, чего он не должен был делать, а все упреки доставались Вирджинии, – так всегда заканчивались их размолвки: Малыш прибегал к ней с глупым выражением на лице, размахивая белым платком, и кричал: «Перемирие! Мир! Будем дружить!» На что Вирджиния всегда отвечала ему: «Не хочу я с тобой дружить», а он начинал уговаривать, улещивать ее и в конце концов неизменно добивался своего; вот и в то утро, пытаясь сесть на кровати и одновременно и плача, и смеясь в трубку, она проговорила:

– Да, Малыш, да, конечно!

– Слава богу, – ответил он, и тут Вирджиния поняла, что он пьян, что язык у него заплетается и что вообще в Нью-Йорке сейчас два часа ночи. – Прекрасно, Вирджи. Великолепно. Наверное, я был в последнее время немного… ожесточившимся. Будешь в следующий раз здесь, заглядывай ко мне, ладно?

– Хорошо, Малыш. И по-моему, ты имел право побыть некоторое время… ожесточившимся. Ты сейчас где?

– А-а, дома. – Вслед за этим послышались старательно заглушаемый смех и какое-то бормотание.

– Дома? Малыш, не может этого быть.

– Нет, честное слово. Не у себя дома, конечно. А в гораздо более приятном местечке. В одном очень, очень хорошем доме. С очень приятными людьми. Ну, мне надо идти, Вирджи. До скорой встречи. Будь осторожна.

– Ты сам будь осторожен, Малыш.

Со времени этого разговора прошло уже больше года, и за этот период они стали ближе друг другу, чем когда-либо раньше; единственным негласным правилом в их взаимоотношениях было никогда не упоминать об Энджи и о том месте, которое она занимала в прошлой жизни каждого из них: Малыша это расстраивало, Вирджинию сердило, поэтому лучше всего было вообще не касаться этой темы.

– Ну так что, – спросил он, – чем я могу быть тебе полезен?

– Малыш, я тебе звоню за советом. Не для себя. Речь об Александре. У него… финансовые проблемы. Он просил узнать, не будешь ли ты возражать, если он зайдет к тебе посоветоваться.

– Да нет… пожалуйста. Конечно, пусть заходит. – Чтобы Александр вдруг захотел обсуждать с Малышом свои финансовые проблемы… это все равно что Малыш вознамерился бы обсуждать с ним свои грешки на любовной ниве; иными словами, это было нечто совершенно невероятное.

– Ты как-то… без особого энтузиазма это говоришь.

– Понимаешь, сейчас у нас трудное время. Но, Вирджи, я с удовольствием помогу, если смогу. Честное слово. Слушай, приходи ко мне… ну, скажем, в понедельник, пообедаем вместе. Сегодня у меня встреча с группой наших банковских аналитиков, и мне бы страшно не хотелось ее переносить. А в понедельник в двенадцать тридцать в «Четырех сезонах» – идет?

– Прекрасно. Спасибо, Малыш.

Малыш чудесно выглядит, подумала она, здоров и явно счастлив. Вирджиния не видела его с самого Рождества. Она с улыбкой поднялась ему навстречу; Малыш подошел к столику, потискал ее в объятиях – в отличие от других обедающих здесь же, которые, здороваясь, предпочитали целовать воздух – и широко улыбнулся ей в ответ.

– Великолепно выглядишь. Мне нравится это платье. И шляпка первый сорт!

На Вирджинии было бежевое шелковое платье от Валентино, нарочито небрежно подрубленное, и в тон ему шляпка-колпак. За последнее время она полностью сменила стиль и теперь казалась старше, более умудренной жизнью; глаза у нее были густо обведены темной краской, губы накрашены темной блестящей помадой вишневого цвета. Она сразу же поняла, что этот стиль пришелся не совсем по вкусу Малышу – он до сих пор отдавал предпочтение женщинам, выглядящим как типичная американская студентка (по иронии судьбы, Энджи была ходячим воплощением такого стиля), – но она привлекала к себе всеобщее внимание, и это ему должно было понравиться. Малыш любил внимание. Вирджиния не просто очаровывала и пленяла внешне, она была теперь известной фигурой в избранном нью-йоркском обществе, и все, кто обедал сейчас в «Четырех сезонах», знали, что она – крупный дизайнер. Несколько человек подошли к их столику, чтобы поздороваться с ней и показать, что они с ней знакомы; незадолго перед этим она перестроила прелестную гостиницу «Оксфорд», расположенную в районе верхних 80-х улиц, превратив ее внешне в подобие частного дома, очень строгого, но элегантного, оформленного в сдержанном стиле, но предельно роскошного, соединившего в себе европейский шик с нью-йоркским великолепием; эта ее работа получила широкий отзвук, о ней много писали, фотографии и статьи появились в журналах «Нью-Йорк» и «Дом и сад»; и теперь владелец этой гостиницы, разбогатевший на нефти техасец неподражаемой вульгарности, который, однако, умел отличать настоящее от всевозможных подделок, попросил Вирджинию оформить еще три его гостиницы – в Лос-Анджелесе, Палм-Бич и Сан-Франциско.

– Ну, – спросил Малыш, – что новенького? Расскажи-ка мне, что там за проблемы возникли у Александра.

Проблема была одна и называлась Хартест. Дом постепенно высыхал и разваливался, как бы гнил изнутри, объяснила Вирджиния. Все здание целиком было охвачено этим разрушением.

– Его ремонт обойдется по меньшей мере в шесть миллионов фунтов стерлингов.

– Да, в таком случае Александру действительно нужна помощь, – покачал головой Малыш. – Не знаю. Дела у нас сейчас идут плохо, как тебе известно. Биржа все еще чувствует на себе последствия спада. И очень многие потеряли массу денег.

– Я не думаю, чтобы папа понес большие потери.

– Папа-то нет. Он, как всегда, поднялся еще на ступеньку вверх. Переключил часть средств с биржи на то, чтобы купить живой лес, и много. На бумагу, – объяснил он, увидев удивление на лице Вирджинии. – Это очень перспективное дело. А при нашей опоре на издательский бизнес тем более. Да, и еще он купил несколько тысяч голов скота.

– А как с банком?

– С банком все в порядке. – Малыш слегка вздохнул.

Вирджиния внимательно посмотрела на него:

– А как папа?

– Папа тоже отлично; говорит, что с каждым днем чувствует себя все моложе. Говорит, что вот дождется конца спада и тогда уйдет.

– Малыш! Ты думаешь, он и правда уйдет?

– Нет, не думаю. – Он улыбнулся сестре, заставив себя говорить легко и весело. – Давай-ка закажем, а? По-моему, сегодня неплохие омары: видишь, почти все их заказывают?

– Давай. Но все-таки, твое мнение, Малыш? Ты бы дал Александру такие деньги?

– Нет, – ни секунды не раздумывая, автоматически ответил Малыш. Потом заговорил уже обдуманнее и осторожней: – Послушай, Вирджи, мне надо вначале поговорить с папой. Узнать его мнение. Он бы мог просто… да нет, вряд ли. В общем, я хочу сказать, предоставь это целиком и полностью мне. По крайней мере, Александру не придется унижаться и объяснять самому все неприятные подробности.

– Спасибо тебе, Малыш.

Малыш позвонил ей в тот же вечер и сказал, что мало чего смог добиться. Фред III отнесся к проблемам Александра с легким высокомерием и презрением.

– Ты же его знаешь, он никогда не был способен понять никого, кто живет иначе, чем он сам. – Малыш изо всех сил старался не обидеть ее. – Он совершенно не отдает себе отчета в том, как много работает Александр. Но он сказал, что, конечно, Александр должен приехать и поговорить с ним, он подумает, что мог бы предложить.

– Звучит не очень-то обнадеживающе.

– Да, боюсь, что не очень. Но с отцом всегда так: никогда не знаешь, чего от него ждать. Разумеется, Александру не стоит надеяться, что ему просто выпишут чек, и все.

– Ну, это понятно, – ответила Вирджиния. Она, однако, склонна была полагать, что Александр рассчитывал именно на это.

Александр позвонил Фреду III, и тот в разговоре с ним заявил, чтобы он приезжал как можно быстрее и прихватил бы с собой Шарлотту; Александр ответил, что предпочел бы оставить Шарлотту дома, но что в августе был бы счастлив приехать со всей семьей на Лонг-Айленд. Фред III сказал, что подумывает отправиться вместе с Бетси на Багамы – почему бы Александру со всей семьей не присоединиться к ним там? Когда Вирджиния услышала, как Александр говорит, что будет рад это сделать, она поняла: положение дел у него, должно быть, действительно серьезное.

Малыш предложил поехать вместе с Вирджинией встречать Александра в аэропорт Кеннеди, чтобы по пути в город, в контору Фреда, рассказать ему все самые последние новости: Фред потребовал, чтобы Александр прямо из аэропорта направился бы к нему на Пайн-стрит.

– Другое время у меня сегодня занято, – заявил он Вирджинии, – а завтра и послезавтра меня не будет в городе. Если ему необходимо мое внимание, пусть приезжает тогда, когда я могу его уделить.

Она вздохнула. Фред явно наслаждался сложившимся положением.

Вирджиния была потрясена и повергнута в ужас тем, что Александр говорил Фреду III. Время от времени она обменивалась с Малышом беспокойными взглядами. Фред захотел, чтобы Малыш присутствовал при разговоре – может быть, он что-то подскажет, – но сам Малыш понимал, что подлинной причиной этой просьбы было стремление еще сильнее унизить Александра. А унижение оказалось весьма значительным. Александр необдуманно вложил деньги в акции и потерял на этом несколько сот тысяч; еще несколько сот тысяч он потерял на неудачном проекте создания конного завода, который так и не был доведен до конца. Все это было не так уж страшно, доходы от сдачи в аренду земли и размеры его личного состояния позволяли пережить такие потери; но настоящей проблемой был Хартест.

– И во сколько это обойдется? – поинтересовался Фред.

– Первые прикидки указывают на что-то между пятью и шестью миллионами. Фунтов.

– О Боже, – произнес Фред.

– Да, но Он нам не поможет. Я Его уже просил, – попытался пошутить Александр, чтобы разрядить обстановку.

– Ну и откуда же вы собираетесь заполучить такие деньги? И что я могу вам посоветовать?

Вирджиния внимательно наблюдала за Александром. Она знала, на что он надеялся, и знала, что Фред это тоже понимает; быть может, Александр в конце концов получит то, на что рассчитывает, может быть, и нет, но в любом случае предстоит долгая и изощренная игра кошки с мышкой.

– Я пока еще не очень все это себе представляю, – ответил Александр.

– У вас же гигантские средства должны быть вложены в картины.

– Да. Около десяти миллионов.

– Ну вот вам и выход. Продайте несколько штук.

– Фред, я не могу. Ван Гог, Моне – я не могу с ними расстаться. Любая из этих картин – это часть дома.

– Странно будет смотреться эта часть, когда на нее начнет лить дождь. Продайте какую-нибудь одну, а остальные используйте как залог.

– Н-ну… пожалуй.

– А деньги Вирджинии? У нее должно быть немало. Разве она не может помочь? – Он говорил так, словно Вирджинии не было в комнате.

– Я и мысли не допускаю о том, чтобы воспользоваться деньгами Вирджинии, – мгновенно откликнулся Александр. – А кроме того, у нее нет таких денег, которые тут необходимы.

– Вот как? Мне помнится, я ей выделил неплохую долю.

– Да, но, папа, многое из нее уже потрачено, – быстро вставила Вирджиния, – а значительная часть тех вложений, что я сделала, пропала во время спада.

– Не надо было менять вложения, не проконсультировавшись со мной, – заявил Фред, холодно глядя на нее.

– Я… я понимаю.

– А кто тебе посоветовал? Какой-нибудь полудурок – выпускник Итона, у которого папочка работает в Сити? – резко спросил он.

– Нет.

– А кто?

– Ну… у меня действительно был английский брокер. Но он не полудурок…

– Я хочу знать, как его зовут. Чтобы никогда в жизни не иметь с ним дела. А твои капиталовложения здесь? У тебя ведь пока еще есть акции ранчо, верно? И акции Дадли?

– Да, конечно. Но, отец, все это не тянет на шесть миллионов фунтов стерлингов. Это же… ну, что-то около десяти миллионов долларов.

– Спасибо, я пока не разучился пересчитывать сам. Но мне кажется, что ты безусловно могла бы помочь.

– Да. Я, конечно же, могла бы помочь.

– И кстати, что ты вообще обо всем этом думаешь? У меня такое впечатление, что тебя немного удивило то, о чем здесь шла речь. Хорошая жена должна вменить себе в обязанность знать проблемы своего мужа. Твоя мать всегда знала, чем я живу, во всех подробностях.

Последнее заявление настолько вопиюще не соответствовало действительности, что Вирджиния не могла оставить его без ответа.

– Папа! Да она не знает даже названий всех твоих компаний!

– Она бы тут же узнала, если бы в любой из них что-то пошло не так, – отрезал Фред. – Ты меня удивляешь, Вирджиния.

– Но она очень загружена своей работой, – вступился Александр, – а потом, конечно, и детьми, и домом. Я не хочу ее зря беспокоить.

– Мне не кажется, что она слишком много занимается детьми, – возразил Фред, – дети вечно в одном доме, а она в другом. Ну да не об этом разговор. Мне представляется совершенно очевидным, что вы должны сделать. Откройте Хартест для публики. Устройте там какие-нибудь развлечения, что-нибудь в этом роде. Наймите несколько гидов. Организуйте музей старых автомобилей. Или лотерею. Или передайте его стране, в собственность королевы. В таком случае вы начнете получать государственные дотации, так ведь? Вот что вам надо делать.

Александр поморщился. Вирджиния ощутила волну сочувствия ему. Фред III откровенно смаковал ситуацию, наслаждаясь самим собой. Но она промолчала: отец и так был настроен резко против нее, и любые ее слова только ухудшили бы дело; однако она подошла к креслу, в котором сидел Александр, и встала у него за спиной. Ей казалось, что так она оказывает ему хотя бы моральную поддержку; он бросил на нее быстрый взгляд и улыбнулся слабой, едва заметной улыбкой.

– Ты хотела что-то сказать, Вирджиния? – спросил Фред.

– Нет. Благодарю.

– Ты вполне могла бы бросить эту свою дурацкую работу и помочь. Вам надо передать Хартест в Национальный фонд, или как он там называется. И ты сама могла бы водить по имению людей.

– Ну… пожалуй. Наверное, да, могла бы, – согласилась она, стараясь не раздражать его еще сильнее и надеясь повернуть разговор в конструктивную сторону.

– Я бы никогда не попросил Вирджинию бросить работу, – твердо проговорил Александр, – для нее работа исключительно важна.

– Ну и дурак, – бросил Фред. – Но это ваше дело.

– А кроме того, не думаю, что это бы что-то дало. Если подсчитать все плюсы и минусы. – Александр слегка улыбнулся. – Э-э…

– Да?

– Я, в общем-то, думал о возможности займа. Разумеется, на сугубо деловой основе.

– О господи, нет! – Фред сделал протестующий жест. – Я никак не мог бы просить банк дать взаймы такие деньги. Во всяком случае, не для того, чтобы починить крышу какого-то дома. – Он говорил так, словно Хартест был обычным садовым сараем. – Если, конечно, вы не согласитесь открыть его для посетителей. В таком случае я бы чувствовал себя несколько более уверенно.

– Ну что ж. – Александр вздохнул. – Я, разумеется, обдумаю все, что вы мне сказали.

– Да, пожалуйста. А если вам нужен покупатель того Моне, то я знаю одно очень заинтересованное лицо. – Он улыбнулся Александру, и его светло-голубые глаза зловеще сверкнули на фоне симпатичного пожилого лица. – Я бы дал вам лучшую цену, чем кто угодно другой. Можете проверить у специалистов, если захотите. Просто чтобы убедиться.

– Нет, – коротко ответил Александр, – она не продается.

В тот же самый день Мэри Роуз решила вечером пригласить Вирджинию и Александра к ужину. Момент для такого приглашения был выбран совсем неподходящий: Вирджиния пребывала в подавленном состоянии, Александр был физически и морально измучен, а Малыш – раздражен. Он изо всех сил пытался отговорить Мэри Роуз от этого намерения, однако она настояла на своем.

– Не пригласить их было бы просто невежливо, – заявила она, – а ты знаешь, как я отношусь к любым проявлениям дурного тона. И, Малыш, перестань все время хватать орешки, ты и так уже страшно растолстел!

Естественно, что за столом обсуждалось высказанное Фредом предложение.

– У меня такое чувство, – говорил Александр, – что, если только я открою Хартест для публики, я умру.

– Но почему? Что в этом такого плохого? – Вирджиния явно склонялась к принятию этой идеи. – Хартест от этого не испортится, останется таким же прекрасным. Посмотри на Бленхейм. На Больё. На замок Говард. Они же не стали хуже.

– Боже, Вирджиния, мне просто странно слышать от тебя нечто подобное. – Мэри Роуз проговорила это так, словно Вирджиния предлагала превратить Хартест по меньшей мере в публичный дом. – Стоит только открыть такое место для публики, и оно сразу же теряет душу.

– Мэри Роуз, при всем моем к тебе уважении думаю, что в этих делах я разбираюсь лучше. Я все-таки, знаешь ли, сама живу в Англии.

– Время от времени, – заметила Мэри Роуз с самой ледяной из всех своих улыбок. – Когда я работала над книгой об искусстве и архитектурном наследии XVIII века, то получила возможность побывать во многих английских домах. И у меня осталось такое впечатление, что только те из них, которые все еще в частных руках, сохранили присущий им дух, какую-то таинственность, собственную атмосферу, ощущение, что о них заботятся; а из таких мест, как Бленхейм, все это ушло начисто. Конечно, все это трудноуловимые вещи…

– Трудноуловимым по счетам не расплатишься, – хмыкнул Малыш. Он уже крепко набрался.

– Платить по счетам – это еще не все в жизни, – заметил Александр.

– Мне казалось, что ты сюда приехал именно из-за этой проблемы, – возразил Малыш.

– По крайней мере, это позволило бы привести в порядок дом, – быстро вмешалась Вирджиния. – Если бы ты… если бы мы открыли его для посещений. Мне всегда казалось, что самое главное для тебя – сохранность дома.

* * *

– Ты что, и в самом деле ничего не понимаешь? – произнес Александр, и в глазах его появилась такая из самой глубины идущая мрачность, что Вирджиния даже вздрогнула. – Похоже, что не понимаешь. Для тебя Хартест – просто место, дом и земля вокруг него.

– А для тебя оно что такое? – Вирджиния ощутила вдруг прилив сильной и слепой ярости. – Я понимаю, что это красивейший дом, что им очень приятно владеть, что еще лучше было бы и передать его по наследству твоим детям. Я понимаю, что все это для тебя очень важно. Но что изменится, если позволить людям осматривать дом и брать с них за это какую-то плату? На мой взгляд, так даже наоборот: сможешь похвастать своим домом, тебе это должно быть по душе.

– Иногда мне кажется, – медленно проговорил Александр, – что ты ревнуешь меня к Хартесту. Ревнуешь к тем чувствам, какие я к нему испытываю. Другого объяснения твоему отношению я просто не вижу.

Вирджиния, вся красная от злости, молча смотрела на него.

– Мэри Роуз, – поспешно обратился к жене Малыш, – не перейти ли нам в гостиную и не выпить ли кофе? А то уже довольно поздно.

На следующий день Александр улетел назад в Англию. Вирджиния задержалась, чтобы уладить некоторые проблемы, возникшие при осуществлении одного из ее проектов, но за два дня до начала пасхальных каникул тоже отправилась домой. Своим она сказала, что обещала Александру и детям провести Пасху вместе с ними.

В аэропорту Хитроу ее встречал Гарольд Тэллоу.

– Тэллоу, вы?! Я думала, что приедет муж. Может быть, даже с детьми.

– Шарлотта и Макс в машине, мадам, вместе с Няней. У меня для вас письмо от лорда Кейтерхэма.

– Письмо? Боже милостивый, какие формальности! Погодите минутку, Тэллоу, дайте я его прочту.

Она молча прочла письмо. Тэллоу, внимательно наблюдавший за ней, увидел, как вначале шея, потом лицо ее залились краской, а затем, спустя несколько мгновений, она вдруг сильно побледнела. Потом улыбнулась ему, быстро и весело.

– Ну вот и все, можем идти. Посмотрим на ребят. Надеюсь, с ними все в порядке?

– В полном порядке, ваша светлость.

Они подошли к машине; Макс выскочил из нее и бросился к Вирджинии, чуть не сбив ее с ног.

– Мамочка, мамочка, ты такая красивая, что ты мне привезла?

Он всегда задавал этот вопрос, и всегда Вирджиния при этих словах не могла удержаться от смеха.

– Стетсон, Макс, вот что я тебе привезла, настоящую ковбойскую шляпу, какие носят в Техасе, и такую большую, что в нее целое ведро вылить можно. Шарлотта, дорогая моя, ты так подросла! И постройнела! Я тебе говорила, что так и будет. Ты настоящая красавица. Вот только боюсь, джинсы, которые я тебе купила, окажутся теперь слишком коротки. И слишком свободны. Но не расстраивайся, все бы неприятности были такими, как эта. Поцелуй меня. Няня, здравствуйте, как ваши дела?

– Очень хорошо, спасибо, мадам, – ответила Няня. – Тут у нас, правда, было довольно холодно, но с Максом все в порядке.

– Вот и хорошо, – сказала Вирджиния, как всегда несколько сбитая с толку непоследовательностью Няниных высказываний и не успевшая еще решить, на какую часть этих высказываний необходимо отвечать. – Мне так не терпится оказаться наконец дома! Мы больше часа кружились над Хитроу, нас все никак не сажали. Надеюсь, вам не пришлось дожидаться все это время в аэропорту?

– Мы звонили в справочную, ваша светлость, – пояснил Тэллоу. – И нам сказали, что рейс опаздывает.

Шарлотта критически оглядела Вирджинию:

– Мамочка, ты страшно похудела. И выглядишь очень усталой.

– Да будет мне позволено заметить, вы жжете свечу с обоих концов, – сурово проговорила Няня. – Как и его светлость.

– Возможно, и так, – согласилась Вирджиния. – Но, слава богу, теперь я уже дома. А лорд Кейтерхэм, как я понимаю, в отъезде?

– Да, мадам. – Лицо Няни оставалось совершенно бесстрастным. – Он вчера уехал навестить свою мать.

– И взял Георгину с собой?

– Да, мадам, совершенно верно.

– Мамочка, правда это все очень странно? За все эти годы бабушка ни разу никого из нас не видела, и вдруг она ни с того ни с сего звонит и заявляет, что хочет увидеть Георгину. А… – Шарлотта выдержала некоторую паузу, чтобы слова ее произвели наибольший эффект, – а Макс и я поедем к ней на следующей неделе. Ты разве не знала об этом?

– Нет, – ответила Вирджиния. – Нет, не знала. – Она вдруг покачнулась и прислонилась головой к стеклу; Няня пристально посмотрела на нее.

– Вы себя хорошо чувствуете, мадам? Это разница во времени или что-то другое?

– Разница во времени, Няня. Да, скорее всего, из-за этого. Не беспокойтесь. Шарлотта, а когда это все произошло? Когда пришло приглашение от бабушки приехать к ней в гости?

– Папа звонил сегодня утром. Он сказал, что ей так понравилась Георгина, что она захотела познакомиться со мной и Максом тоже. Я просто сгораю от нетерпения скорее туда попасть. Ты знаешь, она живет в замке, в самом настоящем, с башнями!

– Как интересно! Ну что ж, буду затаив дыхание ждать ваших рассказов обо всем. Но вы ведь несколько дней еще со мной пробудете, да?

– Ну… в общем-то, да. Меня пригласили на выходные погостить у Джоанны Лейвенхэм. Ничего, если я поеду? Папа сказал, что можно. А Макс останется здесь.

– Поезжай, – автоматически проговорила Вирджиния. Она чувствовала, что у нее начинает раскалываться голова.

Пасха без детей проходила уныло. Дом казался слишком огромным и молчаливым. Вирджиния бродила по нему, пытаясь найти какое-нибудь занятие и всеми силами поддерживая в себе бодрое настроение. В конце концов, это ведь всего несколько дней, уговаривала она себя. И потом, она-то сама уезжала от них так часто. Нельзя же требовать, чтобы они постоянно сидели на месте и дожидались, когда она появится.

В понедельник позвонила Георгина:

– Мамочка! Здесь так чудесно! И бабушка очень симпатичная, совсем не такая, какой мы ее себе представляли. Она довольно молодо выглядит, и знаешь еще что? Ни за что не догадаешься! Она приготовила каждому из нас пони! А вчера мы в ее лесу искали пасхальные яйца, с собаками! Это какая-то охотничья помесь, они не очень красивые, но зато такие умные! А одна сучка только что ощенилась, и бабушка говорит, что я могу взять себе щенка. А завтра мы пойдем ловить рыбу. Погоди, Макс хочет с тобой поговорить. – В трубке послышались оживленное хихиканье и смех. – Мамочка, извини, он не хочет, его позвала бабушкина повариха, он ей будет помогать готовить ужин. Ой, здесь так прекрасно! Как жаль, что мы раньше сюда не приезжали. До свиданья, мамочка, увидимся на следующей неделе.

– Мамочка? Это Шарлотта. Здесь просто великолепно. Бабушка очень, очень приятный человек. У меня очень симпатичная комната, с видом на озеро, и громаднейшая кровать. Послушай, ты не будешь возражать, если мы тут останемся еще на недельку? Дело в том, что бабушка устраивает в этот уик-энд, как она говорит, небольшое веселье и приглашает массу народа, будет много ребят моего возраста, и это все должно быть очень интересно. Ты ведь не возражаешь, правда? Папа передает тебе привет. Нет, сейчас его нет дома, он ловит рыбу. Оказывается, он очень здорово умеет это делать.

– Вирджиния? Как твои дела? Ты там себя не очень одиноко чувствуешь? Ну и хорошо. Да, кажется, им здесь понравилось. И с мамой у них установились прекрасные отношения. Она говорит, что ей надо было пригласить их уже давным-давно. Что? Нет, мне кажется, она еще не готова с тобой познакомиться. Не торопи ее, все придет в свое время. Да, послушай, прости меня, ради бога, я совершенно забыл: в тот день, когда ты должна была вернуться, звонила некая миссис Уард. Она сказала, что это не срочно, но она хотела бы обсудить с тобой вопрос о коврах. Согласишься ты или нет с какой-то ее идеей. Извини, пожалуйста, что я тебе не передал. Но она, наверное, уже сама тебе позвонила. Что, не звонила? Ну, тогда позвони сама. Прости, мне очень жаль, что так вышло. Да, у меня все в порядке. Ну конечно, беспокоюсь. Страшно беспокоюсь. Очень жаль, что твой отец не хочет помочь. Что? Извини, Вирджиния, но мне это не кажется помощью. Да, я понимаю, что повлиять на него ты никак не можешь. Ты мне постоянно об этом говоришь. Боюсь, что я себя во всем этом деле чувствую очень одиноким. Послушай, мне надо идти. До свидания, Вирджиния. До встречи.

Никогда еще он не разговаривал с ней так холодно и отчужденно.

Когда Вирджиния позвонила Сюзанне Уард, та тоже разговаривала с ней очень холодно.

– Извините, Вирджиния, но я не могла дожидаться. По-моему, я совершенно ясно дала понять тому, с кем тогда говорила, что мое дело не терпит отлагательства.

Вот сука высокомерная, подумала Вирджиния. Ясно же, что ничего она не «дала понять», Александр всегда крайне аккуратно и точно, до малейших подробностей, передавал все, что ему говорили.

– Так вот, мне пришлось действовать самой, я купила ковры и теперь, все тщательно взвесив, вижу, что они не совсем в тон той окраске стен, которую вы предложили. Поэтому я решила перекрасить их немного поярче, но теперь меня не устраивает и ткань, которую вы выбрали для штор. Весьма сожалею, но таковы дела. Я же вас предупреждала с самого начала, что чрезвычайно тороплюсь и хочу, чтобы все было сделано быстро.

– Мне очень жаль, что так получилось, – ответила Вирджиния с большим смирением в голосе, чем, по-видимому, этого требовали обстоятельства.

Она положила трубку и отправилась на прогулку. Гуляла долго, но удовольствия почти не получала: Александр увез с собой даже собак.

Потом она пообедала, попозже выпила чаю; и то и другое – в полном одиночестве. Именно в такие моменты ее обычно сильнее всего тянуло выпить. Вирджиния поехала в расположенную неподалеку деревушку и купила там шоколадные конфеты и французские сигареты. Когда она впадала в мрачное расположение, ей бывало нужно и то и другое.

Она решила поговорить с Катрионой Данбар. Катриона уже на протяжении нескольких месяцев не раз подступалась к ней с предложением войти в состав подготовительного комитета благотворительного бала в пользу инвалидов; Александр тоже настоятельно советовал ей сделать это, однако она тогда сказала ему, что у нее нет времени. «Время у тебя бы нашлось, если бы ты почаще тут бывала». Но сейчас вдруг даже такая перспектива показалась Вирджинии привлекательной. По крайней мере, это дало бы ей повод съездить повидаться с Катрионой, возможно даже пообедать с ней вместе.

– А, Вирджиния. Привет. – Голос Катрионы был суховат и сдержан.

– Привет, Катриона. Как дела?

– Спасибо, Вирджиния, все просто превосходно.

– Э-э… Катриона, я звоню насчет этого бала в пользу инвалидов.

– Да… А что?

Голос ее звучал очень холодно. Неужели же я ее тогда так допекла своими отказами, подумала Вирджиния.

– Знаешь, Катриона, если еще не слишком поздно, я бы очень хотела…

– Вирджиния, я страшно сожалею, но уже поздно. Мы ведь не можем ждать до бесконечности: бал же назначен на сентябрь. К нам в комитет вошла Дженнифер Комптон Смит.

– А-а-а. Ну что ж, я понимаю. Если я чем-нибудь могу быть полезной…

– Да, большое спасибо, Вирджиния. Очень мило с твоей стороны. Послушай, извини, я спешу, мы с Мартином идем сейчас на бега.

– А я не могла бы… – «…пойти вместе с вами?» – чуть было не произнесла Вирджиния, которой вдруг страшно захотелось оказаться хоть в каком-нибудь обществе; немного странное и дурацкое желание, конечно; но она вовремя сдержалась и оборвала фразу на полуслове. Не так уж плохо она себя чувствует и в одиночестве, и к тому же Катриона явно настроена отнюдь не дружелюбно. Видимо, в свое время Вирджиния не поняла, что ответ насчет этого проклятого комитета надо дать к определенному сроку, и к тому же она была уверена, что обещала Катрионе ответить сразу после Пасхи. О господи, женщины, которые забивают свою жизнь всяческой чепухой, положительно несносны!

– Извини, Вирджиния. Я должна бежать.

– Счастливо, Катриона.

Вирджиния медленно опустила на место телефонную трубку. Глупая стерва! Устраивает сцены неизвестно из-за чего. Ну и пожалуйста, пусть там у них всем занимается эта Дженнифер Комптон Смит! Слава богу, у нее самой есть пока еще собственная работа. Она решила съездить на денек в Лондон, походить по магазинам, кое с кем повидаться. На одном из коктейлей, как раз перед последней поездкой в Нью-Йорк, они с Александром познакомились с женщиной по имени Энн Лайгон, владелицей компании недвижимости, которая пригласила Вирджинию отделать в одном из ее новых зданий в Сити показательную квартиру. Это была очень многообещающая работа, которая обеспечила бы ей еще большую известность, и Вирджиния отнеслась к приглашению с энтузиазмом. Она сделала предварительные наброски, причем в совершенно новом для себя ключе, в самом современном, подчеркнуто техницистском стиле, в черно-белых тонах, с массой плексигласа и нержавеющей стали; Энн Лайгон понравились эти эскизы, и она дала добро на их осуществление; вот ей-то и решила позвонить сейчас Вирджиния.