Текст книги "Ангел бездны"

37

Реми Мартино был их тех упорных и хитрых людей, которые всегда ухитряются достичь своей цели. Он перевернул бы небо и землю, чтобы понравиться Стеф, но пока удовлетворился тем, что раздобыл драгоценные пропуска на имя Джессики Леглер и Павла Лаковски в кабинетах четвертого подземного уровня.

– Я думал, вы брат и сестра, – пробурчал он, вернув им пластиковые карточки в 13.30, когда они вновь встретились в кафе.

– Я сохранила фамилию матери, Павел взял отцовскую…

Мартино не удосужился, хотя это напрашивалось само собой, взглянуть на голографические портреты, впечатанные в пластик. Больше получаса у него ушло на переговоры с персоналом четвертого уровня. В конечном счете он прибег к самому убедительному аргументу, вытащив несколько бумажек в пятьдесят и двадцать евро. Его собеседники, два чеха, прикарманили взятку с привычной алчностью хищников.

– Не надо было тратиться ради нас, – сказала Стеф.

Реми отмел это возражение взмахом руки.

– Пусть это вас не тревожит. У меня имеется солидный резерв для того, чтобы некоторые двери, скажем так, раскрывались передо мной.

– Должно быть, вы готовите действительно крупную сделку…

– В несколько десятков миллиардов евро. За это стоит чуть приплатить, верно?

Он посмотрел на часы.

– Скоро мы все узнаем. Кстати, одеты вы превосходно.

Стеф и Пиб сменили гардероб тут же, рядом с рестораном, в небольшом магазинчике, где отдали последние евро за платье в классическом стиле, сумочку и туфли на шпильках для Стеф, светлый костюм, голубую рубашку, серый галстук и черные ботинки для Пиба. Продавщица, улыбчивая красотка, венгерка из Богемии, не задала им ни единого вопроса. Старые вещи она сложила в большие пластиковые мешки, которые они выбросили в мусорный бак, отправив туда же и штурмовую винтовку. Оставив себе лишь пистолеты и тщательно проверив обойму, они спрятали их: Пиб сунул свой за брючный ремень, Стеф – в сумочку. Затем они вернулись в ресторан и стали ждать Реми, неторопливо потягивая кофе.

– Вы на каком уровне живете? – спросил Мартино.

Они только что вошли в коридор шириной в проспект, по которому двигалась шумная толпа. Примерно в пятидесяти метрах от них возвышалась монументальная дверь, нечто вроде металлической триумфальной арки, обильно изукрашенной в барочном стиле, вход в сердце бункера. Реми схватил Стеф за руку и, прижав ее к себе, стал пробиваться вперед. Она часто поглядывала через плечо, желая убедиться, что Пиб не отстает от них. Добравшись до двери, они встали в очередь избранных – большей частью делегатов лоббистских групп, которым предстояла встреча с архангелом Михаилом или одним из его приближенных. Стеф тревожным взглядом указала Пибу на легионеров, фильтрующих толпу гостей у входа: они делили мужчин и женщин на отдельные потоки, направляя их в прилегающие помещения, где, несомненно, производили самый тщательный личный досмотр.

Реми вновь взглянул на часы.

– Черт, мы опаздываем. Нельзя проворонить такую возможность из-за всей этой чепухи. Я здесь уже три месяца торчу. Подождите меня.

Активно работая локтями и не обращая внимания на негодующие возгласы, он оказался у самого входа, ухватил за руку одного из церберов, о чем-то коротко переговорил с ним, затем показал ему свое приглашение, пропуска Стеф и Пиба, поманил обоих к себе.

– Если тебя поведут обыскивать, сделай вид, будто идешь за ними и беги вперед, не оглядываясь, – шепнула Стеф Пибу.

– Ну ты и скажешь! У нас нет никаких шансов выбраться из этого дерьма.

– Жизнь непредсказуема. Не забудь: беги вперед, не оглядываясь. Я люблю тебя, Пиб.

– Я тоже люблю тебя, Задница.

Она сжала ему руку, потом начала пробиваться ко входу сквозь плотную толпу. Едва они подошли к Реми, как тот подхватил их и подвел к легионеру. Цербер несколько секунд рассматривал их, невозмутимый и непроницаемый за забралом своей каски, затем дулом своей штурмовой винтовки дал знак проходить.

У Пиба сразу возникло поразительное ощущение, будто он оказался в другом мире, мире теней и безмолвия. Люди, мимо которых они проходили, не разговаривали, изъясняясь жестами, еле слышным шепотом, едва различимым шелестом. Черные звезды усеивали потолки, откуда изливался приглушенный желтоватый свет, подвижные и неприметные глаза множества камер.

– Почему нас не стали обыскивать? – выдохнула Стеф.

– Я сказал ему, что архангел назначил нам встречу по чрезвычайно важному делу и будет крайне недоволен, если мы опоздаем, – ответил Реми.

– И этого было достаточно?

– Возможно, это не подействовало бы, но охранник оказался французом. Земляки должны немного помогать друг другу, верно? Да и чем он рисковал? Любого, кто хочет попасть в это логово дьявола, тысячу раз обыщут на верхних уровнях.

Они вошли в кабинет силы Шарля Брукера, одного из шести личных секретарей пастыря Европы. Секретарь произнес небольшой спич – как бельгиец, франкофон и неизменный друг Франции он лично поддержал просьбу объединения французских военных предприятий, поскольку считает, что обновление экипировки наших солдат будет способствовать скорой и окончательной победе христианских легионов, обеспечив одновременно солидные валютные поступления региональному правительству Парижа, такого прекрасного города, – прежде чем проводить их в гостиную для частных аудиенций, небольшую комнату с округлым сводом, где были расставлены глубокие кожаные кресла и низкие инкрустированные столики. Ноги утопали в мягких пушистых коврах. Две лампы освещали голографический портрет архангела в полный рост. Пиб узнал лицо, которое видел по телевизору в родительском доме, узнал эти резкие черты, эти пугающие глаза, эти белоснежные волосы и бороду. Сила предупредил, что архангел немного задержится, что вы хотите, у него такой напряженный график, и что сам он тоже будет присутствовать при аудиенции. Перед тем как удалиться, он окинул Стеф и Пиба томным взором.

Прошел час. Реми начинал терять терпение.

– Не беспокойтесь, он придет, – заверила его Стеф.

– Почему вы так уверены в этом?

– Есть такие встречи, которых избежать нельзя.

– Да услышит вас небо. Слушайте, вы так и не сказали мне, на каком уровне живете…

– Не будем тратить время на бесполезные разговоры.

Она подняла голову, он проследил за ее взглядом и тоже увидел черные глаза камер на потолке. До 15.30 они не произнесли больше ни единого слова.

Внезапное появление архангела застало их почти врасплох. Он ринулся к креслу, как стервятник к добыче, и устроился в нем с гримасой боли. Он был один. Но за полуоткрытой дверью, в сумраке коридора, угадывалось присутствие легионеров. Он сохранил прежний облик, прежнюю худобу, но черты его лица обострились, стали более жесткими, застывшими. Под иссохшей кожей с ужасающей четкостью обрисовывалась форма черепа, скулы, глазницы, челюсти, надбровные дуги, виски. Голубые глаза, напротив, сверкали тем же пронизывающим блеском. На белоснежной хламиде ярко искрились вышитые золотой нитью слова Право и Пика.

Реми встал и поклонился.

– Ваша Светлость, мы крайне…

Архангел Михаил прервал его жестом.

– Итак, вот и вы, – сказал он, пристально вглядываясь в Стеф и Пиба. – Вам все же удалось подобраться ко мне.

– Жизнь открыла нам тайные пути, – с улыбкой произнесла Стеф.

– Жизнь или смерть?

– Одна без другой не ходит.

– Разумное замечание, деточка. Если вы покуситесь на мою жизнь, потеряете свою.

Реми переводил ошеломленный взгляде архангела на девушку, которая, как он начал понимать, обвела его вокруг пальца, словно сопливого мальчишку.

– Николае Димитреску… это имя что-то вам говорит? – спросила Стеф.

Светлые глаза архангела затуманились.

– Дорогой Николае, старый друг, сколько великих дел мы свершили вместе и сколько могли бы свершить еще. К сожалению, он избрал дорогу слабых.

– Он вручил мне подарок для вас.

Она встала, вынула из сумочки кольт и наставила его на своего высокопоставленного собеседника.

– Вы его дочь и пришли отомстить за него, не так ли?

Архангел взирал на пистолет с нарочитым безразличием, но легкая дрожь в голосе выдавала его. Пиб догадался: он пытается выиграть время, чтобы телохранители, извещенные камерами, успели занять верную позицию для прицела. Незаметно сунув руку под полу пиджака, он крепко сжал рукоять своего пистолета.

– Он сказал мне, что Европа будет страдать до тех пор, пока вы правите ею. У меня нет к вам ни ненависти, ни презрения. Я пришла, чтобы…

Обезумев от ярости, Реми Мартино бросился на Стеф. Она уклонилась от него, чуть отступив назад, натолкнулась на кресло и потеряла равновесие. Выпрямиться она не успела. Выстрел раздался из-за двери в коридоре, пуля попала ей в лоб, прямо над правым глазом. Она все же нашла в себе силы повернуться к Пибу и только потом стала заваливаться назад, ударилась о подлокотник, рухнула на ковер. Она всегда знала, что смерть заберет ее в бункере архангела Михаила. Прощальной вспышкой голубых глаз она молила Пиба занять ее место, взять на себя ее миссию. В коротком выдохе он исторг гнев и скорбь, туманившую взгляд, в мгновение ока сменил позицию до того, как прозвучал второй выстрел. Пуля просвистела в нескольких сантиметрах от его виска. Выхватив в тот же миг пистолет, он прицелился в голову архангела, продолжавшего сидеть. Фигура бешено жестикулирующего Реми мешала ему, он сосредоточился, нажал на курок, ощутил легкий толчок, внезапное тепло в ладони и на запястье. И увидел, как во лбу архангела появилась крохотная черная точка в пурпурном ореоле, как в кресле оседает белая тень. Затрещали очереди, легионеры ворвались в комнату. Пробитый несколькими пулями, Реми покатился между креслами.

Беги вперед, не оглядываясь.

Пиб устремился к двери, через которую их ввел секретарь. Открыв ее ударом ноги, он выскочил в коридор, преодолел его в несколько прыжков, ворвался в кабинет бельгийского силы, который увлеченно беседовал с двумя своими собратьями.

– Что такое…

Быстрый взгляд на вмонтированный в стол экран известил силу, что пока он спокойно обсуждал положение дел с коллегами, в гостиной для частных аудиенций произошло нечто немыслимое. На полулежало несколько тел, этот француз, такой любезный, эта девушка, такая красивая, и еще… Боже мой…

Покушение. В архангела Михаила стреляли.

Беги вперед, не оглядываясь.

Пиб промчался через две смежные комнаты. Вокруг раздавались крики, какие-то звуки, приглушенные перегородками и металлическими потолками. Перед ним возникли одетые в белое призраки. Не останавливаясь, он выстрелил в них. Металлические перегородки многократно усилили грохот. Он не знал, поразил ли цель, но путь расчистился. Он бежал по комнатам и коридорам наугад, по сторонам мелькали чьи-то ошеломленные лица, висящие на телефонах или прилипшие к экранам фигуры. Вопли и шум, совершенно необычные для пятого уровня, показывали, что в апартаментах архангела случилось экстраординарное событие, однако слух о смерти еще не распространился.

Пиб ринулся в узкий проход, которым, судя по его запущенному виду, давно не пользовались. Внезапно перед ним появился темный пустынный коридор, он тут же повернул влево, к сверкавшим вдали огням. Оказаться в людном месте. Легионеры не посмеют стрелять в толпу.

За спиной его слышатся шаги. Он стремительно оглядывается. Кто-то бежит за ним. Быстрее, чем он. Сколько ни прибавляй, тот скоро догонит. По спине и затылку у него ползет холодок.

– Подождите!

Он еще раз оглядывается через плечо. Преследователь всего в пяти метрах от него. На заднем плане какие-то фигуры… эти уже в черном, они тоже устремляются в коридор.

– Я обгоню вас, не останавливайтесь, – кричит преследователь. – Если хотите выбраться отсюда, бегите за мной. Договорились?

Американский акцент, рыжие волосы с проседью, светлые глаза. Маленькие круглые очки в серебряной оправе, темный костюм, спортивный аллюр. Черные тени подбадривают друг друга воплями, но огня не открывают. Пока.

– Я Майк, – выдыхает американец, поравнявшись с ним. – Мы свернем направо примерно через десять метров.

Пиб видит впереди только гладкие стены коридора. Но американец вдруг резко сворачивает направо, словно вонзаясь в металл.

– Быстро!

Одна из панелей сдвинута, за ней узкий проход.

Жизнь открывает тайные двери.

Пиб устремляется туда, оказывается в почти полной темноте. Панно с лязгом закрывается за ним.

– Им понадобится по крайней мере две минуты, чтобы разрезать броню, – говорит американец, задыхаясь. – У нас не так много времени, чтобы сбить их со следа.

Он включает карманный фонарик, чей луч освещает проход с таким низким потолком, что нужно вжимать голову в плечи.

– Бывшая система вентиляции. Очень удобная штука для секретных прогулок в бункере. У нас много персональных входов и выходов.

Они двинулись вперед быстрым шагом, замедляя его в некоторых слишком узких местах, загроможденных какими-то пыльными предметами. Глухие равномерные удары сотрясали металлическую обшивку. Они прошли через несколько труб, где царила удушающая влажность. Измученный бешеной гонкой Пиб начал восстанавливать дыхание. Вместе с ним вернулась и скорбь, затопив его ледяной горечью.

– Мы словно мыши в доме, – бросил на ходу Майк. – Расположились в грязных заброшенных углах. Нам вполне хватило времени, чтобы обустроить их.

Перед Пибом и его проводником открывались другие панно, закрываясь за их спиной.

– Вот теперь этим глупым котам будет трудновато найти нас.

Они еще долго шагали по узким коридорам, поднимались по лестницам с проржавевшими, иногда выпавшими ступенями, прошли сквозь череду помещений, заполненных блестящими хромированными приборами, настоящий арсенал высокой технологии, похожий на тот, что создали братцы Гоги.

– Наш тайный склад, – сказал Майк. – Я не могу спрятать тебя здесь. Я действовал по собственной инициативе. Мое начальство об этом ничего не знает. Если бы они узнали, живым бы тебя не выпустили. Как, впрочем, и меня.

Приподняв рукав пиджака, он открыл маленький экран на запястье и поднес его к глазам Пиба. Там отражалась – с изумительной четкостью, если учесть размер камеры – гостиная для частных аудиенций. Туча силуэтов в белых и зеленых халатах суетилась вокруг обнаженных останков архангела Михаила. Сердце Пиба сжалось, когда он увидел лежавшее чуть дальше, застывшее на ковре тело Стеф.

– Мы проникли в систему наблюдения легиона. Я видел, как ты завалил старого монстра. К счастью, я был недалеко и успел вмешаться.

– Почему?

Печальная улыбка тронула морщинистые губы Майка.

– Потому что у тебя хватило духу сделать то, что я уже давно должен был сделать. Как ты сумел войти с оружием в апартаменты архангела?

– Случай помог…

Пиб до крови закусил губу, чтобы не разрыдаться.

– Кто послал тебя?

– Никто.

Американец пожал плечами.

– Неважно. Ты имеешь право хранить свои тайны. В любом случае, твой выстрел изменит многое в Европе и в мире. Меня просто тошнит от этой мерзости. Я хочу теперь только одного: вернуться в свой старый Мичиган и собрать осколки своей жизни. Из этого склада идет галерея, которая выведет тебя в чистое поле, за двенадцать километров отсюда. Ты должен уходить прямо сейчас. Скорблю о девушке, которая была с тобой. Горжусь, что встретил тебя.

Майк показал Пибу вход в галерею и пожал ему руку.

Удачи тебе.

Только пройдя около трех километров, Пиб опустился на землю и, сраженный невыносимой болью, зарыдал в голос.

38

Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было.

Екклесиаст 3-15

Пиб просидел на скалах три дня и три ночи.

Три дня и три ночи он не спал, не ел, не пил. Захлестнутый мыслями, воспоминаниями. Глаза его то и дело наполнялись тяжелыми жгучими слезами, и он плакал часами. С вершины избранной им горы открывался изумительный вид на океан зеленых застывших волн – холмов, которые окружали далекий корабль Пиатры, запутавшийся в сети дорог. Пистолет лежал между его скрещенными ногами.

Он много раз проходил заново маршрут своей жизни. Жизни такой короткой и уже столь долгой. Жизни, которую озарила Стеф. Больше чем ангел-хранитель. Сестра, возлюбленная, мать. Она не смогла нанести последний удар и выбрала его, чтобы он сделал это вместо нее. Была ли она дочерью того Николае Димитреску, о котором говорил архангел? В сущности, это не имело никакого значения. Всего лишь звено в бесконечной цепи злобы, страха, страдания и ненависти. Смерть архангела изменит облик мира, как утверждал Майк: каждый вздох, каждый жест, каждая мысль, каждое деяние будет служить преображению Земли, которая уподобится грезам тех, кто живет на ней. Не было ни первого дня, ни второго, ни третьего, не было ни акта творения, ни большого взрыва, Крон не пожирал своих детей, вселенная возродится нетленной в умах людей.

Стеф научила его угадывать суть за видимостью. Созерцать вечность. Прекраснейший из даров. Она не умерла, ведь рождение и смерть всего лишь сон, но ее уход оставил в его душе пустоту, которую нелегко будет заполнить. Он будет жить с ощущением потери, неразлучной со страданием. Как и другим, ему придется вкусить их, эти горькие плоды земного Эдема.

Папа, мама, Мари-Анн, школьные товарищи, Соль, Гоги, беженцы-усамы на траулере, архангел Михаил – все были сном.

Плато, горы, солнце, облака, светлое пятно Пиатры, полыхающая в огне и захлебывающаяся кровью Европа – всего лишь сон.

Стеф была сном.

И он сам – не более чем сон.

– Твоя ехать куда, паренек?

Жесткие волосы, мохнатые брови и усы, добродушная улыбка, крутые волосатые плечи, засаленная майка, свисающий над брючным ремнем живот. Шофер говорил с ним на ломаном языке, попробовав сначала английский и перейдя затем на французский.

– На фронт.

– Твоя молодая для солдата…

– Я не солдат.

– А…

Шофер включил зажигание, нажал на педаль, тяжелый грузовик двинулся по горной дороге, такой узкой, что, казалось, громадному кузову по ней не пройти.

– Архангел Михаил померла, твоя знать?

Пиб скривил губы в знак подтверждения и откинулся на спинку сиденья.

– Восстать на фронте, в бункер архангела, везде в стране. Новое европейское правительство создать. Люди говорить, война скоро конец, кошмар конец. Твоя откуда?

– Из Франции.

– А, Франция. Моя быть в Париже до войны. Любить там женщина. Твоя что делать на фронте?

– Перейти на другую сторону.

– К усама?

В вопросе шофера не было ни презрения, ни ненависти, только доброжелательное любопытство.

– Нет, но с тех пор как о них говорят, боятся их и сражаются с ними, мне очень хочется понять, кто они.

Грузовик трясет, дорога большей частью разбита. Шофер бросает на Пиба быстрый взгляд.

– Твоя не иметь семьи, родителей? Зачем надо понять усама?

– Чтобы глубже изучить сердце человеческое.

Шофер с серьезным видом качает головой, затем, покоренный заразительной безмятежностью своего пассажира, перед опасным спуском начинает что-то напевать на родном языке.