Текст книги "Жокей в маске"

Глава 13
ТАЙНА УЛИЦЫ ЛАЛО

В маленькой квартирке на улице Сен-Жермен Элен и Фандор были одни.

– Наконец-то я вижу вас! – воскликнул человек, влюбленно глядя на девушку. – Но, Боже мой, это оказалось не просто! Скажите, дорогая, почему вас целыми днями не бывает дома?

Элен молча опустила голову.

– Может, вы здесь не живете? – настаивал Фандор. – Просто выбрали эту квартиру для того, чтобы приглашать сюда меня? Но это так мучительно – никогда не знать, где вас можно найти!

Элен наконец подняла голову и поглядела Фандору в глаза:

– Вы мне не доверяете?

Журналист возмущенно взмахнул рукой.

– Что вы, дорогая, как можно! Я вас люблю, и уже одно это значит, что я не унижусь до подозрений. Мы столько страдали, столько перенесли вместе, что между нами не может быть недоверия!

Он помолчал и продолжил:

– Нет, Элен, меня беспокоит другое. Я… Я боюсь за вас.

Элен улыбнулась:

– Значит, Жером, мою жизнь вы считаете полной опасностей, а свою – спокойной и мирной? А ведь вы так же, как и я, похожи на путника, бредущего темной ночью по краю утеса.

– За себя я не боюсь, – отмахнулся Фандор. – Я всегда мог себя защитить и уверен, что справлюсь с этим и в будущем.

– Но почему вы так боитесь за меня? Разве я не проявляю осторожности?

– Дорогая, но вы женщина! Женщина, которую я люблю! И у меня сердце кровью обливается при мысли, что в нужную минуту меня может не оказаться рядом с вами.

Девушка благодарно опустила головку на плечо возлюбленного.

– Доверьтесь мне, – прошептала она. – Я уверена, что когда-нибудь мы еще будем счастливы. Только нужны мужество и терпение!

Высвободившись из объятий молодого человека, Элен поглядела на часики и вздохнула:

– Увы, мой друг, мне придется вас оставить. Мне пора.

Фандор схватил ее за руку:

– Уже? Но когда мы увидимся вновь?

– Не знаю… Завтра или послезавтра. Точнее я сказать не могу.

Несколько мгновений журналист молчал, потом медленно проговорил:

– Давайте будем откровенны. За всеми вашими внезапными исчезновениями должна скрываться какая-то серьезная причина. А изменились вы с того самого дня, когда был убит Рене Бодри.

– Возможно, – тихо ответила Элен. – Но вы должны признать, Жером, что с того дня вы тоже стали вести себя по-другому. Вы упрекаете меня за частые отлучки, но ведь и вас никогда невозможно застать! Вы хотите знать все обо мне, порой я думаю, что сами вы ведете двойную жизнь!

Репортер примиряюще улыбнулся.

– Хорошо, дорогая, не будем настаивать, – сказал он, обнимая девушку. – Конечно, вы вольны поступать так, как сочтете нужным. А что до меня… Вести самостоятельные расследования – моя профессия. А когда становишься сыщиком, у тебя поневоле появляются тайны. К тому же за всем этим мне мерещится Фантомас…

Элен медленно кивнула:

– Мне тоже…

– Вот как? – вскинул голову журналист. – Вам что-то известно?

Девушка покачала головой:

– Увы, почти ничего. Но у этого покойного… у него было столько имен, столько самых разных знакомых… Я пытаюсь познакомиться с некоторыми из них. Но для этого мне приходится принимать такие меры предосторожности, что даже вам, Жером, я не могу открыться. Не пытайтесь меня расспрашивать. Настанет время, и я сама вам все расскажу.

Фандор открыл уже рот, чтобы протестовать, но Элен повелительно подняла руку:

– Не надо больше слов, Жером! Доверьтесь мне, и закончим на этом.

А что же Жоржетта Симоно? Как сложилась ее судьба после того, как она встретилась на бульваре Мальзерб с пожилым красивым мужчиной, назвавшимся Флориссаном д'Оржель?

Мужчина не считал нужным скрывать своих намерений. У него есть прекрасная шкатулка, и он хотел бы украсить ее не уступающей по красоте жемчужиной. Шкатулкой был шикарный особняк на улице Лало, а жемчужиной – сама Жоржетта. Чтобы не быть голословным, Флориссан предложил немедленно взглянуть на особняк.

О, мсье д'Оржель выбрал подходящее время, чтобы заполучить свою «жемчужину». Именно сейчас, когда Жоржетта Симоно переживала самые тяжелые дни в своей жизни, ей как нельзя кстати пришелся щедрый подарок. Ее именем запестрели все газеты; за считанные часы подробности ее личной жизни стали известны всему Парижу; ее называли «роковой женщиной», «женщиной, приносящей гибель», а один журналист окрестил бедняжку «женщиной-вамп с улицы Батиньоль», красочно описав ее пыл и необузданность в любовных утехах. Газеты настойчиво убеждали читателей, что именно Жоржетта стала причиной смерти несчастного Рене Бодри, которого прикончил или ее муж, или отвергнутый любовник.

«Как жить теперь?» – думала Жоржетта. Весь ее уютный буржуазный мирок разлетелся вдребезги. Ее муж вынужден жить в одной квартире с ее любовником, а сама она осталась без малейшей поддержки, вынужденная сносить брань и оскорбления соседских кумушек. И даже если все это наконец кончится, если выяснится, что она не причастна к убийству, то сможет ли Поль Симоно по-прежнему жить с женщиной, по вине которой он лишился своего доброго имени?

А она сама? Сможет ли она жить с этим человеком? Настала пора сказать себе правду – Жоржетта была давно уже сыта по горло своим мужем. Пусть он добропорядочный, добрый, скромный, пусть он тысячу раз достойный человек, но разве он когда-нибудь понимал ее? Разве он когда-нибудь пытался это сделать?!

Жоржетта уже сама не понимала, как она могла годами влачить такое жалкое существование. Ей хотелось изменить все – обстановку, друзей, образ жизни, что называется, «сменить кожу». Да, она завела себе любовника, потом еще одного. Но кто вправе осудить ее? Только тот, кто не проводил множество вечеров подряд на улице Батиньоль, слушая бесконечно нудные рассказы неопрятного толстяка об очередном биржевом курсе. Как быть, если ты знаешь, что твой кругозор шире и способность чувствовать у тебя во сто крат больше, чем у этого человека?!

Да, Жоржетта психологически давно была готова к тому, чтобы стать чьей-нибудь содержанкой. Она с восторгом читала в газетах о молодых дамах полусвета, меняющих наряды, особняки и любовников. Разве они не были содержанками? И в то же время они пользовались известностью и всеобщим уважением.

Казалось бы, скандал, разгоревшийся после трагедии в Сен-Жермен, должен был навеки похоронить надежды на лучшее будущее. Да, она стала знаменитой, ее именем пестрят все газеты – но что с того? Ведь ни один писака не выразил сочувствия, не сказал о ней доброго слова!

Однако у каждой медали есть оборотная сторона, о которой Жоржетта совсем не думала. Ведь есть мужчины, для которых в высшей степени интересно познакомиться с такой женщиной – гонимой, романтичной, окутанной тайной.

И мужчина не замедлил появиться. Именно благодаря ему Жоржетта Симоно через три дня после освобождения из тюрьмы очутилась на улице Лало, в особняке, поражавшем воображение. Здесь было все, о чем только можно мечтать.

Флориссан д'Оржель оказался любезным кавалером и интересным человеком. Несмотря на седину, цвет лица у него был великолепный, а глаза светились умом и энергией. Да и голос был звонким, чистым и совсем молодым. Несколько удивляла его манера одеваться – так, словно он скрывал какой-то недостаток фигуры. Одежда ниспадала мягкими складками, и даже поля фетровой шляпы были значительно шире, чем у всех остальных. Его можно было принять за разбогатевшего художника.

Проведя Жоржетту по всему особняку, хозяин учтиво поклонился и сказал:

– Чувствуйте здесь себя, мадам, как дома. Это все ваше.

Он почтительно поцеловал руку своей гостье и добавил:

– У нас большая разница в годах, дитя мое. Поэтому не принимайте меня за молодого повесу. У каждого возраста свои удовольствия. Для меня наслаждение – видеть вас рядом, любоваться вашей красотой и исполнять любые ваши прихоти. Я буду нежен и заботлив, но постараюсь не переступать границ галантности. Помните – я люблю вас не ради себя, а ради вас самой.

Жоржетта скромно опустила глаза. Флориссан чуть заметно улыбнулся:

– Ну что ж, теперь я покажу вам поподробнее ваше новое жилище.

Он взял женщину под руку и провел по анфиладе комнат первого этажа.

– Здесь будут ваши апартаменты. Сам я живу наверху, на втором этаже. Но, случается, меня по нескольку дней не бывает. Так что вам не придется видеть меня слишком часто.

Жоржетта пыталась протестовать, но Флориссан поднял руку:

– Не спорьте, моя девочка. Я прожил достаточно и знаю, что молодым не вредно время от времени отдыхать от стариков.

Вскоре подали ужин, после которого д'Оржель вежливо пожелал Жоржетте приятных сновидений и удалился к себе.

Последующие несколько дней были похожи на первый. Флориссан, как и обещал, не выходил за рамки простой галантности, однако, в его поведении не было холодности. Он напоминал старого доброго друга, даже родственника. Любое желание Жоржетты тотчас выполнялось, любая прихоть удовлетворялась. По утрам в ее спальню вносили корзину цветов, что доставляло молодой женщине истинное наслаждение.

Постепенно Жоржетта начала чувствовать к этому странному человеку нечто, похожее на любовь. Несколько раз, просыпаясь в постели одна, она вздыхала:

– Как жаль, что он не испытывает ко мне ничего, кроме абстрактного уважения! Конечно, он не молод, но неужели ему не хочется…

Потом, подумав, она заканчивала:

– Впрочем, и в этом есть свои плюсы. По крайней мере, он мне не докучает и не обманывает меня. Это уже немало!

Так прошло несколько дней, прежде чем покой был в первый раз нарушен. В тот вечер за ужином, который, как всегда, был великолепен, Флориссан острил, рассказывал интересные истории, делал комплименты. Наконец, закончив ужин, он сказал:

– Ну, крошка, мне пора к себе. Возможно, я сегодня не буду ночевать.

И, заметив пробежавшую по лицу женщины тень грусти, добавил:

– Увы, девочка, ничего не попишешь. Не всегда делаешь то, что хочется!

Он по-отечески поцеловал Жоржетту в лоб и ушел. Женщина вернулась в свою спальню. Ложиться было еще рано, и она, усевшись в удобное кресло в будуаре, принялась мечтать.

И тут на лестнице послышался шум. Это не мог быть Флориссан – он спускался с другой стороны. Это также не мог быть слуга или толстая кухарка – их уже отпустили домой.

Жоржетта услышала, как входная дверь тихонько хлопнула. Из особняка кто-то вышел. Женщина подошла к окну и отодвинула занавеску. Она увидела стройную фигурку, быстро удаляющуюся по улице. Это была женщина и, без сомнения, молодая. Она была элегантно, со вкусом одета, на золотистых волосах сидела кокетливая шляпка.

Еще добрых полчаса пораженная Жоржетта сидела в своем будуаре, не зная, что и подумать. Как-то так получилось, что, живя со своим другом и покровителем под одной крышей, она практически ничего не знала о нем. В его апартаменты на втором этаже не допускались даже слуги, дверь туда всегда была закрыта на ключ. Иногда он не приходил ночевать, не объясняя причин. Даже Жоржетте…

– Может, у него есть любовница? – недоумевала женщина. – Но тогда зачем ему я? Впрочем… Будь у него любовница, объяснились бы некоторые непонятные вещи. Например, его странная холодность. Тогда… Нет, все равно ничего не понятно. Допустим, эта женщина – его возлюбленная. Так что же, спрашивается, поселив здесь меня, он хотел сделать ей приятное? Странная манера преподносить сюрпризы! И ведь он меня не прятал, скорее, наоборот. Все эти дни возил то на ипподром, то в модный ресторан, то в театр. Будто специально всем показывал!

Терзаясь сомнениями, Жоржетта всю ночь проворочалась без сна. Утром, за завтраком, она, не утерпев, спросила:

– Скажите, дорогой, а что за женщина выходила отсюда вчера вечером?

Жоржетта пыталась говорить как можно небрежнее, но чувствовала, что голос ее дрожит. Флориссан, однако, ответил вполне непринужденно:

– Эта молодая особа иногда заходит меня навестить. Я принимаю некоторое участие в ее судьбе.

Он поцеловал руку Жоржетты и добавил, нежно глядя ей в глаза:

– Не всем же быть такими счастливыми, как вы, дорогая! Вот я иногда тайком и помогаю этой девушке. Вы сердитесь?

– Что вы! – воскликнула Жоржетта. – Но эта женщина… Кто она? Расскажите мне о ней.

Д'Оржель покачал головой.

– Не стоит утомлять себя моими делами. Поговорим лучше о вас. Клянусь, вы – единственная, кто занимает мои мысли.

Скрепя сердце, Жоржетта не стала настаивать. Больше они к этой теме не возвращались.

Через несколько дней Жоржетта, направляясь к лестнице по галерее второго этажа, внезапно замерла. Она увидела, как впереди мелькнула чья-то тень, а через несколько секунд хлопнула дверь в курительную комнату первого этажа, которой пользовался только сам Флориссан д'Оржель. А силуэт, который Жоржетта успела разглядеть, был, несомненно, женский…

Взволнованная и обеспокоенная, Жоржетта двинулась по направлению к курительной, но на полдороге остановилась и задумалась. Стоит ли ей поступать подобным образом? В конце концов, она не хозяйка в этом доме, что бы там ни говорил Флориссан. Не разгневается ли он, узнав, что она пытается совать нос в его дела? Как бы она сама повела себя на его месте?

Колебания продолжались недолго. Как и у большинства легкомысленных женщин, любопытство Жоржетты оказалось сильнее здравомыслия.

«Флориссана нет дома, – подумала она. – Эта женщина тут одна, к тому же в его комнате. Почему она имеет больше прав, чем я?»

И, не колеблясь больше, она резко толкнула дверь в курительную.

Комната была освещена электрическими лампами. В их ярком свете Жоржетта увидела молодую женщину. Да, она была хороша собой. Чудесные синие глаза, белая кожа в обрамлении золотистых волос, которые украшала черная бархатная шляпка. Одета незнакомка была элегантно и просто.

Увидев Жоржетту, она встала, вежливо кивнула и молча уселась обратно в кресло. Жоржетта залилась румянцем, не зная, что сказать.

– Сидите, сидите, мадам, – пробормотала она и тут же выругала себя за глупость – незнакомка и так уже сидела.

Молчание затянулось. Жоржетта ничуть не сомневалась, что перед ней именно та самая женщина, которую она недавно видела вечером из окна. И, сказав ей «мадам», она сделала это не без умысла. Собеседница, видимо, поняла ее.

– Мадемуазель, – поправила она, улыбнувшись.

Жоржетта ждала имени, но гостья молчала. Прямой вопрос также остался без ответа.

– Ну что ж, тогда я представлюсь, – пожала плечами Жоржетта. – Меня зовут Жоржетта Симоно, я живу в этом особняке и… в некотором роде его хозяйка.

– Я знаю, мадам, – спокойно ответила девушка. – И приношу вам свои поздравления. По всему видно, что у хозяйки этого особняка прекрасный вкус.

Жоржетта, которая за все время пребывания в доме даже не переставила с места на место статуэтки, вконец смешалась:

– Вы… Вы ждете господина Флориссана? – пролепетала она.

– Совершенно верно, мадам, – вежливо ответила гостья. – Если, конечно, я вам не мешаю.

Жоржетта глубоко вздохнула и наконец решилась:

– Вы мне не мешаете, мадемуазель, – начала она. – Но я хотела бы знать, в чем цель ваших визитов. Понимаете, вы приходите как бы ко мне домой, а я о вас ничего не знаю!

Слова эти дались Жоржетте с большим трудом. Хоть Флориссан и говорил ей не раз, что она хозяйка в особняке, тем не менее, она хорошо помнила, что по сути является тут лишь гостьей. Поэтому молчание незнакомки заставило ее совсем сникнуть.

– Я… – пробормотала она, – я не знаю, когда вернется мсье д'Оржель. Если у вас что-то срочное, вы можете сказать мне или оставить ему записку… Где-то тут были чернила…

Девушка улыбнулась:

– Я не тороплюсь, мадам.

Жоржетта была уже настолько растеряна, что думала только о том, как бы поскорее уйти. Она чувствовала себя неловкой дурочкой. Ни на один из ее вопросов не было дано ответа и теперь она решительно не знала, что делать.

Некоторое время Жоржетта стояла в дверях, чувствуя, как положение становится все более неловким, потом неуклюже кивнула и вышла. Добравшись до своей спальни, она упала в кресло, кусая губы и с трудом сдерживая слезы. Нет, это не просто визит с просьбой о деньгах! Когда просят взаймы, так не говорят…

И тут ей вспомнилась одна деталь. Жоржетта вздрогнула… Ну, конечно… Глаза… Эти прекрасные глаза, взгляд которых так напоминал ласковый взор Флориссана! Так вот, в чем дело! Эта девушка – его родственница!

Сидя у себя в будуаре, Жоржетта тихонько плакала от обиды и бессилия, когда в дверь тихонько постучали.

– Войдите, – пробормотала женщина, торопливо вытирая лицо.

На пороге показался Флориссан д'Оржель.

– Господи! – изумленно сказал он. – Что могло так огорчить вас, чтобы слезы залили ваше прелестное личико?

Флориссан взял руку Жоржетты:

– Девочка моя, неужели причина ваших слез – я? Доверьте мне ваши невзгоды, и, видит Бог, я сделаю все, что в моих силах!

Жоржетта молча всхлипывала.

– Вам тяжело? Грустно? – допытывался д'Оржель. – Может, съездим в кабаре? Или вы предпочитаете поездку на автомобиле? Поверьте, любое ваше желание будет немедленно выполнено!

Все утешения были напрасны. Флориссан огорченно вздыхал, не зная, что делать. Жоржетта подняла голову и взглянула ему в глаза.

«Да-да, конечно, те же глаза… Ну что же я, дурочка, реву? Все очень просто. Эта девушка – его дочь. Почему бы ему не иметь дочери?» – подумала она и попыталась улыбнуться.

Жоржетта была близка к истине и в то же время бесконечно от нее далека. Если бы ей удалось проследить путь загадочной девушки вечером, когда ты вышла из особняка, то она бы увидела, как незнакомка, попетляв немного по улицам, вошла в дом на бульваре Сен-Жермен и поднялась на третий этаж. И случайно ли, что именно в эту квартиру частенько наведывался молодой влюбленный по имени Жером Фандор?

Итак, загадка разрешилась – загадочная посетительница особняка на улице Лало была Элен.

Глава 14
ТРЕНЕР БРИДЖ

– Скотт!

– Да, мсье.

– Поди-ка сюда, приятель.

– Я здесь, мсье.

Песок, которым был посыпан двор конюшни, носил отпечатки копыт – до восьми утра Бридж уже успел провести получасовую тренировку двухлеток. Теперь он расхаживал взад-вперед, постукивая стеком по голенищу. К нему подбежал Скотт. На конюхе были бриджи и полосатые гетры. Несмотря на холодный ветер, рубашка на груди была расстегнута.

– Ну как, целы? – спросил тренер.

Скотт улыбнулся:

– Вроде цел.

– Значит, лошадь вас не сбросила?

– Нет, хозяин. Хотя она здорово норовистая. Да еще и кусается.

– Что, вас покусала?

– Нет, хозяин.

– И даже ни разу не лягнула?

– Нет.

– Что ж, вы меня приятно удивляете, мой мальчик. Молодец.

Бридж смерил конюха одобрительным взглядом и прищелкнул языком:

– Недурно… А какой у вас вес?

Скотт снова улыбнулся:

– Я уже говорил, хозяин. Именно тот, что нужно!

– Вот как? – осклабился тренер. – Тогда прошу на взвешивание!

Скотт не заставил себя упрашивать. На его лице, носившем свежие следы йода, появилось выражение полного счастья. Столь странную окраску физиономии парень объяснял тем, что накануне испытывал страшную зубную боль, и, чтобы хоть немного унять ее, нарисовал на щеке йодную сетку.

Итак, сияя от радости, конюх направился за Бриджем. Его ликование можно было понять – еще бы, всего второй раз за время работы в конюшне увидеть хозяина, и уже такая удача! Ведь как ни крути, а тайная мечта каждого конюха – когда-нибудь стать жокеем.

Надо сказать, что с обязанностями конюха Скотт справлялся отменно. Его поставили ухаживать за самой норовистой кобылой в конюшне, к которой опасались приблизиться и многие бывалые ветераны. Новичку удалось найти общий язык с лошадью, и вот последовала награда – его приглашали на взвешивание.

Слова Скотта насчет его веса понравились Бриджу. Это был ответ истинного жокея. Настоящий жокей, считал Бридж, должен для пользы дела худеть и толстеть тогда, когда ему это понадобится. Нет ограничений, на которые бы жокей себя не обрек, чтобы однажды надеть шелковую шапочку, разноцветную куртку, узкие брюки и появиться на зеленом газоне в ожидании заезда.

С другой стороны, получить лицензию жокея, не зная лошадей досконально, невозможно. Поэтому все они проходят примерно одинаковый путь. Сначала это мальчишки, которым доверяют разравнивать песок во дворе и выносить навоз, затем – конюхи, но права носить жокейскую шапочку добиваются единицы. О некоторых мастерах ходят легенды.

– Помните Пьера Буа? – говорили старожилы конюшни. – Вот это был парень! Однажды у него оказалось лишних восемь кило, так он умудрился сбросить их за каких-нибудь пару недель!

– Не говори, приятель, – вторили ему другие ветераны. – Этот парень мог душу заложить дьяволу, только бы первым прийти к финишу!

Вот почему конюхи мечтательно вздыхают, проходя мимо весов. Встать на весы – это значит, что хозяин вас заметил, выделил среди других. Если вес подходящий, он допустит вас к участию в тренировках, а потом, быть может, и выпустит на ипподром. А это – предел мечтаний, переход в элиту, в высшую касту. Ведь конюх, хотя и ухаживает за лошадью, никуда от нее не отлучаясь, сесть на нее права не имеет. Это может сделать только наездник. Специальные жокеи-тренеры объезжают лошадей и тщательно готовят их к скачкам.

Жокеи, допущенные к заездам, вовсе не являются себе хозяевами, как кажется романтично настроенным новичкам. Каждый их шаг подчинен железной воле основного тренера. Перед скачками устраивается столько тренировок, что люди начинают действовать совершенно автоматически. И когда зрители рукоплещут, видя, как лошадь с блеском перемахивает через изгородь или берет водную преграду, то можно, не слишком погрешив против истины, сказать, что управляет животным хорошо отлаженная машина. Настоящие лошадники знают это, и все лавры, как правило, достаются тренеру.

Однако, успешно пройдя через этот этап, можно достигнуть главного – получить лицензию, стать настоящим, самостоятельным жокеем и выбирать тренеров, а то и вовсе отказаться от них и заботиться о себе самому.

Теперь можно представить себе радость Скотта. Всего девять дней работы в конюшне – и тренер приглашает его на весы. Есть от чего загордиться новичку. Товарищи помрут от зависти. Это соображение несколько притушило ликование. Того и гляди, еще бока намнут… Но радость пересилила. Намнут – и Бог с ним, за такое дело можно и потерпеть!

Мужчины подошли к весам. Для конюшни весы – это что-то вроде алтаря в церкви. Сколько блестящих побед не состоялось из-за того, что в последний момент жокей или лошадь оказались чуточку тяжелее, чем положено!

– Вперед! – приказал Бридж.

Дрожа от волнения, Скотт встал на весы. Тренер поманипулировал противовесом и нахмурился.

– Да-а, брат, – протянул он. – Ты, однако, тяжелехонек. Сбросить надо целых одиннадцать килограммов. Вряд ли ты на это способен. А жаль.

Скотт потер лоб:

– Одиннадцать килограммов… А за какое время я должен их сбросить?

– Ишь, какой настырный, – усмехнулся Бридж. – Ну, скажем, за два месяца.

– В таком случае, это мне по силам, – решительно заявил Скотт. – За четыре недели я могу сбросить двенадцать кило.

Брови тренера поползли вверх. Он не сомневался, что многие конюхи приложат все усилия для исполнения своего заветного желания, но при этом каждый все-таки осознает свои реальные возможности. Этот же парень – либо дурак, либо наглый врун. Двенадцать килограммов за четыре недели! Да такое еще никому не удавалось! Соображает этот мальчишка, что он говорит?

– Если ты через четыре недели сбросишь дюжину килограммов, то, конечно, сядешь на лошадь, – процедил Бридж. – Да только, боюсь, тут же полетишь с нее вниз головой, если раньше не умрешь от истощения. И на могиле тебе поставят конный памятник.

Скотт улыбнулся.

– Конный памятник – это хорошо, – сказал он. – Но зачем же так скоро? Я пока не собираюсь умирать. Просто через четыре недели я буду весить столько, сколько нужно, вот и все.

И он подробно описал режим, которого будет придерживаться, и систему упражнений, призванную помочь ему войти в форму.

– О'кей, о'кей, – проворчал Бридж. – Звучит толково. Не думаю, правда, что нормальный человек выдержит такой режим, но если хочешь, попробуй. Если тебе это удастся, я посажу тебя на такую лошадь, на которой можно только побеждать!

Он подумал и повторил:

– Да, только побеждать…

Страсть Бриджа к скачкам удивляла многих. Он весь преображался, говоря о лошадях, как будто занимался ими всю жизнь. Но было известно, что интерес к ним проснулся у Бриджа сравнительно недавно.

Тренер положил руку на плечо Скотта: – Ладно, парень, посмотрим, на что ты способен. Больше можешь не возиться с этой злющей кобылой. Будешь присматривать за лучшей лошадью моей конюшни. Пойдем, покажу тебе ее.

Они пошли к стойлу, стоящему особняком, за отдельной оградой. Здесь Бридж держал лошадей самых ценных пород, настоящих жемчужин, победительниц многих скачек и обладательниц бесчисленных призов.

– Чистокровка? – заинтересованно спросил Скотт.

Бридж кивнул:

– Настоящая лошадка.

Он воодушевился:

– О такой можно только мечтать. Голова прекрасно посажена, мощная грудь, высокий круп… Не лошадь, а сказка! Впрочем, что зря трачу слова! Сейчас сам все увидишь.

Скотт нетерпеливо прибавил шаг. Он слышал, что три дня назад в Мезон-Лафит привезли нового жеребца. Бридж доверил выгружать его своим лучшим работникам и лично наблюдал за ними. Сейчас, похоже, они направлялись именно к стойлу новичка. Судя по волнению хозяина, Скотт в самом деле должен был увидеть нечто выдающееся. И ему доверят ухаживать за этой чудо-лошадью! А если он выполнит свое обещание, то, может, сам будет и объезжать жеребца!

Тем временем они подошли к стойлу, оборудование которого обошлось так дорого, что конюхи между собой окрестили его бесценным. Бридж достал из кармана массивный ключ, похожий на те, которыми запирают сейфы, и открыл дверь.

– Сейчас увидишь, – повторил он.

То, что он увидел, поразило Скотта. Он даже не слышал, как хозяин говорил:

– Посмотри на круп! А бока? А взгляни, какой окрас!

Скотт не отвечал. Он просто стоял и смотрел. И вот это животное считается украшением конюшни, надеждой Бриджа на предстоящих скачках?

У лошади была низко посаженная голова, тощие ноги, худые бока с выпирающими ребрами. Беднягу вообще с трудом можно было назвать беговой лошадью. По крайней мере, в ней не чувствовалось благородных кровей. Даже хвост какой-то куцый. Бридж же смотрел на коня, как на любимое дитя.

– Вот, – говорил он с гордостью, – мое лучшее приобретение. Благодаря этой лошадке Большой приз будет наш. Или я съем собственный хлыст! Этот конь – второй Санси!

Скотт только головой крутил от изумления. Наконец, немного придя в себя, он зашел в стойло и потрепал животное по холке.

– Да-да, конечно, – произнес он без всякого воодушевления. – Хорошая лошадка…

«Второй Санси! – думал Скотт. – Похоже, старик рехнулся. Этой кляче давно пора на живодерню!»

Он вспомнил восторженные эпитеты, которыми знатоки скачек наделяли знаменитого Санси. О, вот это была лошадь! Точеные ноги, горящие глаза, нервно раздувающиеся ноздри – настоящая порода, настоящая кровь! А тут… Унылое животное с опущенной головой и потухшими глазами. Ее легче было представить запряженной в крестьянскую телегу, чем бегущей по ипподрому. А уж вообразить ее выигрывающей какой бы то ни было приз было вообще невозможно!

Нет, Скотт решительно не понимал восторга своего патрона. Беговая лошадь может быть не слишком красивой, но ее всегда отличают некая особая чуткость, напряженность, постоянная готовность к борьбе. Здесь же все это отсутствовало. Единственное, что могло быть общего у жеребца с легендарным Санси – это окрас. Серый в яблоках.

«Однако если для чистокровок такой окрас – редкость, – думал Скотт, – то таких, как эта, я мог бы набрать целый табун. Ее можно покрасить хоть в золотой цвет, вряд ли она побежит резвее. За что же хозяин платил такие деньги?»

Вслух же он спросил:

– Как его зовут?

– Каскадер, – довольно улыбнулся Бридж. – Отличное имя!

Он бросил на конюха быстрый взгляд:

– Подбери губы, Скотт! Если сбросишь вес, я посажу тебя на эту лошадь. И вы оба прославитесь, это я, Бридж, тебе гарантирую!

Скотт промолчал. Он задавал себе вопрос: стоило ли ему изнурять себя режимом ради сомнительного удовольствия прокатиться на заморенной кляче, которой никакой режим уже не поможет?

Как бы то ни было, с этого дня жизнь Скотта изменилась к лучшему. На зависть всей конюшне он был удостоен звания жокея-тренера – Бридж даже не стал дожидаться, пока он сбросит свои двенадцать килограммов! Вместо того, чтобы спать в общей комнате с остальными конюхами, Скотт ночевал теперь вместе с другим жокеем в узком пенале, громко именуемом спальней. По утрам он садился в седло немолодой кобылы, которая уже не выпускалась на скачки, но благодаря отменной выучке и ровному ходу использовалась для тренировки двухлеток.

Днем появлялся Бридж, и оба шли в стойло к Каскадеру. Скотт искренне старался разглядеть в жеребце те замечательные черты, которые так нахваливал его хозяин. Однако сколько парень ни пытался, он по-прежнему видел перед собой вялую, апатичную клячу, а не скаковую лошадь.

Что касается Бриджа, то он был в восторге. Он кормил жеребца из рук, говорил ему ласковые слова и даже приказал поставить в стойле походную кровать, чтобы после обеда иметь возможность подремать возле своего любимца.

Итак, Скотт выводил Каскадера из стойла, надевал сбрую и под наблюдением Бриджа водил по кругу мелкой рысью. Жеребец не выказывал особенных талантов, и Скотт диву давался, видя, как хозяин потирает руки и приговаривает:

– Ты еще увидишь его в деле, парень! Увидишь, как он берет препятствия! Это настоящая бесценная находка!

Скотт только головой крутил. Неужели какие-то феи надели на глаза хозяину волшебные очки? Ведь он – опытный лошадник, знает толк в чистокровках и вдруг всерьез восхищается скотиной, место которой на хоздворе! Поразительно…

Кстати сказать, все работники конюшни, которым довелось взглянуть на Каскадера, также недоумевали.

– Нет, из этой лошадки ничего не выйдет, – говорили они. – Возможно, она и не околеет до скачек в Отей, но уж точно переломает себе ноги перед первым препятствием.

Один Бридж был полон энтузиазма. Перечить ему, естественно, никто не смел.

«В конце концов, если хозяин малость свихнулся, – рассуждал про себя Скотт, – то это его личное дело. Не мне с ним спорить. Но если он окажется хоть наполовину прав, тогда… тогда я – последний идиот!»

Через несколько дней, около трех часов дня, Бридж спешил на деловое свидание. Перед отъездом он с удовлетворением констатировал, что Каскадер делает большие успехи. Это выглядело более чем странным, так как именно в этот день жеребец поранил ногу и теперь немного прихрамывал. Тем не менее, Бридж по-прежнему был полон энтузиазма.

– Все идет отлично, парень, – говорил он Скотту. – Скоро мы им всем покажем!