Текст книги "Жокей в маске"

Глава 17
НА ИППОДРОМЕ

Была уже вторая половина дня, но на ипподроме еще оставалось много людей. По давней традиции светские дамы назначали своим поклонникам свидания возле весовой, и сейчас здесь царило оживление. В глазах рябило от изящных шляпок с цветами и перьями и дорогих мехов. Среди женского великолепия встречались изысканно одетые мужчины, большей частью в цилиндрах.

Сегодня выдался день, когда удача сопутствовала как игрокам, так и владельцам лошадей. Никаких особенных неожиданностей не произошло, все призовые места взяли фавориты. Другое дело, что фаворитов в каждом заезде было по двое, а то и по трое – лошади оказались одна другой лучше. Многие игроки сумели на этом солидно заработать. На ипподроме царила атмосфера благодушия. Везде виднелись довольные лица – начиная от весовой и кончая газонами, на которых толпилось множество зевак.

Ждали четвертого заезда. Один за другим на табло появлялись номера лошадей и их жокеев. Цифрами обозначался вес участников соревнований, а также номера, которые они вытянули при жеребьевке.

Наконец наступило время делать ставки, и публика бросилась к окошечкам касс. Все стремились поскорее обменять деньги на разноцветные билетики, надеясь сорвать куш.

В очередном заезде участвовало одиннадцать лошадей – все, как одна, благородных кровей. Публика ждала захватывающего зрелища. Знатоки тоже были в нетерпении, так как трехлетки, заявленные в программе, еще ни разу не участвовали в больших скачках. Несмотря на это, в группе уже определилось несколько фаворитов – ведь настоящие игроки никогда не ставят на «темных лошадок». За каждой стоящей лошадью следят, пока она еще тренируется в конюшне. Настоящего рысака скрыть так же трудно, как заглушить бой часов на Нотр-Дам. Расспрашивают тренеров, подкупают конюхов, и правда все равно выползает наружу.

Итак, было известно, что среди лошадей, участвующих в заезде, есть, по меньшей мере, четыре фаворита в стипль-чезе – скачке с препятствиями. Но, конечно, точно победителя назвать не мог никто. Лошади выглядели достойными друг друга.

Вот почему интерес к заезду был огромен.

Хорошенькая молодая женщина, опирающаяся на руку пожилого мужчины, предложила поставить несколько луидоров. Тот с готовностью согласился, и они направились к окошечку, в котором принимались ставки не меньше двадцати франков. Любой знакомый признал бы в этой паре благородного Флориссана д'Оржеля и его новую подругу Жоржетту Симоно.

Внезапно Жоржетта резко остановилась и побледнела. Флориссан проследил за ее взглядом, и на лице его отразилось беспокойство. Он увидел мужчину, с трудом пробирающегося сквозь толпу. Словно почувствовав, что его разглядывают, тот немедленно скрылся за спинами игроков.

– Жюв! – чуть слышно прошептала про себя молодая женщина.

И она бы немало удивилась, если бы узнала, что ее спутник мысленно произнес это же имя…

Оба они не ошиблись. Это действительно был знаменитый полицейский.

Испугавшись своей реакции, Жоржетта искоса взглянула на Флориссана. Тот казался совершенно невозмутимым. Женщина облегченно вздохнула. С тех пор как старик подарил ей особняк на улице Лало, он был с ней чрезвычайно любезен и даже нежен, но никогда не заговаривал о ее прошлом. Порой Жоржетту поражала и даже обижала его выдержка, но в глубине души она чувствовала облегчение.

С другой стороны, так не могло продолжаться вечно. Женщина понимала, что даже если Флориссан и в дальнейшем будет воздерживаться от вопросов, ей самой придется начать разговор. Хотя бы потому, что рано или поздно возникнет разговор о ее планах на будущее. А будущее, увы, всегда неразрывно связано с прошлым…

В любом случае, сейчас Жоржетта была рада, что ей удалось скрыть от своего спутника то, что она узнала в одном из игроков инспектора Службы безопасности. Ей вовсе не хотелось рассказывать об одном из тех людей, которые допрашивали ее в тюрьме. Но почему Жюва узнал и Флориссан? Почему на его лице появилось такое странное выражение?

Конечно, имя знаменитого инспектора было известно доброй половине Парижа. Но только имя. В отличие от политиков, которые так часто выступают в публичных местах, что хочется больше никогда их не видеть, оперативные работники своей внешности не афишируют и стараются поменьше появляться на улицах. И то, что Флориссан д'Оржель с первого взгляда узнал полицейского в толпе, было, по меньшей мере, странно…

Этой странности Жоржетта не заметила. Спутник мягко потянул ее за руку и увлек в сторону, противоположную той, куда скрылся инспектор.

И вдруг, как назло, впереди снова мелькнула ладная фигура Жюва. На этот раз Флориссан д'Оржель вздрогнул и не смог этого скрыть.

– Как? – удивленно спросила Жоржетта. – Вы знаете этого человека?

Флориссан добродушно улыбнулся:

– Как-то мне его случайно показали. Великий Жюв, борец с Фантомасом!

Но Жоржетта не отставала:

– Вы вздрогнули, мой друг! Вы не очень-то хотели его видеть.

Флориссан обнял свою подругу за талию и наклонился к ее уху:

– Вы правы, дорогая, я чуть вздрогнул. Но не потому, что не хотел его видеть. Вряд ли он знает, кто я такой. Но я не хотел, чтобы его видели вы! Ведь мне известно, в какой обстановке вам приходилось встречаться с этим человеком…

Он вздохнул:

– Увы, желал знаменитый Жюв того или нет, но он оказался непосредственным участником вашей трагедии. Не так ли?

– Да, – грустно откликнулась Жоржетта. – Это так…

«Вот он и пришел, этот разговор о прошлом», – подумала она. Флориссан, бережно взяв ее под руку, спросил:

– А что, дорогая, вы действительно хорошо знали беднягу Бодри?

– Да, – прошептала Жоржетта.

– Вы уверены? – улыбнулся Флориссан. – Многие люди сказали, что хорошо его знают, но все назвали разные имена. Зачем человеку столько личин? Это не кажется вам загадочным?

На глазах женщины выступили слезы.

«Ну зачем он спрашивает? – думала она. – Ведь все сам знает – и что Рене был моим любовником, и что Макс тоже… Одно нездоровое любопытство, желание заставить меня рассказывать интимные подробности! А может, он ревнует?»

Жоржетта почувствовала вдруг, что последняя мысль доставила ей неожиданное удовольствие. Ревнует – значит, любит! И, в конце концов, кому, как не ему, своему покровителю, ей следовало бы все рассказать! Он больше других имеет на это право. И Жоржетта решила быть искренней.

– Я знала его как Рене Бодри, – вздохнула она, – мне вполне хватало одного имени. Поверьте, я была просто поражена, узнав, что кто-то называл его иначе. И кем только его ни считали – и букмекером, и помощником ростовщика, а мой муж заявил, что чуть ли не каждый день сидел с ним в кафе. И только тогда я поняла, что, собственно, совсем не знаю этого человека. Возможно, у него было две, а то и три жизни, но меня он в них не посвящал.

– И вам совершенно не хочется узнать, кто его убил?

Жоржетта горестно вздохнула:

– Что я могу?..

И вдруг встрепенулась:

– А почему вас это так интересует?

Флориссан, видимо, почувствовал, что немного перегнул палку.

– Что вы, дорогая, я спросил только потому, что уж зашел об этом разговор. Простите, если мои вопросы вас задевают.

И он поспешил сменить тему:

– Кстати, Жоржетта, вы ведь хотели сделать ставку! Поторопитесь, заезд сейчас начнется. Смотрите, уже выводят лошадей!

Они подошли к окошку, и Жоржетта протянула деньги. В этот момент ее спутник вдруг наклонился к ней и негромко сказал:

– Дорогая, меня зовет приятель. Я найду вас на трибуне.

С этими словами он растворился в толпе.

Жоржетта так удивилась, что служащему пришлось высунуться из своего окошечка и дернуть ее за рукав, чтобы она услышала вопрос:

– На какой номер, мадам? И сколько?

– Два по двадцать на пятый номер, – совершенно машинально ответила женщина.

Расплатившись и положив билетики в сумочку, она отправилась на трибуну. Поведение Флориссана казалось ей странным. Какой еще приятель его позвал? Воспитанные люди так не поступают…

В это время с Жоржеттой поздоровался элегантно одетый мужчина.

– Здравствуйте, граф, – приветливо улыбнулась Жоржетта и протянула ему затянутую в перчатку руку.

Граф почтительно прикоснулся к ней губами.

– Посоветуете мне что-нибудь? – спросила женщина. – Кто фаворит сегодня?

Собеседник лукаво рассмеялся.

– Мне кажется, что вы уже выиграли, мадам, – произнес он. – Выиграли в самом трудном забеге, который только можно себе представить! Когда у женщины такой кавалер, как господин Флориссан д'Оржель, странно, что она еще помнит о лошадях.

Жоржетта смущенно потупилась. Мужчина поклонился и отошел.

Это был граф Мобан, с которым Жоржетта познакомилась неделю назад на скачках в Лоншан. Такие знакомства весьма льстили молодой женщине. Всю жизнь имевшая дело только с мелкими буржуа, она стала изредка посещать скачки после знакомства с Рене Бодри, да и то, если он давал ей пять франков на самое дешевое место. Зато теперь она вместе с Флориссаном бывала на ипподроме регулярно. Все, безусловно, считали ее любовницей старика, тем не менее, охотно приняли в свой круг. До определенной степени, конечно. Важнее всего были скачки.

Вот и сейчас граф Мобан покинул ее и направился к тотализатору. Причем, остановился он у окошечка, в котором принимались ставки не меньше, чем в пятьсот франков.

Народу тут почти не было. Лишь вокруг валялись разорванные билетики тех, кому не повезло. Граф склонился над окошком.

– Двести пятьдесят луи на номер девять! – крикнул кассир помощнику.

Он выдал графу билетики, и тот бережно положил их в бумажник. Прозвенел звонок. Это значило, что игрокам осталось две минуты, чтобы выбрать лошадь, потом же они не смогут выиграть ни сантима. После начала заезда ставки не принимаются. Кассир приготовился уже закрыть окошечко.

В это время какой-то мужчина метнулся к нему и протянул толстую пачку купюр.

– Десять тысяч франков! На номер девять! – просипел он, с трудом переводя дух.

Граф Мобан чуть не присвистнул. Кому это так полюбилась лошадка, на которую он ставит? Десять тысяч – не шутка! А между тем никто не может с точностью сказать, что номер девять выиграет. Знатоки говорят, что конкуренты очень сильны.

Мобан обернулся и увидел миллиардера Мэксона с пачкой билетиков по двадцать пять луи. Граф нахмурился и покачал головой.

– Опять вы! – процедил он сквозь зубы.

Мэксон вскинул брови:

– Что вы имеете в виду?

– А вы? – огрызнулся Мобан.

– Я говорю о ваших словах, – настаивал Мэксон. – Что это значит – опять вы?

Граф не отвечал. Повисло напряженное молчание. Заезд начался. Помещение тотализатора опустело, все поспешили на трибуны. И только Мобан с Мэксоном, стоя друг напротив друга, обменивались недружелюбными взглядами. В глазах Мобана светилась нескрываемая ярость, бритое же лицо миллиардера кривилось в надменной улыбке.

Наконец граф бросил перчатку.

– Довольно, Мэксон, – резко произнес он. – Пора нам уже объясниться. Почему вы поставили на ту же лошадь, что и я?

Мэксон осклабился.

– Вообще-то я не обязан отвечать вам, молодой человек, – протянул он, – но почему бы и нет. Это великолепный жеребец, зовут его Арлекин, я видел его на тренировке у Бриджа. И я знаю, что в конюшнях у Бриджа умеют выезжать лошадей!

– Однако публика, похоже, с вами не согласна! – прищурился граф. – Этот Арлекин совсем не фаворит. По-моему, только я на него и поставил. Причем, заметьте, за две минуты до заезда. И вдруг прибегаете вы, будто за вами черти гонятся, и ставите на эту лошадь такую сумму!

Мэксон снова оскорбительно улыбнулся:

– Действительно, я чуть не опоздал. А что до фаворитов… Этих коней еще никто толком не знает. Как и вы, я просто верю в удачу, вот и все!

– Не валяйте дурака, Мэксон! – процедил граф. – Давайте говорить откровенно. Минуту назад вы и не думали об Арлекине. Вы поставили на него потому, что это сделал я!

– Ну и что? – пожал плечами американец. – Хотя бы и так. Что я, не имею на это права? Может, у вас легкая рука.

Мобан побагровел.

– Бросьте это шутовство! Я требую от вас объяснений, почему вот уже восемь дней подряд вы следите за мной? Почему все время перебиваете мои ставки крупными суммами? Вы мне портите всю игру! Из-за вас я выигрываю меньше!

– Вот как? – невинно удивился Мэксон. – А я и не знал!

– Бросьте строить из себя шута! – с яростью прошипел граф. – Или вы зашли на ипподром случайно? Вам нужно объяснять, что если бы моя ставка оказалась единственной, то выдача была бы куда больше? Или вы позволяете себе надо мной издеваться? Являетесь и ставите Бог знает сколько!

Мэксон пожал плечами:

– Ну уж, Бог знает сколько! Всего десяток тысяч франков…

– Всего десяток тысяч! – взвился Мобан. – Экий пустячок! Если у вас столько денег, зачем вообще тогда играть на скачках? А я благодаря вам не получу суммы, которая мне необходима!

– Увы, дорогой граф, – вздохнул американец, – игра есть игра. Всякое случается. И приходится с этим мириться. Не можете же вы, в самом деле, мне мешать!

– Мешать играть? – уточнил граф.

– Именно.

Мобан провел рукой по волосам.

– Верно, – произнес он. – Помешать вам играть я не могу. Но я могу попросить вас быть порядочным человеком и не портить игру мне.

– Тотализатор принадлежит всем, – сухо ответил Мэксон. – Если вы хотите сохранить ваши ставки в тайне, договаривайтесь с букмекером.

Граф стиснул кулаки:

– Как же, договаривайтесь! Держу пари, вы с ними давно уже договорились. Как вы узнаете в последний момент, на какую лошадь я ставлю? Кто вам сообщает? И вообще, Мэксон, что вам надо? Какую цель вы преследуете?

Мэксон вдруг улыбнулся.

– А, собственно, что вы так разнервничались? – почти дружелюбно спросил он. – С чего вы взяли, что я хочу вас разорить? Пойдемте-ка лучше посмотрим, как проходит заезд.

И он увлек графа к трибунам.

Внизу, на дорожке, виднелась вереница лошадей, казавшаяся сверху тонкой цепочкой. С минуту Мэксон смотрел в свой лорнет, затем повернулся к Мобану и развел руками.

– Похоже, мы оба ошиблись с этим Арлекином. Выигрывает явно Мируар.

И, добродушно усмехнувшись, американец отошел. Мобан посмотрел ему вслед взглядом, полным ненависти, и процедил сквозь зубы:

– Все равно, так дальше продолжаться не может. Придется с этим покончить.

Позади трибун находится несколько комнатушек, как правило, пустующих. Некоторые из них предназначены для администрации, а в остальных находятся кладовки. В них хранятся флажки, вымпелы, доски для табло и другие необходимые атрибуты.

После заезда, когда толпа рукоплескала победившему Мируару, миллиардер Мэксон обогнул трибуны и постучал в одну из дверей. Ему открыли, и он вошел в тесную комнатенку, свет в которую проникал через единственное крошечное окошко. Клубы табачного дыма окончательно затрудняли видимость.

– Ну вы и накурили, – произнес Мэксон, кашляя и протирая глаза. – Не понимаю, как можно дышать таким воздухом.

– Ничего не поделаешь, мсье, – ответили ему. – Каморка-то размером с птичью клетку, и вентиляции никакой. К тому же запах табака только облагораживает эту жалкую конуру. Иначе в ней воняет плесенью.

– Уж лучше плесенью, – пробурчал некурящий Мэксон. – Ваш дым нисколько не лучше.

Из дыма возникла крепкая сухощавая фигура мужчины с бритым волевым лицом и седоватыми висками. Это был инспектор Жюв собственной персоной.

Прежде всего полицейский тщательно запер за Мэксоном дверь.

– Ну, как? – деловито спросил он.

Мэксон пожал плечами:

– Да никак. Поддался на вашу провокацию и просадил десять тысяч.

– Не расстраивайтесь, – улыбнулся Жюв. – Господь возвратит их вам сторицей.

– Не знаю, не знаю, – проворчал американец. – Пока он что-то не торопится. Эти скачки выкачивают из меня кучу денег!

– К делу, – мягко сказал инспектор.

– Хорошо, к делу, – согласился Мэксон. – Итак, вы просили меня делать глупейшие ставки только для того, чтобы сбить игру Мобану. Плевать на кошелек Мэксона, главное, чтобы Мобан не оказался в выигрыше! Не знаю, что у вас на уме, но таким образом ни он, ни я никогда много не выиграем!

Жюв усмехнулся. Его всегда забавляло, что именно богачи жалуются на то, что вот-вот разорятся. И чем больше у человека миллионов, тем горше он сокрушается.

– Я же вам говорил, господин Мэксон, – сказал вслух инспектор. – Выигрыш – дело десятое. Необходимо выяснить, какими деньгами располагает граф и каков источник его доходов. В общем, главное для меня – опустошить карманы Мобана. Голод гонит волка из лесу, как говорит пословица. Уверен, что как только у графа не останется ни франка, я узнаю массу интересного.

Американец обиженно засопел.

– Между прочим, мсье, – заметил он, – я уже который день вам помогаю, трачу свои деньги, а вы даже не скажете мне, к чему все это. Что такого интересного вы хотите узнать у графа?

Жюв положил руку ему на плечо.

– Ну я же вам уже объяснял. Поймите, я вполне вам доверяю и говорю с вами совершенно откровенно, но, видит Бог, я и сам немного знаю. Просто на ипподромах, в конюшнях, вокруг тотализаторов происходят какие-то странные вещи…

Он помолчал.

– Все началось с убийства этого человека… Рене Бодри, или как его там. У него, как минимум, четыре имени. Его повесили в Сен-Жерменском лесу. Как выяснилось, он имел прямое отношение к скачкам. Затем – непонятная кончина папаши Фабера, который тоже возился с лошадками. У меня нет почти никаких сомнений, что его смерть связана с убийством Бодри.

– А почему? – спросил американец.

Жюв махнул рукой:

– Долго объяснять, господин Мэксон. Тут много разных нюансов. Ну, например, несколько известных бандитов регулярно стали посещать ипподромы. Раньше такого за ними не наблюдалось, они предпочитали карты. Это все матерые преступники, мне неоднократно приходилось сажать их за решетку. Но самые гнусные преступления, как правило, сходили им с рук. И все потому, что они работали на одно лицо. Не догадываетесь, кого я имею в виду?

Губы Мэксона дрогнули:

– Фантомас?

– Именно он.

– И вы думаете, что сейчас тоже?..

Мэксон не договорил. Жюв медленно кивнул, на скулах его выступили желваки.

– Похоже, что да. Слишком много непонятного, слишком много людей вольно или невольно оказываются втянутыми в чью-то дьявольскую игру. Вы мне нужны, Мэксон. У вас есть деньги и положение в обществе. Вы можете очень помочь…

– Но при чем здесь Мобан?

– Если б я знал! Но он ведет себя подозрительно, а интуиция редко меня подводит. Этот молодой человек еще принесет нам неожиданности.

Инспектор помолчал, полуприкрыв глаза, потом вдруг спросил:

– А что вы думаете о Бридже?

– Тренере?

– Ну да.

Мэксон потер переносицу:

– Ну… У него приличные конюшни, хорошие лошади, и выездка неплохая… А что?

– Ничего. Просто я знаю о нем побольше.

– Что-то должно произойти?

Жюв загадочно улыбнулся:

– Увидите, дружище. Все скоро увидите. Извините, точно ничего не могу вам сказать. Обещаю одно – скоро я прекращу это копошение вокруг конюшен, и кое-кому придется объяснять свои поступки. И, кто знает, может, среди них окажется и Фантомас…

В десять часов вечера гостиная жокей-клуба была ярко освещена. Члены аристократического кружка что-то с озабоченным видом обсуждали.

Речь шла о приближающемся важном событии – выборах президента клуба. Сегодня составлялся список кандидатов. Конечно, в широких кругах были известны имена претендентов на высокое звание, однако, официально еще никто не зарегистрировался. Этот вопрос предстояло решать скорее.

Секретарь принес бумагу, перо и чернильницу и положил их на круглый столик. Все кандидаты должны были сами внести в список свои фамилии.

В гостиной жокей-клуба стоял возбужденный гул, весьма неожиданный для этого чопорного заведения. Обычно сдержанные члены клуба вовсю обсуждали возможности претендентов. Наиболее опытные говорили в основном о двух кандидатурах, соответствовавших их придирчивым требованиям.

С одной стороны баррикады находился граф Мобан, потомственный аристократ, представитель наиболее консервативных кругов клуба. С другой стороны – американский миллиардер Мэксон, олицетворявший в глазах многих передовое мышление и деловую хватку. Знатоки предрекали отчаянную борьбу.

И тот, и другой кандидаты были достойнейшими членами жокей-клуба, горячими любителями скачек, много сделавшими для развития ипподромов. Шансы их были практически равны.

Наконец голоса разом стихли. Из разных дверей зала почти одновременно появились двое мужчин и направились к круглому столику, чтобы внести свои имена в список кандидатов в президенты. Оба остановились на равном расстоянии от секретаря, и тот поднялся, держа в руке перо. Тут его охватила растерянность – кому из них предложить расписаться первому? Оба они уважаемые люди, и так не хотелось кого-нибудь из них обижать! Пока секретарь вертел головой, словно буриданов осел, претенденты соизволили наконец заметить друг друга. Один из них поклонился.

– Граф Мобан! – воскликнул он с нескрываемой иронией.

Второй холодно поклонился.

– К вашим услугам, Мэксон, – ответил он с убийственной вежливостью. – Видимо, нашим дорогам суждено пересекаться вечно!

– На все воля Божья! Но на этот раз одному из нас придется уступить.

Мобан надменно вскинул голову:

– Что ж, увидим, кто это будет!

– Увидим, – согласился американец. – Пусть победит достойнейший.

Услышав этот разговор, бедный секретарь вконец растерялся. Благородные господа были явно не в восторге друг от друга. Кому же из них вручить перо? В конце концов молодой человек принял соломоново решение. Он опустил перо в чернильницу и скромно отошел в сторону.

Соперники поняли колебания секретаря правильно. Действительно, хотя оба они уже давно закончили играть в детские игры, каждый считал для себя вопросом престижа поставить свою подпись первым. В глубине души оба наивно полагали, что это даст им какие-то преимущества в борьбе за заветную должность. Короче, никто не желал уступать.

Найденное решение также можно назвать достойным знаменитого древнееврейского царя. Члены клуба, с любопытством наблюдавшие за действиями кандидатов, увидели, как оба достали самопишущие ручки и одновременно расписались в верхней части листа.

– Хорошее начало, – бросил кто-то.

В гостиной снова зашептались. Все повторяли чье-то выражение:

– Господа, так мы можем остаться без президента!